Книга: Лекции по зарубежной литературе - Владимир Набоков

Набоков – не просто критик, он настоящий детектив литературы. Он ищет улики гения, разгадывает загадки стиля и не боится высказывать своё мнение, даже если оно идёт вразрез с общепринятым.

Набоков учит видеть мир литературы по-новому, замечать то, что раньше ускользало от взгляда.

Предваряя разбор семи классических романов (кроме того данное издание содержит в приложении небольшую выдержку из цикла лекций Набокова о Дон Кихоте, которые полностью изданы отдельной книгой), Владимир Владимирович определяет, что считать великим романом

Истина состоит в том, что великие романы — это великие сказки, а романы в нашем курсе — величайшие сказки.

Данную мысль автор считает важнейшей и доносит в лекциях еще несколько раз, по-разному формулируя. Имеется ввиду, что несмотря на присутствие в разбираемых произведениях привязок к реальному времени и к реальной географии, романы категорически нельзя рассматривать как отражение реальности, поэтому говорить о степени правдоподобности событий в книгах (если они великие книги) - это абсолютная глупость. Диккенс, Флобер и иже с ними не писали про современные им Англию, Францию и другие страны, их романы создают собственную действительность и их герои живут и действуют именно в ней. Также категоричен Набоков и по отношению к читателю: читатель должен иметь хорошее воображение, память, художественный вкус и не в коем случае не отождествлять себя с героями романов. И, вообще, если вы предпочитаете в книгах, в противовес ощущениям, диалоги и действие, то вам надо прекратить читать книги, это занятие абсолютно бесполезно для вас.

Здесь <*перед этим Набоков приводит цитату из Марселя Пруста*> противопоставлены литература ощущений, подлинное искусство, и литература идей, подлинного искусства не порождающая, если она не питается ощущениями

Великие романы нужно читать спинным мозгом, а остальную литературу можно и вовсе не читать. Вот так!

Не будем себя дурачить; будем помнить, что никакого практического значения литература не имеет в принципе - за исключением того совершенно особого случая, когда человек собирается стать преподавателем литературы.

Романы в своих лекциях Владимир Владимирович разбирает подробно, не стесняясь пересказывает сюжет, иногда поглавно ("Улисс" Джойса), если сюжет вообще в романе существует, приводит много обширных цитат. Придерживаясь своей концепции правильного чтения Набоков много времени уделяет описанию, как авторы произведений передают ощущения в своих романах: лондонский туман и сидящие в клетке птички в романе Диккенса "Холодный дом"; плавные и изящные переходы от одного предмета к другому внутри одной главы в романе "Госпожа Бовари" Флобера; линия отворяющихся и затворяющихся дверей в "Превращении" Кафки и другие моменты "художественного ядра текста" произведений.

Разумеется величайшим романом среди обозреваемых в книге и, вообще, главным романом литературы всех времен Набоков считает «В поисках утраченного времени» Пруста. Роман практически без сюжета, состоящий целиком из ощущений (эпизод с мадленкой - вершина художественных образов мировой литературы).

Лекции мне в целом понравились, особенно главы про романы Флобера и Диккенса, но главу про роман Пруста я прочел с трудом, я плохой читатель, меня как раз больше в книгах интересуют действия, диалоги и сюжет. Таким образом, чтение вряд ли идет мне впрок, но я люблю читать, люблю классику и роман Набокова "Камера обскура" меня в свое время восхитил. Увлекательный сюжет, прекрасные диалоги, буду читать Владимира Владимировича еще!

"Мадам Бовари" и "Мэнсфилд-парк" после прослушивания лекций от Набокова захотелось перечитать, открыть их для себя заново, взглядом автора "Лолиты" (именно с нее когда-то и началось мое знакомство с набоковской прозой...).

Всю книгу удивлялась я мастерству, с которым Набоков соединяет тот самый бесстрастный анализ (о, он умеет жестким, бескомпромиссным, суровым, этот прославленный автор певучих метафор) с его фирменным стилем, изяществом речи, образностью. Он суров, хочет казаться справедливым и бесконечно искренен - вот именно эта правдивость его меня и подкупила в итоге, именно она создавала беспрестанно тот самый эффект присутствия на рассказываемых (вернее, рассказанных когда-то) лекциях. Он не юлит с читателем, не признается в своей бешеной любви к тому, что якобы принято любить, к тому, чем принято восхищаться. Он предстает в своих лекциях и простым читателем, что для меня было особенно ценно. Он честно признается, что терпеть не может детективы, что литературу и живопись по силе воздействия считает выше музыки, что "Дон Кихот" не такое уж гениальное произведение, что Диккенс-рассказчик уступает Диккенсу-художнику слова... И это так здорово - видеть, слушать, читать объективное и честное мнение о чем-то, притом он же не обвиняет никого огульно, предложит читателю массу примеров. А еще научит - правда, в весьма своеобразной манере - анализировать стиль писателей, замечать неточности, искать подводные камни сюжета и ловить намеки авторов. Научит подмечать доселе невидимое. С этой точки зрения интересно было сравнить мои впечатления от "Улисса" и господина Набокова. Нескромно, наверно, прозвучит, но действительно во многом в оценке романа мы с ним совпали (особенно что касается отвратительности некоторых из сцен романа, несущих избыток телесности). Благодаря книге увидела интересные символы, которым до сей поры внимания не уделяла.

Читать с Набоковым классические романы оказалось чертовски увлекательным занятием - после такого внимательного их разбора, проведенного с любовью и придыханием, мне тоже кажется, что влюбилась в них заново. А то, что порою не сходилась с ним во мнениях... ну что ж, каждый имеет право на собственную точку зрения: и автор, и читатель. Кстати, о последних - в данный сборник включены и несколько статей Набокова о литературе в целом, без акценте на творчество того или иного писателя, в том числе понравилась статья о хороших читателях, наделенных художественным вкусом, хорошей памятью и т. п.

Анализируя тексты книг сложно обойтись без разбора ключевых моментов произведений, поэтому тем, кто еще не читал анализируемые Набоковым книги, рекомендую прежде ознакомиться с самими книгами, дабы не словить спойлеры, хотя, конечно, дело ваше...

Безусловно, книга войдет в лучшее прочитанное месяца, а у меня теперь в планах добраться когда-нибудь до лекций Владимира Владимировича, посвященных обзору русской классики. Чувствую, меня вновь ждет множество чудных и приятных открытий, как и наслаждение слогом автора бессмертных "Защита Лужина", "Камера обскура", "Приглашение на казнь"...

Без лишних слов и долгих заключений - просто рекомендую.

«Писателя можно оценивать с трех точек зрения: как рассказчика, как учителя, как волшебника. Все трое – рассказчик, учитель, волшебник – сходятся в крупном писателе, но крупным он станет, если первую скрипку играет волшебник».

«Раз художник использовал воображение при создании книги, то и ее читатель должен пустить в ход свое – так будет и правильно, и честно».

«Удел среднего писателя – раскрашивать клише: он не замахивается на то, чтобы заново изобрести мир, – он лишь пытается выжать все лучшее из заведенного порядка вещей, из опробованных другими шаблонов вымысла. Разнообразные сочетания, которые средний литератор способен выстроить в заранее заданных рамках, бывают не лишены своеобразного мимолетного очарования, поскольку средним читателям нравится, когда им в привлекательной оболочке преподносят их собственные мысли. Но настоящий писатель, который заставляет планеты вертеться, лепит человека и, пока тот спит, нещадно мнет его ребро, – такой писатель готовыми ценностями не располагает: он должен сам их создать. Писательское искусство – вещь совершенно никчемная, если оно не предполагает умения видеть мир прежде всего как кладовую вымысла».

Еще одна важная мысль:

«Хороший читатель, читатель отборный, соучаствующий и созидающий, – это перечитыватель».

Так вот, «Лекции…» хороши именно тем, что как бы перечитываешь романы, о которых там говорится. Так я с истинным удовольствием «перечитала» вместе с Набоковым Джейн Остен и Марселя Пруста.

И еще нельзя пройти мимо эссе «Искусство литературы и здравый смысл»:

«Романы, которые мы тут усваивали, не научат вас ничему, что пригодилось бы в обычных житейских ситуациях. Они бесполезны в конторе и на военных сборах, в кухне и в детской. Знания, которые я стремился вам передать, в сущности, предмет роскоши. Они не помогут вам разобраться ни в политэкономии Франции, ни в тайнах женского или юношеского сердца. Но они вам помогут — при соблюдении моих инструкций — испытать чистую радость от вдохновенного и точно выверенного произведения искусства; от самой же этой радости появится тот истинный душевный покой, когда понимаешь, что при всех ошибках и промахах внутреннее устройство жизни тоже определяется вдохновением и точностью».

Сборник открывает лекция по "Мэнсфилд-парку" Остин, который я не читала, да и вообще я Остин почти не читала. Так что следить за сюжетом и оценивать могу только по пересказу Набокова, и на мой вкус, он тут многовато пересказывает и недостаточно анализирует в общем — уж не знаю, дело ли в его пристрастии к этому тексту или в том, что там нечего анализировать. Увы, как мне кажется скучной Остин и подобные, так и лекция эта скучна.

"Холодный дом" Диккенса не лучше. На этих двух английских классиков у меня стабильная аллергия, и концепт наслаждения стилем и слогом Диккенса, этим бальзаковским многословием, помноженным на островное морализаторство, мне совсем непонятен. Скорее от Набокова можно было бы ожидать, что он заклеймит эти бесконечные многоярусные конструкции, нагромождение персонажей и сомнительной художественности подробностей. Но нет, что странно, Набоков все это хвалит, и я не могу взять в толк, как ему может это так нравиться в Диккенсе и так не нравиться в Достоевском.

А вот лекция по "Госпоже Бовари" Флобера — однозначно лучшая из всего сборника и на мой вкус вообще блистательная. И дело не в том, что я так люблю этот роман (хотя он тоже блистательный), а в том, что Набоков наконец не пересказывает сюжет ленивым студентам, а именно дает анализ и общего плана, и деталей, подмечая много такого, на что я не обратила внимания при чтении романа. Это и интересно, и полезно, и очень точно суммирует все и про Эмму, и про ее окружение.

"Несмотря на экзотические мечтания, она — провинциальная буржуа до мозга костей, верная банальным идеям или нарушаюшая банальные условности тем или иным банальным способам, из которых адюльтер — банальнейший способ над банальностью возвыситься". Это прекрасно высказано и применительн к Эмме, и применительно ко всем остальным "банально пытающимся возвыситься над банальностью" девицам во все времена. Критерии банальности меняются, соотношение "невысокого прыжка" остается.

Лекция про Стивенсоновскую "Странную историю доктора Джекила и мистера Хайда" мне во многом открыла глаза на эту вещь, которую я всегда искренне считала довольно банальной и проходной. Набоков обращает интересное внимание на пропущенные мной детали, например, других героев-статистов и на то, что настоящий человек во всей истории только один — сам Джекил/Хайд, а остальные — столь же эфемерные, как тюремщики Цинцинната, и он сам себе тюрьма и дверь из нее.

Лекция по Прусту тоже неожиданно оказалась открытием — точнее, не сама лекция, а взгляд на Пруста. Или может, я просто доросла. Когда я изрядно лет назад читала первые романы этой эпопеи, меня очень взволновала история любви Свана, а вот остальной концепт ностальгии по прошдему детству показался каким-то совершенно надуманным, высосанным из пальца и чрезмерно сопливым. Может, потому что не всякое детство вызывает ностальгию. Набокова с героем Пруста тут понятно что роднит: живые и ясные воспоминания о богатом, благополучном и счастливом детстве в любимой стране. Но с другой стороны, если взять чуть попозже и чуть иначе, то в любой юности найдется такое, о чем будешь до конца жизни с нежной тоской вспоминать, просто нужно прождать определенное количество лет. Кажется, теперь начало работать. Надо дочитать Пруста и посмотреть.

Очень интересно про "Превращение" Кафки: тоже на поверхности странный рассказ-пугалка, но по сути — то же самое, что "Приглашение на казнь", только без счастливого конца. "У Гоголя и Кафки абсурдный герой обитает в абсурдном мире, но трогательно и трагически бьется, пытаясь выбраться из него в мир человеческих существ, — и умирает в отчаянии". Кажется, только чтобы залечить эту гоголевскую боль, написано Набоковым все вплоть до слов "Цинциннат пошел среди пыли и падших вещей, и трепетавших полотен, направляясь в ту сторону, где, судя по голосам, стояли существа, подобные ему". И вообще, я никогда не воспринимала "Превращение" кроме как жутковатого курьеза, но почитав анализ ВВН, вынуждена согласиться, что совершенно очевидный его смысл и проблематика — ясная и очень болезненная, и лежит на поверхности, и странно, что об этом не думала раньше. Имею в виду отношения Грегора и его семьи и кто их них на самом деле вредное насекомое.

И наконец, заключительная лекция об "Улиссе" Джойса тоже отличная — прямо видно, как Набокова прет от Джойса, еще бы не. Едва ли в мировой литературе есть еще такие случаи сходства не по стилю, а по духу, по отношению к писательству и тексту — притом, что и у Набокова, и у Джойса оно весьма специфическое. Набоков детально комментирует отдельные главы, и признаюсь честно, с его пояснениями мне многое стало понятно в плане деталей, чего я не уловила раньше. Я не фанат Джойса, он для меня слишком вычурный без той внезапной, редкой, но острой и болезненной человеческой составляющей, которая нет-нет, да менькнет среди набоковских арабесок (за что его больше всего не люблю). Но вслед за Набоковым не могу не признать, что это высокий класс, и копаться в тексте Джойса интереснее, чем в любом другом.

В чем причина? Первое. Самое важное. В лекциях цитируются целыми кусками произведение. Ну, как так? Зачем оно мне надо? Лекция о литературе – это критика произведения, описание героев, их характеров, модель поведения, психология поступков, суть, смысл романа. Так же? Вроде да. И зачем мне в данной ситуации целые куски с диалогами из книги, например, Кафки «Превращение»? Зачем? Ты суть объясни. «Благодаря» таким вырванным кускам из книг у меня пропало желание читать то, что я еще не читала. Например, я теперь не хочу читать Диккенса «Холодный дом», Марселя Пруста «В сторону Свана».

Второе. Я не почувствовала у Набокова любовь к литературе. Сплошное пренебрежение, скепсис. И это не только в лекциях по зарубежной литературе. Я читала еще и лекции по русской литературе (следующая рецензия будет принадлежать этой книге) и там автор вообще дискредитировал русских писателей. Просто фобия и ненависть какая-то. И почему? Конкуренция?

Единственная лекция, которая мне пришлась по вкусу и где я нашла интересные и неожиданные наблюдения – это лекция на книгу Франца Кафки «Превращение».

Все очень скучно, поверхностно, витиевато. Невозможно было зацепиться за единую концепцию по причине постоянных вставок из книг. А еще Набоков в качестве лектора мне показался удивительно скучен и нечитабелен.

Выводы о каждом произведении совершенно не понятны. Так и не получается докопаться до сути произведения, основной мысли и посыла. Слишком субъективный взгляд на каждое произведение. Тот случай, когда читать приведенные Набоковым книги нет желания. Так он отбил это самое желание.

Разумеется, нельзя отрицать, что написанная Стивенсоном в 1885 году повесть является предтечей современного детектива.

Однако в наши дни жанр детектива не совместим с понятием стиля и в лучшем случае не поднимается над уровнем заурядного чтения.

Честно говоря, я не из тех преподавателей, которые застенчиво козыряют любовью к детективам - на мой вкус, они слишком плохо написаны, их тошно читать. А повесть Стивенсона - помилуй, Господи, его чистую душу! - как детектив хромает. Не является она и притчей или аллегорией: в обоих случаях она грешила бы против хорошего вкуса.

История о Джекиле и Хайде выстроена красиво, но это старая история. Мораль ее нелепа, поскольку не добро, ни зло практически не изображены - в них предлагается поверить, и борьба идет между двумя пустыми контурами.

Красота плюс жалость - вот самое близкое к определению искусства (не жирно ли, определять так искусство в целом?! - прим. рец.), что мы можем предложить. Где есть красота, там есть и жалость по той простой причине, что красота должна умереть: красота всегда умирает, форма умирает с содержанием, мир умирает с индивидом.

Заметьте, какой он хороший и добрый, наш бедный маленький монстр. Превращение в жука, исказившее, изуродованное его тело, кажется, еще ярче высветило его человеческую прелесть. Его крайнее бескорыстие, постоянная озабоченность чужими нуждами на фоне ужасного несчастья выступают особенно рельефно. Мастерство Кафки проявляется в том, как он накапливает, с одной стороны, энтомологические черты Грегора, все печальные подробности облика насекомого, а с другой - прозрачно и живо раскрывает перед читателем его нежную, тонкую человеческую душу.

У жуков под надкрыльями скрыты жиденькие крылышки, а, выпустив их, жук может преодолевать в неуклюжем полете многие километры. Любопытно, что жук Грегор так и не узнал, что под жестким покровом на спине у него есть крылья. (Это очень тонкое наблюдение с моей стороны, и вы будете дорожить им всю жизнь. Некоторые Грегоры, некоторые Джоны и Дженни не знают, что у них есть крылья.)

Не желая обидеть любителей музыки, замечу тем не менее, что в общем плане, с потребительской точки зрения, музыка является наиболее примитивным, более животным видом искусства, чем литература или живопись. Я беру музыку в целом - не в плане личного творчества, воображения, сочинительства, а в плане ее воздействия на рядового слушателя.

Что интересно, с этой точки зрения ведь можно рассматривать все виды искусства, в том числе и отделенные Набоковым литературу и живопись. Говоря словами Уайльда, "красота в глазах смотрящего", но в данном случае и в ушах, как в совершенно равноценном органе чувств. Но это личные контры Набокова с музыкой, когда человек свои недостатки выдает за облечения "голого короля". Этим повторным заявлением, Набоков лишь хотел подчеркнуть, что и Кафка придерживался того же мнения о псевдоискусстве музыки, и это, как бы было бы не неожиданно, козырный ход со стороны В.В. Мне приходилось читать в некоторых биографиях Кафки, что у того были сложные отношения с музыкой, но их сложно сравнить с таким яро отрицающим отношением, как у Набокова. Музыка была для Кафки той сферой искусства, которую он не понимал, но хотел бы понять. Он писал (не дословно), "я разбираюсь в любви также, как в музыке, (что саркастически означает, "не разбираюсь" - прим. рец.) и я должен довольствоваться самыми поверхностными впечатлениями, которые меня задевают" То есть, эти "поверхностные впечатления" Набоков вправе приравнивать к "животному уровню", однако, опять же не ради духа противоречия, сложно согласится, что это одно и тоже. Видите ли вы разницу в этих двух значениях, как явственно вижу их я? В целом, лекция Набокова о Кафке, такой же пересказ сюжета, как предыдущие, только теперь в другом эмоциональном ключе - Набоков хочет, чтобы мы воспринимали "Превращение", не забывая, что это (аллегорическая) трагедия (никто и не спорит) и эту трагичность всячески афиширует. Интересно, не смотря на то, что по настоящему нового ничего представлено не будет.

Джеймс Джойс "Улисс" Не удивительно, что эта глава, как тяжелая артиллерия, идет в самом конце. Если было тяжело читать импрессионичный анализ Пруста, то пересказ "Улисса", уходящего в поток сознания, вот не легче не чуть. Более того, Набоков обрубает читателю последний "спасательный круг" позволявший более не менее ориентироваться в "Улиссе" - он снисходительно фыркает на мифологическую основу произведения, дескать, она тут совсем не при чем, так, чисто поверхностные аллюзии. Пересказ самого произведения не вносит какой-то ясности в понимание монументального романа, что наверняка, люди не читавшие роман, вряд ли захотят влазить в эти дебри. Все запутано, абсурдно и совершенно не понятно, и тем не менее, Набоков чуть ли не в каждой главе не устает подчеркивать, что перед нами "логичный и прозрачный Джойс". Лучшим советом бы было, просто взять сам роман и имея много времени в запасе, самому преодолеть этот кирпич, с большим вниманием прочитав сноски, чем лекцию В.В. уровня сайта Брифли.

Закончить хочется цитатой самого Набокова из послесловия о курсе лекций по зарубежной литературе в общем:

Знания, которые я стремился вам передать, в сущности, предмет роскоши