Текст книги "Детям войны и внукам"

Ничто не забыто!

Долгое время после войны в Симферополе предпочитали не распространяться о тысячах жертв, уничтоженных фашистами на территории концлагерей, расположенных в Крыму, где по апрель 1944 года существовало несколько крупных концентрационных и пересыльных лагерей. В них содержались военнопленные, партизаны, подпольщики, граждане, попавшие в облавы. А также другие люди, задержанные оккупационными властями, которые по различным причинам не угодили оккупантам.

В этих лагерях находились тысячи заключенных. Часть из них впоследствии была отправлена на принудительные работы в Германию, а часть уничтожена.

Два таких лагеря располагались в окрестностях Симферополя на территории так называемого Картофельного городка и в совхозе «Красный». На симферопольской улице Жигалиной, № 17, до войны была овощная база, отсюда и народное название «Картофельный городок». Улица названа в память о Жене Жигалиной. Вместе с Фанни Шполянской две подпольщицы-комсомолки были замучены белогвардейцами и похоронены здесь в 1920 году. Прошлое место преступления как магнитом притягивает к себе всевозможных убийц. Сразу же после оккупации Симферополя гитлеровцы превратили бывшую овощную базу в пересыльный концлагерь. Назначение концлагеря объяснялось близостью вокзала и наличием собственной железнодорожной ветки.

Через это страшное место прошло более 140 тыс. человек. Первая партия заключенных – 6 тысяч красноармейцев, попавших в плен на Перекопе, – появилась в ноябре 1941-го. Потом воины десантов, пытавшихся освободить Крым зимой 1941/42 годов, летом 1942-го – защитники Севастополя. Солдат держали в особой зоне, в основном в подвалах или прямо под открытым небом, а рядом в бывших складах – гражданская зона: дети, молодежь, женщины (56).

Лагерь – пересыльный, из него отправляли в другие концлагеря или на работы в Германию. Ежедневно умирали около полусотни заключенных – раз в день давали болтушку из отрубей, размешанных в сырой холодной воде. Могли дать вместо обеда шелуху от проса или сырую свеклу. Раздача пищи пpоходила очень быстpо. И если обессиленные люди не успевали, то им доставались удаpы. От истощения, жажды, ранений, пpостуд, дизентерии умиpали ежедневно до 50 человек. Вследствие зверского отношения гитлеровцев к узникам «Картофельного городка» в течение ноября – декабря 1941-го и начала 1942 года там погибли мучительной смертью около 6 тысяч человек. И больше 8 тысяч человек в последующий период (54).

Стpашны были лагеpные ночи. По пpимыкающим к базе железнодоpожным путям подходили эшелоны, и оставалось только догадываться по доносившимся кpикам, кого увозят: девушек в Геpманию, подpостков или севастопольцев в дpугой, еще неведомый ад. Охpана лагеpя была комбиниpованная: по внешнему пеpиметpу – немецкие солдаты, но если заключенных выводили на какие-либо pаботы в гоpод, то подключались полицейские из числа местных жителей.

Сразу после освобождения Симферополя в «Картофельном городке» был размещен лагерь для немецких военнопленных, руками которых был отстроен новый вокзал, шоссе Москва – Симферополь.

Информация о концлагере «Картофельный городок» после окончания войны замалчивалась. О лагере вспоминали разве что оставшиеся в живых узники и близкие погибших, да и то украдкой: не принято было говорить, что кто-то из семьи попал в плен. Многие симферопольцы и сейчас не знают о его существовании. Это логическое завершение севастопольской трагедии, о которой после Победы не любят вспоминать. С возвращением территории бывшему владельцу – овощной базе – все связанное с войной постепенно было предано забвению. И только когда в мае 1984 года в «Крымской правде» появилась первая публикация историка, краеведа Владимира Полякова, на нее отозвались многие из тех, у кого в лагере сидел либо отец, либо муж.

Через общество охраны памятников удалось добиться установки мемориальной доски на территории бывшего концлагеря. В дальнейшем к этой теме подключилась группа «Поиск» учащихся школы № 10, которая под руководством учителя О. Беспальцева собирала материал о ветеранах 172-й дивизии, участвовавшей в освобождении Симферополя.

Владимир Поляков стал одним из инициаторов установки на территории бывшего лагеря памятного знака. У узников, семей погибших появилось место, куда принести цветы. С 2007 года в интернете появился информационный блог. На территории лагеря проводятся ежегодные траурные митинги с участием ветеранов, учащихся школ, бойцов народного ополчения, представителей духовенства, жителей и гостей крымской столицы. А несколько лет назад по инициативе властей города, Симферопольской и Крымской епархии УПЦ Московского патриархата здесь стали служить панихиду по погибшим (50).

11 апреля 2018 года на месте бывшего нацистского пересыльного лагеря «Картофельный городок» по улице Жени Жигалиной состоялся траурный митинг, приуроченный к Международному дню освобождения узников нацистских концлагерей. «К сожалению, мы видим, что люди забывают историю своего родного края и собственного происхождения. Наша задача – не допустить подобное в Крыму и непосредственно в столице… Подобные мероприятия – это весомая часть данной деятельности и дань искреннего уважения памяти погибших», – заявил Глава администрации города Игорь Лукашев.

Оккупационные власти создали на полуострове мощный и разветвленный аппарат силовых структур, направленный на подавление противников «нового порядка». В Крыму было организовано около сотни так называемых «мест принудительного содержания» (тюрьмы, лагеря, всевозможные сборные пункты и т. п.), самую печальную известность из которых получил концлагерь, созданный в окрестностях Симферополя на территории довоенного совхоза «Красный». Но и об этом концлагере долгое время также умалчивали. Даже в обстоятельном изложении истории Крыма, вышедшей в 2013 году, о наличии в Крыму немецких концлагерей не упоминается (7).

В 1973 году места массовых расстрелов были вскрыты специальной следственной комиссией, общественности представлены доказательства преступлений нацистов. События 1973 года были вызваны нашумевшей историей. В конце 1960-х одна из бывших узниц «лагеря смерти» узнала в гражданине, спокойно проживавшем в Симферополе, своего бывшего охранника и палача. Она накинулась на обидчика и нанесла ему тяжелейшие увечья. В городе возникло множество толков и слухов, и правительственная комиссия приступила к расследованию деятельности нацистского «лагеря смерти». После этого концлагерь «Красный» получил большую известность по нескольким причинам.

Во-первых, по меркам Крыма он был самым масштабным. За период оккупации через него прошли тысячи людей. Во-вторых, в «Красном» существовал очень жестокий режим. То, как обращались с узниками в «Красном», способы, которыми производились акции уничтожения, позволяют считать это место настоящим «лагерем смерти». Наконец, в-третьих, в силу причин, главным образом политических, споры вокруг истории этого концлагеря не утихают и в наши дни. Если первые две причины у авторов многих публикаций в принципе не вызывают возражений, за исключением, возможно, количественных оценок, то политическая интерпретация истории концлагеря «Красный» требует ознакомления с различными точками зрения. И в первую очередь, конечно, с точкой зрения непосредственных участников событий.

Концлагерь возник зимой 1941 года и первоначально играл роль сборного пункта для советских военнопленных. Ближе к осени 1942-го он стал местом заключения «врагов» оккупационного режима: партизан, подпольщиков, членов их семей, советских военнопленных, граждан, попавших в немецкие облавы. И «Красный», и подобные ему учреждения находились под общей юрисдикцией крымского начальника полиции безопасности и СД СС. Непосредственно лагерем управлял комендант СС – обершарфюрер Шпекман, которому подчинялся охранный персонал из 152-го крымско-татарского батальона Вспомогательной полиции порядка, или Schuma. Среди охранников были представители и других этносов.

«Немцев в лагере было всего четыре человека, – рассказывает житель одного из соседних домов Алик. – Начальник Шпекман, комендант Краузе и два гестаповца. Остальные – татары. Они жили в этих бараках с семьями. А немцы размещались в нашем доме, в угловой квартире. В начале восьмидесятых сюда из Германии приезжал какой-то немец с переводчиком, – продолжает Алик. – Оказывается, он служил в этом концлагере, и сейчас, представляете, у него ностальгия. Со всеми здесь перефотографировался, рассказал, где жили узники, где надзиратели, где расстреливали, где закапывали – обстоятельно, с улыбкой». – «Не жутко?» – «Нет! – махнул рукой Алик. – Я ведь здесь с детства все вижу. Возле этих колодцев мы играли пацанами. Теперь вот не знаем, оставят наши дома в связи со строительством мемориала или снесут» (2).

Изначально поселение, находящееся в трех километрах от Симферополя, носило татарское название Сарчи-Кият (сейчас село Мирное). В начале 20-х его стали именовать «Хозяйством № 1» НКВД. Сюда завезли американское оборудование для выращивания кур. Построили птичники, коровники, дома для персонала. В 1925 году хозяйство стало «Красным». Совхоз был одним из самых процветающих в Советской России.

Когда летом 1942-го немцы подступали к Симферополю, весь скот вывели из стойла и погнали в порт Кавказ, чтобы переправить на Кубань. А птицу выпустили. Куры заполонили все улицы. Местные жители отлавливали их, забивали и засаливали. Вскоре в «Красном» появилась группа немецких мотоциклистов. Она проехала все село и остановилась у санитарной зоны хозяйства. Бараки за колючей проволокой им понравились. Идеальное место для концлагеря. Птичники разделили на блоки, установили нары и стали загонять военнопленных – по 150 человек на блок.

Концлагерь в бывшем хозяйстве НКВД сразу приобрел недобрую славу. Лагерей и тюрем в Крыму было много, но если везли в «Красный», то все уже знали – смерть неминуема.

«Концлагерь был создан для уничтожения жителей Крыма, – рассказала директор местного музея истории Марина Петровна, которая участвовала в судебном процессе над палачами в 1972 году. – Это признано Верховным судом СССР».

В лагерь, по словам женщины, попадали не только военнослужащие, но и мирные жители. Их хватали во время облав, комендантского часа, на рынках, на улицах, возле дома, даже на огородах.

«Брали всех подряд, – говорит Марина Петровна. – Мужчин, женщин, детей. Причин не объясняли. Особенно при облавах выслуживались татары из добровольческих батальонов, их в Симферополе было два. Местное население их особенно боялось».

В целом с приходом немцев в Крым Мусульманский комитет создал на полуострове десять татарских батальонов, которые своей жестокостью превзошли фашистов. Сегодня никто не знает, сколько заключенных находилось в лагере постоянно. В птичниках и коровниках при очень плотном заселении могло поместиться около двух тысяч человек. Но в лагере ежедневно погибало до полусотни узников, и освободившиеся места тут же заполнялись. Людей доводили до смерти разными способами.

– В бараках категорически запрещалось мыть полы и убирать нечистоты, – продолжает рассказывать директор музея. – Кормили баландой из картофельных очистков. Из-за антисанитарии люди заболевали дизентерией и умирали. Их тела сбрасывали в канаву, которая была вырыта за лагерем. Когда канава заполнялась, ее закапывали. Потом рыли новую…

Расстрелы производились ежедневно. Вечером на поверке комендант ходил между рядов и тыкал пальцем в того или иного узника. Без какой-либо особой причины – слишком дерзко посмотрел, или, наоборот, отвел взгляд, или проявил недостаточно усердия во время трехкратного приветствия. Отмеченных тут же уводили на расстрел. Массовые казни проводились в поселке Дубки – в трех километрах от концлагеря. Оставшихся заставляли бегать вокруг бараков. Кто отставал или падал, тех либо били палками, либо также расстреливали.

«Заключенных каждый день выгоняли на работы в поле, – продолжает директор музея. – Им приказывали собирать камни и складывать на дорогу. Никакого смысла в этой работе не было. Цель одна – занять чем-нибудь людей. Надзиратели приказывали нагружать камнями телегу, впрягаться в нее и возить по селу с утра до ночи».

А вот показания выживших узников лагеря на судебном процессе в 1972 году:

«От голода и катания телеги с камнями я обессилел, – рассказал суду бывший советский военнопленный Леонид Кондратьев, попавший в лагерь в двадцать лет (сейчас его уже нет в живых). – Ночью выбрался из барака, чтобы сбежать, но меня поймали и привязали к “отбойному” столбу, который стоял посередине лагеря. Меня принялись лупить железными бляхами двое надзирателей. Лупили с двух сторон, без передыха, несколько часов. Выбили все зубы, переломали ребра, сломали ключицу. Когда я терял сознание, на меня выливали ведро воды и продолжали истязать. Вечером меня отвязали, протащили за веревки через весь лагерь, потому что я ходить уже не мог. Затем оттащили в барак и бросили на пол».

Возможно, несчастный так бы и умер, но утром в барак вошел комендант и вдруг приказал отвезти избитого в симферопольский лазарет. Что заставило его проявить жалость, Кондратьев так и не понял. Из лазарета парню помогли бежать подпольщики – вынесли его под видом умершего, а затем переправили к партизанам.

Там же, в лагере, людей морили в машинах-душегубках. Но в основном расстреливали. Трупы сжигали в открытом крематории. В музейном архиве есть свидетельское показание водителя по фамилии Легек, скопированное из судебного дела.

«Я не участвовал в убийствах и сожжениях людей, – клялся Легек. – Я только подвозил на машине трупы, бревна и смолу». По его свидетельству, к 1944 году пленных уже не вывозили в Дубки. Им сразу пускали пулю в затылок, после чего складывали штабелями на рельсы. Тела перемежали с бревнами, обливали бензином и поджигали, а рядом кипела смола, которой заливали обугленные трупы. Этот «крематорий», находящийся в километре от концлагеря, работал круглосуточно.

Когда весной 1944-го Советская армия подходила к Симферополю, начались массовые расстрелы заключенных. Их уже не выводили за пределы территории и не трудились сжигать трупы. Уничтожали в самом лагере, а тела сбрасывали в вырытые неподалеку от бараков колодцы – 4 метра в диаметре и 30 метров в глубину. По архивным данным, только с 6 по 10 апреля в концлагере расстреляли свыше 2000 человек, а в ночь на 11 апреля – 500.

В Симферополе удалось разыскать свидетеля тех страшных дней. 86-летний Павел Гниденко – бывший узник концлагеря. В апреле 1944 года ему было 15. Вот что он рассказал: «Мы жили в деревне Саблы. Обоим моим братьям – старшему и двоюродному – было по 17 лет. Они были связаны с партизанами – распространяли листовки. А моя двоюродная сестра работала в Симферополе, в комендатуре переводчиком, поскольку хорошо знала немецкий язык. В апреле 1944 года в нашем селе появились немецкие каратели. Они хватали всех, кто встречался на улице. Братья только вышли из дома – и сразу напоролись на немцев. Я тоже вышел, чтобы посмотреть, что творится, – и тут немец. Наставил на меня автомат и отвел в клуб. Там уже было много народу, в том числе и женщины с грудными детьми. Встретил и своих братьев. Кто-то из сельчан сумел сообщить моей сестре в комендатуру, и вскоре из Симферополя приехал офицер, который приказал всех отпустить. Мои братья, как только открыли двери, подались в лес, а я отправился домой. Но у самого дома снова наткнулся на немцев. Они отвели меня в концлагерь “Красный”. В бараке увидел четыре ряда нар. Три верхних яруса были забиты под завязку. Меня кинули на нижний, но в тот же день и он заполнился до предела, поскольку людей привозили в лагерь потоком – женщин, детей, стариков, кого удалось поймать на улице.

На нарах можно было уместиться, только лежа на боку. Если один хотел повернуться, приходилось поворачиваться всему ряду. Мы слышали несмолкаемые очереди и знали, что это расстреливают людей из соседних бараков. Видели в окошечко, как выводили людей, скручивали им руки сзади проволокой, и после этого до нас доносился короткий вскрик. Это означало, что человека живьем сбросили в колодец. Однажды ночью мы проснулись от выстрелов и криков. Поглядели в окошко – горит соседний барак. Люди выскакивали из него, тут же попадали под автоматные очереди и замертво падали. После того как наших соседей спалили заживо, очередь дошла до нас. С утра заходили немцы и, выкрикивая фамилии, педантично выводили людей на улицу, начиная с верхнего яруса. Мы тихо шептали им: “Прощайте, товарищи!” Потом раздавались выстрелы…

Верхние нары опустели, дошла очередь до нижнего яруса. Когда выкрикнули мою фамилию, мне тихо прошептали вслед: “Прощай, Павлик!” Я приготовился к смерти. Немец повел меня за шлагбаум. “Значит, расстреляют за лагерем”, – подумал я. Но он довел меня до дороги и сказал: “Иди”. “Ну, – думаю, – сейчас шмальнет в спину”. И вдруг на дороге я увидел повозку, а в ней отца: “Я за тобой, сынок”. Оказалось, двоюродная сестра попросила за меня в комендатуре. Отцу дали бумагу с печатью о моем освобождении. Моя сестра умерла недавно, в возрасте 90 лет. Думаю, что ей Бог дал такую длинную жизнь за то, что она спасала людей.

Когда советские солдаты вошли в лагерь, ни одного из заключенных в живых не застали. Лишь 250 человек обслуживающего персонала – повара, шоферы, рабочие автомастерских. Татарский батальон ушел с немцами в сторону Севастополя. Но большинство до места, где их намеревались поставить под ружье, не дошли – разбежались. Позже разъехались по всему Советскому Союзу, но их вычисляли, отлавливали и отправляли на скамью подсудимых.

Кроме девяти колодцев, солдаты обнаружили в лагере еще двадцать ям с телами расстрелянных и две площадки для сжигания трупов. Ужасный смрад от разлагающихся человеческих тел разносился по округе на несколько километров. Погибших торжественно перезахоронили только в 1970-е…»

А тем временем в Дубки устремились родственники погибших. Поля перед рощей были усыпаны расстрелянными. Точных данных о числе жертв нет до сих пор.

«Только из одного колодца в лагере было извлечено 250 останков, – рассказывает Марина Петровна – Среди них и дети в возрасте от восьми месяцев до 15 лет. Многие останки были без пулевых отверстий. То есть в колодец их сбросили живыми».

По некоторым оценкам, в период существования лагеря с марта 1942 года по апрель 1944 года в нем было уничтожено более 20 000 человек. В ночь на 11 апреля 1944 года нацисты провели последнюю акцию уничтожения всех содержащихся в концлагере. Именно в этот день были расстреляны участники подпольной комсомольской группы «Сокол» – актеры и служащие Симферопольского драмтеатра, организаторами которой были художник театра Николай Андреевич Барышев и актриса Александра Федоровна Перегонец. Расстреляны были также все советские граждане, содержавшиеся в тюрьмах Симферополя, а именно в тюрьмах на улице Студенческой и Розы Люксембург, многие другие узники. После экзекуции администрация покинула лагерь, и он прекратил свое существование. 13 апреля в Симферополь вошли советские войска.

А что же сам совхоз «Красный»? Фашисты сожгли его дотла, а жителей угнали в Германию. Многие возвратились и начали заново отстраивать дома. Двенадцать лет после освобождения Симферополя совхоз зализывал раны. Но в 1955-м директором назначили бывшего первого заместителя начальника Главного управления милиции Министерства государственной безопасности СССР Владимира Марчика. Он-то и поднял заново птицеводческое хозяйство. При нем в поселке начали строить пятиэтажные дома, административные здания. Процветание совхоза прекратилось после того, как Украина отделилась от России. К 1995 году хозяиство в третий раз объявили банкротом, и оно прекратило существование. Будут ли сейчас возрождать бывший флагман птицеводства, неизвестно. Ходят разговоры, что земли совхоза отойдут Симферопольскому аэропорту, который намерен расширяться, приобретать международный статус. Но это все в будущем – власти республики выделили из бюджета 97 млн рублей на строительство в «Красном» мемориального комплекса в память жертв фашизма. Основная часть мемориального комплекса была открыта 8 мая 2015 года – к 70-летию Великой Победы, 6 мая 2016 года на мемориальном музейном комплексе открыт Сквер памяти. В настоящее время предполагается открытие третьей очереди комплекса. Вход на мемориальный комплекс свободный (49).

По странной иронии судьбы мемориальный комплекс расположен по адресу: село Мирное Симферопольского района, улица Белова, 44. Улица названа в честь старшего лейтенанта Николая Николаевича Белова – секретаря парткома (1930–1932), директора (1939–1941) ордена Трудового Красного знамени совхоза «Красный», погибшего осенью 1942 года при обороне Аджимушкайских каменоломен (город-герой Керчь). Две четверки в адресе – это мистика, что подтверждает довоенная история совхоза.

Худую славу совхоз «Красный» приобрел еще в то время, когда ГПУ создало здесь интернат и одновременно трудовую колонию для содержания детей-беспризорников. По воспоминаниям одного из воспитанников, детдом «Пастак», таким он сохранился в памяти, еще в 1931–1932 годах был вполне сносным интернатом. Но после развернувшейся в 1934 году борьбы с врагами народа под это определение подпадали и члены семьи изменников родины, для которых вводилась уголовная ответственность за недоносительство на своих родственников. Следствию достаточно было установить, что «члены семьи или иждивенцы» знали о подготавливаемом преступлении, но не уведомили власти.

К 1937–1938 годам – разгулу «ежовщины» – совхоз «Красный» превращается в застенок НКВД, а находящаяся при нем трудовая колония – в детскую тюрьму. Примерно в то же время начинает массово практиковаться «высшая мера социальной справедливости» – смертная казнь – применительно к детям, особенно детям врагов народа. Совхоз становится частью системы ГУЛАГ, где осуществляются произвол, пытки и расстрелы.

С ростом массовых репрессий в СССР Совхоз «Красный» развил инфраструктуру камер, мест поселения врагов народа и в таком, практически готовом виде был использован пришедшими вскоре нацистскими завоевателями как печально известный концлагерь (51). В послевоенные годы некоторое время после изгнания нацистов концлагерь в совхозе «Красный» использовался по своему былому назначению. То есть он остался «местом принудительного содержания». Летом 1944 года здесь было создано отделение Симферопольского фронтового лагеря, где содержались немецкие военнослужащие, плененные в ходе освобождения Крыма. И самое интересное, что чувствовали они себя в этом лагере довольно вольготно, режим в «Красном» был настолько мягким, что военнопленные позволяли себе пререкаться с администрацией, не выходить на работы и вообще вели себя по-хамски. И главное, все это сходило им с рук – контраст с оккупационным периодом просто разительный! Впоследствии лагерь военнопленных был закрыт, и примерно после 1950 года здесь снова появился совхоз.

Окончательная «демилитаризация» объекта прошла после смерти И. В. Сталина, между 1953 и 1958 годами. В течение 1955–1973 гг. совхоз активно развивался под руководством Владимира Марчика – опытного работника органов ГПУ – НКВД – МГБ. При нем не только о советском, но и о нацистском лагере смерти разговоры строжайше пресекались. Одновременно с этим демилитаризованный совхоз постепенно преобразовывался из режимного объекта в передовую птицефабрику, с гражданским штатом сотрудников, лучшими технологиями, отборным штатом инженеров и агрономов.

Не иначе, как в память о ГПУшном прошлом, совхоз получил имя самого известного советского чекиста Феликса Дзержинского. В те же годы совхоз окончательно перестал быть режимным объектом. Естественно, о советской «лагерной» странице публике не сообщалось.

По мнению доктора исторических наук О. В. Романько, сразу после того, как в 2012 году было принято решение о строительстве мемориала на месте концлагеря, определенные политические силы (главным образом из так называемого меджлиса) сразу стали поднимать вопрос о том, что там должен быть мемориал не только жертвам нацизма, но и сталинизма. К ним присоединились некоторые крымские псевдоисторики. Однако эти потуги были заведомо обречены на провал, так как все разговоры вокруг «лагеря НКВД» – не более чем обыкновенные фантазии. В 1920-1930-е годы на этом месте существовал крымско-татарский детский дом «Пастак», потом, собственно, совхоз «Красный». Этому есть масса документально зафиксированных свидетельств как с советской, так и с немецкой стороны. Те же, кто говорил и говорит о «лагере НКВД», ссылаются на каких-то мифических «очевидцев» или занимаются примитивными фальсификациями (59).