Текст книги "Союз нерушимый: Союз нерушимый. Страна мечты. Восточный фронт"

Хотя какое ЦК – наверное, имеет смысл говорить уже об объединенном Чрезвычайном штабе? Чтобы не тратить время на согласование между ЦК, обкомом, милицией, прокуратурой, а также совнаркомом и горисполкомом. Все упирается лишь в одно – позицию военных и ГБ. Уверена, что в Москве не согласятся оставить на округе генерала Герасименко, замаравшего себя подозрением в сотрудничестве с врагом. И что войска уже идут – ведь Пантелеймон Кондратьевич мне поверил, раз сам товарищ Сталин был на проводе?

– Прорвемся! – сказал Смоленцев. – Не дрейфь, хуже бывало. Вот только, Ань, отныне Лючия будет при тебе персональным телохранителем. Галчонок, это приказ – будь в эти дни для товарища Лазаревой как тень, ходи с ней всюду, даже, пардон, в туалетную комнату. Не смейся, там вполне может кто-то ждать! И при враждебных действиях стреляй немедленно, у тебя это очень хорошо получается. А ты, Аня, помни о «дожде» – не стой неподвижно на открытом месте или у окна. Работать по движущейся или внезапно появляющейся цели – это для снайпера куда труднее. Я через Борисполь тоже с Пономаренко связывался – просил, если можно, ребят из нашей команды ловцов фюрера прислать. Подрывники-саперы тут вряд ли потребуются, хотя как знать – а вот пару Пилютин с Булыгиным я хотел бы иметь рядом.

– Спасибо, Юр, – говорю, – не знаю, как бы я без тебя и твоих справилась. А ты что, ехать куда-то собрался?

– Да в «Националь» смотаюсь, и назад, – машет он рукой, – там Финн на хозяйстве остался, и имущество наше в номере, которому в чужие руки лучше не попадать. Вот натащили же с запасом взрывающегося, стреляющего и прочего, как на автономный выход к немцам в тыл! А думаю, что в гостинице сейчас опасно будет, если начнется.

– Юрка, тогда будь другом, у меня из номера мои вещи возьми – а то у меня сейчас лишь то, что на мне! Сумку мою – ну, ты видел. И из шкафа, и что на кровати лежит. Может, лучше мне с тобой съездить, если быстро?

– Да ладно, – Смоленцев машет рукой, – ты лучше на улице не светись, мало ли что. Указание понял – сгребу все, что не гостиничный инвентарь. Да, если что, имей в виду – могу тебе и армейское выделить, полный комплект, с запасом брали. Если бой начнется – тебе будет удобнее, чем в этом платье. Хотя твое оружие сейчас – это не ствол, а слово и партбилет. Я умоляю тебя, Ань, ты на линию огня не лезь, ну только если совсем не прижмет. Не хватало еще тебе как Альенде в Ла Монеде.

– А кто это? – пытаюсь вспомнить. – А, ты рассказывал. Так надеюсь, у Кука авиации тут нет?

– Хуже, – тихо говорит Юрка, – тебе ж Пономаренко объяснил. Если я правильно понял. И ничего не попишешь – политика.

Я киваю, вспоминая последний разговор по ВЧ с Пантелеймоном Кондратьевичем. Товарищу Сталину нужен не предотвращенный – а вскрытый, прорвавшийся и вычищенный нарыв. Чтобы разобраться не с одним Кириченко, а еще с кем-то в Москве. Ой, мама, неужели опять, как в тридцать седьмом – старые большевики, чьи портреты на стенах и имена в учебниках – и вдруг враги? А если и в самом деле – люди, имеющие заслуги в прошлом, но сейчас тянущие всех нас на неверный курс? По крайней мере Кириченко мне точно не жалко!

А значит, войска сейчас не придут. Мятеж должен начаться, гной вытечь на поверхность – и вот тогда, когда враг выступит, мы ударим, решительно и беспощадно. А первый день будет страшным – держаться придется своими силами. Хотя может быть, они не решатся выступить, а уползут в свои норы? Я выглянула в окно. Было еще светло, открывался отличный вид на Киев – красивый город в зелени садов, нанесенные войной раны были почти незаметны. И отдать это беснующейся бандеровской сволочи – чтобы здесь, на этой площади (надо будет спросить у Юрки, что за вещий сон он видел) бесновалась орущая толпа под черный дым пожаров? Затем я представила Бандеру-победителя, входящего в этот дворец, развешенные повсюду петлюровские желто-блакитные тряпки, марширующих по Крещатику бандеровских солдат со свастикой на мундирах, и рассмеялась. Какая чушь, этого не может быть никогда! Мразь, посмевшая выползти из галицких схронов, будет уничтожена без всякой жалости. Как и все, кто посмел их поддержать.

– Аня, отойдите, – Лючия потянула меня за руку, – мой Юри сказал, что вам нельзя у окна!

Завтра – может быть. Но сегодня еще наш день. Откуда снайпер, если он и найдется у Кука, будет знать, что я выгляну в это окно в эту минуту? Да и стрелять снизу вверх – тут есть свои тонкости. Я, конечно, не Петр Егорович Пилютин, лучший снайпер Ленфронта, о котором рассказывал мне Юрка, но кое-что тоже умею, три десятка фрицев на моем счету есть. Так что, Люся, дай пока еще на этот мирный город полюбоваться. Моя воля, я бы вообще окно сейчас распахнула – вот нравятся мне свежий воздух, ветер, простор! Съездила на три дня – а впрочем, Пономаренко сказал, максимум неделя, так ведь еще может быть, я в этот срок уложусь? И своего адмирала в Москве застану – а если нет, то вытребую из Пантелеймона Кондратьевича еще неделю отпуска, чтобы только со своим, единственным и любимым вместе – уж никто не посмеет сказать, что я не заслужила!

– Товарищ Ольховская!

Одна из тех теток. Вспоминаю, как ее – Домра, или Домна Герасимовна, фамилия смешная: Брекс. «Товарищ Брекс» – не только когда читаешь, но даже когда видишь и слышишь, не сразу поймешь, это он, она или вообще оно. Голос низкий, почти мужской, лицо кирпичом, стрижка короткая, фигура квадратная, одевается – ну только по юбке и отличишь от мужика. Кажется, тоже инструктор ЦК, только КПУ, точно анкету не помню, но поверю Юрке, что ей меньше сорока, хотя на вид и впрямь не дашь. Увидев ее, так и хочется говорить канцеляризмами.

– Вы по какому вопросу?

– Товарищ Ольховская, вынуждена сказать вам, как коммунист коммунисту. Невзирая на вашу должность. Ваш внешний вид и поведение ну совершенно не соответствуют коммунистической морали! Простите, но я обязана была вам это сказать.

В первый миг я даже не нахожу, что ответить. Затем представляю – если она говорит такое мне, то что было бы с какой-нибудь девчонкой-секретаршей, посмевшей отклониться от нормы? И наконец, мысленно оглядываю себя, сравнивая с тем, что видела в фильмах потомков (знаю теперь, что такое «мини» – вот не надела бы никогда!). Закрытое платье с длинным рукавом, юбка-солнце до середины голени, ткань – светлый крепдешин в горох… что тут «не соответствует»? Ладно, сама напросилась – тем более что несколько минут есть!

– А напомните мне, товарищ Брекс, где в уставе партии сказано, что коммунистки должны выглядеть и вести себя, как монашки? И каким документом регламентируется ваш и мой внешний вид?

– Это должно быть понятно и так! – Брекс воинственно вскинула подбородок. – Если женщины буржуазно-помещичьих классов должны продаваться мужчинам, привлекая их внешне, то коммунистки в этом не нуждаются, так как их духовный мир и убеждения являются высшей ценностью для того, с кем надлежит вместе идти по жизни и бороться с трудностями. А вести себя так с посторонним мужчиной, как вы сейчас, это просто позор!

– А я понимаю линию партии как все, что идет во благо нашей Советской стране, – вкрадчиво говорю я, – и не так давно я носила военную форму. Но сказал один очень заслуженный товарищ мне и другим присутствующим: «Женщины, будьте красивыми и нарядными, поскольку это наших мужчин вдохновляет побеждать». И как я могла не исполнить указание такого человека – или мне передать ему, что вы его в моральном разложении обвиняете? И вот не пойму, а чем ваш вид, товарищ Брекс, помогает победе коммунизма? Тем, что враги, вас увидя, в обморок упадут от страха?

– Она что-то имеет против моего мужа? – говорит Лючия. – Аня, мой Юри сказал: «при любых враждебных действиях», а она ведет себя не как друг. Мне ее пристрелить?

Брекс, что-то бормоча, спасается бегством. Я и Лючия смеемся.

– Аня, я не знала, что коммунизм – это что-то вроде нашей Церкви. И что в нем тоже есть монашество. Прости меня, мадонна – дело почтенное, но лучше в старости, когда красоты уже нет.

– Пустое, Люся, – машу рукой, – эти конюшни тоже придется вычищать. Дайте лишь с текущим разобраться.

Подходит секретарь.

– Товарищ Ольховская, вас к ВЧ. Штаб округа на проводе.

Наконец-то военные проснулись! Подхожу, у аппарата скучает Кириченко. Услужливо протягивает мне трубку. Представляюсь и слышу в ответ:

– Генерал армии Ватутин. Назначен новым командующим КВО, только что прибыл. Прошу принять группу офицеров связи для оперативного взаимодействия. И объясните, что за х…ня тут творится – простите, товарищ Ольховская! Где тут бандеры, их численность, вооружение, активность – самые последние сведения?

Командующий не может прибыть один. Значит, армия все-таки пришла. Кук, стреляйся – поймаем, повесим!

Василь Кук Лемех, генерал-хорунжий УПА.

Киев, вечер 22 июня 1944 г.

Фигуры расставлены – партию можно начинать. Или отказаться?

А по ту сторону доски такие гроссмейстеры, как Сталин и Черчилль. Пусть сами они думают, что играют друг против друга. А вот у фигур иной интерес, чем быть пожертвованными ради чужой победы. И тот, чья рука ставит пешку на поле для размена – если подумать, для этой пешки такой же враг, как противник. Так можно ли сделать, чтобы проиграли оба игрока, а выиграл тот, кто на доске?

Он, Кук – белый король. Отчего белый – ну так они же начинают в этой английской партии! Ну, а Кириченко – это король черный, хотя себя воображает игроком, надутый дурак! На первый взгляд, позиция безнадежна, потому что у черных колоссальный численный перевес – и по замыслу Белого игрока, его силы должны в итоге героически погибнуть, нанеся Черному игроку максимальный урон – чтобы использовать уже в других партиях, на других досках. Вот только, к изумлению гроссмейстеров, мало того что фигуры самочинно двигаются не так, как им предписано, так еще и черные в этом подчиняются ему, белому королю! Считаете ли вы партию безнадежной – теперь?

Белые играют тем, что на доске – черные могут выставлять дополнительные фигуры, смешно сравнивать мощь УПА и РККА, ОУН и всего СССР! Но во-первых, Сталин не может выделить все свое внимание и силы лишь этой игре, а во-вторых, черным не нужна в итоге абсолютно пустая доска, выжженная земля и трупы вместо богатой провинции, и так уже изрядно пострадавшей от немцев. И белые играют на своей доске – пока и в планах нет похода на Москву, что не удалось германцам, – а вот у черных множество иных задач в других местах. То есть ничья в этой партии – это тоже наш выигрыш!

Сила ОУН(Б), отвергавшей всякое соглашение с властью, была именно в большей боеспособности в сравнении с ОУН(М). Но эта сила, перевес в чисто военную и конспиративную сторону, оборачивалась слабостью, принципиальной недостижимостью победы. Мало захватить власть, ее после потребуется удержать – а вот тут отсутствие политических навыков становилось роковым. Больше того, и чисто военная победа была недостижима. Не грех знать учение врага, если когда-то он был идейно близок. Маркс писал, что чисто военная победа повстанцев над войсками была невозможна даже в эпоху баррикад – успех достигался, когда солдаты были морально на стороне восставших, отказываясь стрелять в народ, а если армия видела перед собой просто толпу, сброд, взбунтовавшуюся чернь, исход всегда был очевиден. «Тем более невозможна победа народного восстания в индустриальную эпоху, когда гарнизоны, благодаря железной дороге, могут быть в кратчайшее время доведены до размеров огромных армий, а войска имеют громадный перевес в вооружении и организованности». Но в этой игре все должно быть совсем не так!

Война – это мир. Можно воевать тридцать лет, с австро-венгерских времен, и не проиграть, но быть так же далеко от победы. А мир – это война: а чем плохо «Украина це Канада» – была когда-то колонией, стала доминионом, с чисто номинальной властью бывшей метрополии? Вот только дипломатия всегда должна подкрепляться кулаком, чтобы показать свою силу: со слабым не разговаривают, тем более не уступают! Пусть в Лондоне велят «драться до последнего украинца» – примем тактику, которую они хотят, мятеж жестокий и кровавый, но с совершенно иной целью! Добиться от Москвы признания за Украиной права доминиона, с альтернативой долгой и изнурительной войны – мы-то стерпим, как уже тридцать лет под тремя державами, да и под москалями тоже два года после тридцать девятого, а вот Сталину вовсе не нужна дорогостоящая смута в свете будущих осложнений с державами. Довольно прятаться по схронам – пора уже и выходить во власть. Шухевич понял это первым.

Начать планировалось осенью. Воевать легче, когда уже собран урожай. К тому же были сведения, что в это время какие-то события начнутся и в Москве, и Сталину будет уже не до Украины. Киевская операция задумывалась первоначально лишь как частное улучшение позиции перед решающей битвой, ну и конечно, разведка боем. Ее причинами были совпавшие по времени начало административно-территориальных реформ, в результате чего появился уникальный шанс подчинить себе первого секретаря, и «кооперативные» дела на востоке, требующие немедленного ответа. Демонстрация не только Киеву, но и Москве, что может начаться по всей (не только Западной) Украине, если не прислушаться к голосу украинского народа. Сохранение УССР, прекращение преследования кооператоров – и, о чем не будет сказано вслух, резкое усиление влияния ОУН на органы местной власти и рост авторитета среди населения. Что придется кстати осенью, когда настанет пора требовать фактической независимости – а как еще назвать право собственной внешней политики с посольствами и торгпредствами? Своя национальная армия, лишь номинально подчиненная Москве, свои органы внутренних дел и госбезопасности, лишь своя национальность во власти, свое право устанавливать налоги и решать, сколько отсылать в центр, свой государственный язык, поддержка своей национальной культуры[46]46
  В нашей истории все это предполагал осуществить Берия после смерти Сталина. Слава богу, не успел.


[Закрыть]. А если в столице откажутся – угрожать восстанием и, возможно, даже начать его и сражаться до того дня, когда эти требования будут удовлетворены. И да здравствует самостийна Украина – чем это хуже Польши, Чехословакии, Венгрии, так же появившихся после той, прошлой войны? А он, Кук, конечно же, будет премьером, или президентом – ну, с Шухевичем они договорятся, кто будет первым, кто вторым. А этот неудачник и трепач Бандера – да кому он будет нужен тогда? Заодно придется почистить кое-кого из своих, если, конечно, они доживут, – а то уже сейчас слышны голоса: «предатели, соглашатели», – видят уже, что мест у кормушки наверху выйдет меньше, чем желающих их занять. Но это уже вопрос будущего. Чем я хуже Пилсудского, кто начинал так же, как я, боевым командиром?

И вдруг все пошло кувырком. Началось с приезда московской сучки – Кук мог поклясться, что она его узнала, но не мог ее вспомнить, как ни напрягал память. А предмет, которым она манипулировала, был отдаленно похож на микрофотоаппарат. Может, то и впрямь была пудреница, или что там женщины таскают, – но Кук был убежден, что излишняя предосторожность не помешает. Потому и озадачил Витковского, дело казалось не таким сложным. Особенно когда в «Национале» есть свои люди, пусть не для силовой поддержки, но наводчики и наблюдатели из персонала. Все должно было произойти, как много раз до того – машина чуть поодаль, двое с автоматами для прикрытия, трое идут в номер, причем двое из них – это хорошо обученные боевики. Сам Витковский появляется на месте позже, но обязательно – лишь он знал объект в лицо, а вдруг там каким-то образом окажется другая? Изъять предмет, и если окажется фотоаппаратом, тащить сучку на базу, после Кук сам допросит и решит, что с ней делать… может, и отпустил бы, в каком состоянии – вопрос. А если пудреница, то просто наказать за строптивость – привязать к кровати, оприходовать вчетвером, и в завершение бритвой по лицу, на память. Ай-ай, сколько в Киеве бандитов развелось, а вы и не знали?

Неожиданностью были «фронтовые друзья», о встрече с которыми доложил агент из уголовных, кому поручалось встретить сучку по приезде и попытаться незаметно вытянуть подозрительный предмет или просто вырвать сумочку и убежать. И не было уже времени и возможности переиграть – группа Змеюки вышла на исходные. Оставалось лишь надеяться, что товарищи офицеры, нагулявшись, разойдутся по своим номерам. И был условленный сигнал, и группа вошла – что случилось дальше, агент-контролер, наблюдавший с улицы и издалека, понять не мог. Но выстрелов не было, ни одного. Группа не вышла, а пройдя мимо машины, агент увидел, что сидящие в ней мертвы, хотя он мог поклясться, что к автомобилю никто не подходил. Тут контролеру стало страшно, и он убежал и не видел, что происходило дальше – будет наказан за трусость! Но после видели, как к «Националю» подъезжали грузовик и бронетранспортер, стояли очень недолго. Шесть человек исчезли бесследно, и машина, и женщина-агент из гостиницы. И это было еще не все!

На базе в Соломенках, куда должны были доставить сучку, ждали, что, возможно, вместо Змеюки придут энкавэдисты. Эта предусмотрительность не раз спасала прежде, тактика была отработана – пулеметчики на позициях, управляемый фугас на подъезде, прорыт подземный ход, а сам дом подготовлен к взрыву. Этот метод применялся еще в тридцатых против польской дефендзивы. Никто ничего не видел, хотя и в соседних домах были «маяки» – и вдруг база взлетела на воздух, шестеро убитых, пятеро раненых, причем трое – тяжело. Итого в боивке «полевой жандармерии» осталось всего семь человек в строю. А это было очень плохо, поскольку сгинувший Витковский и его люди были последним козырем Кука на случай, если Козак, СБ, замыслит недоброе. Его головорезам ведь плевать, ты генерал-хорунжий, рядовой боец или вообще крестьянин – на кого укажут, тому и накинут удавку, «ты зраднык, боивка приговорила тебя к смерти как ворога украинску народу», и все – Кук сам не раз видел эту процедуру. Хотелось верить, что на базе произошел несчастный случай, сдетонировал подготовленный заряд, – но паранойя отвергала эту возможность напрочь. Слишком опытен был Витковский Змеюка, как и его люди, чтобы допустить ошибку – а значит, против играет кто-то более умелый?

Катастрофически не хватало информации. Вернее, она была, но безнадежно запаздывала. Основой «всезнания» ОУН в городах были «маяки» – люди, занимающиеся своим обычным делом, но обязанные тотчас же передать информацию, сообщенную им или замеченную лично, очень часто – женщины или подростки. И если в Галичине они работали за страх, хорошо зная, что с ними сделают за неусердие или сознательное умолчание, то на востоке часто приходилось прибегать к прянику, к помощи тех, кто кормились вокруг созданных ОУН-артелей и кооперативов, не все из них были сторонниками УПА, но отчего бы не помочь хорошим людям, если они платят тем или иным способом, в это трудное время – кто-то даже не знал, на кого работает, кто-то предпочитал не знать, кто-то полагал, что речь идет о коммерческих и личных интересах. Сеть получалась густая, обязательно кто-то что-то где-то видел или слышал, и неуловимая, как отличить передаваемую информацию от обычных слухов, трепотни соседок – но вот скорость передачи сведений оказывалась недопустимо медленной. Лишь сейчас, уже поздно вечером, Кук узнал о приказе, пришедшем из Москвы в штаб Киевского военного округа – с завтрашнего дня, 23 июня, ввести в Киеве и окрестностях военное положение! И что из Крыма уже перебрасывают самолетами дивизию морской пехоты, и что во всех частях гарнизона объявлена повышенная боеготовность, а солдат с Западной Украины приказано поголовно арестовать. Приказ был секретный, как положено – но один из офицеров, заглянув домой, сказал жене: «Меня не жди, ночую в казарме», и также по секрету объяснил ей все, жена никому и не сказала, кроме как лучшей подруге-соседке, к которой зашла погоревать, что опять остается одна… дальше пошло, как у Пушкина, докатилось и до Кука, через шесть часов. А это значит, что в штабе КВО уже давно телефонировали во все подчиненные части, в то время как ему, Куку, требовалось послать связных, пеших или на велосипедах, к тем же воинским частям, проникнуть в расположение, разыскать там доверенных людей. Оставалась еще надежда, что где-то на приказ могли забить, в обстановке мирного послепобедного времени, исполнить лишь отчасти или формально, – но было ясно, что надежда на помощь от восставшего гарнизона уменьшилась в разы! И не успеть уже поднять введенные в город курени, морская пехота будет тут, как сказал этот, из штаба, уже завтра к утру – а вступать в уличные бои с этими головорезами, с которыми при равном числе боялись драться даже ваффен СС – придумайте более гуманный способ самоубийства! И в отличие от местного гарнизона, который еще можно как-то распропагандировать, эти, фанатичные «за Родину, за Сталина», даже слушать не станут – «бандеровец? к стенке!» И приказы могла отдать лишь Москва, не Киев! Значит, случилось худшее – там все знают и сыграли на опережение!

Пять, шесть, восемь тысяч морских пехотинцев – против полутора тысяч хлопцев в трех куренях. И эта дивизия не может быть единственной. Наверное, идут и еще войска, через сутки тут будет уже не протолкнуться. И восстание утопят в крови. Срочно отменять операцию, потому что на победу шансов нет?

И что тогда? Если москали знают – то и о куренях, введенных в город, им известно. А значит, хлопцам уже не вырваться никак. Организованно – не выпустят. Рассредоточиться, укрыться по квартирам, выбираться поодиночке – так весь Киев будут прочесывать частым гребнем: облавы, проверки документов, задержание всех подозрительных. Точно так же закроют все дороги, входы-выходы, а ведь это не Галичина или Волынь, хлопцы здесь чужие! Не говоря уже о том, что, с высокой вероятностью, будут хватать просто за западенский вид или говор, а тем более местожительство по документу. Кто-то, конечно, пробьется, но немногие – если спасется четверть, то это будет дьявольским везением. И курени все равно погибнут – но бесславно, как бараны на бойне. И он, Кук, тоже не заживется – в любой миг, в любом месте подойдут хлопцы друже Козака с удавкой, и «ты зраднык», и ведь не скроешься нигде!

Выходит, что терять нечего. А если мы будем играть? Ведь фигуры в этой партии меняют цвет! Не все. Но вот сделать, чтобы наши потери стали потерями врага – вполне реально! В открытом бою нас раздавят. Значит, надо, чтобы стреляли не в нас.

Все как было задумано. Дьявол, не хватит времени – предполагалось, что будет дня три, а то и неделя на нагнетание обстановки, на разогрев толпы! Но теперь придется начинать немедленно – хватай чемодан, вокзал отходит! – завтра днем в Киеве будет уже полно москальских солдат. Значит, толпа на улицах уже должна быть – мясо, в котором увязнут даже морпехи. И чем больше будет трупов, тем лучше для нас! Пешки и должны жертвоваться для выигрыша партии. Если завтра, в кооперативах, собрав актив, даже не соврать прямо, а предупредить, что вот, мол, московские жизни не дают и вообще Украйну с грязью мешают за то, что под немцем были – намекнуть, что во столько-то будет вынос «гумаг» из партийных домов, мол, свои-то против, но против Москвы как попереть? И вообще, слышали, что на востоке творится – вот и у нас готовят то же самое, голод будет, цены вдвое-втрое, поскольку нас в автономные хотят из союзных, там другой порядок снабжения и нормы. Кто там будет с цифрами и законами доказывать – главное орать погромче, горлом брать, ну тут агитаторов найдем! И побольше горилки – покупай, пока дешево, потом лишь москальская водка будет, а ее не купишь, грошей не хватит! И стотысячной толпы собирать не надо – двадцати тысяч хватит за глаза!

И никаких «ще не вмерла» или даже упоминание Бандеры в первые часы! Флаги – а пожалуй, можно и желто-блакитные, но обязательно рядом с красными, как символ единства! Пусть в толпе до конца не верят, сомневаются – но чтобы встревожены были и с подозрением. И это даже хорошо, что войска уже ждут, проинструктированные про «бандеровцев», уже палец на спуске. Впрочем, если кто с той стороны и выйдет, поговорить, успокоить – на то снайперы есть. А дальше дело техники, пара выстрелов и по солдатам, и по толпе, чтобы началось! Если ограничатся малой кровью – то завести майдан, чтобы публика решила – не расходимся, «пока Москва не отменит все». А вот если будет кровавая баня, пулеметы в упор и сотни трупов – тогда можно и «ще не вмерла», и «Степан Бандера наш защитник», и «бей москалей» – по обстановке решим! Да, еще и пленных привлечь, мясом. Ради чего их намеренно кормили гнильем и одевали в рванину, чтобы озверели на весь свет и за перспективу на свободе погулять гулянку поддержали. У них конвой – на всю толпу двое-трое, их убить минутное дело – и кто на свободу желает, а кто назад в барак, тухлую брюкву жрать?

А пока войска разбираются с толпой, ударные группы из всех трех куреней штурмуют выбранные объекты и проходят по адресам. Даже морская пехота не может быть вездесущей, и на весь Киев ее не хватит! Очень хорошо будет документы захватить партийные, ГБ и НКВД. Идеал – если удастся поймать кого-то из верхушки, например наркома ГБ Савченко или его заместителя Карина-Даниленко, чтобы они озвучили нашу позицию перед москвичами. Или же придется отходить с трофеями лично мне и тем, кого выберу – кому жить. Пока советские будут добивать тех, кто остался в городе, и укладывать штабелями трупы мирняка. Три куреня по-всякому придется списать, если и вырвутся, то одиночки. Не страшно – в УПА их еще числится больше двухсот! Но зато какой резонанс – Киев был взят, пусть всего на день-два! Это можно считать победой?

Фигуры расставлены – играем. Начав завтра, с утра.

Кук повертел в руке черную королеву. Все же интересно будет поймать эту, москальскую, и поспрашивать, откуда она такая взялась. Признаюсь, что ошибся, недооценил.

Хотя – у нас против нее своя, белая королева есть…

Москва, вечер 22 июня 1944 г.

Как и обычно, великая страна отходила ко сну. А чего бы, собственно, и не отойти – Великая война выиграна, всяческие авралы и перевыполнения плана («взаимоисключающий параграф», по словам гостей из будущего… хорошее выражение, чего уж там) можно временно оставить в стороне и крепенько отдохнуть. Но, как водится, одно из окон в Кремле… а вот фиг вам – вот как раз эти окна, за которыми скрывался кабинет Сталина, и не горели вовсе. А как раз наоборот, были надежнейше закрыты и шторами, и бронестеклами, чисто на всякий случай. Вероятность обстрела, например, из хитро затащенного на какую-нибудь крышу ДШК, конечно, исчезающе мала, но зачем давать лишний шанс какому-нибудь «шакалу», деда шено… Кстати, этот Форсайт интересно пишет.

Хозяин кабинета, Кремля и по большому счету теперь почти половины Евразии, по шаблону, должен был не дремать и мудро бдеть над какой-нибудь картой. Ну, или в крайнем случае над какой-нибудь мудрой докладной или хитрым меморандумом – тот же наш ПэКа в последнее время повадился этакие выжимки писать. Ну, тут уж сам хозяин кабинета и Кремля виноват – именно такое распоряжение Пономаренко он и отдал в свое время. Освоить весь материал, притащенный собеседниками из будущего, было мудрено, и, как всякий хороший начальник, товарищ Сталин решил не делать за своих подчиненных свою работу.

Однако изрядно забросивший курение Сталин, вопреки вышеозначенному шаблону, над документами не бдел, ибо все желаемое уже прочитал. Он спокойно, неторопливо потягивал любимое вино, усугубляя его свежими фруктами, и вообще был весел и почти безмятежен.

Эх, молодняк у нас, конечно, перспективный, хоть Берию возьми, хоть того же Пономаренко, хоть Меркулова, хоть Малышева… но что ж они все пугливые-то такие? Первые двое сегодня так были озабочены положением дел в Киеве, прямо из штанов выпрыгивали и волосы на себе рвали. А толку-то? Чего переживать, ежели взглянуть на ситуацию вооруженным, хе-хе, взглядом?

Вот когда гитлеровские твари рвались к Москве – было страшно. Чего уж там, реально страшно было. Выражаясь словами одного детективщика из будущего, «песец подкрался незаметно». Все висело на волоске. На соплях висело, чего уж там, чинуши изрядного ранга ноги уносили, ощутимо воняя дерьмом. Причуды памяти – Сталин совершенно не помнил, был ли разговор с Жуковым об эвакуации Ставки Верховного Главнокомандования. Но зная Жукова, допускал, что разговор этот все же был, просто забылся за ненадобностью. Слишком уж все было страшно, слишком большая опасность грозила стране с потерей Москвы. Это вам не 1812 год, когда столицей был, понимаете ли, совсем другой город.

А Киев сегодня… подумаешь, полторы тысячи отморозков Кука! Ну да, какие-то потери они нанесут, что-нибудь этакое, важное и дорогое, взорвут, какого-нибудь потерявшего бдительность партийного чина, позабывшего, как порох пахнет, прикончат. Но – они, поди, не головорезы Большакова из будущего. Вот полторы тысячи таких бойцов вполне могли бы парализовать крупный город до появления аналогичных головорезов (и даже после появления таковых прошла бы уйма времени). У этих – не выйдет.

Майдан, говорите? «Ну – не говорите, думаете!» – вспомнился хозяину кабинета «Тот самый Мюнхгаузен». Хм, а ведь всего час ночи, если так подумать. Вполне можно «разбудить» ноутбук и запустить хотя бы вторую серию. И дополнить еще одним бокалом вина – благо действительно хорошее вино в количестве пары бокалов человеку повредить не в состоянии. Вот в количестве пары бутылок…

Не будет никакого Майдана – ну, в смысле такого, какой засранцы-потомки устроили в 2004-м. Не поднимется народ в товарном количестве против Москвы. На данный момент Киев – город совершенно не русофобский, а уж после Великой Победы… сейчас русские, украинцы, казахи, грузины, даже многие прибалты считают себя братьями, братьями по крови и победе. Какое-то количество людей можно вывести на улицы, сообщив им что-то этакое, наподобие Константина и его Конституции, но это – до первого партийного инструктора, сориентированного Кириченко. Вот кабы украинский первый играл на стороне Кука – кровушки бы пролилось… но спасибо товарищу Лазаревой, от нее пользы на сей раз вышло не меньше, чем от ее мужа во время потопления «Тирпица».

С некоторыми инструкторами такими, конечно, случится то же, что и с генералом Милорадовичем в том же 1825-м. То бишь выстрел из пистолета, а то и очередь из ППШ, и все, со святыми упокой. Но… это война, если кто-то придумал, как на войне обойтись нулевыми потерями – поделитесь, народу будет интересно. В любом случае по-настоящему раскачать по-настоящему здоровую толпу в Киеве под лозунгами «бей русских» или там партийных…