Текст книги "Рокоссовский"

За разведку под местечком Кроненберг в ночь на 24 августа 1917 года Константин Рокоссовский в четвертый раз был представлен к георгиевской награде. Получить Георгиевскую медаль 2-й степени ему не пришлось: приказ о награждении был отдан к концу декабря 1917 года, а к этому времени не существовало ни старой армии, ни старых знаков отличия. Сам же Константин Рокоссовский в декабре 1917 года был уже красногвардейцем.

Участием в рижской операции завершилась боевая история Каргопольского полка; 25 августа его, как в всю 5-ю дивизию, отвели в тыл. Полку предстояло пережить еще несколько бурных месяцев. Приближались события, имевшие решающее значение для судьбы нашей страны. На фронте, как и в тылу, на бесчисленных солдатских митингах все острее вставали вопросы, занимавшие всех без исключения: о мире, о земле, о власти. Все громче среди солдатских масс звучали слова представителей партии Ленина – партии большевиков, призывавших разрешить эти вопросы революционным путем. И все внимательнее прислушивался к словам большевиков Константин Рокоссовский.

За три с половиной года, проведенных в армии, Каргопольский полк стал ему родным. Давно, с момента расставания с Польшей, он не получал вестей от родственников из Варшавы. Одни драгуны хоть изредка вмела возможность отправиться в краткосрочный отпуск, другим, как Странкевичу, присылали письма, иногда денежные переводы (10—15 рублей). Всего этого Константин Рокоссовский был лишен. Полк был теперь для него и родиной и домом, товарищи по оружию заменяли родных. А относились товарищи к Рокоссовскому и с любовью и с уважением. В годы первой мировой войны, в суровых боевых буднях, складывается, формируется, крепнет и закаляется характер Рокоссовского: сдержанный, спокойный, уверенный, лишенный позы, бахвальства. В то же время, несмотря на тяготы и ужасы войны, которая нередко огрубляет душу человека, Рокоссовский сохраняет на всю жизнь доброжелательность, стремление понять человека, войти в его положение, что впоследствии иногда воспринималось и людьми, его окружавшими, и его начальниками как мягкость характера. Некоторые люди склонны видеть сильную волю в жестокости, а твердый характер в грубости. Но вот Рокоссовский, обладая и волей и характером, с юных лет и всю жизнь начисто был лишен и жестокости и грубости в отношении подчиненных. Да и не только подчиненных.

В полку Константина Рокоссовского любили. Все в нем вызывало расположение окружающих: и внешний вид стройного, высокого, широкоплечего драгуна, и храбрость, и даже удаль, сочетающаяся со сдержанностью и уверенностью, и немалая образованность, начитанность, что для солдат русской армии тогда было редкостью. Драгуны полка выбирают в 1917 году Константина Рокоссовского в эскадронный, а затем и в полковой комитет. Как один из самых заслуженных георгиевских кавалеров, Рокоссовский в октябре 1917 года был избран в полковую георгиевскую думу и выполнял там обязанности секретаря. В вихре событий, в постоянных спорах зреет и нем решение, определившее всю его дальнейшую жизнь.

Огромную роль в жизни Рокоссовского, как и в жизни всего нашего народа, сыграло Октябрьское вооруженное восстание, в результате которого в стране установилась Советская власть. Собравшийся в это же время в столице II Всероссийский съезд Советов по докладу Ленина принял ряд исторических декретов, определивших дальнейшую судьбу страны: о мире, о земле, о власти. Большинство населения России, как в тылу, так и на фронте, с одобрением отнеслось к решениям II съезда Советов и развернуло борьбу за их осуществление. Уже вечером 25 октября, получив сигнал о восстании в Петрограде, Военно-революционный комитет 12-й армии (в нее и входила 5-я кавалерийская дивизия) издал манифест, в котором говорилось: «Настал решительный час! Началась борьба за переход всей власти в руки самого народа... Мы, революционные солдаты, должны быть сильны, чтобы наши братья на улицах Петрограда могли быть уверены в нас... Нужно полное спокойствие и организованность. Военно-революционный комитет призывает вас к этому! Избегайте всяких неорганизованных выступлений. Не забывайте, что мы ведем борьбу на два фронта. Но вместе с тем не выполняйте приказов и распоряжений контрреволюционных штабов о передвижении частей, если эти приказы не подписаны Военно-революционным комитетом».

С воодушевлением встретили каргопольцы II Всероссийский съезд Советов и его решения. Это ярко засвидетельствовано в резолюции полкового комитета, принятой им 24 октября 1917 года и начинавшейся словами: «Шлем свой искренний привет II Всероссийскому съезду Советов рабочих и солдатских депутатов!» Драгуны-каргопольцы выполняли и вышеприведенное указание ВРК 12-й армии. Когда в ноябре 1917 года фронтовое командование предприняло попытку убрать с фронта сотни 5-го Донского казачьего полка, намереваясь использовать их против революционных сил, драгуны воспротивились этому намерению, отказавшись сменить казаков. 19 ноября драгуны 4-го эскадрона единогласно вынесли резолюцию относительно смены казаков с постов летучей почты: «Приказания этого эскадрон не исполнил ввиду его подозрительности. Постановили: никакой смены казаков в тыл не давать». В тот же день состоялось и общее собрание драгун полка, носившее весьма бурный характер и завершившееся принятием резолюции, в которой было заявлено: «Со дня устранения Духонина с поста верховного главнокомандующего и объявления его врагом народа полк Духонина не признает».

Большевистское требование – мир на базе победившей Советской власти – нашло горячий отклик среди солдат Северного фронта. Драгуны-каргопольцы также считали, что еще не пришло время покинуть фронт. 9 ноября на общем собрании 4-го эскадрона после многочисленных выступлений, среди которых была и короткая речь Рокоссовского, последовало решительное: «Ввиду опасности со стороны противника, мы считаем беспричинный самовольный уход частей с позиций или резервов недопустимым», Теперь солдаты сами выступали за сохранение порядка и дисциплины, резонно считая себя ответственными за судьбы страны и осуществляя тем самым позицию партии большевиков, позицию Ленина, писавшего, что «мы – оборонцы теперь, с 25 октября 1917 г., мы – за защиту отечества с этого дня... Мы – за защиту Советской социалистической республики России»[2]2
  В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 35, стр. 395.


[Закрыть].

Уже с октября 1917 года вся власть в решении вопросов полковой жизни принадлежала полковому комитету. Офицеры были отстранены от командования и, чувствуя постоянно растущую враждебность драгун, под всяческими предлогами стремились покинуть полк. Командовал полком теперь председатель комитета полковой каптенармус А. Иванькин. Командир 4-го эскадрона штаб-ротмистр Газалиев ушел в отпуск еще 11 октября и через семь недель, отведенные ему на отпуск, в полк не возвратился. Это обстоятельство было предметом горячих обсуждений на собраниях эскадрона, в результате которых решено было избрать командиром эскадрона старшего унтер-офицера, полного георгиевского кавалера Василия Стафеева, любимого и уважаемого драгунами. Офицеров же, еще оставшихся в эскадроне, «так как они, офицеры, интересы солдат не защищают», решено было распределить по взводам по одному в каждый взвод, отобрав, разумеется, у них денщиков и вестовых.

Согласившись на это, офицеры воспользовались первым подходящим случаем, чтобы бежать из полка. Дольше всех пробыл в эскадроне поручик Ясинский. Оставленный во взводе, он постоянно спорил с драгунами, презрительно высказываясь о большевиках и новых порядках в полку. 15 декабря Ясинского поставили на пост, с которого он ушел и попытался скрыться, был задержан латышскими стрелками и под конвоем возвращен в полк. На вопрос В. Стафеева, почему он покинул пост, Ясинский ответил:

– Я не желаю служить изменникам-большевикам, и вы меня не держите, все равно убегу.

После этого разговор принял горячий характер, и в конце концов один из драгун разрядил в Ясинского свой карабин. На следующий день, 19 декабря, этот инцидент был рассмотрен на собрании 4-го эскадрона, где присутствовало 85 человек, все, что осталось к тому времени от эскадрона. Было решено: «Настоящим постановлением устанавливается и подтверждается свое решение, принятое 18 декабря с/года о произведенном суде над бывшим поручиком Ясинским. Как радикальную меру пресечь его контрреволюционную деятельность эскадрон признает правильность лишения его жизни, что было произведено в исполнение вышеуказанного числа».

Таковы были суровые законы начинавшейся гражданской войны, и в этой войне каждый должен был определить свою позицию, встать на ту или другую сторону. И драгуны Каргопольского полка делали выбор. Еще в начале декабря эскадрон покинули Странкевич и Франц Рокоссовский – вместе с группой драгун-поляков они отправились в польский легион, формировавшийся тогда польскими националистическими лидерами. Двоюродный брат и Странкевич долго и упорно уговаривали Константина Рокоссовского оставить полк и уехать вместе. Но все уговоры были тщетны. Пути Странкевича и Рокоссовского, старых боевых товарищей, навсегда расходились. Классовые интересы оказались сильнее узконационалистических. Уже в ранней юности Рокоссовский начал осознавать единство исторических судеб русского и польского народов, поступил в полк и провел три года в огне империалистической войны. В армии он прошел школу боев, постиг боевые традиции лучшей в мире русской конницы. Он полюбил военную службу, почувствовал, что в ней его призвание. Теперь, в конце 1917 года, дореволюционная армия уходила в небытие. Большевики, идеи которых отныне он полностью разделял, собирались перестроить всю жизнь страны, они намеревались создать новую, рабоче-крестьянскую армию. В России, теперь уже в Советской России, в октябре 1917 г. родился новый общественный строй. Эта новая Россия нуждалась в защитниках, и с ней связал всю свою жизнь Константин Рокоссовский.

Под красным знаменем

Пятый драгунский Каргопольский полк доживал последние недели. Почти ежедневно полковой писарь каллиграфическим почерком выводил длинные списки драгун, не вернувшихся из отпуска, демобилизованных, а то и просто самовольно покинувших полк и потому подлежавших снятию с довольствия. Среди оставшихся шли ожесточенные споры о том, что же делать дальше. Многие были склонны считать, что следует, не дожидаясь заключения мира, бросить службу и возвратиться в родные деревни и села, где вот-вот должен был начаться или уже шел раздел помещичьих земель. Но было немало и таких, которые видели, что рано еще расставаться с оружием, что оно еще не раз пригодится. Среди последних был и Константин Рокоссовский.

О возвращении в Варшаву не могло быть и речи: уже два с половиной года она пребывала во власти германских оккупантов, и судьба находившихся там родственников оставалась неизвестной. «Дома» у Константина Рокоссовского не было. А главное, к этому времени он окончательно встал на сторону большевиков. Он был уверен, что боевой опыт, приобретенный им за годы первой мировой войны, очень скоро пригодится для защиты Советской республики.

Обстановка, сложившаяся в ту пору в стране, подтверждала это убеждение. Военное положение Советской России было очень напряженным и сложным: несмотря на то, что Советское правительство одним из первых своих декретов – Декретом о мире – выразило непреклонное намерение покончить с войной, бывшие союзники России – Великобритания, Франция, США – не пожелали вступить в мирные переговоры. Более того, их дипломатические представители недвусмысленно дали понять новому правительству России, что страны Антанты не остановятся перед вооруженной интервенцией, если оно заключит мир с Германией и Австро-Венгрией. С другой стороны, Советское правительство не могло рассчитывать (как и показали дальнейшие события) на миролюбие Германии и Австро-Венгрии, хотя эти государства и согласились на установление перемирия и вели переговоры о мире. Никто не мог гарантировать, что грозный враг, находившийся так близко от Петрограда и продолжавший держать на фронте десятки дивизий, не воспользуется трудной военной обстановкой революционной России и не начнет наступление с целью разгрома Советской власти.

В то же время, уже в первые недели своего существования Советское правительство столкнулось с выступлениями внутренних врагов: на Украине лихорадочно готовила свои формирования националистическая Центральная рада, на Дону атаман Каледин поднял мятеж, в оренбургских степях казачьи отряды атамана Дутова сражались с красногвардейцами, и можно было с твердой уверенностью предположить, что эти враги большевизма найдут поддержку как у бывших союзников России, так и у Германии и Австро-Венгрии. Наличие многочисленных внешних я внутренних врагов ставило Советское правительство перед необходимостью создания новой армии. Состояние старой армии делало невозможным использование ее частей в боевых операциях. Поэтому уже в декабре 1917 года решено было приступить к формированию, строго на добровольных началах, Красной Армии. В тот период ее часто именовали Красной гвардией. Предполагалось широко привлекать в Красную гвардию и солдат из подков старой армии. В декабре 1917 года вступали в Красную гвардию я каргопольские драгуны.

Собрание 4-го эскадрона открыл председатель полкового комитета А. Иванькин:

– Товарищи драгуны! Поступила телеграмма комиссара 1-го кавалерийского корпуса матроса товарища Семачева. Прошу внимания. – И председатель стал читать: – «На основании полученного приказа от Главковерха предлагаю немедленно приступить к записи на местах в добровольческие полки Красной революционной гвардии...»

Последние слова Иванькина были покрыты гулом голосов. Кто-то из драгун выкрикнул:

– Долго ли служить?

– Мы, товарищи, – стал объяснять Иванькин, – запрашивали разъяснений, и нам ответили, что красногвардейцы при поступлении в отряд должны дать торжественное обещание пробыть на службе шесть месяцев.

– A c кем будем воевать? – послышался хриплый голос одного из драгун.

– Большевики ни с кем воевать не хотят, да сами знаете: и немцы грозятся, и внутренняя контра не дремлет.

– Жалованье сколько положат?

– В месяц пятьдесят рублей. Может, товарищи, кто-нибудь выступит? Кто хочет?

С места поднялся Адольф Юшкевич. Говорить речи он не умел, но решительность и убежденность его была такова, что произвела большое впечатление на слушающих. Настроение драгун было сочувственным, и когда Иванькин предложил начать запись добровольцев, их оказалось более 30 человек. В списке пожелавших вступить в Красную гвардию рядом с фамилией Юшкевича появилась и фамилия Рокоссовского.

Новые красногвардейцы расстались с полком не сразу. Вместе с полком они в конце декабря 1917 года были отправлены в тыл. Для Константина Рокоссовского начинался путь военных странствий по просторам России, приведший его через несколько лет от западных границ к пескам пустыни Гоби.

Более недели тащились эшелоны из Латвии на восток, более недели смотрел Константин Рокоссовский на медленно проплывавшие мимо русские деревни и села. Впоследствии много раз во время поездок по стране приходилось глядеть ему на бескрайние русские поля и леса, но в эту свою первую поездку по России он испытывал совершенно особые ощущения.

Последней в истории Каргопольского полка стоянкой оказалась станция Дикая, что в 25 верстах к западу от Вологды. Здесь полк пробыл до окончательного расформирования в начале апреля 1918 года. 7 апреля состоялось последнее прощальное заседание полкового комитета, после которого последний руководитель полка А. Иванькин, имевший, как видно, склонность к поэзии, занес в последний протокол следующие словам «Итак, Каргопольский полк, просуществовав около 211 лет, выйдя от грани абсолютизма и дойдя до грани социализма в эпоху полной хозяйственной разрухи и народного бедствия, умер. Слава в честь ушедшему в вечность славному Каргопольскому полку!»

Да, Каргопольский полк перестал существовать, но многие его солдаты в разных концах Россия продолжали нести службу, и Каргопольский красногвардейский отряд, в который вошло около сотни бывших драгун, уже в январе—феврале 1918 года активно включился в борьбу с врагами Советской власти. Командные должности в Красной гвардии тогда были выборными, и каргопольпы избрали своим командиром Адольфа Юшкевича. Константина Рокоссовского, пробывшего в отряде несколько недель рядовым, товарищи избрали на должность помощника командира отряда. Это была его первая командная должность в Красной Армии.

В начале 1918 года в распоряжении Вологодского Совета рабочих и солдатских депутатов имелось лишь несколько небольших красногвардейских отрядов из рабочих города, поэтому появление каргопольцев, опытных солдат-кавалеристов, оказалось очень кстати. Обстановка в Вологде в это время сложилась крайне напряженная, и работы красногвардейцам хватало. Помимо охранной службы, им приходилось постоянно вести борьбу с контрреволюционными выступлениями.

В первых числах февраля 1918 года в Вологодский Совет поступило известие, что к Вологде по железной дороге продвигается несколько так называемых «буйных» эшелонов с демобилизованными солдатами – явление, характерное для того времени. Возвращавшиеся с фронта солдаты, попав под влияние анархистов и деклассированных элементов, нередко становились угрозой для тех, кто имел несчастье повстречаться им на пути. Располагая оружием, которое, как правило, при демобилизации не изымалось, и пользуясь тем, что далеко не повсюду молодая Советская власть имела в своем распоряжении достаточные вооруженные силы, такие «буйные» эшелоны на остановках всячески бесчинствовали, громя привокзальные магазины, грабя пассажиров и даже расстреливая тех из них, кто им по какой-либо причине не понравился. В Вологде два таких эшелона, возглавляемых анархистами, наткнулись на решительный отпор.

Едва состав прибыл на станцию, солдаты стали наскакивать на перрон, и вскоре его заполнила вооруженная толпа, устремившаяся было на привокзальную площадь. Но при выходе ей преградила дорогу группа красногвардейцев, руководимая рослым парнем в длинной шинели.

– Вы куда, ребята? – спросил Константин Рокоссовский (это был он).

– А твое какое дело? Пошел ты...

– Не спешите. Посмотрите туда, – и Рокоссовский уверенным и спокойным движением показал на перрон. Только тут солдаты заметили, что в обоих концах перрона на платформе установлены пулеметы и их прислуга уже изготовилась к стрельбе. Пулемет стоял и при выходе с перрона, за спиной у Рокоссовского.

– А ну быстро в вагоны! Не то...

Такая недвусмысленная и, главное, твердая встреча возымела действие. Солдаты попятились. В это время Юшкевич, отделившись от группы пулеметчиков, направился к первому вагону.

– Кто у вас тут главный?

– Я, – нехотя ответил низенький, необычайно широкий в плечах солдат. Прислонившись к притолоке, он стоял в дверях теплушки и лениво, как будто происходящее его не затрагивало, лузгал семечки, наблюдая за тем, что творилось на перроне. Над головой его чуть колыхалось черное знамя – символ анархии.

– Давай команду сдавать оружие. И чтоб никаких безобразий, иначе худо будет!

Главарь пытался торговаться, однако это не помогло. Неохотно, с криками и угрозами, солдаты сдали оружие, и в самый короткий срок эшелон был отправлен. Точно так же расправился отряд Юшкевича и со вторым эшелоном. После этого на вокзале в Вологде подобные эксцессы не повторялись.

Революция всколыхнула к активной деятельности самые глубинные слои народа. Энергия масс била через край. Ленин и партия стремились направить этот поток на творческую, созидательную работу, на строительство новой, советской государственности. В этой своей деятельности партия большевиков столкнулась с яростным сопротивлением анархистов и деклассированных элементов всех мастей. Прикрываясь демагогическими лозунгами самого примитивного типа («За что боролись!», «Не старый режим!», «Триста лет терпели!» и т. п.), этот полууголовный сброд, руководимый порой профессиональными преступниками, занялся насилием и грабежами. Называлось это «борьбой с буржуазией». И самым страшным было то, что соблазнительные лозунги «свободы», которыми оперировали анархиствующие демагоги, разлагающе действовали на политически неопытных людей.

Константину Рокоссовскому, с юности привыкшему к дисциплине, человеку, прошедшему хорошую школу армейской службы, был органически ненавистен беспорядок. Сдержанный в своих чувствах человек, здесь он готов был быть беспощадным.

Столкнулся с анархистами Каргопольский отряд в в самой Вологде. Приехавшие сюда несколько групп анархистов, вынужденных покинуть Петроград, захватили здание одной из гостиниц, окружили его пулеметами и даже орудиями. Но казавшаяся неприступной анархистская крепость пала без сопротивления, как только однажды ночью красногвардейские отряды Вологды окружили ее и пригрозили открыть огонь, если анархисты вздумают противиться. К утру весь анархистский отряд был разоружен.

Поскольку преданность каргопольских красногвардейцев Советской власти была очевидна, отряд стал выполнять все более сложные и ответственные задания. В феврале его отправили в Буй.

В этом маленьком городке Совет рабочих и солдатских депутатов был вынужден арестовать группу эсеров, которые вели антиправительственную пропаганду, и намеревался отправить арестованных в Петроград. Эсеры и меньшевики устроили антисоветскую демонстрацию и попытались освободить арестованных. Исход конфликта решило вмешательство красногвардейцев: предупредительный залп в воздух заставил демонстрацию разойтись, и вагон с арестованными эсерами был отправлен в Петроград.

Через несколько дней после этого отряд Юшкевича перебросили в Галич, где создалось тревожное положение в связи с продовольственными трудностями. Солдаты находившегося тут запасного пехотного полка также принимали участие в беспорядках, и прибытие кавалерийского красногвардейского отряда помогло руководителям Галичского Совета овладеть положением. Однако в Галиче отряд пробыл недолго.

В расположенном в сотне верст от Галича и от железной дороги уездном городе Костромской губернии Солигаличе в конце февраля 1918 года вспыхнуло контрреволюционное восстание. Этот небольшой северный городок, как показало позднее следствие, оказался местом скопления активных противников Советской власти, во главе которых встали монахи местного монастыря. Против Солигаличского Совета постоянно велась яростная агитация, и все его мероприятия встречались в штыки. Взрыв произошел в момент, когда Совет решил конфисковать монастырские хлебные запасы.

Утром 26 февраля[3]3
  Все даты после 18 февраля 1918 года даются по новому стилю.


[Закрыть] монахи ударили в набат. После молебна в монастыре большая толпа пришла к казармам расположенного в Солигаличе запасного полка, солдаты которого, заранее сагитированные контрреволюционерами, присоединились к горожанам. Мятежники захватили Совет, избили до полусмерти и отправили в тюрьму шестерых членов уездного исполнительного комитета, а уездного комиссара, петроградского рабочего большевика Василия Вылузгина расстреляли на площади. Власть в городе в окрестностях оказалась полностью в руках антисоветских элементов.

Надолго запомнился каргопольцам этот тяжелый переход. Когда 1 марта отряд вышел из Галича, метель еще не окончилась и все дороги были заметены. Через огромные сугробы трое суток пробивался отряд; временами лошади проваливались в снег по самые уши, и к концу перехода Жемчужный – так звали нового коня Константина Рокоссовского, – как и все лошади отряда, едва передвигался. Тем не менее отряд утром 4 марта достиг Солигалича.

Мятежники ожидали появления красногвардейцев и выставили заставы на дороге, по которой приближался отряд Юткевича. Не желая кровопролития, Юшкевич отправил в город нескольких красногвардейцев с предложением сложить оружие и выдать зачинщиков, но они вернулись с отказом. Главари восставших собирались сопротивляться. Они не знали, что в распоряжении красногвардейского отряда есть три пулемета, с великим трудом доставленные по снежной дороге. Послав взвод, возглавляемый Рокоссовским, в обход города по льду реки Костромы, Юшкевич с остальными силами, поддерживаемыми пулеметным огнем, атаковал мятежников. Как только пулеметчики открыли огонь, всякое организованное сопротивление прекратилось. Каргопольский отряд вступил в город, главари мятежа и среди них несколько священников были арестованы, судимы революционным судом и расстреляны.

В Солигаличе вновь установилась Советская власть. Через неделю состоялись торжественные похороны Вылузгина. Решено было соорудить ему памятник, и для этой цели собрание каргопольцев постановило пожертвовать около 2800 рублей суточных денег, полагавшихся красногвардейцам.

На этом события в Солигаличе не окончились. Уже после восстановления Советской власти в городе внезапно появился отряд анархистов, прибывший сюда якобы для наведения «революционного порядка». В чем заключался этот «порядок», стало ясно с первого дня, после того как отряд, состоявший из всякого сброда, начал производить самовольные обыски, конфискации, аресты. Пришлось каргопольцам призвать к ответу виновников бесчинств. Под угрозой применения оружия анархисты были разоружены, их главари арестованы и наказаны, а отряд отправлен туда, откуда он прибыл. 17 марта из Солигалича ушли и каргопольцы.

Шла весна 1918 года, а вместе с ней и суровые испытания гражданской войны и иностранной интервенции, постигшие молодую Республику Советов. Уже в феврале на западных границах республики положение из угрожающего превратилось в катастрофическое. Германские и австро-венгерские вооруженные силы 18 февраля 1918 года возобновили военные действия и, воспользовавшись своим превосходством, двинулись в направлении Петрограда, Белоруссии, Украины. Советское правительство вынуждено было бросить навстречу врагу все имеющиеся в его распоряжении силы только нарождавшейся Красной Армии.

В конце марта 1918 года Каргопольский красногвардейский кавалерийский отряд был погружен в эшелон и через Москву отправлен в Брянск, откуда уже походным порядком красногвардейцы выступили навстречу врагу. После суровой вологодской зимы бойцы оказались во власти ранней весны южных губерний России. Под ласковым апрельским солнцем взбухли и разлились ручьи и речки, на дорогах непролазная грязь цепко держала не только повозки, но и пеших и конных.

Военные действия здесь резко отличались от позиционной войны 1916—1917 годов. Не существовало сплошного фронта, чаще всего столкновения враждующих сторон происходили вдоль линий железных дорог, вокруг крупных населенных пунктов. Отсутствие сплошной пинии фронта увеличивало значение кавалерийских частей, которые теперь, в отличие от условий позиционной войны, имели возможность маневра, обхода противника с фланга и тыла.

В конце апреля – начале мая 1918 года продвижение немецких войск на этом направлении прекратилось, установилась своеобразная граница. Столкновения на ней, однако, продолжались, и инициаторами их были националистические войска П. Скоропадского. Этот крупный украинский помещик, бывший командир 5-й кавалерийской дивизии, в конце апреля был провозглашен интервентами в угоду украинским националистам гетманом Украины. Красногвардеец Константин Рокоссовский понимал, что если витязи Запорожской Сечи были истинными борцами за цельность и независимость своей родины, если они признавали историческую необходимость единения народов Украины и России, то гайдамаки Скоропадского, пришедшие на Украину в обозе немецко-австрийских войск, были лишь послушными слугами немецких генералов, отдавшими и свободу, и богатства Украины в обмен на помощь в борьбе с собственным народом, и никогда в схватках с ними не знала жалости шашка Константина Рокоссовского.

Войска Скоропадского были сильны лишь поддержкой хозяев – немецких генералов и в столкновениях с красноармейцами постоянно терпели неудачи. Апрель—май 1918 года Каргопольский отряд провел в стычках с ними. В июне, однако, он покинул пределы Северной Украины.

Так Константин Рокоссовский начал свой нелегкий путь по фронтам гражданской войны. Путь этот пролегал среди бескрайних пространств Урала и Сибири. Здесь в каждой операции приходилось считать не на версты, а на сотни верст, здесь приходилось форсировать гигантские полноводные реки, преодолевать сухие, безводные степи и занесенную снегом тайгу. Здесь, в этих суровых безбрежных просторах, зрел талант будущего полководца Великой Отечественной.

В мае 1918 года на всем протяжении Великой Транссибирской железнодорожной магистрали, от Волги до Владивостока, в направлении с запада на восток двигались эшелоны с чехословацкими легионерами. Чехи и словаки, бывшие военнослужащие австро-венгерской империи, взятые в плен русской армией в ходе войны 1914 – 1917 годов, выразили желание сражаться против немцев. Когда после заключения Брестского мира руководители корпуса захотели выехать во Францию через Владивосток, Советское правительство пошло им навстречу, предоставив возможность проезда по железной дороге. Руководители корпуса твердо обещали сдать имевшееся у них в изобилии оружие, но обещания своего они не выполнили. Плохо разбиравшиеся в происходящем в России, обманутые своим командованием, которое утверждало, будто Советское правительство собирается выдать их Австро-Венгрии, солдаты чехословацкого корпуса, по сути дела, стали слепым орудием в руках врагов Советской республики и в первую очередь своих руководителей, толкнувших чехословацкий корпус к мятежу против Советской власти.

Мятеж начался 25 мая, и в течение недели чехословацкие войска, воспользовавшись неожиданностью выступления и отсутствием у советских органов Поволжья, Урала и Сибири достаточных вооруженных сил, захватили значительную территорию.

Туда, на Урал, и отбыл 10 июня 1918 года Каргопольский отряд. На этот раз путешествие через всю Европейскую Россию затянулось на несколько недель. На скорости передвижения эшелона сказывалась разруха, господствовавшая на железнодорожном транспорте. Сидя целыми днями у раскрытых дверей теплушки, следил Рокоссовский за тем, как постепенно, по мере приближения к Уралу, менялась окружающая природа. После станции Чусовая поезд, пыхтя и вздрагивая, стал подниматься к перевалу по склонам Уральского хребта. Вдали, подернутые синеватой дымкой, виднелись горы, обросшие щетинистым лесом. Миновали ночью границу Европы и Азии. Состав, то скрываясь в тоннелях, то снова появляясь на поверхности, двигался к Екатеринбургу.

На Урале развернулись упорные бои, в которых красногвардейские части, несмотря на самоотверженность и готовность их бойцов сражаться, терпели поражения и несли большие потери. Главной причиной этого было то, что отряды, в подавляющем большинстве состоявшие из добровольцев-рабочих, не имели никакой военной подготовки. Добровольцы, безусловно преданные, сознательные люди, как правило, вовсе не имели понятия об оружии, а к инструкторам, посланным из центра, подчас относились с предубеждением. Отряды не имели внутренней организации, средств передвижения, питания и связи. Начальники отрядов в большинстве случаев были такими же рабочими, не обладавшими самыми элементарными сведениями об управлении войсками в бою.