Текст книги "Эволюция религиозных верований. Курс лекций (1927–1928)"

Видите, какой это серьезный вопрос: переход из нижнего мира в верхний. Это, конечно, относится к шаманству, но это движение в трех видах у злых духов очень скоро приобретает чрезвычайно определенную форму, материальную форму, я уже указывал вам, что это есть существа, во всем подобные людям, которые имеют семью, ведут жизнь коллективную, они живут племенами, имеют свои шат ры, имеют свои деревни, они охотятся, они женятся, рожают детей и умирают, но они охотятся исключительно за человеческими душами. И вот эта душа, дух, это есть, очевидно, второй комплекс, вторая часть одного и того же комплекса. Душу человеческую, духа у чукчей и у коряков никогда не назовут душой, они называют ее тюленчиком, оленчиком маленьким и обыкновенно подчеркивают ее маленькую величину, и подчеркивают, что это дичь.

Есть множество рассказов решительно у всех народов о том, как духи охотятся за человеческими душами, как они их ловят и как съедают, причем съедают самым обыкновенным материальным образом, режут на части, увязывают сначала в сумки, потом варят в котлах и съедают, а когда съедают, то уже конец – человек умирает, и это есть вторая смерть, поэтому это не только страшно, как исчезновение, но страшно как исчезновение без всякой надежды на будущую жизнь. Это, с одной стороны. Потом эти духи это есть источник всяких болезней и смертей. То же самое – решительно у всех народов болезнь и смерть происходят от духов. Многие окраинные народы верят, что злых существ на них насылают русские, и это отлично увязывается, потому что болезни на наш восток приходят с запада, и, таким образом, представление социально отлично связывается со злыми духами, и эти духи болезни, злые духи – это есть русские, и у многих народов, в том числе у коряков, у чукчей именно духи, черти, это именно русские, это одно и то же. Видите, что тут есть довольно логическая связь, и эти духи болезни так и называются у многих народов духами-убийцами. И чукчи всегда подчеркивают, что это маленькие духи, но очень страшные духи, и это очень хилые духи, и этим духам надо приносить жертвы.

У каждой болезни есть свой дух, есть дух кашля, дух насморка, дух оспы, это как раз черная старуха, опять русское представление, и пр. до самого последнего – духа смерти, который, с одной стороны, это косец с косой, а с другой стороны, это невидимый образ, похищающий человека. И эти духи требуют жертв, и в отличие от духов-хозяев жертв больших, а не маленьких, то, что приросло к сердцу: лучших упряжных оленей, лучшую собаку, быка и так далее. Между прочим, тут есть постоянное такое соотношение между духами и зверьми: например, на Севере волки, которые у чукчей могут в одну ночь разогнать все стадо оленей и человека оставить нищим, это те же самые волки, на которых человек ставит капканы и стреляет из ружья, но все-таки они имеют собственные селения с духами, и волки являются сверхъестественными пастухами и властителями стад. И эти духи до такой степени жадны к добыче, что если им приносит человек жертву и захочет отказаться, то дух не позволит, и если ты сказал слово, то этой жертвы нельзя от духа отнять, и им жертвы приносятся тяжелые – стадо или человека. У чукчей есть два подхода к совершению жертв. Каждый человек имеет право пожертвовать себя духу, если он скажет слово: «Я хочу биться» – значит, с духом, значит, обрекает себя смерти; или «я стал добычей духа», «я стал дичью», значит, он обрекает себя смерти, и надо это ему дать, и ближние должны убить его, а если они этого не сделают, то дух жестоко отомстит. Такой же подход есть по отношению к оленям и волкам. Один из моих знакомых рассказывал следующую историю: «Знаешь, олени вообще любят разбегаться, и никак их потом не соберешь вместе, пока был молодой, собирал, а старому, знаешь, трудно, и вот однажды рассердился, что их не собрать, вскочил на горку и закричал: “Волки, возьмите, ешьте стадо”, а потом только опомнился, что обрек все стадо волкам, сошел с горы и думаю, что делать, отменить нельзя, взял упряжного оленя, которого сам выкормил, выпоил мочой (потому что олени очень любят мочу), взял и зарезал, и говорю: “Нате духи, волки, возьмите и не примите мое слово в полной силе, я был очень гневен, не обездольте меня, пощадите меня, что самое дорогое и близкое даю вам”, взял кровь оленя, половину вылил на запад, половину на восток и рассчитывал, что обойдется, но волки не пощадили и в эту же ночь явились в стадо и 17 оленей загрызли».

Я уже указывал вам, что все-таки звери от духов не отделяются, и есть связь между каждым зверем и между каждым духом, и с этим, очевидно, связаны тяжелые жертвы богам. Раньше я уже говорил, что духам-хозяевам дают маленькие жертвы, а богам очень большие жертвы множественные, – например, греческие гектакомбы, когда убивали по сто быков. Затем убийство евреями собственных детей, всем известен пример Авраама, который хотел убить своего собственного сына в жертву богу, причем, конечно, еврейский Ягве (это тоже чрезвычайно типичная форма стилизации) – это тоже злой, жадный дух, который лаком до человеческой крови, до человеческих жертв, и то, что там подставили вместо человека овна, это есть стилизация. Убийство дочери Иеффая, когда обещали за победу злому духу первого, кто выйдет навстречу, и вышла родная дочь, и на этот раз никакого овна не было. Иеффай сначала заплакал, разорвал свои ризы, так как у него единственная дочь была, но дочь сказала: раз ты обещал, то надо дать, и дай мне только оплакать свое девство, и ушла с подругами в горы, оплакивать свое девство, а потом вернулась, и отец принес ее в жертву этому злому духу, которому обещал. Затем легенда о казни всех человеческих первенцев египетских и еврейских, которых дух должен был забрать. Отсюда еврейский обряд помазания кровью косяков. И бог взял только египетских первенцев, но и еврейские не избавились, потому что давали богу за выкуп первенца живых существ – либо горлицу, либо агнца, и т. д. Мы видим, что есть человеческие жертвы, нужно дать духам то, что дорого и близко сердцу, чтобы они немножко отвязались. Такие же жертвы детей у финикян, финикийского бога Молоха, параллельного Ягве, называли поедателем детей, и ему приносили в жертву самых лучших детей аристократии. Я ссылаюсь на «Саламбо» Флобера, где отец должен был принести в жертву Ганнибала и, как известно, подложил мальчика-раба, так и у евреев подкладывали птицу, это тот же самый подход, просто в порядке стилизации подложили другого мальчика. Я не буду умножать этих примеров, скажу только, что таким образом, являются духи в представлении людей, и это духи такие, как я сказал, эти духи имеют возможность движения и имеют зримость и незримость, но вообще это такие же люди, точно так же живущие, как и мы, вплоть до обрядов. Например, у чукчей есть сказка, что духи ставят западню, и люди, которые идут по дороге, падают и попадают в эту западню, и дух приходит и говорит: «А я оленчика поймал» – и потом вынимает этого оленчика, съедает. Другой пример, тоже у чукчей. Духи приезжают на оленях и подобно охотникам окружают человеческое стадо, окружают шатры и начинают под полом шатра тыкать шестами, для того чтобы выковырнуть из-под пола души спящих там людей, души вылетают, духи их ловят, завязывают, везут к себе, потом режут, варят и едят. Такой подход сложился решительно во всех религиях.

Египетские заклинания полны духами, духи поедают души, берут окорока, почечный жир, и, с другой стороны, в них говорится, как дух умершего человека превращается на том свете в злого духа, и там, на том свете, он ловит мужчин и женщин, снимает с них окорока и варит и питается этими загробными душами, так что тут взаимное поедание.

Укажу еще один пример, если возьмем картину христианства раннего, то там такой же подход к человеческой душе, что злые духи варят души в горшках, закалывают, варят в котлах, нанизывают на вертела и жарят у огня. Духи эти имеют форму географическую и этнографическую, они являются не только отдельными людьми, но являются и племенами, они живут в различных местах, точно так же, как люди, и начало этого воззрения и дальнейшее развитие таит эту область. Первая форма такая, расскажу вам одну из легенд.

Между прочим, шаманы по отношению к этим духам являются тем же самым, чем духи по отношению к шаманам: если злой дух напускает на человека болезнь, берет его душу, или ловит и уносит куда-то, то и шаман, в свою очередь, может напасть на духа и сделать с ним такую же операцию, причем дух невидим, и шаман невидим, дух движется в трех мирах, и шаман тоже, дух гоняется за человеком, и шаман гоняется за духом, точно так же, такой же подход. Итак, рассказ такой: был чукча, он шаманил, и все люди играли, плясали, пели, били в бубны, и было два шамана, один подошел и говорит: «Ты не слышишь, это духи». – «Нет, – говорит тот. – Не слышу». Но у них есть особый слух, и тот тоже начинает чувствовать, значит, духи пришли. Он пошел и пришел в поселок духов. Видит, сидит главный дух на полатях и починяет обуток, он подходит и говорит: «Здравствуй». – «Что, – говорит, – это вы тут пришли?» – «А мы собираем своих диких оленей». Он походил, походил и ушел. Есть несколько подобных рассказов, другой рассказ идет дальше: говорится, что он явился вместе со своим товарищем, пришли в шаманский поселок и видят, там женщина сидит и дитя качает в люльке, а это есть убитый оленчик, это, конечно, не оленчик, а человеческая душа (тот самый маленький оленчик, о котором я говорил), шаманы их видят, шаман протянул палец к нему, и мальчик стал задыхаться и умер, точно так же, как и они делают с людьми. И еще несколько жертв унес шаман незримо; подчеркивается жуть этого, как болезнь. После этого оба вскрикнули: «А мы оба тут» – и стали гнаться за духами, а они тоже взаимно, и началось такое взаимное нырянье. Один шаман из них отлично выныривал и летал, и ловил по дороге духов и, не имея времени убивать их, свертывал им головы, а другой шаман в этом кольце застрял, и неизвестно было, что с ним делать. Есть множество вариантов этой сказки. Другой шаман подошел к нему и сказал: «Отчего ты застрял? Ты, должно быть, жертвы не принес своему духу-хранителю» (видите, какой подход). «Ты вот на охоте убил собаку, то-то и то-то, а пеструю собаку в жертву не принес (а пестрые собаки самые дорогие), вот поэтому ты и застрял». Это уже другой подход: раз застрял, следовательно, превращается в человека, и должен приносить жертву своему духу-выручай, а тот спрашивает: «А что заплатишь?» Тут позвали они всех духов-помощников: мамонтов, моржей, и они раскопали перед ним дорогу и высвободили его. После того как они убили достаточное количество духов, начался торг, они вышли и говорят; а тот сидит на полати и чинит свой обуток, и не знает ничего: «Мы знаем, что вы пришли нападать на наш поселок, пожалуйста, не нападайте». – «Нет, лучше я уйду». – «Нет, ты не уйдешь, давай выкуп». Дает выкуп: собаку двуглазую, темную собаку, черную собаку, это у злых духов такие собаки, а раз она двуглазая, она может видеть в темноте, и собака двуглазая – это есть стража против духов. «Как ты отдашь, ты обманешь». – «Я так не могу дать, я могу дать только так, что сука забеременеет, и первый щенок будет самый крупный, и ты его возьми». И действительно, они ушли и оставили, и действительно, потом собака родила. Потом начинается дальнейшая стадия так: духи напали, чтобы отомстить, и собака проснулась и стала духов хватать за ноги, причем вырвала у духа кусок мяса, потом тот хватил ее камнем, но она разбудила хозяина, но кончилось все-таки тем, что духи пришли и этого хозяина съели. Это показывает, что духи не только могут жить, но на них можно нападать, это образы реальные. Итак, мы констатируем существование злых духов, которым человек должен приносить жертвы, и вся человеческая жизнь, которая полна бедствий, она является естественной, так сказать, жертвой этим духам, и в развитие этого представления входит то, что эти злые духи, они занимают огромное пространство в религиозной плоскости. На этой стадии религия приобретает характер злой, вредный для человека, опасный, который постоянно носит в себе смерть и от которого нужно откупаться самыми тяжелыми и самыми непереносимыми жертвами. В этом отношении любопытно, и я констатирую факт, что все первобытные религии, почти все без исключения, они всегда наполнены этими злыми духами, поедателями человеческих душ и требователями жертв; благие элементы, в особенности центральный благой элемент сидит где-то далеко, и он очень слабый и очень бессильный. Можно указать на следующее, что якутский бог, верховный бог, сидит где-то на двадцатых небесах, на девятом небе, он создал мир и бросил его на произвол судьбы, и даже вмешиваться не хочет, когда человек поднимается вверх, он его прогоняет.

Есть такой якутский рассказ, что какая-то женщина поднялась на небеса, дошла до бога и стала говорить ему, что твоим братьям живется очень плохо, и он за это страшно рассердился на нее и сбросил ее на землю, и сказал, что я вас создал не затем, чтобы вы ходили жаловаться ко мне, а создал затем, чтобы вы жили, а раз вы пропадае те, то пропадайте, а живете, так живите. Наша пословица: «До бога высоко, а до царя далеко» (а теперь и очень далеко) это есть то же самое ощущение, что бог где-то высоко на небе. Доктрина христианская о свободной воле, что человек сам должен решать свою судьбу, и человек свободен, и христианский пример отношения к власти сатаны, вплоть до того, что в «Фаусте», в опере поется, и в драме, что сатана правит миром, это есть последняя стилизация преобладания злых духов. Как в природе есть духи добрые и злые, и добрые духи очень слабые, зачем им приносить жертвы, а злые духи сильные, и им надо приносить жертвы, главный, центральный добрый бог ленивый и не думает ни о наших, ни о своих делах, мы его звали, а он не идет, а злые духи, мы хотели бы, чтобы они не шли, а они нас находят. Это есть представление о злых духах.

Дальше я должен подчеркнуть еще о географическом подходе, что представление о духах множественно, и все духи на земле имеют множественный характер, духов много, но тем не менее должно быть главное расчленение, распадение духов, и это есть. Сами духи незримы, и духи с самого начала представляются человеку кишащими в воздухе, и я подчеркиваю, что в целом ряде религий есть представление о том, что есть ангелы и есть демоны. Ангелы тоже развились из невидимых образов, и их легион, т. е. много, множество, вспомним евангельское слово – легион бесов. На кончике иголки сколько миллионов духов злых или добрых может поместиться? Вот, значит, какое огромное количество духов, которыми кишит воздух и которые расползаются и наполняют мир для нас опасностью. Это расчленение духов мы имеем в огромном количестве и в легендах, и в шаманских, и в поэтических образах. Например, вот не один бес, а 77 бесов. Вот когда русский знахарь хочет выгнать беса, что он делает? Он берет бутылочку и наговаривает в нее, а потом бьет эту бутылочку, и если будет рассматривать эту бутылочку на воздух, то там множество пузырьков, и каждый пузырек это есть злой дух, и можно наловить в эту бутылочку много духов.

Укажу также на чертей, которых люди боятся и которые кишат вокруг человека, если он напивается до зеленого змия. Я хочу обратить ваше внимание на этнографический подход к этим племенам духов, которые кишат в воздухе, они спускаются на землю, они обитают на полярном круге и в неизвестных областях земли, по мере того как человек начинает путешествовать по земле, он начинает представлять себе какое-то представление о круге земли и одновременно строит космогоническое представление о подземном мире и о трех мирах. Я вам уже указывал, что первобытная космогония имеет три мира: верхний, нижний и средний, и все эти миры, они наполнены какими-то существами полубаснословными, полуреальными. Бывает три неба, три-четыре подземных круга, я ссылаюсь на 7–9-е небо христианства и 9 кругов Дантова ада. И вся эта космогония населена существами, и их очень много. Таким образом, получается космогоническое население, оно разделяется на племена, и эти племена живут подобно человеку, но, с другой стороны, имеют нечто фантастическое, и есть целый ряд рассказов, начиная от древних преданий про различные племена, которые живут где-то в воздухе, и где встречаем смешение элементов реального и фантастического. Есть рассказы о духах-оборотнях, есть люди-невидимки, которые, когда вы проезжаете, кишат в воздухе. Есть рассказы такие, что есть острова, на которых есть люди-звери, и когда вы приезжаете туда, то они угощают, но когда вы к ним подходите, то оказывается, что это медведи, волки, и есть, наоборот, люди, которые ходят в медвежьей шкуре, и, когда шкуру поднимают, оказывается, что это люди. И тут, действительно, у эскимосов и чукчей может быть такое соотношение между человеком и медведем потому, что если человек ходит в медвежьей шкуре, то его, действительно, можно представить как медведя, ставшего на задние лапы. Возьмите рассказ Одиссея о циклопах. С одной стороны, здесь фантастический подход: один глаз, огромный рост, а с другой стороны, здесь этнографический подход: жили в пещерах, занимались людоедством, имели овец, которых доили, и так далее.

Таким образом, имеем подход космогонический, и в этом отношении идет дальнейшее развитие этого образа вселенной, так что вселенная разделяется математически на четыре части: перед, зад, право, лево, совершенно естественная ориентация человека в пространстве, который представляет собой радиус внутреннего квадрата, и потом дальше, еще в двух направлениях, когда человек различает куб – верх и низ, и все эти пространства считаются отдельными мирами, которые имеют друг с другом связь и которые имеют свое собственное население. Например, у множества народов есть такая связь: восток, зенит, восход солнца, появление звезды, света – добро, это есть один образ; запад, полночь, ночь, вечер, зло – это другая линия, причем эти линии чрезвычайно определенны. То есть так, если надобно попасть в загробную область, то она где-то направо, и достаточно идти на восток, и вы как-то постепенно, незаметно для себя поднимитесь в эту область; то же самое, если нужно идти вниз, то достаточно идти на запад, и как-то незаметно для самого себя вы можете спуститься и попасть в это самое царство. Тут, очевидно, есть связь между кругом нашей земли и между представлением о других областях, которые тоже от нашего круга земли качеством не отличаются, и на окраине они встречаются вместе.

Между прочим, есть два вида попадания на тот свет: с одной стороны, вы можете идти направо, налево, как я указывал, на восток, и вы незаметно попадете туда; с другой стороны, вы можете подняться вертикально, потому что на окраине эти миры встречаются. Чтобы подняться вертикально, есть такие методы: если покойник, то дух поднимается, дым от костра, потом орел взлетает вверх, может шаман превратиться в орла, можно шамана сжечь на костре, и он взлетит спирально, и может подняться до самого верха. А там наверху – Полярная звезда, и есть дырка, и в эту дырку можно войти, и там другой мир, и другое небо, это есть второй метод физического передвижения из одного мира в другой. Третий метод – это метод экстаза, метод, который связан с индивидом. Один путь шамана, если он летит вверх физически, то он может затратить на это всю жизнь, и есть рассказ, что летел шаман, вылетел молодой, а по дороге состарился и встретил другого шамана, и спрашивает: «Как далеко?» – «Да, – говорит, – столько же, сколько сюда». – «Ну, – говорит, – должно быть не долечу». С другой стороны, в порядке шаманского экстаза можно взлететь сразу и попасть за тридевять земель.

Лекция седьмая. 26/XI 1927 г.

Homo faber, homo divinans[45]45
  Написано карандашом (примеч. сост.).


[Закрыть]

Я считаю, что рассмотрел теорию об образовании религиозных представлений и образов, об их расчленении, распадении и об их более или менее точном определении, даже самоопределении. Таким образом, мы от олицетворения дошли до анимизма, до появления человеческой души, до того, что душа и дух – это две самостоятельные стадии.

Считая этот отдел законченным, нам надо перейти к другому отделу, к отделу религии – не религиозных верований, а религиозных действий, к религии как проявлению таковой.

Значит, таким образом, я перехожу к практическим целям религии и практическим ее действиям. Это практическое действие религии, практическая ее сторона есть то, что покрывается словом, – магия. Магия, как бы мы к ней ни подходили, есть ряд обрядов, ряд действий, как обыкновенных, так и стилизованных, превращенных в заговоры, в словесную форму, которые имеют целью от тех или иных религиозных сил – являются ли они силами общими или силами частными, в форме олицетворенной или анимистической – добиться некоторого результата. Значит, результат в человеческой жизни, в положении человека среди всего остального мироздания может быть двоякий: или это есть действия оборонительные – против всяких опасностей, надвигающихся со стороны мира, или это есть действия наступательные, направленные на то, чтобы эти опасности не только сломить и победить, но, чтобы приобрести над миром известную силу, направлять эту силу в свою пользу или направлять ее во вред другим конкурирующим существам.

Значит, магия – это есть практическая сторона как олицетворения, так и анимизма. И таким образом, в магии, так как она, по-видимому, древнее анимизма, есть два подхода: подход более древний, связанный с олицетворением, и другой, более поздний, чрезвычайно разветвленный и развитый.

Магия, которая связана с олицетворением, дает защиту от духов и покровительство человеческой душе. О том, что магия древнее анимизма и вообще древнее всех религиозных подходов, существует сейчас в науке две школы: одна школа, которая исходит из анимизма и считает, что анимизм есть одна из древнейших форм религии, предшествующая магии, и другая школа, которая теперь более развита и все больше и больше растет, считает, что магия есть древнейшая форма религии, а анимизм более поздняя. И с этой точки зрения, раз магия есть практическая часть религии, то ясно, что она должна быть чрезвычайно древней, потому что человек, как только стал понимать, что есть силы, и силы какие-то ему непонятные и опасные, он должен был вступить с ними в отношения практические. Поэтому магия, с одной стороны, а анимизм и олицетворение с другой, – это есть два различных подхода, две различных плоскости. Точно так же, как я ранее говорил, что, если возьмете анимизм и тотемизм, которые более современны, то тут то же самое, два разных подхода: анимизм – это есть подход индивидуальный, а тотемизм – подход социальный. Так же и магия, и олицетворение, и тотемизм – это есть вопросы о верованиях, о магии, это есть подход к практическим результатам, к практическим действиям, которые вытекают из этих верований.

Насколько определены эти два подхода, можно видеть из позднейшей статьи Льва Яковлевича [Штернберга] о Кастрене, которую я вам зачитаю. Надо сказать, что мы со Львом Яковлевичем больше в этом отношении расходились, чем в вопросе об олицетворении и одухотворении. Но оба подхода были близки. Кроме того, Лев Яковлевич преанимизм допускал, и так как анимизм занимает все поле его зрения, то, в конце концов, были два варианта по поводу магии, по поводу развития магии: более поздняя или более ранняя – в этом отношении расхождения были довольно серьезные.

Я зачитаю статью Льва Яковлевича, она особенно выгодна, это есть статья, относящаяся к Кастрену. Надо сказать, что Кастрен в этом отношении был одним из самых крупных полевых исследователей не только своего века, но всего того, что мы имеем как в лингвистике, так и в этнографии, причем для своего века он был единственным и самым видным. Вот, что пишет Лев Яковлевич:

«Предвосхитил Кастрен [самоновейшие теории в области эволюции религиозных верований. В настоящее время в этой области доминирует, как известно, воззрение Фрезера о том, что магия предшествовала религии… что на стадии магии человек верил в собственное всемогущество и неограниченную власть над природой. Наряду с этой теорией начинает доминировать волюнтаристическое воззрение на происхождение магии и религии (Маретт, Вундт, Прейс и др.), по которому религиозные действия первоначально были проявлениями бессознательных волевых импульсов (отсюда заклинания, предшествовавшие молитве и т. д.), впоследствии только] превратившись в сознательные религиозные акты»[46]46
  Штернберг Л. Я. Кастрен – алтаист и этнограф // Памяти М. А. Кастрена. К 75-летию со дня смерти. Л., 1927. С. 54 (Очерки по истории знаний. Вып. II) (примеч. сост.).


[Закрыть].

Конечно, этот самый волюнтаризм – волевой метод в магии, вполне соответствует тому, что было сказано раньше к активному методу, это есть вторая часть того же самого метода. Одно вытекает из другого – если магия есть практическое действие для каких-то наших целей, то ясно, что здесь волевой метод должен быть наиболее сильным. Человек хочет защититься или хочет навредить кому-нибудь, покорить силы природы и, таким образом, действует при помощи магии.

С теорией анимизма, той, которую, скажем, представлял Лев Яковлевич, связана еще другая теория – теория об избранничестве. Теория анимизма придает большое значение духам, причем духам не только как воззрениям, как нашим представлениям, но духам как активным существам. Таким образом, из этой теории анимизма – я бы сказал, преувеличенной – вытекает такое воззрение, что и в практических действиях не человек является главным лицом, а дух, что человек подчиняется духу, что человек является избранником духа, избранником бога.

Это избранничество имеет в религии огромное значение, начиная от шаманов и кончая Моисеем и другими пророками, которые тоже были избранниками бога или духа. Шаман, колдун, пророк – это такой человек, в которого вошел дух божий (или дух, какой бы плоскости мы не ставили – все равно – божий или другой) и только на нем действует этот самый дух. Человек является только агентом духа. И надо сказать, что такой подход имеет огромное значение. Действительно, значительная часть воздействий человека на природу в стадии анимизма является пассивной от духа.

Вот дальше я буду рассматривать теорию шаманизма и в ней вопрос об избранничестве и вопрос о том, что дух действует на человека, что человек является только представителем, только средством, средством, через которое действует дух. Эта теория имеет очень большое значение, и, в частности, должен сказать, что и в работах Льва Яковлевича самое блестящее, что я ценю, и не только я, но что ценится за границей, – это его последняя крупная работа о божественном избранничестве. Она называется: «Избранничество в религии»[47]47
  Штернберг Л. Я. Избранничество в религии // Этнография. 1927. № 1.
  С. 3–56 (примеч. сост.).


[Закрыть] и была напечатана на английском и русском языках. И русское издание для Льва Яковлевича было уже загробным, посмертным, потому что вышло через три месяца после его смерти. Вот там как раз эта теория избранничества развивается с неслыханным блеском и силой. У меня есть письма заграничных и русских ученых о том, какое влияние она произвела на них. Тем не менее надо сказать, что эта теория даже априори не может покрывать ни всего шаманства, ни всей магии, потому что она устраняет от человека волевой момент, между тем человек есть существо волевое, хищное и активное. Поэтому не может пассивная теория занять все поле исследования религии.

С другой стороны, надо сказать (это я говорил на кружке, когда говорил по поводу магии), что эта теория является как бы официальной и парадной теорией шаманства – так сказать, его официальной теологией. В дальнейшем своем развитии шаманство искало опору, и оно эту опору находило не только в себе, а находило и в высших элементах – оно ссылалось на волю духов, на волю богов, все равно, как современные представители жречества, которые являются наследниками шаманов, ссылаются на волю бога, на Писание, которое перешло от духов к человеку сверхъестественным путем, и, наконец, ссылаются на догму учения, на догму церкви и на общие наставления церкви.

Но все это от начала до конца, конечно, является только богословским выявлением этой теории. Обыкновенный взгляд на шаманов такой, что это есть слабые, истерические люди, которые восприняли дух путем чрезвычайно болезненным, путем принуждения со стороны духов, которые живут через духов, и если бы не духи, то, конечно, это были бы существа довольно ничтожные.

Между тем мы имеем среди шаманов и среди жрецов чрезвычайно сильные фигуры. Мы имеем, конечно, эту истеричную разновидность в большом количестве, но на ряду с этим имеем сильные, трезвые фигуры, которые являлись не только средствами, но и являлись активным элементом в религии, которые создавали религию, создали теорию духов, были в теории духов тоже активным элементом. И вот без этого активного элемента не может существовать религия ни древняя, ни современная, как если возьмете вопрос о Священном писании, о котором теория говорит так, что Писание это было продиктовано богом, а агенты его – пророки – только записывали на скрижалях. Между тем на деле, конечно, и не могло быть иначе, создан был, во-первых, общий консенсус всей обстановки, всего коллектива, но активными выразителями этого были пророки, пророки составляли и записывали эти скрижали.

В дальнейшем, когда я перейду к истории шаманства, к истории развития более высших религий, мне придется к этому прибавить чрезвычайно подробный анализ волевого элемента в религии, элемента внушения, элемента самовнушения, и только рядом с этим говорить о настоящем влиянии, которое от духов и от богов нисходит к людям.

Я прочту еще выдержку из Льва Яковлевича:

«Здесь не место входить в рассуждение вопроса [о правильности этих новых воззрений. Для нас важно то, что к тем же самым выводам о приоритете магии и о волюнтаристическом ее происхождении пришел совершенно самостоятельно Кастрен, анализируя финскую мифологию и сопоставляя ее с верованиями современных первобытных народов…: “Магия составляет первую ступень в развитии народов и предшествует религии”. “Одной силой своей воли, проявляющейся в бешеных телодвижениях и бессмысленных словах, колдун старается]победить зло”»[48]48
  Штернберг Л. Я. Кастрен – алтаист и этнограф // Памяти М. А. Кастрена. К 75-летию со дня смерти. Л., 1927. С. 54 (Очерки по истории знаний. Вып. II) (примеч. сост.).


[Закрыть].

Это воззрение, которое Лев Яковлевич процитировал из Кастрена, является предвосхищением теорий Вундта, Прейса и других за 50 и даже за 70 лет.

Вы видите, что в этой книге, так как она есть парадная книга для Кастрена, не было места для полемики, и Лев Яковлевич с Кастреном не полемизировал. Так же у меня есть статья о Кастрене о тех же местах, и я то же самое, воздержался от полемики, я изложил другой подход, который я отчасти сейчас перед вами раскрыл, и раскрою еще более подробно. Но, конечно, полемике, даже дружеской, научной, тут было не место. Тем не менее сейчас устраниться от этого элемента было нельзя, потому что иначе теория волюнтаризма – волевого, активного подхода к магии и шаманству (к которому я потом перейду) была бы совершенно не ясна, затуманена, и привела бы к различным неправильным выводам.