Текст книги "Черный камень Отрана"

– Восемь лет Жрицы учили вас всему, что умеют сами, всему, чему нас научили долгие века войн. Теперь вы способны вести за собой армии и побеждать – для этого ваши отцы и привезли вас в Храм восемь лет назад. Помните: то, чему вас обучили, – величайшая ценность. Дороже золота и драгоценных камней, потому что знания нельзя украсть или отнять, они пребудут с вами всегда. Пользуйтесь ими на благо своих стран, и, надеюсь, вы навсегда останетесь чистыми и честными, какими я узнала вас здесь. И еще надеюсь, Жрицам никогда не придется стыдиться ваших поступков там, в мире. Идите – и пусть удача не покинет вас…

Хожд и Тиар, не сговариваясь, низко поклонились, и оба знали, что Настоятельница склонилась в ответ.

Вещей у них практически не было: только одежда, но Оружейница перед спуском вручила им мечи, снова привычные, со старыми навершиями, а Жрица Стрел и Тетивы преподнесла по луку и полному колчану стрел.

Провожать королевича и дожа вышли практически все. Нестройная толпа женщин – жриц, воительниц, охранниц, обслуги… У огромной пузатой корзины Хожд и Тиар, переглянувшись, снова поклонились, на этот раз всем, а потом разом вскинули мечи. Их клич далеко разнесся в горах, рассыпаясь многоголосым эхом, и обитательницы Храма оживленно зароптали, прощаясь с теми, кто на их глазах из голенастых подростков, ничего толком не умеющих, превратился в мужчин, о которых скоро заговорит весь Мир.

Заскрипели колеса подъемника, запели туго натянутые тросы, и скоро приземистые кельи Храма и машущих руками женщин заслонило серое тело скалы. Они остались вдвоем, лицом к лицу с высотой и нахлынувшими мыслями. Впереди ждало много нового.

Сай

Пустоши пели, как кувшины на ветру. Ветер вольно гулял по ним от океана до гор на западе – не зная препятствий и границ.

Сай не знал, почему поют Пустоши. Вообще непонятно – что может звучать на ветру? И тем не менее Пустоши пели всегда, сколько он себя помнил. Где-то вдалеке звучали голоса, складывающиеся в заунывную мелодию, но приблизиться к ним никогда не удавалось – голоса отдалялись, потом вдруг затихали, чтобы спустя минуту зазвучать совершенно в другой стороне.

Вскинув на плечо верную баргу, Сай зашагал на север, к Капищу Отрана. Барга тоже умела петь: когда воины Пустошей выходили на битву, они вертели свое оружие над головами и стоголосый вой часто заставлял дрогнуть поклоняющихся железу жителей Паномы.

Широким шагом меряя равнину, Сай размышлял: зачем вызвал его отец? Он ведь могучий колдун, его почитает весь Север, чем может помочь ему Сай? Только силой рук, ловкостью в обращении с оружием да сотней-другой таких же, как и он сам, бродяг-оторвиголов, которые пошли бы за Саем даже в жерло Огненных Пиков.

Капище было совсем недалеко: к закату Сай рассчитывал обнять отца в его гроте, потому что на людях кланялся ему как колдуну наравне со всеми и только наедине позволял себе расслабиться и отбросить довлеющий ком вековых традиций.

Спутники расположились табором на берегах реки, впадающей во внутреннее море: им в Капище делать нечего. Отец (устами посланника, конечно) просил не приводить их близко к Капищу, но и не отпускать далеко. Значит, им нашлось дело… Давно пора – бронзовые ножи скучают за поясом, а барги давно не подавали голос. Доброй драке Сай всегда радовался.

Ноги сами выбирали, куда ступить, мелкие камешки шуршали, потревоженные подошвами кожаной обувки. Вдалеке пронесся табунок диких коней, откочевывающих с юго-запада, из-за крайних гряд еще севернее, в земли жутковатых хоргов. Сай проводил стремительных животных взглядом.

«Как южанам удается их приручить? – подумал Сай с легкой завистью. – Слишком они свободны…»

Верхом он, наверное, преодолел бы расстояние до Капища куда быстрее. Сородичи с запада, со стылых болот и чахлых лесов, когда-то приручили лосей, но воины Пустошей всегда сражались пешком.

Когда Сай достиг площадки сонных идолов, дыхание его оставалось таким же ровным. Отсюда уже виднелись похожие на скрюченные пальцы скалы-столбы, а от скал – темный зев грота Отрана.

Отец был в гроте – склонившись к алтарю из полированной гранитной глыбы, вглядывался в ритуальный узор на старом, испачканном засохшей кровью амулете. Сай опустил баргу на чисто выметенный пол и приложил ладони к щекам, приветствуя колдуна. А через секунду уже обнимал стареющего крепкого мужчину, седого, как лунь, приветствуя отца.

Они не виделись почти год, с тех пор, как случилась неожиданная стычка с меченосцами Паномы. Тогда Камень Отрана вновь свел на нет атакующий порыв южан, вырвав из рук несколько мечей и отклонив все стрелы. К счастью, удалось быстро договориться, Сай выдал паномскому офицеру двоих шалопаев из своего отряда: выяснилось, что они втихую решили ограбить пограничную деревеньку и попытались это осуществить. А деревенские крикнули патруль, проходивший неподалеку…

Колдун отстранил сына, выцветшие его глаза лучились гордостью и легкой тоской. Когда-то он и сам был таким же – молодым, мускулистым и беззаботным. Когда водил орды воинов на пономские поля…

– Что случилось, отец? – подал голос Сай. – Ты никогда не звал меня так настойчиво. Я собирался…

– Не важно, куда ты собирался, – перебил колдун. – Где ты бродил последние две недели?

Сай пожал плечами:

– Вдоль реки, по границе Паномы. Там шныряют люди-из-лодок. Дважды мы их обращали в бегство. А что?

Отец нахмурил густые брови, похожие на комки мокрого снега. Сай почувствовал: случилось что-то недоброе. Неужели кто-то напал на стойбище? Или Панома нарушила долгий мир? Или снова кто-то из его молодцов разграбил караван?

– В Капище пробрались воры. Пять или шесть дней назад. Стражей усыпили – они провалялись без малого сутки. Троих просто зарезали – железными ножами.

– Железными? – изумился Сай. – А как же Камень?

– Они подкрались так, чтобы стражи находились между ними и Камнем, а потом разом метнули ножи.

«Стражей, понятно, проткнуло насквозь…» – подумал Сай. Он прекрасно знал силу черной глыбы.

– И что дальше?

– Камень исчез. За ним воры и приходили.

Сай остолбенел. Святыня всего их гордого рода, Черный Камень Отрана, веками служивший щитом от всех, кто носил железо…

– Они все рассчитали. Ты увел свой отряд на юго-запад, Горт отправился к паномскому наместнику, половина стражей разбрелась охотиться… В стойбище остались только женщины с детьми да подростки.

Колдун замолчал. Сай немного выждал, потом осторожно спросил:

– И что же теперь будет?

Отец взглянул ему в глаза.

– Камень нужно вернуть. И займешься этим ты.

Не раздумывая, Сай кивнул.

– Воры пришли с юга и туда же ушли. Пусть твои воины разделятся на тройки и прочешут всю Паному, до самого моря, а если понадобится, то и дальше. А тебе я дам вот это…

Колдун протянул сыну амулет, который рассматривал несколько минут назад – размером с воробья фигурку, вырезанную из кости. Голова божка-идола стала темной от крови многочисленных жертв, принесенных за многие годы. Два огромных тусклых выпуклых глаза бессмысленно таращились в пространство. Кожаный шнурок вытерся и посерел.

– Возьми. Это поможет найти Камень.

– Как? – спросил Сай, разглядывая лежащий на ладони амулет. Не потому, что не верил. Просто он хотел научиться пользоваться магической вещью. В отличие от большинства воинов Пустошей, Сай не испытывал робости перед магией. Все-таки его отец был колдуном, перед которым склонялся весь Север. А в жилах Сая течет такая же кровь, значит магия рано или поздно покорится и ему.

– Возьми за шнурок, – посоветовал колдун.

Фигурка идола повисла в полутьме Капища, потом медленно и уверенно обернулась к юго-востоку и застыла. Выкаченные глаза глядели в сторону далекого моря.

– Он чувствует Камень и всегда смотрит на него. Найди нашу святыню, и о тебе заговорят Пустоши. А немного позже вожди свободных племен преклонят перед тобой колени. Если Камень вернется в Капище, я скажу: теперь ты этого достоин, Сай!

Рука Колдуна легла на рог оплечия.

– Я верю в тебя, сын.

Сай молчал всего мгновение.

– Й-ээр! Я вернусь, отец, и вернусь с Камнем. Обещаю!

Молодой северянин спрятал амулет, подобрал тяжелую баргу и ушел в льющиеся с лиловых небес сумерки. Он знал, что его ждет: поиск, битва, а затем – слава. Когда-нибудь он поведет за собой всех воинов Пустошей – всех до единого.

Но это еще нужно заслужить.

Рука Сая крепко сжала рукоять барги.

Юхха

Кибитку бросало на неровностях южной степи, деревянные колеса, скрепленные полосами начищенной бронзы, скрипели на осях, словно болотные птицы. Через щели в пологе набивалась серая дорожная пыль. Юхха морщилась: очень хотелось выбраться из душной кибитки, вскочить на оседланного дромара и погнать его к далекому горизонту, туда, где вздыбился неровный хребет. Раздражала ритуальная одежда. И еще было немного неуютно без привычного кривого кинжала у пояса.

Посольство ползло по плоским, как стол, степям. Шесть кибиток и полсотни всадников. С торговцами Порт-Сумана у Великого Шиха Кочевий имелся железный договор: за две больших меры золота суманский корабль доставит посольство к берегам Турана. С недавних пор Великий Ших загорелся идеей сплотить разрозненные кочевья в единую страну, наметить границы, расширить торговлю и – слыханное ли дело! – построить в степях города. Будто вольные сыновья зеленых просторов усидят в каменных домах. Впрочем, Юхха знала, что Великий Ших отнюдь не наивный мечтатель: не так давно через дальние кочевья проезжала туранская конница, и с предводителем туранцев Ших долго толковал, чуть не неделю. Конников вел Горам, полководец по зову крови, правая рука короля… Перенаселенный Туран мог отправить сотни безродных земледельцев в бескрайние степи кочевий, и те рады будут считать себя подданными Великого Шиха: в Туране получить землю им явно не светило.

На Юххе идеи отца отразились неожиданно и скоропалительно: ее прочили в жены младшему сыну туранского короля. То, что принцу едва исполнилось двенадцать лет, никого не смутило; Ших быстро назначил нескольких верных людей в посольство, набил пятерку кибиток золотом, драгоценными камнями, коврами и прочими дарами, буквально силой снял Юхху из седла, велел облачиться в брачное и отправил караван в Порт-Суман. Нападения Великий Ших не опасался: в степях который год было спокойно. За горами лежали земли мирных торговцев Сумана, на востоке плескался океан, а на юге, за водами реки Отхи плотной стеной возвышались медные боры, где водилось только бессловесное лесное зверье. А от пиратов Шепчущей Горловины должны были защитить баллисты и тяжелые арбалеты суманского корабля.

Гортанный крик вывел Юхху из раздумий. Кто-то из всадников перекликался с соседом.

– Вон! Вон, на горизонте!

Второй голос с сомнением произнес:

– Да это просто ветер…

– Порази тебя гром, Махат! Где ты рос? Это пыль из-под колес!

Махат что-то неразборчиво пробурчал.

Юхха одним движением сбросила ритуальную накидку и осталась только в шортах, открытой куртке из шкуры дромара и мягких тапочках-суманах на высокой шнуровке. Нацепить пояс с кинжалом было делом одной секунды.

Отодвинула край полога; в нос ударил знакомый с детства запах дромарского пота пополам с пылью. Сидящий за вожжами Хил вопросительно обернулся, шмыгнув крючковатым носом.

– В чем дело, госпожа?

Юхха фыркнула: успел нахвататься городских словечек!

– Крикни, чтоб подали Иста.

Любимого скакуна Юхха, конечно же, взяла с собой. Минуту спустя она уже влилась в седло, оглаживая рукой горбоносую морду ликующего дромара. В хозяйку лохматый Ист был просто влюблен. Бескорыстно и глубоко.

На горизонте, окруженная облачком пыли, появилась темная точка.

– Что я говорил? – торжествующе обратился к Махату обладатель первого голоса, усач Рохх, десятник охраны. – Повозка!

Юхха прищурилась. Даже на таком расстоянии она различила, что в повозку запряжен не дромар.

Начальник посольства Их-Тад велел остановиться; натянулись вожжи, дромары со вздохом замерли, впечатав мозолистые ступни в иссохшие травы, стих мерный скрип колес, и только клубящееся облако пыли продолжало неспешно ползти вперед.

Охранники стянулись к передней кибитке, взявшись за дротики и причудливо искривленные палки-хавы.

Неведомый путник приблизился, стало видно, что открытую повозку-арбу на больших колесах влечет крупная птица, высоко над степью вскинув клювастую голову. Мощные ноги двигались без видимых усилий, и это при том, что птица помимо арбы с лучником, несла еще одного человека на спине.

Юхха успокоилась: арба была всего одна, да и с хозяевами птиц-стерхов люди Кочевий не враждовали. Собственно, это были дальние родственники, обитавшие несколько западнее племен Великого Шиха. Точно так же они кочевали по степям, только вместо дромаров разъезжали на сильных нелетающих птицах. Пожалуй, стерхи посильнее дромаров. Голова их на длинной шее возвышалась над средним дромаром настолько же, насколько всадник возвышается над пешим.

– Наверное, кто-нибудь из молодых ездил мериться силами с суманскими пограничниками, – проворчал Их-Тад. – Не сидится же им у себя…

Соседи, и правда, в одиночку и группами часто просачивались за перевалы и устраивали с воинами приграничья бескровные побоища, длящиеся иногда дни напролет. Убивать они никого не убивали – не то тренировались, не то испытывали себя. В предгорных Кочевьях болтали, что стерхеты бьются с пограничниками на деньги: кто проигрывает, тот и платит. Может, в этих словах и была доля правды. В предгорьях болтают всякое.

Поравнявшись с посольством, стерхеты криком остановили птицу. Арба, прокатившись несколько шагов, замерла. Всадник соскочил в дорожную пыль, лучник остался в арбе.

– Солнце и Ветер! – стерхет поклонился Их-Таду, отдавая дань уважения его высокому роду. – Благополучия послам Великого Шиха!

– Простор и Свобода, – ответил Их-Тад несколько озадаченно. Эти сорвиголовы уже знали о посольстве! Быстро же вести расползаются по степям.

– Я – Эсхат из кочевья Белого пера. Позволь сразиться с одним из твоих воинов, великий посол. Окажи честь храбрецу…

О себе этот Эсхат был явно высокого мнения. Юхха смерила его оценивающим взглядом: высок, силен… но несколько тяжеловат. Скорее всего, ему недостает быстроты.

Их-Тад приготовился ответить, что не пристало послам терять драгоценные минуты на разные пустяки, что время не терпит, но его перебила Юхха.

– Пусть сразится, Тад, – сказала она, намеренно опустив родовое имя. – Для него это действительно большая честь.

Эсхат поклонился, металлические бляшки, нашитые на его стеганый халат, тихонько звякнули. Лучник метнул ему причудливо изломанный хав.

Их-Тад обернулся к своим всадникам, но его снова перебила Юхха:

– Не трудись, Тад, он будет сражаться со мной!

Эсхат чуть не поперхнулся. Поединок с девушкой в его планы не входил. По крайней мере – поединок с оружием в руках, а не в постели.

У крутого бока Иста незаметно возник Хил-погонщик. Как всегда вовремя. Он протягивал хозяйке ее хав – ствол степного дерева, очищенный от ветвей и отполированный ладонями до гладкости птичьего яйца. Каждый воин долго приноравливался к своему хаву, потому что двух одинаковых не сыскать было во всей степи.

Помедлив, Эсхат метнулся к стерху, коротким рывком распустил упряжь арбы и вскочил птице на спину. Лучник выпрыгнул на землю, развернул арбу и откатил ее в сторону. Всадники посольства пнули дромаров и образовали широкое кольцо.

Юхха ухватила поудобнее хав, исподлобья глядя на противника. Тот движениями ног правил стерха на сближение. Когда птица и дромар сошлись почти вплотную, изломанные палицы встретились, взломав сухим треском повисшую тишину.

Отражая ловкие тычки и отбивая размашистые удары, Юхха тревожила стерхета выверенными контратаками. А когда Эсхат увлекся и неосторожно отвел глубокий выпад, зацепила его крюком хава за край халата и сбросила на землю. Стерх прыгнул в сторону и нерешительно затоптался на месте.

Дерись они насмерть – Эсхат успел бы уже стать покойником. Но Юххе хотелось задать самоуверенному стерхету добрую трепку. Она выскользнула из седла и жестом отослала Иста. Дромар послушно потрусил к повозкам.

Эсхат стал осторожнее, но скорости ему действительно не хватало. Быстро схлопотав два сильных удара по рукам и оставшись без хава, он так и не сумел хотя бы задеть Юхху.

Девушка холодно взглянула на растерянного бойца и демонстративно отбросила хав. Эсхат медленно взялся за кинжал – длинный, изогнутый, широкий у гарды и постепенно сужающийся, острый, словно чешуя басга. Юхха извлекла свой.

Они покружили, поедая друг друга взглядом. Эсхат тянул время, совершенно выбитый из колеи. Видно, не ожидал такой прыти от девчонки. Настроился на легкую победу, а ему надавали по сусалам, будто ребенку.

А потом Юхха ринулась в атаку, быстрая, гибкая и расчетливая, как опытная тигрица. Кинжалы свистели, рассекая воздух. Но кинжал Юххи иногда рассекал не только воздух – полоснул по руке, окрасившись красным, вспорол ткань халата на боку, оцарапал щеку…

Эсхат утратил осторожность и попался на простой трюк: Юхха взяла на излом его руку, вышибла кинжал из ладони и швырнула через спину. Грузно, словно мешок с рыбой, стерхет приложился к поросшей редкими стебельками трав земле. Поднялся он куда медленнее, чем после падения со своей верховой птицы.

Убрав кинжал, Юхха завершила дело голыми руками. И ногами.

Воины посольства победно заулюлюкали, потрясая дротиками и хавами: они-то знали, как страшна в поединке дочь Великого Шиха и как покоряется ей любое оружие.

Эсхат валялся, словно кукла, лицом в пыли. Глаза его стали стеклянными, из носа струилась тонкая красная ниточка.

– Позаботьтесь о нем, – велела Юхха охранникам и повернулась к стерхету-лучнику. Тот выглядел озадаченным.

– Никудышные у вас бойцы, – сказала она. – С женщиной совладать не могут…

Лучник вздохнул и опустил голову. Стерхеты всегда были странными людьми – немного не от мира сего. Не зря Великий Ших не решился покорить всадников-на-птицах; слова Юххи звучали как маленькая месть дочери повелителя Кочевий независимым соседям.

Спустя недолгое время посольство снова ползло, рассекая степь, к Суманским перевалам, а Юхха в ритуальной накидке сидела под пологом кибитки, ничем не напоминая дикую кошку; но все в посольстве знали: дикая кошка живет в ее сердце и в любой момент готова выпустить когти.

Рохх и Махат придержали дромаров, в последний раз бросая взгляд назад, где лучник запрягал стерха. Слегка очухавшийся Эсхат лежал в арбе, ноги его уныло свешивались меж тонких оглоблей.

– Да, – глубокомысленно заметил Рохх. – Не завидую я туранскому принцу…

Хожд

Над Порт-Суманом сияло солнце, совсем как в воспоминаниях Хожда. Все годы обучения ему грезилась одна и та же картина: вид из окна второго этажа отцовского дома: причалы, залитые солнцем, корабли с убранными парусами, пестрая толпа на пирсах и перед ними…

Сейчас он видел все это вживе. И ничто не изменилось: ни дробящееся в волнах моря сияние, ни очертания кораблей, ни гомон толпы. Только не нужно было вставать на цыпочки, чтобы увидеть все, что под окном: теперь Хожду хватало роста.

Часы на ратуше, не видимой из этой комнаты, пробили полдень и тотчас отозвались тяжелым гулом часы в кабинете отца: «Бум-м-м-м… Бум-м-м-м-м…» И так двенадцать раз. От их боя содрогался весь дом. Странно, что не звенела посуда в шкафах и не падали с ажурных столиков дорогие хрустальные вазы. Домашние словно не замечали этих ежечасных встрясок; обостренные Храмом чувства Хожда никак не могли привыкнуть к ним и всегда оказывались застигнутыми врасплох. И зачем отцу эти чудовищные часы?

Пора. Отец собирал в полдень самых влиятельных торговцев Сумана. И намекнул, что присутствие Хожда обязательно.

В библиотеке расположилось человек десять – кто в креслах у стеллажей с книгами, кто у окна – в основном заядлые курильщики, кто за столами. Отец сидел с курильщиками.

Войдя, Хожд с достоинством поздоровался со всеми. Торговцы с любопытством разглядывали возмужавшего сына дожа, которому, наверное, суждено занять в будущем этот пост. Хожд отнесся к оценивающим взглядом спокойно: Храм научил его многому.

Когда собрались все приглашенные, дож погасил трубку и вышел в центр библиотеки, где его могли видеть все собравшиеся.

– Я созвал вас, почтенные горожане, для того чтобы обсудить невеселое положение, в которое некоторое время назад попал Суман. Все, наверное, знают, о чем я говорю, но для одного человека придется рассказать все с самого начала. Для Хожда Румма – моего сына, недавно закончившего обучение в Храме Войны. Потому что именно ему мы намерены поручить хлопотную миссию…

Дерег Румм, Дож Сумана, глава Совета Гильдии торговцев, прервался и внимательным взглядом обвел присутствующих. Затем продолжил:

– Все прекрасно знают, на чем основана наша навигация: на том, что металлические стрелки чувствительны к расставленным на берегах камням Холлы. Сотни лет капитаны водили суда по морю, проходили без всяких проблем Шхеры Шепчущей Горловины, и никогда наши стрелки нас не подводили. Но с недавних пор творится что-то непонятное: стрелки стали врать. Шесть – уже шесть! – кораблей поочередно сели на мель недалеко от Зеленого Рифа. И были разграблены тут же, хотя пиратам мы не так давно задали добрую трепку и вывели их под корень. Приличных кораблей у них не осталось, а располагая лишь лодками, наши суда не захватишь. Смею предположить, что пираты нашли способ запутать нашу систему навигации и пользуются этим нагло и беззастенчиво, хотя совершенно не представляю, как им это удалось. Терпеть подобное безобразие нет никакой возможности, все обеспокоены скачками цен на суманских рынках, многие торговцы терпят убытки… Надо что-то делать. А посему нужно снарядить несколько кораблей и очистить море от пиратов, и главное – выяснить, почему врут наши маяки. Задача не из легких, понимаю, и поручить ее решено Хожду – пусть покажет, что не зря учился в Храме. Готов, сын?

Ни секунды не колеблясь, Хожд ответил:

– Да, отец. Обещаю тебе и уважаемым торговцам Порт-Сумана, что сделаю все возможное, а если понадобится – то и невозможное, и избавлю страну от неприятностей.

Хожд говорил спокойно и уверенно, зная себе цену.

– Хорошо сказано, – заметил один из торговцев. – Теперь нужно так же хорошо справиться с поручением.

– Сколько кораблей и воинов мне дают? И какой отпущен срок?

– Кораблей и воинов – сколько скажешь. А срок – чем быстрее, тем лучше. Торговля хиреет на глазах, слыханное ли дело! А караванов сколько ни посылай, оборот не тот, что морем… С югом связи почти нет, когда такое было…

Спустя час Хожд отправился в порт – поглядеть на корабли, потолковать с капитанами и офицерами морских пехотинцев. Тянуть он не собирался, дело не терпело отлагательств.

– Присмотришь за ним, – негромко сказал дож Лату Кли, седовласому военному советнику, громившему пиратов еще когда сам дож учился ходить. – Если все будет делать как надо, не вмешивайся. А если провалит… что ж, значит зря я платил Храму.

– Надеюсь, что не зря, – ответил Лат. – Мне он понравился. Справится, не сомневайся.

– Посмотрим… Харид, почему твои лавки второй день не торгуют шандаларскими тканями? Только не говори, что у тебя кончились завезенные из Гурды запасы.

Разговор перешел на торговые темы, курильщики запыхтели трубками еще яростнее; покинувший библиотеку Лат еще долго слышал разные голоса. Он тоже отправился в порт.