Текст книги "Ядро и Окрестность"

Дома выгрузил пакеты с зерном. Иногда ему отсыпали из мешка весом, он брал много. Продавщица, вскинув бровь, порывалась спросить, но был в его взгляде камень, и совок проворно наполнял чашу весов. Фасованные пачки складывал на полу вперевязку, как кирпичи, россыпь валил на чистую простынь. У него уже набралась порядочная куча.

Дача была срубом, старым, но прочным. Рядом стояли такие же дома, равняясь на бетонку. Раньше здесь шумела деревня, старожилов почти не осталось. Хозяйку звали Антониной. Приехала из дальнего далека. В молодости крутилась в Москве, но зацепиться не получилось. Город режимный, пришлось уехать, а решимость к возвращению росла вместе с деньгами, которые прикапливала. На заводе-фабрике много ли собьешь, зарплата в обрез – на еду да одежду. В провинции если частный дом вприрезку с огородом, то деньги растут, дожидаясь часа. С земли кормились: куры, подсвинок в сарае, коза, кролики. Тоня держала и корову. По выходным возила яйца, грибы, чернику в райцентр на базар. Со временем поставила несколько ульев, все на двадцати сотках. Вечерами проверяла школьные тетрадки, работала учителем. Так и набежала сумма.

Прописка в столице оставалась на строгом учете. Она решила брать не наскоком, а правильной осадой. Сначала купила вот этот самый сруб вплотную к Московской области. Переступать ее границу тоже не пускали. Сто первый километр не напрасно придумали. Потом сумела протиснуться в область, купив часть дома впритык к Кольцевой – на электричке двадцать минут до Павелецкого, вот и Москва. Теперь у нее была приличная двушка в Бирюлеве.

Сидел Максим с Тоней в ее двушке. Она объясняла:

– Представь себе паутину, ну какой с нее прок. А не скажи. Весу ноль, тянется клеем, не сразу порвешь. Насобирал с углов, сплел тонюсенькую ниточку, опустил вниз.

– Зачем? – спросил Максим.

– Ты, допустим, сидишь за решеткой, высоко. Паутинку спускаешь и снова втягиваешь, а на конце уже нить сматывается с катушки.

– Кто-то подвешивает? – не отставал Максим.

– Понятное дело, одному побег не исполнить. Не перебивай! За нитью уже шпагатик, а там и веревка.

– Корова была веревкой?

– Я не одна держала, на пару с соседом. С меда пошло веселее.

Максим слушал со вниманием, он думал о связи малого с большим. Хорошо, когда паутинка тянет за собой нить. А если, наоборот, веревка расплетается на пряди. Он сдал квартиру, переехал в избу. Раньше покупал продукты, теперь их надо выращивать, вообще добывать. Шел тропой времени, его смахнули, как насекомое. Порядок в мире такой: пока ты мал – жизнь впереди, вырастаешь – идет на убыль. Очень большие люди те, кто подошли к концу, ведь не просто так стать большим. Он, Максим, попал в такое место, где все предметы намного меньше своей действительной величины. И не он один. Опрокинулся сквозь грани кристалла и попал в прошлое, тесное и узкое. Так сходится в точку далекая перспектива. Люди стали терять свои размеры. На огромной свалке в Саларьево обитали совсем расчеловеченные существа. Их называли чертями.

Максим присматривался к себе. Раз он маленький, впал, как бы это сказать, в социальное детство, в особого рода маразм, надо быть снова молодым. Женился поздно, дети не встали на ноги. Их будущее в остатке его свечи. Вспомнилась история, слышанная стороной. У бабки были внуки, устала, захотелось на вечный покой. Вдруг оба родителя погибают. Поднялась с постели кряхтя, прожила еще десять долгих лет, поднимая недоростков. Теперь примерял рассказ на себя со страшком в груди. Уже падало его поколение. Стальной шар прицельно метался по рядам, выбивая одного за другим.

Шел в поселок за молоком. Здесь был совхоз со своим правлением, клубом и линейкой домов. Во главе скромной площади стоял Учитель на обычном своем постаменте. Молоко брал у хозяйки по десять рублей за трехлитровую банку. Совхоз дышал на ладан. В прежнее советское время людей не хватало, приглашали со стороны, обещая жилье – вот эти самые пятиэтажки. Деревня принимала вид городка, могла себе это позволить, став животноводческим комплексом. Горы свиного навоза до сих пор допревали в полях. Теперь городок на глазах превращался в деревню. Мужчины разбрелись по заработкам в отход, молодые женщины еще ходили на ферму, получая гроши. Старухи сидели на этажах, наблюдая улицу. Вся она была заставлена клетками с птицей. Меченые куры водили цыплят по сочной траве. Огороды нарезались далеко в стороне, как и положено в крупном производстве.

Хозяйка встретила хмуро: «Цены растут, сегодня я с тебя возьму по уговору, а завтра уже двенадцать». Цены росли на все, но не так же быстро. Он с силой вдавил крышку в стеклянное горло. Придется снова искать. Двух лишних рублей у него не было. Они с женой скрупулезно взвешивали каждую трату – вот это на молоко, хлеб, картошку и подсолнечное масло, дальше край. Раз в две недели жена отоваривала по карточкам сахар, но хватало только на стакан чая за завтраком. Варила кашу из его запасов, на обед суп из крапивы и щавеля, выбирая молодые побеги по задворкам. Максим по своим частным кружкам многое знал, будто его заранее готовили к жизни уменьшенного человека. Например, листья плодовых деревьев и кустарников съедобны и даже полезны, особенно весной. Почки тоже. Да и многие травы годятся в пищу. Лебеду следует избегать, хотя ее очень ели в войну. Он рвал почти все подряд, выбирая молодые побеги, мелко нарезал, сдабривая маслом и солью. Получался салат, который пробовал на себе и только потом давал остальным. Иногда блюдо горчило. Утешал домашних тем, что эта горечь была сладкой по сравнению с хвойным настоем, который, по рассказам, пили зэки против авитаминоза.

Возвращался задами. На боковой улице рядом с хлебным магазином приютилась торговая точка с надписью «Комиссионный». Помещение было крошечным. На самодельных полках стояли ношеные ботинки, туфли и нечто, отдаленно напоминавшее кроссовки. Странная вещь обувь. Платье можно перешить, верх пальто повернуть изнанкой. Называлось – перелицевать. Он сам утеплил свой чешский реглан стеганой подкладкой от старого пальто, истертого до седины, но по всегдашней плюшкинской привычке хранимого в шкафу. Импортная верхняя одежда отличалась избыточной легкостью. Франция давно, а Германия не очень замерзали напрочь посреди Русской равнины. Они не знали секретов ватной подкладки, тяжелого воротника и длинного низа, закрывающего ноги. Он понял это, соблазненный свободными линиями Европы. Что делать с обувью! Сколько помнит, ее всегда не хватало, тяжелой, тупоносой, угрюмой, хотя только такая и могла сражаться со снежной кашей и грязью. Одежда с чужого плеча еще имела какой-то вид. Старая обувь глядела на него мордой собаки, выброшенной на улицу.

Дорога бежала по ухабам и приямкам. В стороне располагался загон из жердей. Скот, заляпанный свежим навозом, бродил по песку. Мужичок в ряднине шел с узелком на палке через плечо. Машина времени отбросила его в русское пореформье. Ближе к дому слышались голоса. На бревнах сидела молодежь, уже покинувшая школу, но не приставшая к работе. По рукам ходила литровая бутылка «Абсолюта». Гыгыкали вперемешку с рассказом о том, кто кому вчера навтыкал.

В доме никого не было. Младший бегал со сверстниками по околице, выпрашивая у них велосипед. Приходил возбужденный ездой. Старший выбирал озеро и лес в полувзрослой компании. Жена приводила в порядок грядки. Через открытое окно доносился сухой звук окучника. Ведро с водой плескалось в квадрате колодца.

Он лег на кровать, как в люльку, подмостив под себя подушку. Спина с трудом держала осанку, теперь могла наконец расслабиться. Поза, в которой хорошо думалось.

За участком раньше лежало картофельное поле. Оно заросло и постепенно слилось с широкой полосой брошенной земли. За ней стоял лес, но не сплошной, а островом среди деревень и трав. К нему вели дороги, почти тропинки. Он гулял по ним медленным шагом, ничто не отвлекало, тело жило своей жизнью, голова – своей. Сейчас лежал в пустой неподвижной комнате, впитавшей сельскую дневную тишину. Ему хотелось почувствовать, как тянется время.

С тех пор как его выставили из конторы, он все больше смотрел и приглядывался, не понимая, что делать дальше, в надежде выходить нечто связное своими ногами, как у него часто получалось раньше. Обычно он сидел за столом, вел случайные разговоры, нужные и никакие, но нить была натянута, жемчуг помельче и покрупней скользил по ней от начала к концу. Теперь она провисала, он не мог ее наполнить даже самыми скромными бусинками и впервые пожалел людей, живших одним днем.

Все чаще душа его требовала привычной работы. Он откладывал ее в беготне, но та просилась наружу, как пар из закипающего чайника. В самом деле, что мешает ему заниматься всегдашним делом. Музыканту нужен инструмент, артисту – сцена, а ему ничего, кроме удобной позы или медленной одинокой прогулки. Ведь всю свою жизнь он только и делал, что учился думать. Носить мешки, укладывать трубы под телефонный кабель, мешать раствор, вести кирпичную кладку было так же трудно, как и легко – сначала трудно, потом легко. Однако носить в себе убегающую мысль, ловить другую, непослушную и верткую, как рыба, чтобы составить связку, не делалось проще искусным подбоем навыка.

Давно уже он обдумывал тему. Просто так, занятия ради. Если и виделась польза, то в игре ума. Играют же дети и прикасаются к счастью. Так и он.

Тема была из физики. Учебники выстраивали мироздание на фундаменте массы и энергии. Ему всегда казалось это недостаточным. Он решил добавить от себя информацию в качестве самостоятельной опоры в помощь первым двум. Начинать надо с обзора элементов. Про себя он называл их необходимыми и достаточными для существования мира и, значит, основоположными. Зачем нужен обзор, спрашивал он себя. Чтобы фиксировать свойства. Тогда будет понятно, чем одно отличается от другого. Почему оно первое, а не второе или еще какое-нибудь. Свойства и качества, выстроенные определенным образом, позволяют увидеть отношения между элементами, очертить стороны их взаимодействия. В свою очередь, если раскрыты связи, становится понятной природа целого, составленного из элементов. Можно проследить ее историю, дать объяснение настоящему и попробовать заглянуть в будущее. Многие считают, что все уже открыто. На долю маленького человека остается такое же малое, как и он, дело. Но, во-первых, любой человек не только мал, но и велик, пребывает в постоянном движении, становясь больше самого себя и порой переступая границы своих возможностей. Во-вторых, нельзя делать успешно частное дело, не задумываясь о судьбах мира. Ведь есть же связь между тем и другим. Как часто мы путаемся в трех соснах только потому, что отвернулись от лица мироздания. Каждый приходит сюда, чтобы открыть все заново, включившись в опыт чужого переживания.

Итак, что есть масса? Самое общее определение говорит о ней как об источнике вещества, подчеркивая количественную сторону. Сколько ее, такова и она, безотносительно к материалу самой массы. Она есть, и этим все сказано. Масса входит в бытие как его объектная пассивная часть, что никак не умаляет ее достоинства. Каждый играет свою роль, важно, чтобы играл хорошо, тогда статист превращается в художника. Масса не совсем бескачественна. Она мера инерции – в переводе на русский – бездействия. С одной стороны, противостоит движению, с другой – впитывает энергию, готовясь выйти на старт. Инерция очень важное качество. Без него не может быть стабильности, сохранения и закрепления полученных результатов. Масса есть в некотором роде якорь Вселенной. Все, конечно, течет, но одновременно и останавливается в своих формах. То, что состоялось в конце движения, надо успеть прочувствовать, усвоить и только после этого пойти дальше. В противном случае весь мир давно бы сгорел в пламени своих ежемгновенных превращений.

Дойдя до этого пункта, Максим неожиданно понял, что произошло. Массу России открыто вывозили в порты, грузили на суда и отправляли на переплавку в чужие страны. Громадные заводские цеха пугали мертвым эхом. Зато улицы наполнились движением, на них расстелили бросовый ширпотреб. Все хозяйственное тело, расчленив, сдали в утиль, вывезли, украли. Какие-то гнусные существа рылись в утробе России. Вот желудок, набитый пищей. Она облита соком, наполовину переварена и очень вкусна. В таком виде ее называют требухой. Вот печень – нет ничего дороже дымящейся печени. А это сердце. Люди были частью пожираемой массы. Рынок развернул торговлю человеческими органами.

Максим отдаленно предполагал, почему все это неотвратимо. Масса не умеет действовать, беззащитна, лишена голоса. Сняв охрану, с ней можно делать все, что угодно: резать автогеном, перепиливать болгаркой, класть под пресс. Он вспомнил похожий случай. Завоеванный народ был выведен из города, положен под пилы, под железные молотилки, под железные топоры и брошен в обжигательные печи. Все повторяется. Приходит новое время – его называют новым, не умея видеть старое, прокравшееся в новизну.

Раз массу рвут в клочья, думал Максим, то от инерции скоро ничего не останется. Движение, не встречая никакой преграды, обратится в вихрь, и оно уже вихрь. Первыми будут сбиты с ног и сметены самые слабые – дети и старики. Детей особенно жаль. Затем под пилы и молотилки лягут мужчины. Они крайне опасны. Вихрь видит в них своих соперников и постарается уничтожить всеми доступными способами. Женщинами легко овладеть с помощью обмана, насилия, тяжелой работы. Дай в руки сканворд или «глянец», они обо всем забудут. Молодых можно отправить в дома толерантности, в переводе на русский – терпимости – новые обжигательные печи.

Он невольно отвлекся. И было от чего. Масса телесна, а тело – орган непосредственно чувствующий. Ему нужны защитные оболочки. Рыба прячется под камнем, улитка в раковину, да и все живое, передвигаясь по литосфере, бережет себя от нее. У человека есть дом, который отгораживает его от Земли. Потерять можно не только заводы, но и дом. Сначала государство – его заняли условные люди, Максим называл их птэрами. Дальше заводы и вот на очереди дома. Свой дом он еще только начал выпускать из рук, сдав на лето. Но очень многие поменяли большую площадь на меньшую, продали, уехали, сгинули. У него не выходило из головы зрелище толстого земляного червя, съедаемого заживо муравьями. Тот извивался всем своим телом, чтобы хоть немного облегчить боль, но сделать ничего не мог. Его масса слишком далеко отстояла от насекомых на лестнице жизни. Они получили на его тело эволюционное право. Но птэры еще недавно были людьми в окружении народной массы. Выйдя из нее силой обстоятельств, не могли же они мгновенно стать ее расхитителями. Или до того, как выйти, успели незаметно стать птэрами. Их рот уже тогда вытянулся в трехгранный клюв, за спиной выросли перепончатые крылья – все из безвидного материала. Только острое зрение улавливало не вполне видимое. А может быть, человечество просто повторяло панораму жизни, хотя и в очень сжатом виде. Простые формы примыкали к более продвинутым, скажем, от рыб к земноводным, дальше к классу рептилий, к собакам и кошкам, вплоть до настоящего человека. И вот бывают времена, когда птэры выходят на передний план, люди остаются позади, и их поедают.

Масса – один из углов мироздания. Всего их два. Второй – информация. Между ними энергия, которая делит свойства того и другого. Энергия импульсивна, хотя и нуждается в руководстве. Всегда течет от большего напряжения к меньшему. Масса – хранилище энергии, а та приводит ее в движение. На нашем этаже их взаимодействие отражается в таких физических явлениях, как, например, скорость v=S/t и ускорение a=S/t², по существу абстрактных, так как они заимствованы из нижележащего этажа. Им должны соответствовать и зеркальные отношения – информационные скорость vi~t/S и ускорение a_i~t/S². Они занимают середину между полюсами, рисуют множество промежуточных состояний: S→v→a…↔…a_i←v_i←t. Без него отсутствовали бы и сами полюсы, примером служит короткое замыкание. Назовем эти состояния эффекторами. Естественно заключить, что в нашем мире в качестве ближайших производных пространства и времени выступают масса и информация. В нашем привычном измерении пространственно-временные отношения должны вступить в симбиоз с масс-информационными полюсами. В жизни так и происходит. Когда мы рассчитываем скорость того или иного явления, то обязательно учитываем массу объекта, сопротивление среды, силу тяжести и так далее. Массу можно отождествить с количеством пространства, а информацию – с мерой времени. Отсюда энергия, которую мы принимаем за самостоятельную сущность, на самом деле есть элемент середины. Формула энергии E=m × c²=m × (S/t)², то есть произведение одного из полюсов нашего этажа на эффектор в квадрате предыдущего, в котором полюсами служат пространство и время. Похожим образом утверждены между полюсами импульс p=m × S/t и сила F=m × S/t². Так же точно формируются промежуточные состояния, которые опираются на полюс информации. Это информационные энергия, импульс и сила: E_i~I × (t/S)², pi~I × t/S и F_i~I × t/S². Схематично это будет выглядеть так: m→E→p→F…↔…F_i←p_i←E_i←I.

Левая часть эффекторов включает силовой набор действий. Они замыкаются на полюс массы. Правая часть состоит из набора эффекторов, примыкающих к полюсу информации. Правая часть ряда информационна по своей природе. Информация, которая служит основой информационного ряда эффекторов, – это информация как таковая. Она тем ближе к своей сути, чем мельче и короче операции, которые ее представляют. Как энергетические, так и информационные акты в виде эффекторов принадлежат целому, но распределены в нем неравномерно. В ядре силовые эффекторы преобладают. В окрестности, наоборот, доминируют информационные эффекторы, участвуя в создании длинных операций и макроформ.

Промежуточные состояния или эффекторы наполняют всю нашу жизнь. Только их мы и видим. Существуют ли полюса как таковые, отъятые друг от друга? Очевидно, нет. Мы не сталкиваемся напрямую с только временем или только пространством. Но природа знает межэтажное сопряжение родственных полюсов. Тяжелая масса притягивает согласно формуле F_грав.~M × m/r². В качестве нормы выступает квадрат расстояния между центрами масс. Так как масса есть количество пространства, то гравитацию можно определить в виде отношения разных видов пространств. Пространство числителя находится на более высокой ступени эволюции и представлено видимой материей. В знаменателе оно ближе по своей сущности к пространству как таковому, некоему метапространству. В нем материальность не выражена в явном виде. Ему еще предстоит развиться в те или иные формы. Они образуют комплементарную пару. Их борьба и рождает силу гравитации. Двоичность природы предусматривает межэтажное столкновение также и временных полюсов, качественное выражение которых можно представить формулой: F_{антиграв}~I/t. Оно должно противостоять притяжению. Это сила антигравитации.

Если гравитация возникает на стыке разных этажей мироздания, то сила инерции отражает противоборство пространства и времени в рамках одного этажа. Это явление горизонтального взаимодействия. F_инерц=m_инерц × S/t². Сила инерции участвует в строительстве формы. Очевидно, что гравитационная масса в отличие от инерционной воплощает в себе полюс массы в чистом виде, а инерционная или легкая масса дополняет тяжелую пространственно-временными отношениями, то есть перекрестными связями. Их различие определяется эффектором S/t, то есть масса легкая относится к тяжелой как S/t. Легкая масса находится рядом с полюсом массы, это первый силовой эффектор.

Сила гравитации и сила инерции отражают работу полюса массы. Ему противостоят силы антигравитации и силы информации F_i~I_эрции × t/S². Мера несоответствия между обоими видами информации (I_ядра и I_эрции) есть определенный эффектор на шкале пространства-времени – t/S. Он непосредственно прилежит к полюсу информации. Схема получает новое наполнение: m_ядра→m_{инертная}→E→p→F…↔…F_i← p _i←E_i←I_эрции←I_ядра.

Действие легкой массы развертывается в горизонтальной плоскости. Работа тяжелой строится на вертикали. Для описания легкой массы одного пространства мало, вводится время. В микромире правит закон больших чисел. Двоичная структура смещается в сторону времени. Отдельная частица подвержена непрерывным изменениям, не успевая прочувствовать пространство как момент своей глубины.

Классическая физика видит в гравитации природное свойство массы. На самом деле все определяется состоянием этой массы, ее включенностью в цепь вселенского вещества. Обладало ли гравитацией протооблако, из которого вышла Солнечная система? Нет, потому что было аморфным. Время и пространство в нем не установились. Эти органы бытия переживали начало своего развития. Масса стала возникать лишь в момент своего формирования из вещества первичного облака. Ядра, то есть звезды вместе с их спутниками, вобрали вещество, ставшее массой и усвоившее способность к гравитации. Таким образом флюидное пространство протооблака преобразовалось в пространство сборки, которое вылилось в новую среду, эволюционно более высокую, чем протооблако. Различие в плотности между пространством сборки и метапространством и есть источник гравитации.

Он встал с кровати и подошел к окну. Солнце, одолев подъем, катилось на запад. Окно было прорублено в стене очень низко. Он открыл ставню и выставил голову на свет. В детстве он много времени проводил на улице и солнце ощущал на вес его огня. С годами оно все больше застилалось облаками, дымом, зимой и севером. Максим научился подолгу смотреть в землю. Глаза его редко встречались с Солнцем и, встретившись, не видели души. Он догадывался, душа Солнца – его тепло, а дух – свет. Ими оно объемлет людей. Он смотрел в окно, впервые подумав о том, как изношено их светило, как устало за долгие годы, и пожалел старика. Не было раньше такого чувства, обращал внимание на другое. Почему не было? Не понимал, а теперь вот понял, и сердце его дрогнуло.

Лето стояло жаркое. Он носил воду из колодца на огород, пока однажды не зачерпнул грязь. Пришлось ходить на перекресток улицы, где стояла колонка. Но вот какое дело, по вечерам их дом, несмотря на дневную духоту, быстро остывал, как будто сделан был из картона. И он приладился топить печь. Вдоль забора стояли широкие уже потемневшие от времени колоды – занимали место. Он переводил их на поленья и топил печь. Жена и дети не понимали зачем. Старое рыхлое уже дерево избы пропускало тепло, печь добавляла. Ему было приятно ходить по комнате, раздевшись до майки. Волны, расходящиеся от печи, прогоняли скуку вечерней прохлады. Только сейчас до него дошло, не скука это была, а низкая энергоспособность его тела.

Если вдуматься, снижение удельных показателей чего бы то ни было есть всеобщий принцип. Допустим, отдельно взята я масса растет, при этом не растет же без конца и края, переполняя все вокруг. Что-то должно ее остановить. Останавливают происходящие в ней внутренние перемены. Обычно вещь растет со стороны своих внешних признаков. Это как будто одна и та же вещь, только больше. На самом деле все в ней другое. Если бы удельные показатели не отставали от объемных, то величина массы никак не влияла бы на ее свойства. Громадный плотный шар истекал бы энергией наравне с крошечным. Звезды носились бы взад-вперед, путая механику космоса с земной. Почему электрон размазан по своей орбите? Потому что энергонасыщен. Но что его сделало таким – только малость и легкость. Работает на ринге в весе пера. У ядра удельные показатели энергонасыщения в такой же мере снижены, в какой он сам массивнее своего электрона.

В молодости Максим восхищался темпами роста советской экономики. Приходил на собрание партработник, сыпал цифрами, в год выходило по десять и более процентов. Первые пятилетки были как взрыв. Страна и дальше продолжала развиваться быстро. Объем прироста на глазах увеличивался, но темпы все равно падали, и о них перестали упоминать.

Удельные величины говорят о качестве массы. Качество цементирует. Мало цемента, постройка теряет крепость. Если здание устремляется ввысь, одним цементом не обойдешься, нужен железобетон. Рыцарский замок и небоскреб составлены из разных масс. Сверхтяжелые химические элементы, уран и трансурановые распадаются. Их ядрам не хватает сцепки с помощью внутренней энергией. Чем они массивнее, тем меньше живут. Рухнула не Вавилонская башня, но ее масса, каждая единица которой с ростом этажей нагружалась все больше.

Энергетическое состояние не безразлично к природе массы. Домашняя печь работает на дровах. Ее свод и стенки выложены из кирпича. Коэффициент полезного действия невелик, но это лучше, чем горение на открытом воздухе. Паровой котел – более сложное устройство. Его стенки должны противостоять давлению пара, поэтому изготовлены из металла. Двигатель внутреннего сгорания пошел еще дальше. Рядом с мобильным паровым котлом масса его цилиндров невелика, зато мощности сравнимы. Оно и понятно. В первом случае стенки вылиты из чугуна, теплоносителем служит уголь, во втором, соответственно, сталь и бензин.

Советская экономика нарастила огромную массу Годовой оборот ее вещества измерялся кубическими километрами – миллиарды тонн. Беда в том, что они не соединялись с энергией в процедурах глубокой переработки. Люди нуждаются не в сыром веществе, им нужны формы. Избыточная энергия в виде нефти и газа, не находя спроса внутри страны, перегонялась на Запад. Для поддержания падающей нормы энергоемкости массы необходимы каждый раз более совершенные технологии, лучшие конструкционные материалы и высококалорийное топливо. Таков закон совместного движения массы и ее спутницы.

Энергия входит во множество промежуточных элементов. Все они играют роль эффекторов по отношению к своим полюсам. Эффекторы отражают многоликость форм нашего мира. Каждый из них представляет собой смешение сущностных начал в той или иной пропорции. Эффекторы отсылают к форме. Она накладывает печать, прорисовывает черты лица, ваяет образ. Форма активна, неделима, отражает природу качества, всегда единственна. Операции над ней (сложение, вычитание и т. д.) приводят к новым формам, чего нельзя сказать о материи. Свойства формы и ее поведение совпадают с тем, что присуще окрестности. Полюсы в противоположность к эффекторам субъектны, целостны. Они определяют лицо ядерного компонента.

Максим снова устроился поудобнее. Вода переплескивала через край ведра, покидая колодец. У забора раздавались ровные голоса. Вместо молодежи сидели мужики, рубившие пристройку к дому. Бревна служили скамейкой. Перед его глазами изобразилась корова. Она лежала рядом с загоном у водопоя, подобрав ноги. Челюсти двигались из стороны в сторону, лишь слегка поднимаясь. Так жернова мельницы не давят зерно, а растирают насечкой. В километре отсюда летел поезд. В другом километре застыл лес, уже затканный паутиной. Максим тянулся разобрать мир на неделимые части и, складывая вновь, увидеть, где, в каком месте возникают нестыковки.

Он давно понял, что не может жить, как природа, ее лес, корова, мчащаяся в Москву электричка и сама Москва. Мировая масса уходила ввысь этажами. Он находился в самом низу, и очень часто приходило ощущение, что потолок опускается, а в последнее время чуть ли не касается головы. Он, как в больном сне, представлял себе момент, когда придется ползти между полом и потолком, пока не будет раздавлен в лепешку или не придет свобода. Спасти может только форма, которая расталкивает полюса, как колонны, поддерживающие потолок и уходящие в пол.

Пока он думал, потолок застывал. Как только терялось сознание – угрожающе шевелился. Он не мог себя разбудить, хотя и знал, что спит. Время дробилось на секунды, пожиравшие жизнь. Секунды трепетали и множились, не переставая быть ничтожными. Тогда он с силой отводил взгляд от падающего потолка, восстанавливая хронос.

Миллиарды тонн вынутой породы образовали такие пустоты, что страна свалилась к центру Земли, придавив собственных жителей. Многие погибли, другие пробивались на поверхность сквозь нагромождение глыб и завалов. Птэры летали над Землей, ища, кого поглотить.

Максим принадлежал народу, тот был велик. Приходилось высоко запрокидывать голову, чтобы различить его контуры. Большое – ядро, оно всегда несет массу, иначе как стать большим. Информацию тоже несет, но в неявном виде. Масса не отличается гибкостью, движется в предуказанном направлении. Раньше ее называли быдлом, теперь говорят совок, хотя она источник всех тех вещей, которых домогаются птэры. Солнце тоже ядро, только поэтому посылает свет и тепло. Никто не осмелится обозвать его небесным быдлом или совком.

Он не знал, как приходят мысли. Их нужно было переносить от начала к концу, как в молодости мешки сахара с борта машины на склад. Однажды он долго работал и устал, но в результате появилась вот какая мысль: всякая большая масса есть сумма очень простых и одинаковых элементов. Новизна ее заключалась в том, что прямой связи между размерами целого и качеством частей отчетливо не наблюдалось. Ведь нередко бывает, что человек сам по себе крупный, но и умом не обделен, другой, наоборот, не только тщедушен, но и туповат. Впрочем, справедливо подмечено – велика Федора, да дура. Большие масштабы позволяют видеть лучше, куда направлено острие отношений. Солнце втянуло в себя почти все вещество своей системы, потому и состоит из простых элементов. Из сложных состоять не может. Земля сравнительно мелкий объект, но и как же сложна, да и любая планета умнее своей звезды, подобно отдельному человеку в сравнении со своим народом. И как планета дана звезде, чтобы нащупывать путь к форме, так же точно и человек своему народу. Ведь греет же и светит звезда, и разве народ русский не светит и греет. А если он совок, то и хулитель его не человек вовсе, а птэр.

Он снова отвлекся, ему хотелось определить свое место в мире. Все сдвинулось, и он его потерял. Мудрецы советуют начинать познание с самого себя, однако начинать следует как раз не с себя, а с самого простого. Именно так и поступают. Учатся считать по пальцам и только после этого переходят ко всевозможным таблицам. Но что относится к простому и легкому? От множества вещей голова идет кругом. Попробуй хоть на чем-то утвердиться. На самом деле критерий лежит на ладони. Максим давно его определил. Чем массивнее предмет, тем проще. Народ проще отдельного человека и в то же время сложнее человечества. Земля гораздо сложнее Солнца. Что может быть массивнее самого мироздания? Ничего. Оно и находится у предела абсолютной ясности, с него и следует начинать.