Текст книги "Россия и европейский империализм"
Автор книги: Владимир Василик
Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
Следует сказать, что пропагандистский топос Наполеон-антихрист, Наполеон-демон присутствовал не только на «высоком уровне» пропаганды, но и на заниженном, он был представлен на Ростопчинских афишках: «Московский мещанин, бывший в ратниках, Карпушка Чихирин, выйдя из питейного дома, заговорил под орлом так: «…Полно демоном наряжаться, молитву сотворим, так до петухов сгинет»[153]153
Богданович Е. В. 1812 год. СПб, 1912. С. 160.
[Закрыть].
Особым значением обладала поэтическая пропаганда, которая зачастую велась на очень высоком поэтическом уровне. Стоит вспомнить хотя бы знаменитое стихотворение Жуковского «Певец во стане русских воинов», а также стихотворение Н. М. Карамзина, приводимое ниже:
Конец победам! Богу слава!
Низверглась адская держава:
Сражен, сражен Наполеон!
Есть правды Бог: тирана нет!
Преходит тьма, но вечен свет.
Сокрылось нощи привиденье,
Се утро, жизни пробужденье!
Злодей торжествовал: где он?
Исчез, как безобразный сон[154]154
Чимаров. Русская Православная Церковь…. С.234..
[Закрыть].
Итак, империя Наполеона в этом стихотворении сравнивается с адской державой, то есть с царством Антихриста. Апокалиптические мотивы, присутствующие в этом прекрасном стихотворении, очевидны. Прежде всего, это низвержение адской державы: «И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним (Откр. 12, 9). Следующий мотив – наступление утра; стоит вспомнить слова Христа в Апокалипсисе: Аз есмь звезда светлая и утренняя» (Откр.22? 16). Еще одна новозаветная аллюзия – из послания апостола Иоанна Богослова: «Тьма проходит, а истинный свет уже светит» (1 Иоан. 2, 8). Для дальнейшего развития наполеоновской темы большое значение имеет сюжет исчезновения тирана, как «безобразного сна», к которому мы еще вернемся.
Молодой Пушкин в пору своей лицейской юности находился под влиянием антинаполеоновского мифа, и это – не случайно: его отрочество совпало со страшной войной, где сражались, терпели раны и погибали братья лицеистов, и сами они хотели одного – попасть в действующую армию. В стихотворении «Была пора, наш праздник молодой» Пушкин описывает свой настрои и настроение своих соучеников:
В своих антинаполеоновских инвективах Пушкин отчасти следует поэтическим традициям Карамзина, которого он глубоко чтил. Вв «Воспоминаних в Царском Селе» он пишет:
Тема сна разовъется Пушкиным как в стихотворениях, посвященных Наполеону («Наполеон» (1821 г.), «Недвижный страж дремал» (1824), так и в «Борисе Годунове». К ней мы еще вернемся.
В начале Ста дней Пушкин пишет антибонапартистское стихотворение, Наполеон на Эльбе в котором Наполеон предстает, как «угрюмый губитель», кующий «новую цепь Европе», хищник, мечтающий видеть «мир в оковах». За героем стихотворения явно проглядывает образ Антихриста.
Образ Наполеона-Антихриста в русской поэзии присутствовал не только на возвышенном уровне од Карамзина и Пушкина, но и на заниженном, смеховом. И здесь нельзя не привести одно стихотворение, написанных В. Л. Пушкиным, пожалуй, одно из самых гениальных, посвященных Наполеону.
Завещание Н. Бонапарте
Предчувствуя мою кончину,
Законным Королям я уступаю трон,
Чтобы из милости производили сыну
Хотя сиротской пансион.
От братьев не видал я никакой заслуги,
Пускай живут их, чем хотят,
Пускай из Королей пойдут они хоть в слуги,
Сестер же в госпиталь под старость поместят.
Остатки гвардии и войска распускаю,
И благодарность им мою
За службы, раны их и голод объявляю,
Но жалованья не даю:
Где взять его, когда я сделался банкрутом,
Все знают, что война была без барыша.
(Обманут жестоко я Коленкуром плутом).
Вся собственность моя теперь: одна душа,
Один мой только гений!
Отказываю их я Князю Сатане,
Который сочинял со мною бюллетени
И помогал во многом мне.
Пред смертию моей прошу у вас прощенья,
Не требую себе богатых похорон;
Я даже обойтись могу без погребенья;
Прощайте; помните, что был Наполеон[157]157
Приведено в книге: Чимаров. Русская православная церковь… С. 291.
[Закрыть].
В этом ядовитом, но изящном стихотворении с зеркальной точностью отражены взаимоотношения в семье Наполеона – вечные склоки, компрометирующее поведение братьев и сестер диктатора[158]158
Братья Бонапарта Жером и Люсьен за мезальянсы были исключены из императорской семьи. Прочие братья – короли завоеванных Наполеоном государств – больше доставляли ему хлопот, чем помогали в управлении империей. Сестры Наполеона скандализировали общественное мнение своим поведением. О взаимоотношениях при дворе Наполеона см. в частности Charles Otto Zephinis. Court de Napoleon. Paris, 1970.
[Закрыть], и их полная ничтожность без него[159]159
Характерно восклицание Полины, сестры Наполеона во время Ваграма, когда пронесся ложный слух о его гибели: «Без него нас всех перережут!».
[Закрыть]. Великолепно показано и банкротство Наполеона, а также и его постоянное стремление переложить вину за свои ошибки и провалы на подчиненных[160]160
Характерно, как Наполеон объяснял Коленкуру провал своей испанской политики: «Меня обманули, или вернее, события обманули всякую человеческую предусмотрительность. Можно ли предвидеть, что Мюрат будет делать только глупости, а Дюпон пойдет на подлость? Причиной восстания в Испании была жадность Дюпона, его корыстолюбие…». См. См. Арман де Коленкур. Мемуары. Смоленск, 1991. С. 306.
[Закрыть]. Выбор в качестве «козла отпущения» Коленкура тем забавнее, что Арман де Коленкур, посол в России перед войной 1812 года, всегда был против войны с Российской империей[161]161
Вот характерный разговор между ним и императором. Коленкур: «Война и мир в ваших руках, государь. Я умоляю ваше величество подумать о счастье Франции, когда ваше величество будете выбирать между превратностями войны и хорошими выгодами скрытого мира». Наполеон: «Вы говорите как русский». Коленкур: «Скорее как добрый француз, как верный слуга вашего величества». См. Арман де Коленкур. Мемуары. С. 47.
[Закрыть]. Не упустил В. Л. Пушкин и истерического театрального позерства Наполеона – восклицание после полного и позорного провала: «Прощайте, помните, что был Наполеон».
Однако, главное для нас здесь другое – тема Антихриста. Сатана выступает здесь в виде мелкого беса, наполеоновского секретаря-сочинителя заведомо лживых, либо неполных бюллетеней. Шедевром из них по праву может считаться бюллетень после переправы через Березину, когда Великой армии уже почти не существовало: «Здоровье его Императорского Величества в полном порядке». В Священном Писании и Предании Сатана выступает как отец лжи: «Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи» – говорит Христос фарисеям (Иоанн. 8, 44). Излишне говорить, что образ человекоубийцы и лжеца в высшей степени актуален для Наполеона.
Теме «мелкого беса» казалось бы противоречит слово «Князь», однако, стоит вспомнить, что маршалы и помощники императора Наполеона получали пышные титулы герцогов и князей[162]162
Например Даву – князь Экмюльский. Бертье – князь Невшательский и т. д.
[Закрыть] и таким образом в рамках данного стихотворения сатана вполне может играть роль и секретаря, и маршала Наполеона.
А теперь, если мы обратимся к Апокалипсису, то увидим, что Антихрист действует не один: ему поспешествует лжепророк (Откр. 13, 1-4, 11-14). Против Бога и святых в Апокалипсисе воюет двоица зверей, точно также как против России воевали герои стихотворения – Наполеон и Сатана. И, наконец, слова «Я даже обойтись могу без погребенья» могут относиться не только к нечестивому правителю, недостойному даже похорон[163]163
См. пророчество Иеремии о нечестивом иудейском царе Иоакиме, сыне Иосии: «Ослиным погребением будет он погребен, вытащат его и бросят далеко от Иерусалима» (Иерем. 22, 19).
[Закрыть], но и к Антихристу, который живым будет брошен в озеро огненное: «А диавол, прельщавший их, ввержен в озеро огненное и серное, где зверь и лжепророк, и будут мучиться день и ночь во веки веков» (Откр. 20, 13).
Отгремели бои наполеоновских войн, но тема Наполеона-Антихриста не исчезла. особенно актуальной она была для Пушкина в двадцатые годы. В это время Образ Наполеона характеризуется высшим напряжением и внутренней амбивалентностью, что и отразилось в стихотворении «Зачем ты послан был»:
Умерший Наполеон для Пушкина становится священным и неприкосновенным:
Сама его смерть становится неким мученичеством, а скала острова Святой Елены едва ли не уподобляется Голгофе[166]166
Пушкин мог находиться под влиянием бонапартистского мифа о Наполеоне как о втором Христе, в том числе – страждущем и воскресшем. Свидетели второго пришествия Наполеона, его высадки на французский берег, триумфальных столкновений с посланными против него войсками в один голос говорят о вернувшемся императоре как о «воскресшем Мессии». О том же рассказывает очевидец торжественного, на руках внесения Наполеона в Тюльерийский дворец: «Те, кто нёс его, были, как сумасшедшие, и тысячи других были счастливы, когда и удавалось поцеловать одежды его или только прикоснуться к ней… Мне казалось, что я присутствую при воскресении Христа».
[Закрыть]:
Одна скала, обличье славы.
Там погружались в хладный сон
Воспоминанья величавы:
Там угасал Наполеон.
Там он почил среди мучений.[167]167
Стихотворение «К морю». Пушкин. Полн. собр. соч. Т. II. С. 181. С исторической точки зрения, конечно, подлинным мучеником явился Гудсон Лоу, тюремщик Наполеона, добросовестный служака, которого Бонапарт изводил своими капризами, а английская общественность обвинила…. в убийстве экс-императора. Затравленный «общественным мнением» он умер в полном одиночестве.
[Закрыть]
Наконец, сама смерть Наполеона в 1824 году представлялась Пушкину некоей казнью по манию царей:
Ни пламя бледное нахмуренных очей
Не обличали в нем изгнанного героя,
Мучением покоя
В морях казненного по манию царей»
«Недвижный страж дремал…»[168]168
Там же. С. 159. При всем почтении к творчеству Пушкина, следует отметить, что «казнь покоем» выглядит неким оксюмороном, тем более в отношении человека, повинного с точки зрения законов XIX века целом ряде преступлений – в попрании договоров, развязывании неспровоцированных войн, убийстве мирных жителей, беззаконном убийстве принца королевской крови.
[Закрыть]
Однако, даже в казалось в самый про-наполеоновский период южной ссылки тема Наполена-антихриста не исчезает из пушкинских стихов. Во-первых, Наполеон – презритель человечества и его враг:
Во-вторых, в стихотворении «Наполеон» Пушкин продолжает карамзинскую тему гибельного сна, связанного с «адской державой» Наполеона:
Ты вел мечи на пир обильный
Все пало с шумом пред тобой.
Европа гибла, сон могильный
Носился над ее главой.
В третьих, падение Наполеона выдержано в иконографических тонах низвержения Сатаны:
С одной стороны, Пушкин исторически точен: Наполеона папа в Париже действительно венчал железной короной итальянских государей и римских императоров. С другой стороны, здесь есть известный иконографический момент: в религиозной живописи XVIII–XIX века Сатану и антихриста часто изображали в железной короне, в том числе и в момент низвержения в бездну. Не исключено, что на это четверостишие повлияли соответствующие живописные образцы и соответственно, Наполеон получает известные черты Антихриста. Стоит отметить и другой момент: во время коронации в Нотр Дам император вопреки церемониалу выхватил корону из рук папы Пия и надел ее сам[171]171
Тарле Е. Н. Наполеон. М., 1957. С. 152
[Закрыть]. Соответственно мы получаем здесь «коронацию наоборот», время оборачивается вспять. И, наконец, низвержение в бездну – апокалиптический мотив, уже рассмотренный нами выше.
Начиная с 1825 года в пушкинском восприятии Наполеона происходит очередной поворот, связанный с работой над «Борисом Годуновым» и осмыслением Смутного времени как своеобразной русской революцией начала XVII в. И здесь проявляется историческая параллель Самозванец – Бонапарт.
За образом Лжедимитрия в трагедии незримо просматривается образ Наполеона. В пользу этой теории можно привести целый ряд доводов, уже представленных предыдущими исследователями.[172]172
См. Эткинд. «Сей ратник, вольностью венчанный… С. 40 и далее.
[Закрыть] Это и обещание Басманова Годунову:
И замолчит и слух о самозванце;
Его в Москву мы привезем, как зверя
Заморского, в железной клетке…
Исторический Басманов не давал подобного обещания, оно прозвучало из уст маршала Нея во время Ста Дней, когда король Людовик XVIII поручил ему остановить Наполеона.[173]173
Манфред А. З. Наполеон Бонапарт. Сухуми. 1990. С. 652. Отметим, что как Ней, так и Басманов изменили своим прежним государям, но до смерти служили тем, к кому перешли. Вряд ли Пушкин не задумывался над подобной параллелью.
[Закрыть]
Второй сюжет – параллель между Ста днями и вторжением Лжедимитрия:
Димитрия ты помнишь торжество
И мирные его завоеванья,
Когда везде без выстрела ему,
Послушные сдавались города,
А воевод упрямых чернь вязала.
Эта картина не вполне верна относительно похода Самозванца: ему оказал ожесточенное сопротивление Новгород-Северский, где воеводой был Басманов, а под Добрыничами его наголову разгромили войска, верные Годунову, но зато она полностью соответствует Ста дням Наполеона, когда действительно без единого выстрела ему сдались Гренобль, Лион и, наконец, Париж[174]174
Есть еще один “наполеоновский след” в трагедии – слова капитана Маржерета: “Puisque le vin est tiré, il faut le boire. – “так как вино откупорено, надо его выпить”. это – любимая поговорка Наполеона, легко узнаваемая современниками Пушкина
[Закрыть].
Есть еще один “наполеоновский след” в трагедии – слова капитана Маржерета: “Puisque le vin est tiré, il faut le boire. – “так как вино откупорено, надо его выпить”, это – любимая поговорка Наполеона, легко узнаваемая современниками Пушкина.
Наконец, это и достаточно исследованная тема «мнения народного» и виртуальности, мнимости как Самозванца, так и Наполеона[175]175
См.в частности. Фомичев С. А. Драматургия Пушкина // История русской драматургии XVII–XIX века. М.1982. С. 267–296. Эткинд. Сей ратник. С. 42.
[Закрыть]. В трагедии на пренебрежительные слова Басманова «Да много ль вас, всего-то восемь тысяч», Гаврила Пушкин высказывает важную для пушкинской концепции истории мысль:
Но знаешь ли, чем мы сильны, Басманов?
Не войском, нет, не польскою подмогой
А мнением. Да, мнением народным».
Однако, само народное мнение характеризуется достаточно нелестно:
…безсмысленная чернь
Изменчива, мятежна, суеверна,
Легко пустой надежде предана,
Мгновенному внушению послушна,
Для истины глуха и равнодушна,
А баснями питается она.
Ей нравится безстыдная отвага…
На феномене постоянной удачи, “безстыдной отваги”. постоянной авантюры и держался Наполеон; как только удача отвернулась от него, рухнул его режим. Портрет “ изменчивой, мятежной черни, преданной пустой надежде,” точно соответствует состоянию французского общества времен революции и наполеоновских войн, позднее Лермонтов кинет французам горький, но справедливый упрек:
Как женщина, ему вы изменили,
И, как рабы, вы предали его.
Однако в трагедии есть еще одна тема, связывающая ее с революционным и наполеоновским временем, это – ниспровержение легитимизма и утверждение “популистского”, демократического принципа. Характерен диалог Гаврилы Пушкина и Басманова. Жалкая попытка Пушкина легитимизировать Самозванца проваливается, и тогда он выдвигает совершенно иную аргументацию:
Россия и Литва
Димитрием давно его признали,
Но, впрочем, я за это не стою.
Быть может, он Димитрий настоящий,
Быть может, он и Самозванец. Только
Я ведаю, что рано или поздно
Ему Москву уступит сын Борисов[176]176
Пушкин А. С. Полное собрание сочиненений. Т. V. Л., 1978. С. 274–275. Далее – Пушкин. Полн. собр. соч. Т. V.
[Закрыть].
Тема “мнения”, как мнимости, призрачности, самообмана достаточно освещена исследователями[177]177
Cм. Фомичев С. А. Драматургия Пушкина… С. 290.
[Закрыть]. Для нас важно то, что на место легитимизма выдвигается принцип признания, законность, исходящая сверху, подменяется “мнением» снизу – тем, которое сделало Наполеона первым консулом и императором, а затем вернуло на престол.
Итак, сюжет Наполеон и Лжедимитрий кажется достаточно изученным. Однако, некоторые моменты, на наш взгляд, подлежат дальнейшей разработки. Среди них – сцена «Лес», начинающаяся с разговором над падшим конем, и завершающаяся сном Самозванца.
Самозванец исчезает из трагедии за четыре сцены до ее окончания. Многие исследователи уже заметили один важный момент: Отрепьев появляется из сна и уходит из действия во сне[178]178
Фомичев С. А. Комедия о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве А. С. Пушкина // Труды Отдела Древнерусской Литературы. Т. 48. СПб. 1993. С. 421–428
[Закрыть]. К их наблюдениям относительно нереальности, виртуальности существования Самозванца необходимо добавить, что в православной традиции сон часто символизирует смерть, это – наиболее благоприятное время для деятельности демонских сил. “Просвети очи мои, Христе Боже, да не когда усну в смерть, да не когда речет враг мой: “Укрепихся на него” – говорится в вечерней молитве. Часто суетность мира и жизни в православной гимнографии сравнивается со сном: “Воистину суета всяческая, житие же сень и соние…”[179]179
Седален по третьей песни погребального канона.
[Закрыть]. Подобное понимание не было чуждо Пушкину: в “Медном Всаднике” задается вопрос:
В шестой главе “Евгения Онегина” сон ассоциируется со смертью:
Эта ассоциация еще ярче видна в стихотворении “Наполеон”:
Европа гибла; сон могильный
Носился над ее главой.
Итак, сон Самозванца и в начале, и в конце трагедии может быть связан со смертью, суетой, тщетностью. Однако он имеет еще одно значение: Лжедимитрия можно ассоциировать с Наполеоном – ночным гостем, “исчезнувшим, как тень зари” стихотворения “Недвижный страж дремал на царственном пороге”:
То был сей чудный муж, посланник Провиденья,
Свершитель роковой безвестного веленья[182]182
Наполеон говорил про себя. Я только слуга природы вещей.
[Закрыть],
Сей всадник, перед кем склонилися цари,
Мятежной вольности наследник и убийца,
“Сей хладный кровопийца,
Сей царь, исчезнувший, как сон, как тень зари.[183]183
Пушкин. Полн. собр. соч. Т. V. С. 159.
[Закрыть]
Отметим, что Самозванца также называют “чудным”.
“Опасен он, сей чудный Самозванец” – говорит Борис Годунов:
По ходу трагедии он воспринимается как “посланник Провиденья”:
“Хранит его, конечно, Провиденье” – слова боярина Пушкина.
Наконец, не случайно изображение Самозванца верхом в сцене “Граница Литовская” и сцена с павшим конем в сцене “Лес”. Самозванец-всадник сопоставим с «Всадником, перед кем смирилися цари», который исчезает «как сон». Однако, у них может быть общий архетип: – четыре апокалиптических всадника (Откр. 6, 2-8), черты которых, по нашему мнению близки к герою стихотворения «Недвижный страж» и сопоставимы с деятельностью Наполеона.
Проведем сравнительный анализ по пунктам
Тема Антихриста представлена в стихотворении «Недвижный страж дремал на царственном пороге» также и сравнением – исчез, как тень зари. Выше мы уже говорили о словах Христа: «Аз есмь звезда светлая и утренняя» (Откр. 22, 16). Однако, не следует забывать, что утренней звездой – Люцифером, или денницей, называется также сатана – в прошлом, блистающий благодатной славой Ангел, а затем носитель вечного мрака, могущий, однако, принять вид «ангела светла», но уже не обладающий подлинным светом, а лишь его виртуальным, обманчивым подобием. Сатана-Люцифер онтологически вполне описуется словами «тень зари». Однако подобное же сравнение применимо и к его слуге Антихристу. И соответственно, параллель между всадником-Наполеоном и всадником Самозванцем в конечном счете выводит нас к теме антихриста.
Что касается образа Самозванца-антихриста, то в трагедии он достаточно очевиден:
В каком-то смысле проблема Самозванца – это вопрос об антихристе. Действительно, если царевич Димитрий принят “в лик ангелов небесных” и стал “великим чудотворцем”[184]184
См. рассказ патриарха в сцене “Царские палаты”.
[Закрыть], и как мученик Христов он является богоносцем и христоносцем[185]185
Выражение взято из послания Игнатия Богоносца к Ефесянам (9,2) и достаточно распространенное в церковной письменности, в том числе и литургической письменности, чтобы Пушкин мог быть с ним знаком.
[Закрыть], то кем становится человек, принявший на себя имя и облик святого? В ряде мест трагедии Самозванец характеризуется как слуга дьявола, или бесовский фантом. Вот что о нем говорит Афанасий Пушкин:
Согласно Преданию Церкви, души умерших сами по себе не могут являться живым, чаще всего их явления связаны с бесовскими мечтаниями. Соположение “дух” и “безстыдный Самозванец” не оставляют сомнения в том, какой это дух[187]187
Отметим однако, что мысль Афанасия Пушкина в своем роде следует гегелевской триаде: тезис, антитезис, синтез. Вначале – “спасенный царевич” как носитель благодатного начала, затем – демонский дух и, наконец, самозванец, в котором перемешаны добро и зло.
[Закрыть].
Еще более очевидно образ Антихриста проявляется из сентенции Самозванца:
Отметим в этой сентенции библейскую параллель -”вокруг меня народы возмутила” – реминисценция из псалма второго: ”Зачем мятутся народы” (“Вскую шаташася языци” – Пс. 2, 1). Псалом второй имеет эсхатологическое значение: он говорит о восстании народов против помазаника Божия. Известно кто возмущает народы – дух тьмы, Итак, Самозванца усыновляет тот царь, кого не стоит помянуть к ночи, кто возмущает народы. Остановимся на стихе: “и в жертву мне Бориса обрекла”. Если вдуматься в первоначальный, буквальный смысл, то Самозванец воспринимается либо как языческий кумир, либо как демон, которому приносят человеческие жертвы. Вспомним слова сто пятого псалма: “Служили истуканам их, которые были для них сетью. Приносили сыновей своих и дочерей своих в жертву бесам” (Пс. 105, 36-37). Наконец, Патриарх, выразитель церковной правды и праведности, называет Отрепьева “бесовским сыном, расстригой окаянным”. Для него “обман безбожного злодея” непосредственно связан с “мощью бесов”.
Парадокс состоит в том, что Пушкин не демонизирует характер Отрепьева, напротив, он наделяет его многими привлекательными чертами, рассмотренными выше, но факт остается фактом: если царь-помазанник Божий несет в себе образ Христа, то Самозванец исполняет страшную роль лжецаря-антихриста. Так, в сцене “Краков. Дом Вишневецкого” Самозванец является во всем блеске своего таланта обольстителя, пытаясь соединить в своем деле несоединимое – православие и католичество, русских и поляков, казаков и бояр, при этом он ласкает всех щедро раздает обещания, не задумываясь о их выполнимости, а следовательно – не заботясь о выполнении. Над этой черту следует особое внимание: по церковному учению Антихрист – лжец и обольститель, “пришествие которого будет со всяким неправедным обольщением погибающих” (2 Фес. 2, 10), и в начале своего правления предстанет добрым и благостным, обещающим всем блага[189]189
См. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. Глава 99. Об антихристе: «И в начале своего царствования, а вернее тирании он изображает праведность, а когда возьмет верх, то… выкажет всю свою злобу» // Иоанн Дамаскин. Источник знания. М., 2002. С. 333.
[Закрыть].
Обращение Самозванца со своими сторонниками вписывается в рамки утилитарного прагматизма, манипулирования и “политической технологии” – игры на всех сторонах человеческой натуры, как на высоких, так и на низких. Характерен его разговор с поляком:
“Ты кто таков?”
Поляк.
“Собаньский, шляхтич вольный
Самозванец.
Хвала и честь тебе, свободы чадо!
Вперед ему треть жалованья выдать…”
Здесь явный комизм ситуации: возвышенное “свободы чадо” преспокойно соседствует с низменной “третью жалованья”. Но соположить их может явный циник.
Во время разговора с Мариной, когда обнаруживается, что ему нечем клясться, ибо за ним ничего не стоит, Самозванец окончательно решает соединить себя с инфернальным, демоническим, виртуальным миром, именно этому посвящен уже рассмотренный нами монолог – “Тень Грозного меня усыновила”.
Одним из ключевых слов в нем – “игра”:
Отныне Самозванец безвозвратно ввергается в призрачный мир “кровавой игры” и абсолютной лжи. Его не просто усыновляет тень Грозного, он сам становится тенью царевича Димитрия, а также – своей собственной, отрекается от своей личности. И, как тень, как призрак, Самозванец оказывается неуязвимым: если Годунов терзается муками совести и испытывает раздвоение, то Лжедимитрий он оказывается внутренне целостным и непротиворечивым, его не может мучить внутренняя неправда, ибо он пропитан ею. Он чувствует свою силу в абсолютной лжи и понимает, что она востребована окружающим его обществом, ибо место правды заняла польза:
… Но знай,
Что ни король, ни папа, ни вельможи
Не думают о правде слов моих.
Казалось бы, сравнение Наполеона с Самозванцем хромает одним существенным недостатком: Наполеон не выдавал себя за другого. Однако, слово Самозванец может обладать и другим значением и прочтением – само призвавшийся, сам себя призвавший.
И с этой точки зрения Наполеон может быть назван самозванцем.
Пушкин напряженно думал над этим вопросом, что и отобразилось в стихотворении.
Зачем ты послан был и кто тебя послал?
Чего, добра иль зла ты верный был служитель?
Сама по себе постановка вопроса – зачем ты послан был, и кто тебя послал – весьма значима. Здесь мы наблюдаем ту же колеблющуюся двусмысленность, ту же бескоординатность, что и в реплике Пушкина – спасенный ли царевич, иль некий дух во образе его. Однако, конечная оценка Самозванца (и соответственно, типологически связанного с ним Наполеона) недвусмысленна: реплики «народ в ужасе молчит», народ безмолвствует» в ответ на призыв кричать «Да здравствует царь Димитрий Иванович» говорят за себя. На глазах у потрясенного народа рушится красивый миф о добром, благостном “царевиче”, чудесно спасенном от гибели, идущем с “любовью, миром”. “Московские граждане” увидели в нем те же черты, что и в Годунове – жестокость, прагматизм, а главное – ложь, и поняли, что они стали жертвой грандиозного обмана и заложниками безблагодатной власти, куда более циничной, неправедной и безбожной, чем прежняя. Пока народ бессилен что-либо изменить, но это “безмолвие” является грозным предупреждением Самозванцу и предвестием его скорого падения, а также – новых потрясений для России.
Следующий этап переосмысления Наполеона связан с принципиальным неприятием поэтом все усиливающегося преклонения перед Наполеоном как перед сильной личностью. В двадцатые-тридцатые годы в Европе возникает еще один вариант апологетического мифа: в глазах новых героев типа бальзаковского Растиньяка имя Наполеона становится символом могучего и умелого покорителя судьбы. С такой «героизацией» императора Пушкин решительно не согласен. Назовем условно его способ развенчания такого Наполеона антибуржуазным мифом. Первые следы нового подхода заметны уже в Евгении Онегине: в Наполеоне подчеркиваются черты индивидуалиста, презирающего людей и готового принести в жертву своему тщеславию сотни тысяч человеческих жизней:
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно.
Нам чувство дико и смешно.
(VI, 37)
За этими словами просвечивает любимое выражение Наполеона – chair de canon – пушечное мясо. Прозаическим комментарием к этим поэтическим строкам могло бы стать высказывание Пушкина об огромных военных наборах императора: «Наполеоновская конскрипция производилась при громких рыданиях и проклятиях всей Франции». Заметим, что и Стендаля тревожила тема «пушечного мяса», он называет точную цифру: «80 тысяч солдат в год достаточно, чтобы давать четыре больших сражения» (VI, 60).
По нашему мнению, с обобщением «Мы все глядим в Наполеоны» может быть также связан образ современного человека в седьмой песни Евгения Онегина.
Да с ним еще два-три романа,
В которых отразился век,
И современный человек
Изображен довольно верно,
С его безнравственной душой
Себялюбивой и сухой,
Мечтанью преданной безмерно,
С его озлобленным умом,
Кипящим в действии пустом.
В этом образе угадываются черты Наполеона: его бессердечие, жестокость, цинизм и неразборчивость в средствах, мечтания о мировом господстве, действительно значительный, но озлобленный ум, направленный на разрушение, и бешеная активность, кончившаяся ничем[191]191
Пустое действие может пониматься не только по процессу, но и по результату. По итогам Наполеоновских войн Франция вернулась к границам 1792 года. С точки зрения территориальной итог нулевой, с иных позиций – отрицательный, с учетом миллиона (если не более) убитых французов и немалой контрибуции. См. Тарле. Наполеон. С. 372.
[Закрыть]. Однако, описанный Пушкиным характер в значительной мере соответствует человеку последних времен, охарактеризованном в Первом послании апостола Павла к Тимофею: «Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся. Таковых удаляйся». (1 Тим. 3, 1-5). Соответствие созданным Пушкиным стихотворного портрета современного человека апостольскому пророчеству о нравах предантихристова времени вкупе с замечанием «мы все глядим в Наполеоны» дает нам основание считать, что именно человека наполеоновского типа Пушкин считал типичным для своей эпохи, а также то, что образ Наполеона-антихриста не утратил для Пушкина своей актуальности во второй половине двадцатых годов и является одним из ведущих лейтмотивов Наполеоновской темы в романе Евгений Онегин.
Для последней модификации пушкинского мифа характерен образ Наполеона, запечатленный в чугунной кукле. Этот образ можно трактовать как переходный от романтическогюсюс мифа, реализованного в массовом сознании эпохи, к новому варианту антибонапартистского мифа об игроке, прагматичном и расчетливом авантюристе. При описании кабинета Онегина чугунная кукла поставлена в один ряд с портретом лорда Байрона, подчеркивается ее близость романтическому восприятию:
По наблюдению Ю. М. Лотмана, в картине интерьера кабинета Онегина запечатлены некоторые черты кабинета Чаадаева. К этому можно было бы добавить, что статуэтка Наполеона – реалия большинства кабинетов интеллигентного человека эпохи. Вспомним красноречивое свидетельство П. А. Вяземского в статье Новая поэма Э. Кине «Наполеон», помещенной в «Современнике» № 2. Критикуя поэму Кине за напыщенность и высокопарность, он в то же время пишет: «После Ночного смотра Зейдлица я не знаю ни одного поэтического изображения Наполеона, которое было бы разительнее простотою и верностью своей. Это не богатая картина великого художника, не Вандомский памятник: нет, это живая литография для всенародного употребления, чугунная настольная статуйка, в маленькой шляпе, в сюртуке, с руками, сложенными крестом на груди. Ее неминуемо встречаешь в каждом кабинете любопытного и мыслящего современника, или на камине щеголя как вывеску умения его убрать свою комнату по требованиям новейшего вкуса»[193]193
Вяземский П. А. Новая поэма Э. Кине. «Современник», 1836. С. 234.
[Закрыть]. Характерно, что в описании Вяземского превалирует интонация восхищения, у Пушкина же – явный негативный оттенок. Примечательно, что первоначальный вариант (в черновиках) «И кукла медная герою» был заменен на окончательный «И столбик с куклою чугунной» (VI, 147). Слово «герой» исчезло, а медь, звонкий металл славы, заменен на тяжелый, неподвижный чугун. Сама замена металла не случайна, во-первых она связана с артиллерийским прошлым Наполеона, с чугуном пушек и орудийных ядер и с одним из эпизодов возвышения Наполеона – расстрелом роялистского мятежа из пушек в 1795 году, когда он без всяких сомнений и угрызений совести[194]194
А. З. Манфред абсолютно прав, отзываясь о словах Анри д`Эстра о «внутренней борьбе между чувством и долгом в Бонапарте» и о «капитуляции его совести», как об абсолютном домысле. См. Манфред. Наполеон Бонапарт. С. 109. Действительно, было бы чему капитулировать.
[Закрыть] поставил батарею, которая выкосила несколько сотен человек. Во-вторых, чугун типологически связан с идеей железного века, в 1824 году Пушкин напишет в стихотворении «Разговор книгопродавца с поэтом:
Образ железного века присутствует также в образе железного царства в книге пророка Даниила (см. ниже) и как раз после него настанет то царствие, которому не будет конца, то есть царство Христово, которое, как известно, должно прийти после краткого правления Антихриста. Ассоциации с книгой Даниила тем более возможны и законны, что в церковных песнопениях тот золотой кумир, который поставил царь Навуходоносор (Даниил, 3 глава: см. ниже), называется «столп злобы богопротивныя», соответственно, возможны связи – столп – столбик.
Теперь, перейдем к образу «куклы». Образ «чугунной куклы» может быть рассмотрен в свете идей Р. Якобсона о важной роли статуи в поэтической мифологии Пушкина[196]196
Якобсон Р. О. Статуя в поэтической мифологии Пушкина // Работы по поэтике. М., 1987. С. 153.
[Закрыть]. Между тем, на наш взгляд, кукла (образ из VII главы Евгения Онегина, законченной 4 октября 1828 г.) оказывается важным связующим звеном между двумя мифологемами, статуи и императора, романтической и новой («буржуазной») стадиями развития антибонапартистского мифа[197]197
Вольперт. Пушкинская Франция… С. 181
[Закрыть]. Важно и то, что кукла своей простотой, лаконизмом деталей соответствовала мифологизированному образу, создаваемому самим Наполеоном, и столь широко используемому массовым романтическим сознанием. В то же время представление о Наполеоне как о буржуазном человеке, одновременно прагматике и авантюристе, начинает одновременно распространяться как в Европе, так и в России. Но, если говорить о реалиях «железного, девятнадцатого века», то нельзя забывать, что, во-первых это – эпоха, склонная к системности и механичности, зачастую человек в ней – не более, чем винтик в государственной или военной машине. Во-вторых, девятнадцатый век все более стремится разъединить власть публичную и власть реальную, сделать короля или президента не более чем марионеткой в руках опытных кукловодов[198]198
В связи с этим понятна та ненависть, которую европейские газеты испытывали к русскому самодержавию не только в силу цивилизационного противостояния, но и в силу соединения в лице русского императора власти публичной и власти реальной.
[Закрыть]. В связи с этим естественно возникает ассоциация с кукольным театром и марионетками – с куклой движущейся, во-вторых – если пользоваться представлениями о статуе Якобсона, то кукла является в своем роде как заниженным образом статуи. Что касается занижения и малого размера, то во-первых, Наполеон был низкого роста, во-вторых временами Пушкин изображал тиранов в виде карликов и пигмеев: это и Черномор в «Руслане и Людмиле», и Робеспьер в «Андрей Шенье», который на самом деле был нормального роста:
Наконец, если кукла – образ тирана и образ движущийся, то здесь не миновать связей с живым образом Зверя в Апокалипсисе: «И увидел я другого зверя, выходящего из земли; он имел два рога, подобные агнчим, и говорил как дракон… И чудесами, которые дано было ему творить перед зверем, он обольщает живущих на земле, говоря живущим на земле, чтобы они сделали образ зверя, который имеет рану от меча и жив. И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя. И он сделает то, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их, и что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его. (Откр. 13: 11, 14-17).
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
