Текст книги "Под Созвездием Большой Медведицы. Часть 1: Путь на дрейфующий лед"

Жизнь в послевоенные годы

После окончания войны Сафронов продолжал служить в армии в той же части, куда был призван в 1941 г. Воинская часть № 3220 находилась рядом с площадью Труда и занимала часть территории, на которой когда-то располагались казармы лейб-гвардии Конного полка. Этот полк был сформирован 7 марта 1721 г. из драгунского лейб-эскадрона князя Меншикова и драгунской роты генерал-фельдмаршала графа Шереметева. Полк был укомплектован исключительно дворянами, которые в отличие от прочих драгун получили камзолы с золотыми шнурами, вместо одного пистолета – два, и не было топоров, снаряжение и вооружение было одинаковое с гвардией. Шефами полка считались царствующие особы.

В 1961 г. другая часть зданий казарм лейб-гвардии Конного полка была передана Ленинградскому институту авиационного приборостроения (ЛИАП), ныне Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения.

22 января 1947 г. в семье Сафроновых родился третий ребенок, то есть я, которого назвали Володей. Сохранилось письмо, написанное моей матерью из больницы через два дня после моего рождения:

«Здравствуй, Сашенька.

Поздравляю тебя с сыном. Он хороший такой, и мне очень нравится. Обещает быть спокойным мальчиком. Он у нас нежный, не курносый, как другие малыши. До сих пор я не слышала, какой у него голос, а когда его приносят, он начинает смотреть на потолок, стены, очень сильно чихнет, зевнет и засыпает.

Я чувствую себя пока неважно, очень ослабла, ходить еще могу, только переваливаясь с боку на бок. С трудом поворачиваюсь, и, конечно, настроение пока плохое. Врач говорит, что первые пять дней вы себя лучше и не почувствуете. Поэтому сейчас с трудом пишу и соображаю.

Пока. Будь здоров. Целую тебя. Маша».

В середине 1947 г. Сафронов уехал в отпуск на Украину. После смерти мужа и сына Анастасия Митрофановна жила в большом доме одна, и это ее очень тяготило. На семейном совете, на котором присутствовала и Лиза, было решено продать половину сумского дома и забрать мать в Ленинград. Вторую часть дома закрепили за семьей Лизы, которая продолжала жить в деревне, по месту работы мужа, который был агрономом.

С 16 по 29 декабря 1947 г. в СССР была проведена денежная реформа, по условиям которой денежные средства, хранившиеся у населения на руках, обменивались на новые рубли один к десяти. Таким образом, деньги, вырученные от продажи дома родителей, в большей степени были потеряны и не смогли быть использованы для улучшения жилищных условий Сафроновых, как планировалось раньше.

По сравнению с экономикой других стран – активных участниц Второй мировой войны экономическое положение Советского Союза оказалось наиболее устойчивым. В то время как в СССР объем денежной массы с 1939 по 1945 год увеличился в 3,8 раза, в фашистской Германии аналогичный показатель поднялся в 6 раз, в Италии – в 10 раз, в Японии – в 11 раз. После окончания Великой Отечественной войны перед руководством СССР встали вопросы снижения инфляции, насыщения рынка продовольствием и промышленными товарами, а также уменьшения объема денежной массы, скопившейся у населения. Экономическая реформа 1947 г. достаточно эффективно решила эти проблемы. На зависть всему миру в нашей стране были сохранены на прежнем уровне цены на продовольственные товары, при том что продуктовые карточки были отменены. Большинство стран Европы позволить себе подобное ни в 1947 г., ни в последующие несколько лет не могли. Кроме того, необходимо было полностью исключить зависимость советской экономики от доллара. Дело в том, что с 1937 г. советский рубль во внешнеэкономических расчетах был привязан к доллару. В частности, курс рубля по отношению к той или иной мировой валюте исчислялся в долларовом эквиваленте. До реформы 1947 г. один доллар соответствовал 53 рублям. Сталина подобное положение совершенно не устраивало. По его заданию советские экономисты попытались путем сопоставления множества разных факторов определить приемлемое для страны соотношение рубля к доллару и предложили курс 14 рублей за 1 доллар. Однако Иосиф Виссарионович отверг такой расчет, заявив, что один доллар не может стоить больше четырех рублей. Решение И. В. Сталина по освобождению от зависимости рубля от доллара увеличило эффективность советского экспорта. Страна начала торговать с Западом наукоемкими товарами, развитие советской науки и производства получило новый импульс.

В 1950 г. Сафронов приехал в Москву за новым назначением после окончания учебы в школе усовершенствования офицерского состава. По просьбе полковника Шелковникова Александра направили в воинскую часть, где он служил до этого в штабе, но, учитывая его бывшую гражданскую специальность, решили перевести на хозяйственную работу старшим техником-строителем на должность начальника квартирно-эксплуатационной службы. Рассчитывая в ближайшее время уволиться из армии и начать гражданскую жизнь, Сафронов подумал, что эта работа может подготовить его к труду в гражданских условиях, и согласился.

После моего рождения меня в основном воспитывала бабушка Анастасия Митрофановна. В молодости она работала учительницей в школе и после смерти сына в 1943 г. и мужа в 1944 г. стала очень набожным человеком. Тайком от родителей, когда мне было три года, она отвела меня в церковь и покрестила.

Маргарита после окончания средней школы поступила в Институт холодильной промышленности и на третьем курсе вышла замуж за такого же студента, но только Горного института. Родители Михаила – так звали мужа Маргариты – были против свадьбы, поскольку считали, что сначала необходимо окончить институт. Поэтому молодожены стали жить у Сафроновых, а потом, получив высшее образование в 1955 г., переехали к родителям Миши, у которых была большая трехкомнатная квартира.

В мае 1954 г. мы с бабушкой Анастасией Митрофановной на все лето уехали на Украину к ее дочери Лизе. После трехмесячного отдыха бабушка навсегда осталась жить у нее, а за мной приехала мама и забрала домой. Первого сентября мне предстояло надеть купленную родителями школьную форму и идти учиться в школу. Для меня начинался новый период в жизни, связанный с получением и накоплением минимально необходимых знаний для самостоятельной жизни в обществе.

В сентябре 1954 г. я пошел учиться в 178-ю среднюю школу, в которой работала буфетчицей моя мама. После возвращения с Украины я еще полгода путал русские и украинские слова. Моей первой учительницей была Галина Николаевна Корнеева. Как и положено первым учителям, она была очень добрым и чутким человеком и запомнилась только с хорошей стороны. Мой брат Борис в это время учился в 10-м классе. Его школа раньше считалась мужской, а та, в которой учился я, прежде была женской. В старших классах этой школы учились только девочки, среди которых было много тех, с кем дружили Борис и его компания. Старшеклассницы из 10-го класса взяли надо мной шефство и постоянно на переменах звали к себе в класс, передавали записки для брата и его друзей.

Мои успехи в учебе были средние, и только по физкультуре были отличные оценки. На это обратили внимание родители, и, когда я учился в пятом классе, брат отвел меня заниматься легкой атлетикой в спортивную школу, которая находилась рядом с Таврическим садом и музеем Суворова. Туда надо было ходить два раза в неделю, а когда я стал показывать на районных и городских соревнованиях хорошие результаты, то еще один день в неделю надо было тренироваться на Зимнем стадионе. Кроме того, родители купили мне абонемент в плавательный бассейн. Успехи в плавании были незначительные, и через три месяца я перестал туда ездить.

Трое детей Сафроновых: Борис, Володя и Маргарита

Лиза, ее мать Анастасия Митрофановна, муж Лизы Володя и четверо их детей: Люда, Юра, Володя и Оля

Сафронов с сыном Борисом после окончания 10-го класса

Отец хотел научить меня рисовать и часто давал задание перерисовать виды природы с открыток. Рисунки у меня не получались, и постепенно я стал ненавидеть это занятие. Через некоторое время отец понял, что художник из меня не получится, и перестал настаивать. Желание научиться рисовать у меня так никогда и не возникло, о чем можно только сожалеть.

Сафронов уезжал в начале ноября на дежурство в лагерь своей части, который располагался в поселке Лемболово. Поезд мчался мимо последних зданий празднично украшенного города, в окне виднелись серое небо, бесцветные дали, кустарники, сосенки, лужи. Ночью шел дождь. В землянке было свежо, поверх одеяла Сафронов накинул шинель.

Утро было тихое, на ветвях еще голых берез висели большие, блестящие капли. Но вскоре их сбило ветром. После того как закончилось дежурство, Сафронову захотелось посмотреть места, где когда-то он пробовал писать пейзажи. Тяга к живописи у него была в крови, а особенно после того, как в 1920-е годы один из квартирантов в доме у родителей оставил этюдник с масляными красками.

Воспитательная беседа с солдатом

А. А. Сафронов на дежурстве по части

До войны Сафронов написал два этюда, один натюрморт и две небольшие копии с открыток. В войну и в послевоенное время было не до живописи, работы было невпроворот, но любовь к живописи не угасала, и иногда, уезжая в отпуск на Украину, он привозил оттуда наброски, сделанные маслом или акварелью.

Красивые места покоряли Сафронова прелестью форм и разнообразием красок и долго выбирались, отвечали настроению, долго вынашивались в памяти, и казалось, что их можно было писать и через десяток лет. В воображении и в памяти они были чудесным видением, которое Сафронов не мог запечатлеть на холсте. Для этого надо было много знать и уметь.

Прогуливаясь по территории лагеря, он почувствовал необыкновенную свежесть лесного воздуха; на поляне кричали скворцы, река еще не вошла в свои берега. У змеиного домика Сафронов с грустью заметил изломанную черемуху. Змеиным домиком он назвал маленькую, бревенчатую, в одну комнату избушку под крутым скатом в ложбине, по которой, изгибаясь, протекала река из ближайшего озера. Несколько лет тому назад, весной, Сафронов, занимаясь строительством в лагере, поселился в этом домике, но вскоре вынужден был покинуть его из-за большого количества змей, которые обитали под ним. В 1957 г. он написал пейзаж с этой избушкой при закате солнца: розовое небо отражалось в разливе, над лесом стояла белая ночь. В том же году ему удалось написать на холсте маслом еще несколько лагерных пейзажей размером 25x18 см.

Общение с природой всегда его волновало. Среди стволов деревьев, обросших мхом, он чувствовал жизнь земли гораздо ближе и ощутимей, чем в каменных лабиринтах улиц, она здесь казалась ему мудрее и чище. Он остро ощущал перемены, связанные с отмиранием, уничтожением, а здесь, в памятных местах, они были особенно заметны.

Александр Антонович и Мария Михайловна Сафроновы, 1956 г.

Маргарите исполнилось 27 лет. Сафронов помнил, как гулял с ней по Горушечной улице. Дочка была в белом платьице в горошек с короткими рукавчиками, со светлыми волосенками. Ей было три года, и тогда, в 35-м, он впервые уходил в армию. Учась в школе сержантского состава, в Красном уголке он рассказывал наркому Ворошилову про свою дочь.

Еще ему вспоминалась Маргарита стриженой, когда ее доставили в Ленинград штабом партизанского движения после освобождения оккупированной немцами территории. Вспоминал ее студенткой, а сейчас дома на его письменном столе стояла ее фотография, такая же, как у нее на работе, на Доске почета.

Часть вторая
Курсант ЛАУ (1961–1968)

Курсант Владимир Сафронов, 1965 г.

Первые годы курсантской жизни

Вспоминается день рождения моей сестры, который она отмечала в квартире родителей своего мужа, где они вместе проживали уже четыре года. Там собралось много гостей, среди которых были ее друзья, родственники и коллеги по работе. Квартира была большая, со своими традициями и с очень гостеприимными хозяевами. В гостиной, обставленной старинной резной мебелью, был раздвинут огромный стол, за который можно было усадить 20 человек. Столовый сервиз на 24 персоны удивительной красоты, включающий в себя множество предметов, придавал особую торжественность тем праздникам, которые здесь проходили. Еще большее значение хозяева придавали тому, какие блюда и в какой последовательности подать к столу. Меню составлялось заранее, так как в те времена не все можно было достать в магазине сразу. Скоропортящиеся продукты покупались в последний день. Готовить и убирать в квартире приглашали женщину, которая с большим мастерством и любовью выполняла эту работу.

Сестра Маргарита с мужем Михаилом

У родителей мужа Маргариты были свои постоянные места за столом. Свекровь моей сестры Екатерина Давыдовна была статной, дородной женщиной со следами былой красоты и светскими манерами. Совсем недавно она перестала работать врачом и вышла на пенсию. За столом она представительно разливала по чашкам чай или кофе и передавала их по кругу. Свекор Федор Михайлович еще продолжал работать врачом в одной из клиник Ленинграда, получал довольно приличную зарплату, что обеспечивало материальную стабильность семьи. В его функции за столом входило произнесение нескольких значимых тостов и поддержание светских разговоров. Екатерина Давыдовна и Федор Михайлович очень хорошо смотрелись вместе, являясь примером подражания для молодых пар.

Мои родители пришли первыми, так как часть закусок и торт «Наполеон», который мать очень хорошо готовила, надо было разложить по своим местам. Мы с братом Борисом пришли чуть позже, когда большая часть гостей уже собралась. Всех присутствующих я хорошо знал по предыдущим встречам в этом доме. Ко мне как к двенадцатилетнему ребенку отношение было соответствующее, и в основном спрашивали об учебе, о спорте и моем времяпровождении. Мне было не очень удобно всем врать, что у меня с учебой все хорошо, но пришлось. На самом деле в моем представлении в те годы учеба больше нужна была не мне, а моим родителям. Среди одноклассников по габаритам мне больше подходили второгодники. С ними я в основном и общался, а отсюда и отношение к учебе, дисциплине и отметкам.

За столом мало слушал, о чем говорили взрослые, и ждал, когда подадут сладости. Сладкое я любил и мог съесть особенно много торта «Наполеон». Перед тем как подать чай, надо было убрать со стола, и гости разбрелись по комнатам, создавая различные группы по интересам. Мне опять представилась возможность отвечать на вопросы о своей учебе на этот раз Эре Иосифовне – жене старшего сына Федора Михайловича. Наш разговор затянулся и очень меня заинтересовал. Оказалось, что Эра преподает в одном из морских училищ в нашем городе. Через два года планируется сделать пробный набор на геофизическое отделение ребят не после десятого класса, как было до сих пор, а после седьмого. Если я буду хорошо учиться, она поможет мне поступить в училище. Эра рассказала мне, какие специальности ребята там получают, как и где учатся и где работают после окончания училища. После этого разговора я впервые задумался о том, где стоит учиться и кем стать.

Как только приличный кусок «Наполеона» оказался у меня в желудке, а вместе с ним и конфеты с пирожными, мне стало там неинтересно, и я, попрощавшись со всеми, ушел домой к ребятам, ведь летние каникулы только начались.

Разговор с Эрой никак не выходил у меня из головы. Постоянно думал о ее предложении, и оно мне нравилось все больше и больше. Гуляя по улицам, не пропускал ни одного парня в морской форме. На них обращал гораздо больше внимания, чем на проходящих мимо девчонок. Мысленно представлял и себя в морской форме, воображая, как мне будут завидовать сверстники и как будут смотреть на меня девчонки. Мечты мечтами, но, чтобы им осуществиться, надо сначала поступить в училище, а для этого хорошо сдать экзамены. Каким образом начать хорошо учиться, для меня был самый большой вопрос. Самому превратиться в отличника я был не в состоянии, а нанимать репетиторов и разорять родителей не хотелось.

Фото с родителями перед поступлением в ЛАУ, 1961 г.

С первых дней войны отца призвали в армию, с которой судьба связывала его до выхода на пенсию. Желание рисовать, появившееся еще в детстве, осталось у него на всю жизнь. Это стало не просто хобби, но и страстным увлечением, на которое он тратил все свое свободное время после выхода на пенсию. Он хотел, чтобы его дети смогли воплотить в жизнь его пока не сбывшуюся мечту стать художником. С первым и со вторым ребенком этого не произошло, и теперь все его надежды были обращены к младшему сыну. Он даже не очень ругал меня за плохие знания по математике, так как думал, что будущему художнику это не очень пригодится. Ему казалось, что научиться рисовать его ребенку будет очень просто, ведь он будет рядом и всегда сможет помочь и подсказать. Но когда он понял, что и третий ребенок не может быть художником, то решил отдать меня хотя бы в архитектурный техникум, поскольку считал, что там, кроме усидчивости, вообще ничего не надо. Время от времени он проводил со мной беседы, добиваясь моего согласия с его предложением. Теперь, когда у меня появилось свое представление о будущем, добавилась еще одна проблема, как об этом сказать отцу.

Мать Мария Михайловна была по характеру властной женщиной, которая больше всего любила своих детей и оберегать их от всего считала своим долгом и святой обязанностью. Дочь вышла замуж и ушла жить к мужу.

Абитуриент ЛАУ

Брат Борис

Старший сын стал кадровым военным, и теперь его место жительства зависит от того, где он будет проходить службу. Разрешить мне поступить в морское училище и стать полярником означало остаться только вдвоем с отцом. Жизнь без детей для моей матери казалась бесполезной. Добиться ее согласия будет тоже непросто.

Решить самому такое количество проблем было очень сложно, и поэтому я стал привлекать к ним своего брата. Он после окончания Пушкинского военного училища радиоэлектроники служил под Ленинградом в частях войск ПВО. Борис был бы рад помочь мне с учебой, но, приезжая в Ленинград только по воскресеньям, тратил свое время, чтобы встретиться с подругой из Пушкина. Постепенно мы пришли к выводу, что оптимально было бы мне жить с ним вместе там, где он служил, – в Борисовой Гриве. Вынашивая эти планы, каждый из нас выяснял возможности их осуществления.

Стало ясно, что для поступления в Ленинградское арктическое училище надо хорошо подготовиться к экзаменам, а значит, требуется начать работу с родителями. Для этой цели решено было подключить Маргариту. Нам казалось, что на родителей может подействовать только мое обещание, что я возьмусь за ум и благодаря постоянным занятиям с братом стану хорошо учиться. Брат и сестра были призваны стать моими гарантами. Так как хорошая успеваемость поможет поступить как в ЛАУ, так и в архитектурный техникум, то пока о том, куда я буду поступать, не уточняли. Решили ехать учиться к брату со второго полугодия учебы в шестом классе. Времени было достаточно, для того чтобы уговорить родителей и подготовиться к отъезду.

Время летело быстро, и вот я оказался в Борисовой Гриве, в воинской части, где служил брат. У него была комната в трехкомнатной квартире на втором этаже двухэтажного дома. В комнате была только самая необходимая мебель. Для меня поставили раскладушку, которую каждое утро надо было убирать. В соседних комнатах жили еще два холостых старших лейтенанта.

Школа находилась в 14 километрах от воинской части, в поселке Рахья. Ученики приезжали и приходили сюда из близлежащих поселков. Нас в части было восемь школьников, которых каждый день возили туда и обратно на маленьком автобусе. Трое из этих ребят учились со мной в одном классе. У нас был один парень, который жил в деревне, из которой не было никакого транспорта. Ему каждый день приходилось в любую погоду ходить в школу пешком 5 километров. Если он столько сил и времени тратил на дорогу, то эти усилия во многом оправдывались его хорошей учебой.

Многое в сельской школе для меня было непривычно. В первую очередь меня шокировало частое употребление мата и особенно, когда это случалось в присутствии девчонок. Уроки, заданные на дом, старался сделать до прихода брата со службы к восьми часам. В восемь ходили ужинать в солдатскую столовую, после чего еще занимались русским языком и математикой. Каждые выходные мы с братом уезжали в Ленинград к родителям и после плотного обеда разбегались – он к своей невесте в город Пушкин, а я к своим школьным друзьям.

Общая фотография 6-го класса школы в поселке Рахья. Володя в центре верхнего ряда

Две девчонки и парень из части, которые учились в одном со мной классе, были детьми старших офицеров, начальников Бориса. Мне почему-то очень не хотелось, чтобы дети рассказывали своим родителям, как брат Бориса плохо учится. Кроме того, одна девочка была мне симпатична, и мне тоже было не безразлично, что она обо мне думает. Все это добавляло мне желания лучше учиться. Постепенно я начал получать хорошие отметки, и мне это понравилось.

В конце учебного года я попал в число тех учеников, которых 22 апреля, в день рождения В. И. Ленина, принимали в пионеры. За полгода проживания у брата я стал более самостоятельным, а главное, понял, что могу при желании нормально учиться. Теперь, после возвращения в свою городскую школу необходимо было закрепить результаты, продолжать готовиться к экзаменам за семь классов, а затем успешно сдать вступительные экзамены в училище.

Экзамены за семь классов я сдавал с некоторым напряжением. Результаты оказались гораздо хуже, чем ожидал. В свидетельстве об окончании семи классов было больше половины троек. Стало ясно, что с такими знаниями в училище не поступить. До экзаменов оставалось два месяца, и было решено для подготовки к экзаменам на два летних месяца опять уехать к брату. Там я мог, не отвлекаясь, готовиться и по вечерам получать квалифицированную помощь. Утром, уходя на работу, Борис давал задание по математике и, вернувшись с работы, проверял. Диктовки писались по вечерам, и если Борис был в наряде или занят другими делами, то диктовали его приятели.

Когда я поехал в училище сдавать документы в приемную комиссию, их не взяли, так как поступать было разрешено только с 15 лет. Тогда Эра Иосифовна попросила меня принести характеристику еще и из спортшколы, в которой были бы отражены мои спортивные достижения по легкой атлетике на городских соревнованиях. С этой характеристикой она пошла к начальнику училища, и он пообещал в виде исключения как для спортсмена получить разрешение из Москвы на допуск меня к экзаменам. Такое разрешение вскоре пришло. Для поступления надо было пройти специальную медицинскую комиссию и сдать вступительные экзамены – математику письменную и устную, русский язык (диктант), и преодолеть конкурс, оказавшийся серьезным: десять человек боролись за одно свободное место.

Объявление о приеме в ЛАУ

ЛАУ находилось в одном из пригородов Ленинграда – поселке Стрельна. Мы узнали, что в училище существует несколько отделений: судомеханическое, электромеханическое, радиотехническое и геофизическое. Обучались здесь не просто учащиеся, а курсанты, как в военных учебных заведениях. Курсанты жили при училище, обеспечивались бесплатным питанием и обмундированием, а по окончании учебы освобождались от службы в армии, поскольку выпускникам присваивали звание офицера запаса. Только с этого года на геофизическое отделение начали принимать после седьмого класса.

Вид зданий, где мне, возможно, предстояло учиться, и место, где они были расположены, меня поразили. Мне показалось, что именно так может выглядеть дом отдыха или санаторий. Вид из окон Константиновского дворца на парк и Финский залив был настолько прекрасен, что можно было им любоваться бесконечно. Вдали заходили в морской порт корабли разных стран. Было уже начало августа, но дни еще стояли очень жаркие. По берегам многочисленных каналов, расположенных в парке в тени вековых дубов, было много отдыхающих и купающихся людей. Мне очень хотелось в следующий раз захватить с собой подзорную трубу или большой бинокль. Курсанты в это время были на каникулах, а в училище они появлялись только для несения вахт и дежурств. Заглядываясь на них, я даже не верил, что через некоторое время сам смогу ходить в такой же морской форме.

Сдавать экзамены в ЛАУ оказалось легче, чем в школе, на мой взгляд, потому, что хорошо подготовился. Ребята, которые поступали, были в основном гораздо старше меня, имели рабочий стаж, а некоторые успели отслужить в армии. Они могли пройти по конкурсу, имея оценки гораздо хуже, чем у ребят, поступающих сразу после школы. Меня они постоянно о чем-то спрашивали и просили подсказывать им на экзаменах.

Первого августа мы писали диктант. Помню, очень волновался, так как в отличие от математики, времени на подготовку по русскому языку было мало. Тогда я просто автоматически запоминал, как правильно писать слова и в каких случаях ставить запятые. Такие знания у меня после экзаменов очень быстро исчезли. Вместе с тем решать примеры и задачи при подготовке к экзаменам мне очень понравилось, и с тех пор математика стала одним из самых любимых предметов.

После написания диктанта надо было целый день ждать результата, и это было самое трудное время. Хотя после диктовки я по словарю проверил несколько слов, в правильности написания которых сомневался, все равно оставалось чувство неуверенности. Моему удивлению не было конца, когда я увидел в списке результатов напротив своей фамилии цифру «5». До сих пор мне кажется, что, наверное, не обошлось без Эры, но мне об этом ничего не говорили.

Первый успех меня очень вдохновил, и с устной и письменной математикой я уже так не волновался. Эти пятерки я получил, как мне казалось, заслуженно. После сдачи всех экзаменов надо было еще пройти собеседование, которое состоялось на третьем этаже учебного здания в кабинете замполита училища В. П. Зиначева. Там присутствовали несколько преподавателей и старших командиров, для того чтобы поговорить с абитуриентами, заранее попытаться определить и не принимать тех, кого надо будет потом отчислять.

15 августа были вывешены списки абитуриентов, принятых в училище. В числе ребят, зачисленных на первый курс геофизического отделения, был и я. В группу аэрологии приняли 36 человек, напротив шестерых была приписка «условно». В училище надлежало явиться 27 августа.

С этого момента у меня начался новый этап жизни – когда приходилось прощаться с детством и самому отвечать за свои поступки. Предстояло несколько лет прожить в коллективе, где я по возрасту был самым молодым. Но зато по росту я был в первой пятерке. В первый день пребывания в училище нам показали кубрики, в которых мы будем жить, и выдали бывшую в употреблении морскую форму. Новую форму пока не дали потому, что на следующий день все первокурсники должны были ехать в один из совхозов Ломоносовского района.

Кубрик, в котором мне предстояло жить, находился на втором этаже спального корпуса. Это трехэтажное здание было построено почти на 150 лет позже Константиновского дворца. В царские времена здесь жили люди, обслуживающие дворец, и не очень высокопоставленные гости. В советский период был осуществлен капитальный ремонт, после которого внутри здания произошли большие изменения, и на каждом этаже по обе стороны от лестницы были расположены комнаты, в которых могло находиться от 10 до 20 спальных мест.

Спальный корпус ЛАУ

В кубрике в два ряда стояли выровненные, словно по линейке, койки, рядом с каждой размещалась тумбочка, а в ногах – табуретка. Тут же нам объяснили, что в тумбочке можно держать только самые необходимые в быту принадлежности: мыло, зубную пасту, бритву, книгу, так что тумбочка была почти стерильной, и за этим – должен сказать – строго следили. В спальном корпусе жили все курсанты с первого до последнего курса, вся их жизнь, не связанная с учебой, проходила здесь. Здесь мы спали, отдыхали, общались, дружили и ссорились, здесь учились без морщин и складок заправлять койки, драить «палубу», подшивать подворотнички и до зеркального блеска чистить обувь, пуговицы и бляху ремня. Здесь был на несколько лет наш дом.

Сразу при входе в девятую роту налево располагался туалет, а за ним следовали умывальная комната и баталерка нашей роты. В ней каждый в своей ячейке мог хранить личные вещи. Выбранный нами баталерщик Юра Одинцов два раза в сутки мог ее открывать, и в его присутствии туда можно было входить и брать свои вещи. Далее располагались Красный уголок и за ним в углу кабинет командира роты.

На второй день нас отправили в совхоз на уборку картофеля. Училище и совхоз заключили договор, согласно которому ежегодно на уборку картофеля на две недели приезжали курсанты первого курса. За эту помощь в течение всего года совхоз снабжал училище бесплатным картофелем и другими продуктами своего производства.

Жить нас определили в бараке на 60 человек. Там были только одни раскладушки и табуретки. Утром нас будили в семь часов, мы делали небольшую зарядку, умывались и шли есть. Ели мы под навесом в три смены. В 8 часов 30 минут за нами приезжал грузовик и развозил по полям.

Пустые ящики нам подвозили на подводах с лошадьми

Первокурсник

На поле площадью 3 гектара с двух сторон вдоль грядок нас расставляли через каждые 12 метров. Трактор делал круг, и за это время надо было успеть собрать с выкопанной грядки всю картошку. Если ты не успевал, то около тебя останавливался трактор и ждал, когда ты уберешь ее в ящики. Если около тебя часто останавливались, это значит, что ты работаешь хуже других. Нас заранее предупредили, что после окончания работ в совхозе те из нас, кто плохо себя покажет, будут отчислены из училища. Для этой цели в каждой группе набрано по шесть лишних человек.

Заканчивали мы работу в девятнадцать часов, и многие с непривычки от усталости находили себе место под деревом и засыпали. Спать в бараке до отбоя не разрешалось. К некоторым из нас приезжали матери, узнав у кого-то адрес места, где мы работали, и старались подкормить своих сыновей. Иногда нам удавалось самим сбегать в магазин и купить чего-нибудь вкусненького. С погодой нам не повезло, несколько дней подряд лили дожди. Мало того, что в дождь мы тоже работали, но приходилось и спать в сыром и холодном помещении. Грязь, которая прилипала к сапогам, мешала быстро собирать картофель. Его тоже надо было очищать от грязи, перед тем как кидать в ящик. Уже на этом этапе многие стали знакомиться и начинали дружить. Мне понравился Володя Соколов. Наши койки находились рядом, и мы могли продолжать беседовать и после отбоя. Володя был старше меня на два года и казался мне очень серьезным и рассудительным.