Текст книги "Что такое человек с точки зрения человека?"

Всегда ли мы грамотно куем свое счастье?
Постулат II-а

Онтогенез каждого отдельно взятого человека определяется различными факторами: совокупностью «канализирующих» уставок законов развития живой материи, совокупностью факторов конкретной окружающей социальной среды, его собственным отношением к своему здоровью, жизни и другими.

О правомерности первой группы определяющих факторов говорят многие явления, когда даже, научившись хорошо ходить и говорить, пятилетний ребенок, унесенный и «воспитанный» волчицей, уже через два года утрачивал эти и многие другие человеческие качества, передвигался только на четвереньках, ел с полу и впоследствии не мог вернуть полностью прежние и развить новые качества даже с помощью общения с людьми; когда возвращенные в общество людей «Маугли» в возрасте старше 12 – 14 лет не могли реадаптироваться к человеческой жизни и погибали; когда работа по воспитанию слепоглухонемых с детства детей не дает положительных итогов, если она начата после определенного возраста ребенка.

Приведенная выше цепочка этапов онтогенеза млекопитающего для человека, как существа биосоциального, должна быть дополнена социально обусловленными этапами: филогенетическим, определяющим генетически закрепленные потенции для реализации социального «образа жизни»; предпренатальным (касающимся образа жизни родителей перед соитием), чреватом в случае отклонений от нормы (алкоголизм, болезнь и т. д.) появлением отрицательных мутаций у ребенка и некоторыми другими.

Научные разработки последних лет дают основания для искусственного, модельного расчленения онтогенеза человека на онтогенез биологической составляющей и онтогенез социальной составляющей. В литературе описаны подобные обособленные почти в «чистом виде» цепочки развития человека. Так, жестокий «эксперимент» индийского императора Акбара с группой детей, лишенных языкового (т. е. социально-информативного) общения со взрослыми, привел к формированию биологически полноценных особей, но с непоправимо деформированным «комплексом Я». И главное не в неспособности к речи, а в искусственно искаженных условиях социоонтогенеза; в до предела сниженном потоке актуальной информации об окружающем человеке (в норме) социуме, хотя генетические предпосылки к канализированному социоонтогенезу заложены в любом человеке. Об этом свидетельствуют итоги не раз удавшихся попыток воспитания слепоглухонемых от рождения детей в полноценных в социальном плане (а в ряде случаев в высокообразованных) личностей.

Показательными в этом же плане являются примеры своеобразного развития неполноценных в определенном аспекте людей: классический по физиологическим параметрам онтогенез дебила или идеальный в социальном плане характер и потенции физически ущербного с детства человека...

Менее наглядной, но иллюстрацией возможности подобного членения онтогенеза человека служат примеры формирования совершенно различных по социальным характеристикам личностей (в однотипных, иногда идентичных условиях воспитания и развития) при разных исходных психосоматических данных. Достаточно сравнить дурнушку с красавицей; «квазимодо» с «аполлоном»; низкорослого хлюпика с богатырем; умственно ограниченного с одаренным человеком и т. д. и т. п.

Здесь следует еще раз подчеркнуть принципиальную важность необратимости этапов онтогенезов, их жесткой сопряженности со сроками развития и в связи с этим особо выделить феномен импринтинга. Это универсальное явление выполняет разнородные функции, чаще своеобразного «закрепителя» консервативных уставок генетической информации, апробированных отбором в предшествующем филогенезе.

Уникальность человека как биосоциального вида просматривается еще и в том, что проявления импринтинга в биоонтогенезе почти не прослеживаются, в то время как в социоонтогенезе их ничуть не изменившиеся «следы» иногда еще детских запечатлений четко влияют на поведение людей пожилого возраста. Налицо парадоксальная ситуация, когда многолетние воздействия актуальной информации окружающей человека социальной среды не могут значительно поколебать законсервированные импринтингом нравственные соотношения, эмоциональные ценности и т. п. социальные раритеты давно минувших лет.

Особая, многочисленная разновидность проявлений данного постулата – болезни человека (как механизм полома стереотипов адаптации, гомеостаза).

Для уровня человеческого сообщества диалектическая детерминированность необратимости этапов социального развития просматривается в том, что даже в случае возрождений социально-экономических формаций, норм морали, канонов в искусстве и т. п. (в результате контрреволюций, путчей и др.) эти явления происходят на новом уровне социально-исторического опыта и приводят затем к другим результатам.

Общность людей информацией строится
Постулат III-а

В эволюции человеческого общества информационные процессы являются определяющими. Они детерминируют (на основе принципа самосопряжения) появление и эволюцию феноменов общественного сознания, социального наследования.

К одной из установленных наукой закономерностей прогрессивной биологической эволюции относится снижение степени статистичности детерминации с повышением функциональной сложности и информационной насыщенности связей биологических систем. Социальные системы относятся к числу жестко детерминированных вследствие доминирования в них информационных процессов.

Трудовая деятельность не только постоянно порождает информацию, но и сама невозможна без нее и зависит от состояния каналов ее передачи и циркуляции. Передача эта осуществляется как от индивидуума к индивидууму, так и от поколения к поколению.

Основным средством обеспечения передачи и циркуляции информации стал переход к звуковой речи (так называемой второй сигнальной системе), детерминированно усложнявшейся соответствующими потребностями фонетически, синтаксически, информативно и т. д. и в свою очередь определявшей изменения гортани и т.п.

Необходимость передачи информации от поколения к поколению и на расстояние привела к появлению письма и «вторичных носителей информации», постоянно совершенствующихся с развитием технологии и в свою очередь детерминирующих развитие целого ряда отраслей технологии, передачу и кристаллизацию знаний.

Сознание человека не может быть понято вне проблемы отношения человека к окружающему миру, оно фиксирует и обеспечивает динамику отношения, активность субъекта по отношению к объекту. Отношение человека к миру не только «производится» им, но и «потребляется» – внешние связи интериоризуются в субъективные структуры человека. На базе этих структур люди могут в дальнейшем усложнять и совершенствовать свои отношения с окружающей средой. Но человек «организует» не только отношения к среде, но и вступает в отношение к отношению, т.е., другими словами, делает свое сознание объектом осознания. Этот уровень сознания в рамках историко-философской традиции принято называть самосознанием.

Если сознание «включает» человека в ситуацию, то самосознание позволяет ему подняться над ней. С помощью сознания человек оказывается в непосредственном отношении к действительности, а с помощью самосознания – в отношении опосредованном. Можно утверждать, что самосознание по отношению к сознанию играет определенную «методологическую роль». Подобно тому, как человек – организатор и преобразователь своей среды, так и его самосознание – хозяин и организатор своего субъективного мира.

Между сознанием я самосознанием проходит определенная граница. Самосознание считается одним из конституирующих признаков человека, его отличия от животных, оно выражает специфически человеческое свойство – отдавать себе отчет в своем отношении к миру, к другим людям, к самому себе. По своей функции самосознание человека выступает как наиболее высокий (из всех известных) способ ориентации живого существа в мире.

Под влиянием труда на начальных этапах становления общества вместо вероятностного поиска цели, характерного для животных, возникла способность целевого преднамеренного действия. Вместо эволюции животных, при которой шел процесс изменения свойств организмов с целью адаптации к условиям среды обитания, эволюция человека пошла по пути изменения природы для удовлетворения потребностей обществ. Целеполагающая деятельность была сформирована общественным бытием людей, она приобрела свои законы развития, подчиненные не генетической программе, а законам функционирования мозга и других социологизированных черт биологии человека, оказавшихся способными к новым формам активного отражения. В этой эволюции возникла такая величайшая черта социального, как творческое начало. Нарастающий социальный опыт принял форму истории, он стал передаваться по поколениям в виде кристаллизованного опыта социальной жизни. Очевидно, что такой социальный опыт не мог передаваться через биологическую наследственность. Все это привело к возникновению категорий: социального наследования (содержание которой в данный момент истории стало социальной программой обучения людей данной эпохи) и социального (общественного) сознания (как активного отражения общественного бытия).

Диалектически единый феномен «общественное сознание» существует в нескольких формах: наука, философия, искусство, нравственность, религия, политика, право. Каждая из этих форм развивается согласно собственным специфическим закономерностям, дающим в сумме картину мозаичной эволюции.

Чего же все-таки в человеке больше – биологического или социального?
Постулат V

Человек представляет собой сложное интегральное образование, включающее в себя биологическую и социальную сущности в их определенной системной субординации. Специфическая сущность биологии человека социальна, как биологична специфическая сущность химии живого.

Переход от биологического к социальному не означает исчезновения биологических свойств, их замещения социальным, а приводит к дальнейшему развитию биологии человека, включенной в состав его интегральной социальной природы.

Сопоставляя сформулированные разными исследователями и научными школами определения «биологическое» и «социальное», несложно выбрать почти противоречащие друг другу варианты данных дефиниций, настолько широк спектр подходов к этим проявлениям живой материи.

Сложности в определении биологического и социального в человеке настолько значительны, что появились даже «теории решения этой задачи» (К. Е. Тарасов, Е. К-Черненко, 1979). Согласно расчетам данных авторов, число вариантов возможных дефиниций составляет десятки тысяч.

Анализ фактов убеждает, что резкой грани между биологическими и социальными явлениями при рассмотрении феномена жизни в целом провести нельзя. У большинства видов живого внутри популяций обнаружены своеобразные варианты семейно-групповых отношений – демы. У многих видов высших форм живого в ходе эволюции сложились своеобразные формы пра– социального существования – стая, стадо и т. п. – по строгим, имманентным (т. е. не обусловленным прямыми воздействиями внешней среды) взаимоотношениям между особями. Это проявляется в многочисленных иерархических построениях внутри данных образований, канализированных как сонмами генетически закрепленных уставок-инстинктов, так и стохастическими вариантами прямой борьбы между отдельными особями, побуждаемыми к этому более сложными – комплексными уставками законов природы.

В жизнедеятельности ряда видов живого (пчелы, муравьи, термиты и др. так называемые сверхорганизмы) эволюционно закреплены многие варианты социального поведения: разделение рода работ, обмен необходимой информацией между членами сообщества, взаимодействие и взаимопомощь в работе и при экстремальных ситуациях, и др.

Таким образом, можно отметить, что эволюция давно привела ряд видов живого к своеобразным «псевдо социальным» формам жизнедеятельности. Но эти ветви развития жизни являются эволюционными тупиками, для которых социальные проявления являются не более чем особой формой биологического существования, что четко прослеживается по сугубо биологическому характеру законов, детерминирующих их жизнедеятельность. Решение данной проблемы основано на раскрытии дуальной сущности человека, как активного элемента социальной системы, преобразующей биологическое развитие человека.

Как показали исследования на разных этапах онтогенеза человека, значение наследственности и социальной среды не одинаково по степени и характеру воздействия на развитие организма.

Уровень взаимодействия генетического и социального не идентичен даже для одного и того же признака. Причем для морфологических изменений более заметна роль генетических, а для функциональных показателей – социальных факторов.

Для решения спора о роли наследственности и среды в становлении человека плодотворным представляется использование крайних исходных данных.

Так, очевидно, что даже самое целенаправленное и массированное социальное воспитание не трансформирует дебила в гения, точно так же, как потенциальные генетические задатки гения никогда самостоятельно не реализуются в полной мере без соответствующей социальной среды. Другими словами, нельзя абсолютизировать ни одну из взаимосвязанных сторон этого процесса, произведение которых дает в любом варианте уникальный результат.

Для иллюстрации сложности этого вопроса, наличия в нем определенных генотипических ограничений (на основе сходства диалектических закономерностей эволюции всех форм живого) можно привести пример с проводившейся человеком селекцией собак. Этот процесс доместикации, длившийся сотни тысяч собачьих поколений, привел к формированию сотен пород собак, необходимых человеку для выполнения конкретных задач или других целей (например, декоративные и т. п. собаки). Но! Несмотря на явное предпочтение, постоянно отдававшееся человеком смышленым собакам, интеллект современной «средней» собаки практически не отличается от этого показателя у волков, шакалов и т. п. (ср., например, появившуюся у волков в последние годы способность зарываться в снег, прятаться под густыми деревьями при охоте на них с воздуха и т. п.).

Насколько свободны мы в своих устремлениях
Постулат VI (I-e)

Поведение человека в значительной степени детерминировано его потребностями (интересами) и соответственно – совокупностью законов природы, определяющих эволюцию живой материи.

В качестве базового условия (п. В) приведен общепринятый в науке взгляд на эту проблему.

Но эволюционный подход к сути данного понятия требует видеть в потребностях не просто пассивный дефицит каких-то компонентов, необходимых для сохранения, воспроизведения и развития любых форм живого. В первую очередь здесь нужно вычленить активно-побуждающую функцию потребностей, как специфическую силу живого, один из основных аспектов саморазвития живой материи, делающий ее планетарным, космическим (В. И. Вернадский) явлением.

В науке, начиная с древнейших времен, очень подробно и в самых разнообразных аспектах проведены классификации, обоснования появления и способы удовлетворения, пожалуй, всех мыслимых вариантов потребностей человека. (В последние годы подобная работа интенсивно проводится для других видов живого в рамках этологических наук). Трюизмом давно стало деление потребностей человека на материальные и духовные, витально (общие для всех форм живого) и социальные (исторические по своему происхождению) и т. д. и т. п.

Но далеко не сразу утвердилось понимание детерминированности любых аспектов поведения людей их же потребностями. Как указывал Ф. Энгельс, «люди привыкли объяснять свои действия из своего мышления, вместо того чтобы объяснять их из своих потребностей (которые при этом, конечно, отражаются в голове, осознаются)».

Сложность постижения этой связи объясняется большим количеством факторов, среди которых:

– гигантское разнообразие жизненных коллизий и практических действий людей, действий, являющихся итогом еще большего (иногда более чем на порядок) числа мотивационно-поведенческих структур, возникающих в сознании (мозгу) человека, структур, опирающихся на накопленные ранее навыки, знания, учитывающих устремленность реальных интересов личности (в т. ч. и как члена определенных групп личностей) и т.д. и т. п. Именно эти структуры, в разной мере прорабатываемые в сознании человека, определяют, что личность признает несущественным в данной ситуации, что – потенциально существенным, что – необходимым к действию;

– некоторая стохастичность для выбора действий, выражающаяся в том, что почти каждая проблема, возникающая в жизни, может иметь несколько вариантов решений, но даже когда решение одно, прийти к нему можно разными путями и т. д. и т. п.

Подобная «дурная бесконечность» прорабатываемых в сознании человека вариантов действий и создает иллюзию его полной независимости от законов природы (разумеется, в рамках биологического и социального оптимума).

Преодолеть это опасное заблуждение и призвано углубленное изучение детерминации потребностей человека, их формирования, взаимодействия друг с другом, трансформации в онтогенезе и т.д. Данный комментарий направлен к этой же цели – иллюстративным путем показать не всегда явно просматривающиеся, детерминирующие уставки законов природы.

Для большей наглядности искусственно будут опущены многие важные характеристики явлений, появившиеся в ходе социогенеза и, как правило, в решающей степени влияющие на окончательный выбор действий человеком.

Так, анализируя роль потребностей как побуждающей силы поведения, ряд исследователей приходят к выводу о том, что «и воля, и сознание есть результат трансформации потребностей, этап их дальнейшей разработки» (П. В. Симонов, 1981). Воля – способность к выбору деятельности и внутренним усилиям, необходимым для ее осуществления. Осуществляя волевое действие, человек противостоит власти непосредственно испытываемых потребностей, импульсивных желаний, осознает ценностную характеристику цели действия.

Сложившиеся в ходе эволюции тончайшие гомеостатические и адаптационные механизмы основаны на принципах отрицательной обратной связи. Но если на субклеточном уровне для этого достаточно уже неплохо изученных современной наукой биохимических и энергоинформационных трансформаций, колеблющихся вокруг генетически определенного оптимума, то для организменного уровня сложились совершенно особые механизмы, действующие по гибким параллельным схемам.

К одной из малоизученных пока схем относится выработка поведения, направленного на удовлетворение потребностей, регулируемого эмоциональным состоянием с помощью особых участков головного мозга, так называемых центров удовольствия (ЦУ). Раздражение этих участков в эксперименте приводило к появлению чувства радости, счастья разной интенсивности, другие участки давали неприятные ощущения.

Аналогичные локальные участки обнаружены в головном мозгу многих высших видов живого, что позволяет говорить о подобной форме регулирования как общебиотической, прогрессирующей с усложнением саморазвивающейся живой материи.

Об очень раннем начале функционирования ЦУ говорят реакции уже плода в пренатальный период на положительные для него в эмоциональном плане события во внешнем мире. Особенно ярко роль ЦУ проявляется в период гомеорезиса, когда спонтанное стремление детей к игре – как имитации различных жизненных ситуаций, согласования работы мышечного аппарата, рецепторов различных органов чувств – получает имманентное поощрение ЦУ. Но здесь следует четко дифференцировать (и это подкреплено итогами экспериментов-наблюдений): игры, условно относящиеся к биоонтогенезу, поощряются ощущениями «мышечной радости» и т. п., но высшие эйфористические «баллы» детям дают игры, носящие познавательный характер, имеющие коллективистский социоонтологический аспект. Так, в эксперименте дети гораздо спокойнее воспринимают наказание в виде ограничения лишь перемещений с одновременной возможностью наблюдать за игрой товарищей или просматривать картинки, нежели полную свободу физических упражнений одному, с ограничением общения или получения другой новой информации. Но самое удивительное, что исходные реакции наблюдаются в экспериментах с детенышами приматов и ряда других высших видов живого.

О тонкости регулирования оценок «+», « – » ЦУ можно судить каждому по самонаблюдению за таким (в целом адаптационно очень важном) синдромом, как лень. Эволюционно он оформился очень давно, возможно, одновременно с появлением нервной системы, и служит для аккумулирования физических и эмоциональных сил. Особая роль принадлежит ЦУ в своеобразном «провоцировании» периодов спонтанной эйфористичности человека (причем иногда положительно повышенный эмоциональный тонус не имеет соответствующего физиологического фона...) Речь идет как о естественно-обусловленных процессах в организме, к примеру, так называемое «цветение девушек» в весенний период, так и состояниях искусственно вызываемых наркотиками, алкоголем и т. п. Причем в экспериментах на крысах были выявлены как стойкие отвращения к алкоголю, так и четко проявляющееся предпочтение ему перед обычной водой.