Текст книги "Детям войны и внукам"

Кстати, перебежчик был не один – как минимум трое, свидетельствуют уцелевшие документы из архива: это было не единственное предупреждение, уверяет польский историк Казимежский. 18, 20, и 21 июня в Брест перебрались три перебежчика. Один – поляк, мельник из деревни Старый Бубель. Другой – обер-фельдфебель вермахта. Третьей, говорят, была женщина – машинистка из немецкой комендатуры Тересполя.

Вот фрагмент (весь документ до сих пор не рассекречен) письма наркома госбезопасности В. Меркулова с сообщением, что война начнется через несколько дней, с резолюцией И. Сталина. Это донесение советского агента, обер-лейтенанта люфтваффе Харро Шульце-Бойзена, сообщившего 16 июня 1941 года: «Все военные приготовления Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены и удар можно ожидать в любое время… Уже произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений “будущих округов” оккупированной территории СССР. На собрании хозяйственников, предназначенных для “оккупированной территории” СССР, выступил также Розенберг, который заявил, что понятие “Советский Союз” должно быть стерто с географической карты». Мудрый товарищ Сталин поставил на этом докладе собственноручную резолюцию: «Можете послать ваш “источник” из штаба германской авиации к е…ной матери. Это не “источник”, а дезинформатор. И. Ст». Из-за противоречивости информации, поступающей от наркома (тот ранее сообщал, что войны не будет), Сталин не смог скрыть раздражения.

Как утверждается в «Комсомольской правде», около 5 часов дня 21 июня Сталин дал Жукову и Тимошенко поручение подготовить и отправить в войска директиву о приведении приграничных округов в боевую готовность в связи с возможным нападением немцев утром 22 июня. Эту директиву, точнее приказ, можно было бы рассматривать как закономерный финал целой серии предыдущих приказов, уже не терпящий отлагательства.

Чем же занимались после того Иосиф Виссарионович и его окружение? Об этом пишет в статье «За десять дней до войны» Елена Прудникова: «Если верить воспоминаниям тогдашнего начальника Генштаба Георгия Жукова (Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления. Т. 1. М.: Изд-во АПН, 1987), то когда вечером 21 июня они с наркомом обороны Семеном Тимошенко, получив информацию об очередном перебежчике, пришли к Сталину, чтобы уговорить его разрешить привести войска в боевую готовность, вождя они застали одного, потом появились члены Политбюро. Однако, согласно журналу посетителей сталинского кабинета, ко времени прихода Тимошенко (19:05), там уже полчаса сидел нарком иностранных дел Вячеслав Молотов. Вместе с наркомом обороны подошли нарком НКВД Лаврентий Берия, председатель Госплана Алексей Вознесенский, начальник управления кадров ЦК ВКП(б), курировавший оборонную промышленность, Георгий Маленков, председатель комитета обороны при Совнаркоме, командующий Киевским военным округом маршал Климент Ворошилов и еще несколько человек».

Зачем, спрашивается, получив около 5 часов поручение подготовить и отправить в войска директиву, в 19:05 уговаривать об этом вождя повторно? Тем более, в присутствии еще десятка участников?

«После завершения части совещания, посвященной мобилизации промышленности, в 20.15 Вознесенский уходит. Тогда же удалился и Тимошенко, чтобы через полчаса вернуться вместе с Жуковым, первым замом наркома обороны маршалом Семеном Буденным и народным комиссаром Государственного контроля Львом Мехлисом.

Началась вторая, военная часть совещания. Военные округа были преобразованы во фронты, Буденный назначен командующим армиями второй линии, Мехлис получил должность начальника Управления политической пропаганды Красной Армии, Жукову поручили общее руководство Юго-Западным и Южным фронтами. Все четверо и Маленков, в то время начальник Управления кадров ЦК и секретарь ЦК, покинули сталинский кабинет в 22.20. С вождем остались Молотов, Берия и Ворошилов. В 11 часов кабинет опустел. Что они делали потом?»

Согласно первому изданию воспоминаний наркома Военно-Морского Флота Николая Кузнецова, около 11 часов вечера в Наркомате обороны Тимошенко и Жуков записывали в шифрблокнот Директиву № 1. «Нарком в расстегнутом кителе ходил по кабинету и что-то диктовал. За столом сидел начальник Генерального штаба Г. К. Жуков и, не отрываясь, продолжал писать телеграмму. Несколько листов большого блокнота лежали слева от него… “Возможно нападение немецко-фашистских войск”, – начал разговор С. К. Тимошенко. По его словам, приказание привести войска в состояние боевой готовности для отражения ожидающегося вражеского нападения было им получено лично от И. В. Сталина, который к тому времени уже располагал, видимо, соответствующей достоверной информацией…»

«Написание, зашифровка и расшифровка директивы – дело долгое. Телеграмма ушла в войска в 00.30 утра, на флоты – еще позже. Что сделал адмирал Кузнецов, узнав о готовящемся нападении? Правильно: тут же отдал поручение обзвонить флоты и предупредить подчиненных устно. Почему, как принято считать, этого не сделал нарком обороны?» – спрашивает Е. Прудникова.

Приказ подписали Тимошенко, Жуков и Павлов (командующий Белорусским военным округом). До сих пор считалось, что шифровка была отправлена в 00:30 утра 22 июня.

На рассекреченном тексте указано: поступила 22.06 в 01:45; отправлена 22.06 в 02:25; принята – 02:35. Видимо, здесь какая-то нестыковка (на эту разницу обратили внимание многие пользователи интернета). Фактически самая короткая ночь года кончалась, до рассвета осталось 1,5–2 часа. Когда на границе страны вот-вот должен был полыхнуть пожар мировой войны, бесценные часы 21 июня были потеряны.

Не только факт существования Директивы № 1 подвергался ранее сомнению, но и ее содержание считалось противоречивым и невыполнимым, даже непрофессиональным. Во избежание возможных сомнений у читателей ниже приводится подлинное содержание текста совершенно секретной Директивы № 1 с расшифровкой аббревиатур военных округов.

В преамбуле Директивы номер один указано:

«Командирам 3-й, 4-й, 10-й армий, передаю приказ Наркома Обороны для немедленного исполнения:

1. В течение 22–23.06.41 возможно внезапное нападение немцев на фронтах (перечисляются особые военные округа: Ленинградский, Прибалтийский, Западный, Киевский, Одесский). Нападение немцев может начаться с провокационных действий.

2. Задача наших войск не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.

Одновременно войскам (указанных выше округов) быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев или их союзников.

3. ПРИКАЗЫВАЮ:

а) в течение ночи на 22.06.41 скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22.06.41 рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава.

Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов.

Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».

Подписали: Тимошенко, Жуков, Павлов и Фоминых.

Из ряда замечаний к редакции Директивы № 1 заслуживают внимания два главных: противоречивая формулировка степени боевой готовности, приведенная в пункте 2 преамбулы, и в подпункте «в» пункта 3 Директивы; а также «не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения». Действительно, в подпункте «в» пункта 3 говорится о приведении частей в «боевую готовность», а в пункте 2 – быть в «полной боевой готовности» – здесь, очевидно, не хватает распоряжения о переходе в полную боевую готовность. Это обстоятельство дало пищу для множества домыслов в зависимости от политической направленности авторов. Одни авторы статей о Директиве № 1 считают, что текст директивы свидетельствует о наличии еще до 22 июня распоряжения командующим и военным советам западных округов перевести войска в степень полной боевой готовности. Логика, дескать, подсказывает, что такой приказ (приказы) были отданы заранее. Ссылаются на телеграмму Генерального штаба от 18 июня о приведении войск приграничных округов в боевую готовность. «Ведь Кирпонос (командующий Киевским округом) и Кузнецов привели войска в готовность, а Павлов – нет». Однако оригинал телеграммы (и/или копия) «пока остаются неизвестными. Что вовсе не означает, что ее не было – учитывая, что информация о существовании данной телеграммы зафиксирована в документах» (5). Авторы статьи «Невыполненная директива Сталина от 18.06.1941 г.» пишут: «18 июня 1941 года Сталин отдал приказ о приведении войск первого стратегического эшелона в полную боевую готовность. Генштаб передал директиву в войска, но она фактически не была выполнена в тех приграничных округах, по которым пришелся главный удар противника.

В тексте директивы № 1, которая поступила в военные округа в ночь на 22 июня, было написано: “Быть в полной боевой готовности”. Обратим внимание: не “привести”, а “быть”. Значит, приказ о приведении войск в боевую готовность был отдан заранее.

До сих пор замалчивается факт приведения в боевую готовность других округов, например Одесского, который так встретил в укрепрайонах немцев и румын, что их наступление было остановлено уже в первый день.

Впоследствии на суде бывший командующий Западным фронтом генерал Павлов и его начальник штаба подтвердили, что 18 июня была директива Генштаба, но они ничего не сделали, чтобы ее исполнить. Наличие директивы подтвердил начальник связи округа, через которого она шла. Но саму директиву найти не удалось. Вероятно, она была уничтожена при подготовке к XX съезду. Однако последние предвоенные приказы, например Прибалтийского округа, четко свидетельствуют о том, что его командование выполняло специальное указание Москвы. И в Киевском округе то же самое. Флоты отчитались о приведении в боевую готовность уже 19 июня. По той директиве Генштаба».

Как видно в приведенной выдержке из статьи уважаемых авторов, они сознательно отождествили термины «боевая готовность» и «полная боевая готовность», не учитывая, что это две разные степени боевой готовности. И в дальнейшем тексте, ссылаясь на приказы штаба военных округов, наряду с «боевой готовностью» употребляют совсем уже странный термин «совершенно в боевой готовности».

Другими авторами выдвигаются догадки о наличии целой серии мероприятий по приведению войск в боевую готовность поэтапно с целью секретности. Формулировка подпункта «в» пункта 3 Директивы понимается ими как относящаяся к тем частям, которые еще не были приведены в боевую готовность.

Сам Г. К. Жуков в своих мемуарах утверждает, что только данная Директива № 1 и привела войска РККА в «полную боевую готовность» и только в ночь на 22 июня. Он никак не объясняет тот факт, что «быть в боевой готовности», по общему мнению, означает продолжать находиться в боевой готовности.

Позволим себе предложить гипотезу, объясняющую имеющееся в Директиве № 1 противоречие. Как известно, гипотеза – не теорема и не требует доказательств.

Почему мы должны сомневаться в утверждениях Жукова, приведенных в его мемуарах? Только потому, что они опубликованы после ХХ съезда КПСС? Будем следовать также материалам «Комсомольской правды», где сказано, что около 5 часов дня 21 июня Сталин дал Жукову и Тимошенко поручение подготовить и отправить в войска директиву о приведении приграничных округов в боевую готовность в связи с возможным нападением немцев утром 22 июня. Вечером того же дня Г. К. Жуков получил сообщение от начальника штаба Киевского особого военного округа генерал-лейтенанта М. А. Пуркаева о немецком перебежчике. Жуков тотчас же доложил наркому Тимошенко и Сталину, что передал Пуркаев. Сталин пригласил Жукова с Тимошенко и Ватутиным в Кремль. Жуков захватил с собой проект Директивы воискам, и они по дороге договорились «во что бы то ни стало добиться решения вождя о приведении войск в боевую готовность». Можно предположить, они поняли, что нужно добиваться решения о полной боевой готовности, невзирая на риск провоцировать неприятеля. Прибыли в Кремль они в 19:05, там уже был Молотов, затем подошли другие. Убедить вождя они не смогли или не успели. Тем более, что присутствующие были заняты обсуждением важных вопросов, в том числе распределением должностей. Вторая, военная часть совещания, закончилась в 22:20. Тимошенко и Жуков покинули кабинет. Нужно было срочно отправлять шифрограмму.

Обеляя Сталина, Жуков пишет, что после долгих сомнений и практически под давлением Тимошенко: «Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность» Сталин согласился дать в приграничные округа эту Директиву и объявить-таки в этих округах «полную боевую готовность». По предложению Сталина Жуков с Ватутиным составили новый, более короткий «проект директивы наркома», в котором Сталин сделал некие «поправки и передал наркому для подписи».

Жуков был человеком решительным и умел добиваться своего, даже военной хитростью. И пошел на риск, написав: «быть в полной боевой готовности». Это можно понимать двояко: либо оставаться в боевой готовности после выполнения всех пунктов Директивы и предыдущих распоряжений, либо перейти в полную боевую готовность. Известно, что приказы на фронте не обсуждаются. Командующие округами должны были решать по обстановке, что делать дальше. В любом случае они выполняли приказ. Под личную ответственность. Жаль только, времени на его выполнение не хватало. Бесценные часы с 19:05 были потеряны.

Недавно в открытом доступе появились материалы, вновь подтверждающие изложенное нами выше. Так, в еженедельнике АиФ (АиФ. Крым. – 2020. – № 25. – Стр. 3) опубликована статья «Один день Павла Фитина», в которой историк спецслужб Николай Долгополов рассказывает о начальнике внешней разведки Павле Михайловиче Фитине, возглавлявшем спецслужбы в военные годы и уволенном из органов в чине генерал-лейтенанта в 1953 году «по служебному несоответствию». 17 июня 1941 года стало для Фитина тяжелейшим испытанием, в этот день 33-летний начальник внешней разведки докладывал Сталину о предстоящем нападении гитлеровской Германии. К вождю он прибыл вместе с наркомом госбезопасности Всеволодом Меркуловым. Фитин представил Иосифу Виссарионовичу подробный доклад, главный вывод из которого был – война на пороге! Начальник разведки лично и полностью ручался, что нападение Германии на СССР в ближайшие несколько дней неминуемо. Сведения были получены от вернейших источников из Германии – Корсиканца и Старшины (Старшина – упомянутый выше офицер из штаба люфтваффе Харро Шульце-Бойзен). 16 июня 1941 г. конспиративная группа, рискуя быть выданной, направила это сообщение на имя начальника разведки. Информация подтверждалось и множеством других донесений, оперативных сводок и сообщений, четко изложенных Фитиным.

Сталин воспринял доклад раздраженно, не поверив разведке, потому что к нему поступал огромный объем информации, нередко противоречивой. Он не мог допустить, что Гитлер его обманет. Не поверить шифровке «Красной капеллы» мог только человек, твердо убежденный в честности фюрера, и таким человеком оказался Сталин.

Фитин решился возразить вождю, сказав, что материалы получены из надежных источников, предыдущая информация от которых, подтверждалась. Сталин, закурив трубку, недовольным голосом заявил: «Никому из немцев, кроме Вильгельма Пика (один из руководителей немецких коммунистов), верить нельзя. Но если вы считаете надежным, перепроверьте». За время, что шла перепроверка, поступили еще несколько телеграмм от наших нелегалов из Финляндии, Италии и Польши: война начнется 22 июня! В некоторых шифровках время указывалось уже с точностью до часа.

Гитлер неоднократно, 4–5 раз, переносил дату нападения: то апрель, то май, то в первой декаде июня, а в последних шифровках из Берлина и Токио значилась совсем иная дата – 22 июня. И даже время указывалось – 4 часа. Тактика Гитлера по введению вероятных противников в заблуждение напоминает хорошо известную сказку «Мальчик и волки», в которой деревенский мальчик, пасший овец, пугал народ: «Волки, волки!», но волков не было, а когда ему перестали верить, появившиеся волки съели и овец, и мальчика.

Сейчас нашлись также шифровки о приведении армии в боевую готовность, которые считались ранее утерянными. Вот одна из шифровок от 18 июня 1941 года. Это Директива штаба Прибалтийского особого военного округа, подписанная Командующим войсками округа генерал-полковником Кузнецовым, Начальником штаба генерал-лейтенантом Кленовым, Членом военного совета комиссаром Дибровым. В шифровке с целью быстрейшего приведения в боевую готовность театра военных действий округа Командующим 8-й и 11-й армий приказано: а) определить на участке каждой армии пункты организации полевых складов для противотанковых мин, ВВ (взрывчатки) и противопехотных заграждений, которые сосредоточить в организованных складах к 21.06.41 г.; б) определить состав команд для постановки минных заграждений и план их работы; в) приступить к заготовке подручных материалов (плоты, баржи и т. д.) для устройства переправ через реки Вилия, Невяжа, Дубиса. Очевидно, подобные шифровки, следуя Директиве Генерального штаба, были направлены и в другие округа. Но на приведение войск в полную боевую готовность это не похоже.

В следующих трех шифровках от 19.06.41 г. за подписью Кузнецова, Кленова, Рябчего, поступивших поздно вечером за номерами 1515, 1517, 1518, командирам 10, 11, 16 стрелковых корпусов 8-й и 11-й армий предписывается (здесь с некоторым несущественным сокращением):

1. Руководить оборудованием полосы обороны в предполье, но позиции предполья занимать только в случаях нарушения противником госграницы.

2. В предполье закончить работы. Для обеспечения быстрого занятия позиций как в предполье, так и на основной оборонительной полосе соответствующие части должны быть «совершенно в боевой готовности» (цитируемая нами выше формулировка).

3. Особое внимание обратить, чтобы не было провокаций и паники в наших частях, усилить контроль боевой готовности. Все делать без шума, твердо, спокойно. Каждому командиру и политработнику трезво понимать обстановку.

4. Минные поля установить по плану командующего армией. Завалы и другие противотанковые и противопехотные препятствия создавать тоже по плану оборонительного строительства.

5. Штабам, корпусу и дивизии на своих КП обеспечить ПТО (противотанковую оборону) по решению соответствующего командира.

6. Выдвигающиеся наши части должны выйти в свои раионы укрытия. Учитывать участившиеся случаи перелета госграницы немецкими самолетами.

7. Продолжить настойчиво пополнять части огневыми припасами и другими видами снабжения.

А вот выписка из Хронологической записи военных приказов по ВВС ЗапОВО (Западного особого военного округа). В ней содержится шифротелеграмма ВВС ЗапОВО от 21.06.41 г., принятая в 2 часа ночи: «Штабам дивизии получено приказание Командующего ВВС ЗапОВО “привести части дивизии в готовность № 2 и вызвать личный состав с отпусков”».

Шифровка аналогичного содержания командирам дивизий принята в 4.00 утра. Днем в 15 часов по телефону получено устное приказание полковника Тараненко следующего содержания: «Шифротелеграмму о приведении частей в боевую готовность отменить. Частям продолжать летную тренировку и командирскую учебу с повышенной готовностью». Это устное приказание было подтверждено шифротелеграммой за подписью полковника Тараненко и в 17 часов доведено частям дивизии.

В ответе начальник штаба дивизии шифротелеграммой доложил в штаб ВВС округа: «Части дивизии находятся в состоянии лагерной службы с повышенной готовностью, часть самолетов, которая не мешает производству плановым полетам, оставлена рассредоточенной. Меры маскировки в целях учебы не сняты». Подписано: Федульев.

Вот, в общем, и все, что успели сделать в наземных и авиационных войсках за три дня до начала войны. Привести войска в полную боевую готовность и вызвать своевременно личный состав без приказания Генерального штаба в округах не могли.

IV

В 1957 году были реабилитированы командующий Западного особого военного округа генерал армии Дмитрий Павлов, командующий 4-й армией этого округа генерал-майор Александр Коробков и другие руководители округа, 22 июля 1941 года расстрелянные за преступную халатность и развал фронта. Однако, чем больше открывается документов, тем явственней представляется, по мнению историков, что реабилитаторы выполняли политический заказ.

К внезапному началу войны оказались не готовы, по разным причинам, даже те, кто знал о вероятном нападении немцев и принимал меры для их отражения. В одних частях были сняты с пушек оптические прицелы и отправлены для проверки в оружейные мастерские, в других – накануне получили приказ не открывать зенитного огня: «На провокации не поддаваться, огонь по самолетам не открывать». В третьих, авиационных, получили приказ снять с самолетов пушки, пулеметы, ящики с боеприпасами и хранить их на складе.

И хотя тревогу в полку объявили в 2:30 утра 22 июня, взлетать машины начали в 6:30 – 7:00. А до этого немцы прилетали на бомбежку без всякого противодействия.

Есть и еще свидетельства подобного рода: как накануне войны с самолетов снимали вооружение, сливали горючее.

В одних авиаполках снимали вооружение, в других объявляли выходной. Вечером в субботу 21 июня, оставив за старшего начальника оператора штаба, командование авиаполка, многие летчики и техники уехали в город к семьям, а оставшиеся в лагере с наступлением темноты отправились на площадку импровизированного клуба смотреть новый звуковой художественный фильм. Задним числом в обезоруживании авиации обвиняют наркома обороны Семена Тимошенко. Но едва ли маршал стал бы по своей инициативе лезть в летные дела, и нет ни одного подтверждения, что он это делал. Значит, скорее всего, приказ отдавал кто-то другой, кому летчики доверяли, например, из командования ВВС.

Что это – разгильдяйство или измена? Видимо, не зря в «Деле авиаторов» – беспрецедентном погроме, учиненном Особым отделом НКВД среди летной верхушки – не менее трети тех, кто имел отношение к верховному командованию ВВС. А то, что их всех потом реабилитировали, как вспоминал сам Хрущёв: «Когда выявились злоупотребления властью со стороны Сталина и началась реабилитация невинно казненных и посаженных в тюрьмы, военные подняли вопрос о реабилитации Павлова и других генералов, которые были осуждены и казнены за развал фронта в первые дни войны. Это предложение было принято, и они были реабилитированы».

Никто не знает почему, но Сталин помиловал двух обреченных: Ванникова и Мерецкова. 20 июля прямо из тюремной камеры на рабочее место вернули Ванникова. Председатель ГКО Сталин самолично написал бумагу такого содержания: «ГКО удостоверяет, что товарищ Ванников Борис Львович был временно подвергнут аресту органами НКВД, как это выяснено теперь, по недоразумению, что т. Ванников считается в настоящее время полностью реабилитированным. Т. Ванников Постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР назначен заместителем наркома вооружения и по распоряжению ГКО должен немедленно приступить к работе в качестве заместителя наркома вооружения».

Чуть позже Ванникова назначили наркомом боеприпасов СССР. Он служил Хозяину верой и правдой, и когда наступило время создать для товарища Сталина «боеприпас» небывалой разрушительной силы – атомную, а затем и водородную бомбу, то поручили это дело именно Ванникову, ранее арестованному органами НКВД, «как это выяснено, по недоразумению». Ванников с заданием справился, довел дело до испытания «боеприпаса» мощностью в 50 мегатонн и стал трижды Героем Соцтруда.

Мерецкова освободили в начале сентября 1941 года и прямо из тюремной камеры в том же звании генерала армии и снова в должности представителя Ставки отправили на Карельский фронт. Больших (да и малых) успехов этот фронт под командованием бывшего заместителя наркома не достиг. Возможно потому, что здоровье и силы Мерецкова были безвозвратно подорваны.

Всех остальных, кто не был замучен во время «следствия» и дожил до приговора, расстреляли. 28 октября после эвакуации центрального аппарата НКВД из Москвы в Куйбышев на окраине «запасной столицы» расстреляли членов высшего военного состава ВВС Красной Армии и Главного управления противовоздушной обороны СССР.

Судьба самой большой группы арестованных была решена 29 января 1942 года, Сталин лично начертал на докладной записке наркома НКВД Берии: «Расстрелять всех поименованных в списке». 13 февраля 1942 года Особое совещание НКВД СССР оформило волю вождя постановлением о смертном приговоре. Молодых, тридцати– и сорокалетних генералов, записавшихся в партию большевиков-ленинцев в возрасте 18–20 лет, расстреляли 23 февраля 1942 года. В День Красной Армии. С той поры прошло много лет. В Самаре (бывшем Куйбышеве) на месте расстрельного участка НКВД появился парк. Детский парк имени Гагарина. В начале перестройки на месте будущего памятника героям-мученикам поставили памятный камень. Пригласили родственников, произносили речи. Теперь на этом месте стоит скромный, почти незаметный из-за деревьев монумент.

В послевоенные годы Куйбышев, как центр авиационной и в дальнейшем космической промышленности, был закрытым для посещения иностранцев. Сейчас многочисленных болельщиков чемпионата мира по футболу 2018 года вряд ли заинтересует история монумента в Детском парке Гагарина. Гораздо интереснее ознакомление с построенным в 1941–1942 годах бункером для Верховного главнокомандующего Сталина, доступного для посещения экскурсионными группами с 1990 года.

Историческое название – Самара – было возвращено городу в январе 1991 года указом Президиума Верховного Совета РСФСР, а в сентябре 2016 года присвоено звание «Город трудовой и боевой славы».

V

О нападении фашистской Германии граждане СССР узнали в полдень 22 июня из выступления по всесоюзному радио министра иностранных дел В. М. Молотова. В воскресный день с самого утра (в 5:30) Молотов принял германского посла Шуленбурга, который вручил заявление своего правительства о том, что оно решило выступить войной против СССР. Якобы в связи со сосредоточением частей Красной армии у восточной германской границы. Молотов немедленно доложил Сталину об объявлении Германией войны.

Уже в 5:4 °Cталин собирает в своем кремлевском кабинете чрезвычайное заседание с участием наркома иностранных дел В. Молотова, заместителя председателя Совета народных комиссаров СССР Л. Берии, начальника Генштаба РККА Г. Жукова, наркома обороны СССР С. Тимошенко и начальника Главного политуправления Л. Мехлиса. Вождь принимал руководителей армии и Правительства до 16 часов 45 минут. Все это время требовало присутствия и неотрывного внимания В. М. Молотова. Тем не менее за какие-то несколько часов Молотов подготовил черновик выступления, который был принят за основу членами Политбюро и существенно дополнен с участием Сталина. В окончательном варианте появилась фраза о том, что Молотов выступает по поручению Советского правительства и его главы товарища Сталина. Таким образом коллегиально удалось подготовить вполне содержательное и достаточно убедительное сообщение о начале войны: «Сегодня в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, подвергли бомбардировке наши города, есть убитые и раненые», – сообщил Молотов. Он отверг все обвинения германской стороны, указав, что до сих пор никаких претензий германское правительство не предъявляло, нападение является вероломным в нарушение заключенного договора о ненападении, который советское правительство не нарушало. Поэтому заявления Гитлера и его союзников насчет несоблюдения Советским Союзом советско-германского пакта является сплошной ложью и провокацией.

Молотов призвал наши войска отбить разбойничье нападение и изгнать германские армии с территории нашей Родины, а население страны отнестись с должным сознанием к своим обязанностям, сплочению, дисциплинированности и требовательности к себе и другим. Теснее сплотиться вокруг партии большевиков, Советского правительства и вокруг нашего великого вождя товарища Сталина. Закончил выступление Молотов крылатой фразой: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

В тот же день поздно вечером выступил по радио британский премьер Уинстон Черчилль. Черчилль выделил четыре критических момента с начала Второй мировой войны в сентябре 1939 года после вероломного нападения Германии на соседнюю Польшу. Назвав внезапное нападение на Россию повторением в еще большем масштабе циничного надругательства над доверием и всеми признанными мировым сообществом соглашениями. Черчилль подчеркнул, что для него это не стало неожиданностью, что он ясно и четко предупреждал Сталина о грядущих событиях и предостерегал его, как до этого предостерегал и других. Надо полагать, что 22 июня, после двухлетних авианалетов и морской блокады германскими подлодками, в Англии ликовали все, поскольку Гитлер пошел не на Англию. Скрытое удовлетворение таким поворотом событий чувствуется и в речи У. Черчилля. Не зря он упоминает о сходстве нацистского режима с худшими чертами коммунизма, стойким противником которого был У. Черчилль в течение последних 25 лет. В то же время в его речи выражается искреннее сочувствие русским солдатам и русскому народу, вынужденному защищать родную землю и свои семьи от тупой, бешеной атаки нацистской военной машины, грозящей России кровавой бойней и разорением. Машины, которая, чтобы не заржаветь и не распасться на части, не может простаивать, должна находиться в постоянном движении, перемалывая человеческие жизни, растаптывая дома и судьбы миллионов людей.

Черчилль напоминает о том, когда русские войска были союзниками против того же самого смертельного врага в Первой мировой войне и помогли своим мужеством и твердостью одержать победу, плодами которой России, увы, не дали воспользоваться. В связи с этим Черчилль от имени правительства Великобритании заявляет о решении продолжать немедленно, без единого дня задержки, борьбу с Гитлером до полного уничтожения нацистского режима и его следов. О том, что никто не сможет отвратить Великобританию от этого, она никогда не станет договариваться, обсуждать условия с Гитлером или с кем-либо из его шайки. О намерении сражаться на суше, на море и в воздухе, пока земля не будет избавлена от тени фашизма, а народы освобождены от его ига. «Любой человек или государство, борющееся против нацизма, получит от Англии помощь. Следовательно, мы должны оказать России и русскому народу всю помощь, какую только сможем», – объявил У. Черчилль, призвав всех друзей и союзников Великобритании во всех частях света придерживаться аналогичного курса и проводить его так же стойко и неуклонно до самого конца. «Мы уже предложили правительству Советской России любую техническую и экономическую помощь, которую мы в состоянии оказать, – подтвердил он, – и которая может быть России полезна».