Текст книги "Сталин и «русский вопрос» в политической истории Советского Союза. 1931–1953 гг."

Показаниями многочисленных свидетелей – оперативных работников установлено, что Абакумову неоднократно докладывалось о моральном разложении Берия. Абакумов всегда с крайним раздражением реагировал на эти доклады, запрещая «собирать клеветнические сведения» о Берия. Вместе с тем доказано, что Абакумов использовал органы государственной безопасности для расправы над женщинами, отказавшимися сожительствовать с Берия, подвергая этих женщин заключению в лагери через Особое Совещание. Уже находясь под стражей, Абакумов не переставал возлагать свои надежды на помощь Берия.

Такова краткая характеристика теснейших связей, которые существовали между главарем разбойничьей шайки заговорщиков, врагом народа Берия и его ставленником Абакумовым, на которого возлагается непосредственная ответственность за фальсификацию так называемого «ленинградского дела». Приняв должность министра государственной безопасности СССР от одного из ближайших соучастников Берия – врага народа Меркулова, Абакумов в своей практической деятельности продолжал придерживаться тех же преступных приемов и методов, что и Берия, Меркулов, Кобулов. Это касается, в частности, одного из самых острых участков работы МГБ СССР – следствия по делам, расследованным следственной частью по особо важным делам центрального аппарата министерства. В этой следственной части должно было сосредотачиваться расследование дел, возбужденных по поводу наиболее опасных государственных преступлений. Фактически, как это сейчас установлено, Абакумов при содействии Берия обманывал директивные органы, ложно информируя о раскрытии не существующих в действительности заговоров или о государственных преступлениях, якобы совершенных такими лицами, которые в действительности ни в чем виновны не были. Так же как и для самого Берия, этот бессовестный и подлый обман служил вражеским целям Абакумова для расправы с невиновными людьми. Так, в течение ряда лет Абакумов незаконно содержал в заключении во внутренней тюрьме МГБ СССР ряд генералов Советской Армии, не совершивших никаких преступлений, но ложно обвиненных Абакумовым в измене Родине и других тягчайших преступлениях. Эти генералы были реабилитированы после разоблачения изменника Родине Берия и его клики. Так называемое «ленинградское дело» было лишь одним из ряда дел, сфальсифицированных Абакумовым и его соучастниками. Преступные методы следствия, примененные с целью фальсификации уголовного дела Абакумовым и его соучастниками, ничем не отличаются от преступных методов, применявшихся для этих же целей врагом народа Берия. Так же как и Берия, Абакумов добивался от ложно обвиненных в тягчайших государственных преступлениях людей сфальсифицированных, не соответствующих действительности «признаний» и самооговоров. С этой целью, по преступным указаниям Абакумова, следователи создавали для арестованных невыносимые условия, добиваясь, как они сами заявляли, «сломить волю», «подавить способность к сопротивлению» со стороны допрашиваемого, а фактически – заставить невиновного человека подписать сфальсифицированный протокол допроса. Среди подручных Абакумова были даже особые «специалисты» по составлению подобных «собственноручных» показаний и заявлений. Таковы были, например, Броверман, Шварцман, Комаров. Эти сообщники Абакумова, исходя из его преступных заданий, составляли проекты «собственноручных признательских показаний» и заявлений обвиняемых. Затем проекты корректировались Абакумовым и передавались следователям, заставлявшим арестованных переписывать от руки и подписывать вымышленные «признания». Разумеется, получить от невиновных людей не только ложные оговоры других лиц, но и ложные признания в собственной контрреволюционной деятельности было возможно только при помощи преступных методов воздействия на арестованных.

Я уже говорил, что так называемое «ленинградское дело» было лишь одним в числе ряда дел, сфальсифицированных Абакумовым и его соучастниками. Так, например, в апреле 1946 года, при непосредственном участии Абакумова, были сфальсифицированы следственные материалы по обвинению руководящих работников наркомата авиационной промышленности и военно-воздушных сил Советской Армии – Шахурина, Новикова, Шиманова и др. И в этом деле были сфальсифицированы «признательные заявления» арестованных. По этому поводу арестованный Броверман показал: «По поручению Абакумова я вместе с начальником секретариата Черновым и секретарем Абакумова Комаровым сфальсифицировал заявление арестованного Шиманова. Комаров заставил Шиманова переписать печатный текст сфабрикованного нами заявления от руки и, таким образом, получился подлинник заявления Шиманова, в точности совпадающий с печатным текстом. Снималась не копия с оригинала заявления Шиманова, а, наоборот, «подлинник» заявления Шиманова был скопирован Шимановым с текста, составленного нами по указанию Абакумова… Заявления от имени Шахурина и Новикова были сфальсифицированы таким же путем. Занимался этим делом начальник следственного отдела СМЕРШ Леонов и его заместитель Лихачев под непосредственным руководством Абакумова». Верховный Суд СССР полностью реабилитировал Шахурина, Новикова и других.

О том, при помощи каких методов вымогались показания от арестованных, свидетельствуют показания Закржевской. Но мы требовали такие показания в результате давления Абакумова. Аналогичными приемами вымогались ложные показания и от привлеченной к ответственности по этому делу бывшей заведующей отделом партийно-комсомольских и профсоюзных органов Ленинградского обкома КПСС Закржевской. Закржевская была арестована и заключена в тюрьму, будучи беременной. В результате условий, в которых она находилась в тюрьме, у Закржевской произошел выкидыш. Несмотря на крайне тяжелое физическое и психическое состояние, Закржевская подвергалась систематическим вызовам на ночные допросы, во время которых от нее требовали признаться в якобы совершенных ею контрреволюционных преступлениях, а также изобличить в этом других лиц. На очной ставке с Закржевской Комаров показал, что когда он впервые увидел Закржевскую на допросе, то обратил внимание на ее беременность и, приехав в министерство, доложил, что допросы беременной женщины производят ночью. Как показал Комаров: «Абакумов грубо обрезал меня, заявив: «Нашелся мне тоже защитник. Врач не запрещает, а ты определяешь возможности ее допроса. Не вмешивайся в это и занимайся своими делами». Закржевскую вызывали на допросы не только следователи, но и Абакумов, который требовал от нее ложных признаний о преступных связях с Кузнецовым. Через некоторое время Закржевской стали давать на подпись сфальсифицированные протоколы допросов. Доведенная до состояния морального и физического изнеможения, Закржевская подписала эти сфальсифицированные, лживые признания».

Михеев также подтвердил, что дал свои показания под воздействием незаконных методов следствия. Перед судебным процессом Комаров по заданию Абакумова производил специальную усиленную подготовку подсудимых и вовлек в это преступное дело следователей. Так, Турко по этому поводу показал: «Перед началом суда следователь Носов предупредил меня, чтобы я в суде показал все так, как записано в протоколах допроса. Он говорил, что вина моя небольшая и моя задача состоит в том, чтобы разоблачить подлость Кузнецова. Затем меня вызвал полковник Комаров и потребовал, чтобы я на суде повторил лишь то, что записано в протоколах допроса и с угрозой предупредил меня: «Суд идет и пройдет, а вы останетесь у нас». Я это понял так, что, если я в суде откажусь от показаний и расскажу о том, как со мной поступали на следствии, то меня снова будут бить… Накануне суда следователь Носов дал мне копию протокола моего допроса от 30 октября 1949 года и сказал, чтобы я хорошенько его прочел, запомнил и повторил на суде. Копию этого протокола я несколько раз прочел, зазубрил и повторил в суде. В перерывах судебного заседания ко мне приходили Комаров, Путинцев и Носов и говорили, что суду все ясно, что я должен на суде во всем признавать себя виновным и просить у суда пощады. Так я и сделал». Подобные же показания о подготовке к судебному процессу дали Закржевская и Михеев.

Бывший следователь МГБ Носов показал: «Подготовка обвиняемых к судебному процессу имела место, ведущая роль в этом принадлежала Комарову». Теперь ясно, почему Кузнецов, Попков, Вознесенский и другие признавали себя на суде виновными, и вряд ли кто-нибудь может поверить этим вынужденным «признаниям». Фальсификация дела по обвинению ряда ленинградских работников была установлена после разоблачения Центральным Комитетом партии и Советским правительством врага народа Берия.

Именно разоблачение Берия и его преступных связей с Абакумовым нацелило на детальную и тщательную проверку так называемого «ленинградского дела». В связи с делом Кузнецова, Попкова и других враг Абакумов и его сообщники подвергли репрессии свыше двухсот человек, часть как соучастников, а большинство как близких и дальних родственников осужденных, использовав для этой гнусной расправы Особое Совещание при МГБ СССР. В настоящее время подавляющее большинство этих так называемых «уголовных дел» пересмотрено и невинно осужденные освобождены и реабилитированы. В соответствии с решением ЦК пересматриваются остальные дела.

Фальсифицируя так называемое «ленинградское дело», совершая эту гнусную политическую провокацию, враг народа Абакумов, несомненно, стремился, представив себя разоблачителем несуществующего заговора, пробраться при помощи изменника Родины Берия к руководству в стране. Не случайно ближайшее окружение Абакумова распространяло слухи, что Абакумов скоро войдет в политбюро. Фальсифицируя уголовные дела о не существующих в действительности заговорах, учиняя расправу с невиновными людьми, Берия, Абакумов и другие предатели стремились посеять страх среди советских людей, подозрительность и недоверие друг к другу для того, чтобы в этой обстановке пробиться к власти для осуществления своих изменнических планов по свержению советского строя. Являясь агентом реакционных империалистических кругов, иуда Берия и его сообщники умышленно извратили известное положение, данное товарищем Сталиным на XVIII съезде партии, о том, что во второй фазе развития Советского государства острие разведки обращено не во внутрь страны, а вовне ее, против внешних врагов.

Покровительствуя иностранным шпионам, агентам американской и английской разведок, освобождая их от ответственности, Берия, Меркулов, Абакумов и другие предатели отвлекали внимание чекистского аппарата от борьбы с врагами, пытаясь поставить под подозрение честных советских людей. Именно с этой преступной целью враг народа Меркулов, выступая на совещании руководящего оперативного состава МГБ СССР, давал преступную установку о создании массовой сети агентуры, «пронизывающей все население СССР». Это выступление Меркулова имело место в 1943 году, когда советский народ мужественно, не жалея жизни и сил, защищал честь, свободу и независимость своей отчизны. В это время предатели Берия, Меркулов, Абакумов и другие пытались взять под подозрение советских людей. Однако, выступая на этом совещании, Меркулов ни слова не сказал о главной задаче нашей разведки в период Отечественной войны – борьбе с гитлеровской и иной вражеской агентурой. Центральный Комитет КПСС и Советское правительство пресекли вражескую деятельность Берия, Абакумова и других изменников Родине. Враги народа, враги Советского государства, пробираясь в те или иные звенья советского аппарата, всеми мерами пытались подорвать, нарушить социалистическую законность, чтобы создать обстановку, способствующую их подрывной деятельности. Совершенно законен вопрос – где же был прокурорский надзор за следствием в органах государственной безопасности?

Выступая здесь перед партийным активом, я должен прямо сказать, что, по существу, этого надзора не было. Преступники Берия, Меркулов, Абакумов и другие игнорировали прокурорский надзор, а руководители Прокуратуры СССР не нашли в себе мужества со всей остротой и партийной принципиальностью поставить перед Центральным Комитетом партии и Правительством вопрос о состоянии прокурорского надзора и извращениях в следствии в МГБ – МВД СССР. Сошлюсь на такой факт. За все время существования Прокуратуры СССР до последнего времени ни разу не проверялись прокурорским надзором Внутренняя и Лефортовская тюрьмы МГБ – МВД СССР, хотя именно в этих тюрьмах совершались преступления. Внутренняя и Лефортовская тюрьмы не проверялись по единственной причине: Берия, Меркулов, Абакумов запретили пускать туда прокуроров. Когда недавно представитель прокурорского надзора проверял Лефортовскую и Внутреннюю тюрьмы Комитета госбезопасности при Совете Министров, он зашел в камеру, где содержится арестованный Абакумов. На вопрос прокурора – не имеет ли Абакумов каких-либо жалоб на тюремный режим и условия содержания его под стражей, Абакумов заявил, что никогда не поверит тому, что прокурор смог посетить Внутреннюю тюрьму для производства проверки. Тогда представитель прокуратуры предложил Абакумову ознакомиться с его прокурорским удостоверением. На это Абакумов заявил: «Любое удостоверение можно сделать».

За крупные недостатки в прокурорском надзоре Центральным Комитетом партии снят с поста Генерального Прокурора СССР т. Сафонов, а дело о нем передано в Комитет Партийного Контроля. Решением Центрального Комитета партии упразднено Особое Совещание при МВД СССР и строго установлено, что уголовное наказание может быть назначено только по приговору суда и только за совершенное преступление.

Тов. Хрущев: Главное для них было – решать без следствия.

Тов. Руденко: Совершенно верно.

Тов. Хрущев: После смерти Сталина Берия хотел сохранить это.

Тов. Руденко: Центральный Комитет партии и Советское правительство приняли ряд мер, направленных к установлению неослабного и систематического контроля партийных организаций за деятельностью всех звеньев советского аппарата, в том числе органов государственной безопасности, за строгим соблюдением советской социалистической законности. Тем самым создана обстановка, при которой обречены на провал попытки любых авантюристических, карьеристских, враждебных нашему государству элементов использовать те или иные звенья советского государственного аппарата в своих преступных подрывных целях, против интересов народа. Особая роль в области осуществления неустанного государственного надзора за строгим соблюдением социалистической законности возлагается на советскую прокуратуру. Созданная в 1922 г. по инициативе великого основателя Советского государства В.И.Ленина, прокуратура является органом, осуществляющим высший надзор за точным исполнением законов всеми советскими учреждениями, должностными лицами, а также гражданами СССР. Работники прокуратуры делают все необходимые выводы из указаний Центрального Комитета партии о крутом подъеме прокурорского надзора за строгим и точным соблюдением законов в стране.

В обращении Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза ко всем избирателям, к рабочим и работницам, крестьянам и крестьянкам, к советской интеллигенции, к воинам Советской Армии и Военно-Морского флота говорится: «Партия ведет и будет вести непримиримую борьбу со всеми проявлениями бюрократизма и волокиты в отдельных звеньях советского аппарата, с фактами невнимательного, пренебрежительного отношения к нуждам и запросам трудящихся, будет неустанно укреплять социалистическую законность, ограждающую священные и незыблемые права граждан нашей Родины, записанные в Конституции СССР». Волей советского народа, волей партии стерты с лица земли изменник Родине Берия и другие злодеи. И подлых соучастников Берия, всех этих абакумовых, рюминых, комаровых постигнет суровая кара во имя торжества справедливости, во имя торжества социалистической законности. (Продолжительные аплодисменты.)

Из неправленой стенограммы выступления Н.С. Хрущева на собрании актива ленинградской партийной организации о постановлении ЦК КПСС по «ленинградскому делу»

7 мая 1954 г.

Теперь, товарищи, хочу ответить на некоторые вопросы. Спрашивают насчет «дела» врачей, а также о судьбе врача Тимашук, по письму которой началось это дело. Заявление Тимашук использовали провокаторы. Она не виновата, написала заявление из честных побуждений. Нельзя же за это человека наказывать. Она хороший врач, и она хотела хорошего. Дело врачей – это позорное дело, да и некоторые другие дела не лучше. Взять, к примеру, Виноградова. Это крупнейший профессор, он всех нас лечил до ареста и теперь, после такой неприятности, я с ним встречаюсь, он оказывает мне помощь в лечении, хотя я и редкий пациент, огорчаю врачей. (Бурные аплодисменты.) Во время съезда партии, когда я уже читал на него показания, он пришел меня лечить. Я ему верил. Но что я мог сделать как член Президиума ЦК? Нам рассылают показания, в которых говорится, что предъявляются такие-то обвинения. Человека арестовали. Потом он сам признался. А в чем? Есть анекдот, что он признался в том, что написал «Евгения Онегина». (Смех.) Это было точно таким признанием.

Думаю, что такие позорные «дела» больше не повторятся. Спрашивается, как могли возникнуть такие «дела», почему врагам удалось состряпать липовые дела и расправляться с честными людьми? Одной из причин является то, что враги партии и народа Берия и Абакумов втерлись в доверие к товарищу Сталину и, глубоко маскируясь, пытались использовать органы МВД – МГБ против партии и правительства. Это врагам часто удавалось потому, что в Президиуме ЦК, особенно в последнее время, не было должной коллегиальности.

Надо сказать, что основой возникновения этих позорных дел является возведение культа личности. Не все еще осознали, какое это зло для партии. Я говорю свое мнение и знаю мнение товарищей по Президиуму ЦК. Мы считаем, что во вред товарищу Сталину неимоверно был раздут культ личности товарища Сталина. Товарищ Сталин действительно является большим человеком, гениальным марксистом. Но даже таким людям нельзя давать таких прав, какими он пользовался. В результате этого мы имели «дело» врачей и «ленинградское дело». Товарищ Сталин вызывает Абакумова, дает ему указания, тот что-то докладывает. Никто из членов Президиума, кроме Берия, не имел права вызывать Абакумова или взять под сомнение то, что пишет Абакумов, взять под сомнение протоколы допросов, которые он представляет. Мы же не допрашивали преступников.

Здесь некоторые обвиняют т. Козлова и других. Если т. Козлов отвечает, то я в большей степени отвечаю за «ленинградское дело», чем Козлов.

Вы обвиняете Андрианова. У него были ошибки, но нельзя все свести к Андрианову. Нужно понять, что если бы он не стал выполнять указаний после решения о ленинградских руководителях, то его бы сняли, наказали и, может быть, исключили бы из партии. Ведь было записано, что они враги народа. Значит, надо было новому руководству делать из этого выводы и относиться к ним, как врагам, и делать соответствующие выводы к тем, кто с ними работал. Ведь нельзя же делать так, как ректор университета т. Александров. Что он здесь заявлял? Вот, говорит, Презент мне не нравится, приказали назначить на работу, но я не назначил и не буду назначать. Дорогой товарищ, за такое отношение вас можно исключить из партии, не за Презента, конечно, а за то, что не выполняете решения, не подчиняетесь государственной дисциплине.

Товарищи, если у нас не будет дисциплины, не будет партии (аплодисменты), не будет государства. (Аплодисменты.) Мы не можем так относиться, как т. Александров, который проявил полное непонимание партийной и государственной дисциплины. Вы выступили как анархист: «выбираю, что мне нравится, провожу, что нравится, а что не нравится – не провожу». За такие дела во время гражданской войны, во время Отечественной войны расстреливали. Вы это должны понять.

Некоторые товарищи начинают шарахаться в другую крайность, не понимают, в чем заключается коллегиальность и по каждому, даже пустячному вопросу требуют решения. Были заявления такого рода: «Вот он такой-сякой, позвонил мне по телефону и требует выполнить, а ведь решения нет, как же я буду выполнять». Если, товарищи, мы дойдем до такой глупости, то бюро обкома, горкома, райкома партии будут ходить с протоколами и упрашивать: смотрите – мы записываем коллегиально, видите – вот вам бумажка, решайте. Надо исправлять ошибки, но не терять при этом головы, проводить продуманно. Нужно учитывать обстановку, которая была в то время. Нужно учитывать, что было решение ЦК, был приговор, был суд здесь, в Ленинграде. Если бы я работал здесь, то думаю, что я меньше глупостей сделал бы, но я бы тоже поверил. (Аплодисменты.)

Конечно, надо иметь разум. Если бы т. Андрианов не был карьеристом, а более вдумчивым, более партийным, он мог бы не допустить этого дела. В последние годы товарищ Сталин в результате болезни часто менял свое мнение, у него часто менялись настроения. В поведении товарища Сталина в последнее время, вследствие высокого кровяного давления, появлялось немало странностей, чрезмерная подозрительность и раздражительность. Этим пользовались авантюристы типа Берия и Абакумова. Андрианов тоже писал гнусные записки, подливал горючее. Он также сыграл плохую роль в этом деле. Если бы он попытался трезво оценить обстановку и правильно доложить, то это «дело», может быть, и не возникло бы.

В связи с этим уместно вспомнить такой случай. В конце 1949 года товарищ Сталин предложил мне переехать на работу в Москву. Он тогда мне сказал: «Товарищ Хрущев, плохие у нас дела в Москве и Ленинграде. Очень озабочена партия. В Ленинграде провал, там оказались враги народа». Товарищ Сталин верил в то, что в Ленинграде орудовали враги. «В Московской организации Попов провалился, – говорил товарищ Сталин. – Смотрите, что он творил. Видимо, придется Вам перейти в Москву. Надо, чтобы Ленинградская и Московская организации были верной опорой партии. Вам придется перейти в Москву». Я говорю: «С большим удовольствием. 13 лет проработал на Украине, надо и честь знать». (Смех. Аплодисменты.)

Через некоторое время, после переезда в Москву, товарищ Сталин присылает мне анонимное заявление, написанное в адрес лично Сталина. В этом заявлении написано, что Попов является заговорщиком, что с ним в заговоре заодно некоторые секретари райкомов, называют фамилии, указывалось, что Попов готовит в Москве переворот с целью захвата власти. Стоило мне, прочитав это заявление, сказать товарищу Сталину, что заявление серьезное, надо проверить, сразу было б поручение Абакумову провести следствие и было бы новое дело. Но я, признаюсь, грешен, затянул ответ. Я считал, пусть переварится, уляжется у него, у товарища Сталина, впечатление от этого письма. Через некоторое время он спрашивает меня: «Я передавал письмо относительно Попова, как ваше мнение?» Я говорю: «Это больной какой-то написал. Разве можно поверить, что Попов готовит заговор, это чепуха!» – «А как секретари райкомов?» – спрашивает т. Сталин. – «Секретари райкомов есть хорошие, есть плохие». – «Значит, ничего нет?» – «Нет, – отвечаю, – я не верю. Попов дурак, но что он не заговорщик, в этом никакого сомнения нет». Больше к этому вопросу тов. Сталин не возвращался.

Думаю, что у товарища Сталина был разговор с т. Андриановым о бывших ленинградских руководителях. И если бы так поступил Андрианов, никакого бы дела не было. Это точно. Здесь могут сказать: значит, Андрианов является главным виновником. Думаю, что такого вывода нельзя делать. Андрианов, конечно, карьерист. Он видел, что у Сталина кипит, что у него возникают подозрения в результате доклада Абакумова. Андрианов вместо того, чтобы трезво оценить и взвесить ответственность за свои слова, начал подбрасывать горючего, начал подогревать. Он посылал немало гнусных записок, в этом он гнусный человек, оказался плохим коммунистом, хотя он и член Центрального Комитета партии. В этом его большая вина. Вы скажете, следует за это исключить Андрианова из партии и наказать его. Я думаю, что этого не следует делать. Если за ленинградские дела наказать Андрианова, то, ей-богу, вы скажете – вот нашли с кого спросить. Уж вы себя лучше накажите. Вы больше имели возможности подать свой голос. Надо небольшой холодный душ принять, спокойно оценить обстановку с тем, чтобы, исправляя ошибки и глупости, не допустить новых ошибок, новых перегибов.

Центральный Комитет партии принял свое решение. Но, товарищи, пусть каждый из нас соображает, анализирует, как его лучше выполнить, как лучше исправить ошибки. Нам нужно, чтобы каждый коммунист сделал правильные выводы из этого правильного решения, которое принято Центральным Комитетом в интересах партии, которое еще больше укрепляет Ленинградскую партийную организацию и партию в целом. (Аплодисменты.)

Пересматривая дела об исключенных из партии, надо эту работу проводить вдумчиво, чтобы принять правильное решение и восстановить тех, кто этого достоин. Приведу такой пример. В связи с ленинградским делом снят с работы и осужден Куприянов – бывший секретарь ЦК Карело-Финской республики. Узнав, что его арестовали по ленинградскому делу, я сказал т. Руденко: «Прошу пересмотреть дело Куприянова». Он через несколько дней говорит: «Надо подумать». – «Что же тут думать, – спрашиваю, – мне хорошо известно, что он арестован по ленинградскому делу». – «Верно, – говорит т. Руденко, – по ленинградскому делу, но он в лагере снюхался с преступниками, с белогвардейцами, он разговаривает там языком бандитов, белогвардейцев». Тов. Руденко правильно ставит вопрос. Если он быстро пошел на сговор с белогвардейцами, нашел общий язык с классовым врагом, то у него нутро гнилое. Его давно надо бы из ленинградского «дела» исключить, гнилой человек оказался. А разве других Куприяновых нет? Есть. И у вас они есть. Поэтому, товарищи, будьте осторожны. Большая ответственность лежит на всех нас.

Наша партия добилась больших побед, руководствуясь учением марксизма-ленинизма. Но нельзя успокаиваться, надо повышать ответственность всех коммунистов в борьбе за новые успехи в коммунистическом строительстве. Меня спрашивают, когда мы перестанем рассматривать анонимные письма. Мы их мало рассматриваем. Но другой раз на сотню анонимных писем бывает заявление, которое помогает разоблачать преступления. Бывает так, что у человека не хватает духа подписаться. Он воюет с безобразиями, напишет анонимное письмо, а вы формально, только на том основании, что оно не подписано, отбросите, а завтра выяснится, что это был серьезный сигнал для партии и государства. Надо с умом подходить. Нельзя допускать, чтобы по клеветническим, непроверенным письмам обвиняли честных работников. Я думаю, что коммунисты, которые не формально подходят, разберутся, где наносное, а где зерно правды.

Спрашивают: почему до настоящего времени органы МВД еще не на все участки, не ко всем делам допускают прокурора? Это неверно. Сейчас прокурор имеет право и должен контролировать все дела. Центральный Комитет партии придает большое значение укреплению советской законности и поднимает роль прокуратуры.

Товарищ спрашивает: как расценивать поступки коммунистов Попкова, Вознесенского и других, которые подписали вымышленные сфальсифицированные документы. Не является ли это малодушием? Об этом, товарищи, сейчас нам трудно судить. Вы слышали то, что говорил прокурор. Условия были адские, и, может быть, человек был доведен до такого состояния, что думал, пусть лучше расстреляют, поэтому и наговорил на себя. Конечно, с точки зрения партийной морали они поступили неправильно. Есть и стойкие коммунисты. Возьмите, например, Кедрова. Вы читали обвинительное заключение. Старый большевик, член партии с 1903 года. Как его ни били, расстреляли его, но он ложных показаний на себя не дал. Но такой характер, как Кедров, не каждый имеет.

Спрашивают: когда будет объявлено решение о Сталинских премиях? На это дам самый мудрый ответ: когда все будет готово, тогда и будет объявлено.

Есть записка, в которой товарищ предлагает разобраться в делах 1937–38 гг., когда происходило избиение кадров. Недавно ЦК создал комиссию для рассмотрения этих дел. Мы знаем, что в те годы пострадали некоторые работники незаслуженно и есть люди, которые достойны, чтобы их дела пересмотрели. Комиссия рассмотрит. Но это большая и сложная работа. Некоторых лиц уже освободили. Месяц тому назад освободили Снегова, члена партии с 1917 г., который работал заворгом Мариупольского окружкома. Он просидел 16 лет. Он прислал в ЦК письмо, просил у меня приема, и я беседовал с ним. Он мне рассказывал, что его судили пять раз. Он вынужден был дать на себя показания во вредительстве. Он признался, что написал вредительскую книжку. Я, говорит, это сделал для того, чтобы скорее мое дело попало в суд. Когда предъявили в суде обвинение на основании его признаний, он обратился к судьям и сказал: возьмите эту книжку и прочтите, я за каждую букву и запятую ручаюсь. После этого решили передать дело на доследование и так передавали на доследование пять раз. Осудили его напрасно. Видимо, не один Снегов такой, есть и другие.

Есть такая записка: «Серов долгое время работал вместе с Берия, Кобуловым и другими, неужто он не знал, как коммунист, о всех этих методах, а если не знал, то как же это он не знал». Если товарищ написал, значит, над этим вопросом задумываются. Центральный Комитет партии верит т. Серову, и поэтому его назначили на такой ответственный пост. Что Серов знал и чего он не знал, я отвечать за Серова не буду. Но у нас нет никаких данных к тому, чтобы не доверять т. Серову. Нельзя придерживаться такого принципа, что если человек работал в органах МВД во времена Берия и Абакумова, значит, ему уже нельзя доверять. Это как раз то, что вы сегодня в своих выступлениях осуждали, что осуждает наша партия. Как же можно так подходить к людям? Ведь если так рассуждать, значит, можно прийти к полному абсурду и говорить, что Хрущеву, Маленкову, Молотову, Булганину тоже нельзя верить, потому что мы работали с Берия много лет. Судить о людях по такому принципу – это значит скатиться на весьма вредный и опасный путь, который вы справедливо осуждаете в своих выступлениях и за что вы критиковали руководителей Ленинградской организации.

Должен сказать, что мы решили в Президиуме ЦК партии созвать совещание работников МГБ и на этом совещании хорошенько поговорить об улучшении работы. Я считаю, что сейчас очень ответственный политический момент, и такое неуважительное отношение к органам нашей разведки не способствует улучшению их работы, а, наоборот, расстраивает работу этих органов. А кому это выгодно? Это выгодно только нашим врагам, всем разведкам, кроме нашей. Дезориентировать разведку Советского Союза – это значит облегчить работу разведки вражеских стран, ослаблять работу нашей советской разведки. Мы не можем допускать такого нетерпимого положения. Поэтому надо наводить необходимый порядок в этом деле. Такой порядок мы наведем. Но надо помнить, что органы нашей разведки необходимо хорошенько поддержать, чтобы советская разведка работала лучше, чтобы она с большей энергией действовала против врагов нашего государства, чтобы советские люди знали, что нам не грозит то, что в работе нашей разведки будут провалы. Поэтому, товарищи, мы поддерживаем и будем поддерживать нашу советскую разведку и органы государственной безопасности, будем доверять им и постоянно их укреплять и всем это советуем делать. Кому не доверяете – снимайте, но раз назначили человека на ответственный пост, то поддержите его, помогайте ему, не дергайте, дайте спокойно, с пользой для дела, работать. Тогда будет польза. Работа с кадрами, с людьми – это очень серьезный вопрос, в котором нельзя допускать перегибов.