Текст книги "Сталин и «русский вопрос» в политической истории Советского Союза. 1931–1953 гг."

«Русский вопрос» становится «советским»

Вот только самого-то Сталина в истории с «ленинградцами» интересовало совершенно иное, а именно, выражаясь современным политическим языком, какой политический дискурс будет в большей степени способствовать (если не сказать больше – гарантировать) укреплению созданного им, Сталиным, политического режима – национальный – с опорой на русский народ – или советский, при котором менее четверти населения СССР в составе союзных республик как жила 30 лет за счет создаваемого на территории РСФСР прибавочного продукта и интеллектуального потенциала, так и будет продолжать это делать. Если же сказать совсем кратко, то более всего вождя заботила (и волновала) одна мысль, которая, по мере нарастания грозных признаков инфаркта и инсульта после 1946 года, все больше занимала его мозги – останется ли после его ухода в мир иной существовать главное детище Ленина и Сталина – Советский Союз.

Поэтому Сталина пугали не только настроения «ждановцев», но и глубина и настойчивость в проявлении этих настроений.

Жданов ведь открыто записал в проекте новой партийной Программы: «Особо выдающуюся роль в семье советских народов играл и играет великий русский народ… [который] по праву занимает руководящее положение в советском содружестве наций…Русский рабочий класс и русское крестьянство под руководством ВКП(б) дали всем народам мира образцы борьбы за освобождение человека от эксплуатации, за победу социалистического строя, за полное раскрепощение ранее угнетенных национальностей».

В развитие и углубление этой мысли в проекте Программы подчеркивалась и особая роль русской культуры как самой передовой из культур составляющих СССР народов – в ждановской формулировке это звучало так: «ВКП(б) будет всячески поощрять изучение русской культуры и русского языка всеми народами СССР». По сути, такая формулировка не только официально закрепляла ведущее и центральное значение русской нации в СССР, но и провозглашала для нее почти мессианскую роль в СССР и в мире. Сталин в 1947 году уже даже слышать не хотел таких формул и потому на полях этого черновика поставил отметку: «В мой архив».

По-видимому, в голове Сталина все эти моменты накапливались, а результатом стало то, что в конечном итоге вождь отклонил все наработанные группой Жданова подготовительные материалы к созыву XIX съезда ВКП(б) в 1947 году, отправил их в архив, а потом отказался и от самой идеи созыва партийного съезда, согласившись на его проведение уже после расправы с «ленинградцами» – в 1952 году.

Собственно говоря, именно с категорического отклонения вождем материалов по подготовке к XIX съезду партии у Сталина и обозначилось вполне четко угасание интереса к русской теме.

Интересы вождя и его заместителя по Секретариату ЦК стали все больше расходиться по разные стороны выстраиваемой Сталиным идеологической баррикады. Вождь, авторитет которого в этот промежуток времени становился абсолютным, все больше склонялся к тому, что в строительстве социалистического общества в СССР на первое место следует выдвигать не русский национальный фактор, а советский.

В этот исторический для нашей страны момент произошло еще одно событие, которое тоже оказало на Сталина определенное воздействие и, похоже, укрепило его в том, что с «ленинградцами» нужно повести борьбу на отторжение и о котором невозможно не упомянуть.

В высшем руководстве страны существовала группа людей, которая придерживалась иных взглядов на прогнозное развитие СССР. Эта группа опиралась на сталинский тезис о том, что СССР, существуя во враждебном окружении империалистических государств, должен первостепенное внимание уделять не немедленному улучшению жизни населения, а росту расходов на оборонные нужды, в том числе и ядерной составляющей. Решать одновременно две такие крупные задачи, как оборона и социальные проблемы, СССР не в состоянии, считали они. А потому повышение жизненного уровня людей должно быть принесено в жертву резкому наращиванию оборонных расходов и экономической поддержке стран Восточной Европы, которые следует держать под жестким контролем Москвы.

Во главе этой второй группы стояли Маленков и Берия. Оба были вхожи к Сталину и оба стремились торпедировать многие инициативы Жданова и Н. Вознесенского по развитию социальной сферы.

Совершенно неожиданно против Берии, Маленкова и Сталина и на стороне «ленинградцев» совершенно автономно и самостоятельно выступил крупнейший ученый-международник, пользующийся большим авторитетом не только в СССР, но и за рубежом.

В глазах вождя в это время большим авторитетом пользовался, и заслуженно, академик Евгений Варга (1879–1964). Будучи директором созданного им Института мирового хозяйства и мировой политики АН СССР, Варга занимал должность академика-секретаря отделения экономики и права АН СССР, был главным редактором целого ряда ведущих научных журналов («Мировое хозяйство и мировая политика» и др.), был экспертом советской делегации на Ялтинской и Потсдамской конференциях в 1945 году.

В 1928 году он удачно предсказал начало Великой депрессии в США, а в 1932-м, когда все советские аналитики убеждали генсека в том, что капитализм вследствие этой депрессии заканчивает свое историческое существование, Варга предсказал, что президент Рузвельт, применив экономическую теорию Джона Мейнарда Кейнса (1883–1946), выведет экономику США из кризиса. А в 1946 году, когда СССР уже втягивался в процесс холодной войны и Сталин вернулся к предсказаниям Ленина о том, что противоречия капиталистической системы должны только обостряться, а потому нужно готовиться к тому, что это обострение неизбежно приведет к войне за новый передел мира, войну, в которую неизбежно будет втянут и СССР, Варга вдруг выступил против этого ленинско-сталинского тезиса. Ученый публикует книгу «Изменения в экономике капитализма в итоге Второй мировой войны», где высказал мнение о временном смягчении противоречий в развитии капиталистической системы вследствие использования правящими кругами США и других западных государств в управлении экономикой все той же теории Кейнса.

Более того, Варга направляет вождю целую серию специальных записок, где рекомендует Сталину отказаться от идеи насаждения родственных СССР политических режимов в странах Восточной Европы, не вбухивать в их экономики деньги и средства, а сконцентрировать все усилия Советского государства на внутреннем экономическом развитии.

Варга, к сожалению, не решился сформулировать в своих записках вождю идею о том, что стремление Москвы жестко контролировать политические и экономические режимы в странах Восточной Европы рано или поздно приведет к появлению в политических элитах этих стран мощных антироссийских настроений (не антисоветских, а именно антироссийских). Сегодня, в XXI веке, это стало действительностью, но в настоящей книге я не буду специально рассматривать этот сюжет.

По сути же, Варга, как и Н. Вознесенский, выступил против линии Маленкова, Берии и др., толкавших Сталина на ужесточение экономического давления на жизненный уровень советских людей, только что вышедших из неимоверно тяжких условий войны и справедливо ожидавших от руководства СССР ослабления экономического давления на них.

Но Сталин не захотел принять во внимание основанные на солидном научном анализе прогностические выводы Варги. Более того, очень жестко отреагировал на его инициативы. Институт мирового хозяйства и мировой политики, созданный Варгой еще в 1925 году, был ликвидирован, на его месте создан новый Институт экономики Академии наук СССР, а куратором этого нового образования политбюро ЦК ВКП(б) назначило председателя Госплана СССР, члена политбюро ЦК Н.А. Вознесенского, сделав, по сути, врагами двух самых авторитетных академиков.

Не прислушался «Великий кормчий» к советам Варги по поводу того, что не стоит взваливать на плечи СССР экономику стран Восточной Европы, как и тратить средства на дармовую поставку вооружений как нашим «социалистическим», с позволения сказать, соседям, так и «прогрессивным» политическим режимам Азии, Африки и Латинской Америки. А жаль. Пройдут годы и десятилетия, которые с непреложностью покажут, что Евгений Самуилович Варга был гениально прозорлив, предостерегая Сталина от стратегической ошибки. Не надо было навязывать странам Восточной Европы ту модель существования, которая с грехом пополам доковыляла до 1990-х годов и с грохотом обрушилась, безвозвратно погребя под своими обломками всю ту экономическую и прочую помощь, которую Советский Союз из последних сил оказывал «братьям по социалистическому лагерю», лишая собственный народ многих материальных благ. Мало того что сами мы надорвались, так еще и в этих пресловутых «странах социалистической ориентации» воспитали враждебную к России интеллигенцию. Я уже не говорю о том, что вся эта экономическая, военная и прочая помощь оказывалась за счет прибавочного продукта, создаваемого не во всем Советском Союзе, а в основном в самой большой союзной республике – РСФСР – и самым многочисленным народом СССР – русским народом (об этой стороне дела будет сказано ниже).

Словом, Сталин пришел к выводу, что необходимо «высвободить финансовые средства для противостояния с западными странами в холодной войне», а для этого следует перейти к жесткой политике государства в социально-экономической политике[55]55
  Пыжиков А.В., Данилов А.Л. Указ. соч. С. 154.


[Закрыть].

Расходы на военные дела, на которых настаивали Берия и Маленков, и в не меньшей степени расходы на экономическую поддержку политических режимов так называемых союзников в Восточной Европе, в Азии и Африке были огромными. Иных источников, кроме как ужесточение экономического пресса на собственное население, у Сталина и поддерживавших его Берии и Маленкова не было. Принятием целого ряда постановлений правительства было значительно ужесточено экономическое давление на население.

Следует, однако, подчеркнуть, что расхождение между Сталиным и Ждановым по вопросу о Программе ВКП(б) и вообще по подготовке к XIX съезду партии совсем не испортило их личные взаимоотношения. Сталин по-прежнему почти безоговорочно доверял своему заместителю по секретариату ЦК и поручал ему наиболее сложные и трудные дела. Таким делом была реинкарнация Коминтерна[56]56
  Наиболее полно с максимальным использованием архивных материалов эта тема исследована в уже упоминавшейся выше книге Алексея Волынца «Жданов» в главе «Коминформ» (с. 454–476).


[Закрыть]. Как уже упоминалось выше, полностью доверяя Жданову, Сталин тем не менее к созданию Информбюро вместе с Андреем Александровичем подключил и Г. Маленкова, и международную обструкцию титовской Югославии эти двое организовывали на международном поле совместно.

После этого были еще важнейшие поручения генсека в сфере философских дискуссий, было наступление на литературу и музыку в конце 1947 – начале 1948 года. Сталин всюду на первые позиции выставлял своего первого заместителя по секретариату ЦК, и Жданов всюду действительно играл первую скрипку. Все эти сталинские атаки на культурную жизнь советского общества в послевоенное время играли важную роль в закреплении сталинского политического режима. Я сейчас не буду углубляться в эту сферу, так как она хорошо (и даже с большим перебором акцентов) описана в российской литературе, а в особенности в публицистике либерального толка, начиная с времен горбачевской перестройки.

Для настоящей книги важно отметить, что все эти поручения Сталина фактически приостановили формирование Ждановым так называемой «русской партии» в высшем и высоком звеньях политической власти. Сам он все в большей степени в буквальном смысле тонул во всех этих навязываемых ему Сталиным политических мероприятиях, а в его «команде» практически перестали появляться новые люди.

Последним крупным событием в этом плане можно считать назначение 26 марта 1946 года нижегородского воспитанника Жданова 39-летнего Михаила Ивановича Родионова, который с должности первого секретаря Горьковского обкома партии сразу же шагнул на должность председателя Совета министров РСФСР, стал членом оргбюро ЦК ВКП(б) и депутатом Верховного Совета СССР, который своим первым заместителем в российском правительстве сразу же поставил 40-летнего заместителя председателя Ленинградского горсовета Михаила Басова (оба они будут расстреляны в 1950 г.).

И хоть в декабре 1948 года, уже после смерти Жданова, первый секретарь Ленинградского обкома партии Петр Попков и сообщил с гордостью, что в 1947–1948 годах Ленинградская парторганизация выдвинула на руководящую работу по стране более 12 тысяч человек, тем не менее авторитет «команды» Жданова стал потихоньку растворяться в политическом пространстве.

Кроме того, всю эту бешеную нагрузку перестало выдерживать больное сердце Жданова. Дело дошло до того, что в один из июльских дней 1948 года Жданов по дороге в Кремль потерял сознание прямо в машине и вместо кабинета вождя оказался в реанимационном отделении Кремлевской больницы. 5 июля врачи вынесли категорический вердикт: Жданову немедленно нужно предоставить отпуск в доме отдыха средней полосы России минимум на два месяца.

Сталин всю серьезность положения со здоровьем своего первого заместителя по партии осознал сразу и принял решение предоставить отпуск с 10 июля. Отпуск Жданову политбюро немедленно предоставило, но перед генсеком встала трудноразрешимая проблема: оказалось, что второго такого человека, которому бы Сталин доверял безоговорочно, в окружении вождя не было. 5 дней тяжелых раздумий Сталина закончились тем, что на место Андрея Александровича кроме Маленкова выдвинуть оказалось некого. И хоть Маленков летом 1948 года уже стал наступать на пятки Жданову (1 июля 1948 года Сталин вернул ему должность секретаря ЦК и ввел в состав орготдела), но полностью заменить Жданова Маленков, в силу своих личных способностей (неспособностей) даже близко не мог. И потому Сталин 5 июля самолично набросал постановление политбюро «О реорганизации аппарата ЦК ВКП(б)», в котором многочисленные компетенции Жданова были распределены между пятью секретарями ЦК, и передал эти наброски для выработки окончательного текста постановления Маленкову, как уже фактическому наследнику Жданова.

Маленков в точности выполнил волю Сталина и секретарей ЦК перечислил не по алфавиту, а по реальному весу: Жданов (отдел пропаганды и агитации), Маленков (отдел партийных, профсоюзных и комсомольских органов и сельхозотдел), Суслов (отдел внешних сношений), Кузнецов (отдел машиностроения и административный отдел) и Пономаренко (транспортный отдел и планово-финансово-торговый). Ранее почти все эти подразделения курировал Жданов.

Весьма любопытно, что уже 1 июля Маленков, что называется, «почуяв запах крови», в первоначальном проекте постановления политбюро от 10 июля предпринял попытку сильно ослабить ждановскую «команду» и ввел в проект решения пункт, которого в черновиках Сталина не было: «передать отделам ЦК функции по подбору и распределению кадров, осуществляемые ныне Управлением кадров ЦК, а Управление кадров ликвидировать» (Управлением кадров с 1946 года, как известно, командовал А. Кузнецов). Сталин с этим пунктом не согласился и в окончательном тексте постановления политбюро вычеркнул его[57]57
  См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1071. Л. 28–29; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1513. Л. 75, 77, 79–80.


[Закрыть].

Тем не менее с 10 июля 1948 года многие управленческие функции в партаппарате, которыми до этого момента обладал Жданов, перешли к Маленкову, и вторым человеком в руководстве партийным аппаратом становится Маленков. А.А. Жданов 12 июля покидает Москву и убывает в двухмесячный отпуск на Валдай, где через 51 день его сердце остановится, а Георгий Максимилианович Маленков немедленно приступит к окончательному наступлению на оставшуюся без защиты своего шефа так называемую «ленинградскую команду».

Глава 3
«Ленинградское дело»

Авторы уничтожения «русской партии»

В весьма скудном сегменте российской исторической науки и публицистики, как, впрочем, и зарубежном, посвященном «ленинградскому делу»[58]58
  За последние 66 лет «ленинградскому делу» были посвящены всего две небольшие монографии – С. Рыбаса и В. Кузнечевского, обе вышли в свет в 2013 г. и обе в Москве. В западной же исторической науке, как уже было сказано выше, этот феномен вообще никогда не рассматривался в монографическом жанре. Имеются лишь редкие попутные упоминания в статьях по совсем другим темам. Поэтому и текст настоящей книги в подавляющей своей части опирается на архивные российские (советские) источники, которые, кстати сказать, тоже весьма скудны (как писал В. Маяковский, «в грамм добыча, в год труды»), и мемуарную литературу, где иногда проскальзывает скупая мимолетная информация об этом событии.


[Закрыть], считается, что главными фигурантами этого «дела» были заместитель Сталина в Совете министров СССР, председатель Госплана СССР Н.А. Вознесенский, секретарь ЦК ВКП(б) по кадровым вопросам А.А. Кузнецов и министр образования РСФСР, ректор Ленинградского государственного университета А.А. Вознесенский. На мой взгляд, мнение неверное. После нескольких лет изучения доступных к настоящему времени документов в российских государственных архивах, бесед с сыном А.А. Вознесенского, Л.А. Вознесенским и изучения весьма немногочисленной мемуарной литературы участников событий тех лет и их родственников у меня сложилось твердое убеждение, что подлинным вдохновителем того феномена, который позже получил название «Ленинградское дело», были секретарь ЦК КПСС, член политбюро ЦК А.А. Жданов (1896–1948) и председатель Совета министров РСФСР в 1946–1949 годах М.И. Родионов (1907–1950). Именно эти двое выступили идейными вдохновителями процесса возрождения государствообразующей роли русского народа в Советском Союзе. И оба поплатились за это своими жизнями и потянули за собой и все последующие жертвы. Но если о Жданове еще существует какая-то литература, к сожалению для всех нас большей частью представляющая его в абсолютно ложном, негативном свете, то в отношении Михаила Ивановича Родионова, едва ли не единственного настоящего идейного воспитанника Андрея Александровича еще по партийной и советской работе в Нижегородском крае, не известно вообще ничего. Мне пришлось в буквальном смысле по крохам восстанавливать его жизненный путь и его идейное кредо, его контакты с А.А. Ждановым и Сталиным. К сожалению, удалось немногое. Но и это немногое должно стать известным гражданам страны, за которых отдали свои жизни «ленинградцы».

Наиболее полную библиографию по этому событию по состоянию на 2015 год представил профессор советской истории Ричмондского университета (США) Д.Л. Брандербергер[59]59
  Дэвид Бранденбергер (р. 1970), автор книги «Национал-большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания». СПб. 2009. В указанной монографии высказано немало спорных моментов. Например, указывается, что русская нация была создана И. Сталиным в 1930-х годах, а до этого на территории Российской империи и СССР существовало якобы некое «русскоговорящее общество».


[Закрыть]. На международной конференции «Советское государство и общество в период позднего сталинизма. 1945–1953 гг.», состоявшейся 4–6 декабря 2014 года в Твери, он представил доклад «О роли РКП(б) в «ленинградском деле», где назвал все имеющиеся на тот момент российские и западные источники, посвященные этому событию. По состоянию на 2015 год Бранденбергеру удалось обнаружить всего 37 публикаций, в той или иной степени касающихся «ленинградского дела», в том числе и монографии Кузнечевского и Рыбаса. При этом им особо перечислены архивные ссылки, как российские – РГАСПИ, РГАНИ, ЦГАИПД СПб., ЦА ФСБ РФ и The Dmitrii A. Volkogonov Papers (US Library of Congress, Washington, DC USA), так и западные[60]60
  См.: Брандербергер Д. О роли РКП(б) в «ленинградском деле» в: Советское государство и общество в период позднего сталинизма. 1945–1953. Материалы VII Международной научной конференции. Тверь, 4–6 декабря 2014 г. М.: РОССПЭН, 2015. С. 17–25. Не совсем, правда, понятно, зачем в общий список включена совершенно бредовая книга А. Байгушева «Русская партия внутри КПСС» (М.: Алгоритм, 2005, 592 с.), не имеющая никакого отношения к «ленинградскому делу», но, видимо, автор в погоне за объективностью преследовал цель перечислить абсолютно все публикации, которые, как он считал, могут пролить свет на исследуемую им тему.


[Закрыть].

К сожалению, приходится констатировать, что в «ленинградском деле» и на сегодняшний день остается очень много недоговоренностей и просто «белых пятен». Выяснилось, в частности, что все это «дело» было инспирировано лично Сталиным, но прямых указаний на это в существующих государственных архивах практически не осталось. И даже там, где в черновиках постановлений политбюро ЦК ВКП(б) по «ленинградскому делу» Г. Маленков заделывал подпись «Секретарь ЦК И. Сталин», вождь аккуратно вычеркивал эту подпись и своей рукой вписывал: «ЦК ВКП(б)».

Сложность поисков истины была обусловлена еще и тем, что архивные документы по этому «делу» после смерти Сталина были существенно «почищены» участниками фальсификации этого процесса. В исторической литературе при этом чаще других упоминается имя Г. Маленкова. Однако, на мой взгляд, «чемпионом» здесь следует считать Н.С. Хрущева.

Как удалось выяснить на основе изучения крайне скудных (конкретно на этот счет) мемуаров и косвенных свидетельств современников, Президиум ЦК КПСС на следующий день после смерти Сталина поручил «привести в порядок бумаги тов. Сталина» Маленкову, Берии и Хрущеву. Но Никита Сергеевич перехватил инициативу и в то время, как первые двое были заняты «более важными делами» – делили между собою властные функции в государстве, – Хрущев с помощью своего старого знакомого, первого заместителя внутренних дел Ивана Серова (в бытность Хрущева первым секретарем ЦК КП Украины Серов был членом политбюро ЦК КП Украины) в первые же недели после смерти Сталина сумел убрать из архивов все упоминания о своем участии в «ленинградском деле». В результате в январе 1955 года и июне 1957 года пленумы ЦК КПСС «назначили» основными ответственными за организацию этого преступления Берию и Маленкова. В принципе из этой посылки приходилось исходить и мне при написании настоящей книги.

В Большой российской энциклопедии рассматриваемая нами тема освещена предельно кратко. «Ленинградское дело», обозначено в ней, – это «серия дел, сфабрикованных в конце 40-х – начале 50-х годов, по обвинению ряда видных партийных, советских и хозяйственных работников в измене родине, намерении превратить Ленинградскую парторганизацию в опору для борьбы с ЦК и т. п. Н.А. Вознесенский, М.И. Родионов, А.А. Кузнецов, П.С. Попков, Я.Ф. Капустин, П.Г. Лазутин приговорены к расстрелу, остальные – к длительным срокам тюремного заключения. Одновременно был осуществлен массированный разгром ленинградского партийно-административного руководства. В последующем все реабилитированы, большинство посмертно». 13 строк. Не густо.

Но главное не малый объем сообщения, а то, что и во втором десятилетии XXI века, спустя 70 лет после этого преступления, Большая российская энциклопедия сообщает своим читателям неверные сведения о жертвах «ленинградского дела». Что касается количества расстрелянных, то их было не 6 человек, как сообщает энциклопедия, а десятки. Только в одном, хранящемся в президентском архиве документе (письме В. Абакумова Сталину с просьбой разрешить применить ВМН (высшую меру наказания) к «ленинградцам» с разрешающей резолюцией Сталина), названы поименно, начиная с Н.А Вознесенского, 85 человек. В это число, правда, Абакумов, не акцентируя этого, включил 16 членов Еврейского антифашистского комитета. А были ведь и другие списки. Это первое.

Есть и второе. Если верить энциклопедии, то обвинение, выдвинутое против «ленинградцев», звучало как «измена родине».

Между тем в приговоре Военной коллегии Верховного суда СССР по «ленинградскому делу» от 30 сентября 1950 года слов об «измене родине» нет (забегая вперед, сообщим, что из текста приговора эти слова вычеркнул лично Сталин). Из этой неверной подачи информации следует только одно: кто-то из политических редакторов энциклопедии заинтересован в том, чтобы у российской общественности и сегодня осталось неверное, неадекватное впечатление как о самом «ленинградском деле», так и о политической позиции семьи Вознесенских, М. Родионова, А. Кузнецова и десятков других людей, расстрелянных по «ленинградскому» списку.

Практически ничего не объясняет и предельно скупая фраза «все реабилитированы». В архивах мне удалось обнаружить только текст постановления Президиума ЦК КПСС от 29 марта 1954 года с поручением Прокуратуре СССР подготовить текст постановления о реабилитации лиц, проходивших по «ленинградскому делу». А далее, в дальнейших документах Президиума ЦК КПСС идут только ссылки на то, что Военная коллегия Верховного суда СССР 30 апреля 1954 года «в отношении «основных фигурантов «дела» приговор отменила, а лица эти «реабилитированы». Все! Самого текста решения Верховного суда СССР нет. Юридическая сторона дела отсутствует. Есть всего лишь политическое решение на этот счет. Доследование этого «дела» так и не производилось.

В 2011 году к. и. и. А.А. Амосова (Санкт-Петербургский государственный университет) пришла к выводу, что формальному доследованию этого «дела» воспрепятствовал в тот момент Н. Хрущев, чтобы «скрыть свое участие в этом процессе»[61]61
  См.: Амосова А.Л. Реабилитация жертв политических репрессий (на материалах «ленинградского дела») // Новейшая история России, 2011. № 1. С. 154–155.


[Закрыть].

По всей видимости, именно этим обстоятельством можно объяснить тот факт, что полностью архивы по «ленинградскому делу» не открыты до сих пор: просто нечего раскрывать. В отличие, например, от того, что в той же Большой российской энциклопедии в отношении реабилитации сфабрикованного процесса по Еврейскому антифашистскому комитету, который начался в том же, что и «ленинградское дело», 1948 году, сказано четко: «В 1955 году Верховный суд СССР признал обвинения беспочвенными и приговор в отношении всех осужденных (всех, а не основных лиц! – Авт.) отменил».

По-видимому, все это надо понимать так, что если по 16 участникам ЕАК, расстрелянным в последний период жизни Сталина вместе с «ленинградцами», все реабилитационные процессы доведены до логического завершения еще в 1954 году, то по 69 уничтоженным «ленинградцам» официальные доследственные действия не проведены до сегодняшнего дня. То ли потому, что родственники этих 69 человек не настояли на проведении всех этих юридических процедур, то ли потому, что тем, кто после 5 марта 1953 года наследовал сталинскую власть, было опасно для них самих подымать эту проблему.

В целом же из доступных на сегодняшний день архивов становится ясно, каких масштабов ущерб русской нации был нанесен в 1949–1953 годах. Фактически была выбита из управленческих структур едва не вся интеллектуальная элита русского народа, которая, благодаря энергичному напору Андрея Александровича Жданова, сумела выдвинуться в эти структуры в предвоенные, военные и послевоенные годы.

Как уже говорилось выше, с годами внимание историков и публицистов к «ленинградскому делу» растет, в особенности со стороны этнически русских историков. Последнее объяснимо. Первый биограф А.А. Жданова, уроженец Московской области Алексей Волынец, в частности, объясняет это тем, что в целом речь вообще-то идет о росте «самосознания русского народа», подчеркивая, что А.А. Жданов в этом плане «являлся последним концептуальным национальным идеологом русского государства»[62]62
  Культура, 26 февраля – 3 марта 2016. С. 5.


[Закрыть].

Наверное, так оно и было. Великая Отечественная война резко всколыхнула рост самосознания русского народа. Во многом этому способствовал и сам вождь. Если в своей речи 3 июля 1941 года он, в великой растерянности от обрушившейся на страну катастрофы, по привычке использовал исключительно большевистские идеологические штампы и, подобно заезженной пластинке, говорил о том, что враг «ставит своей целью восстановление власти помещиков, восстановление царизма», что речь идет о защите «советскими людьми» «Советского государства», что храбрость и отвага являются «основными качествами советских людей», то в речи 6 ноября, когда враг уже стоял в 14 километрах от столицы, Сталин отбросил прочь всю эту словесную пропагандистскую шелуху и прямо сказал, что речь идет о защите от порабощения «великой русской нации, нации Плеханова и Ленина, Белинского и Чернышевского, Пушкина и Толстого, Глинки и Чайковского, Горького и Чехова, Сеченова и Павлова, Репина и Сурикова, Суворова и Кутузова». А на Красной площади 7 ноября перед уходящими на фронт войсками Красной армии уже напрямую обратился к военной исторической памяти русского народа и произнес: «Пусть вдохновляет вас в этой войне образ наших великих предков – Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!» Добавив, правда, и то, без чего обойтись не смог: «Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!»

Колоссальным самопожертвованием ответили на этот призыв русские, украинцы и белорусы, а вместе с ними и представители всех других народов, населявших Страну Советов.

Так было в войну. Но не так стало к 1949 году. Из текста второй главы видно, что отношение вождя к «русскому вопросу» после войны поменялось радикально, генсек вновь вернулся к реанимации ценностей Октября 17-го.

Еще раньше у него сформировалась даже своего рода фобия (страх) на этот счет: если какая-то республика захочет отделиться по каким-то соображениям, то это поставит под угрозу существование всей созданной им империи.

В семье советских народов существовал только один народ, который мог поставить под вопрос существование СССР – русский народ, в силу своей культурной (цивилизационной) самостоятельности и многочисленности. Но не сам по себе как социальная и этническая масса, а только в том случае, если идеи его национальной обособленности овладеют русским политическим классом (управленческим и общественным слоем). Как свидетельствует в своих мемуарах А. Микоян, Сталин в поведении Жданова, Н. Вознесенского, А. Кузнецова, П. Попкова и других стал отмечать проявление элементов именно такого поведения, и это его сильно обеспокоило, так как он понимал, что, если РСФСР обособится и начнет защищать свои национальные, республиканские, экономические интересы, лишившиеся поддержки союзные республики восстанут и СССР распадется.

Если судить по тому, что мне удалось прочитать в мемуарной литературе и в архивных источниках, сталинское окружение 1940-х годов не знало (или не помнило) одно очень важное высказывание Сталина, относящееся к 1937 году. Скорее всего, просто не знало, так как вождь, судя по всему, произнес его в окружении только иностранных работников Коммунистического интернационала. Фразу эту сохранил для потомков Георгий Димитров, председатель Коминтерна. Вот она.

7 ноября 1937 года в очень узком кругу единомышленников: «Каждая часть, которая была бы оторвана от общего социалистического государства, не только бы нанесла ущерб последнему, но и не могла бы существовать самостоятельно и неизбежно попала бы в чужую кабалу. Поэтому каждый, кто попытается разрушить это единство социалистического государства, кто стремится к отделению от него отдельной части и национальности, он – враг, заклятый враг государства, народов СССР. И мы будем уничтожать каждого такого врага, хотя бы был он и старым большевиком, мы будем уничтожать весь его род, его семью… беспощадно будем уничтожать»[63]63
  Марьина В.В. Дневник Г. Димитрова // Вопросы истории. 2000. № 7. С. 32–55. Забегая вперед, можно сказать, что в 1950–1953 гг., расправляясь с «ленинградцами», Сталин именно так и поступил со всеми их семьями, включая детей.


[Закрыть].

Вот отсюда, видимо, и надо танцевать в определении мотивов возникновения «ленинградского дела».

Но внешне в поведении Сталина это никак не проявлялось, поэтому те, кто пишет сегодня о «ленинградском деле», вслед за Хрущевым тычут пальцем в Маленкова и Берию и считают, что вот именно они-то и создали это «дело». Я же склоняюсь к тому, что прав скорее бывший политический обозреватель Гостелерадио Лев Александрович Вознесенский, который считает, что от самого начала и до самого конца все «ленинградское дело» создал и довел до завершения Сталин, а Маленков, Берия и другие лишь подыгрывали вождю, правда, не бескорыстно, преследуя при этом и свои собственные цели.

Вот только Лев Александрович считает, что вождь это сделал исключительно в силу своего садистского характера. Я же исхожу из того, что причины были более глубокими.

Именно поэтому я не могу согласиться с мнением весьма уважаемого мною, одного из самых информированных экспертов этого периода Святослава Рыбаса, который полагает, что Маленков и Берия, так сказать, втянули вождя в «ленинградское дело», чуть ли не вопреки его воле.