Текст книги "Невербальная коммуникация. Экспериментально-психологические исследования"

На основании данных опытов можно сделать вывод о том, что психофизиологические механизмы мозга, сформировавшиеся в процессе эволюции человека для выделения (декодирования) речевой информации из потока речевых звуков, поступающих в слуховой анализатор в нормальной временно́й последовательности, могут работать, т. е. выделять смысл сказанного и в случае поступления речевой информации в «обратном» (инвертированном во времени) виде.

При этом имеется существенная разница между восприятием в инвертированном виде собственно речевой вербальной и экстралингвистической информации: все исследованные нами виды экстралингвистической информации – эмоциональная, половая, возрастная и индивидуально-личностная – опознаются и осознаются в инвертированном виде без какой-либо подготовки испытуемого и почти с той же вероятностью правильного решения, как и в норме, а вербальная информация инвертированной фразы остается для слушателя в целом неосознанной, поскольку человек не может повторить инвертированную фразу в ее нормальном виде, хотя – и это особенно важно (!) – действует в соответствии с содержащейся в ней информацией.

Вышеуказанные различия в восприятии вербальной и экстралингвистической информации можно считать связанными с разными психофизиологическими механизмами кодирования и обработки мозгом этих двух видов речевой информации, согласно разрабатываемой нами модели двухканальной природы речевой коммуникации (Морозов, 1989, 1992, 1993a, 1998c). Под первым каналом мы подразумеваем собственно речевой (лингвистический), а под вторым – невербальный (экстралингвистический) способ передачи информации в системе общения человека с человеком (разумеется не в технологическом, а в психологическом плане).

Существует ряд доказательств эволюционно-исторического, онтогенетического, физиологического, медицинского, психологического характера, свидетельствующих о функциональной обособленности этих каналов (Морозов, 1998c). Различия в восприятии человеком лингвистический и экстралингвистический информации в инвертированном виде являются новым дополнительным свидетельством принципиальных различий между вышеуказанными каналами.

Психофизиологической основой двухканальной структуры системы речевого общения в нашей модели выступает функциональная асимметрия головного мозга человека, проявляющаяся в доминировании левого полушария в обработке вербальной информации (с участием специфический речевых центров Брока и Вернике) и в доминировании правого полушария в обработке всех видов экстралингвистической, информации (Балонов, Деглин, 1976; Восприятие речи, 1988; Морозов, 1988, 1992; Kimura 1967, 1973; Bryden, 1982).

При этом разделение вышеуказанных двух видов информации определяется в мозгу не только по принципу места, но и по способу обработки (Галунов и др., 1985; Морозов, 1988; Восприятие речи…, 1988). Для левого полушария характерным является посегментная (послоговая) обработка речевого сигнала с использованием в качестве информативных признаков знака формантных межслоговых и межфонемных переходов, а для правого полушария – симультанная оценка интегральных паттернов речевых спектров (Морозов, 1993a). Это обстоятельство, в частности, является причиной непонимания инвертированной речи левым полушарием (Морозов, 1992).

В качестве рабочей гипотезы мы предполагаем, что правое полушарие может частично выполнять роль своего «соседа», используя, однако, свой собственный механизм обработки речевой информации. Если это так, то правое полушарие должно «понимать» смысл инвертированных фраз, поскольку интегральные спектры инвертированных во времени отдельных слов и даже целых речевых фраз оказываются практически идентичными.

С целью проверки этой теоретической гипотезы были проведены дополнительные исследования (Морозов, 1996d), а именно: речевые инвертированные фразы, содержащие команды испытуемому, какую кнопку нажимать, предъявлялись дихотически: либо через правое ухо, либо через левое ухо (с предъявлением шума речевого спектра на контрлатеральное ухо).

Результаты исследований, представленные в таблице 2, свидетельствуют, что при восприятии инвертированной речи преимущество действительно имеет левое ухо (т. е. правое полушарие головного мозга). Так, максимальная разница (для трех слов-команд в инвертированной фразе составляет при выборе цвета: 6,6 % (42,4 %–35,8 %), а при выборе цифры: 3,7 % (34,2 %–30,5 %). Напомним, что при восприятии обычной вербальной речи закономерным является доминирование правого уха (т. е. левого полушария) примерно на такие же величины асимметрии (Морозов, Вартанян, Галунов, 1988).

Таблица 2. Вероятности (%) правильного выбора цвета или цифры в зависимости от числа слов-команд в инвертированной речи, предъявляемой дихотически: через левое ухо или правое ухо испытуемого. Средние данные (M + m) для 15 человек обследованных

Ус ловные обозначения: M – среднее значение, m – стандартная ошибка

В какой мере полученные нами данные о поведении испытуемых под действием инвертированной фразы связаны с механизмами сознания или подсознания?

Совершенно очевидно, что участие сознания в этом процессе полностью исключить нельзя. Особенно это относится ко второй стадии исследований, когда испытуемому сообщали, что в инвертированной фразе может содержаться подсказка. Испытуемый мог пытаться сознательно восстановить нормальную последовательность звуков речи во фразе путем ее обратного мысленного прочтения, пытаться обнаружить какие-либо характерные фонетические признаки отдельных слов и т. п. Подобная сознательная способность к пониманию инвертированной речи, по-видимому, может быть развита путем специальной тренировки, равно как и может явиться результатом особых природных данных (о чем свидетельствуют случаи, описанные нами ранее – Морозов, 1989, 1992). Однако для людей, слышащих инвертированную речь впервые, да к тому же на первой стадии эксперимента, когда испытуемому не сообщалось, что он слышит инвертированную речь и что инвертированная фраза может содержать подсказку (о том, как ему действовать), попытки сознательного реконструирования фразы представляются маловероятными. Об этом же свидетельствуют также уже прокомментированные нами выше результаты опытов с одно– и многосложными словами.

Что же касается возможных неосознанных реакций испытуемых на инвертированные фразы-подсказки, то их психофизиологический механизм следует понимать в свете уже упоминавшейся в начале настоящего обзора статьи Э. А. Костандова, в которой показано свойство мозга подсознательно реагировать на смысл слов, находящихся ниже порога восприятия (Костандов, 1978). При этом в опытах Костандова реакция испытуемых проявлялась вспышками электрической активности нейронов мозга, а в наших опытах – в действиях испытуемого, продиктованных (внушенных) ему словами-командами инвертированной речи, например: «Ваш цвет зеленый, выбирайте зеленый!»), и реагирование на их смысловое содержание. Такого рода механизм можно охарактеризовать как проявление сформированной установки (в смысле теории Узнадзе, 1961) на подсознательном уровне (Рамишвили, 1978). Подсознательное внушение получило, в частности, известность в связи с использованием его в рекламных целях (Key, 1973, 1980) средствами массовой информации (например, предъявление на подпороговом уровне кадров, рекламирующих ту или иную продукцию в теле– и кинопередачах и т. п.).

Помимо рассмотренного выше научно-теоретического аспекта проблема инвертированной речи имеет важное практическое значение, в частности, в связи с получившей широкую известность на Западе дискуссией о возможности внушения человеку с помощью инвертированной речи определенных форм поведения.

В статье Ж.-П. Режимбаля (Regimbal, 1989) содержатся данные об использовании рок-музыки некоторыми рок-группами Запада в качестве пропаганды антигуманистических и антисоциальных идей (призывы к жестокости, употреблению наркотиков и т. п.). При этом сообщается, что информация с такого рода призывами передается слушателям в форме инвертированных во времени отдельных фраз песни, искусно вмонтированных в грамзапись. Чтобы услышать эти слова, например «начни курить марихуану», или призывы к садизму, достаточно, как пишет Режимбаль, проиграть пластинку в обратном направлении.

Обычно пластинки проигрываются в прямом направлении. Поэтому возникает вопрос: могут ли слушатели в нормальных условиях проигрывания воспринять смысл речевых фраз, зашифрованных таким образом?

Канадские психологи Дж. Р. Воки и Дж. Дон Рид из Летбрижского университета посвятили специальную статью анализу вышеуказанного феномена, получившего название «маскировка инвертированием» или «обратная маскировка» («backmasking») (Vokey, Read, 1985). Авторы сообщают о протестах общественности США и Канады в связи с использованием рок-музыки для пропаганды среди молодежи антигуманистических идей, в частности сатанизма (воспевание сатаны, богохульные высказывания), что особенно взволновало церковную общественность Запада. Ибо, как считает Режимбаль, а также ряд авторов (Г. Гринуолд и др.), приводимых в статье вышеуказанных канадских психологов, смысл «крамольных» инвертированных фраз становится доступным слушателям на подсознательном уровне, что и побуждает человека к нежелательным действиям. В этой связи вмонтированные в рок-музыку «обратные» фразы получили название «подсознательные сообщения» (Subliminal massages). Вместе с тем Воки и Рид на основании проведенных ими исследований отрицают какую-либо возможность восприятия смысла инвертированной речи как на уровне сознания, так и подсознания. Случаи приписывания инвертированным речевым фразам какого-либо смысла указанные авторы объявляют плодом воображения слушателей. Подобной точки зрения придерживаются и два других автора – С. Б. Торн и Ф. Химмельштейн, показавшие важную роль предварительно сформированной установки на восприятие инвертированной речи (Thorne, Himmelstein, 1984).

Проведенные нами исследования не дают оснований отрицать возможность восприятия человеком инвертированной речи. Точнее, они прямо свидетельствуют о возможности ее неосознаваемого восприятия, что проявляется в воздействии на поведение человека.

Таким образом, настоящим исследованием в целом подтверждается вывод, полученный нами ранее о возможности восприятия человеком инвертированной речи в основном на неосознаваемом уровне (Морозов, 1992) и выясняются психофизиологические механизмы воздействия феномена «backmasking» на человека, в частности – доминирующая роль правого полушария в оценке «подсознательных сообщений», замаскированных инвертированием.

Отсюда понятно, что смысл инвертированных фраз, вмонтированных в записи рок-музыки, о чем пишет Режимбаль, становиться доступным слушателям. Подсознательная природа восприятия инвертированных фраз (есть основания считать, что Режимбаль прав) действительно может побудить человека к выполнению социально-нежелательных действий, диктуемых инвертированными фразами-командами (например, следовать призывам к употреблению наркотиков, к жестокости, к сатанизму, о чем пишет Режимбаль и т. п.). Ибо когда человек воспринимает нормальную речь или пение, работает его сознание, оценивающее смысл слов и как бы стоящее на страже этических норм личности. При подсознательном же восприятии информация минует критический фильтр сознания, входит в психику как бы через потайной ход, и поэтому ее понуждающее действие оказывается сильнее, носит характер внушения.

Имеются данные, что в сегодняшних средствах массовой информации – радио и ТВ – применяются методы подсознательного воздействия на человека с целью внушения ему определенных идей и форм поведения. «Источниками такого рода воздействия являются рекламные средства, лжеорганизации, а также формирования и лица, выступающие в качестве проповедников нетрадиционных религий, целителей, колдунов, астрологов и т. п. Нередко при этом используются изощренные программирующие психотехники, профессиональные приемы целенаправленной суггестии, возможности современных средств массовой информации» (Гримак, 1997, с. 188).

Инвертированная речь, исследованию которой посвящен настоящий обзор, – одно из такого рода подсознательных воздействий.

В заключение весьма важно отметить, что метод инвертированной речи может быть использован для внушения не только негативных, но и позитивных идей и форм поведения человека, что, естественно, немаловажно для нейтрализации негативно-суггестивных воздействий и нормализации психического состояния широких народных масс.

4. Художественный тип человека. Комплексные исследования[16]16
  Фрагменты коллективной монографии: Художественный тип человека. Комплексные исследования / Под ред. В. П. Морозова и А. С. Соколова. Изд-во Мос. гос. консерватории им. П. И. Чайковского и Института психологии РАН. М., 1994.


[Закрыть]

В результате соглашения между Академией наук СССР и Министерством культуры СССР в 1989 г. был создан межведомственный Центр «Искусство и Наука» с целью объединения усилий специалистов разных направлений – психологов, физиологов, педагогов, искусствоведов, вокалистов, музыкантов и др. – в изучении природных основ вокально-музыкального творчества (научный руководитель – профессор В. П. Морозов). Учредителями-организаторами указанного центра явились Институт психологии АН СССР и Московская государственная консерватория. В работе центра приняли участие специалисты Института психологии АН СССР (лаборатория профессора В. П. Морозова), Московской консерватории (ответственный исполнитель профессор Б. М. Ляшко, кандидат искусствоведения А. С. Яковлева, профессор Т. В. Чередниченко, доцент В. Ф. Жданов, младший научный сотрудник Ю. М. Кузнецов и др.), Института общей и педагогической психологии АПН СССР (лаборатория профессора Э. А. Голубевой), Московского государственного университета (лаборатория профессора Е. Д. Хомской), Московского государственного педагогического института, ныне Университета (музыкально-педагогический факультет, профессор Г. П. Стулова, доцент В. И. Сафонова) и ряда других научных и учебных учреждений. Работа велась в рамках общесоюзной программы АН СССР «Человек – наука – общество» по теме: «Диалектика природного и социального в развитии художественной культуры человека: комплексные экспериментально-теоретические исследования социально-психологических, психофизиологических и психоакустических основ вокально-музыкального искусства».

Разрабатывались четыре основных направления: 1. Художественный тип личности человека. Новые критерии комплексного, подхода к разработке проблемы (на модели вокально-музыкального искусства); 2. Социально-культурологические и психологические аспекты анализа музыки массовых жанров. Рок-музыка как культурологическая составляющая жизненной среды современной молодежи и ее воздействие на психику и социальное поведение человека; 3. Научный анализ творческой лаборатории выдающихся мастеров вокально-музыкального искусства: психофизиологические основы исполнительской техники; 4. Психоакустические основы эстетического восприятия музыкальных тембров (на модели анализа творчества известных академических хоровых коллективов и звуков скрипок выдающихся мастеров: Страдивари, Гварнери).

В предлагаемой читателю монографии объединен ряд работ по вышеназванным научным направлениям, выполненных междисциплинарным творческим коллективом авторов, представляющих области как музыкальной, так и академической науки. В книге выделены четыре раздела, объединенные общей идеей исследования человека как субъекта художественного творчества.

Первый раздел посвящен творчеству мастеров вокального искусства: С. Я. Лемешеву, Е. В. Образцовой, Е. Е. Нестеренко. О каждом из этих певцов написано немало. Цель настоящей публикации – осветить малоизвестные особенности психофизиологических механизмов певческой техники этих выдающихся вокалистов, их суждения о своей профессии, о вокально-педагогических проблемах, о творческих контактах с известными музыкантами. Материалы получены в форме интервью лично с Е. В. Образцовой, Е. Е. Нестеренко, а по творчеству С. Я. Лемешева – с В. Н. Кудрявцевой-Лемешевой, хранящей в своей памяти весьма интересные подробности вокального творчества великого русского певца. Указанные материалы представляют собой фрагменты более широких публикаций о каждом из этих и других мастеров русской вокальной школы, планируемых к изданию в дальнейшем в форме отдельной монографии.

Второй раздел включает две музыкально-теоретические работы: А. С. Соколова – «О типологии методов художественного мышления» и В. Н. Холоповой – «Типология эмоций в музыке». Эти работы построены на обобщении как собственного творческого опыта авторов – профессоров Московской консерватории, так и значительного числа литературных источников по рассматриваемым проблемам. Их также объединяет стремление авторов выделить инвариантные типологические черты анализируемых явлений, что позволяет глубже понять природу музыкально-художественного творчества и феномен художественного типа личности.

Третий раздел – экспериментально-теоретический – наиболее значителен по числу авторов. Девять представленных в нем работ объединяет применение современных психофизиологических и психоакустических методов исследования художественного типа человека и эмоциональной сферы, позволяющих авторам сделать новые интересные научно-теоретические обобщения и выводы. Одним из таких методов, примененных или комментируемых во всех работах этого раздела (авторы статей: В. П. Морозов, Э. А. Голубева, Е. П. Гусева, И. А. Левочкина, В. В. Печенков, И. В. Тихомиров, А. Г. Васильева, Ю. М. Кузнецов, В. И. Сафонова, И. В. Данова, Е. В. Фетисова, а также В. Ф. Жданов, статья которого включена в четвертый раздел), является тест на оценку степени развитости эмоционального слуха человека. Как выяснилось, этот тест позволяет сделать диагностические и прогностические выводы относительно принадлежности обследуемого к художественному типу личности. Теоретически это вполне объяснимо, поскольку одной из главнейших особенностей музыкально-художественного творчества является эмоциональность (Теплов, 1947 и др.). Одновременно эти труды явились и своего рода валидизацией теста на эмоциональный слух при сравнении его результатов с результатами других психологических и психофизиологических исследований тех же контингентов обследуемых.

Четвертый раздел, заключительный, состоит из двух статей – Б. М. Ляшко «Распевание в хоре» и В. Ф. Жданова «Эмоционально-образное мышление певца и его развитие в классе оперной подготовки», в которых превалирует педагогическая направленность и ее научно-методическое обоснование.

Таким образом, работы сборника в целом охватывают проблему художественного типа человека на модели музыкального творчества с разных сторон: с исполнительской, теоретической, научно-экспериментальной и педагогической. Наряду с выяснением новых любопытных психологических и эстетических закономерностей, позволяющих глубже понять природу художественного типа человека, сборник в целом имеет и практическую направленность. Так, например, доказана целесообразность применения теста на эмоциональный слух (в комплексе с другими психологическими методиками), при профотборе лиц музыкальных профессий.

Это, естественно, не означает отрицания бесспорной ценности эмпирических традиционных методов профотбора, в частности, в музыкальном искусстве. Наоборот, это научно доказывает эффективность многих эмпирических методов и вместе с тем – целесообразность применения комплексных научно-практических подходов к проблеме профессионального отбора в искусстве.

В свете проводимых комплексных исследований художественный тип человека – как субъект художественного творчества – предстает перед нами как весьма сложное сочетание многих психологических, психофизиологических, социально-психологических особенностей, нередко объединяющих в себе (в определенной пропорции) черты не только собственно художественного, но и мыслительного типов, и характеризующихся к тому же ярко выраженной индивидуальностью.

В целом монография является продолжением и дальнейшим развитием традиций связи психологической науки с музыкальным искусством, заложенных трудами Н. А. Гарбузова, Б. М. Теплова, Е. В. Назайкинского, А. А. Володина, Ю. Н. Рагса, В. Н. Холоповой, В. В. Медушевского и других отечественных исследователей художественного творчества.

Книга адресована широкому кругу специалистов: Психологам, психофизиологам, психоакустикам, искусствоведам, музыкантам, вокальным педагогам, исполнителям, а также всем, интересующимся проблемами художественного творчества.