Текст книги "Смертник"

Тогда Ника пошла к столбу так, как двинулась бы к своим обидчикам. Да, к тем самым, которые изнасиловали ее и бросили в лесу. Вместо столба посреди площади застыли они. Грязные руки, слюнявые рты, тела, скользкие от пота. Все сосредоточилось в одной точке.

Если она пока не может добраться до тех, других, то ей сполна ответит хозяин, один за всех.

К рукам, влажным от крови, липла грязь. Пальцы скользили. Не дожидаясь, пока столб окажется в непосредственной близости, Ника нажала на спусковой крючок и выпустила все одиннадцать патронов.

Пули насквозь пробили осязаемую пустоту, летели дальше, впивались в дерево. Вместо щепок из почерневшего столба в разные стороны полетели брызги. Черные сгустки кружились в воздухе, оседали на землю, оставляли дымящиеся следы в выжженной траве.

Ника видела, как постепенно проявлялась темная хламида, порыв ветра срывал с головы капюшон. Из пустоты возникло лицо с огромными надбровными дугами на лысой голове, зависшей в воздухе.

Последние пули намертво вбили глаза внутрь черепа.

Красавчик

Автоматная очередь потревожила тишину.

Глухарь поднял голову и прислушался.

– Вот, – сказал он, продолжая нескончаемый монолог. – Кто-то на хозяина налетел. И прут в Зону, и прут. Словно она резиновая. Нет, я готов принять идейных, например Параноика, которых убогих выводит, но не тех, кто идет сюда за драйвом, как будто его в обычной жизни недостаточно. Не поверишь, я где-то понимаю «патриотовцев». Вся их агрессия от страха. Оно и понятно. Хочется и на елочку влезть, и жопу не ободрать. Иными словами, и в Зоне хозяевами быть, и под выброс не попасть. От ужаса они и бесятся. Чем его больше, тем круче жестокость. Понимают: случись что, никто их не пожалеет. Хоть «патриотовец» ты, хоть кто. Слыхал, Сэмэн голову Зайца на полку поставил и предсказания слушает? Правда, мне говорили, будто Заяц все чаще ошибаться стал – то ли способности растерял, то ли из вредности, жить ему надоело.

Красавчик снова прислушался, отвлеченный шумом.

Выла собака.

Красавчик открыл усталые глаза и проследил луч света, скользнувший вдоль порога. Будь его воля, он скорее согласился бы слушать собачий вой, чем бесконечный треп мучителя. Ему не предоставили возможности выбирать. Глухарь прав. Последняя мысль, которую Красавчик унесет с собой в могилу, будет такой: «Чтоб ты сдох, мутант говенный».

Сейчас, стоя одной ногой в могиле, когда последняя надежда растаяла как прошлогодний снег, Красавчик ни о чем не жалел. Рулетка крутанулась, выпало черное, да еще и тринадцать, в то время как он все поставил на зеро. Все эти годы сталкер не подпускал никого близко к себе, и мышеловка не заставила его пересмотреть свои принципы. Когда имеешь дело с Зоной, любой – друг, подруга – оказывается третьим лишним. Одиночкам везет. Все долгие шесть лет каждая ходка только подтверждала эту простую мысль. Не Зона решила от него избавиться, он сам ошибся, поставив не на то. Красавчик с самого начала сделал ставку на шантаж, исключил другие понятия, на которых зиждется мир. Надо было поставить на деньги. Литовец, например, ради них способен на многое. Однако, когда выбор надлежит сделать в одну секунду, он не всегда оказывается правильным.

Вот в чем его ошибка, а не в том, что с десяток закадычных друзей не рвут на себе рубашки, намереваясь пойти за ним в огонь и в воду. Хрен с ними, с друзьями. Чересчур теплые отношения обременительны. Это приятелю можно отказать, разведя руки в стороны. Если же ты не согласишься помочь другу, то как минимум его потеряешь, как максимум – наживешь смертельного врага. Так чем эта удавка отличается от той, которую Зона накинула на его шею?

Лишь одна мысль вызывала досаду. Пристрели Красавчик тогда Глухаря у кладбища, и выбор был бы исключен.

В тот раз ходка далась ему потом и кровью. Легкими они никогда не бывают. Красавчик пережидал выброс в НИИ «Совагропром», утром выбрался на поверхность и не узнал Зоны. Все вокруг кишмя кишело слепыми тварями. Ему пришлось выбираться, полагаясь на удачу. Он пошел через болото, надеясь, что время все расставит по местам и стаи слепых собак расползутся по Зоне.

Стоило ему ступить на твердую землю, как он убедился в обратном.

Свора из пятнадцати особей, а то и больше, поджидала его у края леса. Туда Красавчик и решил прорываться, рассчитывая укрыться среди деревьев и густого подлеска. Он убил и ранил пятерых тварей, но потратил больше патронов, чем хотелось. Снять верткую собаку одиночным выстрелом с расстояния – задача практически невыполнимая. Дожидаться, пока они подойдут ближе, чревато опасностью оказаться в кольце разъяренных псов. Сталкер вынужден был лупить очередями.

Не жалея патронов, Красавчик с трудом добрался до леса. Там он вздохнул с облегчением: собаки отстали. Однако это была лишь передышка. Лесные заросли вели не к кордону. Тщательно взвесив все «за» и «против», Красавчик решил сделать крюк и выйти к сельскому кладбищу. Собаки были порождены Зоной, но сохранили верность старым традициям. Мертвяков они не любили.

Так он и сделал.

Когда Красавчик услышал выстрелы, менять решение было уже поздно. Да и не имел он выбора.

Удушливо пахло сырой землей. Бесцветное небо сочилось мелким дождем. Дул ветер, подталкивая в спину. Сразу за канавой, в которую постепенно спускался лес, начиналось кладбище. На холмах вздувшейся земли застыли покосившиеся кресты, оградки, плиты. Сталкеру казалось, что мертвецы, покоившиеся в глубине, не истлели со временем, а, наоборот, раздулись, стремясь избавиться от всего того, что давило сверху.

Не все собаки вняли голосу предков. Несколько тварей осторожно двинулись по следу человека.

Красавчику приходилось торопиться, побыстрее выдергивать ботинки из влажной грязи, с неохотой отпускающей добычу. Он шел на треск автоматных очередей, в принципе представлял себе, с чем ему предстоит столкнуться, и не ошибся.

Зомби, окружившие Глухаря между могилами, не относились к числу мирных покойничков. В глазах сталкера потемнело от черных комбинезонов, сжимавших в руках автоматы. Приверженцы чистоты расы и после смерти оставались верны долгу. Правда, об этом Красавчику стало известно несколько позже.

Глухарь держался из последних сил. Его зажимали со всех сторон, постепенно сужая круг. Патроны у него еще были, но их наличие – всего лишь вопрос времени. Бородатый сталкер, покрытый коркой из грязи, смешанной с кровью, принимал последний бой.

Помощь подоспела вовремя. Красавчик подошел сзади, выстрелами в головы снял двух мертвецов.

Пока наседавшие зомби пытались перекрыть провал, Красавчик крикнул Глухарю:

– Давай! – Он быстро вскинул автомат и прикрыл отход сталкера.

Откуда вывалился очередной зомби, Красавчик не уследил. Не поднимаясь с колен, оживший мертвец выстрелил из-за ограды.

Пуля угодила Глухарю в голову, но тот по инерции бежал вперед. Красавчик отступал, мысленно записав Глухаря в мертвецы.

Как выяснилось, рано записал. Глухарь пер и пер, не отставая ни на шаг, хотя вблизи выходное отверстие от пули выглядело пугающе. Месиво из осколков черепа, мозгов, вывернутых наружу, и сгустков крови. Красавчик старался не смотреть в ту сторону, но его взгляд нет-нет да и цеплялся за страшную рану.

Красавчику не раз доводилось наблюдать за странным поведением людей в состоянии шока. Он видел, как человек со сломанной рукой и торчавшей костью палил из автомата, был свидетелем того, как продолжал двигаться сталкер, которого задел живодер, вспоров когтями шею. Хлестала кровь, рана разошлась в смертельном оскале, а человек шел, еще некоторое время оставался на ногах.

Предел положен всему, в том числе и состоянию аффекта. Он определяется человеческими возможностями. То, как вел себя Глухарь, превышало их.

– Давно? – спросил Красавчик вскоре после того, как они вышли с кладбища и нашли приют в разбитой часовне.

Собаки, судя по всему, отстали, или у них появилась легкая добыча.

Глухарь ответил не сразу. Сначала он омыл водой рану, уже затянутую розоватой пленкой, стянувшей обломки черепа, потом завесил все это густыми волосами и стянул их в хвост на затылке.

– Не поверишь. – Глухарь отхлебнул из фляги, пристально посмотрел Красавчику в глаза. – В первую самостоятельную ходку выбросом накрыло. Два года с тех пор прошло.

– Давно. – Красавчик отвел глаза. – В голову первое… ранение?

– Куда там! – Бородатый сталкер махнул рукой. – Доставалось уже. Такое впечатление, что моя голова всем понадобилась. Хорошо хоть, что не в лицо.

– А как же?.. – Красавчик не договорил.

Он хотел спросить, как же Глухарь с развороченными мозгами ухитряется видеть, слышать, говорить.

Тот понял его без слов.

– Получается, что голова мне вообще ни к чему. – Бородач усмехнулся. – Я вижу и слышу теперь по-другому. Не смогу тебе толком объяснить, но чувствую то, что происходит за моей спиной и по сторонам. Зона сделала из меня другого, вот только человека ли? Не знаю. – Глухарь вымученно улыбнулся.

С тех пор прошло три года, и порой у Красавчика складывалось обманчивое впечатление, что его и Глухаря связывает нечто помимо тайны. Такое находило обычно поздней ночью, когда у мусорного ведра копились пустые бутылки, а утром исчезало.

Они никогда не возвращались к опасной теме. Еще неизвестно, кто кого должен был благодарить за это. Если Красавчик вспоминал о мутациях бородача, то всякий раз думал об одном. Будь на месте Глухаря он – ни за что не оставил бы свидетеля в живых. Однако Глухарю не обязательно было знать об этих тайных мыслях.

Одиночки в друзьях не нуждаются. Насколько Красавчик успел понять, у Глухаря таковых тоже не имелось. По вполне понятным причинам.

Ветер усиливался. Дождь забарабанил по крыше сарая. Вода копилась в трещинах под потолком и текла по стенам, оставляя влажные блестящие полосы. С углов потянуло сыростью.

Порыв ветра подхватил мусор, лежащий на ступеньках, подбросил вверх и закружил наподобие воронки.

«Вот кому выброс не страшен, – вяло подумал Красавчик. – Мне-то уж точно его не пережить. Да оно и к лучшему. Меньше всего хочу доставлять Глухарю удовольствие видом своих предсмертных мучений, растянутых на долгие дни.

Человек… мать твою, какой он человек? Ничего человеческого в нем не осталось. Другой на его месте попросту пристрелил бы меня, раз и навсегда поставив точку в затянувшемся споре. Этот целую теорию развел, а на деле оказался садистом почище „патриотовцев“».

По-прежнему выла собака.

– Это вы – пасынки Зоны, – Глухарь все говорил и говорил. – А мы, мутанты, – ее сыновья, истинные творения. Она переделывает нас под себя. Выброс собирается – чуешь? Мне он не страшен. У меня иммунитет, Красавчик. Вот так-то. Все под Зоной ходим. Одним она дарует вторую жизнь, мне, например, а другим – смерть, как тебе. Да, я считаю, что таким типам, как ты, не место в Зоне. Скоро здесь и «патриотовцев» не останется – одни мутанты, а остальным вход будет воспрещен. Но заметь, не я тебя в мышеловку посадил. На все воля Зоны. Не мне вмешиваться. Я просто свидетель ее деяний. Захотела она из тебя перед смертью все соки вытянуть – стало быть, заслужил, было за что. Я сторонний наблюдатель. Считай, что пришел проследить за исполнением приговора.

Красавчик думал о том, как это будет, когда он почувствует дыхание смерти. Не потому, что ему было страшно. Он растерял страх на просторах Зоны, умирая за ходку десятки раз. Его интересовало другое: сумеет ли он, предчувствуя смерть, незаметно для Глухаря сорвать чеку с гранаты и накрыть собственным телом и ее, и драгоценный шар?

Не видать дерьмовому мутанту шара Хеопса, пусть кому-нибудь другому достанется… раз делать нечего. Так что напрасно тот разглагольствовал о вечной жизни, ему тоже немного осталось.

Сверкнула молния.

Под оглушительный взрыв грома на пороге возник человеческий силуэт.

У Красавчика перехватило дыхание. Только хозяина ему не хватало для полного счастья. Но он пригляделся и понял, что ошибся.

На ступеньке замер совсем молодой парень, еще пацан. Лицо залито кровью, в руках нервно подрагивает автомат.

– Стоять, – негромко приказал Глухарь, застыл на колене и выставил перед собой ствол автомата.

В подтверждение его слов у ног пришельца вздыбился фонтан пыли, поднятый пулей.

– Кто таков? – грозно спросил Глухарь.

– Не стреляй, – хрипло сказал парень. – Я тебя знаю, ты Глухарь.

– А я тебя нет. Кто такой? Ну!

– Я Очкарик.

– Какой еще Очкарик?

– Я… меня Грек вел. Я отстал и потерялся.

– Куда вел?

– В бар «Сталкер». Но там живодер… короче, я отстал.

– Ничего не понимаю. Оружие бросай. – Глухарь с трудом сдерживал раздражение.

– Хорошо, не стреляй, Глухарь.

Очкарик снял с плеча автомат, сбросил его со ступенек, и тот покатился с глухим стуком.

– Спускайся. Три шага вперед. Лицом к стене.

Очкарик послушно пошел по ступеням.

В тот же миг Красавчик узнал незнакомца. Вернее, незнакомку.

Пока Ника подходила к стене и разворачивалась, касаясь открытой правой ладонью стены, Красавчик незаметно подтянул к себе автомат. Памятуя о том, что Глухарь все чувствует, хотя и не видит, снимать оружие с предохранителя он не стал, опасаясь, как бы звук не получился слишком громким.

Глухарь приблизился к девушке и глухо поинтересовался:

– Кто, говоришь, тебя вел?

– Грек.

– Остальные где?

– Не знаю. Я вторые сутки один.

– Давно в Зоне?

– Четвертый день.

– Меня откуда знаешь?

– В баре за кордоном, в «Приюте», мне вас показали.

– Кто показал? Не слышу!

– М… Макс показал.

Возникла заминка.

– Так ты Макса знаешь? – Голос Глухаря потеплел. – Там, наверху, никого не видел?

– Вроде нет. Я от леса шел, заметил сарай, а в нем кто-то разговаривает. Я и вошел.

– Долго подслушивал?

– Я? – Ника обиделась. – Я только понял, что тут люди, и вошел.

– Ладно. Посмотрим, что у тебя в карманах. Чего-то мешок твой хилый.

– Так растерялось все по дороге.

– Ты сейчас выйдешь отсюда. Прямо иди, там деревня будет. Как выберешься из нее, дуй по шоссе. Там до бара недалеко.

«Силен теоретик! – зло подумал Красавчик. – Толкнул девчонку прямиком в объятия хозяина».

– Хорошо. – Ника застыла у стены, широко расставив ноги.

Глухарь подошел к девушке вплотную, положил ей руку на бок, но обыскать не успел.

Откуда-то из темного угла, из лаза, укрытого стеблями травы, вдруг послышалось низкое рычание. Глухарь машинально обернулся, и в тот же момент у Ники в руках оказался пистолет.

– Не в голову! – успел крикнуть Красавчик.

Но именно в голову она и выстрелила, страшная, испачканная в крови, с безумным взглядом человека, потерявшего все.

Пуля пробила череп. Кровавая каша выплеснулась на стену.

Из угла прыгнула черная тень с оскаленной пастью. Глухарь, не обращая внимания на пулю, попавшую в голову, дал очередь от живота и промахнулся.

Быстрая тварь увернулась, шарахнулась в сторону и боком задела мышеловку. Прозрачная стенка с глухим шлепком лопнула, от нее не осталось и следа.

Глухарь так и не успел понять, кому Красавчик был обязан своим спасением.

Сталкер нажал на спусковой крючок. С чувством, близким к сумасшествию, он наблюдал за тем, как пули впивались в ненавистную грудь, в живот, в пах.

Красавчик видел со стороны себя самого, человека, ничем не отличающегося от порождений Зоны, худого, небритого, изможденного, с лихорадочным блеском в глазах сжимающего в руках автомат, изрыгающий огонь.

Эпилог

Собака хрипло дышала. Из ее пасти вывалился язык. На зубах пузырилась пена. Из бока, пробитого пулями, текла кровь. Она тихо скулила. От холода ее трясло, и у Ники сердце разрывалось от жалости.

Девушка тяжело опустилась на колени, не отрывая глаз от слепой морды.

– Зачем… Красавчик, зачем? – с трудом спросила она.

– Это же тварь, Ника. Я просил тебя: прогони ее, раз уж ты убедила себя в том, что она тебя слушается. Это мерзкая скотина, Ника. Она действовала мне на нервы.

– Ты убил мою собаку. – Девушка достала из мешка бинт, размотала его и приложила к ране.

– Успокойся. – Красавчик подошел к ней, стараясь держаться подальше от издыхающей собаки. – Это всего лишь тварь. У тебя истерика, Ника. Она пройдет.

– Она спасла мне жизнь, Красавчик, да и тебе тоже.

– Оставь эту чепуху. – Он повысил голос. – Пойдем. Поднимайся, дай мне руку.

Он протянул ей ладонь, но Ника не обратила на это внимания. Она сидела и смотрела на то, как быстро слои бинта пропитались кровью. Животина тихо скулила.

– Собака – все, что у меня было, Красавчик.

– Не много, однако. – Он усмехнулся и с тревогой взглянул на небо. – Ну же, Ника! Хватит психовать. Скоро выброс, а нам еще надо успеть добежать до леса. Видишь? – Сталкер мотнул головой. – Там склад МТС, а внизу вход в подземелье. Надо поторопиться.

– Ты убил мою собаку.

– Очнись ты! – крикнул он, подскочил ближе и вздернул ее за грудки. – Выброс! Дура! Шевелиться надо! Нашла кого жалеть. Ты по живодеру еще поплачь!

– Руки, – тихо сказала она, и в живот Красавчику уперлось лезвие ножа. – Убери руки.

Он медленно разжал кулаки, отступил и угрожающе прошипел:

– Последний раз спрашиваю, пойдешь?

Ника посмотрела на него долгим пустым взглядом и повернулась к собаке.

– Как знаешь. – Красавчик устало махнул рукой и пошел прочь, прижимая к боку автомат.

Собака стонала, как человек. Ника села перед ней и положила безглазую морду себе на колени.

На горизонте заворочалась плотная густая масса. От центра к краям прошла крупная рябь, сморщила пласты, закрутилась, намечая границы будущей спирали, добралась до краев и взяла их в оборот, отрывая от туч лохмотья серой пены. Тяжелое небо зашевелилось, разгоняя черные слои. Тучи клубились. Они нехотя двинулись по кругу и потекли, подгоняемые ветром, постепенно набирая скорость. Воронка скручивалась, стягивалась, сжимала тучи в плотные клубы. В ее центре зияла черная дыра, подсвеченная искрящимися разрядами.

Красавчик давно скрылся в темноте.

Ника сидела на земле, прижимая к груди безглазую вздрагивающую собачью морду. Пальцы обжигала чужая кровь.

Угасал свет. Затихали шумы.

В небе стремительно закручивалась спираль грядущего выброса.