Текст книги "Рокоссовский"

– Свяжитесь с командиром дивизии, пусть он передаст в штаб фронта, что я задержусь у вас.

В этот вечер Рокоссовский в штаб фронта не возвратился. Всю ночь в солдатской землянке он вместе с бывшим драгуном вспоминал о прошлом...

По долгу службы Рокоссовский часто бывал теперь в Москве, в Ставке Верховного Главнокомандования у Сталина.

В связи с подготовкой операции по освобождению Воронежа, в которой надлежало участвовать и левофланговой 38-й армии Брянского фронта, Рокоссовский делал доклад в Ставке Верховному Главнокомандующему. По окончании доклада командующий Брянским фронтом уже хотел уходить, но Сталин остановил его:

– Погодите. – И позвонил своему секретарю А. Н. Поскребышеву, попросив пригласить в кабинет генерала, недавно отстраненного от командования фронтом. В присутствии Рокоссовского произошел следующий разговор:

«– Вы жалуетесь, что мы несправедливо вас наказали?

– Да. Дело в том, что мне мешал командовать представитель центра.

– Чем же он вам мешал?

– Он вмешивался в мои распоряжения, устраивал совещания, когда нужно было действовать, а не совещаться, давал противоречивые указания... Вообще подменял командующего.

– Так. Значит, он вам мешал. Но командовали фронтом вы?

– Да, я...

– Это вам партия и правительство доверили фронт... ВЧ у вас было?

– Было.

– Почему же не доложили хотя бы раз, что вам мешают командовать?

– Не осмеливался жаловаться на вашего представителя.

– Вот за то, что не осмелились снять трубку и позвонить, а в результате провалили операцию, мы вас и наказали...»

Подобный предметный урок запомнился Рокоссовскому на всю жизнь.

Воронежская операция, сроки проведения которой многократно откладывались, не принесла успеха. Войска Воронежского и Брянского фронтов вновь перешли к обороне.

К июлю 1942 года в результате потери Крыма, поражения советских войск под Харьковом, в Донбассе и под Воронежем стратегическая инициатива вновь была в руках противника. В 20-х числах июля гитлеровские войска на широком фронте вышли к Дону и 25 июля захватили Ростов. Подтянув свежие силы, немецко-фашистские войска начали стремительное продвижение к Волге и на Кавказ. Перед фашистскими танковыми дивизиями расстилались пылающие зноем степи Ставрополья, а за ними гитлеровские генералы видели уже заманчивую цель – нефтяные вышки Грозного и Баку, покрытые вечным снегом вершины Кавказа, экзотическое побережье Черного моря и где-то там, дальше, горные перевалы, ведущие на Иран.

Опять, как и год назад, они решили, что Красная Армия потерпела полное поражение, что военная мощь Советского Союза окончательно подорвана и о ее восстановлении и речи быть не может. Ныне, спустя десятилетия, когда в распоряжении историков имеются директивы, разработанные в германском генеральном штабе в июле и августе 1942 года, приходится только удивляться самоуверенности и близорукости стратегов вермахта, мнивших себя гениальными и всемогущими.

Положение Советской страны было действительно тяжелым, и об этом со всей прямотой говорилось в приказе № 227 Народного Комиссара Обороны от 28 июля 1942 года, прочитанном во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах, штабах; «Каждый командир, красноармеец и политработник должны понять, что наши средства не безграничны. Территория Советского государства – это не пустыня, а люди – рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы, матери, жены, братья, дети... После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше территории, стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год.

У нас нет уже теперь преобладания ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше – значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину...»

Приказ № 227 требовал от всех бойцов и командиров Красной Армии стойкости, отказа от мысли, что наша страна велика и потому можно отступать. «Пора окончить отступление, – говорилось в приказе.

Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв.

Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности.

Наша Родина переживает тяжелые дни. Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило. Немцы не так сильны, как это кажется паникерам. Они напрягают последние силы. Выдержать их удар сейчас, в ближайшие несколько месяцев, – это значит обеспечить за нами победу».

Да, положение было тяжелым. 6-я армия вермахта, поддерживаемая мощными силами авиации, быстро продвигалась к Сталинграду. В середине июля ударная группировка противника вышла в большую излучину Дона. Это было начало великой Сталинградской битвы. Оно не было отмечено ни приказами, ни крупными сражениями. Просто с утра 17 июля 1942 года передовые отряды 62-й армии вновь созданного Сталинградского фронта в спаленной июльским солнцем степи у реки Чира выстрелами полковых пушек и пулеметными очередями встретили авангард армии генерал-полковника Фридриха фон Паулюса. С этого дня в донских и волжских степях развернулось сражение, невиданное как по размаху, так и по ожесточенности. В сражении, продолжавшемся шесть с половиной месяцев и превзошедшем все известные в истории человечества битвы, по временам с обеих сторон участвовало свыше 2 миллионов человек, 26 тысяч орудий и минометов, более 2 тысяч танков и около 2 тысяч самолетов.

Поначалу сражение складывалось не в пользу советских войск. В течение всей первой половины августа на дальних и ближних подступах к Сталинграду продолжались бои, в которых советские войска, опираясь на заранее подготовленные укрепленные рубежи, героически отстаивали каждую пядь земли, наносили контрудары врагу, изматывали и истребляли вражеские войска, рвавшиеся к Сталинграду. В ходе этих боев немецкое командование все более убеждалось в возрастающем сопротивлении защитников волжской твердыни. Тем не менее оно не сомневалось в успешном достижении своих целей.

19 августа ударные группировки 6-й и 4-й танковой армий гитлеровцев начали одновременное наступление на Сталинград. Форсировав после трехдневных боев Дон в районе хутора Вертячего, немецко-фашистские войска к вечеру 23 августа вышли к Волге северо-западнее Сталинграда, в районе поселков Латошанка и Акатовка.

В этот же день, стремясь усилить удар и вызвать панику среди жителей города, гитлеровская авиация обрушилась на Сталинград. Начав бомбардировку в 16 часов 18 минут по московскому времени, сотни бомбардировщиков эшелон за эшелоном сбрасывали тысячи фугасных и зажигательных бомб. Август 1942 года был сухим, дождя не было несколько недель. Почти полумиллионный город, застроенный густо, имевший много деревянных зданий, сразу же потонул в огне. Уже первые бомбы разрушили водопровод, воды из колодцев не хватало, и тушить пожары было нечем.

Когда во второй половине войны тысячные армады союзных бомбардировщиков станут появляться над Германией, когда взрывы и пожары охватят Берлин и Гамбург, Лейпциг и Дрезден, гитлеровские заправилы станут истошно вопить о варварстве и нарушении законов ведения войны. Но это произойдет позднее, а в августе 1942 года геббельсовские газеты с ликованием печатали снимки горящего Сталинграда.

Отныне и на много месяцев характерной чертой сталинградского пейзажа будет огромный столб дыма и зарево пожарищ над Волгой. В этом пылающем городе, сначала на его окраинах, а затем на улицах и площадях, в зданиях заводов и фабрик с конца августа кипели ожесточенные бои. Вплотную подойдя к городу, немецко-фашистские войска 13 сентября начали его штурм. 13, 14 и 15 сентября были для защитников Сталинграда невероятно трудными днями. Не считаясь ни с чем, шаг за шагом рвался противник через развалины города к Волге. День за днем без перерыва следовали атаки и контратаки, не раз многие участки переходили из рук в руки. К 26 сентября, после 13 дней яростных схваток, гитлеровцы захватили центр города, но им не удалось выполнить основной задачи – овладеть всем берегом Волги в районе Сталинграда. Изолированная противником от остальных войск фронта, окруженная им с трех сторон, прижатая к Волге, подвергавшаяся беспрерывной артиллерийской и авиационной бомбардировке, истекающая кровью 62-я армия В. И. Чуйкова стойко и мужественно отбивала все новые и новые попытки врага рассечь ее на части и уничтожить.

О том, что происходит под Сталинградом, командующий Брянским фронтом в деталях не знал. Было известно, что немецкие войска прорвались к Сталинграду, что в городе идут бои, но планы дальнейших боевых операций под Сталинградом, разрабатываемые советским командованием, Рокоссовскому были неизвестны. На Брянском фронте обстановка продолжала оставаться спокойной, противник активности не проявлял.

Во второй половине августа командующего фронтом вызвал по ВЧ Сталин. Выслушав доклад Рокоссовского, он сказал:

– Под Сталинградом очень тяжело. Подумайте, что бы вы могли сделать для усиления этого направления. Рокоссовский раздумывал только одно мгновение:

– Товарищ Сталин, наиболее существенная помощь – отправить туда танковые корпуса. Думаю, что можно выделить корпус Катукова.

Верховный Главнокомандующий охотно согласился:

– Хорошо, отправляйте. И подумайте, что еще вы могли бы сделать для Сталинграда.

Спустя неделю разговор повторился. На этот раз Рокоссовский расстался с танковым корпусом П. А. Ротмистрова.

Сентябрь 1942 года шел к концу.

Поздним вечером в рабочей комнате начальника штаба командующий, как всегда, подводил итоги дня. Зазвонил телефон. К аппарату ВЧ вызывали Рокоссовского. Предполагая, что речь опять пойдет о помощи для Сталинграда, Рокоссовский уже приготовился сообщить, что может отослать единственный оставшийся в составе фронта 16-й танковый корпус. Однако Сталин сначала поинтересовался:

– Как дела на вашем фронте?

– Без особых изменений, товарищ Сталин. Противник активности не проявляет. Перебросок войск разведкой не отмечено.

Верховный Главнокомандующий чуть помолчал. Потом последовал несколько необычный вопрос:

– А вам не скучно на Брянском фронте?

– Пожалуй, да, товарищ Сталин, – ответил Рокоссовский, немало удивленный таким оборотом дела.

– Собирайтесь и приезжайте в Москву.

На этом разговор закончился. Утром, в совершенном неведении о причинах вызова, Рокоссовский выехал в Москву. По совету предусмотрительного Малинина он захватил с собой материал о состоянии войск фронта.

Но материалы эти ему не пригодились. В Ставке Верховного Главнокомандования речь пошла совсем о другом.

Уже несколько недель там в строжайшей тайне работали над планом контрнаступления под Сталинградом. К этому времени советское командование не сомневалось, что стратегический план врага на лето 1942 года в значительной мере сорван, наступательная сила фашистской армии резко сократилась и не приходилось ожидать, что противник сможет возобновить наступление в ближайшее время. Руководителям Красной Армии было хорошо известно, что основные силы врага на южном крыле фронта втянуты в затяжные и, как правило, безрезультатные бои. Фланги же немецкой группировки прикрывали румынские и итальянские дивизии, не отличавшиеся боевыми качествами. В то же время в советском тылу завершалась подготовка стратегических резервов, в основном танковых и механизированных соединений, вооруженных новейшей техникой.

Когда в конце сентября из поездки на южный участок фронта возвратились Жуков и Василевский, изучавшие условия для организации предстоящего контрнаступления, в Ставке состоялось обсуждение плана этого наступления, были определены основные направления ударов, потребные для них силы и средства, районы и примерные сроки сосредоточения. Во время обсуждения было решено создать в районе Сталинграда два самостоятельных фронта. Когда же речь зашла о командующем новым, Донским фронтом, решено было остановиться на кандидатуре Рокоссовского.

В истории нашей страны есть несколько дат, отметивших на столетия этапы многовековой борьбы народа с захватчиками. Хорошо известны и Ледовое побоище 1242 года, и Куликовская битва 1380 года. Военная судьба сделала Константина Константиновича Рокоссовского одним из главных действующих лиц в событиях конца 1942 – начала 1943 года, когда захватчики снова, на этот раз под Сталинградом, получили достойный урок, который, надо надеяться, надолго сохранится в памяти тех, кто захотел бы вновь прийти к нам с мечом.

В Ставке Рокоссовский был сперва принят Жуковым, а затем его вызвали к Сталину. Верховный Главнокомандующий казался очень озабоченным.

– Под Сталинградом тяжело, очень тяжело. Немцы местами прорвались к Волге, Режут 62-ю армию на части. Все имеющиеся войска отправляются под Сталинград. Вам следует немедленно вылететь туда и принять командование фронтом.

Сталин прошелся по кабинету, остановился у карты.

– Остальное узнаете на месте от моего заместителя Жукова. Он тоже летит под Сталинград. Счастливого пути!

Из кабинета Рокоссовский уходил со сложным чувством: его посылали на важный и опасный участок, где предстояло принимать сложные и ответственные решения. Но это вдохновляло, а не беспокоило его.

Самолет ЛИ-2, на котором Рокоссовский и Жуков отправились к Сталинграду, все время прижимался к земле. Так было безопаснее; гитлеровские истребители гонялись за отдельными самолетами, а у земли легче избежать этой опасной встречи.

Под крылом самолета мимо Рокоссовского проплывал однообразный пейзаж осенних приволжских степей. Казалось, что внизу, на темно-бурой поверхности не было ни бугорка, ни светлого пятнышка. Но вот самолет лег на левое крыло, внизу заблестела Волга, вдали угадывались контуры Сталинграда. Висевший над ним дым смешивался с утренним туманом, исходившим от реки. Нелегко было примириться с мыслью, что враг сумел прорваться так далеко, к Волге.

На аэродроме прилетевших генералов ждали, и они немедленно отправились на наблюдательный пункт фронта, находившийся на левом фланге, возле Ерзовки. День был солнечным и ветреным. Машины неслись по укатанной дороге, оставляя за собой огромные шлейфы пыли – дождя давно не было.

По мере приближения к фронту, все отчетливее и виднее становилось зарево пожарищ над Сталинградом. Весь берег Волги был в огне. По-прежнему, обуреваемое желанием сбросить защитников Сталинграда в Волгу, немецкое командование посылало свои дивизии в атаку. Бойцам армии Чуйкова приходилось очень тяжело, и войска Сталинградского (теперь уже Донского) фронта должны были им помочь.

От дивизий Чуйкова, оборонявшихся в Сталинграде, их отделял коридор шириною около десяти километров, упиравшийся вершиной в Волгу, к северу от города. Вот этот коридор, захваченный гитлеровцами еще в августе, и пытались ликвидировать войска 66-й, 24-й и 1-й гвардейской армий.

По прибытии на НП фронта и Рокоссовскому и Жукову сразу стало ясно, что задача эта вряд ли разрешима с теми силами и средствами, которые имелись в наличии. Генерал Гордов[10]10
  Генерал-лейтенант В. Н. Гордов был заместителем командующего Сталинградским фронтом.


[Закрыть], которого они застали на НП, нервничал, ругал по телефону командармов, не стесняясь в выражениях. Рокоссовский, никогда не унижавшийся до ругани, вспомнил, что подобный метод командования солдаты достаточно метко окрестили «матерным управлением». Жуков тоже не одобрил Гордова.

– Бранью ничего не добьешься, – сказал он Гордову, – надо как следует организовать бой.

Однако и вновь прибывшие понимали, что в распоряжении Гордова слишком мало средств, силы противника даже превосходили советские войска.

Вскоре Рокоссовский и Жуков отправились на КП фронта, находившийся на левом фланге, недалеко от берега Волги. К ночи сюда возвратился и Гордов.

– Я приказал войскам перейти к обороне, – начал он докладывать Жукову. – Они понесли потери, но нигде прорвать оборону противника не смогли.

– Чем вы объясняете это? – Голос представителя Ставки был суров.

– У меня недостаточно артиллерии и минометов. Плохо с боеприпасами. Но главное – спешка! Не было возможности организовать взаимодействие, войска вступали в бой без подготовки, по частям.

– Кто же в этом виноват? – настаивал Жуков. Гордов ответил:

– Я докладывал в Ставку, что времени на подготовку операции дали мало, но мне было приказано наступать немедленно.

В разговор вступил Рокоссовский, дотоле молчавший:

– Я считаю, Георгий Константинович, что наскоками нельзя действовать. Они не дадут результата. До тех пор пока операция не будет тщательно подготовлена и обеспечена всем необходимым, ничего серьезного мы здесь не добьемся.

Это Жуков понимал и сам.

– Пожалуй, вы правы. Но мы не можем оставить без активной помощи Сталинград. Город невозможно будет удержать. Приказываю вам принять командование фронтом. Активных действий не прекращать, иначе противник перебросит силы отсюда на штурм Сталинграда.

– Георгий Константинович, – продолжал Рокоссовский, – выводы генерала Гордова обоснованны, я их поддерживаю. Прошу предоставить мне возможность самому командовать войсками фронта. Ставка дала мне задачу, и я буду выполнять ее, сообразуясь с обстановкой.

– Иначе говоря, – засмеялся Жуков, – вы считаете, что мне здесь незачем оставаться? Я сегодня же улетаю.

В тот же день представитель Ставки отбыл в Москву. Так, 1 октября 1942 года генерал-лейтенант Рокоссовский приступил к командованию Донским фронтом. О настроениях и чувствах, с которыми он начинал свою работу под Сталинградом, можно судить по письму, отправленному им вскоре после прибытия на Донской фронт жене и дочери:

«Дорогие мои!

Перелет к новому месту совершил благополучно. Уподобился перелетной птице и потянул на юг.

К работе приступил с первого же дня и со всем остервенением и накопившейся злобою направил усилия на истребление фрицев – этой проказы. Прежняя вера в то, что недалеко то время, когда эта проказа будет уничтожена, не покидает меня, а с каждым днем все усиливается. Наступит время, и фрицы будут биты так же, как били их при Александре Невском («Ледовое побоище»), под Грюнвальдом и еще много кое-где.

Теперь немного о себе. Здоров и бодр. Несколько дней жил в балке, в землянке, чаще бывал в разъездах. Теперь живу временно в деревянном домике. Вот это подлинная избушка на курьих ножках. Возможно, в недалеком будущем условия улучшатся, но некоторое время еще придется возвращаться в землянку.

Здешняя местность – это копия Даурии. И, когда я вылез из самолета, невольно стал искать глазами даурский городок. Растительности никакой. Голые сопки и степи. Уже несколько дней дует сильный ветер и поднимает столбы пыли. Придется заводить себе очки, а то начали болеть глаза. Зато зубы чистить не надо – прочищаются песочком, который постоянно трещит на зубах.

По вас скучаю очень сильно. Эта тоска еще усиливается сознанием большой удаленности... Душою же чувствую вас рядом с собой. Как живете вы? Пишите обо всем. Буду рад получить от вас весточку. Сознание того, что там, вдали, живут дорогие мне два существа, думающие обо мне, вливает тепло в мою душу, придает мне бодрости и сил.

Ваш К. Рокоссовский».

Разумеется, в письме Рокоссовский не мог сообщить, где он находится и что же он, собственно, делает. Свою работу на Донском фронте он начал с объезда армий. Фронт растянулся на 400 с лишним километров, и командующий отправился на правый фланг, в 63-ю армию, занимавшую участок по левому, северному берегу Дона. Эта армия, а также соседняя с ней 21-я, удерживавшая плацдармы на южном берегу Дона, в районе Еланской, Усть-Хоперской, Серафимовича, вскоре были переданы в состав нового Юго-Западного фронта, которым командовал Н. Ф. Ватутин.

После этого правый фланг фронта замыкала 4-я танковая армия, имевшая в своем составе девять стрелковых дивизий и всего четыре танка. Эта армия, которую кто-то с горькой иронией назвал «четырехтанковой», занимала участок на северном берегу Дона и междуречье Дона и Волги протяженностью в 30 километров. Удерживаемый армией плацдарм на западном берегу Дона давал возможность атаковать противника каждый раз, как только он начинал штурм Сталинграда. Вскоре эта армия была преобразована в 65-ю общевойсковую, и в командование ею вступил П. И. Батов.

24-я армия генерала И. В. Галанина оборонялась в междуречье на участке в 50 километров, упираясь своим правым флангом в Дон. Так же как и 65-я армия, она постоянно вела наступательные действия. Знакомясь с войсками армии, Рокоссовский имел возможность убедиться, что они устали, понесли весьма серьезные потери и трудно было рассчитывать на успех в наступлении, хотя и бойцы и командиры армии сознавали, что их атаки прямо помогают героическим защитникам Сталинграда.

Последней армией, с которой познакомился комфронта, была левофланговая 66-я армия Р. Я. Малиновского. Упираясь своим левым флангом в Волгу, эта армия нависала над Сталинградом и потому была обязана стремиться ликвидировать вышеупомянутый коридор. Однако противник у нее был очень сильный, подвижный, да и позиции занимал он выгодные – это были укрепления сталинградского обвода, в свое время построенные нашими войсками.

В штабе армии Рокоссовский командарма не застал. Начальник штаба – генерал Ф. К. Корженевич доложил:

– Родион Яковлевич убыл в войска.

– Странно, – удивился Рокоссовский, – он знал, что я выехал в армию, и не дождался...

– Сейчас мы его вызовем на КП, – предложил Корженевич.

Рокоссовский возразил:

– Не надо, я сам его найду. Заодно и с частями познакомлюсь.

Ни на дивизионных, ни на полковых командных пунктах командарма Малиновского не было. Найти его удалось лишь в одной из рот, на самой передовой. Идти туда комфронта пришлось долго, под артиллерийским огнем, пробираясь, согнувшись в три погибели, по полузасыпанным окопам. В пути Рокоссовского мучило беспокойство: чем же занимается на передовой командарм? Объяснение этому поведению Малиновского комфронта получил от него самого. Познакомившись с командующим 66-й армией, Рокоссовский спросил:

– Вы не находите, что руководить войсками в такое время удобнее с КП? Ротная позиция не совсем для этого подходит.

Сумрачное лицо Малиновского просветлело:

– Я это понимаю, товарищ командующий фронтом. Только... уж очень трудно приходится, начальство донимает. Вот я и пытался спрятаться от начальства.

– Спрятаться, как видите, не удалось, – засмеялся Рокоссовский. В последующей беседе он заверил командарма, что полностью сознает тяжелое положение армии и непосильность задачи, а Малиновский обещал сделать все, чтобы усилить удары по врагу.

К середине октября вместе с Рокоссовским на Донском фронте работали его старые соратники – Малинин, Казаков, Орел, Максименко. Без всякой паузы они включились в работу. Войска фронта тем временем вели активную оборону. Прочно закрепившись, они все время держали противника в напряжении, атакуя его то в одном, то в другом месте и не давая ему возможности перегруппировывать силы.

В самом Сталинграде между тем бои шли не прекращаясь ни днем, ни ночью, на улицах, в домах, на заводах, на берегу Волги. К середине октября противник после нескольких дней передышки вновь начал решительный штурм, надеясь на этот раз обязательно покончить со Сталинградом. То, что творилось в Сталинграде, превосходило все представления о человеческих возможностях. Гитлер поставил очередной срок взятия Сталинграда – 20 октября, и снова, в который уже раз, этот приказ не был выполнен.

Донской фронт перешел в наступление 19 октября. Задача была все та же: разгромить вражеские войска севернее Сталинграда и соединиться с дивизиями Чуйкова в городе. И в этот раз прорвать оборону противника не удалось, но активные действия войск Рокоссовского вынудили немецко-фашистское командование сохранить свою группировку в междуречье Дона и Волги. Войска гитлеровской 6-й армии были измотаны до предела. С июля по ноябрь в сражениях в районе Дона, Волги и в самом Сталинграде вермахт потерял до 600 тысяч солдат, более тысячи танков, свыше двух тысяч орудий и минометов, около 1400 самолетов. Но худшее ждало врага впереди.

Весь октябрь 1942 года подготовка контрнаступления шла полным ходом. В начале этого месяца в Ставке еще раз был обсужден в общих чертах план контрнаступления. Представленная в Ставку карта-план контрнаступления была подписана Жуковым и Василевским. На углу ее, наискось, Верховный Главнокомандующий надписал: «Утверждаю».

После этого, обращаясь к Василевскому, Сталин сказал:

– Не раскрывая смысла нашего плана, надо спросить мнение командующих фронтами.

Спустя несколько дней Жуков проинформировал о предстоящем наступлении и командующего Донским фронтом. Жуков не сообщил ни срока начала операции, ни других деталей плана, но с этого момента на Донском фронте началась интенсивная подготовка.

Во второй половине октября работа по составлению плана операции, в которой теперь принимали участие военные советы и штабы соответствующих фронтов, была в основном закончена. 4 ноября Жуков провел в 21-й армии Юго-Западного фронта с участием командующего Донским фронтом совещание, на котором обсуждались вопросы взаимодействия на стыках фронтов.

План Ставки был грандиозным. Предполагалось, нанеся два мощных удара по растянувшимся флангам сталинградской группировки врага, окружить и уничтожить ее. Это должны были сделать войска трех фронтов. Сталинградский фронт (им командовал А. И. Еременко) атаковал противника своим левым флангом из района южнее Сталинграда в направлении на северо-запад. Главную роль на первом этапе контрнаступления играл сосед Рокоссовского справа – Юго-Западный фронт Ватутина. Действуя с плацдармов на южном берегу Дона в районах Серафимовича и Клетской, его войска должны были соединиться с войсками Сталинградского фронта,

На долю войск Рокоссовского выпадало нанесение двух вспомогательных ударов. 65-я армия генерала Батова, совместно с соседней 21-й армией, наносила удар из района восточнее Клетской на юго-восток, с целью свертывания обороны противника на правом берегу Дона. В это же время 24-я армия должна была наступать вдоль левого берега Дона на юг, с целью отсечь войска противника, находившиеся в малой излучине Дона.

Нелегкая задача выпадала 66-й армии: сковывать противостоящие вражеские части, ведя активные действия. Средств усиления этой армии не выделялось.

Разработанный Ставкой план отличался целеустремленностью и смелостью замысла. Масштабы операции были огромны, она должна была развернуться на террито-[11]11
  Опечатка в оригинале, что именно хотел сказать автор – неясно (Прим. Смолянина).


[Закрыть] на фронте протяженностью в 400 километров. Войскам, совершавшим маневр на окружение врага, предстояло пройти с боями расстояние в 120—140 километров.

Первоначально контрнаступление предполагалось начать 9—10 ноября, но срок пришлось перенести на 19– 20 ноября, хотя обстановка и заставляла спешить с нанесением удара. Изменение срока было вызвано главным образом трудностями подвоза в районы сосредоточения войск боеприпасов и горючего.

Советский народ прилагал невероятные усилия, чтобы обеспечить в решающие дни свои Вооруженные Силы всем, что было им необходимо. По бесконечным дорогам тянулись в войска трех фронтов колонны танков, артиллерии, машины с боеприпасами, горючим. А дороги были плохие. Наступала осень, шли дожди, тракторы и автомашины двигались по грязи медленно, часто выходили из строя. К примеру, переброска артиллерийского полка резерва Верховного Главнокомандования всего лишь на 150 километров заняла шесть суток.

Многие артиллерийские полки в Красной Армии тогда • еще были на конной тяге. Лошади в связи с серьезными трудностями, которые переживало наше сельское хозяйство, иногда по целым неделям не получали овса. С тяжелым сердцем подчас наблюдал Рокоссовский, как на дорогах к фронту по непролазной осенней грязи, выбиваясь из сил, тащили пушки и гаубицы некогда могучие артиллерийские кони, а рядом с ними, впрягшись в лямки по-бурлацки, метр за метром тянули вперед свои орудия русские солдаты-артиллеристы.

И все же к началу наступления фронт имел и вооружение и боеприпасы. Для того чтобы представить, какое количество боеприпасов следовало подвезти в войска, достаточно сказать, что одних снарядов Донской фронт перед началом контрнаступления имел 3 миллиона штук. Всего на трех фронтах было сосредоточено не менее 8 миллионов снарядов и мин. Поучительно вспомнить, что перед началом первой мировой войны вся русская армия располагала немногим более 7 миллионов снарядов всех калибров. А войскам, переходившим в наступление, были нужны не только боеприпасы, не менее необходимо им было продовольствие, горючее!

Но, конечно, основное внимание перед наступлением командующий обращал на подготовку людей. Ведь именно им предстояло, пользуясь мощной техникой, разгромить прорвавшегося так глубоко в пределы нашей страны врага. Одну за другой объехал Рокоссовский все три армии фронта, повсюду проверял готовность войск.

Разумеется, что правофланговая 65-я армия, которой предстояло наступать с Клетского плацдарма, инспектировалась им особенно тщательно. Прибыв на КП Батова, комфронта сказал ему:

– Я хочу посмотреть состояние ваших войск на плацдарме. Это важнейший участок.

Переправу через Дон пришлось совершить в сумерках, днем немецкая артиллерия не давала возможности сделать это. Плацдарм простреливался ею весь насквозь. С положением дел Рокоссовский ознакомился детально. Два часа он провел на переднем крае, в полку подполковника К. П. Чеботаева. Вместе с командармом он прошел по окопам. Заметив, как светлеют лица солдат при виде их полкового командира, Рокоссовский, наклонившись к Батову, тихо сказал:

– Командира здесь любят!

– Да, ветераны зовут себя чеботаевцами, – ответил Батов.

– Не может быть большей награды командиру, – как бы в раздумье сказал Рокоссовский и обратился к бойцам, находившимся в траншее: – Надоела, товарищи, окопная жизнь?

Отозвались сразу несколько красноармейцев:

– Надоела!

Началась беседа. Бойцов интересовало происходящее в Сталинграде. Рокоссовский отвечал, что солдаты Чуйкова сражаются как герои, но положение их тяжелое Пожилой старший сержант, до этого молчавший, вступил в разговор.

– Разрешите спросить, товарищ командующий?

– Разрешаю!

– А что, если фрицев там прихлопнуть?

– То есть как?

– Ударить им наперерез с тыла. А чуйковцы навстречу... Как мышь в мышеловке...

Рокоссовский рассмеялся:

– Быть вам, старший сержант, маршалом! – Визг приближавшейся мины прервал разговор. Все смолкли, но на слух тут же определили, что она даст перелет, и Рокоссовский спокойно продолжал беседу: – Нам, товарищи, надо готовиться...