Текст книги "Трагедия царя Бориса"

4

Мстиславский и Романов, окруженные вооруженными холопами, подошли к Кремлю и стали стучать в ворота.

На стене появился стрелец и раздраженно крикнул:

– Чаво долбитесь?

Задрав голову, Мстиславский крикнул в ответ:

– Откройте ворота, иначе сломаем и войдем!

– Попробуйте! – зло ответил стрелец и сделал знак остальным. Те залпом выстрелили в воздух.

– Вы что там совсем осатанели? Мы – советники царя Федора Ивановича, и вы обязаны нас впустить немедленно!

– Нам не было такого указания, чтобы пускать посторонних.

– Это мы-то посторонние?! – зашелся в гневе боярин Романов.

– Да я вас за это всех на дыбу отправлю, – уже не на шутку закричал Мстиславский. – Немедленно зовите сюда ваших начальников Годунова и Бельского, иначе мы призовем весь честной народ и возьмем Кремль штурмом!

Стрелец на некоторое время исчез и вскоре появился в сопровождении Годунова и Бельского. Бельский, нагло улыбаясь, крикнул:

– Ну что, бояре?! Что вы хотели?

– Немедленно откройте ворота, мы хотим войти в Кремль к царю Федору Ивановичу, а то, не ровен час, уже сгубили его, как Ивана Васильевича!

– Наш царь находится в добром здравии и вам того желает. А вот таких, как вы, к нему допускать не нужно. Вы вместе с Шуйским так и норовите всучить трон какому-нибудь польскому или шведскому королю. Поэтому мы сегодня учреждаем вновь опричнину, чтобы вычистить предателей.

– Да вы, что, совсем там тронулись умом?! – уже не на шутку взревел Романов. – Да я сейчас подыму всю Москву, и мы выкурим вас из Кремля! Открывайте ворота, пока не поздно!

В это время на площади все больше и больше прибывал народ. Люди вооружались чем могли, вплотную придвинулись к воротам. Толпа волновалась, шумела и возмущалась.

Видя все это, рассудительный Борис Годунов посоветовал своему другу Богдану:

– Надобно, Богдан, открывать ворота, иначе они вынесут их и нас всех перебьют.

– Сейчас открывать ворота очень опасно. Видишь, сколько народу на площади. Если они ворвутся в Кремль, то они все тут разнесут.

– Что делать будем? – в замешательстве спросил Борис.

– А я вот что предлагаю, – ответил хитроумный Бельский. – Давай сделаем так: запустим бояр через калитку без охраны на переговоры, а там видно будет.

– Хорошо, – согласился Годунов и крикнул стоящим у ворот Мстиславскому и Романову: – Мы только вас запустим в калитку и без охраны.

Стоящие у ворот бояре, посовещавшись некоторое время, согласились:

– Открывайте калитку, мы согласны, но имейте в виду: если вы нас не выпустите, то наши холопы, да и вся Москва, пойдут на приступ и возьмут Кремль.

По распоряжению Бельского в Кремль впустили Романова и Мстиславского.

Время шло, а бояре не возвращались. По всему было видно, что они оказались в заложниках.

Толпа на площади стала проявлять нетерпение. Народ все прибывал и прибывал. Уже с оружием в руках у кремлевских ворот появились дворяне и бояре. Назревало антиправительственное восстание.

Ляпунов Прокопий и Ляпунов Захарий, рязанские дворяне, встали во главе мятежников. Основную же направляющую роль в это время играли князья Шуйские. Они не напрямую, а исподтишка руководили действиями восставших.

Василий Шуйский подозвал к себе боярских сыновей Михаила и Гаврилу, которые гарцевали на лошадях в сторонке от толпы.

Когда молодые люди подошли к князю, тот внимательно оглядел их и спросил:

– Не хотите ли вы помочь нам и не допустить смерти нашего царя Федора Ивановича? А то от этих супостатов можно ожидать всего, что угодно.

Таврило и Михаил решительно заявили:

– Что нужно делать? Мы всегда рады помочь государю нашему!

– Скачите, ребята, по улицам Москвы и призывайте народ к Кремлю! Сообщайте, что государь в опасности и его надо спасать.

Посланцы лихо вскочили на коней и помчались выполнять поручение Шуйского.

Шуйский же обратился к братьям Ляпуновым и предложил:

– Надобно идти к Флоровским воротам Кремля и попытаться разбить их. Они укреплены меньше, чем другие. И если их хорошо постучать бревном, то они развалятся.

Толпа подступила к воротам. С десяток мужиков подхватили огромное бревно и с разбегу стали бить по воротам, которые трещали, но выдерживали удары.

На стене появился стрелец, крикнул в толпу:

– Перестаньте разбивать ворота, иначе прикажу стрелять!

Но восставшие, не обращая на него внимания, про – должали разрушать ворота. Уже полетели щепки от дубовых досок.

Деятельный Прокопий Ляпунов вскоре приказал холопам развернуть большую пушку на Лобном месте в сторону Кремля. Дело принимало серьезный оборот. Еще немного – и разъяренная толпа ворвется в Кремль, и начнется расправа с неугодными дворянами и боярами.

Стрельцы сделали залп над головами людей. Восставшие на площади притихли. Тогда со стены крикнул сотник Алексей:

– Если вы не прекратите разбой, то я прикажу стрелять из пищалей и пушек!

Восставшие стали кричать в ответ:

– Откройте ворота! Освободите Мстиславского и Романова!

– Где государь? Жив ли он?

Стрелецкий сотник крикнул в ответ:

– Государь жив и здоров, и на его жизнь никто не покушался! Мстиславский и Романов находятся с государем!

Восставшие стали кричать в ответ:

– Выдайте нам Бельского и Годунова, а мы сами их будем судить!

Толпа ревела:

– Отдайте нам Бельского и Годунова! Тогда мы уйдем!

– Кто же их вам отдаст?! Ведь это государевы люди!

Восставшие еще больше закричали и двинулись к воротам. Холопы стали кидать камни в стрельцов, а дворяне – стрелять из луков. Несколько стрельцов, обливаясь кровью, упали со стены. Разъяренная толпа тут же набросилась на них, раздирая на части.

Стрельцы стали палить в толпу из пищалей, из пушек. Всю площадь заволокло пороховым дымом. Кричали раненые и умирающие. Люди стали метаться по площади, пытаясь скрыться от выстрелов, давя друг друга. Толпа отступила подальше от стен, оставив лежать более двадцати человек убитыми и ста – ранеными. Те, которые были еще живы, пытались встать, призывая людей помочь им.

Восставшие стали готовиться к осаде Кремля: притащили лестницы, вооружались кто чем может.

Видя сложность положения и понимая, что осажденным не устоять против всего города, стали совещаться:

– Что делать будем, Богдан? Кремль нам не удержать, – печально констатировал Годунов.

– Это понятно, что надо идти на переговоры. Да только ведь они нас с тобой требуют выдать для расправы, – тревожно ответил Бельский.

– Я, Богдан, предлагаю: во имя сохранения нашей власти, придется смириться тебе и отправиться в ссылку. А я через некоторое время верну тебя назад.

– Почему я должен идти в ссылку и терять власть? Почему не ты, а я?

– Хорошо, Богдан, давай вместе отправимся в ссылку, тогда кто же нас оттуда будет выручать? Ведь Романовы, Нагие и Шуйские только этого и ждут, чтобы полностью захватить власть. У меня сестра царица и зять царь! Я по-родственному выкручусь из этой ситуации, которая произошла по твоей милости, а тебя тут же сотрут в порошок наши враги. Поэтому, мой друг, как ни крути, а жертвовать придется тобой, и моли Бога, чтобы все обошлось. Выдавать мы тебя народу не будем, а сейчас же кого-нибудь из смышленых дворян пошлем к восставшим, постараемся договориться с народом и объявим, что тебя отправили в отставку, а затем и в ссылку. Ты согласен?

Бельский в досаде сорвал с себя шапку и бросил ее наземь, заскрежетал зубами, сжал кулаки, кое-как сдерживая себя, чтобы не накинуться на Бориса, медленно, хриплым голосом, заявил:

– Ну что ж, объявляйте об отставке! Я согласен! Раз все это произошло по моей вине!

Борис Годунов подозвал думного дворянина Михаила Безнина и дьяка Андрея Щелкалова и без всяких предисловий попросил:

– Сможете ли вы сейчас выйти к восставшим и начать с ними переговоры о примирении?

– Да они нас растопчут и растащат по кускам, если мы к ним выйдем, – испуганно ответил Безнин.

– Мы же посылаем вас не сейчас, прежде всего, переговорим со смутьянами, а тогда уж вы выйдете к народу.

– Что мы им скажем? Ведь народ требует не возобновлять опричнину, выдать вас и Бельского, – заметил Щелкалов.

– Прежде всего, надо попытаться народ успокоить. Пообещать им, что никакой опричнины не будет, что это сплетни, а главного виновника всей смуты, Богдана Бельского, царь отправляет в отставку, а затем в ссылку. Ну а про меня скажите, что Борис Годунов, наоборот, уговаривает всех не вводить опричнину и договориться всем между собой.

– Борис Федорович, мы согласны выполнить ваше поручение, только вы предварительно договоритесь с восставшими, что когда мы выйдем на переговоры, чтобы нас не тронули, – согласился Щелкалов.

– Хорошо. Я сейчас попрошу стрельцов, чтобы они вас вывели на стену, пока поговорите с народом, а там видно будет.

На стену вышел стрелецкий сотник в сопровождении Михаила Безнина и Андрея Щелкалова.

Сотник, подойдя к краю стены, крикнул:

– Слушайте все!

Все находившиеся на площади замолчали. Затем кто-то из холопов крикнул:

– Выдайте нам Годунова и Бельского, и мы разойдемся.

– Тогда уйдите с моста, у кремлевской стены к вам выйдут думный дворянин Михайло Безнин и дьяк Андрей Щелкалов, и обо всем договоритесь.

– Мы согласны! – выкрикнул Прокопий Ляпунов.

Тут же восставшие стали уходить с моста, освобождая место для прохода послам.

Через некоторое время калитка в кремлевских воротах чуть приоткрылась, затем вышли посланники, настороженно озираясь по сторонам.

– Идите сюда поближе, не бойтесь, коли пришли договариваться. Мы вас не тронем, – пообещал Ляпунов, видя, как настороженно ведут себя переговорщики.

Михаил и Андрей уже более уверенно подошли к восставшим.

– Давайте говорите, что вы там, в Кремле, надумали, – в грубоватой форме потребовал Захарий Ляпунов.

– Да что тут говорить? Царь Федор Иванович велел вам передать, что зачинщика смуты Бельского он отправляет в отставку, а затем в ссылку, что опричнину никто возрождать не будет, сплетни все это.

– А Годунова куда повелел царь отправить? – жестко спросил Ляпунов.

Посланник Михаил озадаченно потер рукой переносицу, не зная, что ответить, но тут на помощь пришел находчивый Андрей Щелкалов.

Тот уверенно и твердо спросил:

– А Годунова-то за что? Ведь только он и радел за то, чтобы прекратить сегодня междоусобную бойню. Он уговорил всех послать нас на переговоры.

– Так вон оно что! – задумчиво произнес Прокопий Ляпунов.

– Ну что, вы согласны прекратить бунт и разойтись по своим домам?

Толпа некоторое время молчала, затем Василий Шуйский громко сказал:

– А что?! Дело сделано, Бельского царь в ссылку отправляет; пожалуй, и нам пора расходиться по домам. Главное, что наш государь жив-здоров, опричнины не будет.

5

После всего случившегося Борис Годунов понял, что нужно, прежде всего, искать поддержки среди дворянства. Изворотливый царский шурин всегда умело выходил из любой ситуации, предпочитая находиться в тени, не выставляя себя напоказ. Последнее время Годунов особенно сошелся в делах с дьяком Андреем Щелкаловым, человеком умным, пронырливым и деятельным. Пока в царской Думе шли междоусобицы, Борис все больше и больше сосредотачивал власть в своих руках.

Царь Федор был слаб здоровьем и слег от болезни. Борис понимал, что он может в любое время умереть, а сестра его, Ирина, едва ли сохранит за собой престол. Впервые за все время Годунов почувствовал, что так удачно начатая карьера, возможно, скоро рухнет. И уже, наверно, в этот раз его не спасет ни родство с царем Федором, ни его дружеские отношения с Андреем Щелкаловым. Бориса стали постепенно оттеснять от царского престола. Боярская дума ополчилась на всех Годуновых, которые уже занимали знатные должности при дворе. Борис стал лихорадочно искать возможность спасения от опалы, пытаясь, если не сохранить свою должность при дворе, так хоть обеспечить будущее своей семьи.

Мария, жена Бориса, видя, что ее любимый муж последнее время стал замкнутым и неразговорчивым, решилась с ним поговорить.

Разговор состоялся вечером в опочивальне. Мария уже лежала в постели, поджидая мужа. Было тихо и спокойно, горели, потрескивая, свечи, распространяя аромат воска и меда. Наконец ее долгожданный муж явился в спальню и, не глядя на жену, лег рядом с ней, отвернулся и притих.

На этот раз Мария решила не сдаваться и все-таки выведать, что же творится на душе у ее супруга.

Она нежно провела рукой по его волосам и зашептала на ухо:

– Что с тобой, Борис, происходит, почему ты молчишь и, как прежде, не делишься со мной своими делами и думами? Что с тобой, расскажи, на душе легче будет…

Борис резко повернулся к жене и, не сдерживая себя, почти выкрикнул:

– Неужели ты, Мария, не видишь, что происходит? Царь Федор очень болен и уже едва ли снова воссядет на престол. Ирина же, если умрет Федор, не сможет удержать в своих руках власть. Бояре, как коршуны, вьются вокруг почти уже пустого трона. Вся Боярская дума против нас, Годуновых, ополчилась. Мы им как кость в горле!

– Что же ты намерен теперь делать? – с тревогой спросила Мария.

– В случае, если Федор умрет, нам надобно к этому подготовиться, чтобы во время опалы жить безбедно. У меня есть мыслишка, только ее надо бы хорошо продумать.

– А у меня, Борис, имеется другая, – перебивая мужа, заявила Мария.

– Какая же? – оживился Борис, зная, что жена его часто давала ему дельные советы и частенько выручала его из безвыходных ситуаций.

– Прежде всего, нужно найти бабку-колдунью, которая может лечить любые болезни, и попробовать поставить царя на ноги.

– Где же найти такую бабку? – тут же заинтересовался супруг.

– Есть такая бабка Елена, юродивая, многих больных она подняла на ноги. Она не только умеет лечить, но и предсказывает будущее.

– Тогда, Мария, сыщи ее, пусть приведут ко мне.

– Завтра к обеду она будет у тебя. Можешь обо всем с ней поговорить.

– Если все-таки с бабкой ничего не получится, надобно сделать пожертвования Троице-Сергиеву монастырю, хотя я и раньше им много жертвовал и давал разные льготы. А на этот раз дам монастырю тысячу рублей, дабы обеспечить своей семье безбедное существование. Ведь в случае опалы у нас все отберут.

Мария с удивлением взглянула на Бориса, воскликнула:

– Так это же огромные деньги! Может дать им поменьше?

Годунов печально улыбнулся, но ничего жене не ответил.

Супруги некоторое время молчали. Затем первой заговорила Мария:

– Вообще-то ты правильно решил, ведь и правда, в случае опалы у нас все отберут, зато наши вложения останутся в монастыре, и мы сможем ими пользоваться.

– Ничего, бояре меня так просто не разорят!

– с воодушевлением сказал Годунов и продолжил:

– Я еще месяц назад отправил в Лондон к королеве Елизавете моего друга Джеромора Горсея с письмом, чтобы она разрешила вывезти мне свое состояние в Англию. Пусть тогда почешутся бояре Мстиславские, Шуйские, Головины, Воротынские и с ними митрополит Дионисий.

Мария очень удивилась сказанному Борисом и воскликнула:

– Что же ты, Борис, мне об этом никогда не говорил?

– Не хотел тебя, милая, расстраивать, а сейчас подошло время, поэтому будь готова и к тому, что, возможно, нам даже придется бежать в Англию.

– Неужели все так плохо?.. – с тоской в голосе молвила жена.

– Будем надеяться, что Господь услышит наши молитвы и все наладится, – с надеждой в голосе, перекрестившись, ответил Борис.

* * *

Царь Федор Иванович, бледный и обессиленный своей болезнью, лежал на высоко поднятых подушках и надсадно кашлял, когда в его опочивальню вошли Годунов и его жена Мария.

Федор открыл глаза, посмотрел с надеждой на пришедших, попытался изобразить на лице приветливую улыбку, но вместо этого получилась горькая гримаса, и произнес слабым голосом:

– Давеча мне Ирина Федоровна сказала, будто вы нашли бабку, которая может исцелять болезни.

– Да, Федор Иванович, эта бабка уже здесь и ждет, когда мы позовем ее, чтобы она посмотрела тебя.

– Давайте же ведите ее поскорее, а то эта проклятая болезнь совсем измучила меня. Эти всякие иноземные лекари только хвалят себя, какие они умелые, а сами ничего не могут.

– Мария, позови бабку Елену, пусть она войдет, – попросил шурин царя.

Елена несмело вошла в спальню, с интересом озираясь по сторонам, она никогда не видела такого богатства и царской роскоши.

– Подойди, Елена, к царю, – попросила Мария.

Бабка перекрестилась на образа и встала на колени перед царем, часто кланяясь и накладывая на себя крест.

– Встань, целительница, подойди ко мне ближе и посмотри, что со мной, – слабым голосом сказал царь, вытирая покатившиеся из глаз слезы.

Бабка наклонилась над царем, внимательно его оглядела, потрогала морщинистой рукой его лоб, молвила:

– Болезнь царя излечима. Велите кипятить воду и дайте мне в помощницы молодую, сметливую девку.

Елена опять наклонилась над царем, заглянула ему в глаза, провела рукой по его лицу, и Федор заснул безмятежным сном.

Царица Ирина Федоровна с удивлением сказала:

– Ведь он уже несколько дней маялся бессонницей, кашель не давал ему ни минуты покоя, а тут, поглядите, уснул и не кашляет.

Елена повернулась к царице, внимательно на нее поглядела, наклонилась до самого пола и молвила:

– Царица ты наша всемилостивая, разреши мне тебе кое-что сказать!

– Говори, Елена, коли по делу.

– Вскоре, как только выздоровеет твой муж и царь государства российского, ты забеременеешь. Только не доверяй докторам иноземным, тогда выносишь ребенка.

Ирина всплеснула руками, заулыбалась, молвила:

– Неужели правда! Если так будет, я тебя, Елена, озолочу.

– Так и будет, милая, я никогда зря не говорю.

Годунов подошел вплотную к старухе, негромко сказал:

– Если это произойдет, Елена, будешь жить припеваючи!

Глаза у Бориса засветились надеждой от того, что, кажется, его минует беда, что все наладится, и он снова будет управляющим при дворе. Мысленно он уже строил планы мести своим врагам и соперникам, которые желали его падения, а может даже и смерти. Он прошептал своей жене Марии на ухо:

– Умница все-таки ты у меня, женушка! Как ты удачно мне посоветовала привести к царю эту бабку. Эх, если все направится, как сказала эта колдунья, и попляшут у меня бояре Шуйские, Мстиславские, Воротынские и Головины.

Бабка Елена пристально посмотрела на Годунова и загадочно сказала:

– А тебя, боярин, ждет большое будущее, будешь ты первым человеком при царе. А если еще освободишься от своих пороков и грехов, то будет очень хорошо. А теперь уходите все отсюда, я займусь больным. Мне над ним придется трудиться всю ночь.

Бабка Елена наклонилась над царем Федором и зашептала свои заклинания.

Все потихоньку удалились из опочивальни царя.

Уже утром Федор Иванович почувствовал себя гораздо лучше.

С утра он неистово, правда лежа, молился на образа. Просил Иисуса Христа и Богородицу дать ему здоровья. Лицо его оживилось, появился блеск в глазах. Впервые за несколько дней он попросил поесть. Но бабка Елена, прежде всего, напоила его настоями трав, а уже через некоторое время велела его попоить куриным отваром и жиденькой кашей.

После завтрака у царя на лице появилась улыбка и легкий румянец на щеках.

Царица Ирина Федоровна не отходила от постели мужа. Глядя на него, она не могла нарадоваться.

Борис Годунов появился в опочивальне рано утром. Ему не терпелось посмотреть, что же происходит с царем. Ведь от здоровья Федора зависела его судьба.

Он подошел к изголовью больного, спросил:

– Как ты, Федор Иванович, себя чувствуешь?

Царь с улыбкой взглянул на шурина и бодро ответил:

– Легче мне стало, Борис Федорович! Если так дело пойдет, то скоро встану на ноги.

– Ай да бабка Елена! Всех иноземных лекарей за пояс заткнула, – и, повернувшись, достал из привязанного на поясе кошелька несколько золотых монет, подал целительнице.

Та, перекрестившись на иконы, спрятала дар за пазуху и строго сказала:

– А сейчас выйдите из опочивальни. Я буду читать молитвы нашему Господу и просить его, чтобы он дал здоровья нашему государю Федору Ивановичу.

6

Вскоре царь Федор пошел на поправку. Уже через неделю он стал заниматься государственными делами. Борис снова почувствовал твердую почву под ногами. Теперь-то он решил, что не упустит возможность дать отпор Боярской думе, которая любыми путями старалась устранить его подальше от царского престола.

После возращения из храма с заутрени царя Федора и царицы Ирины государь пошел в приемный покой, чтобы заняться делами. Не успел он удобно расположиться за столом, чтобы рассмотреть грамоты, как в кабинет заглянул Борис Годунов. Увидев его, Федор Иванович приветливо заулыбался своему шурину, спросил:

– По какому делу пожаловал, Борис Федорович?

– Есть неотложное дело, государь, которое сегодня надо будет решить в присутствии всех думных дворян.

– Что за неотложное дело? – спросил царь.

– На сегодняшний день, Федор Иванович, государственная казна разворована нечестными боярами и пуста. Надо это прекратить. Опираясь на поддержку Шуйских, главный казначей Петр Головин добился, чтобы вторым казначеем был назначен его родственник Владимир Головин. Они бесконтрольно пользуются государственной казной, как собственной, и бессовестно разворовывают ее. Надобно, Федор Иванович, сегодня предложить Боярской думе проверить государственную казну.

Царь от такого известия даже побелел, сжал руки в кулаки, воскликнул:

– Да как же это так, ведь я этим боярам доверял!

– Доверяй, но проверяй, как говорят в народе, – с усмешкой ответил Годунов, чувствуя, что задел царя за живое, и в то же время понимал, что этой проверкой он нанесет сокрушительный удар по Боярской думе и от многих своих противников может освободиться.

– Ну что же, сегодня же предложу Думе провести проверку государевой казны, и ты, Борис Федорович, эту проверку возглавишь, а потом все доподлинно сообщишь мне.

Вскоре в приемном покое стали собираться думные бояре, они все, кланяясь царю, надменно взглянув на Годунова, гордо проходя мимо него, садились по лавкам, которые располагались вдоль стен.

Многие из них уже считали, что дни его при дворе сочтены.

Петр Головин зашептал на ухо Василию Шуйскому:

– К чему бы это царский шурин приперся в такую рань?

– Наверно, опять придумал какую-нибудь подлость. Сейчас узнаешь. Ты посмотри, государь, как прежде, даже не улыбается. Видно, сегодня будет что-то очень серьезное! – в тревоге ответил боярин Василий Шуйский.

Заседание Боярской думы царь Федор сразу же начал с обсуждения проверки государевой казны. Обычно Федор обращался ко всем присутствующим с приветливой улыбкой. Сегодня же лицо его было суровым и голос – не терпящий возражения. Глядя на казначея Петра Головина, с возмущением сказал:

– Пользуясь недавним моим пребыванием на престоле, а также болезнью, люди, которым была доверена государственная казна, без зазрения совести стали пользоваться ею, как своей, обогащая себя и своих родственников.

В Приемной палате наступила гнетущая тишина. Владимир и Петр Головины заерзали на месте, опустив головы, боялись посмотреть в лицо царю.

Никто из бояр не проронил даже слова в защиту своих единомышленников. Василий Шуйский даже на всякий случай отодвинулся от Головина.

Царь в упор посмотрел на провинившегося Петра, тот поднял голову и выпалил:

– Это надо еще доказать! – надеясь, что Дума его поддержит, но все по-прежнему молчали, так как все доподлинно знали, что царь говорит правду.

– Что ж, мы проверим казну, и по этому случаю я назначаю управителя Бориса Федоровича Годунова. Он в ближайшее время подберет людей для полной проверки государевой казны. Если казна на самом деле разграблена, главному казначею придется держать ответ за содеянное.

После этих слов по Думе прошел негромкий говор:

– Ну, бояре, и настал наш час! Теперь Годунов на нас выспится, – зашептал боярин Романов рядом сидящему Василию Шуйскому.

– Уж этот из шкуры вылезет, а докажет, что казна растащена Головиными. А хотя бы царь подумал, сколько денег и золота ушло на все церемонии его воцарения на престол, – ответил Мстиславский.

* * *

Борис Годунов с проверкой не заставил себя долго ждать, уже через неделю государева казна была полностью проверена. В ней обнаружились довольно крупные хищения. Утром, в начале седмицы, управляющий был у царя в Приемной палате. В душе его все ликовало: теперь-то он нанесет огромный урон Боярской думе, освободится от многих своих соперников и укрепит свое прежнее положение при дворе.

Царь Федор еще только-только расположился за письменным столом, чтобы просмотреть грамоты, как в Приемную палату неслышно вошел Годунов.

Шурин присел на лавку, ожидая, когда царь обратит на него внимание. Наконец, Федор оторвался от грамоты, посмотрел на своего родственника, заулыбался и сразу же спросил:

– Борис Федорович, неужто уже проверил казну?

У Годунова на лице появилась торжествующая улыбка, но он тут же сделал печальное лицо и грустно ответил царю:

– Федор Иванович, я тщательно проверил все, что осталось в государственной казне.

Царь встревоженно спросил:

– Там хоть что-то осталось?

– Осталось, Федор Иванович, но разворовано немало. Большие убытки понесла государева казна. Не только сотни рублей, но и золотые и меховые изделия украдены.

Годунов положил на стол перед царем мелко исписанную грамоту и сообщил:

– В этой грамоте, Федор Иванович, перечислены все убытки, которые понесла государева казна.

Царь взял в руки исписанный лист и стал читать. Через некоторое время он положил его на стол, грустно произнес:

– Вот и верь после этого верным слугам. Я, признаться, еще надеялся, что ты ошибся и наговариваешь на Головиных, а все оказалось чистой правдой.

– Что будем делать с Головиными, государь?

Федор на какое-то время задумался, затем сказал:

– За такое преступление всех Головиных нужно казнить, чтобы другим неповадно было.

– Больше всего наказание заслуживает Петр Головин, и его надобно казнить, а остальные Головины заслуживают ссылки и лишения должностей и состояния. Хотя Михаил Головин уже скрылся, говорят, убежал в Литву.

– Как только сегодня явятся бояре, ты, Борис Федорович, доложишь им результаты проверки казны. Пусть боярский суд решает, что делать с супостатами.

* * *

Хищение государевой казны было настолько крупно, что боярский суд вынужден был приговорить Петра Головина к смертной казни, а его братьев окольничих Ивана и Владимира отправить в ссылку без думного чина в Чебоксары. Еще шесть родственников Головиных были приговорены к отправке в Сибирь и Казанские пригороды.

Борис Годунов ликовал: наконец, он нанес враждебной ему Думе сокрушительный удар. Бояре попритихни, перестали открыто выступать против управителя.

Казнь Петра Головина состоялась утром, на Торговой площади. Его привезли в клетке под охраной стрельцов. Сразу же подвели к высокому помосту и передали в руки палача. Бывший казначей от страха упирался, постоянно озираясь по сторонам, как бы ища защиты и сострадания от окружающих.

Народ же, собравшийся на площади, свистел, кричал, а некоторые пытались прорваться сквозь строй служивых, чтобы самим учинить расправу над злоумышленником. Постоянно слышались крики:

– Смерть злодею! Смерть казнокраду!

– Рубите ему голову быстрей! Пусть умрет вор и злодей!

Здоровенный детина-палач с широким топором взял за шиворот Петра и подтащил к чурке.

Вышел на помост дьяк с грамотой и стал монотонно читать ее, где перечислялись все совершенные преступления казнокрада и его родственников.

Уже с раннего утра царь Федор сидел в Приемной палате и размышлял о предстоящей казни. Вся душа его противилась, чтобы привести решение Боярской думы в исполнение – казнить Петра Головина.

В голове крутились заповеди Иисуса Христа: «Не убий! – Ибо Господь Бог запрещает отнимать жизни у других людей или у самого себя. Жизнь есть величайший дар Божий, и только Бог назначает пределы земной жизни человека».

И тут же в голову приходила другая заповедь Иисуса: «Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец наш небесный. А если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших».

Лежа в болезни почти на смертном одре, он дал слово перед Господом, что будет соблюдать все заповеди Иисусовы, если он подымется и выздоровеет. И вот пришел этот час. Он должен простить злоумышленника.

Царь тут же написал грамоту, велел немедленно отвезти ее на Торговую площадь и остановить казнь.

Борис тут же возмутился:

– Да как же это так, Федор Иванович! Ты хочешь простить злодея, который разграбил почти всю государеву казну?

Царь Федор с укором посмотрел на своего шурина, молвил:

– Я дал Господу обет неуклонно соблюдать все заповеди Иисусовы, а «не убий» и «прощай ближнего» являются одними из его заповедей. Годунов затоптался на месте, пытаясь возразить, но царь в гневе стукнул посохом об пол, крикнул:

– Немедленно исполняй! И если казнят Головина, то ты будешь в ответе! Казнь я заменяю ему ссылкой в Арзамас.

Палач уже занес топор над головой несчастного Головина, как вовремя подоспевший Борис Годунов крикнул:

– Стой! Прекратить казнь!

Палач с недоуменным лицом застыл с занесенным над жертвой топором. Потом с сожалением опустил к своим ногам орудие казни.

Управитель подал грамоту дьяку. Тот медленно развернул указ царя и стал читать. В грамоте говорилось, что смертная казнь Петру Головину заменяется ссылкой в Арзамас с лишением всех званий и чинов. Кроме того, по указу царя Федора, Ивана и Владимира Головиных и их родственников велено сослать в Сибирь.

Толпа, пришедшая поглазеть, как вору и изменнику отрубят голову, не получив удовлетворения, завозмущалась, забурлила. Разгневанные горожане кричали:

– Смерть вору и изменнику!

Вся огромная масса народа, заполнившая Торговую площадь, двинулась к помосту, готовая сама произвести расправу над провинившимся. Хорошо, что предусмотрительный Годунов заранее дал распоряжение конным стрельцам, и они медленно стали оттеснять народ с Торговой площади.