Текст книги "Люди с безграничными возможностями: В борьбе с собой и за себя"

Пандус к подъезду

В России около 14 млн инвалидов, из них 650 000 – дети. В стране ежегодно признаются инвалидами более 1 млн человек. При этом число инвалидов год от года растет. Аморально, глупо, опасно не использовать труд и способности 10 % населения, причем зачастую наиболее предприимчивой и деятельной части населения, как об этом свидетельствуют советская и новейшая история инвалидности в России.

Когда я впервые попала в Америку, меня поразило, как много там инвалидов. Они встречались мне повсюду: в ресторанах и парках, в театрах и музеях. И повсеместно – от Вашингтона, Нью-Йорка, Филадельфии и Бостона до приморского Плимута, центра игорного бизнеса – Атлантик-Сити и даже – Ниагарского водопада.

Помню, какое двойственное ощущение вызвал у меня современный пандус, откровенно уродующий старинное здание Принстонского университета. С эстетической, исторической точек зрения он был абсолютно неуместен. А вот с точки зрения гуманности, уважения к людям с ограниченными возможностями здоровья – более чем оправдан.

«Неужели Америка – страна инвалидов?» – заметила я. На что пригласившие меня туда друзья ответили: «Скорее, для инвалидов».

И правда: не забуду, как завороженно следила я за манипуляциями водителя автобуса в Нью-Йорке, который опускал ступеньку вровень с тротуаром, чтоб туда мог въехать человек на коляске. Конечно, у нас тоже есть автобусы с такими приспособлениями, но в деле мне они не попадались.

Не знаю, практическая ли составляющая – все эти пандусы, лифты, приспособления, или психологическая, но таких жизнерадостных, ухоженных, довольных жизнью инвалидов я не видела больше нигде. Ну и еще на европейских курортах, конечно, но там, мне кажется, отдыхают люди с определенным достатком.

Какова же ситуация в нашей стране? Ответ председателя Всероссийского общества инвалидов (ВОИ), депутата Государственной думы РФ Михаила Терентьева на фоне вышесказанного оказался неожиданным: «У нас льгот больше! Может быть, они более “мелкие” по финансовой составляющей, но тем не менее. И отстаем, конечно, по техническому обеспечению, но ситуация год от года меняется в лучшую сторону».

Впрочем, ознакомившись с историей существования инвалидов в Советском Союзе, начинаешь понимать, насколько сейчас в России все иначе. В книге борца за права инвалидов, буквально «выдавленного» из страны, владимирского инвалида Валерия Фефёлова «В СССР инвалидов нет!», вышедшей в 1986 году в Лондоне, сказано, что «в 1920–30-е годы существовали специальные лагеря, куда помещали бездомных больных и инвалидов – участников войн».

В начале 1920-х часть инвалидов все же сумела объединиться. В 1921 году было создано общество ВИКО (Всероссийское производственно-потребительское объединение инвалидов), где «опорники» (как тогда называли инвалидов с поражением опорно-двигательного аппарата) были в большинстве. Цели и задачи ВИКО были более чем гуманными: трудоустройство инвалидов в ими же самими созданные артели и цеха надомников, улучшение материального положения, бытовых и жилищных условий, повышение культурного уровня.

Возникли Всероссийские общества слепых (ВОС, 1925 год) и глухих (ВОГ, 1926 год). Намного сложнее дело обстояло с «опорниками».

Кажется невероятным, но ВИКО вело строительство жилья, детских садов, санаториев, домов отдыха, клубов, спортивных сооружений и профессиональных школ для инвалидов, то есть с учетом, как бы мы сегодня сказали, стандартов безбарьерной среды. Шла работа по подготовке кадров, проводились смотры художественной самодеятельности, спортивные соревнования. Оказывается, ВИКО стояло и у истоков легендарного «Спартака».

Созданные еще в 1920-х годах хозрасчетные артели, ставшие основанием для многочисленных предприятий по всей стране, были основой экономического развития Общества, помощь государства заключалась лишь в налоговых льготах.

Предприятия изготавливали бочки, инструменты, товары народного потребления, шили обувь. Инвалиды закрыли многие ниши в бытовом обслуживании: фотографировали на улицах и курортах, работали парикмахерами и т. п.

В 1927 году ВИКО было переименовано во Всероссийский совет кооперации инвалидов (Всекоопинсовет), а в 1939 году – во Всероссийский союз кооперации инвалидов (Всекоопинсоюз).

В обоих случаях слово «кооперация» – не случайно. Инвалиды действительно трудились в условиях настоящей кооперации, что диссонировало с советской действительностью и в итоге стало причиной сначала объединения в 1953 году с Российским советом промысловой кооперации (Роспромсоветом), а затем – и упразднения организации как таковой.

Что немаловажно, организации мощной и богатой, имеющей свои производства, жилые дома и административные здания, разветвленную сеть учебных, оздоровительных и культурных учреждений.

К концу 1950-х Промкооперация инвалидов объединяла 4252 артели, где работали почти 219 000 человек. Однако к этому времени уже вовсю шло разрушение этой стройной системы, дававшей возможность работать и чувствовать себя полноценными членами общества сотням тысяч инвалидов, среди которых было много именно еще военных инвалидов Второй мировой войны.

Почему? Одно из объяснений – первая политическая демонстрация перед зданием ЦК КПСС в 1955 году инвалидов войны – колясочников под предводительством 24-летнего Юрия Киселева, ставшего впоследствии известным правозащитником и внесшего большой вклад в защиту прав инвалидов на достойную жизнь.

Тогда же прозвучали первые экономические требования. Что примечательно: речь в первую очередь шла об учебе и работе, а уже потом – о возможностях передвижения на колясках, качество которых оставляло желать лучшего, и на личном автотранспорте.

Инвалиды были силой не только потому, что их было много, не только потому, что основу их на тот момент еще составляли участники войны, то есть люди, прошедшие огонь и воду, бесстрашные, с чувством собственного достоинства, но и потому, что они были вместе, объединены в организацию, имеющую экономический мощнейший базис. То есть послевоенные инвалиды превратились за десять лет после войны в организованную силу, которая, осознав свои возможности, выдвинула уже не только экономические требования, но и требования насчет социальных изменений. А вот это уже была политика.

Количество артелей резко пошло на убыль. В связи с этим министр социального обеспечения РСФСР Нонна Муравьева отправила в Совет Министров РСФСР тревожную записку, в которой говорилось: «В некоторых областях почти не осталось артелей инвалидов, и ликвидация их проходила с ведома и по решению облисполкомов. Возникшая в результате безработица, низкие заработки создают тяжелое материальное положение, которое в ряде случаев побуждает инвалидов заниматься нищенством и попрошайничеством». Более того: министр предлагала артели не только сохранить, но и перевести в промысловую кооперацию другие виды производства, которые доступны для инвалидов.

На политику партии эта инициатива республиканского министра не повлияла.

В апреле 1956 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли постановление о переводе большей части предприятий инвалидов в государственную собственность, соответственно, с полной экспроприацией имущества. Выпуск валовой продукции к 1960 году достиг объема 22 млрд рублей (при общем объеме годового ВВП СССР на тот момент – около 2 трлн рублей). Может быть, такие феерические результаты и стали причиной уже окончательной ликвидации артелей инвалидов в 1960-м. Государство экспроприировало не только производства, но и свыше 100 специальных школ, где инвалиды обучались десяткам различных профессий, 18 санаториев, 41 дом отдыха и многое другое. В СССР вновь был упущен шанс устройства общественной жизни, учитывающей принципы инклюзии, который, как мы помним, гласит, что не инвалиды должны подстраиваться под общество, а общество – под них. После войны именно таким было отношение власти к инвалидам. Но когда аромат победы улетучился, советская система стала защищаться. И уничтожила этот один процент нарождающейся рыночной экономики, создаваемой энергией инвалидов, самой беззащитной категории граждан и, как выяснилось тогда, самой свободномыслящей.

В сообществе инвалидов наступил период полного хаоса. Таким образом, в 1960–1970-е годы прошлого столетия инвалиды-опорники были полностью предоставлены самим себе. Никаких официальных организаций не существовало, а тех, кто об этом только заговаривал, причисляли как минимум к неблагонадежным элементам. Немного странно, правда, почему власти продолжали поддерживать ВОГ и ВОС.

Отчасти взял на себя заботу об брошенных на произвол судьбы сотнях тысячах инвалидах, побывавших на фронте, созданный в это время Комитет ветеранов Великой Отечественной войны, который возглавил легендарный Алексей Маресьев. Но это мало что изменилось. Экономический базис был уничтожен.

Несмотря на это, продолжались попытки создания неформальных объединений на почве отстаивания интересов детей-инвалидов – пожалуй, самой бесправной категории. Детей-инвалидов в СССР становилось все больше: их число значительно возросло вследствие печально известной эпидемии полиомиелита в 1950-х, да и уровень здравоохранения оставался не самым лучшим.

Эти дети, в большинстве своем вышедшие из стен специализированных больниц или интернатов, оказывались полностью за бортом жизни: невозможно было получить нормальную работу, потому что путь к образованию был просто-напросто закрыт; выучиться смогли буквально единицы. Вопрос о приеме в вуз решался на уровне министерства высшего образования и министерства соцобеспечения. Да и с будущим трудоустройством детей было проблематично после ликвидации артелей, а государственные предприятия и учреждения существовали в условиях жесткого, практически непосильного для инвалидов, графика с нередкими авралами и непременно должны были выполнять план.

Разговоры среди инвалидов о необходимости объединяться и сообща побеждать обстоятельства не прекращались. Всю свою жизнь посвятил этому выдающий изобретатель и неустрашимый правозащитник, практически парализованный после перенесенного в детстве полиомиелита, инженер и изобретатель Геннадий Гуськов.

Вот как один из современников вспоминает знакомство с этим человеком: «Пожалуй, самое сильное впечатление еще в те годы на меня произвел Геннадий Гуськов. Я увидел его в Саках в 1974 году за несколько дней до своего отъезда домой. По аллее парка ползком передвигался человек. На нем были надеты какие-то кожаные штаны, зашитые снизу, под грудью была пристроена небольшая колясочка. Вот таким средневековым методом перемещался Геннадий. Он подполз к группе спинальников, сидевших на колясках, скинул фуражку, достал из нее сигареты и спички, закурил и заговорил с ребятами. О чем он говорил, я не слушал, но его появление произвело на всех большое впечатление. Нормально действовала у него только одна рука, вторая лежала как плеть. В обычной коляске ему перемещаться было бы трудно, управляя одной рукой, поэтому он и научился передвигаться по-своему. “Он, наверное, мог бы полеживать в кровати, да, видно, не такой это парень, его, пожалуй, ничто не удержит”, – думал я, глядя на него».

В 14 лет Геннадий Гуськов попал в воронежский дом инвалидов, окончил школу, затем воронежский филиал Саратовского автодорожного института. И это с одной рукой, и будучи практически парализованным. Создавал свои версии двигателя внутреннего сгорания, разработал и получил в соавторстве авторское свидетельство на коляску, шагающую по лестнице, построил специальный автомобиль для тяжелобольных инвалидов с минимальными возможностями. Рама авто была удлинена с таким расчетом чтобы можно было управлять лежа и въезжать в него на кресле. Все управление сосредоточено на небольшом пульте и выполнено в виде кнопок. Кнопки приводят в действие сервомоторы, которые осуществляют переключение передач, повороты, торможение.

Само его существование повергало при встрече любого чиновника в ступор. Он целеустремленно, начиная с 1960-х, говорил и писал в газеты и по инстанциям о необходимости воссоздания общества инвалидов. Создал и руководил мастерской инвалидов по выпуску товаров народного потребления.

Именно по письму Геннадия Гуськова в 1976 году было принято постановление Совета министров СССР «О дополнительных мерах по улучшению организации профессионального обучения и трудового устройства инвалидов». Но в середине 1980-х разработанный им проект Всесоюзного общества инвалидов лег под сукно в Верховном Совете РСФСР.

Разные люди шли разными путями, пытались быть услышанными в борьбе за права инвалидов. Одни, как Гуськов, индивидуально, хотя и последовательно, пытались переломить государственную махину статьями в СМИ, предложениями в органы власти, а главное – собственным примером.

Другие, как Юрий Киселев (Москва), Валерий Фефёлов (Юрьев-Польский), Файзулла Хусаинов (Чистополь) и их единомышленники, перевели борьбу за свои права в политическую плоскость, в 1978 году обратившись к правительствам стран, подписавших Хельсинкское соглашение, к комитетам по защите прав человека и по делам инвалидов в ООН, а также в русские отделы «Голоса Америки», «Би-Би-Си», «Свободы», «Немецкой волны» с посланием о попрании прав человека в стране, где инвалиды вообще оказались «за бортом» жизни.

Третьи – и это самая многочисленная категория – собирались в разных городах и республиках страны в клубы и общества «по переписке» с говорящими названиями, практически не сговариваясь, – «Феникс» (Анатолий Ушал, г. Ленинград), «Прометей» (Татьяна Загвоздина, г. Кыштым), «Искра» (Наталья Куликова, г. Москва), «Корчагинец» (Ольга Буркова, г. Свердловск).

Эти и подобные им объединения взяли на себя важнейшую социальную и психологическую функцию: от элементарной поддержки друг друга, выхода на общение до помощи нуждающимся в лекарствах (люди, которые могли в больших городах, а особенно в столице, каким-то образом их «достать», пересылали препараты в глубинку) и т. п.

Вот что писал о «Прометее» в неопубликованной статье для журнала «Наш современник» в 1979 году Геннадий Гуськов: «Они платят посильные взносы (от 1 до 12 руб. в год), обмениваются книгами, журналами, статьями на интересующие темы; покупают в городах дефицитные лекарства для своих товарищей на селе (или, например, что-нибудь вкусненькое») и т. п.; помогают устраиваться на работу, хлопочут о выделении квартиры инвалиду, об установке телефона».

Девизом работы было: «Помочь тому, кому труднее, чем мне».

При этом «организаторы движений были тяжелейшими инвалидами – для многих из них написать строчку письма было великим трудом», – отмечают очевидцы и современники этого уникального явления. Но именно письма и стали той ниточкой, которая объединяла и вселяла надежду на изменение жизни к лучшему: ведь люди писали не только друг другу, но и обращались в различные инстанции.

Два важных, хотя и не увенчавшихся успехом, события произошли в 1980 году. Российские инвалиды попытались поднять вопрос о проведении Паралимпийских игр, которые во всем мире сопутствуют «большой» Олимпиаде. Ответ был стандартный «не предусмотрено» (иногда еще писали «нецелесообразно»).

Тогда же отечественные инвалиды вышли на политическую демонстрацию. Человек 20 собралось возле Олимпийской деревни с небольшими плакатами. Главным требованием было использование труда инвалидов, а не эксплуатация их. И, конечно, очень важным стало напомнить о себе, ведь, по некоторым данным, накануне Олимпиады в столице произошла «зачистка»: наряду с «деклассированным элементом» из нее выселяли и инвалидов.

Запрет на Паралимпиаду не мог помешать развиваться спортивному движению инвалидов, которое буквально за несколько лет стало массовым. В 1982 году в Ленинграде при институте протезирования был создан первый спортивный клуб инвалидов «Ортспорт» по инициативе завотделом этого НИИ инвалида Леонида Забелина; затем в городе появился второй такой клуб – «Феникс». Параллельно возник клуб «Инваспорт» в Таллине.

Любые объединения в те годы вызывали настороженность, но «Феникс» едва не пострадал из-за своего названия. Его создателям инкриминировали – ни много ни мало! – аналогии с одним из нацистских клубов. В объяснительной записке на сей счет Анатолий Ушал ответил более чем достойно: клуб создавался безо всякой политической подоплеки, только для блага людей. «Пусть мы никогда не родимся заново здоровыми физически, но хотели бы воскреснуть духовно», – написал он, и это, очевидно, возымело свое действие.

И еще небольшой штрих из воспоминаний Анатолия Ушала: «Весной 1984 года удалось провести первую акцию. Ведь многие из участников нашего движения безвылазно сидели по домам, не видя живой воды и зелени. Начать решили с поездки на природу, на Корнинское озеро. …Признаюсь, для меня было большим потрясением видеть людей, которые плакали от радости, испытывая подобие шока. Некоторых пришлось долго уговаривать выйти из машины – так было страшно оказаться в распахнувшемся мире».

Нет сомнения: без подобных спортивных клубов вряд ли появилась бы в 1986 году Всесоюзная федерация физкультуры и спорта инвалидов (под эгидой Госкомспорта СССР), президентом которой стал Валентин Дикуль, а затем, в 2006-м, – Российский спортивный союз инвалидов. Сегодня это спортивное движение охватывает всю страну, а достижения, которые показывают его участники на соревнованиях, вплоть до Паралимпийских, вызывают уважение и восхищение.

Настоящую организацию инвалидов, о которой мечтали на протяжении десятилетий инвалиды, удалось создать только на волне перестройки. Сначала была зарегистрирована Московская городская организация ВОИ (ее возглавил Николай Чигаренцев), затем – Московская областная под руководством Геннадия Рыженко. А следом, летом 1988 года, была создана и Всесоюзная организация ВОИ.

Все давалось нелегко, уставные документы обсуждались в жарких спорах, порой напрочь разводивших бывших единомышленников.

Самое интересное, что, выстраданная десятками простых людей, она создавалась «под крылом» партии и правительства, несмотря на заверения высокопоставленных чиновников об инициативе «снизу».

Поэтому у многих участников осталось ощущение двойственности мероприятия: вроде все правильно, а казенщиной повеяло сразу же. Достаточно сказать, что главный доклад на учредительной конференции делал министр социального обеспечения РСФСР Виктор Казначеев.

А выборы председателя и вовсе стали полной неожиданностью: внезапно была предложена единственная кандидатура – семидесятилетнего инвалида III группы, Героя Советского Союза, участника финской войны Александра Дерюгина, хотя перед этим и министр, и товарищи долго уговаривали соглашаться на этот пост одного из активистов движения – Александра Ломакина-Румянцева.

Ломакина знали все, Дерюгина видели впервые, но проголосовали единогласно.

Правда, через некоторое время Александр Ломакин-Румянцев все же возглавил Общество и проработал на этой должности 23 года. С его именем связывают успехи и достижения этого периода, среди которых одно из главнейших – то, что организация стала мощной общественной силой, которую уважают, которой верят, с которой считаются. Сейчас он – и как почетный председатель ВОИ, и как депутат Государственной думы – по-прежнему работает на благо инвалидов. В 1991-м, перенимая эстафету от своего предшественника, он отметил: «Александр Васильевич, будучи очень деятельным председателем, болеющим за дело человеком, оказал инвалидному движению в России неоценимую услугу. Недаром его на I съезде ВОИ в 1991 году избрали почетным председателем ВОИ».

Примечательно, что существующие с 1920-х ВОС и ВОГ сразу же поддержали новую организацию, в частности вложили средства в организацию первой учредительной конференции. Готовилось к ней и министерство здравоохранения: оно обязало подведомственные клиники в Москве забронировать несколько десятков коек для делегатов, в том числе в знаменитой «Кремлевке».

«Создание общественной организации инвалидов позволило не только сформулировать и предъявить первоочередные требования людей с ограниченными возможностями, но и самим начать работу по их внедрению в жизнь. Многое из того, что вызвало серьезные нарекания делегатов учредительной конференции, удалось исправить в первые же годы», – пишут авторы книги «Как это было».

В 1991 году на первом съезде ВОИ была принята программа, в которой четко обозначен круг задач, главная из которых – интеграция инвалидов в общество.