Текст книги "Чужбина не встречает коврижками. История русского эмигранта"

идеологическую войну с уже не существующим государством. Призрак боролся с призраком. В правлении этого пропагандистского органа столь прочно укоренился образ врага, связанный с Россией, что за долгие годы «холодной войны» там навсегда сжились с сей мыслью. Это, видимо, стало просто смыслом их существования. Я читал у священника раньше номера этой самой газетёнки и понимал, что окопавшиеся в редакции маразматики, бежавшие в свое время от сталинской расправы, никак не могли смириться с реквизированными у них дворянскими титулами и имениями и посвятили всю свою жизнь бессильному злобствованию и брюзжанию. Это как в той басне про моську и слона.

Примирившись наконец с батюшкой во взглядах и придя к общему консенсусу на почве продолжающихся мытарств русского народа, мы смогли перейти к насущной для меня теме.

– …Таня за вас поручилась, и я могу вам предложить хорошую работу на парселе. Вас возьмут в семью, и вы будете трудиться там на плантации киви. Это очень порядочные люди. Они помогут вам с документами, дадут жилье, положат суэльдо (жалованье) и вы не будете испытывать недостатков в жизни. Прошу только: работайте хорошо – не подведите меня.

– Спасибо, батюшка. Я буду стараться. Вам не будет стыдно за меня.

– Хорошо. Значит, так! Я договорился с Серёжей Лацко и он в воскресенье после церковного богослужения отвезёт нас на парселу, и я вас представлю хозяевам.

Глава шестнадцатая

В субботу в наш особняк вселялись новые жильцы. Все члены общежития плюс Игорь собрались на втором этаже в кухне за чаем. Хотелось скорее познакомиться с вновь прибывшими ребятами из Аргентины. Сразу видно было, что предводительствовал в троице тридцатилетний Олег. Это был малый с ленинской проплешиной на черепе, с маленькими поросячьими глазками и непомерной самоуверенностью. Его красноречивые жесты с растопыренными веером пальцами выдавали в нем так называемого нового русского – наглого и быдловатого. Второй – Вовчик был немного помоложе, худощав и привлекателен лицом. А третий, назвавшийся Федором, был неприметен и безмолвен, как каменный истукан с острова Пасхи, к беседе не проявлял никакого интереса.

Вскоре появились Долгушины. Ирина прямо рассыпалась в любезностях перед нашими новыми знакомыми. Впрочем, ей-то они не были незнакомы, так как вся троица уже несколько дней наведывалась к Долгушиным и, судя по всему, нашла там взаимность. Кроме меня и Игоря все остальные до прибытия в Чили пожили в Аргентине, и им было о чём поговорить. Леня клял Аргентину на чём свет стоит:

– Я моряк, а там до чего пришлось опуститься! У каких-то паршивых индейцев мы жили в дому и прислуживали.

– Это там ещё хорошим местом считается, – поддакнула супруга.

– Какое там, к чёрту, хорошее. Мне вот этими руками пришлось дерьмо за их собачками убирать. А те, сволочи, гадили где хотели по всему двору. На нервной почве, наверное, там у меня воспалился аппендикс и пришлось делать операцию. Все, что мы накопили, вынуждены были отдать за лечение в госпиталь. А эти хозяева, скоты, вышвырнули нас на улицу. Видите ли, им нужен здоровый раб. Да, было нам очень тяжело, ютились у знакомых где придется. Хорошо ещё, что не пришлось, как другим, ночевать на скамейке в парке.

– Да это только потому, что мы вовремя дернули в Чили, – пояснила Надежда. – Наши знакомые Кочерыжкины ещё раньше перебрались сюда, ну мы и приехали к ним. Спасибо, Галина приняла нас на первых порах.

Лёня принялся расспрашивать у наших новых соседей где они работали в Буэнос-Айресе, с кем общались. Но те всё отмалчивались и не особенно о себе распространялись. Только из уст Вовчика невзначай проскользнула какая-то кличка – толи Хазар, толи Казар, да только предводительствующий Олег быстро его осадил и перевёл разговор на другую тему. Видно было, что ребята скользкие. С ними надо быть начеку. На том и разошлись. Новички удалились в свою комнату на втором этаже рядом с кухней.

***

В воскресенье, по окончании богослужения, отец Вениамин позвал меня, и мы сели в «Фольксваген» к Сергею Лацко, где уже находился и Игорь. Как и договаривались, поехали знакомить меня с хозяевами парселы.

Я впервые уезжал из столицы Чили вглубь страны. Было интересно всё посмотреть собственными глазами: какие здесь, после России, прекрасные дороги, туннели, мосты, а также, и природу Южной Америки любопытно было увидеть вблизи.

Кругом громоздились высоченные горные вершины, иногда горный поток резво сбегал вниз и нёсся наперегонки с нами. Великолепные кактусы поражали своими гигантскими размерами.

Вроде недалеко отъехали от Сантьяго, а кругом дикая нетронутая цивилизацией природа. Изредка встречались конные кавайерос в чёрных широкополых чилийских шляпах и расшитых национальных рубашках. Мы проехали мимо города Ранкагуа, не заезжая в него. Ещё километров тридцать проехали до Розарио, а там свернули на Апальту – небольшую индейскую деревушку. За деревней потянулись парселы с плантациями сельскохозяйственных культур: виноград, персики, киви, апельсины, кукуруза, томаты, капуста, баклажаны и прочее возделывали здесь местные аграрии.

Мы свернули с асфальта на грунтовую дорогу и с километр ехали по ней, оставляя за собой, словно дымовую завесу, густой шлейф пыли. На дорогу выходили ворота парсел. Сергей остановил машину возле железных ворот, пронумерованных цифрой 45. Тут же нас встретили солидным раскатистым лаем три холёных породистых пса. Затем, не спеша подошёл бодрый интеллигентный старик лет семидесяти, европейской наружности. Оглядев нас, хозяин парселы радушно приветствовал отца Вениамина, как своего давнего знакомого.

Он распахнул ворота и пригласил нас въезжать. Внутри оказался широченный двор, там стояли старой модели «Мерседес», джип «Шевролет» и старенький трактор «Форд». Напротив ворот возвышался сам дом – солидный приземистый особняк. С другого края двора разместились хозяйственные постройки и среди них огромный, как самолётный ангар, сарай. А несколько поодаль расположился скромный деревянный домик, окрашенный в нежные бело-голубые тона. И за всеми этими строениями ветвились заботливо ухоженные фруктовые деревья: апельсины, персики, груши, хурма, сливы и главная культура данного хозяйства – киви. Вся территория парселы была чисто убрана – заметна добрая хозяйская рука.

Нас любезно пригласили в дом, в просторном зале разместили на диване и в креслах, предложили фрукты и охлаждённые напитки. В доме работал кондиционер, поддерживая прохладную температуру.

Мебель из натурального дерева подобрана со вкусом и интерьер был живописно дополнен разными сувенирами и национальными украшениями.

Хозяин – дон Энрике с первых минут расположил к себе своей простотой и непосредственностью в общении. Он оказался немцем по происхождению и фамилия его – Маттей. Супруга же его – сеньора Сильвия нам отнюдь не показалась простой. Она была немногословна и её весьма настороженный взгляд зорко фиксировал все наши движения, жесты. Особенно остро её тяжелый оценивающий взгляд пронизывал меня. Типичные индейские черты лица и смуглая кожа не оставляли сомнений в том, что перед нами коренная жительница сих мест.

Стороны вежливо пообщались между собой, я тоже пару раз дал однозначные ответы на вопросы дона Энрике, обращенные ко мне. Для нас сделали экскурсию по плантации, и я впервые увидел как растёт киви. И на том решили расстаться. На прощание дон Энрике тепло похлопал меня по плечу и сказал, что я им понравился и могу перебираться на парселу – хозяева меня будут ждать.

По дороге назад в Сантьяго святой отец подробно наставлял меня как следует вести себя в чилийской семье, какие здесь порядки и что я должен быть благодарен за оказанную мне честь – приглашение на жительство в такую порядочную семью. Я был несказанно счастлив!..

А дома Игорь с Леонидом наоборот стали меня убеждать, что на парселе я одичаю от скуки. Ведь Сантьяго все-таки семимиллионный город с неограниченными перспективами и здесь есть соотечественники. Они настойчиво мне советовали не торопиться принимать окончательное решение и прежде тщательно всё взвесить.

Я был новичком в этой чужой стране, и они посеяли во мне большие сомнения. Я оказался на распутье, как тот витязь с полотна Васнецова.

– Ну, ничего, хорошенько подумаю, – успокоил я своих друзей, – ведь мы не оговаривали конкретного срока моего прибытия на парселу.

***

В тот же день к вечеру в наше общежитие приехали Лацки – Татьяна и Сергей.

– Давай собирай всех наших, мы сегодня будем гулять у вас! – широким жестом повёл Сергей, обращаясь к Лёне. А Татьяна шепнула мне потихоньку о том, что хочет вблизи посмотреть на наших новых соседей.

– Уж больно рьяно эта троица активизируется здесь. Нужно их подпоить и тогда увидим чего они стоят на самом деле, – заговорщически подморгнула она мне.

Все собрались быстро. Пришли Долгушины, Игорь со своей Олей, Обойчуки. Пригласили и наших аргентинцев. По обыкновению, меня Татьяна усадила рядом с собой, и мы тихонько от других перешёптывались вдвоём, делясь впечатлениями. Застолье развивалось по обычному сценарию: ели, пили, сыпали шуточками, а между делом наблюдали за реакцией новичков. Чем дальше, тем больше моя авторитетная соседка была не в восторге от новых постояльцев нашего «замка Иф». Изрядно набравшись за чужой счет, те наглядно продемонстрировали свою неуемную быдловатость. Их друган Вовчик от глубины чувств вдруг кинулся в пляс, нетвердыми ногами выписывая такие коленца! В подражание Элвису Пресли он развязно принялся исполнять подобие танца с вульгарной имитацией сексуальных телодвижений.

– Давай, давай, Вовик! Покажи им… – азартно хлопая в ладоши, подбадривал вожак.

– Помнишь, Олег, как я на последней дискотеке на барной стойке дал жару?.. – прерывисто выдыхал танцор.

– Да, это был класс! Нам вся публика такую жаркую овацию устроила. Вот дискотека гудела!..

А третий их молчаливый товарищ, чем больше стопок опрокидывал внутрь себя, тем становился мрачнее. И упорно не издавал ни звука. Умопомрачительная цельность натуры!

– Да! Что-то у меня всё меньше остаётся желания гулять в такой «весёлой» компании, – шепнула мне Таня.

Тем временем, развернувшийся предводитель, видимо, решил оторваться по полной программе и, обращаясь ко мне, бесцеремонно заявил:

– Я слышал, что ты стишки хорошо сочиняешь. Ну-ка почитай нам что-нибудь из своих виршей.

Я обалдел от такой неожиданной наглости, но сдержанно произнес:

– Нет, я не хочу!

– Чё ты тут ломаешься, как пряник? Давай! Тебя все ждут, – напирал плешивый Олег. – Почему не хочешь?

– Не хочу и всё тут! И, вообще, кроме тебя больше никто не говорит об этом, – отрезал я. – Да и не читаю я стихи в пьяных компаниях.

– Да ты с кем так разговариваешь, козёл! – яростно сверкая очами, подскочил ко мне Вован.

Тут неожиданно и угрюмый Фёдор зашевелился в своём углу, примыкая к компаньонам. Ситуация принимала серьёзный оборот. Этого Татьяна в своём присутствии уже не выдержала. Она резко вскочила и ледяным тоном быстро привела в себя не в меру разошедшихся новичков:

– А ну-ка по местам! Вас пригласили в компанию, как человеков… Быстро убирайтесь прочь, чтоб вашего духу за нашим столом не было.

Кто такая Татьяна Лацко все хорошо понимали и с её мнением необходимо было считаться. Наглецы, словно падшие ангелы, мгновенно спустились на грешную землю. Бестолково выпучив глаза, они принялись извиняться перед Татьяной. Но она оказалась непреклонной, как маршал Жуков перед несметными полчищами наступающего неприятеля, и отправила их проспаться. Словно побитые волки с поджатыми хвостами, все трое живо убрались восвояси, а мы продолжили застолье.

А тут и подвыпивший Лёнчик неожиданно открыл нам:

– Вы не всё знаете про этих ребятишек. А я ещё вчера их раскусил. Хоть они и скользкие типы и совсем не хотят ничего о себе рассказывать, но их Вовчик вчера ненароком проронил, что в Буэнос-Айресе они кентовались с неким Хазаром. А я знаю кто он такой.

– И кто он, этот Хазар? – спросила Татьяна.

– Он возглавляет банду рэкетиров в морском порту в Буэнос-Айресе, и они жестоко бьют наших моряков, и отбирают у них зарплату. Вот кто такие эти парни.

– С ними необходимо быть осторожными, – заключила Таня. – Владислав, вы не связывайтесь с этими субъектами, пожалуйста.

– Да что вы! – встрепенулась Долгушина. – Ну перебрали слегка ребята. С кем не бывает? А вообще, они славные.

– Помолчи, Ирина. Мы хорошо разглядели твоих протеже, – отрезала любимая внучка отца Вениамина.

– Что ты, Таня, взъелась на меня? Какие они мои?.. – оправдывалась «правозащитница», чувствуя собственную неизгладимую вину, как пастор, нарушивший тайну исповеди.

Глава семнадцатая

Срок моей трёхмесячной туристической визы заканчивался. Нужно было срочно что-то предпринимать, чтоб узаконить пребывание в Чили, иначе меня просто могли сдать карабинерам, а те быстро наденут наручники и депортируют на родину. А мне бы этого так не хотелось. Чтоб избежать такой печальной участи, нужно срочно найти рабочий контракт и тогда мне оформят визу на длительный срок пребывания. Но где найти рабочий контракт? Ведь здесь чужая страна и у меня нет необходимых связей. И какие только варианты я не придумывал!.. В связи с этим повадился ездить в монастырь к матушке Ульяне и предлагал свою бескорыстную помощь, объясняя это тем, мол, я без работы и мне всё равно нечем себя занять, а здесь хоть какую-то принесу пользу. В душе я надеялся, что вдруг глава божьей обители догадается предложить мне постоянное хоть какое-нибудь место работы. Я очень старался. Игуменья не отказывалась принимать мои услуги. Пришлось поливать клумбы, переносить тяжёлую мебель, разгружать машины, помогать сортировать привозимые из супермаркета продукты, собирать урожай в монастырском саду, подметать дорожки и делать массу другой полезной работы.

Мать Ульяна была очень довольна, доверяла мне, часто дружески беседовала и даже приглашала в женскую часть монастырского общежития, куда другим мужчинам категорически запрещалось входить и там мне находила работу.

Отношения с матушкой сложились превосходные, но она всё как-то не догадывалась предложить официальную работу в монастыре. Я намекал, но она никак на это не реагировала, правда, продуктами питания меня снабжала регулярно и щедро.

В монастыре я иногда встречал Рона Модру с семьёй, мы всегда тепло приветствовали друг друга. Австралиец с широкой располагающей улыбкой на лице приподнимал край шляпы при встрече. А я с не менее широкой улыбкой говорил: «Гуд монинг!» Этим наши контакты и ограничивались.

Больше всех за меня переживала Галина, но помочь реально она ничем не могла, разве что иногда, задержавшись допоздна в монастыре, я оставался ночевать у неё на веранде. Ярослав и Черёмушкины тоже сочувствовали мне, но были бессильны чем-либо облегчить моё положение.

Ещё на территории монастыря проживала Львова Екатерина Андреевна, с которой я теперь при встречах лишь холодно здоровался, дабы соблюсти приличия. Впрочем, старуха вскоре умерла. Ее отпевали в нашей церкви на авениде Голландия, но я на церемонию не пошёл. Не посчитал для себя возможным.

Довольно скоро я понял, что в божьей обители законно пристроиться мне не светит. Но уяснил для себя, что там хоть можно разжиться продуктами. Как говорится, с худой овцы – хоть шерсти клок. И то хорошо! Пришлось сократить бесполезные визиты в монастырь. Теперь если я там не появлялся несколько дней, мать Ульяна со своим шофёром отправляла мне щедрые пакеты с продуктами. Я даже не успевал всё съедать и многое отдавал Надежде.

Любовь Александровна тоже обо мне не забывала и нередко передавала что-нибудь вкусное. А там и сам отец Вениамин пару раз отправлял мне какие-то рубашки и религиозные брошюрки. Леонид всё это воспринимал болезненно, ужасно завидовал мне и озлоблялся:

– И что все вокруг этого писаки вертятся? Тоже мне, нашли самого обделённого. Выбрали себе объект душевных излияний…

Но у самого-то Обойчука документы были в порядке и работа имелась. Такая уж у него натура поперечная была, хотя в глубине души и он, насколько это было возможно в его случае, опекал меня, извлекая, правда, из этого конкретную выгоду для себя: я с ним делился продуктами и никогда не отказывался, если Леонид просил оказать ему какую-нибудь услугу. Он учил меня жизни, советовал как выживать среди латиносов, объяснял что те собой представляют и рассказывал как сам всё постигал здесь. Лёня компетентно утверждал, что я абсолютно не приспособлен к такой трудной жизни.

Он говорил:

– Чтобы здесь выжить, нужно иметь хватку хищника, а ты как наивный беззащитный щенок – милый и пушистый.

– Ну и что теперь мне делать, Лёня?

– Сваливай домой к жене под бок. Это твой единственный вариант. Поверь, я повидал разных людей на своём веку и могу делать такие выводы.

Да, с Леонидом не поспоришь. А вообще, он откровенно завидовал тому, что я имел некоторый успех в русской колонии и он не мог спокойно пережить того, что я мог ладить с разными людьми. Даже злобная Фельдфебельша перестала ко мне цепляться и при встречах отвечала на приветствия. Лёня определенно не любил людей.

А однажды я стал невольным свидетелем морального падения моего случайного товарища по жизни на чужбине. Дело было так. Я возвращался домой после очередного своего вояжа в монастырь. Во дворе никого не встретил и тихо прошёл в свою комнату. В тишине вдруг до меня донёсся разговор снаружи – это беседовали Лёня и Зоя Степановна. Они не заметили моего возвращения домой, так как находились с другой стороны дома, куда выходило одно из окон моей комнаты.

– …да я и сам не пойму зачем он приехал в Чили? Таким надо возле мамки сидеть. Он абсолютно не приспособлен к самостоятельной жизни, – авторитетно выражал о ком-то своё мнение Обойчук.

– Мне он очень не нравится, у него взгляд какой-то подозрительный, изучающий, будто высматривает здесь что-то, – поддержала моего соседа комендант.

– Вы правы, Зоя Степановна, с ним надо держаться осторожно – такие обычно и работают на КГБ. Вполне возможно и такое, что его заслали сюда под видом беглого журналиста, чтобы собирал сведения о русской колонии в Чили.

– Вот сволочь, неужели подослан к нам? Но я надеюсь на вас, Леонид, если вам что-нибудь подобное станет известно об этом типе – вы немедленно мне сообщите.

– Конечно, конечно! Можете даже не сомневаться в этом.

– Ему нужно создать невыносимые условия, чтобы сам ушёл отсюда. Вы мне сообщайте все факты нарушений им установленного распорядка: когда он мусор после себя не уберёт, оставит включённым свет в туалете или на кухне, может входную калитку ненароком забудет запереть на ключ и так далее.

– Зоя Степановна, а может его вовсе и не Владиславом зовут?

– Нет-нет, именно так его зовут. Я проверяла его документы.

– А вы уверены, что они подлинные?

– Ах! Ваша правда, Леонид…

За окном, безусловно, речь шла обо мне. И мой искушённый по жизни товарищ так бессовестно за спиной строил мне козни. Фактически он, проводя свободное время в одной компании со мной, без зазрения совести «стучал» на меня. Подлость мелкой человеческой натуры порой способна переходить всякие разумные моральные границы. В моём бесправном положении оставалось лишь всё услышанное принять к сведению, остерегаться дальнейшего коварства в отношении себя и делать вид, будто я пребываю в неведении относительно сговора Леонида и Фельдфебельши против меня, а там, как судьба повернёт.

***

После инцидента за столом дружная аргентинская троица совсем обособилась от нас, но стала откровенно униженно пресмыкаться перед Фельдфебельшей и Долгушиными. Ходили слухи, будто комендант из церковных средств потихоньку выдаёт им финансовую

помощь, а Николай скрытно от нас находит им временные заработки. Так как я жил по соседству с этими приблатнёнными ребятами, то невольно наблюдал их больше других, и они мне явно не нравились. Они могли пройти мимо и не поздороваться, могли ответить грубо, цинично. А однажды произошёл такой случай. Дело было вечером. Леонид во дворе возился со своей машиной, я ассистировал ему. В это время домой возвращалась дружная троица. Все были явно навеселе, особенно Вовчик. Проходя мимо, он что-то грубое отпустил в мой адрес. Я тоже ему ответил – поставил хама на место. Он «на понтах» живо подскочил ко мне:

– Да я тебя сейчас тут зарою!

– Я не спасовал и спокойно предложил:

– Давай попробуй, если здоровья хватит.

На шум Лёня выскочил из-под машины и встал рядом со мной. Трое дружков ретировались, явно затаив зло на меня. Мои мягкие манеры в общении с людьми, видимо, давали им повод думать, что со мной можно особенно не церемониться. А я в последнее время очень нервничал, ибо приближалась дата моего отлёта, виза заканчивалась, а я так, практически, ничего и не добился – всё продолжал пребывать в каком-то неопределённом, подвешенном состоянии. По ночам долго не мог уснуть, постоянно донимали кошмары, я лихорадочно соображал: что делать?.. что делать?.. Эта неопределённость, несомненно, отражалась на моих снах. Часто ночами представлялись какие-то глупые видения, после которых целый день потом не покидало пессимистическое чувство неуверенности в своих действиях. Последний раз из этого репертуара снилось, будто я нахожусь в России и собираюсь поехать в жаркую Бразилию, а там, как известно, все ходят в белых штанах. Я и отправился по магазинам искать себе белые штаны, но везде продавали только белые шорты. А мне нужны были именно штаны – под ними я хотел скрыть свои волосатые ноги. Одна продавщица всё же уговорила меня купить шорты. Когда я их надел и увидел в зеркале своё волосатое уродство, мне сделалось так горько и обидно, что я безутешно зарыдал… Проснулся весь в слезах. Душа, словно вспугнутая птица, безумно металась в чужеродном пространстве.

Да, чужбина, поистине, никак не хотела меня принять в своё лоно…

И вот наступил критический день – дата моего отлёта. Я, как разъяренный леопард в клетке, метался по своей келье, безостановочно меряя её стремительными шагами. Время вылета было на одиннадцать сорок пять, за два часа до того начиналась регистрация и за час до вылета она заканчивалась. Около сорока минут уходит на то, чтобы добраться на такси до аэропорта. Всю ночь я совсем не спал, раздираемый муками противоречий. Никакими словами невозможно описать то, что чувствовал я, что вытерпел в эти последние часы до отлёта. Я буквально считал минуты… секунды…

– Вот уже осталось сорок минут… теоретически еще можно успеть…20 минут… – душа рвётся наружу, но разум её удерживает во плоти, – 10 минут…5… – сердце колотит с такой силой, что больно отдаётся в горле. Меня бросало, словно стареющую женщину в климаксе, то в жар, то в холод.

– Одна минута… пятнадцать секунд… три… два… один… всё! – я обессиленно опустился на стул. Словно больной в лихорадке, весь покрылся липкой испариной.

Вот это испытание на прочность!

Совсем не было радости от победы моего духа. Во всём теле ощущалась неимоверная вялость. И опустошение.

А днём пришло письмо из России. Марина писала, что им уже несколько месяцев на работе не выплачивают зарплату, а когда выдадут заработанную за прошедшие месяцы сумму, то это обычно получается уже не сумма, а жалкие гроши, ибо инфляция к тому времени всё непременно обесценит. В магазинах продуктов нет. У Виктории от хронического недоедания развилось малокровие, и она несколько раз теряла сознание в школе. А ведь в нынешнем году дочь заканчивает школу и ей предстоит огромная психологическая нагрузка – сдача выпускных экзаменов…

Ко всему прочему, на меня угнетающе подействовало то, что Марина вложила в письмо фотографию, где изображена она была вместе с нашей дочерью. И такие у моих дорогих были измученные лица, что невольно на мои глаза навернулись слёзы. Видеть такое

просто не хватало душевных сил. Мысли в голове неслись ураганом. Теперь я жестоко истязал себя запоздалым раскаяньем:

– Эх! Зачем я не улетел назад в Россию? Погибать – так хоть вместе с семьей… Но, – увы! – судьба уже сделала выбор!

А в создавшемся безысходном положении я всё-таки нашёл выход. Собрал все скопленные мною деньги, и по каналу Vestern Union срочно отправил их Марине. Набралось триста долларов. У меня осталось около 20 тысяч песо – растянуть их можно было не более чем на неделю. Крах экономический налицо!

Я потерянно бродил по улицам Сантьяго и незаметно для себя очутился на какой-то отдалённой тихой улочке. Среди кустов зелени заметил скамейку. Почувствовав усталость, присел отдохнуть. Тяжёлые думы одолевали душу:

– Что делать дальше? Чужая страна… нет работы… а теперь, вообще, остался без средств… как выжить здесь?..

Не прошло и пяти минут, как рядом со мной на скамейку тяжело опустился дряхлый старик с костылями. Инвалид. И, – о ужас! – что произошло в следующее мгновение…

Старец на моих глазах вытащил из своего кармана тугой бумажник, открыл его, а там оказалась такая увесистая пачка банкнот. Он не спеша принялся их пересчитывать. В этот момент я реально поверил в существование сатаны, в то, что бес так коварно искушает наши страждущие души. И как ведь умело, шельмец, подбирает подходящий момент!..

А мозг тем временем, словно точный компьютер, мгновенно фиксировал: …улица безлюдна… что тебе стоит схватить немощного старца за глотку и просто сдавить… у него даже нет сил к сопротивлению… а скамейка-то укрыта кустами… никто ничего и не заметит… ты спокойно уйдешь… тебе ведь так нужны эти деньги!..

Вот это было искушение! Аж по телу побежали мурашки, бросило в жар. Я вскочил и… стремительно, почти бегом, бросился прочь от злачного места.

До сих пор ума не приложу как тогда хватило духу удержаться против такого нестерпимого соблазна, морально устоять против изощрённых козней сатаны, превозмочь неимоверные душевные терзания.

Много ночей потом мне снился тот ветхий старик…

 
Спустилась ночь. Блестит луна.
И звёзды отразились в водах.
Земля в неоновых разводах
реклам из космоса видна.
Витает дух святой над нами
и ощутима благодать.
…чтоб по деяниям воздать —
готовит бог на нас цунами.
И очистительный потоп
грядёт. Ну, грешники, держитесь!
Найдется ли меж вами витязь,
дерзнуть готовый на «гоп-стоп»?
Я не прельщаюсь ролью Ноя —
цена уж больно высока.
…Ох, ночь сегодня нелегка
под этой полною луною!