Текст книги "Партизаннаме"

3. Уничтожено: 6 грузовых автомашин, 2 легковые автомашины, 4 повозки, 4 склада с продуктами (выделено – Авт.), 1 радиостанция, 3 емкости с маслом, 2 емкости с бензином, 16 пулеметов,

Большое количество оружия, боеприпасов, ручных гранат и другого оборудования.

4. Захвачено в плен партизан и несколько подозреваемых гражданских лиц – 490 чел.

5. Убито партизан: -470 чел.

6. Немецкие потери: убитых – 45 чел., раненых – 72 чел., пропало без вести – 1 чел.» [120, с. 6].

При четком понимании того, что любая официальная отчетность далека от истинного положения дел, тем не менее предоставленный документ не вызывает чувства недоверия.

В нашей мемуарной и исторической литературе, все продовольственные базы уже давно были «разграблены татарами». В действительности, как мы видим, они прекратили своё существование в результате первого прочеса.

Сохранились в неприкосновенности продовольственные базы:

П-й район – Зуйского и Джанкойского отрядов;

III-й район – Евпаторийского отряда;

IV-й район – Ак-Мечетского отряда [139, с. 86].

Значение крымских татар в партизанском движении Крыма особенно на первом этапе трудно переоценить потому, что никто, так как они, не знал крымские горы, тропы, родники, пещеры… Будучи бойцами Алуштинского, Бахчисарайского, Зуйского, Судакского, Ялтинского отрядов они вызывали истинное восхищение всех, кому довелось с ними общаться.

В начальный период «на вес золота» ценились такие партизаны-проводники: Аметов Абибулла, Аметов Ибраим, Аппазов Мемет, Аширов Абдулл, Бенсеитов Умер, Бережной Андрей, Велиев Смайл, Ислямов Сеит, Кособродов Константин, Кузьмин Иван, Макаров Алексей, Мамутов Асан, Мурадосилов Абдурахман, Рябошапко Григорий, Халилов Эмир…

Вот как описывал свои впечатления об одном из проводников Илья Вергасов.

«Впереди – проводник по имени Арслан. За этим человеком гоняются, потому он скрывает свою фамилию. Проводнику около двадцати пяти, фигура как из бронзы литая, выносливость потрясающая, ходок – днем с огнем такого не найдешь. Помимо всего-удивительное чутье местности, прямо кудесник какой-то. Принюхается, раздувая тонкие точенные ноздри, и возьмет абсолютно верное направление. Вслед за проводником шел сам командир…» [147, с. 169].

Вероятно, Илья Вергасов описывает Ибрагима Аметова, который был проводником в Алуштинском, Бахчисарайском, а затем во

2-ом отряде, 2-го сектора. Его жену с двумя детьми все же схватили гестаповцы и вскоре казнили. Командование чрезвычайно ценило Ибрагима Аметова. В числе самых первых он был награжден орденом Красного Знамени и медалью «За оборону Севастополя».

Голод надвигался не по дням, а по часам, становясь самым беспощадным врагом крымских партизан.

Недостаток, а потом и полное отсутствие продовольствия выступили катализатором многих противоречий. Вот что писал в политдонесении за декабрь 1941 г. комиссара 2-го партизанского района Е.А. Попов: «Врайоне 600 стойких партизан. Отряд Чуба потерял все свои базы. Интересно отметить, что главными нытиками являются так называемые «ответственные». Так, например, прокурор Красноперекопского района т. Хаджинов открыто высказывает недовольство и проявляет недисциплинированность; начальник районного НКВД Тютерев мрачен и проявляет полную бездеятельность; райуполномоченный НКВД Леонов заявляет о нежелании активно работать; заврайзо Шотин отказался принимать присягу партизан; секретарь РКВКП(б) Золотова особой пользы отряду не приносит. Характерно отметить, что носителями отрицательных настроений являются в большинстве своём коммунисты и в меньшинстве – беспартийные» [15, л. 14].

Этот период характеризуется массовым дезертирством из многих отрядов. Выскажу крамольную мысль о том, что ряд командиров сами провоцировали людей к тому, что бы они уходили из отряда. К примеру, командир Сейтлерского отряда. «Куликовский на каждом шагу орал и запугивал партизан расстрелами, выпроваживая на все четыре стороны. Не прочь избить партизана» [29, л. 116].

Подлинная причина такого поведения, помимо личных качеств того или иного командира, крылась в том, что продуктов не хватало и уменьшение числа едоков было всем во благо. К тому же острой необходимости в таком большом количестве партизан не было. Примечательно, что если в Бахчисарайском отряде выход боевых групп был поставлен по графику: одни воюют, другие готовятся, третьи отдыхают, то там дезертирство носило исключительно случайный характер. В тех отрядах, где люди не были заняты постоянной боевой работой, дезертирство было естественным спутником партизан, так как уходили далеко не всегда трусы и шкурники. Уходили и от произвола командира, уходили в другие отряды именно ради желания воевать.

«Копайский отряд – дезертировало 18 человек, Ичкинский – 60 человек, Карасубазарский -50 человек, Зуйский – 3 человека, Джанкойский – 46 человек, Сейтлерский – 50 человек» [22, л. 31].

На этом фоне нельзя не проследить определенную закономерность, дело в том, что из всех выше перечисленных отрядов только один – Зуйский не утратил свои продовольственные базы. Во всех остальных уже был голод.

С потерей продовольственных баз резко изменилось положение Центрального штаба. Еще в начале ноября А.В. Мокроусов отстранил от должности и перевел рядовым бойцом заведующего снабжением штаба Т.Д. Якушева. Примечательна причина смещения – за пьянство [15, л. 4]. Пока еще было, что пить и чем закусывать, но к декабрю ситуация изменилась кардинально. У Центрального штаба не было продуктов. Мокроусов, который ранее не покидал своего «логова», и не был ни разу ни в одном из отрядов отправился в самый «хлебный». К моменту его появления во 2-м партизанском районе, которым командовал его старый соратник, верный друг и единомышленник Иван Генов, А.В. Мокроусов уже был наслышан о том, что Зуйский отряд полностью сохранил свои продовольственные базы.

Вероятно, каждый, читающий эти строки, должен проникнуться чувством гордости за людей, которые в этом всеобщем бедламе, сработали удивительно безукоризненно. Им удалось не только сохранить базы, но, как оказалось, по своей инициативе они заложили их из расчета на год партизанской деятельности, в то время, как Крымский обком партии ориентировал все отряды производить закладку всего на три-шесть месяцев.

Реакция партизанского руководства оказалась совершенно неадекватной. К моменту прихода А.В. Мокроусова на Яман-Таш, уже двадцать пять отрядов утратили свои базы и потому на их фоне, командование Зуйского отряда было вправе гордиться тем, что их люди сыты, успешно ведут боевые действия, отряд пополнился военнослужащими.

В действительности произошло следующее: «Мокроусов вышел на середину землянки, рослый, широкоплечий, большие потемневшие глаза блестели сухим, мятущимся огнем; обращаясь к работникам своего штаба, возмущенно говорил:

«Вы посмотрите, товарищи, какие уродливые формы принимает нынешнее партизанское движение? Они завели свои базы. Обзавелись, видите ли, патефонами! Сидят на этих базах, боясь потерять их. А воевать не воюют. Это что же такое?! Взорвать надо все эти базы! Взорвать! Тогда отряды пойдут добывать хлебушек и будут воевать» [153, с. 77].

В ультимативной форме А.В. Мокроусов потребовал, чтобы отряды района захватили ближайшее крупное село Баксан. Задача была не только не выполнимая, но и бессмысленная.

Но командир отряда А.А. Литвиненко и комиссар Н.Д. Луговой уже не посмели ослушаться. Пример, отстраненных от должностей командиров и комиссаров отрядов был слишком нагляден.

Партизанская тактика проста и извечна: неожиданно напал из засады и быстро ушел. А.В. Мокроусов требовал, что бы отряды не только захватывали села, но и по опыту гражданской войны оставались в них хозяевами.

«До поздней ночи совещались три партизанских командира, три комиссара, три начальника штаба как взять Баксан? А главное: как удержаться в том злополучном Баксане? Он ведь в котловине! И связан шоссейными дорогами с Зуей и Розенталем, с Аргином и Карасубазаром? А там гарнизоны. На грузовиках! Окружат в два счета!» [153, с. 80].

Несколькими днями раньше Зуйскому отряду, тоже выполняя приказ А.В.Мокроусова, удалось успешно захватить на пару часов Баксан и благополучно, до прибытия регулярных частей его покинуть. Эффект захвата даже нельзя назвать «нулевым» – он был отрицательным. Как мера противодействия в селе сформировался отряд самообороны.

11 февраля 1941 года Зуйский, Биюк-Онларский и Сейтлерский отряды разными маршрутами выступили к Баксану: биюконларцы по Долгоруковской яйле, зуйчане по Караби Яйле, сейтлерцы через Орта-Сырт. Сейтлерцы наткнулись на дружный ружейно-пулеметный огонь – по ним били из окопов. Лезть на рожон было бессмысленно, и отряд отступил. Биюк-онларцы опоздали с выходом к Баксану на час, и, захватив на окраине села пять коров, сразу же развернулись и ушли в лес. Не слыша стрельбы на флангах, повернул назад и Зуйский отряд.

Неудачу со взятием Баксана А.В. Мокроусов использовал, как повод, чтобы поставить во главе «хлебного отряда», «своего человека». 23 февраля 1942 он снял командира Зуйского отряда Андрея Литвиненко и назначил на его место капитана Николая Ларина. Н.П. Ларин довольно скоро осознал, что попал в «государство в государстве». Особенность момента заключалась в том, что главой этого государства был комиссар Николай Луговой. И в прошлом, и в настоящем секретарь Зуйского райкома партии, на территории которого воевал отряд. Н.Д. Луговой сам формировал отряд, под его контролем закладывались базы. Фактически, сам Н.Д. Луговой и назначил командира отряда, предложив этот пост председателю райисполкома, когда окончательно понял, что назначенный обкомом человек уже не появится. Вероятно, было бы правильно, если бы он стал командиром сам. Впоследствии Н.Д. Луговой будет бессменным комиссаром у восьми (!!!) командиров Зуйского отряда, комиссаром сектора, а затем командиром бригады – первым лицом в партизанской иерархии на территории Крыма в 1943 году.

27 февраля 1942 года капитан Н.П. Ларин вступил в командование Зуйским отрядом. Кадровый командир, недавний выпускник академии, человек высокой не только военной, но и человеческой культуры, он быстро осознал, «Who is who». Когда, через несколько дней, ему передали письменный приказ А.В. Мокроусова о смещении Н.Д. Лугового с поста комиссара, он попросту спрятал приказ в карман и никому не показал.

7 марта поступил приказ А.В. Мокроусова силами трех отрядов вновь взять Баксан. Организацию нападения Н.П. Ларин взял на себя. На этот раз все началось более организовано. Отдельные группы даже ворвались в село и успели побросать гранаты в ближайшие дома, но «В Баксане был гарнизон 500 человек. Крупнокалиберные пулеметы, станковые, мелкокалиберные пушки. Все это размещено в дотах. На чердаках и в стенах каменных домов бойницы. Деревня была маленькой крепостью. Партизан ворвавшихся в деревню обстреливали со всех сторон, отряды понесли большие потери» [30, л. 34].

Начался трудный, мучительный отход в лес. Капитан Н.П. Ларин был тяжело ранен, но его не бросили, а вынесли. Отступали не по дорогам или тропам, а косогорами. Когда вернулись в лагерь и подсчитали погибших 15 человек, 10 человек вернулись в отряд ранеными, и это только по Зуйскому отряду.

Тем не менее, в «Отчете» 1946 года попытка захвата Баксана отнесена в позитив: «…было уничтожено тридцать полицейских и пять румын. Потери из отряда № 14 два партизана легко ранены» [23, л. 184]. Вот и верь документам партархива.

Помимо того, что нападения на крупные села приводили к бессмысленной гибели партизан, они имели и крайне негативные последствия в отношениях с местным населением. После каждого такого «партизанского налета», к горькому сожалению, множилось число «самооборонцев». Люди против своей воли были вынуждены брать в руки оружие и защищать родной дом.

Разведка доносила: «В рядах самооборонцев брожение усугубляется. Неохотно идут против партизан. Без приказа не идут. Разговоры такие среди баксанских самооборонцев: «Если партизаны нас не тронут, мы их не будем трогать!» [11, л. 64].

К сожалению, трогали! Не менее драматично развивались события вокруг села Коуш, которое по требованию А.В. Мокроусова тоже должны были захватить отряды, но уже 3-го и 4-го партизанских районов.

Вновь обратимся к архивным документам: «8 декабря 1941 года была проведена операция агентурной разведки д. Коуш, где сожжен дом старшины, остальные предатели убежали. В деревне 120 дезертиров. Изъято 250 шт. барашек и продукты из Ах-Шейхского отряда, награбленные населением. При уходе партизан женщины вынесли без просьбы два хлеба» [15, л. 4].

Впрочем, есть и другая версия происшедшего, которую мы воспроизведем по тексту Постановления бюро Крымского обкома партии: «В д. Коуш группа партизан бывшего 4-го района в пьяном виде устроила погром, не разбираясь, кто свои, кто враги» [139, с. 180].

6 января 1942 года. Донесение начальника 3-го партизанского района Северского: «В деревне Коуш отряд попал в засаду. Потерял убитыми и ранеными 14 человек. Разбор и причины будут доложены дополнительно. Начальника штаба Солдатенко необходимо снять, как виновника провала операции в с. Коуш. В отряде Калашникова необходимо провести большую работу по обстрелу» [15, л. 19].

И на это событие есть иная точка зрения. Вот что писал комиссар Бахчисарайского отряда Василий Черный: «Разлагательская работа оккупантов в массах значительно облегчалась совершенно неудовлетворительной работой среди населения, которую вели партизанские отряды, а под час даже вредными действиями отдельных партизанских групп партизанского отряда и штаба 4-го района в населенных пунктах Коуш, Стиля, Биюк и Кучук Озенбаш, беззастенчиво ущемлявших интересы населения этих деревень под маркой борьбы с предателями и изыскания продуктов питания» [139, с. 198].

А теперь взглянем на ситуацию с другой стороны. Первоначально глазами жительницы села Коуш той поры Ашировой Фатимы Аблякимовны, 1918 года рождения. С 1939 года она проживала в этом селе, где работала акушеркой.

«В ноябре 1941 в селе появляются немцы, назначают старосту. Ночью появляются партизаны и убивают его. Немцы назначают нового. Партизаны появляются и убивают и его. Немцы назначают нового…

Во время налета партизан от взрывов в больнице вылетели все стекла. Так как больница находилась на самом краю села, то ночами часто наведывались гости. Однажды ночью постучался человек в форме советского солдата. Я дала ему одежду мужа, еду и он ушел. Приходили партизаны и просили еду. Мужчин в селе было очень мало, хотя до войны жило 123 человека.

Отношения с партизанами окончательно испортились после того, как жители села вышли на сенокос. Вдруг появились партизаны. Они обстреляли косарей. Несколько человек погибло, среди них мой зять» [101].

Есть и более уникальные воспоминания: человека, который находился «по другую сторону баррикад». Ибрагимов Зеки, 1923 г.р. после оккупации Ялты работал в охране порта. Он вспоминал, что «настал момент, когда всех охранников ялтинского порта перевели на казарменное положение и заставили учиться ползать по-пластунски, окапываться, стрелять.

Однажды устроили соревнование – куреш. Я уложил всех своих соперников и меня назначили командиром отделения.

Когда курс обучения закончился, нас погрузили на автомобили и повезли в село Коуш. Как объяснили, на охрану населения от партизан. В свои неполные восемнадцать лет я впервые выехал за пределы Ялты. Вид Коуша поразил. Шесть домов были сожжены. Видны следы бомбежки. Уже в селе нас переодели в немецкую форму. Гимнастерки были старые, со следами крови. Вероятно, их передали из немецкого госпиталя.

Большинство местных жителей панически боялись партизан. Мне сразу не понравилось отношение к крымским татарам со стороны немцев. Несколько раз услышанное в свой адрес «швайн» вызвало ненависть. В село прибывали все новые и новые подразделения немцев, румын, «добровольцев» самых разных национальностей. Однажды подняли по тревоге, и повели в лес. Шли цепями. Кругом звучали выстрелы, ухали мины, то слева, то справа бил пулемет. Засвистели пули. Рядом упал Партизан из моего отделения.

Никогда раньше я не имел с партизанами никакого общения и потому не испытывал к ним ни ненависти, ни сочувствии. Все, что происходило вокруг, подавляло, да и перспектива получить пулю не известно за что, не радовала» [106].

Накануне Керченско-Феодосийской десантной операции 16 декабря 1941 г. разведуправление Северо-Кавказского фронта, забросило в лес несколько групп разведчиков, которые должны были не только снабжать фронт разведывательной информации, но и действовать на коммуникациях противника. При этом разведуправление Северо-Кавказского фронта, совершенно не опиралось, на уже имеющиеся партизанские отряды Крыма, скорее всего они даже не знали об их существовании.

Поскольку военных разведчиков выбрасывали «в слепую», большинство из них гибло, даже не приступив к выполнению задания.

Изучая «Германские документы о борьбе с крымскими партизанами в 1941–1942 гг.» с удивлением прочитал следующее: «…нам известны высказывания, что противник готовится к высадке своего десанта в районе Керчи. 25.12.1941 г.» [120, с. 13]. Как мы видим, немцы уже знали о готовящемся десанте, партизаны – нет.

8 января 1942 года в Зуйский партизанский отряд привели четырех советских парашютистов, которые рассказали, что они десантники. Действуют по указанию командования Крымского фронта. Группа в тридцать человек оказалась сброшенной прямо на села Салгирской долины. Трижды попадали в окружение и пробивались с боями. Где-то в лесу бросили рацию. Организованный партизанами поиск помог найти еще семерых десантников, но рацию так и не нашли.

«В 1942 в лес забросили разведчиков территориального управления НКВД: лейтенанта Киселева и радиста Полозова, еще двух или трех человек. Связи с Большой Земли тогда не было, мы ничего не знали и вот, возвращаясь из разведки, наша группа наткнулась на одного из них. Он в белом масхалате с немецким автоматом, наши крикнули ему: «Хенде Хох!», он подумал, что немцы и – стрелять, наши – по нему, ранили в плечо, а когда подбежали добивать, он кричит им: «Ребята, я свой!» Распахнули халат, а там действительно наше обмундирование» [153].

В действительности все было немного не так, во всяком случае, вот как пересказала эту историю супруга радиста Полозова – Любовь Кузьминична, к слову сказать, с 1942 года работавшая радистом 4-го управления НКВД. Её радиостанция находилось в сердце НКВД в здании на Лубянке. Именно с ней связывались все партизанские радисты. Возглавлял 4-е управление генерал-лейтенант Павел Судоплатов.

Ее будущий супруг Сергей Васильевич Полозов, уроженец Москвы, 1922 г.р. С началом войны был зачислен в знаменитый ОМСБОН (отдельную мотострелковую бригаду особого назначения ВВ НКВД СССР), откуда в группе разведчиков был десантирован в Крыму. Возглавлял группу В.А. Арапов – профессиональный разведчик, свободно владеющий немецким языком. В составе группы крымчане: грек Николай Михайлиди, армянин Александр Зубочикянц, еврей Григорий Шиман и ранее служивший в Севастополе Валентин Давиденко. Никогда не бывал в Крыму только радист – лейтенант Сергей Полозов.

Высадка прошла не очень удачно. С.В. Полозов повис на дереве, какое-то время болтался на стропах. Обрезал их, и упал на землю. Оказалось, что приземлился на плато Чатыр-Дага. Довольно быстро нашел В.А. Арапова. Под приметным деревом спрятали рацию, и пошли искать партизан. Встретились часа через четыре, но, когда оказались в землянке Северского, в ту пору командира партизанского района, то поняли, что им не верят. Двое других десантников уже находились у партизан, но на положении пленных. Г.Л. Северский выделил охрану и С.В. Полозов сходил назад за рацией. В присутствии Г.Л. Северского установил связь с Москвой. Только после этого лёд недоверия растаял. Как, часто рассказывал С.В. Полозов жене, положение партизан было очень тяжелым – голод. Группа пробыла в лесу с апреля по сентябрь 1942 года, а затем самолетами была вывезена на Большую землю. В Краснодаре уже в военном госпитале один из разведчиков скончался [112].

В расположении 2-го района оказались разведчики Северо-Кавказского фронта и среди них радист В.И. Добрышкин, которые вели наблюдение за шоссе и по рации передавали то немногое, что видел. Когда И.Г. Генов стал передавать информацию, собранную не армейскими, а партизанскими разведчиками, то в разведуправлении фронта были поражены такому подарку.

Как впоследствии писал Ф.И. Федоренко: «Казалось, этот случай (успешная работа разведчиков) подтолкнет фронт к быстрейшей «радиофикации» партизанских районов, ведь в каждом из них разведку возглавляли опытные кадровые командиры чекисты. Как не воспользоваться таким обстоятельством. Ничуть не бывало – 5 января Генов поставил вопрос о связи, боеснабжении, организации взаимодействия, но и два с половиной месяца спустя в этом вопросе мало что изменилось» [165, с. 65].

Обилие чрезвычайно ценной информации, которая стала поступать от крымских партизан, настолько заинтересовало разведуправление Северо-Кавказского фронта, что, наконец, оно стало лоббировать интересы партизан. Им удалось сделать то, что до сих пор было не под силу Крымскому обкому ВКП(б) – организовать с помощью авиации доставку продовольствия.

В то время, как все подразделения 11-й немецкой армии были задействованы во втором штурме Севастополя, который начался 17 декабря 1941 года и сковал все основные силы, произошла высадка крупного советского десанта. 26 декабря была освобождены Керчь, 29 декабря Феодосия. Наступившие морозы позволили использовать Керченский пролив для наращивания сил. Командование 11-й армии справедливо опасалось, что советские войска стремительным броском на север перережут единственную железнодорожную артерию, связывающую Севастопольскую группировку с материком, что поставило бы всю 11-ю армию на грань катастрофы.

46-я ид вермахта вопреки приказу, удерживать Керченский полуостров отступила, но зацепилась на Ак-Монайских позициях, или как указывают в немецких источниках на Парпачском перешейке [156, с. 263].

Появление советских десантов в Феодосии и Судаке явилось для партизанского командования полной неожиданностью. Его об этом даже не поставили в известность. Только после того, как высадившиеся в Судаке 226-й си и 554-й гсп оказались разбиты, и были вынуждены пробиваться в горы, они стали предметом едва ли не всех переговоров с командованием фронта.

Вот первая радиограмма, полученная 28 января 1942 года. «Немедленно установите связь с командиром десантного отряда Селиховым. Район Судака и действуйте по его указаниям. Ежедневно информируйте о положении отряда. Козлов, Шаманин» [15, л. 33].

Только 5 февраля 1942 года А.В. Мокроусову поступает донесение начальника 1-го партизанского района А.А. Сацюка: «Из состава десанта двух полков 226-го и 554-го найдено и присоединено к партизанам около 350 человек бойцов и командиров. Из коих 180 чел. 554-го полка во главе с командиром майором Забродских и комиссаром Вертеповым направлены в Карасубазарский отряд. 226-го полка во главе с майором Селиховым и комиссаром Бускадзе оставлены при 1-ом районе» [Там же, л. 34].

В наградном листе на Асана Мамутова было написано следующее: «В качестве проводника привел в партизаны 150 бойцов и командиров-участников Судакского десанта».

В наградном листе Смайла Велиева указывалось: «Проводник Судакского отряда. 19.02.42 умело и без потерь вывел из вражеского окружения три партизанских отряда и 350 человек красноармейцев и командиров – участников судакского десанта». За свой подвиг уроженец д. Суук-Су Смайл Велиев был в 1943 году награжден орденом Красного Знамени.

Близость фронта внесла сумятицу в души партизан. Комиссар Феодосийского отряда Ф.М. Якубовский – бывший сотрудник Феодосийского НКВД, загорелся идей прорваться через Ак-Монайские позиции к наступающим частям. Собрав группу единомышленников, он ушел в сторону линии фронта. В последствие один из бойцов его группы вернулся и рассказал, что вся группа погибла, а он чудом спасся. Ф.М. Якубовский и все ушедшие с ним партизаны до сих пор официально признаны дезертирами.

В германских документах, эти же события нашли следующее отражение: «Западнее Феодосии взято в плен 16 партизан среди них комиссар батальона (батальонный комиссар) и 3 офицера НКВД» [120, л. 21].

Решилась на самовольный переход фронта и группа бывших пограничников во главе с А.И. Панариным, в ту пору начальником штаба Феодосийского отряда. Предельно усталыми, но живыми они вернулись в лагерь. Встречали их с презрением. А.И. Панарин едва не угодил под расстрел. А вот командир Кировского отряда Г.С. Алдаров избежать его не смог.

Как гласят официальные документы, Г.С. Алдаров самостоятельно принял решение перевести отряд в другой район, так как здесь его бойцов ждала голодная смерть. Группу «дезертиров» перехватили специально посланные партизаны. А.В. Мокроусов отдал приказ о расстреле Г.С. Алдарова, который тут же привели в исполнение.

По общему мнению людей, знавших Галимзяна Алдарова, это был хороший, смелый командир, пользовавшийся заслуженной любовью своих бойцов. Смерть бывшего командира 56-го зенитного дивизиона капитана Галимзяна Алдарова, фактически стала началом открытого конфликта между профессиональными военными и А.В. Мокроусовым. Во главе оппозиции встали бывшие командиры 48-й кавалерийской дивизии, которые в свое время, при непосредственной поддержке А.В. Мокроусова, заняли ключевые посты в партизанском движении. Большинство из них сохранило чувство фронтового братства. Вероятно, А.В. Мокроусов справился бы и с возникшей «военной фрондой», но он не учел того, что у партизан появилась радиосвязь.

Сразу же после расстрела Г.С. Алдарова, Военный совет Крымского фронта получил сообщение о случившимся. Еще не вникая в суть конфликта, не становясь ни на чью сторону, Военный совет запретил А.В. Мокроусову самостоятельно выносить приговоры и сделал это прерогативой военного трибунала, председателем которого назначили бывшего прокурора 48-й о.к.д. Ф.Н. Верещагин.

И вот тут «военные» отыгрались за «холодный прием» в ноябре 1941 года. Решением трибунала были расстреляны командир и комиссар Колайского отряда Иван Губарев и Степан Штепа, по приказу которых были разоружены двадцать пять человек, которых выгнали на верную смерть за пределы расположения отряда. Возбудили уголовное дело против Николая Лугового. Не будем даже указывать повод, причина – отказ отдавать «на сторону» продовольствие Зуйского отряда.

В качестве детонатора дальнейшего конфликта выступил, уже упоминавшийся, командир 224 сп майор Николай Селихов. Выведенное им из под Судака подразделение, уже ни в коей мере нельзя было считать полком, фактически это всего лишь партизанский отряд, но отряд без проводников, без боезапасов и самое главное без продовольствия. Было бы разумно раскидать людей по другим отрядам, но Н.Г Селихов этому категорически воспротивился, и, получив поддержку командования фронта, создал прецедент – отныне в Крымских горах будет отдельная воинская часть, которая подчиняется только Командующему фронтом, но обеспечивается продовольствием крымскими партизанами.

Появление дополнительных «едоков» сразу же легло на партизанское руководство непосильным бременем. К тому же совершенно случайно десантники разорили остатки продовольственной базы Джанкойского отряда, что с подачи Н.Г Генова, вызвало бурю негодований со стороны А.В. Мокроусова.

Последним источником продовольствия оставалась база Зуйского отряда, и Н.Д. Лугового вынуждают отдать все продукты. Голод наступил и в его отряде. Бедственное положение крымских партизан, наконец, осознало командование Крымского фронта, оно принимает решение оказать крымским партизанам помощь продуктами.

Вот как описывает это событие А.С. Ваднев: «Пришло известие о том, что самолет сбросит продовольствие. Ждем его в районе Колан-Баира на высоте Средняя. Вдруг приходит какой-то командир и говорит, что продукты сбрасывают для военного отряда. Мы возмутились. Первая сброска прошла, но наше положение не улучшилось – продукты забрали в штаб района. В сброске были масло, консервы, мука и боеприпасы. Мы продуктов не увидели.

Вторая сброска была прямо над лагерем. Был строгий приказ: за утаивание продуктов – расстрел. Командир отделения Липовец все же украл первый парашют с концентратами. Его поймали. Городовиков и Кураков настаивали на расстреле, а Соловей, зная боевые дела Липовца, не соглашался. Приказ о расстреле был подписан, но расстрелять все не решались, так как гнев партизан был бы большой. Продукты стали делить между всеми отрядами» [30, л. 42].

В действительности история с Н.П. Липовцом закончилась трагически. Как указывается в его карточке учета: «Дезертировал из отряда». Поскольку после войны его имя не всплыло, то, вероятнее всего, он погиб. Примечательно и то, что упомянутые в воспоминаниях Б.Б. Городовиков и И.Г Кураков – военные. Выступивший против расстрела Ф.С. Соловей – пограничник.

Все последующие месяцы партизанской борьбы продолжалась эта ужасная, дискриминационная практика «целевых сбросов»: «военным», «спецгруппе НКВД»…

Снабжение партизан по-прежнему оставалось из рук вон плохим. Как выяснилось впоследствии, во многом это объяснялось тем, что член Военного совета фронта Лазарь Каганович был убежден, что партизаны сами должны добывать себе продовольствие у врага. В мемуарах одного из руководителей партизанского движения в СССР полковника И.Г. Старинова есть поразительный эпизод: «Я сумел попасть на прием к Кагановичу. Но как только речь зашла о крымских партизанах, он резко прервал меня, заявил, что милостыню не подает, обругал и выставил из кабинета» [161].

Если до высадки Судакского десанта и появления «группы Селихова» между командиром 2-го района Иваном Геновым и комиссаром Ефимом Поповым были вполне нормальные отношения, то с возникновением конфликта Е.А. Попов резко выступил против своего командира, безоговорочно поддержав Н.Г.Селихова. Реакция командования фронтом оказалась совершенно неожиданной для А.В. Мокроусова. Поступил приказ о смещении И.Г. Генова и назначении начальником партизанского района майора Н.Г. Селихова!

По мере того, как мы узнавали о тех или иных несправедливых отстранениях от должностей командиров, комиссаров, начальников штабов отрядов и районов, то могло сложиться представление, что все это субъективно. Что это – результат произвола одного человека, в данном случае Алексея Мокроусова, и, будь на его месте Иванов, Петров или Сидоров, все было бы по-иному. Собственно говоря, такой вывод и делает в своих мемуарах Николай Луговой. В действительности всё оказалось сложнее. Снятие Ивана Генова, одного из лучших начальников районов, наглядно показало, что дело не в каком-либо одном конкретном человеке. Дело в системе, дело в режиме. В том самом тоталитарном режиме, частью которого оставался Крымский полуостров, даже находясь под нацистской оккупацией. Отстранение И.Г. Генова – несправедливое и бессмысленное, увы, не было последним.