Текст книги "Трунька о себе, своих попутчиках и славном «Дальтелефильме»"

Кадр восьмой
Другой Юра

Тоже Юра, тоже режиссер. Но другой и не очень режиссер. В режиссуру он попал по ошибке, и очень от того страдал, хотя и не понимал, что страдает. И не понимал, что он не режиссер, хотя был умный, добрый и порядочный человек. Из него бы получился лингвист, искусствовед, ученый в различных областях знаний, а вот с режиссурой у него как-то не очень выходило.

Юрий Петрович Летягин

Поначалу у него не очень получалось с театральными постановками. Его пригласил очередным режиссером в Театр им. Горького бывший тогда главным режиссер Ефим Табачников. Здесь он себя, как говорится, не проявил. Потом он поехал мучиться в Уссурийский драматический театр. Там у него тоже не срослось. Затем каким-то образом он появился у нас на телевидении Главным режиссером, и наконец, завершил свою режиссерскую карьеру в студии «Дальтелефильм». Он как-то тихо и незаметно влился в наш коллектив, сделал несколько незаметных фильмов, и так же незаметно исчез. Говорят, умер.

Юрий Петрович Летягин был человеком весьма образованным. Я не знаю точно, где и когда он учился, но полагаю, что у него было два или три высших образования, и даже возможно столичных. Он был большим эрудитом. Приведу здесь его анализ пушкинской поэмы «Евгений Онегин». Вспомним начало романа.

 
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил,
И лучше выдумать не мог…
 

Я вольно перескажу комментарии к этому отрывку Юрия Петровича Летягина.

В 30-е годы XIX столетия, когда писался «Евгений Онегин», Пушкин еще не значился величайшим из поэтов, а в рейтинге творцов занимал скромное 8-е место. Возглавлял список поэтов Иван Иванович Дмитриев, незаслуженно сейчас забытый. Так вот у этого поэта была басня, которая начиналась так:

«Осёл был самых честных правил».

Замечаете сходство и иронию. А далее, что значит «уважать себя заставил»? Как можно себя заставить уважать? Обратимся к Ильфу и Петрову. Безенчук из «Двенадцати стульев» так давал классификацию покойников: видный мужчина – «в ящик сыграл», купеческой гильдии – «приказал долго жить», из крестьян кто – перекинулся или ноги протянул. Про самых могучих говорят – «дуба дал», а про благородных – «преставился и уважать себя заставил».

Так что Онегин едет к покойничку. А цинизм первой фразы закономерен, он не дарам закавычен, он вложен в уста героя, и является яркой характеристикой «лишнего человека». Так что пушкинский роман в стихах имеет сатирическое начало, и является ключом к пониманию остального текста.

Вот таков Юрий Петрович! Как он разрулил Пушкина. Ему бы в университетах преподавать, а он в режиссуру. Со смыслом, что дядя умер, он точно вычислил, только Дмитриева, который писал возвышенные стихи, зря привлек в соавторы. Фраза сия принадлежит другому Ивану, Ивану Андреевичу Крылову. Басня «Мужик и Осел». Она тогда была на слуху у публики, и декламация первых строк «Онегина» вызывала у современников гомерический хохот. Это я легко проверил по Интернету. Но у Юрия Петровича, к сожалению, Интернета не было, это он все раскапывал, читая умные книжки. Он вообще был человеком дотошным. Когда он пришел на студию, то аккуратно переписал в общую тетрадь «Приказ № 280» – инструкция для фильмопроизводящих студий о порядке производства фильмов, сроках производства, о выплатах гонораров и т. д. Это была книжица офисного формата, набранная мелким шрифтом, страниц на 250, не меньше. И чего бы я ее стал переписывать? Понадобится, взял в редакции и посмотрел нужные сведения. А Юра переписал от руки. Он выписывал до кадрика режиссерский сценарий и педантично ему следовал. Я помню, они с оператором Василием Рещуком снимали картину «Совдеп», о революционных событиях в Приморье. В один из зимних дней была такая вьюга, что пальчики оближешь. Я говорю ему:

– Юра, такую фактуру жаль упускать. Надо брать камеру и снимать Миллионку. Там можно столько киношных метафор нахватать… Тревожное время.

– У меня этого в сценарии нет.

На съемочной площадке: Юрий Летягин, Коля Назаров, Василий Рещук

Он не понимал, что сценарий документального фильма не догма, а зерно живого организма фильма, в котором должно биться сердце. Сколько же мы этих сценариев перелопатили в процессе съемок фильма. Как часто жизнь вносила коррективы в порой беспомощное авторское творение. А Юра, вероятнее всего, относился к сценарию как к произведению великого Шекспира.

Как вы думаете, что должна делать съемочная группа после трехсоткилометрового пути по колдобинам Приморского края? Правильно, пить водку и отдыхать. Так нет, Юрий Петрович по прибытию в поселок Восток вечером собирает съемочную группу и устраивает читку сценария. Водителя тоже обязали присутствовать при этом важном мероприятии, чтобы проникнуться духом сценария и идеей будущего фильма.

Кто-то из великих кинематографистов сказал: «Из железного сценария получается дубовый фильм». Я помню многие фильмы наших студийных режиссеров: Кани, Шипа, Шаца, Сафрона, но не помню, ни одного фильма режиссера Летягина. Один, правда, запомнился – «Владивосток», только фильм этот ему помогал монтировать Шип. Помогал, помогал, да сам и смонтировал.

Юра даже клички не удостоился. Просто, Юрий Петрович Летягин – Хороший и добрый человек. Мир его праху.

Кадр девятый
Братья Ткачевы

Они были очень разные эти два брата: жесткий волевой Валентин и мягкий сострадательный Лева. Тем не менее, благодаря таланту, трудолюбию и поступательному движению вперед оба сделали головокружительную карьеру. Каждый своей дорогой. И у каждого в самом начале пути было, казалось бы, непреодолимое препятствие.

Валентин в детстве переболел полиомиелитом, после которого у него отказала правая рука. Возможно, это сделало его характер жестким и непримиримым. Про него говорили, что у Ткачева одна левая, и та железная. И в самом деле, рука у него была действительно сильная. А характер непримиримый не только к другим, но и к себе.

Валентин Александрович Ткачев

Лева же с детства после перенесенного стресса страдал заиканием. С этим детским дефектом он не только справился, но и стал мастером художественного слова, профессором и народным артистом России.

Должен сделать небольшое отступление или своего рода предупреждение, что мои зарисовки в этой книжке не являются биографическими очерками об известных или неизвестных вам людях, а просто некоторые мои наблюдения и впечатления от контакта с ними. Для детального знакомства с биографиями этих замечательных людей достаточно много информации в интернете, статьях и книгах.

Вернемся к Валентину Ткачеву. Галина Яковлевна Островская в своих воспоминаниях называет Валентина Александровича гениальным журналистом и считает его своим учителем. Мне бы не хотелось преумалять достоинств Ткачева, но все же, я считал бы это большим преувеличением. Чего у него было нельзя отнять, это то, что он был мощным организатором того дела, за которое брался. Когда я пришел на телевидение. Ткачева из главных редакторов информации перевели в киногруппу. Фактически он возглавил филь-мопроизводство, будущий Дальтелефильм. Он проработал на этом посту недолго, но сделал такой мощный задел, что его хватило на долгие годы. Кстати, финальную фразу для гениального фильма Олега Канищева «Полтора часа до объятий» тоже придумал Ткачев.

После киногруппы он долгое время был директором телевидения, вторым человеком в Комитете после Семена, а потом и вовсе возглавил Комитет по телевидению и радиовещанию. Его все боялись. Я помню, был режиссером прямого репортажа из только что открытого ресторана «Зеркальный». Репортаж вела молодой журналист Мила Васильева. Тогда модны были прямые репортажи с места событий с помощью ПТС – передвижной телевизионной станции. Но это было и трудным испытанием для молодых журналистов. Я не помню, что напортачила Мила в своем репортаже, или ей показалось, что напортачила, но она рыдала мне в жилетку, боясь праведного гнева Ткачева. Парадокс времени. Много лет спустя, когда умирало фильмопроизводство, уходили в мир иной люди, отдавшие свои жизни телевидению и радио, на одних из похорон меня встретила Мила, теперь уже Людмила Алексеевна Васильева – зам. декана факультета журналистики ДВГУ. Она предложила мне работу на кафедре телевидения, которую создал и возглавлял Валентин Александрович Ткачев, теперь в некотором роде ее подчиненный. Я сказал, что до сих пор побаиваюсь Ткачева, хотя никогда за время работы не попадался ему под горячую руку, а напротив, он благодарил меня за успех на Ташкентском фестивале.

– Ну, что ты, – успокоила меня Мила, – это теперь совершенно другой человек.

И в самом деле, никаких сложностей в общении с Валентином Александровичем у меня не было. Мы отлично ладили друг с другом. Я подумал, что может быть и раньше не стоило бояться Ткачева, а созданный миф о его свирепости был всего-навсего мифом. Он был прекрасным преподавателем, может в этом качестве Островская считала его учителем. Он был прекрасным оратором. Я вспоминаю фразу, которую он произнес на одной из лекций:

– Важно не ЧТО говоришь, а важно КАК говоришь!

И ЧТО и КАК у него получалось отлично. Он был великолепным импровизатором. Однажды он подошел ко мне и попросил:

– Володя, у меня через 30 минут лекция о Михаиле Ромме и его «Обыкновенном фашизме». У меня не было времени к ней подготовиться. Мне бы за что-нибудь зацепиться…

Валентин Александрович, как я понимаю, не успел подготовиться, потому что помимо преподавания и заведования кафедрой, он возглавлял созданное им первое в крае коммерческое телевидение «Восток-ТВ». А человеком он был ответственным. Надо было выручать. Я залез в Интернет, вытащил оттуда нужный материал объемом не более страницы, распечатал на принтере. Он пробежал текст глазами и через 20 минут выдал полнокровную полуторачасовую лекцию.

С Ткачевым мы вместе получили награды за сделанные мною два фильма «Постижение камня» и «Зависит от нас самих». Оператор фильма Саша Корляков получил бронзовые медали, я – серебряные, а Валентин Александрович – золотые. Как руководитель предприятия. Я даже не знаю, видели ли эти фильмы Ткачев. Медалька красивая, красуясь с ней, можно легко было выдать себя за лауреата Государственной премии. Как мы все падки на всякие побрякушки, звания, почести. Порой это стоит нам жизни. Заслуг и почета у Валентина Александровича было больше, чем достаточно, но ему хотелось еще звания академика Телевизионной академии. Он полетел в Москву получать это звание. По одной из версий телевизионные академики его прокатили, что явилось для него страшным ударом. Из своего гостиничного номера он позвонил домой, сказал жене, что у него все в порядке, а потом сделал несколько шагов по направлению к выходу, и на пороге номера был сражен смертельным сердечным ударом.

У него было больное сердце, но он никогда не показывал окружающим, что у него что-то болит, – он все носил в себе. Незадолго до кончины они вместе с братом наблюдались у кардиологов и даже вместе лежали в одной палате в Краевой клинической больнице. До этого каждый шел своим путем, и у них не было времени уделить друг другу внимания. Больничная палата сблизила братьев, так что смерть Валентина для Левы была настолько страшным известием, что он пережил брата всего на три месяца.

Лев Александрович Ткачев

Лев Александрович никогда ничего не делал вполсилы, он целиком уходил в работу. Мне довелось видеть, как он работает со студентами. Полная самоотдача, отеческая забота, внимательное отношение к каждому. Будь то студент-театрал или будущий журналист, он для каждого находил индивидуальный подход. На его занятиях всегда было интересно, а порой даже весело. Студенты любили своего педагога.

В молодые годы мы чуть было не стали соавторами одной картины. Лев Ткачев сочинил литературно-поэтическую композицию «Париж, Татьяне Яковлевой…» и с успехом ее исполнял на эстраде.

По версии автора Татьяна Яковлева была последней любовью Маяковского. Он хотел ее забрать в Россию – она не захотела, поэт хотел уехать к ней – его не пустили. Возможно, это было одной из причин гибели Маяковского. Уезжая из Парижа, поэт весь свой гонорар оставил у цветочника, чтобы он в день рождения любимой женщины доставлял ей цветы. Лавочник исправно исполнял заказ вплоть до 1944 года, пока была жива Татьяна. Я загорелся материалом, была отправлена в Главк, в Москву, заявка, чтобы включить ее в тематический план. Но Москва посчитала, что какая-то там провинциальная студия не имеет морального права затрагивать такие глобальные темы и прикасаться к такой святыне, как Маяковский. Тему закрыли, и со Львом мы долгое время не общались, пока, наконец, не встретились в коридорах Дальневосточного государственного университета на кафедре телевидения.

Основным местом работы у Льва Александровича был, конечно, Институт искусств – моя Alma mater. А у журналистов он работал совместителем на полставки, и как я уже говорил, на полную катушку.

И еще у него была одна, тревожащая сердце, должность: Председатель комиссии по помилованиям при губернаторе Приморского края. Он ни к кому и ни к чему не был равнодушен всю свою жизнь. Такая небольшая деталь: пол в коридоре кафедры телевидения поизносился, порвался в клочья линолеум, и его сильно огорчало.

– Володя, – говорил он мне, – давайте я принесу широкий скотч, и мы с вами заклеим прорехи. А то, не дай Бог, кто-нибудь из студентов запнется и сломает шею…

Лев Александрович не знал, что с просьбой обновить пол я, как заведующий Учебным телецентром ДВГУ, уже написал пять докладных и заявок, на которые не получил никакого ответа…

Пол обновили в одночасье, когда ждали в гости высокопоставленного чиновника Константина Пуликовского, но этого пола Лев Александрович уже не увидел, всего за неделю до приезда гостя он скоропостижно скончался по дороге на работу.

Кадр десятый
Каня

Каня – Канищев Олег Александрович. Самый титулованный мэтр «Дальтелефильма».

На студии – от ее рождения до гибели. В самом первом фильме студии «Дальзаводцы» был в ранге звукорежиссера и музыкального оформителя, а в последнем в качестве автора и режиссера. Правда, в 1960 году еще «Дальтелефильма» не было, была небольшая киногруппа, состоявшая из горстки энтузиастов. У них уже был опыт создания передач на пленке, но это был первый настоящий фильм с оптической фонограммой, который можно было показывать в кинотеатре. А однажды событие, проходившее на главной площади Владивостока, было показано на следующий день в кинотеатре «Уссури». Это было чудом! Процесс создания кинофильма – действо длительное и канительное. На производство десятиминутного фильма уходит больше месяца, но группа, возглавляемая Олегом Канищевым, смогла за сутки сотворить фильм. Для того чтобы совершить этот подвиг, надо было все рассчитать до секунды, придумать фильм от первого до последнего кадра и методично его воплотить. Импровизация для такой работы не годилась. У меня был подобный опыт в первые годы моей работы на студии, но весьма неудачный.

Олег Александрович Канищев

А дело было так. Во Владивосток приходит судно, обстрелянное во Вьетнаме американскими агрессорами. Есть жертва – механик судна, погибший во время обстрела. Торжественные похороны в столице Приморья, гневные митинги политиков, скорбь простых людей. Сенсационный материал. Не помню, у кого появляется идея снять горячий фильм, и сделать его быстро, пока материал не остыл. На работу бросают трех режиссеров: Вилора Филатьева, Лёню Сафрошина и меня. Задача: сделать фильм за сутки и отправить в Москву, иначе материал потеряет свою актуальность. Все трое работали параллельно на трех объектах: я на теплоходе, Вилор на похоронах, Лёха на митингах. Материал поступал в проявку негатива, печать и проявку позитива сразу по окончании съемок. Раньше всех получил материал я, потому, что у меня съемка была с утра, и сразу сел за монтаж.

Начинает портиться погода. Вилор получил материал, когда стемнело, а у Лёхи негатив вышел вообще часов в 10 вечера. Мало того, что в процессе съемок и обработки нас преследовали мелкие неприятности, после 10 вечера начались крупные. Казалось, что там, на Небесах, вообще не хотели, чтобы фильм этот увидел свет, к тому же погода испортилась окончательно.

Тяжелые тучи почти придавили сопки, раскаты грома сотрясают воздух, начинается дождь. Лёха из проявки бегом несет еще тепленький негатив на печать, копировальная была тогда на первом этаже маленького домика, а монтажная на втором. Запускается печать. К концу печати загорается копираппарат. К нему бросается светоустановщица, чтобы отключить печать, но Лёха перехватывает ее на ходу и держит, пока в аппарате не проходит последний метр. Потом вместе они тушат пожар, и Лёха бежит в проявку с только что отпечатанной лентой под проливным дождем. Свой эпизод я к тому времени почти закончил, у Вилора ломается монтажный стол. К полуночи Лёха получает долгожданный рабочий позитив и приступает к монтажу… В этот момент раздается страшный грохот и устанавливается кромешная тьма. Нам повезло, что молния попала не в наш операторский домик, где в то время находились монтажные столы, а в трансформаторную подстанцию неподалеку. Так что до середины следующего дня, когда по идее фильм уже должен быть готов и ехать в аэропорт, мы лишились электричества. А погода с утра стояла ласковая и солнечная, будто никакой грозы ночью и не было. На этом и закончился наш спор с Небесами.

А Каня подобный спор выиграл, правда, съемочная площадка у него была одна – центральная площадь, событие – коленопреклонение… Но все равно это был подвиг. Работал Каня самоотверженно. Я попросился к нему в ассистенты, потому как проработал ассистентом уже у всех режиссеров на студии, он мне отказал.

– Мне не надо в ассистенты готового режиссера, – строго сказал он.

Хотя у «готового режиссера» послужной список был еще мал: телевизионные передачи, очерки, ассистентство у Шипа и дебютная одночастевка «Приезжайте к нам в Приморье», на которой, кстати, Олег Александрович работал звукооператором. К тому времени он уже был мэтром. За свои картины «Там, где сходятся меридианы», «Дорога легла за экватор» и другие он получил призы на различных фестивалях. Раньше всех на студии вступил в Союз кинематографистов СССР.

Конечно, большая часть заслуги в успехе ленты «Там, где сходятся меридианы» принадлежит оператору Борису Колобову и журналисту Косте Щацкову, который на съемочной площадке исполнял роль режиссера, автора и директора в одном лице. С другой стороны, отснятый материал после рождения крестился дважды. Первый раз, еще тепленький, его монтировал режиссер Николай Николаевич Смахтинов. Он смонтировал его за ночь. Очерк снабдили талантливым дикторским текстом Кости Шацкова и выдали в эфир. Получилась обычная хорошая проходная телепередача, о которой скоро все забыли.

Второе рождение этого же самого материала произошло с помощью Канн. Канищев сидел над материалом долго, думаю, не меньше месяца. Бытовой проход ледокола во льдах у него преобразился в гигантскую схватку Человека с Природой. Это была первая лента Дальтелефильма и режиссера Канищева, которая получила награду на фестивале. В фильме нет дикторского текста, только пластика и звук, но как ярко зазвучали кадры, снятые Колобком, да и мажорный накал картины не мог оставить зрителя равнодушным. Когда нам, киношникам, телевизионные режиссеры через губу говорят:

– Ну, что вы там вошкаетесь со своими картинами. То, что вы делаете месяцами, мы делаем за один день.

Тогда я им привожу в пример историю с фильмом «Меридианы».

А почему собственно так долго делаются фильмы? Причин для этого много. Во-первых, трудоемкий технологический процесс изготовления ленты. Мало того, что кино надо придумать, продавить свою затею через кордоны редсоветов, худсоветов и получить на производство какие-то деньги, надо потом эту картину снять, проявить негатив, напечатать рабочий позитив, озвучить его… Если я начну все перечислять, страницы не хватит. Ну и под конец, снова редсовет, худсовет, цензура, сдача фильма в Главке, который окончательно решает судьбу твоей картины. Александр Довженко, известный советский кинорежиссер, как-то сказал по этому поводу: «Столб – это отредактированное дерево».

Помимо производственной канители существует творческая, и самая сложная. Как-то Толя Тихонов, приморский дирижер и композитор, который писал песни для моего фильма «Пограничники», смеясь, вопрошал:

– Ну, я понимаю, оператор снимает фильм, звукооператор пишет фонограмму, монтажница клеит пленку… А что делаешь ты?

Вопрос не простой. Я не раз задавал его моим студентам, и вразумительного ответа не получал. Бормотали что-то про организацию производства, про работу с актерами и другими исполнителями. Все это правильно, но это уже действия по выполнению первоначального замысла. Что же все-таки самое главное в работе режиссера?

По моему разумению, режиссер – это творец другой, зримо-ощутимой реальности, которая подчиняется определенным законам, им же установленными. Короче говоря, он Господь Бог созданного им мира. При одних и тех же словах у каждого режиссера свой Гамлет. У Георгия Товстоногова, гениального советского режиссера, в спектакле «Горе от ума» – главный герой не Чацкий, а Молчалин.

Документальное кино тоже не исключение. Иногда его называют более правильно – неигровое кино. Так вот, построить другую реальность на документальных кадрах задача не из простых, да еще построить так, чтобы это было интересно. Игорь Беляев, классик советского телевизионного документального кино, определил свое творчество, как «документальная драма». Я один из своих фильмов анонсировал еще смешнее: «документальная сказка». Словосочетание кажется абсурдным, но оно, на мой взгляд, наиболее точно отражает суть хорошей документалистики.

Великий Леонардо искал идеальное соотношение пропорций в своих произведениях, но главное его достижение – это взаимосвязь вещей не только друг с другом, но и с Космосом. Эта духовная связь каждой былинки с Космосом и делает его творения бессмертными.

В монтаже документальной картины определенные кадры сами «тянутся» друг к другу, в них заложена определенная энергетика, причем разного свойства. Нам надо только точно определиться, какие качества мы будем накапливать в процессе соединения кадров. И потом, как говорил Роден о своих скульптурах:

– Все просто. Я беру кусок мрамора и отсекаю все лишнее.

Вот какое пространное отступление пришлось сделать, чтобы открыть феномен Канищева. Олег Александрович, конечно, не Леонардо, но разработки гения знал досконально. Особенно его принцип Золотого сечения, который открывает тайну композиционного построения материала, соотношения его частей. Будучи инженером по образованию, он часто говорил о том, что вычисляет свои фильмы на логарифмической линейке. Это как Сальери, который «гармонию алгеброй разъял». И гармония у Канищева получается исключительная. Но вот что поразительно. Самые выдающиеся его произведения сделаны на чужом материале. «Там, где сходятся меридианы»: Шацков – Колобов, «Дорога легла за экватор»: Избенко – Якимов, «Южный – город вьюжный»: сахалинский оператор Владимир Привезенцев. Все фильмы классные, обласканные жюри различных фестивалей. Я уже не говорю про фильм «Полтора часа до объятий». Это вообще шедевр и учебное пособие для студентов ВГИКа. А многие кадры этого фильма заимствованы из Шиповского «Альки». Только у Шипа они не прозвучали так пафосно, как у Кани. У Олега Канищева кадры встречи китобоев сложились в шедевр.

Но на своем первом фильме «24 часа на заставе», где он снимал собственный материал и его монтировал, Канищев провалился. Одной из любимых присказок мэтра была: «Талант изобретает – гений ворует!» Он очень тщательно готовился к съемочному периоду. В план этих подготовок входил просмотр фильмов других авторов. Он смотрел много и в свою записную книжку или блокнот, я точно не знаю, выписывал наиболее удачные находки своих коллег с тем, чтобы в дальнейшем воспроизвести в своих фильмах. Это могла быть и удачная точка съемки, иногда целый эпизод, как например, ночная сварка, взятая из моего фильма «Находка». А иногда, ничтоже сумняшеся, воровал целые фильмы. К примеру, в двухсерийном фильме «Города и годы» на экране появляется тарелка космического телевидения «Орбита», за ней диктор студии телевидения, который торжественно произносит:

– А сейчас посмотрите фильм Хабаровской студии телевидения «Вот город».

И идет полностью кино хабаровчан от заставки до титра «конец фильма». Ничего себе цитаточка в полнометражный фильм?

Олег Александрович, в отличие от нас смертных, имел возможность ездить на различные семинары, смотры и конкурсы, где пополнял свой творческий потенциал. А когда речь зашла о плохом финансировании нашего фильмопроизводства, он заявил:

– Пускай другие режиссеры зарабатывают деньги, делая коммерческие картины. Я – буду создавать элитные фестивальные произведения.

К любой работе он относился с полной серьезностью. Каждый из нас проходил курсы по гражданской обороне. И я не помню ни одного человека, кроме Канищева, кто бы относился к этой учебе с такой ответственностью. Он досконально изучил гражданскую оборону и получил самую отличную оценку. Он везде был отличником.

Когда в документальной картине о Даманских событиях «Здравствуй, мама!» натуральная мама ненатурально, как ему казалось, плакала над письмом своего убитого сына, он интеллигентно просил ее читать письмо еще раз. И так шесть дублей наша документальная мама плакала. Снимать горящего человека в кадре или его тушить? Это дилемма, вечно мучащая документалистов, его, мне кажется, не беспокоила.

– Кредо режиссера – ходить по головам других! – заявил он с трибуны, когда отмечали его пятидесятилетие.

Бог ему судья.