Текст книги "Трагедия царя Бориса"

Часть II
Желанный престол

Всякая власть есть непрерывный заговор.

Оноре де Бальзак

1

Борис Годунов сидел за столом, просматривая грамоты, приходящие на имя государя со всех концов Российского государства. Писали воеводы с юга, жаловались на воинствующие грабительские набеги татар, просили помощи деньгами и людьми. С востока писали воеводы и тоже просили помощи, чтобы защититься от ногайцев. Крестьяне присылали челобитные, где просили унять сборщиков, которые обложили их непосильными налогами, пуская целые семьи по миру.

На все эти бумаги нужно было реагировать или хотя бы дать ответ. Писцы в Приказной палате неустанно писали ответы и указы от имени государя.

В палату, где сидел правитель, заглянул дьяк.

Борис оторвался от бумаг и вопросительно поглядел на вошедшего. Тот покланялся ниже пояса и сообщил:

– Тут пришел соглядатай Еремей и желает, чтобы вы его приняли.

Годунов отложил в сторону свитки грамот и властно сказал:

– Пусть заходит, и никаких препятствий ему не чини. Я уже говорил тебе, чтобы этого соглядатая ты беспрепятственно пропускал ко мне.

Дьяк вновь поклонился в пояс и коротко произнес:

– Слушаюсь, мой господин.

Вскоре вошел соглядатай и несмело затоптался на месте.

Правитель усмехнулся, с иронией проговорил:

– Ну что ты, Еремей, как неродной топчешься у порога? Прикрой плотнее дверь, подходи ко мне и присаживайся на лавку. А то мои дьяки горазды ухо прикладывать к двери и подслушивать. Сколько я с этой их привычкой ни боролся, никак не могу из них выбить. Даже кнутом наказывал на конюшне.

Еремей присел с краешка лавки и преданно уставился на хозяина.

– Ну, Еремей, сказывай, что у тебя нового, что узнал о житье-бытье наших врагов?

– Много чего нового, Борис Федорович. Но есть очень важная новость, которая вас заинтересует.

– Тогда говори быстрее и не томи! – заторопил правитель.

– Вчера из Угличей явилась монашка Евдокия и сообщила, что к царице Марии, матери Дмитрия, стали наезжать, будто попроведать, бояре Нагие, Шуйские, Романовы и еще какие-то люди, которых она якобы не знает.

Закрываются в светелке у Марии и о чем-то подолгу ведут разговоры. Подслушать их речи не удается, так как у двери ставят охрану, которая даже приблизиться не дает к светелке. Но сын Митьки Качалова сообщил Евдокии, что, когда он играл с царевичем в ножички, то тот нарисовал на земле будто вас, господин, и стал кидать нож в рисунок, приговаривая: «Вот так мы скоро расправимся с Годуновым».

Такие новости, Борис Федорович, которые я вам поспешил сообщить. И, думаю, что бояре опять что-то готовят против вас.

Правитель, выслушав рассказ Еремея, не произнес ни слова, крепко задумался, рассуждая про себя: «Опять думные бояре что-то замыслили. Никак-то им неймется. Видно, готовятся, в случае смерти Федора, возвести Дмитрия на престол, а Нагие будут опекунами царевича. Хитро задумали бояре. Думают, что они меня переиграют. Не тут-то было. Вскоре они у меня притихнут с этим царевичем Дмитрием. Вот ведь нашли еще одно яблоко раздора. Как им только все это не надоедает?! Только в одном деле их разоблачу, разгоню, они тут же находят другое. Ну, погодите у меня, думные бояре, я вам устрою заговор!»

Соглядатай сидел и молча ждал, какие даст распоряжения правитель.

Наконец, оторвавшись от своих мыслей, Годунов обратился к Еремею:

– Ты вот что, прикажи Качалову и его сыну все разузнать толком, что там происходит в Угличах на самом деле. Пусть монашка Евдокия смотрит во все глаза и слушает во все уши, но узнает, о чем там идут разговоры, чего хотят бояре, а я тут, между тем соберу своих людей, и мы подумаем, что с этим делать. На днях сам съезди в Угличи с подарками для царицы и царевича и побудь там несколько дней, понаблюдай за всем происходящим.

* * *

Сообщение соглядатая сильно встревожило Годунова, после ухода Еремея он очень долго сидел и обдумывал: «Что делать? Какие принять меры? Как сделать так, чтобы опять сорвать новый заговор бояр? Я должен опередить их. Все может произойти в любой день. Мой успех при дворе царя Федора может стать для меня, моей семьи и моего рода трагедией, если слабый здоровьем царь Федор умрет. Бояре тут же выдвинут в цари Дмитрия, взбаламутят народ, и тогда я уже не смогу ничего сделать. Нужно срочно собирать всех Годуновых, которые служат при дворе царя, и решать, как нам поступить. Если царевича даже услать, куда-нибудь далеко-далеко в монастырь вместе с матерью, его все равно найдут и понесут, как знамя, как мученика; это еще больше поднимет у народа желание усадить мальца на трон, которым думные бояре будут руководить, как захотят, а фактически будут управлять государством. Надобно сделать так, чтобы царевич исчез, а как – следует обдумать всем вместе. Сделать так, чтобы нас, Годуновых, не обвиняли в исчезновении Дмитрия».

Размышляя, Годунов чувствовал, как вся его душа противится насильственному исчезновению царевича… И если бы он знал, сколько царевич Дмитрий принесет горя ему и всему Российскому государству, он отказался бы от этой мысли. Он еще не осознавал, что – то, что он задумал, бросит Россию в страшные испытания, приведет к гражданской войне более чем на семь лет. И даже потомки всегда будут думать о его поступке, который сделает его жизнь мукой, с жестокой расплатой, как о нарушении Божественных заповедей.

* * *

Борис собрал всех Годуновых тайно у себя на подворье поздно вечером, чтобы никто не видел, что они собираются все вместе, и не заподозрили об их заговоре.

В столовой палате был накрыт обильный стол, с медами, подрумяненными гусями, обложенными мочеными яблоками, жареным кабаньим мясом и заморскими винами в причудливых бутылках.

Когда все собрались, правитель вошел в палату с суровым лицом, отослал всех слуг, распорядился обслуживать гостей жене Марии, дабы никто не мог услышать, о чем будут говорить собравшиеся.

По праву хозяина Годунов сел во главе стола, внимательно осмотрев всех родственников, которых собралось восемь человек, заявил:

– Вы сами понимаете, что я вас всех собрал не понапрасну, а по очень важному делу, от решения которого будет зависеть не только наше положение при царском дворе, но и сама жизнь всего нашего рода.

В палате стояла напряженная тишина. Казалось, Годуновы перестали даже дышать, все внимательно слушали Бориса.

– Вы все знаете, что враги нашего рода, думные бояре, постоянно стремятся оттолкнуть нас от трона, считая, что мы захудалого рода и не царских кровей, что наше место где-нибудь на задворках. Наши враги Шуйские, Мстиславские, Голицыны, Трубецкие, Романовы, Нагие и их сторонники спят и видят себя на троне. Только как они его делить будут? Вы знаете, сколько попыток было со стороны думных бояр, чтобы убрать наш род. Что только они не затевали, мало того, еще народ настраивали против нас. Сколько было смут? С большим трудом мне удавалось погасить все нападения на наш род. А теперь бояре задумали новые козни против нас. Они решили использовать царевича Дмитрия, чтобы назначить регентом Нагих.

– Все это ты, Борис Федорович, говоришь правильно, только что нам делать теперь? Как быть? – подал голос Семен Никитович Годунов, окольничий, который заведовал сыском.

Борис с укором посмотрел на своего родственника, ответил:

– Все мы, Семен, сейчас думаем, что нам делать, а я от вас жду, что вы предложите, чтобы выкрутиться из этого положения.

Отпив немного медов из ендовой, боярин Матвей Михайлович хладнокровно, как приговор, произнес:

– Убирать царевича надобно, иначе нам через некоторое время всем несладко придется.

– Да как это можно?! Такое предлагать! Да нас Господь всех за это покарает! Не дай Бог, если это все просочится в народ, нас будут называть цареубийцами! Неужели нельзя его вместе с матерью в какой-нибудь монастырь отправить, чтобы никто не знал, где они и находятся, – возмутился Григорий Васильевич, постельничий царя Федора.

– Ты что, Григорий, думаешь, что наши противники не найдут царевича? Найдут, выкрадут из монастыря и понесут его, как знамя, возбуждая и поднимая народ против нас.

– Да Господь с вами! Очнитесь вы! Не богоугодное дело хотите сотворить! Господь нас всех за это покарает! – крикнул с места Григорий Васильевич.

Все враз заговорили, стали спорить.

Правитель, послушав некоторое время спорщиков, жестко заявил:

– Если мы вот так будем рассуждать и бояться, то нас, действительно, не Господь покарает, а наши враги. Натравят на нас народ, вот тогда нас по-настоящему покарает Боярская дума и бунтовщики. Поэтому я предлагаю, не откладывая, взяться за исполнение задуманного. Не нужно терять времени, иначе будет поздно, когда станет известно, что бояре задумали.

Все собравшиеся притихли, напряженно молчали, каждый из присутствующих решал для себя, согласиться или не согласиться с правителем.

Наконец, Степан Васильевич заговорил первым и неуверенно произнес:

– Может, действительно, согласимся все с Борисом Федоровичем, ведь и правда, существование нашего рода при царском дворе станет невозможным, если на трон водрузят царевича. Тебе, Борис, надобно все взять в свои руки и так подготовить это дело, чтобы нас потом не обвиняли в убийстве царевича.

Годунов, оглядев всех присутствующих, спросил:

– Никто по-другому не думает?

Все молчали.

– Я вижу, все вы согласны с нашим планом, а я и верные мне люди исполнят наше желание.

2

Еремей приехал в Углич к обеду. Он тут же отправился к царице для вручения подарков, присланных Годуновым. Мария со своими служанками, как обычно, находилась в своей светлице, занимаясь рукоделием. Здесь она всегда отдыхала, принимала гостей, а также общалась с монашками, гадалками, ведуньями, где велись бесконечные разговоры о жизни, событиях в Москве и на Руси.

Царица встретила гостя с благосклонной улыбкой; указав на лавку, пригласила сесть, затем стала расспрашивать соглядатая о жизни в первопрестольной и царском дворе:

– Как там поживает царь Федор и его ненаглядная супруга Ирина Федоровна? Дай Господь им здоровья и многие лета!

– Царица Ирина Федоровна бодра и здорова. А вот царь Федор иногда болеет, но иностранные лекари его хорошо лечат, – односложно ответил соглядатай.

Мария, ехидно улыбнувшись, с вызовом спросила:

– Не ждут ли Ирина с Федором наследника?

Еремей от такого вопроса смутился, отвел глаза в сторону, пробурчал:

– Откуда мне про сие знать? Я ведь в царских палатах не бываю.

– Но, может, что-нибудь об этом при дворе говорят?

– Я таких разговоров, царица, не слышал, да мне про это и знать не надобно. У меня есть свои дела, я слуга Бориса Федоровича.

– Ну а все-таки, Еремей? – испытующе глядя на собеседника, не унималась Мария, пытаясь удовлетворить свое женское любопытство.

– Я же сказал, что про это ничего не знаю и не мое это дело. Мне было приказано доставить вам подарки, вот я и доставил, – уже с раздражением ответил Еремей и обиженно поджал губы.

Царица рассмеялась, затем попросила:

– Ну что же, Еремей, радуй нас подарками, покажи, что привез нам хорошего. А то мы здесь в глуши и затворничестве ничего не знаем и не видим.

Соглядатай вышел за дверь, и через некоторое время слуги внесли сундук с подарками.

Мария с нетерпением подняла крышку сундука, и глаза ее загорелись при виде богатых подарков. Она с любопытством стала рассматривать меха, украшения, дорогую посуду из стекла и фарфора, затем, оторвавшись от принесенного богатства, сказала:

– Сейчас обед, и ты, Еремей, наверно, проголодался после длинной дороги. Иди на кухню, там мои повара накормят тебя как следует.

Еремей с облегчением вздохнул и быстро покинул светелку царицы.

После обеда он не торопился встретиться с приставленными к царевичу Качаловыми.

Прежде всего, Еремей решил посетить свою возлюбленную Евдокию и отправился в ее келью. Монашку он застал за молитвой. Она стояла на коленях перед иконами, молилась, клала низкие поклоны. А когда увидела вошедшего соглядатая, стала неистово креститься и просить у Господа прощения за свои грехи:

– Господи! Господи! Прости меня, грешную! Прости меня за мои согрешения! Грех мой не по моей воле!

Гость уселся на лавку, ожидая, когда женщина закончит, молиться.

Когда Евдокия встала на ноги и попыталась сесть рядом с Еремеем, он тут же схватил ее в охапку и положил на деревянную скрипучую кровать. Монашка даже не сопротивлялась, зная, что это бесполезно. У нее не хватало сил сопротивляться горячему поклоннику. Она только шептала молитвы, прося прощения у Господа.

Наконец, освободившись из объятий соглядатая, расправив черное монашеское платье, женщина села, всхлипывая и причитая:

– Еремей, побойся Бога, ведь ты каждый свой приезд ввергаешь меня в страшный грех без моего желания. После этого мне долго приходится замаливать грехи и просить у Бога прощения. За такое согрешение Господь накажет тебя и меня как искусительницу смертного греха.

Соглядатай в ответ на причитание Евдокии только усмехнулся, крепко обнял ее за плечи, прижал к себе, затем, вздохнув, тихо сказал:

– Эх, Евдокия, нравишься ты мне! Если бы ты не была монашкой, женился бы я на тебе.

Женщина посмотрела на своего поклонника и с недоверием воскликнула:

– Искуситель ты, а не жених! Пользуешься своей силой и берешь меня насильно.

Еремей рассмеялся и, поцеловав монашку в губы, спросил:

– А пойдешь за меня, если я тебя позову в жены?

Евдокия всплеснула руками, воскликнула:

– А как же мои обещания Господу! Мое монашеское пострижение обязывает меня выполнять церковные каноны и никому не принадлежать, кроме Господа.

Еремей с усмешкой заявил:

– Ты, Евдокиюшка, уже мне принадлежишь. И пора тебе становиться расстригой и вернуться в мирскую жизнь.

Монашка, часто крестясь, стала повторять:

– Свят! Свят! Спаси и сохрани меня от искусителя! Прости Господи меня за искушения!

Соглядатай, приобняв тяжелой рукой свою возлюбленную, заявил:

– Вот что, Евдокия, как только мы сделаем все дела, которые мне поручил Борис Федорович, ты будешь жить со мной. Я живу один и хочу, чтобы рядом со мной была заботливая, красивая и богобоязненная женщина. Из монастыря ты уйдешь и будешь жить со мной на подворье Бориса Годунова.

Евдокия испуганно посмотрела на соглядатая и с сомнением произнесла:

– А разрешит ли он нам жить на подворье вместе? Вдруг не согласится?

– Я его уговорю. Если не уговорю, тогда сбежим вместе в леса, на север; там, говорят, есть целые поселения беженцев. Они живут без всяких господ, бояр, князей, и сами себе хозяева.

– А коли поймают, тогда забьют нас батогами…

– Не забьют, Евдокия. Я все продумаю и сделаю так, что нас нигде не найдут.

– Коли так, Еремей, тогда я готова идти с тобой хоть куда, – согласилась монашка.

– Ну, а теперь о деле, которое я тебе поручил. Ты узнала что-нибудь нового, кроме того, что сюда в Угличи наезжают к царице ее родственники, а также князья и бояре?

– Да, узнала. Мне удалось услышать разговор дядей царевича Андрея, Григория и Михаила, когда они сидели в трапезной и бражничали.

– О чем же они говорили?

– Говорили, что недовольны правлением царя Федора и его шурина Бориса. Называли царя дураком, больным, что скоро он помрет, и тогда на царский трон они посадят царевича Дмитрия. В случае смерти царя князья и бояре захватят Кремль, а Годунова и его сестру царицу Ирину погонят взашей.

Выслушав Евдокию, Еремей сказал:

– Продолжай наблюдать во все глаза и слушать во все уши за Нагими и за тем, что происходит. Если начнется какая-то заваруха, немедленно являйся ко мне и рассказывай. Наш правитель хочет все знать, что тут происходит. Тем самым ты окажешь большую услугу царю и царице.

Монашка три раза перекрестилась на образа и поклялась:

– Обещаю перед святыми образами: все, что увижу и услышу, сообщу тебе, ради нашего царя Федора и царицы Ирины.

– Я сейчас пойду навещу Качаловых, посмотрю, чем они занимаются, узнаю, выполняют ли они дело, которое я им поручил, а вечером зайду к тебе.

Еремей встал, наклонился и нежно поцеловал свою возлюбленную, затем, не оглядываясь, вышел из кельи, плотно закрыв за собой дверь.

Отца Микитку и сына Митьку Качаловых он застал в каморке, которую им отвела хозяйка, царица Мария. Они сидели за столом и трапезничали. В комнатке стоял аромат приготовленной пищи и свежеиспеченного хлеба.

Увидев Еремея, оба уставились на неожиданно появившегося соглядатая.

– Ешьте, ешьте и набирайтесь сил. Я привез довольно неприятные известия.

От этих слов у Качаловых сразу же пропал аппетит, и закрались неприятные предчувствия.

– Давай уж, говори, что вы там при дворе придумали, а то кусок в горло не идет, – сказал Микитка.

– Ну что ж, тогда слушайте! – грозным голосом, не обещающим ничего хорошего, ответил соглядатай и продолжил: – Вы царя и правителя ругали самыми последними словами?

– Ругали, как ты велел, чтобы угодить царевичу.

Еремей недобрым пристальным, взглядом посмотрел на своих собеседников и произнес:

– На вас поступил донос, что вы всячески поносите царя и его двор.

– Дык, мы же выполняли то, что ты приказал, – возразил сын Качалова, Митька.

– Я вам ничего не говорил, вы сами это придумали, а теперь вас ждут в тюремных подвалах пытки на дыбе, а жизнь вы свою закончите, умирая страшной смертью на колу.

Качаловы враз упали на колени перед соглядатаем и запричитали:

– Пощади нас, батюшка, не дай помереть страшной безвременной смертью!

Гость надменно улыбнулся и грозно сказал:

– Я не дам свершиться над вами казни, но вы должны выполнить очень важное дело, тогда вас вознаградят и отпустят с миром на все четыре стороны.

– Что мы должны сделать, чтобы искупить свою вину? – спросил Митька.

Соглядатай некоторое время помолчал, затем, оглядевшись по сторонам, выглянул за дверь и шепотом заговорил:

– Вам поручается убить царевича Дмитрия.

Оба Качаловы от такого сообщения сменились в лице и побледнели.

– Да ты что, Еремей Васильевич, или шутишь над нами, или свихнулся умом?! Да это грех-то какой! За убийство царевича нас, тебя и того, кто тебе приказал это сделать, Господь покарает!

– Он, действительно, вас покарает, если вы откажетесь от этого дела…

– Нет! Нет! Мы не будем этого делать! – закричал Микитка и снова повалился в ноги к соглядатаю, умоляя: – Освободи нас, Еремей Васильевич, пожалей наши души!

– Вы можете и не делать, насильно я вас принуждать не буду и на ваше место найду других людей. А вам придется по доносу на дыбе ответить за содеянное.

Отец и сын были в смятении. У Микитки навернулись слезы, он продолжал умолять Еремея:

– Дай нам любое другое дело, только не убийство царевича! Зачем нам губить невинную душу?

– Не могу я каждый день менять здесь нужных для дела людей. А вы тут уже стали своими людьми, вам доверяют. Поэтому в ближайшее время придется исполнить мое поручение, как бы ваши души ни противились.

– Как же мы можем исполнить его? – выдавил из себя Микитка.

– Я думаю, это вам можно будет сделать легко. Ведь твой сын вошел в доверие к царевичу и часто играет с ним в различные игры, особенно в ножички. Пусть он выберет время и постарается остаться с Дмитрием наедине. Вы же знаете, что мальчишку часто бьют припадки черной болезни. Это повод устроить, так, будто царевич во время приступа падучей сам наскочил на нож и зарезался. Вам только нужно ему помочь.

– А как же его товарищи, которые обычно играют с ним?

– Ты, Микитка, совсем глупый, или дураком прикидываешься? Воровать и взятки брать у тебя ума хватало, а тут не можешь догадаться, как избавиться от товарищей царевича. Выберите время, когда мальчишек будет поменьше, пошли их за чем-нибудь или еще что придумай, а сын твой должен исполнить то, что я вам поручил.

– Дык, на него сразу же подумают и возьмут под пытки…

– Чтобы не подумали на него, нужно сразу же бежать к царице и кричать, что случилось несчастье, и рассказать, что, мол, царевич, играя в ножички, сам упал на нож во время припадка.

* * *

15 мая 1591 года Андрей Нагой с царицей Марией сидели за столом и обедали. Вели неспешные разговоры о жизни, о событиях в Москве и царском дворе. Неожиданно они услышали крик со двора:

– Убили! Убили царевича!

Царица побледнела и тут же помчалась на улицу, а за ней следом выскочил Андрей.

Царевич Дмитрий лежал на руках у его няньки, которая кричала:

– Убили, убили моего ненаглядного!

– Кто убил? – истерически закричала мать царевича.

Она схватила из рук тело мальчика и зарыдала.

Тут же на крик сбежались все дворовые и работные люди.

Дядя царевича, Андрей, стал спрашивать у всех:

– Кто видел, как это произошло? Видел ли кто-нибудь убийцу.

Все окружающие молчали. Только один из работных при дворе сообщил:

– Я видел, когда проходил мимо, царевич играл в ножички с ребятами. В руках у него был вон тот ножичек, который валяется на земле. А потом я пошел по своим делам, работать во дворе.

– Где дети, которые с ним играли? – спросил Андрей у стоящей молча толпы. – Где эти мальчишки? Приведите их сюда.

Из толпы вытащили троих ребят, детей дворовых. Они стояли молча, опустив головы.

– Вы видели, кто убил царевича?! – грозно спросил Андрей.

– Не, мы, дяденька, не видели… – ответил рыжий мальчишка, шмыгая носом.

– А где ж вы были тогда?! – закричал дядя царевича.

– Мы, дяденька, испугались и убежали, когда царевич весь задергался, закатил глаза.

– Куда вы побежали?

– Мы побежали к его няньке, сказать, что с царевичем творится неладное, а она сразу же подбежала к Дмитрию и стала кричать.

Царица Мария, обезумев от горя, рыдала над телом царевича, рвала на себе волосы, восклицая:

– Сынок ты мой родной! Да как же ты попал в руки насильников, которые лишили тебя жизни?! – и, остановив свой безумный от горя взгляд на няне, неожиданно вскочила, подбежала к поленнице, схватила полено и стала ее избивать с криками:

– Как же ты не усмотрела за моим сыночком, бросила его одного! Кто с Дмитрием играл в ножички кроме этих трех ребятишек?!

Женщина защищалась, как могла, прикрывая себя руками, но ей это не всегда удавалось, и вскоре голова и лицо женщины покрылись кровоподтеками.

– Говори, кто еще был с царевичем во время игры? – кричала царица. – Говори, или я тебя сейчас убью!

– Все скажу! Только не убивай меня, я все скажу!

Царица отбросила в сторону полено, схватила за волосы няню, закричала:

– Говори скорее, или я убью тебя!

– Я еще с утра видела, что около царевича крутился сын Микитки Качалова. А когда я уходила, он оставался с царевичем.

– Так вот в чем дело! – закричал дядя царевича Андрей и тут же потребовал: – А ну-ка, разыщите отца и сына Качаловых!

Слуги тут же кинулись выполнять приказ Андрея.

Вскоре появились еще два дяди царевича, Григорий и Михаил Нагие. Выслушав сбивчивые рассказы окружающих, Михаил произнес:

– Царевича убили по наущению Бориса Годунова! Это он метит на престол царя после смерти Федора.

Услышав это, царица, размазывая слезы по лицу и ломая себе руки, закричала, обращаясь к слугам:

– Бейте в набат, пусть люди знают о нашем несчастий!..

Вскоре тревожные звуки колокола раздались над городом, сообщая людям о беде, которая постигла Нагих.

Весь город был на ногах, огромная возбужденная толпа запрудила площадь перед дворцом царевича.

Монашка Евдокия незаметно покинула дворец и заспешила в Московский Кремль, дабы сообщить о последних событиях в Угличе.

В это время, по велению царицы, были выданы на растерзание нянька царевича, отец и сын Качаловы.

Разъяренная толпа схватила виновных и стала избивать.

Нянька истошно кричала:

– Не убивайте меня, люди добрые. Я ни в чем не виновата! Я не знаю, кто убил Дмитрия!

Но озверевшие угличане били своих жертв, приговаривая:

– Если вы не убивали, тогда скажите, кто это сделал?!

– Не зна-а-ю! – неистово кричала нянька, закрывая лицо от ударов.

Качаловых избивали безжалостно. Несмотря на то что тела их уже были без движения, продолжали бить снова и снова.

Вскоре жертвы перестали дышать, и тогда толпа грозно подступила к дворцу царевича с криками:

– Надо изловить всех дворовых слуг царевича и вести спрос с них. Тогда мы узнаем, кто сотворил злодейство!..

Нависла серьезная угроза над дворцом; разъяренная толпа, подстрекаемая мародерами, могла ворваться и начать громить и грабить его.

В этот день кровавого самосуда погибло более 15 человек. Их трупы были брошены в ров у крепостной стены.

Братьям Нагим с большим трудом удалось успокоить народ.

В Москве были срочно приняты меры защиты Кремля, чтобы избежать народного бунта. Соглядатаи Годунова шныряли повсюду, выясняя крамолу и того, кто подбивал народ на бунт за царя Дмитрия, тут же хватали и отправляли в пыточные подвалы.

В Углич срочно выехала следственная комиссия во главе с Василием Шуйским, которая опросила всех свидетелей происшедшего события и пришла к выводу, что царевич во время игры сам напоролся на нож, когда случился припадок. Очень хитрый и опытный придворный боярин Шуйский не стал особо выяснять, как погиб царевич, дабы не обострять отношения с Борисом Годуновым. Да и думным боярам смерть Дмитрия была на руку, так как знали, что если Федор, страдающий от недугов, умрет, то Нагие уже для них не будут соперниками, когда начнется борьба за престол.

Годуновы воспользовались кровавыми событиями, чтобы избавиться от Нагих. Все родственники царевича Дмитрия подверглись гонениям. Вдову Ивана Грозного, царицу Марию, насильно постригли и сослали в Белозерский монастырь. Афанасия Нагого и его братьев за измену заточили в тюрьму. Многие холопы за бунт были казнены. Но загадочная смерть царевича Дмитрия ждала своего разрешения и в будущем принесла Русскому государству немало лишений, бед и горя.