Текст книги "Осколки разума"

Глава тринадцатая
Первая галлюцинация

В моей жизни изменилось все. Мы с Викой поженились, и у нас родился мальчик. С самого рождения он уже показывал характер, размахивая ногами и пиная акушера. Вика предложила назвать его Женей. Я не был против, даже наоборот. Это имя мне показалось самым подходящим для него. Такой маленький, но смышленый мальчик, хоть и страшный драчун. Евгений у меня всегда ассоциировался с мужчиной в строгом костюме с таким же строгим характером.

Мать чуть ли не отказалась от меня, а Павел Анатольевич принял с распростертыми объятиями. Уже два года я работаю в лечебнице, и мне все безумно нравится. Павел Анатольевич был прав, когда говорил об опыте. Я своими глазами увидел бедных людей с невероятными и порой абсурдными диагнозами. Они витают в своем мире. У них все по-другому.

Порой к ним очень тяжело найти подход. Павел Анатольевич привязал ко мне одного больного. У него расстройство личности. Сегодня он называет себя Игорем – владельцем большого магазина, а завтра Жанной – транссексуалкой и порноактрисой. Это очень забавно выглядит, когда мужчина пытается надеть женские чулки и просит дать ему еще пару минут перед постельной сценой. На самом деле такие расстройства – очень страшная вещь. Не успеешь глазом моргнуть, как в твоей голове появится какой-то Рудольф и скажет, что он профессиональный водитель.

Я долго наблюдал за Игорем и могу сказать, что у человека меняется не только личность, но и манера поведения. Транссексуалка Жанна приобретает плавные женские движения, меняется тембр голоса, даже привычки.

Игорь курит, а Жанну выворачивает от сигарет. Игорь занимается спортом, а Жанну устраивает ее фигура. Помимо этого, Игорь в совершенстве знает экономику, менеджмент и право, хотя в жизни ни разу не открывал ни одну книгу. В это время Жанна интересуется пластической хирургией и ноготочками. И тоже знает массу всего про свои увлечения. Ах да, забыл сказать. Мужчине двадцать один год.

После смены в ординаторскую зашел Павел Анатольевич. Он положил бумаги на стол и опустил рычажок на электрическом чайнике. Я развернулся на стуле и обратил на него внимание. Осунувшаяся фигура, мешки под глазами в комбинации с синяками. Мужчина неуклюже сел на диван и чуть ли не растекся на нем.

– Тяжелый день? – спросил я и достал из небольшого шкафчика две кружки и пачку кофе.

– Невероятно тяжелый, – кое-как промямлил доктор. – Всех осмотрел, новоприбывшим выписал препараты. Решил несколько конфликтов. Уволил медсестру. Ох, Миша. Старый я уже для этого. На пенсию пора.

– Да вы же в расцвете сил. Пятьдесят лет – это только начало новой жизни, – говорил я, наливая кипяток в кружки.

– Может, начало конца? – шутливо спросил Павел Анатольевич.

– Не утрируйте. Вот, лучше выпейте кофе, взбодритесь, – я подошел и вручил доктору чашку.

Он аккуратно ее взял и сделал небольшой глоток.

– На самом деле, ты прав. Но эта новая жизнь должна начаться за пределами лечебницы. Доработаю до пенсии и куплю себе дачу где-нибудь на берегу моря. Как Светка расцветет! Она давно мечтала о такой покупке.

Я сел рядом с доктором.

– Я бы тоже не отказался от дачи рядом с морем.

– Тебе еще рано. Ты в полном расцвете сил. У тебя только жизнь начинается. Карьера строится. Сохрани эти мысли до старости. Вот тогда будешь отдыхать, сколько тебе уготовано богом.

– Я бы хотел сейчас отдыхать. Ни о чем не думать и жить припеваючи.

– Так не получится. Нет тогда смысла жить.

– Что вы имеете в виду?

– Когда у тебя много денег, пропадает азарт к жизни. Тебе не к чему стремится. Тебе не нужно получать никакие знания. Все и так есть. Понимаешь, к чему я? Ты становишься обычной амебой. Зачем тебе это?

– Но ведь прелесть в том, чтобы тратить деньги. Сколько стран можно изведать, сколько всего попробовать! Серфинг, горные лыжи, альпинизм… так много занятий.

– Этим ты можешь заняться с минимальными вложениями и чуть позже. Суть жизни – в бесконечной эволюции. Ты каждый день просыпаешься, идешь на работу. Там получаешь новые знания, а когда у тебя есть определенный багаж, ты можешь им воспользоваться и узнать то, о чем никто даже не догадывается. Э-волю-ци-я, сынок, – сказал доктор и сделал глоток кофе.

– Можно эволюционировать и с огромной кипой денег на банковском счету.

– И когда ты будешь заниматься эволюцией? Когда ты покоришь все горы мира? Когда дорогой алкоголь больше не будет тебя пьянить и самые сочные девочки превратятся в обычный станок для секса? Это быстро наскучит и придет прозрение. Ты ничего не сделал за свою жизнь. Не оставил ни одного следа в истории. Уж поверь мне, когда тебе стукнет столько же, сколько и мне, ты погрузишься с головой в такие вот отвратительные мысли.

– Вы сами можете сказать, что внесли свой вклад в историю?

– Столько научных работ опубликовано, множество высококлассных профессионалов вышли из-под моего крыла! Ты даже не представляешь, как много я вылечил пациентов. Поэтому с уверенностью могу сказать – я внес свой вклад в процветание страны и мое имя выгравируют на постаменте истории.

– Надеюсь, что я достигну таких же высот, как и вы, – говорил я, искренне восхищаясь своим наставником.

– Ты добьешься намного большего. Я вижу тебя насквозь. В тебе столько стремления, необычайно много уверенности в себе. Ты пошел на жертвы ради профессии, ради науки.

– Не такие уж большие жертвы.

– Наперекор матери уехать в другой город и перестать с ней общаться – большая жертва. – Павел Анатольевич поставил чашку на столик рядом с диваном.

– Скорее, это она перестала со мной общаться.

– Дело не в этом. Ты совершил самопожертвование и заслуживаешь награды. Как раз для тебя награда – это мой опыт. Поглощай его, как губка, и будет тебе хорошее будущее.

– Стараюсь, – неуверенно сказал я и залпом выпил остывший кофе.

– Мы сегодня с тобой отлично поработали. Пора бы домой, – сказал доктор, еле встал с дивана и усталой походкой пошел к шкафу с вещами.

– Вы действительно думаете, что у меня все получится?

– Я знаю, – проговорил доктор и накинул на себя пальто. – До завтра, Миша. Хороших сновидений.

– До завтра, Павел Анатольевич.

Доктор закрыл за собой дверь ординаторской. Пора бы и мне уходить. Я взял свою чашку и прихватил заодно чашку Павла Анатольевича. Он так и не допил кофе. Может, с сердцем проблемы или домой спешил? Я поставил кружки на стол. Мне так хотелось спать. Глаза сами закрывались. Я вытащил из шкафа куртку, укутался во все, что только можно было, и вышел на улицу.

Холодный ветер немного взбодрил меня. На открытом воздухе я стал себя чувствовать намного лучше, чем в душной ординаторской. Пока машина прогревалась, я думал о будущем. На самом ли деле моя судьба сложится так, как мне предсказал Павел Анатольевич? Может, от неуверенности или из-за усталости, но я не мог представить себя высококлассным специалистом. Как бы я не старался, в голову приходили отвратительные мысли. Я так и прослужу в лечебнице в качестве обычного медработника, и больше ничего. Серая мышь в огромной лечебнице.

Не нужно себя грузить отвратительными мыслями. Я сейчас еду к своей красавице-жене и маленькому карапузу. Женя уже скучает и ждет, когда папа потискает его за пузико. Рождение малыша – самое радостное, что происходило в моей жизни за последние несколько лет. Даже женитьба не сравнится с маленьким очарованием, с любимым сыном. Я иногда ловлю себя на мысли, что сына люблю больше, чем Вику. Хоть ему всего лишь несколько месяцев – он для меня остается и останется самым нужным человечком на всем белом свете.

* * *

Как только я пересек порог квартиры, Вика появилась из-за угла. Она подошла ко мне и поцеловала.

– Ты чего не спишь?

– Тише, – шепотом проговорила Вика. – Малыш спит. Я его только уложила.

– Ты чего не спишь? – шепотом повторил я.

– Тебя жду, муженек, – улыбнулась Вика.

– Как он сегодня? Колики не мучали? – я старался говорить шепотом.

– Пока все хорошо. Сегодня ни разу не плакал. Даже странно.

– А ты как? – спросил я и снял обувь.

– Тоже хорошо. Сегодня даже не устала. Очень легко день прошел. Женю как будто подменили. Никогда его не видела таким спокойным.

Я зашел в зал. В центре комнаты стояла кроватка с малышом. Я подошел поближе и посмотрел на сыночка. Он был полностью запеленован, только круглая головка торчала из ткани. Я аккуратно поцеловал его в пухлую щечку. Он немного подвигался, но не проснулся.

* * *

Каждую ночь перед сном у нас с Викой был ритуал. Она ложилась рядом со мной и открывала книгу. Я включал National Geographic по телевизору и впитывал новую информацию. Мы редко общались перед сном. Разве что оставались наедине на кухне и пили чай. Темы перескакивали с одной на другую. Так мы могли сидеть часа три, если не больше. Но сегодня было не до посиделок. Мои веки тяжелели, а муравей, что полз за своей колонной, уводил меня в страну грез.

Не успел я закрыть глаза, как Вика начала меня трясти из стороны в сторону.

– Что случилось? – спросил я ее сонным голосом.

– Я слышала шорох, – говорила она, прижавшись ко мне.

– Какой шорох? Где?

– Со стороны кухни. Миш, сходи посмотри, что там. Мне страшно.

Я видел ее перепуганные глаза. Мне самому стало не по себе. Я поднялся с кровати, надел халат и неспешно пошагал в сторону кухни, шаркая тапками. Я включил свет и осмотрел каждый уголок кухни. Ни одной мыши или таракана. Даже пауки не вили свои коварные сети. Тишина и благодать. Я вернулся обратно в комнату и лег на кровать.

– Никого там нет. Успокойся.

– Я что-то слышала. Там точно кто-то есть.

– Я обследовал всю комнату. Никого там нет, – грозно сказал я и посмотрел в глаза Вики.

Она опустила взгляд и легла на бок спиной ко мне. Я обнял ее и закрыл глаза. Сон снова окутал меня, однако отдых продлился не долго. Снова кто-то тряс меня во все стороны.

– Посмотри! – говорило она мне на ухо шепотом. – Там кто-то стоит.

– Кто стоит? – так же шепотом проговорил я в бессознательном состоянии.

– Посмотри. Он стоит. Мне страшно, Миша! Сделай что-нибудь!

Я открыл глаза и посмотрел в проем. Никого там не было, нет даже и намека на присутствие кого бы то ни было.

– Вика, что с тобой? Там никого нет!

– Он смотрит на меня, – проговорила жена и закрыла лицо одеялом.

Я опять встал с кровати. Надел халат и снова пошлепал вперед. Я стал в проеме и позвал жену.

– Смотри, никого тут нет. Только я и больше никого.

– Он за твоей спиной! Он смотрит! – Вика чуть ли не кричала.

От ее слов мне самому стало не по себе. Я медленно развернулся и… Там никого не было, как я и говорил. Я прошелся вперед, назад, покрутился в проеме.

– Ты же видишь, что тут пусто.

Она смотрела на меня стеклянными глазами.

– Никого нет?

– Вообще никого, – уверял ее я.

– Хорошо.

Страх в ее глазах не пропадал. Она так и смотрела в проем, даже когда я заключил ее в объятия и прошептал на ухо, что ее никто не тронет. Успокаивал ее самыми прекрасными словами, которые приходили мне на ум. Она не отводила взгляд. Может, со мной что-то не то. Я обернулся и посмотрел в проем. Никого. Что же она видит? Может, странные силуэты? Тени от лунного света?

– Вик, ты раньше это видела? – спросил я и прижал ее к своей груди.

Она, не отводя взгляд, сказала:

– Не знаю почему, но после рождения Жени он ко мне приходит.

– Кто приходит?

– Я не знаю, кто он. Но он следит за мной. Он может появиться в любой момент. Я тебе об этом не рассказывала. На меня находит паническая атака. Он появляется без приглашения. Он смотрит откуда-то издалека. Но не приближается, – Викины слезы падали на мою грудь. Она так и смотрела в проем.

– Это ненормально! Почему ты мне об этом раньше не сказала?

– Не хотела. У тебя каждый день пациенты с разными заболеваниями. Зачем тебе еще знать о жене с дырой в голове?

– Чем ты думала? Ох… Может, это послеродовая депрессия? Такое бывает. Сознание дает сбой…

– Не знаю я, но он стоит. До сих пор стоит, Миш. Он не уходит.

– Подумай о том, что это твой мозг решил подшутить.

– Отвратительная шутка.

– Думай об этом. Его нет на самом деле. Это обычная галлюцинация. Такое бывает. Главное – думай. Каждый раз, когда он появляется, внуши себе, что он не настоящий. Говори себе, что он лишь вымысел твоего мозга. Слышишь меня?

– Да, дорогой, слышу.

– Думай об этом. Не переставай внушать себе эту мысль.

– Его нет… Его нет… Его нет… – говорила она себе.

Вика закрыла глаза. Она лежала так еще несколько минут и бубнила себе под нос. Когда она подняла веки, я увидел чувство облегчения на ее лице.

– Он исчез? – спросил я.

– Да, пропал, – радостно проговорила Вика.

Она обняла меня и стала целовать везде, куда только могла дотянуться своими горячими губами.

– Я тебя так люблю! – говорила Вика и целовала. – Спасибо тебе, мой любимый.

Я целовал ее в ответ, но не мог сказать ни слова. Мне стало невероятно страшно. Что будет потом? Он пошевелится? Станет с ней разговаривать? Галлюцинация будет прогрессировать… И тогда быть беде.

Глава четырнадцатая
Разговор с доктором

На работу я пришел с огромными синяками под глазами и отвратительным настроением. Всю ночь я не мог заснуть. Мысли мощным тараном долбили по моему мозгу. Я думал о моем будущем, о сыне, о жене. Больше всего меня беспокоила Вика. Галлюцинации такого рода бывают очень затяжными и могут перейти во что-то большее. В шизофрению…

Я зашел в ординаторскую и налил себе кофе. Первая чашка как будто испарилась, оставив кофейный осадок. Я налил себе еще, затем еще. Бодрость не приходила, а глаза закрывались с новой силой. Я чувствовал груз на веках. Он тянул их вниз, будто рыба, что заглотнула крючок с приманкой и старалась уйти на дно, утащив за собой ценный улов.

– Ты чего такой убитый? – со спины спросил Павел Анатольевич.

Я испугался и чуть не уронил чашку с кофе на пол.

– Смотрю, у тебя ночка выдалась хорошей, – проговорил доктор, вешая пальто в шкаф.

– Если бы… – загадочно сказал я и сел за стол.

– Что-то случилось?

Мне пока не хотелось посвящать Павла Анатольевича в мои ночные страсти, поэтому я решил соврать.

– Малыш всю ночь орал. Не давал спать ни мне, ни Вике. За ночь я проспал часа два, может, меньше. Не помню уже. Утром принял холодный душ.

– Судя по твоему состоянию, душ тебе не помог.

– Как видите, – я улыбнулся доктору и взял дело пациента с расстройством личности. – Пойду поработаю, а то меня окончательно срубит.

– Ну давай. – Павел Анатольевич внимательно следил за мной, пока я не покинул ординаторскую.

Я брел по коридору лечебницы. Медсестры косились на меня. Конечно – я так похож на живой труп. Чуть ли не спотыкаюсь на ровном полу. Усталость била по телу, а мозг утопал в страшных мыслях. Я подошел к палате и постучал.

– Подождите! – донесся голос из палаты.

Ожидание давалось мне очень сложно. Глаза слипались. Я облокотился об стену и немного расслабился. Секунды тянулись бесконечно долго. Я снова постучал.

– Минуту.

Да сколько ж можно! Я стал перечитывать заметки в блокноте.

«Не может усидеть на месте» «Часто перебивает» «Личности не стабильны и могут в любой момент поменяться местами»

Раздался звук замка. Дверь отворилась, и передо мной предстал мужчина в колготах, махровом розовом халате и с бигуди на голове. Я сразу понял, какая из личностей так долго собиралась.

– Жанна, доброе утро.

– Утро добренькое, доктор Молчанов. Как ваши дела? Я с вами давно не общалась.

– Все хорошо. Могу зайти?

– Конечно, проходите.

Я зашел в палату и сел за небольшой столик у окна. Поставил чашку кофе и открыл дело пациента.

– Вы у нас уже второй месяц лежите, правильно?

– Я бы так не сказала, – эмоционально выразился мужчина слегка манерным голосом и сел на кровать рядом со столом.

– Сколько, по-вашему, прошло времени?

– Недели две, может, еще меньше.

– Хочу вас расстроить. Вот ваша карточка. Посмотрите внимательно на дату.

Он опустил глаза в тетрадку и сразу же поднял голову.

– Как? – удивился мужчина. Он поправил бигуди и закинул ногу на ногу. – Вы меня обманываете. Я даже не знаю, что тут делаю.

– У вас расстройство личности.

– Что вы подразумеваете под этими словами? Я психичка? – повысил голос мужчина.

– Нет, это стандартный диагноз. Редкий, но он существует в нашем мире. В вашем теле живет еще одна личность. Вы с ней не контактируете? – спокойно спрашивал я.

Веки все пытались закрыть собой глаза, а мышцы ныли. Мне нужен сон.

– Я одна в этом теле! Кроме меня никого нет! Это мое тело, и я его никому не отдам! – закричал мужчина.

– Я вас понимаю, – тихим голосом проговорил я. – Но и вы меня поймите. Эту информацию я взял не из головы. У вас тут указан диагноз, и мы с вами будем идти к выздоровлению. Вам нужно познакомиться с вашей личностью и…

– Нет! – закричал мужчина и встал с кровати. – Выметайтесь отсюда и больше не приходите! Я отказываюсь с вами разговаривать!

– Я ваш врач, – говорил я, вставая со стула.

– Уходите! – не переставал кричать пациент.

Я взял чашку и вышел из палаты. Мужчина с грохотом закрыл дверь. Что я такого сказал? Он же не просто так у нас в лечебнице. Медленным шагом я пошел в ординаторскую. Что мне теперь делать? Пациент отказался от меня. Кто его будет лечить? Павел Анатольевич доверил его мне, а я сделал что-то не так. Или он сам неадекватный. Хотя… В лечебнице нет адекватных людей, местами даже персонал превосходит всех вместе взятых пациентов.

В ординаторской никого не было. Лишь компьютер на столе издавал странные звуки. Я вернул карточку пациента на место, а чашку поставил на стол. Отвратительное утро. Я сел на диван. Он был такой мягкий, нежный и приятный. Создавалось ощущение, что он повторяет контуры моего тело. Даже на кровати рядом с Викой не так удобно, как тут. Глаза закрылись. Всего пару минут. Всего… Пару… Минут…

* * *

Резкий стук. Меня передернуло.

– Вставай.

Что происходит?

– Просыпайся, – говорил голос.

– Что произошло? – сонным голосом спросил я и с огромным усилием открыл глаза.

– Что ты с ним сделал? Ты что сказал пациенту? – Павел Анатольевич огромными глазами смотрел на меня.

– Какому? – я еще до конца не понимал, что происходит.

– С расстройством личности.

– Ничего такого. Только правду. Он болен. Я сказал ему, что с ним, а он выгнал меня из палаты.

– Идиот! – закричал врач и сел рядом со мной.

– Что случилось? – я испугался. Мне стало страшно. – Павел Анатольевич, что такое? – я привстал и сел рядом с доктором. – Не томите! Говорите же! – я повысил голос.

– Он умер, – проговорил Павел Анатольевич и посмотрел мне в глаза. – Никогда, слышишь меня, никогда не говори пациентам, чем они больны! Ты должен его направить, указать дорогу, подсказать, но никогда не говорить напрямую! Ты слышишь меня, Молчанов?!

Я опустил голову.

– Да, Павел Анатольевич.

Туман тишины заплыл в ординаторскую. Было слышно, как гудит компьютер, дуновение ветра через замочную скважину, щелканье светодиодной лампочки, что периодически мигала. Но никто не проронил ни слова. Спустя несколько минут я взял на себя смелость развеять тяжелый туман:

– Что произошло?

– Я делал вечерний обход…

Я посмотрел в окно. Темнота. Солнце давно село за горизонт. Сколько я проспал?

– Тебя не стал будить. Ты за ночь устал. Хоть я и старик, зато прекрасно помню, как сложно с ребенком первые несколько лет. Он кричит и суетится. Что-то ему надо… – Павел Анатольевич остановился и через секунду продолжил: – Я дошел до палаты Игоря. Мне никто не открыл. Я стал настойчивее стучать. Ничего не происходит. Я подозвал медсестру. Она мне рассказала об утреннем инциденте. Я незамедлительно приказал выбить дверь. Как только санитары сняли ее с петель… Я обомлел… – доктор остановился. Встал с дивана и подошел к кулеру с водой. Мигом осушил стакан и повернулся. – Он лежал на кровати в крови. На руке длинная рана от запястья до локтя. Он написал предсмертную записку и вскрыл вены шариковой ручкой.

Павел Анатольевич залез в карман и дал мне смятый тетрадный лист. Я развернул его и прочел…

«Доктор Молчанов, спасибо, что вы указали мне путь. Я поняла, что не одна. Я не могу так жить. Не хочу делить свое тело. Если оно не принадлежит мне, значит, никто им владеть не будет! Еще раз спасибо вам за все и прошу прощения за мое поведение и за смерть. Она доставит вам неудобство. Ваша Жанночка. Чмок».

Лист упал на пол. Я не мог поверить, что из-за меня умер человек. Я убил его. Как так? Я даже не знал… Не понимал… Что я наделал? Для меня это был небольшой утренний конфуз, который перерос в огромную проблему!

– И что теперь? – спросил я и взялся за голову.

– Приедут полицейские, возьмут показания и увезут труп.

– Я сяду?

– Куда? – странно спросил доктор.

– В тюрьму.

– Нет. Ты выполнял свои обязанности. Ты не виноват, что слова так сильно выбили его из колеи. Ты его не принуждал к суициду. Лишь сказал диагноз.

– Я его убил.

Павел Анатольевич сел напротив меня и сказал:

– Посмотри на меня.

Я поднял голову.

– В твоей практике будет очень много проблем. Прими это и продолжи жить, спасать и направлять. Ты врач! Твоя обязанность лечить души. Всех невозможно спасти, Миш.

– Но ведь я убил его… – продолжал я.

– Он сам себя убил! Это разные вещи.

– Но…

– Никаких но! – перебил меня Павел Анатольевич. – Еще два часа до конца рабочего дня. Потом мы с тобой едем в бар. Тебе нужно успокоиться и прийти в себя. Звони жене и говори, что будешь поздно.

– Хорошо, – твердо сказал я.

Мне нужно напиться.

* * *

Полиция приехала очень быстро. Я не успел прийти в себя, как в ординаторскую ввалились три толстых человека в форме. Они достали листы А4 и стали записывать все, что я говорил. За час я рассказал все, что помнил и что видел.

Спустя какое-то время я вышел на улицу. Я никогда не курил, но сейчас попросил Павла Анатольевича дать мне сигарету. На моих глазах тело бывшего пациента лечебницы вынесли в черном целлофановом пакете. Они как будто мусор выкинули. Если он мертв, это не значит, что вы, подонки, можете так относиться к телу! За первой сигаретой пошла вторая. Я безумно хотел выпить. Комок подтягивался к горлу, давя на связки. Я не мог говорить, только слушать и делать.

Пациенты разошлись по палатам, а медсестры приняли свои смены. Мы с Павлом Анатольевичем поехали в бар. Всю дорогу я молчал. Мне не хотелось говорить. Один глоток – и язык развяжется. Я себя знаю. Главное – добраться до успокаивающего и животворящего пойла.

Мы зашли в подвал. Я не видел вывески. Перед моими глазами все мелькал черный целлофановый пакет. Я потерял момент, как мы оказались за барной стойкой. Павел Анатольевич заказал себе виски. Я выбрал джин. Бармен быстро налил нам по сто грамм. Одним глотком я осушил стакан и попросил налить еще. Бармен выполнил мою просьбу.

– Может, тоника? – спросил бармен.

– Три дольки лайма добавь, пожалуйста.

Бармен отрезал лайм и кинул мне в стакан.

– Тяжелый был день, – сказал Павел Анатольевич.

– И не говорите.

– Миша, за пределами лечебницы ты можешь ко мне обращаться на «ты». Я не обижусь. Просто Паша или Павел, как тебе удобно.

– Спасибо, – я сделал небольшую паузу и добавил: – Павел.

– Вот, другое дело.

Павел делал маленькие глотки виски. Лед таял и разбавлял напиток.

– Тебе главное – это пережить. Первый раз всегда тяжело.

– Первый? У вас… Ой, у тебя такое было? – удивился я.

– Да, было, – спокойно говорил Павел Анатольевич. – Очень давно, лет двадцать назад. Я работал в психиатрическом отделении. Лежал у нас один парень, очень жизнерадостный. Даже не скажешь, что у него запущенная депрессия. Всегда улыбался и общался со всеми. Скорее всего, пытался вылезти из дерьма, в которое его завела жизнь. – Павел сделал еще один глоток и поставил стакан на барную стойку с гулким стуком. – Он у меня был самым сложным пациентом. Мы его два раза вытаскивали с того света.

Первый раз он чуть на шнурке не повесился. Он попросил брата завезти кроссовки. Неудобно ему в наших тапках бегать по больничке. Брат ничего нам не сказал и просто передал обувь. Слышу ночью – кто-то орет. Выбегаю, а там девушка плачет и на дверь показывает. Я залетаю в палату, а там он. Идиот, привязал один шнурок к другому, обвязал шею, затянул петлю, а второй конец шнурка привязал к батарее. – Еще глоток. – Как сейчас помню – он лежит на спине и все тянется вниз, чтобы шнурок передавил все, что только можно.

– Можно повеситься на шнурке? – удивился я.

– Конечно. Когда я работал санитаром, мы выехали на один выезд. Там мужик сам себя струной задушил. Кровь с шеи хлещет, лицо синее, а он все затягивает струну.

– Жуть… – я вздрогнул.

– А второй раз он решил с окна прыгнуть. Пролез через решетку. Тощий был, зараза. Так и прыгнул с пятого этажа. Хорошо, в дерево полетел. – Павел перевел взгляд на бармена. – Виски повтори.

Бармен налил напиток в стакан.

– Страшно все это видеть.

– Страшно, – подтвердил Павел Анатольевич. – Но к этому привыкаешь. Ты сам выбрал свое будущее.

– Как он умер? – спросил я и глотнул джина.

– Ты даже представить себе не можешь, что он придумал. Как-то раз из его палаты выехали три человека. Главврач посчитал, что они уже готовы социализироваться и выходить за пределы больницы. Мужчина остался один в палате. До сих пор вздрагиваю, когда эта картина всплывает в моей памяти… – доктор остановил рассказ и сконцентрировался на одной точке.

Он хотел вспомнить все до мелочей, я видел это.

– Утром я провожу обход, – начал Павел. – Захожу в его палату и первое, что вижу – кровь на полу. Она тонкой струей шла от его кровати. Он, как будто ничего не произошло, лежал на боку спиной к выходу. Я подбежал к нему. Все тело синее. Я перевернул его и увидел гримасу ужаса на лице. Он старался, я это видел. Часть языка лежала на подушке, два кусочка, а весь рот в крови. Он откусил язык и истек кровью. Вся подушка бордовая, а с кровати, даже через столько времени, капала кровь. Кап. Кап. Кап.

– Когда он это сделал?

– Вечером. Как говорили судмедэксперты, он сначала хотел захлебнуться, откусил примерно сантиметр от языка. Потом пришло осознание, что способ не действенный. Он решил откусить еще больше. Так и лежал, пока кровь текла по подушке. Вроде как он захлебнулся.

Он так холодно все описывает. На мгновение мне стало не по себе от компании Павла Анатольевича. Человек так много прошел, столько увидел. Я бы давно свихнулся от такого. Его воспоминание – только малая часть того, что он мог бы рассказать, и это наводило ужас.

– Павел Анатольевич…

– Павел, или Паша, мы же договорились, – прервал меня доктор.

– Павел, я тебе сегодня соврал. Малыш не причем. Не он виноват в моем недосыпе.

– Что тогда случилось? – так же холодно спросил доктор.

– Моя жена, она видит странную фигуру. Я не вижу, а она видит. Мне за нее страшно. Вдруг это шизофрения?

– Когда она начала ее видеть?

– После рождения сына.

– Тогда пока не нужно нервничать. Может, это последствия родов. Знаешь, как это давит на психику женщины? Тем более если это ее первые роды.

– Когда все пройдет?

– Месяц, может, год. Главное, будь всегда рядом с ней. Это тяжело, очень. Но ты терпи. Должно пройти. Если нет – я помогу. Привезешь ее в лечебницу – обследуем. Главное, не пугай ее.

Слова доктора помогли мне. Я больше не думал о смерти пациента. Это большая утрата для меня, но нужно продолжать жить дальше. У Павла Анатольевича прошлое было куда страшнее, чем у меня настоящее. Смерть от откушенного языка… Ух!

Я чувствовал, как градус дает о себе знать, а у Павла – ни в одном глазу. Нужно ехать домой, иначе придется ползти. Помимо этого, внутри меня проснулось безумное чувство любви. Оно согревало легким пламенем.

– Паш, мне нужно домой. Хочу прижать ее к себе. Хочу сына поцеловать. Я соскучился.

– Бармен, вызови такси для моего друга.

Машина везла меня через холодный и мрачный город. Я хотел как можно быстрее оказаться рядом с семьей, почувствовать тепло. Павел Анатольевич вселил в меня надежду на будущее. Своей историей помог мне прийти в себя. Достойный человек. Я так горжусь, что работаю бок о бок с таким великим профессионалом.