Текст книги "Гремящий мост"

Глава 25
ЖЕРТВА

Люди Красной Птицы столпились в центре стойбища. Всегда сдержанные и спокойные, они сейчас бесновались, вопили, приплясывали. Даже солидные старейшины притопывали ногами, размахивали руками, кричали.

«Священный танец», – понял Волк, протискиваясь в круг. Женщины с растрепанными волосами, полуприкрытые легкими накидками, плясали, взявшись за руки, высоко подбрасывая ноги. Их глаза лихорадочно блестели, лица кривила болезненная судорога.

– Шаман накормил их красным грибом, – шепнул Кот за спиной Волка, но тот отмахнулся:

– Знаю!

Всего несколько раз за свою жизнь видел Волк священный танец женщин, и каждый раз ему было досадно и противно. Он заглянул через головы танцующих. Окруженный пятью воинами, в центре стоял Береговой человек. Ремни опутывали его грудь, плотно прижимая руки к бокам, кляп из шкур торчал изо рта, прикрывая нижнюю часть лица. Кожаная шапочка была низко надвинута на лоб.

Женщины завывали, носясь по кругу. Время от времени то одна, то другая бросалась к пленнику, вытягивала дрожащие руки, пытаясь ногтями исполосовать его лицо, но воины поднимали копья, и, наколовшись на острия, женщины отскакивали и снова начинали танцевать. А над толпой неслись крики: «Большая жертва! Большая жертва!», «Каменный Хозяин будет доволен!», «Снова олени придут на земли Птиц!».

Волк осмотрелся и по блестящим глазам понял, что большинство его соплеменников уже хлебнули веселящего напитка, настоянного на красном грибе. А некоторые тянули его из мехов тут же, падали под ноги танцующим, а те ходили прямо по телам упавших, вопя, выкрикивая что-то, бормоча.

Кто-то потянул Волка за плащ.

– Пойдем, – услышал он тихий голос Калана. – Надо поговорить.

Они долго шли молча. Потом, все так же молча, Калан остановился и остановил Волка. Он стоял, глядя в землю, очевидно, никак не решаясь заговорить, но, наконец, решился, поднял голову и посмотрел прямо в глаза Волку:

– Его надо спасти.

– Пленника? – изумился Волк.

– Да, Берегового. Береговой шел с миром, без оружия, – голос Калана пресекся. – Шел к Калану, – с трудом договорил он.

– Откуда Калан знает?

– Только Калан дружит с Береговыми. К кому еще мог идти Береговой?

– Но что же теперь делать?

– Надо его спасти. Пусть Волк вспомнит, как Береговые спасли Волка. Как подарили копья смерти.

– Волк уже помог Береговым, – перебил друга Волк. – А сейчас? Как Волк поможет пленнику? Разве Калан не знает? На ночь пленника бросят в яму. Яму будут охранять. Пленник будет связан. Чтобы развязать его, чтобы вытащить его из ямы, надо убить часовых. Убить своих?!

Оба замолчали.

– Все равно, – тихо, но твердо промолвил Калан. – Пленника надо спасти. Калан пойдет один.

– И погибнет. Часовых будет трое. Один смотрит. Двое отдыхают. Но не спят. Дремлют. Калан убьет часового. Двое сразу бросятся и убьют Калана. Нет. Волк не пустит Калана. Волк свяжет Калана и не даст ему убивать Птиц, погибать самому.

Он шагнул к Калану, хотел положить руку на плечо друга, заглянуть в глаза, уговорить. Но Калан отпрыгнул назад и выставил перед собой копье. Волк схватился за нож. Они долго стояли, подстерегая каждое движение друг друга, но неожиданно Волк отбросил нож и сел на траву, повернувшись спиной к Калану. Тот, удивленный, отпрыгнул еще дальше, крепче сжимая копье, но тут услышал горький смех Волка, и руки его обвисли. Никогда еще Калан не слышал такого смеха, смеха сквозь слезы.

– Что ж Калан не бьет? – спросил Волк. – Пусть бьет. Если Волк сам не помешает Калану, Волк скажет воинам. Воины не дадут Калану освободить пленника. Пусть Калан убьет Волка. Только так Калан заставит Волка молчать.

С каждым словом голова Калана опускалась все ниже. Он бросил копье на землю и наступил на него ногой.

– Хорошо, – сказал он, наконец, – Калан скажет все. Пусть Волк решает… Там, у Береговых, Калан увидел девушку. Калан ходил к ней, и она выходила встречать Калана. Так вот. Калану не жить без этой девушки. А пленник – брат этой девушки. Брат. Он шел от нее с вестью для Калана. Пусть Волк теперь скажет: что делать Калану? А если бы в яме сидел брат Розовой Чайки? Что сделал бы Волк?

Теперь опустил голову Волк. Он долго молчал, и Калан, не выдержав, заговорил снова:

– Пусть Волк не помогает Калану. Пусть Волк только не мешает. Или пусть убьет Калана.

Волк продолжал молчать.

– Волк с Каланом не будут убивать часовых, – решительно сказал он. – Часовых можно оглушить дубинками, как на соревнованиях. Оглушить и сбросить в яму. Но вдвоем Волк и Калан не справятся. Нужно позвать еще кого-нибудь! Как жаль, что Серый Медведь умер, – вырвалось у него с болью. – Не с кем посоветоваться.

Люди Красной Птицы жили недолго. Болезни, когти и клыки зверей, стихийные бедствия, голод… Редко кто из них доживал до возраста старейшин. Не было отцов и у молодых охотников, советоваться же с вождем Волк не решался.

– Ладно, поговорим с Вороном, – решил он, наконец.

Ворона они нашли на краю стойбища. Он сидел на шкуре, прилаживая к стрелам гусиные перья. Он выбирал из груды перьев, лежащей перед ним, очередное перо, внимательно осматривал его, выравнивал и оленьей жилкой крепко привязывал к древку. Он не прекратил своего занятия, слушая друзей, продолжал работать и тогда, когда начал говорить:

– Что ж. Надо, так надо. Только часовые могут узнать кого-нибудь. Нужно одеться так, как одеваются Береговые. На голову нужно надеть шкуры так, чтобы они закрывали лицо. Оглушить часовых мало. Их надо связать и заткнуть рты. А напасть надо перед утром. Тогда часовым особенно хочется спать.

– Соберемся у вигвама Волка, – кивнул Калан, воспрянув духом.

– Хорошо, – сказал Волк, – а сейчас Волк скажет Коту: пусть Кот подсыплет белого порошка в хворост для костра. Пусть насыплет в самый низ хвороста, чтобы порошок загорелся под утро… – добавил он.

Фигура часового четко выделялась на фоне неба. Трое друзей лежали за вигвамом, приготовив дубинки, обернутые шкурами.

– К часовому пойдет Волк, – прошептал Волк, – а остальные ползите к костру. Если проснутся – бейте! – И, расправив шкуру, он растворился в темноте.

Часовой устал всматриваться в ночь. Очень хотелось спать, и голова его невольно склонялась на грудь, но, наткнувшись на острие копья, которое он поставил так, чтобы оно его будило, часовой резко отдергивал голову и начинал ходить возле ямы. Перед тем как стать на пост, часовой заснул у костра, хоть спать и не полагалось. Дежурный с трудом разбудил его. Никогда раньше он не засыпал, когда что-то стерег. Никогда раньше ему так не хотелось спать! От костра доносился храп товарищей. А ведь они тоже не должны были спать!

– Духи ночи закрывают глаза Птицам, – пробормотал часовой, отходя подальше от такого уютного в темноте костра. Ему показалось, что сгусток тьмы надвинулся на него из ночи, а в следующий момент мягкий удар обрушился на его затылок. Часовой упал, так и не поняв, что его ударили.

Очнулся он в темноте. Сильно болела голова. Он попытался поднять руку, чтобы потрогать ноющий затылок, но руки оказались связанными. Он хотел крикнуть, но почувствовал во рту кусок шкуры, который никак не мог вытолкнуть языком. Только утром проснувшиеся часовые развязали его и вытащили из ямы. А пленник исчез.

– Береговые люди приходили в стойбище, – боязливо шептались женщины, – хорошо, хоть никого не убили…

Заяц, как всегда, спешил, ноги мелькали, как крылья птицы.

– Вождь зовет Волка и Калана! – прокричал он на бегу. – Заяц побежал за Каланом, а Волк пусть идет к вождю.

Волк подождал Калана у вигвама вождя. Вошли они вместе. Вождь сидел и рисовал что-то на гладкой оленьей шкуре, отскобленной до белизны.

– Так, – кивнул он друзьям, – садитесь. Пленника похитили Береговые, наверное. Кто же еще? Странные это были Береговые, – улыбнулся вождь. – Часового не убили, а связали. Двое других часовых спали. А ведь это хорошие воины. Непонятно. В племени говорят – непонятно.

Он замолчал, пристально вглядываясь в глаза Калану, и тот, смутившись, опустил глаза.

– У шамана пропал белый порошок, – продолжал вождь. – Тот, от которого спят. Ловкие ребята, эти Береговые люди, – снова улыбнулся вождь. – Утащили порошок у шамана, подсыпали в костер, оглушили часового. И никто ничего не видел.

– Да, – пробормотал Волк. – Хорошие охотники. Глаза вождя посуровели.

– В одном они просчитались, – сказал он. – Следы. Они оставили следы, а ведь по следам опытный охотник найдет врага. Следы, конечно, похожи, но… Один из нападавших немного выворачивает левую ногу. Точно так же, как это делает Ворон. И этот след видел не только вождь. – Он вздохнул сокрушенно и продолжал: – Молодые охотники думают, что они очень хитрые. Не понимают. Старшие все видят, только не всегда говорят.

Вождь помолчал немного и снова начал говорить, не поднимая глаз от своего рисования:

– Сегодня вечером на совете шаман будет говорить с духами, и духи укажут, кто освободил пленника. Это будут, – он многозначительно помолчал, – Лис, Волк, Ворон и Калан.

– Но Лиса не было, – вырвалось у Калана.

– Все равно, – насмешливо улыбнулся вождь, – шаман скажет, что был. После этого совет изгонит Ворона и Лиса, а Калана и Волка принесет в жертву. Вместо пленника.

– Откуда вождь знает? – вскинулся Волк.

– Вождь знает, – уверенно заявил тот и добавил: – Уходите! Если пройдете Гремящий мост – откроете для племени новую страну. Племя забудет ваши провинности. А их у вас много. Уходите сейчас же. Уходите, пока не поздно. И возьмите с собой Кота. Шаман не простит ему белого порошка.

Глава 26
В ПУТИ

Они карабкались по скалам, пробираясь в путанице расщелин, а огненные факелы слуг Каменного Хозяина освещали им путь. Время от времени останавливались, выбирая направление, и все-таки шли намного быстрее, чем в первый раз. Во-первых, шли они уже знакомым путем, а во-вторых, очень помогала говорящая шкура. Правда, очертания гор не всегда были схожи с нарисованными на шкуре, но «горы ведь живут, а значит – меняются», решил Волк. Внимательно рассматривая окружающие вершины, можно было узнать и ту, что изменилась. А след воина петлял на шкуре, и они обходили, казалось, безопасные ровные места, карабкаясь по шуршащим под ногами каменным осыпям, погружаясь по колено в мягкий серый пепел.

Один только раз Лис, который шел тогда впереди, повернул было к гладкой каменной реке, хотя след на шкуре удалялся от нее. Но Ворон и Калан остановили Лиса и заставили идти в обход. Они шли по узкому каменному карнизу, плотно прижимаясь к стене обрыва, когда возглас Кота заставил их обернуться и посмотреть вниз. Гладкая черная поверхность каменной реки покраснела, как краснеют угли под слоем пепла, и густой вязкой массой поползла, разгораясь, выплескивая огненные фонтаны, растекаясь слепящими ручьями. И жар от этой реки опалил лица охотников, хотя они были довольно высоко над нею.

Лис опустил голову. Никто не упрекнул его, но и никто больше не пытался нарушить путь говорящей шкуры.

Днем и ночью горели верхушки огненных гор, сыпался пепел, взлетали раскаленные глыбы и, падая, чернели, остывали. Ручьи, реки, озера – горячие, теплые, холодные – были безжизненны. Не колыхались на дне пряди водорослей, не плескались рыбы. Не встречали охотники и следов зверей, не слышали гомона птиц. Это была мертвая страна, но страна живая. Шевелились склоны гор, погромыхивая, переговаривались каменные громады, распускались огненные цветы на их верхушках.

На пятый день пути охотники вышли к серо-зеленому озеру. Легкий пар поднимался над неподвижной поверхностью озера, и Кот сунул палец в озеро, чтобы узнать, насколько горячая в нем вода. Сунул и с криком отдернул руку. Хотя вода в озере была холодной, она обожгла палец, как кипяток. Кожа на пальце покраснела, как от укуса жгучей травы, и слезла лохмотьями.

– Это плохая вода, – сказал Волк, который ладонью чуть-чуть прикоснулся к озеру. – Она не горячая, но она обжигает…

Охотники не нашли этого озера на говорящей шкуре.

– Значит, озеро появилось недавно, – сказал Калан и добавил, подумав: – Здесь все меняется быстро.

Глава 27
НОВАЯ СТРАНА

Припасы кончались, но и путь, если верить говорящей шкуре, близился к концу. Все меньше попадалось огненных гор, вес ниже становились их вершины, и, наконец, плоская равнина разбежалась во все стороны, оттесняя море. Широкое устье мутной реки желтело многочисленными песчаными косами, островками, заросшими чахлым кустарником. Тысячи чаек с хриплыми криками ловили рыбу у самого берега. Калан по пояс вошел в холодную желтую воду и за полчаса набил копьем десяток жирных серебристых рыбин. После вяленого мяса и сухой рыбы свежие рыбины, поджаренные на прутиках, показались охотникам особенно вкусными.

Они шли по тундре, на каждом шагу вспугивая куропаток, подбивали стрелами зайцев, собирали ягоды.

Здесь было очень много медведей. Они ловили рыбу, лапами сгребали сплошной ягодный ковер, отправляя в пасть целые охапки кустиков брусники, черники, голубики. Жевали их, а листья выплевывали, и сок ягод тек по довольным медвежьим мордам, разрисовывая черную шкуру. Это были мирные медведи. Они совсем не боялись людей и подпускали их очень близко, с любопытством рассматривая.

Местность постепенно повышалась, а справа от их пути поднялись горы, скалистыми хребтами заслоняя море. Тысячные стада оленей паслись в широкой тундре рядом с большерогими, волосатыми быками, зубрами… Гуси, утки, лебеди, казарки затмевали небо, покрывали поверхность озер так, что не было видно чистой воды под плотно сбившимися пестрыми телами пернатых.

Перекликались волки, преследуя стада. Медленно двигались стада по тундре.

– Эти стада не кочуют, – сказал Ворон, – они пасутся здесь всегда. Корма хватает всем.

– Может, зимой и уходят туда, где теплее, – кивнул Калан, – но вряд ли далеко.

А горная страна разрасталась, посылая своих каменных сынов в тундру, горбящуюся холмами, усыпанную валунами. Стали попадаться заросли кедрача, берез, осин. Здесь охотники часто натыкались на лосей, лесных оленей, косуль.

Охотникам надоело шлепать по болотистой тундре, растоптанной копытами животных, и они свернули поближе к горной стране.

Здесь они впервые встретились с огромными серыми медведями, чуть ли не вдвое большими, чем бурые. Они не нападали на охотников, но когда те случайно очутились на тропе одного медведя, зверь сразу же пришел в ярость и с ревом, от которого, казалось, задрожали скалы, бросился на них. Охотники врассыпную побежали от него, а он не стал гнаться за ними и продолжал размеренно, важно топать по траве, переворачивая огромные валуны в поисках пищи. После этого охотники далеко обходили серых великанов, и те, в сознании своей непомерной силы, не обращали на них никакого внимания.

Неподвижно застыли на скалистых уступах бараны с огромными рогами. На них охотились большие серо-желтые кошки, жившие в горных зарослях. Кошки эти были очень любопытны и подолгу следовали за охотниками, почти не прячась. Сначала охотники думали, что кошки хотят напасть на них, но потом поняли, что никаких злых замыслов у кошек не было. А Калан, который столкнулся с кошкой на узкой тропе, утверждал даже, что кошки хотят подружиться с людьми.

– У кошки была очень ласковая морда, – говорил Калан, – и глаза совсем не злые. Она не убежала, а попятилась. И там, где тропа стала шире, пропустила Калана, прижавшись к скале. А могла бы сбросить в пропасть.

– Видно, предки этих кошек были братьями людей, – кивнул Ворон.

А Волк подумал, что неплохо было бы охотиться вместе с ними.

Пока что попадались только мертвые горы, но на третий день пути, наконец, встретилась и живая гора. Столб дыма, как от сигнального костра, поднимался над ее усеченной вершиной, а когда охотники подошли к се склонам, то почувствовали, что скалы подрагивают, а из глубины доносится чуть слышное погромыхивание. На следующий день они подошли к горе, которая дышала огнем. Пламя, то падая, то поднимаясь на десятки метров в высоту, горело над ее вершиной, а из этого пламени сыпался мелкий черный пепел.

– Огненные слуги есть и здесь! – удивленно воскликнул Волк.

– Большая страна у Каменного Хозяина, – с уважением протянул Лесной Кот.

Дичи здесь не было, но зато охотники нашли много черного льда. И снова потянулись мертвые горы, обрывистые, чужие, безмолвные.

Охотники свернули на равнину. Болота кончились. Тундра сменилась плоскогорьем, усеянным валунами, заросшим кустарником, невысокими деревцами. Тысячи ручейков и речек текли по равнине, впадали в многочисленные озера. Внезапно похолодало, и хоть ветер дул с юга, на путников пахнуло морозом, сыростью. Почти весь день с неба сеял мелкий нудный дождь, к вечеру сменившийся мокрым снегом. Ночью подмораживало, и, чтобы согреться, охотники должны были поддерживать большой костер, дежуря по очереди.

Волк сидел у костра, когда вдруг почувствовал, что какой-то сильный недобрый зверь следит за ним из темноты. Он не видел этого зверя, не слышал его дыхания, но знал совершенно точно, что зверь неподалеку. Знал и с какой стороны костра он ожидает, когда огонь погаснет. Волк подбросил хвороста в костер и подтащил поближе Лиса, лежавшего на границе света и тени. Он хотел было швырнуть в темноту факел, когда почувствовал, что зверь больше не смотрит на него и что его нет поблизости.

Волк растолкал Калана, который должен был сменить его, и, запахнувшись в шкуру, улегся спать. А на рассвете его подняли резкие звуки, напоминавшие звучание сигнальных труб, высверленных из древесных стволов. Звуки сопровождались утробным пофыркиванием и громким поросячьим визгом.

Охотники вскочили, всматриваясь в молочно-белый туман, клубящийся под порывом утреннего ветра. Сначала над туманом появились горбатые черные спины, плавно плывущие над землей. Потом мощные туловища со столбообразными ногами, и, наконец, яркие лучи солнца высветили стадо буровато-рыжих великанов, заиграли на длинных желтовато-белых клыках, изогнутых, как луки.

– Мамонты! – выдохнул Калан. – Как много!

Как и остальные, он никогда не видел мамонтов, но сразу узнал их по рассказам стариков, по бивням, которые Птицы изредка находили в береговых обрывах.

Пять вожаков возглавляли стадо. Они были больше остальных и шли сомкнутым строем, прокладывая путь стаду, настороженно оглядываясь. Остальные животные разбрелись по тундре, но от тропы вожаков далеко не отходили. Мамонтихи подталкивали хоботами маленьких мамонтят, жавшихся к их передним ногам, ласково похрюкивали в ответ на их требовательные визги. А мамонтята постарше, не соблюдая походного порядка, бегали зигзагами по всему стаду, пересекая путь взрослым, гонялись друг за другом. Молодые мамонты держались немного в стороне от стада, обгоняли его, а потом дожидались, обрывая зеленые ветки. Шествие замыкали старые крупные самцы. Они шли размеренно и неторопливо, не озираясь и не принюхиваясь ни к чему. Они просто прикрывали стадо от нападения сзади своими мощными рыжевато-серыми тушами.

Молодой мамонт, обрывая ветки берез, подошел к огромному черному валуну, лежащему на опушке рощицы. Стадо ушло вперед, но он, увлекшийся едой, не спешил догонять его. Только Волк успел заметить, как гибкое длинное тело молнией перелетело через огромный валун и опустилось на горб мамонта, торчащий за его головой. Хищник широко раскрыл пасть, блеснувшую длинными саблевидными клыками, и вонзил их в шею мамонта, выдернул и снова вонзил. Мамонт затрубил и потянулся хоботом к хищнику, но хобот вяло упал, ноги животного подломились, и мамонт упал, подминая кустарник. Он был еще жив, хотя двигаться уже не мог. Клыки хищника раздробили ему шейный позвонок. Жалобный визг мамонта услышало стадо, и старые самцы с тревожным ревом побежали к нему на помощь, сшибая деревья.

Хищник легко взвился в воздух и опустился на вершину валуна. Он стоял и торжествующе рычал, выставив вперед переднюю лапу, а мамонты хоботами, лбами напрасно били в каменную громаду, и отошли, не в силах справиться с ее неподвижностью. Они подошли к молодому мамонту, окружили его, подталкивая, поднимая, а когда он, наконец, затих, ушли, и хоботы их печально волочились по земле. А хищник, снова взгромоздившись на свою добычу, начал клыками полосовать твердую толстую шкуру, лакомиться мясом, и, насытившись, ушел в кусты, оставив добычу волкам, сбежавшимся неизвестно откуда.

– Этот зверь и смотрел на нас ночью, – сказал Волк друзьям. – Этот зверь небольшой, но прыгает далеко. Это опасный зверь.

К вечеру они вышли к ледяному полю. Самое странное, что поле это лежало не на вершинах гор, а прямо на тундре.

– Ледяные горы, – удивленно прошептал Кот.

– Такие есть и у нас, – сказал Калан, рассматривая огромное голубовато-белое плато, возвышающееся над вершинами деревьев, скалами, валунами.

– Да, – возразил ему Лис, – но у нас они маленькие и сверху покрыты землей, а еще сверху растут деревья, кусты… А здесь…

Белая гладкая равнина тянулась далеко, сколько хватало глаз. Бурные ручьи вытекали из-под нее, грохоча галькой, таща за собой валуны. А по берегам этих ручьев росла высокая, свежая, совсем весенняя трава. Ручьи вымывали в сплошных льдах своды и пещеры, и в красных лучах заходящего солнца они казались застывшей радугой, многоцветьем весенних лугов.

Охотники свернули к солнцу. Все так же катила мутные воды река, ставшая здесь намного шире; но они отошли, наконец, от ее русла и вступили в высокотравную степь, густо усыпанную валунами, галькой, щебнем.

Далеко за горизонтом скрывались скалистые горы. Все ниже и ровнее становилось травянистое плоскогорье. Только небольшие холмики, заросшие редкими рощами и кустарником, поднимались над глубокими оврагами. Здесь они встретили деревья с красными ягодами. Сначала они боялись есть эти незнакомые ягоды, но, увидев, что птицы с удовольствием лакомятся ими, попробовали их и сами. Кисло-сладкие, сочные, ягоды хорошо освежали в жару и придавали нежный вкус мясу, если их жарили вместе с ним. Ягод было очень много, но охотники не стали собирать и сушить их, так как не хотели терять времени и перегружать себя лишним грузом в далеком пути.

– Эх, если бы стойбище было близко, – облизывался время от времени Лис, вспоминая нежный вкус ягод.

– Плохо без женщин, – кивал Ворон, осматривая разодранную куртку и клочья кожаных штанов. Они сменили уже по пять пар обуви. Сделанная из плохо вычиненной кожи, обувь недолго служила своим хозяевам, да и ходить в ней было не так удобно, как в аккуратно сшитых по ноге прочных мокасинах, изготовляемых мастерицами племени Птиц.

Но, конечно, больше, чем одежда, беспокоило охотников оружие. Кончался запас наконечников, сделанных из черного льда. Кремень они находили, но наконечники, сделанные из него молодыми охотниками, были грубыми и недостаточно острыми. Охотиться было трудно.

– Все это нестрашно, – убеждал Калан Волка, промазавшего по большой черно-сизой птице. – Добычу можно убить и копьями. А хищники не нападают на людей. Не натолкнуться бы на чужих.

– Но ведь Птицы ни разу не видели следов человека, – удивился Волк.

– Посмотри, – махнул рукой Калан.

Безбрежная степь колыхалась зелеными травяными волнами вокруг путников. Воздух, напоенный незнакомыми ароматами, холмы, синеющие вдали, подчеркивали беспредельность равнины.

– Здесь, – сказал Калан торжественно, – может затеряться целое племя. Не только отряд воинов.

– Это большая страна, – кивнул Волк, соглашаясь.

– А может, – предположил Ворон, – не затерялись, вымерли. -

– Почему? – заинтересовался Волк.

– А вспомни, как Птицы шли первый раз Гремящим мостом? Двое Птиц погибло. Другие люди могли тоже погибнуть. А если и дошли, то слишком мало их осталось. Может, у них было мало женщин: никто не будет брать много женщин в чужую страну, пока не обживется. А вернуться за другими женщинами не успели. – Ворон подумал немного и продолжал: – Мало женщин – мало детей. Это – как охотничьи законы. Охотники ведь не убивают самок и детенышей, не убивают и слишком много животных. Иначе стадо не выживет. Так и люди.

Он замолчал. Охотники смотрели на него с удивлением: никогда Ворон не говорил так длинно. Но, главное, Ворон говорил очень мудро, как будто был он не молодым охотником, а старым опытным вождем.

– С Птицами пока была удача, – добавил Ворон после долгого молчания, – но… Какой-нибудь новый зверь или болото… Птицам нужно быть очень осторожными. Птиц очень мало в этой большой стране. Кто-то должен вернуться и рассказать племени о ней.

Огромные стада темно-бурых быков паслись в высокой траве. У них была гладкая шелковистая шерсть, а на шее густая темная грива. На спине поднимался горб, а длинные рога чем-то напоминали копья. Попадались и другие быки, очень похожие на длиннорогих, но размерами поменьше, с короткими рогами. Они не боялись людей и подпускали их к себе очень близко, но, вспугнутые, быстро убегали и тогда втаптывали в землю все живое, даже волков, которые обычно охотились на них. Охотники копьями убивали молодых животных и с удовольствием лакомились их мясом. Особенно нежным и сочным было мясо в горбу быков.

Они шли к солнцу, и хотя травы уже пожелтели, было тепло, и чем дальше охотники шли, тем становилось теплее.

– Может, вернемся? – предложил как-то Калан.

– Зачем? – улыбнулся ему Лис. – Здесь хорошо. И никто не мешает охотиться. А от зимы убежим. Там, – он махнул рукой на юг, – зимы, наверное, нет вообще. А там, – он кивнул на север, – уже холодно.

– И Лис не скучает по племени? – удивился Калан.

– Нет, – ухмыльнулся тот. – Лиса ведь не ждет девушка.

И сразу же Волк вспомнил Розовую Чайку. Такую, какой видел ее на празднике. Он и раньше вспоминал о ней, но как-то смутно, обрывками. Слишком много увидели охотники в новой стране, и это не давало им думать об оставшихся. А сейчас вдруг вспомнил. Как там она? А Песец? Может, Розовая Чайка уже живет в вигваме Песца?

– Надо возвращаться, – решительно сказал Волк. – Надо рассказать об этой стране племени Птиц. Надо возвращаться.

Ворон утвердительно кивнул.

– Пора. Вернемся. Но пойдем вот так, – он описал рукою дугу. – Тогда увидим больше.

Как-то утром их остановил крик Кота, который то и дело отбегал в сторону и никак не хотел идти след в след, как положено охотникам.

– Рыбы, – кричал Кот, – земляные рыбы! Как много!

Охотники и раньше видели земляных рыб, извивающихся в траве, – длинных, серых, пестрых, коричневых. Они даже подбили копьями парочку рыб, но мясо их оказалось жестким, невкусным, и они не стали больше охотиться на них. Тем более что мяса хватало, да и в озерах было достаточно настоящих вкусных рыб. Но ни разу им не приходилось видеть столько земляных рыб вместе. Они переполняли небольшую впадину, а часть рыб переплелась в клубок, из которого во все стороны торчали их головы. Это были очень красивые рыбы: длинные, толстые, с красными и оранжевыми узорами, с чешуей, сверкающей под солнцем, как каменный лед. Они были такие красивые, что Калан подбежал к впадине и схватил сразу двух рыб. Схватил и тут же с криком выпустил из рук. Ему показалось, что руки его обожгло раскаленными угольями. Обожгло и ногу, к которой взметнулась рыба. Калан отпрыгнул.

– Они жалят, как жгучая трава, – удивленно сказал он, рассматривая покрасневшие руки.

А рыбы шипели и трещали хвостами, как будто бы на хвостах у них были маленькие бубны.

Через несколько мгновений Калану стало плохо. Кружилась голова, подгибались колени. Он не мог больше идти и прилег на траву. Руки распухли, распухла и нога, которую обожгла рыба. Калан жаловался на сильную боль. Краснота поднималась все выше от ужаленного места. Калан потерял сознание и не мог больше отвечать на вопросы друзей, толпившихся рядом, испуганных, недоумевающих. Сильная дрожь прошла по его телу, он дернулся и затих.

– Все, – хмуро кивнул Ворон, дотронувшись до безжизненной руки друга.

Волк опустил голову.

– Это земляные рыбы убили его, – прошептал он. Кот поднял тяжелую руку умершего и кивнул Волку:

– Смотри.

Волк всмотрелся в посиневшую кожу и увидел два маленьких красных пятнышка.

– Как следы от зубов щуки, – сказал Кот. – Это не рыбы, это змеи. Белый Медведь рассказывал Коту о них. Племя Красной Птицы жило тогда в стране Теплого Солнца, там, где с одной стороны густые леса, а с другой – степи с высокой травой. Лес там был, как здесь, но были и деревья с гладкой, мягкой корой, и деревья твердые, как камень, и деревья-ремни, которые обвивали другие деревья. В том лесу и жили эти змеи, ну и другие звери, конечно, тоже жили: лоси, кабаны, медведи, рыси. По долинам рек там тоже ходили стада огромных волосатых мамонтов. Охотники подрывали тропинки мамонтов на склонах гор, и мамонты падали и разбивались о камни. Рыли охотники также на дорогах мамонтов ямы-ловушки, прикрывали их ветвями, а на дно ям вбивали острые колья. И когда удавалось убить мамонта, мяса хватало всему племени. Там было много зверей.

– А почему Птицы ушли оттуда? – не выдержал Волк.

– Белый Медведь говорил: пришли чужие. Их было много. У них были деревянные шлемы и кожаные нагрудники с костяными нашивками. Птицы тогда еще не имели такого оружия. Ну и чужих было очень много. Но разве Волк сам не знает об этом?

– Знает, но мало. Наш наставник сам, наверное, знал немного.

Волк, конечно, слышал, как племя Красной Птицы под натиском чужих переселялось все дальше на север, пока не очутилось в стране Каменного Хозяина. Он спрашивал скорее для того, чтобы не думать о Калане. Но мысли не слушались и снова и снова бились в голове, отдаваясь болью в висках: «Охотники вернутся, а Калан останется лежать здесь. Никогда больше не улыбнется Калан Волку, не посмотрит своими ласковыми глазами. У Волка больше нет такого друга и, наверное, не будет. А что же теперь сказать девушке Береговых?» Мысли теснились, обгоняя друг друга, и Волк, наконец, застонал, сжав виски ладонями. А Ворон, Кот и Лис отвернулись, делая вид, что ничего не заметили, так как «негоже воину показывать свое горе».

Камней здесь не было, поэтому пришлось копать глубокую яму, чтобы звери не могли вырыть тело Калана. Завернув его в плащ, они уложили покойника на дно ямы, а рядом положили его оружие. Лис пытался было забрать наконечники из черного льда, но Ворон не разрешил ему сделать это. Потом засыпали яму землей, утрамбовали ее и покрыли дерном, чтобы никто не смог найти последнего вигвама друга, разорить его и ограбить.