Текст книги "Операция «Салоники»"

Итак, Машенька не обманула ожиданий Михаила, но и он не обманул ее.

Из спальни они перешли на кухню, сверкавшую обилием новейших кухонных приборов.

– Ты извини, девочка, я по-холостяцки, – произнес Макариди. Повязав на голое тело передник и надев на голову какой-то дурацкий колпак с кисточкой, он возился с медной джезвой, насыпая в нее свежемолотый на ручной мельнице кофе, после этого взвешенный на электронных весах.

– Тут важен каждый миллиграмм, – озабоченно сказал он. Затем долил в джезву воды из бутылки с надписью по-французски «Лурд» и поставил закопченный медный сосуд на автоматическую газовую плиту.

– А где жена? – спросила Машенька. Завернувшись в хозяйский халат, она наблюдала за его действиями.

– Не дал пока Бог жены, – вздохнул Макариди. – Вот ты ею и побудь.

– Уже начала.

– Это еще не все.

– А что еще?

– Что? Ну, для начала раскрой холодильник и вытащи из него на стол чего-нибудь поинтереснее.

– Честно говоря, совсем есть не хочется.

– И мне, – признался Михаил, разливая кофе из джезвы по двум специальным чашечкам. – Но от коньяка, надеюсь, не откажешься?

– Конечно, нет!

Макариди достал из мини-бара бутылку и водрузил ее на стол.

– О, «Курвуазье», – с уважением произнесла Машенька, посмотрев на наклейку.

Ночью, когда, утомившись от любовных утех, они мирно спали, раздалась заливистая трель радиотелефона. Чутко спавший Макариди, на сей раз одурманенный чрезмерностью потребления напитка, со времени знаменательной встречи в ресторане гостиницы «Центральная» ставшего для него излюбленным, проснулся не сразу.

Он долго таращил глаза в полутьме, не понимая, что за звук назойливо лезет ему в уши. Придя наконец в сознание, Михаил схватил трубку:

– Алло?

– Крепко спишь, господин домовладелец, – послышался из мембраны такой знакомый, глуховатый и напористый басок Гоги.

– Добрый вечер.

– Вечер? Скорее утро.

– Я слушаю.

Проснулась Машенька. Широко раскрыв глаза, она смотрела на любовника. Завернутый в простыню от ночной прохлады – окна были распахнуты, – он напоминал привидение.

– Дело срочное, – доносилось из трубки. – Мой человек позвонил из Парижа. Интересная информация. Под Лионом продается завод костяных удобрений. Недорого. Очень выгодная сделка. Чувствую, конкуренты налетят как мухи на мед. Ты должен их опередить.

– Понимаю.

– Разбейся в лепешку, а завод купи.

– Лететь во Францию?

– Погоди лететь. Сначала созвонись кое с кем в Париже. Там сейчас мой кореш, руководитель моей забугорной братвы. Сам ему не звоню, потому что у меня сейчас нет возможности вылететь в Париж, – продолжал шеф, отвечая на безмолвный вопрос Михаила, – а играться в испорченный телефон ни к чему.

– Ясно.

– Ты не один, что ли?

– Один, – выдавил Макариди и покосился на Машеньку, которая внимательно слушала их разговор, хотя спросонья мало что соображала.

– Это хорошо. Тогда возьми карандаш и запиши парижский телефон кореша.

– Что ему сказать? – спросил Михаил и пододвинул листок бумаги и ручку, которые всегда для подобных случаев лежали на тумбочке у изголовья.

Гоги продиктовал номер и продолжал:

– Обязательно сошлись на меня, он тебе поможет. Вот координаты владельца завода, старого француза. Он в полном маразме, тем приятнее иметь с ним дело.

– Его убрать?

– Боже упаси. Вмешается полиция, начнется расследование, сами себе осложним дело. Наша задача – нейтрализовать конкурентов.

– Как?

– Не твоя забота. Кореш сам разберется на месте, а ты держи с ним постоянную связь. Имена конкурентов пусть узнает у того же владельца завода. Когда он сообщит, что почва подготовлена, двинешь в Париж. Думаю, у братка это займет от двух до четырех дней. Ну, как погода в Греции? – спросил Гоги, давая понять, что деловая часть беседы закончена.

– Благодать, – одним словом ответил Михаил.

– Море не штормит?

– Ни боже мой.

– А яхта?

– В полном порядке.

– Ходил на ней?

– Еще нет.

– Вернешься из Парижа – попробуй. Собираюсь к тебе в гости нагрянуть.

– Здорово!

– Может, и отдыхать буду. Да и с судовладельцем одним нужно пообщаться. Ладно, время идет, звони в Париж. Только учти…

– Да?

– Кореш, зови его Петрушик, ужасно не любит, когда его будят. Матерится так, что стены краснеют.

– Переживем.

– Действуй.

Макариди нажал отбой и включил торшер. Машенька сидела посреди необъятной постели, поджав по себя ноги. В глазах ее стоял безмолвный вопрос.

– Видишь, что значит бизнес? – сказал Михаил. – И ночью не дают покоя.

– А кто тебе звонил?

– Да партнер беспокойный попался, – махнул рукой Михаил.

– Издалека?

– Ты такого города и не слышала.

– А что это – убрать? Кого убрать? Что это значит – убрать?

– Яхту он просил убрать, – нашелся Михаил. – Приехать собирается, он обожает отдых на море.

– Убрать? Ты сказал – убрать? – в голосе Машеньки послышались истерические нотки.

– А что тут такого? – не понимал Михаил.

– Как это – убрать яхту? Потопить, что ли?

– Господи, ну что ты, девочка, придираешься к словам! – вскипел Макариди.

– Я не придираюсь, – ответила она, – но только ты не убирай…

После этих ее слов какая-то трещинка осталась в душе Макариди. Нехорошо как-то он обошелся с молодой женщиной, не по-рыцарски. Все карты спутал внезапный ночной звонок шефа, давшего срочное задание…

Задание оказалось достаточно сложным. Весь остаток ночи Михаил дозванивался к доверенному лицу Гоги в Париж, потом последовали поездка во Францию, тягомотное дело в Лионе, нудное оформление многочисленных бумаг на право владения заводом костяных удобрений.

Хорошо хоть, что к моменту его приезда местная братва Гоги сумела «нейтрализовать» теми или иными способами всех конкурентов.

За всеми этими заботами Машенька как-то стерлась из памяти, подзабылась.

Но вот задание шефа было выполнено, и Макариди благополучно вернулся в Салоники.

В первый же день после возвращения Михаил отправился в порт. Он любил бывать здесь, наблюдая за погрузочно-разгрузочными работами, за новейшими механизмами, которые соседствовали с допотопной техникой, слушать многоязыкий шум и говор людей, приехавших сюда со всех концов света.

«Наверно, кровь моих предков говорит», – думал Макариди, медленно прохаживаясь по огромной территории порта, вновь и вновь разглядывая старинные склады со стенами полутораметровой толщины, рядом с которыми возвышались модерновые строения из бетона, стекла и стали – местная администрация, бесконечные представительства, офисы торговых и посреднических фирм…

Проходили нарядные туристы, бегали туземные чумазые мальчишки – местные Гавроши, вечно озабоченные случайным заработком: обувь почистить, вещички поднести, проводить заблудившегося в порту иностранца к выходу, ну а при случае и стибрить чего-нибудь. Наверно, беспризорники всех стран похожи, если отвлечься от цвета кожи и прочих несущественных деталей, которые так любят описывать романисты.

Иногда выкрики, и оживленную речь, и обрывки песен (греки – народ очень музыкальный) вдруг покрывал низкий и протяжный бас пароходного гудка, от которого сладко замирало сердце и в груди становилось почему-то тревожно.

На этот раз Макариди в порт привело дело, которое поручил ему Гоги, – привести в порядок приобретенную яхту. Стоянка ее располагалась за основной территорией пассажирского и грузового портов, где у длинного причала располагались частные суда.

Вот она, красавица.

Среди своих соседок купленная им яхта выделялась как размерами, так и легкой, какой-то воздушной статью. Среди прочих посудин она возвышалась, как Голиаф среди пигмеев.

По совету своего приятеля – местного бизнесмена – Макариди нанял команду малайцев.

– Поверьте, я не знаю лучше моряков и более выдержанных и услужливых людей, – сказал приятель.

– Кроме, конечно, греков, – добавил Макариди, и они улыбнулись друг другу улыбкой авгуров.

За пару часов до выезда в порт Михаил позвонил капитану малайцев, попросив его с командой прибыть на яхту.

Спустившись фуникулером на причал, Макариди еще издали заметил, как по сигналу капитана, наблюдавшего с мостика в подзорную трубу за причалом, команда выбежала на палубу и выстроилась в струнку в ожидании хозяина.

Улыбаясь, он поднялся на борт и поприветствовал малайцев – те, кстати, довольно прилично владели английским. Команда ответила ему стройно, по-военному. Палуба была надраена и в лучах послеобеденного солнца блестела как стеклышко.

Яхта показалась Макариди громадной, как целый теплоход. Да она и впрямь была огромной и величественной, но размеры судна скрадывались стройностью и гармоничностью линий – не зря ее возводили по индивидуальному проекту знаменитого судостроителя, строившего яхты для миллиардеров и кинозвезд.

Яхта, которую купил Михаил, по сути дела представляла собой плавучий особняк со всеми удобствами, включая лифты (если гостю лень подняться по широкой, покрытой рыхлым бархатом лестнице), бассейн с подсвечиваемой водой, четыре спальни, бильярдную в багровых тонах и прочее в том же духе.

Макариди в экскурсии по судну сопровождал капитан. Безукоризненно подтянутый, ловкий в движениях, с постоянно блуждающей улыбкой на лице, он показался Михаилу заводной куклой или роботом, как их изображают в фантастических мультяшках для детей.

В ванной комнате задержались надолго – она поразила Макариди своей роскошью. При осмотре судна перед покупкой он не заходил сюда, решив, что в ванной не может быть ничего интересного. И, оказывается, ошибся.

Все здесь сверкало фарфором и золотом – или позолотой? Джакузи было выполнено из дорогого каррарского мрамора, его голубоватые прожилки казались венами.

Михаила поразило обилие кранов: зачем их столько? Ну, для горячей воды. Ну, для холодной. Допустим, для морской. А остальная дюжина для чего?

Макариди покосился на капитана – тот выдержанно молчал, только дежурная улыбка не покидала его лицо, собирая лучики морщинок у немного раскосых глаз.

Тогда, словно невзначай, Макариди повернул один, другой, третий краны – из них ничего не текло.

– Система жизнеобеспечения на судне пока отключена, – пояснил капитан. – Ждем приказа хозяина, – застыл он в легком полупоклоне.

– Я сообщу, когда надо будет включить, – откликнулся Макариди. – Жду в гости приятеля, мы с ним будем совершать круизы по морю.

Он закрутил краны – металл приятно холодил пальцы – и как бы мимоходом спросил:

– А зачем их столько?

– О, это целая история! – улыбка капитана расползлась до ушей. – Мне рассказывали ребята из диспетчерской порта… Дело в том, что прежний владелец яхты был большой… как это сказать по-английски?

– Ходок, – подсказал Михаил.

– Вот именно, ходок по женской части, – подхватил капитан. – Он устраивал здесь такие оргии, что чертям было тошно.

– Откуда диспетчеры могли знать, что творится на яхте в открытом море?

– От глаз людских ничего не скроется, сэр, – убежденно произнес капитан. – И потом, команда на что? Без прислуги-то не обойдешься, а она и соринку в хозяйском глазу не пропустит.

– Это верно.

– Самое интересное, – продолжал капитан, – что главным заводилой был не сам хозяин судна, а его пассия.

– Любовница?

– Уж не знаю, то ли любовница, то ли гражданская жена. А вернее всего, все вместе. Она, говорят, на спор выпивала, не отрываясь, целую бутылку шампанского, а уж какие карусели выстраивала на палубе при звездах или в залах! Из-за алкогольных забав и Голливуд ей пришлось бросить – она в прошлом была киноактрисой, и не из последних. Ну а потом пошло-поехало: вино, наркотики и общий разгул, – махнул рукой капитан. – Между нами говоря, прежний хозяин и посудину-то выстроил, сообразуясь с ее прихотями. А она, говорят, была великая выдумщица. И в своих причудах, и в любовных делах, – и он мечтательно поцокал языком.

– Мы о кранах, – напомнил Михаил.

– Ах да, о краниках, – встрепенулся капитан. – Это тоже, по слухам, была целиком ее идея. Краны, помимо воды, могли подавать в джакузи и другие… э-э… жидкости.

– Какие же?

– Ну, например, шампанское. Или молоко – говорят, ванна из молока очень полезна для кожи. Или, скажем, смесь тропических соков – манго, папайя и прочее в том же духе.

– Неплохая идея, – похвалил Макариди. – А как эти жидкости сохранялись? В такую жару молоко вполне может превратиться в простоквашу.

– Все было предусмотрено. В соседнем отсеке расположены резервуары – сейчас они пустые. Тот, который под шампанское, содержался под давлением – чтобы газ не вышел. А молочный – он целиком помещен в мощный холодильник. Кроме того, молоко особым образом пастеризовалось, чтобы не прокиснуть…

– Но ванна из ледяного молока – малое удовольствие, – заметил Макариди.

– В случае необходимости включался электронный нагреватель, через который проходил патрубок, так что температуру подаваемой жидкости можно было регулировать.

Михаил потрогал блестящий кран:

– Хорошая позолота.

– С вашего позволения, сэр, – чистое золото, – поправил капитан.

– Все краны из золота?

– Все. И подводящие трубки тоже.

«Вот почему цена яхты показалась мне безумно дорогой, – подумал Макариди. – Но Гоги велел покупать эту посудину не торгуясь. Наверняка был в курсе дела».

– Разрешите поинтересоваться, сэр, – капитан нарушил затянувшуюся паузу.

– Да?

– Вы возобновите прежние обычаи?

Михаил не понял:

– Какие обычаи?

– Ну, шампанское, молоко и так далее, – пояснил малайский капитан.

– Разве я похож на идиота?

– Никак нет. Прошу прощения, сэр.

«Не хватает только ванны с шампанским выстраивать на виду у всей Греции! – одна мысль об этом развеселила Макариди. – Да я тут же стану притчей во языцех, а ищейки РУОП, которые, говорят, рыщут по всему свету, тут же учуют неладное. Свои деньги напоказ может выставить только самый распоследний кретин».

Из ванной комнаты, пересекши холл и танцевальный зал с вращающимся кругом, они перешли к спальням. Здесь каждая была на свой манер, двух похожих не было. Даже цвет у них был разный, не говоря уж об интерьере.

– Между прочим, сэр, злые языки говорят, что эти ванны окончательно погубили голливудскую красотку.

– Каким образом?

– Вроде бы она больше всего любила ванны из шампанского. И, когда оставалась в ванной одна, надиралась этим напитком, прошу прощения, как свинья. Ну а поскольку она обожала принимать ванны по нескольку раз на дню, сами можете себе представить, к чему это в конечном счете привело.

– Что касается меня, я бы предпочел ванну из коньяка, – сказал Макариди. – Желательно, чтобы это был «Курвуазье».

– Выбор истинного джентльмена, сэр, клянусь Богом! – угодливо хихикнул капитан.

* * *

Под видом представителя совместной торговой фирмы «Валентина и Валентин» Григорий Григорьевич Очеретин благополучно прибыл в Салоники, разместился в гостинице и даже успел взять напрокат машину, которая тут же встала, как он только свернул с большой улицы и поехал по тихому переулку.

Пришлось выходить из машины и открывать капот.

Нагнувшись над деталями мотора, он вдруг услышал:

– С приездом вас, Григорий Григорьевич, – сказал человек удивительно знакомым голосом, и Очеретин буквально оторопел.

– Миша! – непроизвольно вырвалось у него.

– Тихо! – остановил его Бутин и еще тише начал:

– Из-под капота не вылезать – делай вид, что я тебе помогаю чинить машину. Как добрался? Возникли ли какие вопросы? Что передать в Центр? У нас всего пять минут.

– Добрался хорошо. Устроился в гостинице «Мажестик», 14-й номер. Вопросов нет, – так же быстро и тихо говорил Очеретин.

– Я улетаю сегодня в 22.30. Подойдешь в аэропорту к пограничному контролю. Если все будет хорошо, передашь в Центр, что я улетел. Я ухожу.

Бутин вылез из-под капота и громко произнес на английском языке:

– Коробку скоростей надо проверить!

Уж на что был опытный человек Григорий Григорьевич Очеретин, но такого не ожидал: чтобы ЦРУБОП организовало проверку, как он долетел, – даже человека специально послал. Бутина Михаила Анатольевича… Капитана… Радостно стало на душе – за него беспокоятся с самых первых шагов!

В 22.00 он был в аэропорту у стойки пограничного контроля, снова увидел Бутина, но на этот раз они сделали вид, что совсем не знают друг друга, только глазами на мгновение встретились.

Бутин благополучно прошел пограничный контроль.

Поездив по городу – Очеретину не терпелось поскорее с ним ознакомиться, знать его улицы, проезды, площади, – он поехал в гостиницу, однако на площади, где бил большой фонтан, все-таки остановился: фонтан подсвечивался огнями и выглядел очень красиво.

* * *

А Михаил Бутин уже подлетал к Москве.

Он любил самолеты, авиацию, как и высокое чистое небо, усыпанное звездами.

Родившись в Калуге, на родине великого Циолковского, Михаил Анатольевич помнил, как они еще пацанами ходили в его дом смотреть телескоп, сконструированный самим ученым.

Хотя Бутин и закончил физико-математический факультет Московского областного педагогического института имени Крупской, работать стал все-таки в Калуге, в Научно-производственном объединении имени Циолковского. Но женитьба многое изменила – Ольга оказалась москвичкой, и пришлось переехать в столицу.

Здесь он и пришел работать в ЦРУБОП, а одновременно поступил на заочное отделение Академии при МВД, которое закончил в 2001 году.

Увидев однажды у детей учебник английского языка, принялся его листать, потом начал делать вместе с детьми домашние задания, быстро обогнал своих соучеников и вскоре уже приобрел знаменитый учебник Бонка. Свободное время посвящал изучению английского языка, а тут еще и повезло – в соседнюю квартиру переехал учитель английского языка. Он-то и принялся помогать Михаилу Анатольевичу.

Однако сейчас мысли Бутина были далеки от воспоминаний – он думал об Очеретине, о том, как ему придется столкнуться с Макариди, с другими, а может быть, и с самим Гоги…

* * *

Михаил Макариди не подвел Гоги. Грек удачно вписался в тамошнюю жизнь, что для эмигранта не так-то просто, приобрел приятелей, короче – пустил корни. А главное – дотошно выполнял все распоряжения Гоги, следил за сделками по покупке недвижимости, которые производились на его имя, в воровстве замечен не был. Удачно провел покупку здания бывшего музея в Салониках и его реставрацию – присланными фотоснимками нового принадлежащего Гоги особняка вор в законе остался доволен.

Видимо, не было оснований быть недовольным и Михаилу. Там, на «гнилом Западе», он, судя по донесениям, катался как сыр в масле.

Но здесь-то и таилась главная опасность – это Гоги знал по собственному богатому жизненному опыту: немало знакомых ему людей, которые стойко перенесли тюрьмы и лагеря с долгими сроками, не выдержали испытания богатством. Одни спились, другие ударились в наркотики, третьи погрязли в разврате и загуле и растеряли все, что подарили им судьба и воровское счастье.

Не пойдет ли и Михаил по этой дорожке?

Ведь всю предыдущую жизнь он провел, по сути, в нищете, борясь за каждодневный кусок хлеба. А тут – рай земной, в который сподобился попасть заживо. Снилось ли Макариди такое? Сладкая жизнь развращает, как и власть. Получив что-то, человек хочет все больше, и больше, и больше.

Дабы предупредить подобное возможное развитие событий, Георгий Давидович, вскоре после отъезда Макариди, послал за ним вдогонку соглядатаев, которые должны были осуществлять негласный надзор. Михаил об этом, конечно, не ведал – и не должен был ведать! – ни сном ни духом.

Это была парочка людей неприметной внешности, снабженных всеми необходимыми документами. У них были германские паспорта, оба недурно говорили по-английски.

Они устроились в гостинице средней руки на окраине Салоник, ни выпивкой, ни женщинами не увлекались, в соответствии со строжайшей инструкцией Гоги. Прислуге давали хорошие чаевые; вели себя вежливо и неприметно.

Карл и Эгон – такие клички дал им Гоги, когда делал для них паспорта. Они не были специалистами в бизнесе, финансовых и кредитных операциях. У них была совсем другая задача – физически отслеживать каждый шаг Михаила, наблюдать, с кем встречается, прослушивать, какие разговоры ведет – и по телефону, и по мобильнику, и при дружеских встречах. Для этого Гоги и его подручные снабдили их соответствующей техникой – всякими «жучками», микрофотоаппаратами и прочим добром.

На высокопоставленные приемы, встречи и переговоры, в которых участвовал Макариди, Карлу и Эгону, конечно, ходу не было, но работы им и так хватало.

Они наблюдали за особняком, в который после ремонта и реконструкции вселился Михаил, следили, с кем он встречается вне официальных мероприятий, столь необходимых деловому человеку. И – фотографировали, записывали на аудио– и видеопленку, фиксировали по возможности все, что казалось им интересным. Тексты разговоров их не интересовали – пусть шеф сам разбирается, где мякина, а где зерно. Полученную информацию они переправляли Гоги, снабжая ее необходимыми комментариями – что, где, когда.

Передавали непосредственно Гоги, и только ему, – это тоже был один из пунктов инструкции.

В тот день, а вернее ночь, когда клиент – так Карл и Эгон называли между собой Михаила Макариди – привез к себе сильно подвыпившую Машеньку, оба соглядатая находились на своем обычном посту. У них был очень удобный пункт наблюдения – маленькое кафе, расположенное напротив здания бывшего музея, а ныне реставрированного особняка «нового грека».

Кафешка была круглосуточной, неказистой, зато недорогой, и в ней все время толокся народ: водители такси, проститутки, сутенеры, неудавшиеся художники, просто лица без определенных занятий, воришки, делившие между собой прибыль, припозднившиеся мужья, заскочившие перед объяснением с супругой перехватить чашечку кофе с рюмочкой метаксы или ликера…

Иностранцы сюда, как правило, не заходили – исключение составляли Эгон и Карл.

Основное место в помещении занимала стойка бармена, перед которой всегда толпился народ. Высокие сиденья у стойки были вечно заняты, освободившееся место сразу же занимал кто-нибудь другой. Часто попадались девчонки, отчаянно накрашенные, совсем подростки, лет по четырнадцать – пятнадцать. Они сидели вполоборота к бармену, высоко закинув ногу на ногу, а на подошве туфельки мелом была выведена цифра, обозначавшая цену в драхмах или – чаще – в долларах. Если посетителю нравилась какая-нибудь из них, он молча брал ее за руку и уводил.

– Очень удобно, – заметил однажды Карл, кивнув на крашеную блондинку, которая особенно высоко и вызывающе закинула ножку.

– Кроме цены.

– Зато никаких лишних разговоров, типа «как вас зовут, разрешите познакомиться» и прочее. Годится – бери, нет – топай дальше.

В этот вечер они сидели на излюбленном месте – за крохотным столиком на двоих, стоящим у самого окна. За стеклом напротив был отлично виден особняк бывшего музея, красиво подсвеченный. Все окна дома были темны.

Болтая о разных пустяках, они время от времени – то один, то другой – поглядывали на улицу.

Перед ними стояло уже по две пустых кружки, и Эгон поднялся, чтобы сходить за третьей парой – была его очередь, но, посмотрев в окно, заметил «мерседес», притормозивший у подъезда особняка.

– Гляди-ка, чуть не проворонили, – сказал он напарнику.

С этого момента для них не существовали ни нечистая, прокуренная кофейня, ни девочки по рыночным ценам, ни посетители с чубуками, ни остальная вселенная.

Объект наблюдения – Макариди собственной персоной, – обойдя спереди машину, галантно отворил дверцу, протянул руку, опираясь на которую из машины выпорхнула дамочка, и они вместе вошли в дом.

– Обязательно сегодня же сообщим об этом шефу, – сказал Эгон.

* * *

Получив из Салоник информацию, Гоги просмотрел текст дешифровки на экране компьютера и с досадой сплюнул: тоже мне, великое событие – Михаил притащил к себе какую-то потаскушку.

Потом, поразмыслив, Георгий Давидович потянулся к трубке дальней связи радиотелефона. Ведь у него есть дельце к Макариди, не терпящее отлагательства. Надо выдать ему задание насчет завода в Лионе, а заодно и проверить на вшивость. Зачем откладывать это на завтра? Лучше сделать прямо сейчас, пока он заведомо не один.

Разговаривая с Михаилом, Гоги вскользь спросил: «Ты один?» – и, получив утвердительный ответ, насторожился. Мелочь, конечно. Притом касающаяся личной жизни. Но, с другой стороны, в нашем деле мелочей нет. Выходит, эта тварь дрожащая, Макариди, умеет врать? Как сказал мудрый Козьма Прутков, «единожды солгавши, кто тебе поверит?»

Ладно, запомним этот эпизод и при случае врежем Макариди по первое число, чтобы не завирался.

На всякий случай Гоги запомнил число и даже время их телефонного разговора – память у него была отменная.

В эту ночь Гоги долго не мог уснуть. Ворочался с боку на бок, вставал, пил из холодильника ледяной лимонад. Сон никак не приходил. Гоги чувствовал, что упустил что-то важное, но что именно – никак не мог сообразить, и это бесило.

Он принял теплый душ, подумал было покурить успокаивающую травку, но тут же напрочь отогнал предательскую мысль: не хватает только снова втянуться в эту пакость, от которой он избавился с таким великим трудом.

* * *

Согласно плану, разработанному Батуркиным и утвержденному генералом, Григорий Очеретин, будучи заместителем генерального директора фирмы «Валентина и Валентин», должен был открыть в Греции, в Салониках, филиал своей фирмы.

Анатолий Петрович постарался – снабдил его комплектом всех необходимых документов высшего качества, комар носу не подточит. Всевозможные удостоверения, свидетельство о регистрации фирмы, печать, фирменные бланки, наконец пакет интересных деловых предложений о совместной деятельности – все было в наличии.

В один из дней «заместитель генерального директора» несуществующей фирмы дал объявление в СМИ и принялся ждать. По своему богатому опыту оперативник знал, что в подобных делах нельзя проявлять торопливость, чтобы не вызвать ничьих подозрений. Не стал останавливаться он в центральной гостинице города, постояльцы которой всегда на виду, а выбрал отель попроще, на отшибе.

Потихоньку знакомясь с городом, а больше сидя в номере, чтобы не проворонить, если ему будут звонить, Очеретин стал ждать улова, как заправский рыбак, забросивший в реку удочку.

Улов оказался скудным – в ответ на рекламу последовало всего два-три звонка, явно не по делу. Но, как известно, лиха беда начало, а на безрыбье – и рак рыба. Очеретин тщательно зафиксировал предложения, пригласил возможных партнеров и провел переговоры, стараясь проявить заинтересованность.

Он умел ждать.

Следующим этапом было снять для филиала родной фирмы офис: это не было проблемой – многие помещения в городе пустовали. Теперь у него появился юридический адрес, и можно было приступать к следующему этапу, который Григорий про себя называл «выход в свет». Он вспомнил один из долгих разговоров с Батуркиным.

– Приедешь в Салоники, перво-наперво нанеси визит городскому начальству, – говорил Анатолий Петрович.

– Кому именно?

– Сориентируешься на месте, кто там самый весомый.

– Нанять переводчика? Я ведь не знаю греческого.

– Никаких переводчиков, – покачал головой Батуркин. – И языка тебе знать не нужно – ты ведь иностранный бизнесмен. Владеешь английским – и ладно. Они там все шпрехают по-английски, уверен.

– О чем говорить?

– Представишься в соответствии со своими документами. Попросишь участия и помощи – разумеется, в сугубо официальных рамках. Руководство это любит.

– Простите, Анатолий Петрович, а что это может дать? – спросил Очеретин.

– Даст очень многое, мой друг: легализацию твоей деятельности. – Слово «легализацию» Батуркин выделил. – Важно уже то, что городское начальство будет знать о твоем существовании, понятно?

– Понятно.

– В твоем деле очень важна крыша. Вот и ищи, ищи, ищи ее там, как хороший пес. РУБОП рядышком не будет. А следы Гоги где-то там, нутром чую. Так вот, тамошнее городское начальство, само того не ведая, и послужит тебе на первых порах чем-то вроде крыши.

Арендовав помещение для офиса, скромное, но достаточно представительное, Очеретин продолжал жить в гостинице. Выждав некоторое время, он записался на прием к мэру. Ждать очереди пришлось долго, однако встреча искупила ожидание, и Очеретин лишний раз убедился в мудрости и прозорливости Батуркина. Мэр был весел, словоохотлив, «шпрехал» на английском довольно сносно, хотя и с ужасным прононсом.

Мэр выразил живейшую радость, что еще одна русская фирма решила обосноваться в Греции – стране древнейшей цивилизации, родине олимпийских богов и мифических героев. Гостя своего, после обмена визитными карточками, он упорно называл «товарыш Ачеретин», хотя Григорий вежливо разъяснил мэру, что в России теперь товарищей нет, а остались одни только господа.

Секретарша внесла традиционную медную джезву, разлила кофе в две чашечки. Мэр выставил бутылку коньяку, коньяк оказался греческим.

В заключение встречи мэр обещал русскому коммерсанту всяческое содействие и вдруг, к удивлению Очеретина, заговорил на русском, хотя и ужасно ломаном:

– Я буду вашим… как это сказать по-русски… да, вашим патроном. Но не тем патроном, который стреляет, а тем, который патронирует, – счел необходимым пояснить мэр, крепко пожимая на прощанье руку Григорию.

…Как-то наблюдательный Очеретин заметил в гостинице, в которой проживал, двух парней. Ему показалось, что они русские, и он начал наблюдать за ними. Парни, однако, вели себя крайне осторожно, и ему не удалось подслушать, на каком языке они разговаривают.

Он выяснил только, что они обитают этажом выше, занимая двойной угловой номер.

Подойти и заговорить с ними он, конечно, не мог – это было бы нарушением любых правил конспирации.

Тогда Очеретин вооружился флакончиком хороших духов и подкатился к пожилой матроне, которая сидела в рецепции и занималась регистрацией приезжающих и отъезжающих. Полюбезничав с дамой и вручив ей припасенный маленький сувенир, Очеретин «в легком жанре» сказал между прочим, что к нему должны приехать два партнера из Латинской Америки, но он не видел их в лицо и вообще не знаком с ними, а помнит только их фамилии. Дама приняла в его проблеме живейшее участие.

– Надо обзвонить отели города? – спросила она.

– Сначала я хотел бы убедиться, что они не остановились в нашей гостинице.

– Нет ничего проще, мосье руссо! – воскликнула матрона и протянула Очеретину толстенную амбарную книгу.

Он присел к столику и принялся листать ее – номер комнаты, в которой проживали двое молодых людей, он вызнал как раз накануне.

Увы, оперативника ждало разочарование – гости из угловой комнаты оказались немцами: в графе «страна убытия» значилось «Германия».

Он возвратил даме книгу регистрации.

– Нашли?

– К сожалению, нет.

– Обзвонить другие отели? Дайте мне фамилии ваших партнеров, – произнесла она и потянулась к телефонной трубке.