Текст книги "Союз нерушимый: Союз нерушимый. Страна мечты. Восточный фронт"

Это была всего лишь накачка. Вряд ли товарищ Сталин имел сейчас серьезные претензии к сидящим напротив – и тем более не думал ни о каких репрессиях к ним. Но все знали, что вождь никогда ничего не забывал и мог вспомнить огрех, допущенный давно и в другой обстановке.

– Знания из «Рассвета», – ответил Берия. – Лазарева узнала Кука, случайно запомнив фотографию. Которая тоже по случайности оказалась в одной из книжек особого фонда на борту К-25.

– Допустим, – заметил Сталин, – но симптомы были налицо. Лазарева в первый же день обратила внимание и на петлюровскую символику, которой точно не место в кабинете первого секретаря, и на его колебания при исполнении петлюровского гимна, и на реакцию присутствующих. Как только заговор протянул щупальца в Москву, вы ведь сразу встревожились, товарищ Пономаренко? Так отчего в Киеве все были словно слепы?

– Национальная политика, – сказал Берия (Пономаренко чуть усмехнулся – вылез вперед, вот и отдувайся теперь!), – еще от Ленина пошло, что любое нацразвитие – это во благо. Вот и смотрели сквозь пальцы как на шалости.

– А они наших людей убивали всерьез, – сказал Сталин, – в одном строю с немецкими фашистами. Вы находите это смешным, товарищ Пономаренко?

– Нет, товарищ Сталин, – ответил Пантелеймон Кондратьевич, – я подумал, ну разве Бандера и прочие – это истинные украинцы? Если готовы Украину снова в войну, уже с нами – лишь затем, чтобы самим в паны-гетманы пролезть? Чтобы Украине не в СССР быть, а непременно самостийной – и плевать, что от того народу будет много хуже! Придумали: «Украина це Европа», ну а Москва, Ленинград по их думке что – Африка, что ли? Давить надо таких, кто так думает, или на лесоповал, нехай мозги прояснятся. И вот что бы сказал Ильич, если бы увидел?

– Про наследие товарища Ленина разговор будет отдельный, – произнес Сталин, – но все же скажу: не ошибался Владимир Ильич. А просто – в другое время и в другом месте было им сказано. Но теорией займемся позже. Сейчас сделано что, товарищ Василевский?

– Приказ войскам Киевского, Одесского, Прикарпатского округов быть в полной боевой готовности, – сказал начальник Генштаба, – взять под усиленную охрану и подготовить к обороне стратегические и военные объекты. Немедленно разоружить и изолировать призывников с Западной Украины. Попытки захвата объектов пресекать самым решительным способом, не останавливаясь перед применением оружия. Подготовить мобильные резервы для скорейшего выдвижения туда, где возникнет необходимость. Конкретно же в Киев могут быть в течение суток-полутора переброшены части 1-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, прибывшей в Одессу с острова Крит, а также морская пехота ЧФ, получившая в ходе операции «Ушаков» опыт посадочных воздушных десантов. В настоящий момент в Крыму находятся выведенная с островов Эгейского моря и из Греции 6-я бригада и возвращенная из Италии 5-я гвардейская. Однако все упирается в возможности военно-транспортной авиации – напомню, что 8-я дивизия ВТА занята на Дальнем Востоке, 1-я целиком задействована в Германии, обеспечение потребностей ГСВГ, формирующейся сразу из пяти фронтов, 4-я обеспечивает Средиземноморье, а 2-я – северный театр, Финляндию и Норвегию. Таким образом мы можем рассчитывать лишь на одну, 3-ю дивизию, и то не полностью – и даже считая, что часть составляют не Ли-2, а четырехмоторные «Йорки», за один вылет можем перебросить не больше одной бригады с тылами и средствами усиления. Таким образом, сосредоточение всех выделенных войск в Киеве возможно не раньше послезавтрашнего утра – вот, расчеты приведены. Замечу, что десантники и морская пехота имеют высочайший боевой дух и выучку и устойчивы к воздействию бандеровской пропаганды.

– Пятая гвардейская бригада морской пехоты – это бывшая 83-я морская стрелковая, – заметил Сталин, – и если не ошибаюсь, изначально комплектовалась из уроженцев Донбасса. А также Мариуполя, Таганрога, Ростова.

– Донбасс бандеровщину не принял, – сказал Пономаренко, – все эти «кооператоры» и «просветители» от ОУН даже при помощи немецких хозяев не смогли пролезть в Донецк, Ворошиловград, Краснодон[43]43
  Исторический факт.


[Закрыть]. Мариуполь, Харьков, Запорожье – было, да. А Донецк и Украиной-то так и не стал, русские там жили и живут. А уж к фашистам у морячков особые счеты и короткий разговор. Как и к бандеровской сволочи. Если местные будут колебаться – эти не дрогнут, когда придется стрелять.

– Товарищ Василевский, готовьте приказ, – сказал Сталин, – срочно перебросить в Киев названные вами войска. В первую очередь обеспечить оборону аэродромов и железнодорожной станции. А какие части находятся вблизи из числа перебрасываемых на Дальний Восток?

– Сегодня днем через Киев должна проследовать 56-я гвардейская танко-самоходная бригада. Очень хорошо, что это бывший 56-й гвардартполк, тот самый «святой», что под Зееловом отличился – обычно войска без техники идут, но этим, в виде исключения, оставили машины, которые Церковь подарила. А плохо, что бригада лишь на бумаге – второй мотострелковый батальон, как и танковый, и артиллерию они должны уже на месте получить. Так что в наличии лишь пятнадцать самоходок с экипажами и батальон автоматчиков без техники. Но хоть взаимодействию с броней обучены и боевой опыт имеют, в том числе и уличных боев в Берлине. Жалко, что САУ не танки, им в городе трудно. Так ведь у бандер танков и вовсе нет. Но не хотелось бы из Киева Варшаву делать, товарищ Сталин, – наш же город, жалко!

– Варшавы нэ будэт! – в голосе Сталина прорезался акцент. – Там все ж большинство населения было за повстанцев, оттого и жестокие бои. Но я надеюсь, что киевляне в массе – это наши, советские люди? Колеблющиеся, но не враги! И, товарищ Василевский, подумайте, кого вы отправите в Киев в штаб округа, чтобы Герасименко не спал и ворон не ловил. И вам, товарищ Берия, я очень бы советовал присмотреться, не нужна ли Мешику помощь. И очень полезно бы Кириченко в Москву живым – какие от него ниточки здесь протянутся, к кому? Если даже этот Змеюка, присутствуя пару раз при разговоре с ним Кука, слышал какие-то намеки. Кто это здесь настолько память потерял, что для своих игр явных фашистов привлек?

– Следственное дело уже открыто, – сказал Берия, – и опергруппа готова вылететь в Киев, приступить к расследованию и изъятию фигурантов.

– Лазареву отозвать приказом, срочно? – спросил Пономаренко.

– Зачем? – сказал Сталин. – Она там как раз на своем месте. Как сама она пишет, рассчитывает взять Кириченко под контроль. Может, и получится – должен же этот понимать, что и для Кука он теперь опасный свидетель? Ну, а мы, я думаю, можем пообещать ему хотя бы суд. А повесить, как положено с пособниками фашистов, всегда успеем. А Лазаревой надо помочь. Товарищ Пономаренко, у вас есть с ней оперативная связь через Борисполь? Тогда запросите ее, когда она собирается к Кириченко.

И Сталин усмехнулся в усы. А Пономаренко подумал, что очень не хотел бы теперь оказаться в шкуре первого секретаря КПУ. Или бывшего первого? После такого вряд ли останется УССР, а в автономиях не может быть нацкомпартий.

«А Лазареву награжу. Только бы жива осталась! Рад, что не ошибся в ней».

Юрий Смоленцев «Брюс».

Киев, 22 июня 1944 г.

Тихо пришли, оставили гостинец, тихо ушли. А что там все сгорело, так это после, мы не виноватые!

Честно скажу, без ребят из СМЕРШ не справились бы! Первое дело – это знание местности, подходов к объекту, хоть какая-то рекогносцировка. А если нет на это времени? И вот тут очень помогли нам двое служивых, кто родом были как раз отсюда и отлично знали Соломенку, южное предместье Киева, застроенное исключительно частными домами с садами и заборами. Именно там, по словам Змеюки, находилась база его «жандармерии». Логично – не в городской же квартире два десятка вооруженных морд держать? Хотя, по его заверению, постоянно на адресе находится не более половины людей. Там же и тюрьма для «зрадныков» (изменников), подземный зиндан – в бандерских схроновых традициях. И даже тоннель прорыт для бегства, из подполья в соседний овраг. Хорошо бы все это захватить и прошерстить вдумчиво – но будем реалистами. Змеюка и остальные говорили, что вариант их плена и ответного визита был предусмотрен, так что гарнизон в повышенной готовности, в ножи взять спящих точно не удастся.

Нас выкинули на темном повороте, почти в километре от объекта – БТР притормозил, и наша четверка быстро и бесшумно спрыгнула в ночь. Финн остался на связи, с одной из радиогарнитур – если нас обнаружат и потребуется помощь, смершевцы будут прорываться нам на выручку, ну а если все пойдет как запланировано, то через некоторое время нас подберут совсем в другом месте. Слава богу, еще живы были наши ПНВ, что при темной южной ночи и отсутствии уличного освещения давало огромный плюс, ну а перемещаться бесшумно нас хорошо научили.

Отчего мы вынуждены были действовать тайно? Так мирное время, и Киев не на военном положении – а значит, СМЕРШ не имеет права действовать вне расположения воинской части и против гражданских – как минимум требовалась бы санкция прокурора и милиции. Ну, а если за бандер сам первый секретарь, то уж про ментов и говорить нечего, наверняка «кроты» там есть. Так что обойдемся своими силами – обнаружить, уничтожить, диверсанты пленных не берут.

Чего и бандеры от нас не ждали. Все ж не довелось им побыть властью – не воевали против них по-партизански в городе. Войсковой операции они ожидали, что приедет пара взводов по адресу, окружит и пойдет на штурм – а не того, что по-тихому придут такие, как мы. Под утро, когда спать хочется пуще всего. Хорошо, что не север, ночи темные, хотя лето. Идем перекатами – одна пара залегла, страхует, вторая движется. Почти у самого места нашумели – собака за забором залаяла, нас почуяв или услышав, за ней и другая рядом залилась. И выходит на дорогу мужик с автоматом, на плече даже не немецкий МП, а «стэн», насколько можно разобрать – вроде только у британца магазин вбок торчал. Фонарик зажигает, водит по сторонам. И голос с чердака, того самого дома, по описанию:

– Гриць, что там?

И что ты там сидишь наверху, свет не зажигая? Окно во фронтоне – обзор и сектор обстрела хорош, самая позиция для пулемета. По идее, с другой стороны должно быть что-то аналогичное, обеспечить круговую оборону. А мужик открыто стоит, думает, что если он фонарь погасил и не видит ничего, то и его не видно? Однако нельзя его валить – пулеметчики поймут. А вот успокоить бандер надо.

– Мряу! Мяя!

Повторять не советую – опытное ухо имитацию отличит. Но у Вальки получалось – как раз для таких случаев. На нашем коте Партизане проверяли – прямо пели дуэтом, ну а мы, отвернувшись, угадывали, когда Валин голос, а когда настоящего кошака, и ведь не выходило разобрать! Бродячие коты тут водятся – мы и о том у смершевцев спросили.

– Брысь! – мужик подбирает камень и бросает. Всего три метра не долетело – будь то граната, было бы хреново. Потому с немцами мы бы еще подумали этот трюк применить – те запросто могли бы и пулеметом причесать, и гранату кинуть, не разбирая, на любой подозрительный шорох. Но для бандер в пока еще мирном Киеве это точно выйдет перебор.

– Мааау… – обиженным тоном тянет Валька и швыряет комок земли в кусты в стороне, зашуршало. И тишина.

Мужик стоит еще пару минут. Курит – видимо, решив, что раз уж себя демаскировал, то можно. Бросает окурок и уходит, калитка хлопнула, и стукнула дверь. Подтягиваются Влад и Рябой, лежим, изучаем диспозицию. Забор по улице деревянный – а с тыла вместо него колючая проволока натянута. Дом капитальный, двухэтажный, нижний этаж каменный, верх деревянный, и еще чердак. Позади сарай, еще пристройка, вроде летней кухни, и сортир. Несколько яблонь или еще чего-то плодового, грядки с картошкой… а вот для чердачного пулеметчика прямо перед ним мертвая зона, никак не достать, если только гранату не выкинуть в окно, но для того нас еще увидеть надо. А где бы я группу захвата расположил, в ожидании нашего визита – в том сарае? Бесшумные засады бывают, тут литературный дон не прав, но лишь если там сидят настоящие спецы-егеря. Ну, неудобно это просто, долго в одной позе лежать, тело затекает, так и хочется повернуться чуть поудобнее… если не умеешь расслабляться, кто аутотренингу учат, нас не видели! Ну вот, слышу возню и шепот из летней кухни, слов не разобрать, но вроде двое говорят. А сектор обстрела оттуда – как раз в дополнение к чердачному пулемету. Будем считать, что и у них там МГ. Итого две пулеметных точки, и в доме, надо думать, с десяток морд с автоматами, спят вполглаза, а кто-то и бодрствует. А вот «автономных сигнально-боевых модулей системы гав-гав», как витиевато называл этих поганых тварей мой прежний командир Большаков, нет – хотя они могли бы доставить проблем не меньше, чем самая навороченная электронная система. Хотя если тут ошивается десяток посторонних, причем приходящих и уходящих, собаки бы задолбались лаять. Ну, это ваши проблемы, бандеры!

Я и Рябой просачиваемся за проволоку, Влад и Валентин страхуют. Мы все универсалы, если припрет, но специализация тоже есть, старлей Рябов наш штатный электронщик и подрывник, ну а я в прикрытие, если придется работать ножом и голыми руками. Ставить мину – занятие тонкое, требующее максимального внимания – и оттого обязательно нужен прикрывающий, чтобы не было как с Зоей Космодемьянской, когда «незамеченный ею часовой подкрался и схватил». А ребята с «винторезами» и ночной оптикой прикроют нас снайперским огнем, но очень надеюсь, что до того не дойдет. И Рябому облегчение наконец избавиться от опасного груза.

Минута – и мы под самой стеной дома. Кустики тут удачно – и Рябой ставит наземь мешок. Наглухо завязанный «сидор», в котором одиннадцать кило «ТГА» – остатки от охоты на фюрера. Тротил-гексоген-алюминий – рванет, как двадцать кило тротила. Взрыватель химический, на десять минут – сквозь ткань мешка снять предохранительный колпачок, вдавить кнопку до упора! Подстраховка – вытянуть леску с рыболовным крючком, пропущенную насквозь через ткань, и прицепить к загнувшейся горловине – если взять «сидор» как обычно, горло мешка распрямится, леска натянется, и рванет. И еще пара штучек – Рябой клялся, что даже сдвинуть мешок с места будет невозможно. Ну, если только бандеры найдут сапера такого же уровня, и всего за десять минут. Теперь делаем ноги!

Твою мать! Снова открывается дверь, и выползает мужик, что на дороге был. Один он тут, что ли, дневальный, а прочие спят? «Стэн» кладет на перила, а сам в стороне от крыльца спускает штаны и гадит. Дикие они тут совсем, или вчера из схрона выползли? Вон же сортир, дойти туда лень? Сука, ну что же ты еще чуть не потерпел, счас же рванет, кислота уже мембрану разъедает, и это не часы, точность может быть плюс-минус двадцать процентов! И не отползти – заметит шевеление, гад! Хотя он со света вылез, в доме лампу зажигали, зрение сразу к темноте не приспосабливается. А ведь вариант, этого валить из бесшумки, и в дом, в ножи спящих, с немцами такое сходило не раз. Но мина уже время считает… и не будем рисковать. Мы фрицев в их сортирах брали (излюбленное место «языка» упаковать), так опыт говорит, что дольше десяти минут сидят считаные единицы. А чувство времени говорит, что минуты две прошло, не больше. Ну вот, встает и уходит в дом. Убираю ПБ (пистолет бесшумный). Спас ты, бандера, свою никчемную жизнь еще на несколько минут, ведь дом полностью разнесет, даже при том, что заряд без забивки. Валим отсюда, живее!

Уходим так же, как вошли. Валька радирует – подбирайте нас в «точке два». Успеваем отойти на полкилометра, когда позади взрывается. Е-мое, сила явно побольше, чем двадцать кило, у бандер там еще свой арсенал был? Кроме тюрьмы – Змеюка клялся, что наших пленных там не было, хотя его «жандармы» могли из бандер же нарушителей дисциплины и недостаточно лояльных привозить. Ну и черт с ними, нехай в аду по котлам сортируют – а нам с патрулем и ментами пересекаться неохота. А ведь могут нагрянуть на шум!

Так что оставшийся отрезок, метров триста, преодолеваем бегом. Предположив, что если тут и есть бандеровский секрет, то сначала окликнут, приняв за своих. Ну, а дальше у нас превосходство в ночном зрении и огневой мощи, а бандер никак не может быть много – двое-трое, так что справимся. Хотя более вероятно, что у них просто маяки в соседних домах: все вижу, слышу, запоминаю, кому надо передаю. Но вряд ли они успеют что-то заметить и понять, ночь же! Хотя небо на востоке уже светает.

Едут наши! В темпе запрыгиваем в кузов. Ну вот, теперь мы просто мимо проходили и едем по своим делам, а что там взорвалось и, судя по отблескам, неслабо горит, понятия не имеем. Но дом точно должно было снести ко всем чертям, вместе со всеми, кто внутри – а вот залегшие в летней кухне могли и уцелеть. Вид у нас, однако, как у солдат саперного батальона после земляных работ, а не офицеров в тылу – срочно стягиваем разгрузки, маскхалаты (надеваемые не столько для камуфляжа, как затем, чтобы форму не сильно замарать). На блокпосту у переезда нас останавливали, и капитан из СМЕРШ объяснил, что следуем по службе от аэродрома Жуляны в Борисполь. Уже светало, когда мы десантировались у «Националя», скинули в наш «додж» лишнее снаряжение. Когда же спать? Вот чувствую, что будет следующий день еще более веселым. И тем же черным ходом в номера – а дежурной по этажу нет, интересно, как ее исчезновение ментам объяснят? А ведь она точно при делах была – ну, и получишь теперь по закону!

Стучу в дверь, как условлено. И попадаю в объятия Лючии. Она так и сидела на диване с пистолетами наготове? Затем появляется Лазарева, едва проснувшаяся, в халате – и командует:

– Мальчики, умойтесь, а то на героев на отдыхе совсем не похожи. Пока я вам горячий чай сделаю.

Преимущества номеров люкс – это ванные комнаты с душем. Иду первым, по-быстрому – горячая, холодная – здорово усталость снимает и бодрит. А как выхожу, в самом благодушном настроении, все ж хорошо поработали ночью, Лючия тянет меня в спальню:

– Мой кабальеро, Анна разрешила, кровать свободна пока.

Ну прямо за руку меня взяла и потащила, а после… подробности умолчу! Может ли женщина мужика изнасиловать – теперь скажу, что да, может, если сильно захочет. Галчонок, но орать-то было зачем?

– Мой кабальеро, но ты был такой… а мне было так хорошо! И думаю, в этом отеле не удивятся – иначе зачем здесь такая роскошная кровать?

А ребята смотрят с понимающей ухмылкой. И Лазарева улыбается, помешивая сахар. Взглядом и грацией на пантеру похожа – сейчас клубком свернулась и млеет, такая мягкая и пушистая, а завтра может без устали за добычей по лесу и клыками горло рвать. А Лючия на нее смотрит с восторгом – представляю, в какую жар-птицу вырастет мой галчонок лет через пять!

В двенадцать спускаемся в ресторан. Лазарева сказала, сегодня будем «удельного князя» Кириченко ставить на место.

– Ну, а вы для подстраховки, если будет свою линию гнуть.

А пока завтрак по расписанию. Мы все чистые, отглаженные, благоухающие одеколоном, но оружие с собой, и в кобуре, и в карманах. Лазарева в том же платье в горох – в войну нормой было, что у людей один лишь костюм или платье «на выход» – интересно, а где она свой пистолетик прячет, что я у нее вчера в руках видел? А еще интереснее, что когда мы по рации выходили на связь со СМЕРШ в Борисполе, а те по ВЧ с Москвой, то оттуда нас прямо спросили, когда предполагаем быть у первого секретаря, и окончательно утвердили: в тринадцать сорок. И что должно в этот час произойти?

Едим не спеша. Тут ехать недалеко, даже пешком бы успели – вдоль Крещатика и поворот на Банковую (которая в этом времени носит имя Орджоникидзе). А если грядут какие-то события, надо пользоваться последним спокойным временем для отдыха и еды – вдруг придется сутки на ногах и не жравши? Может быть, ночью опять придется кого-то зачищать, на кого Лазарева укажет или ситуация потребует.

И тут в зале нездоровое шевеление. Четверо от входа идут к нам целенаправленно, оценил я уже их вектор движения и внимания. Двое в штатском, оружия не видно, двое в нашей форме, с автоматами ППС. И еще трое у входа, эти все обмундированные, автоматы у двоих. Кук что, реванш решил взять за ночное побоище? Так прямо в ресторане устраивать такое – это уже открытая война, а главное, неэффективно – я бы на их месте подождал, когда мы выйдем, и из мимо проезжающей машины очередями накоротке и гранатами добавить. А так, неизвестно еще, чья возьмет!

И лопухнулись вы – Влад и Рябой от нас в отдалении сидят, к входу ближе, а вот их вы явно не срисовали! Влад смотрит на меня, я чуть заметно показываю взглядом на тех в дверях, он так же отвечает, понял. «Удар спецназа» – это когда каждый валит своего противника, не отвлекаясь на прочих. А та троица даже оружие наготове не держит, ресторан все же, а не лес – и когда начнется, они покойники с вероятностью процентов девяносто девять. А вот мне и Валентину потребуется выложиться – хотя знаю, что даже элита, боевики СБ, рукопашкой владели на уровне среднего опера гестапо, то есть на голову ниже нас.

– Галчонок, работаешь лишь огнем, от свалки тебя прикроем. Бьешь тех, до кого мы не можем достать. Но не раньше как я начну.

Подходят. Первый штатский, средних лет, на уркагана похож, второй молодой, с усиками, и выправка заметна – офицер? Ну, а двое просто массовка, пехота. Форма, кстати, у них не военная, а милиции. В отличие от тех, кто у дверей.

– Милиция, – скалит зубы уркаган, – старший оперуполномоченный угро Кныш. Документики предъявляем!

Смотрит на Аню. И сам показывает ксиву НКВД.

Для тех, кто не понял. НКВД уже год как разделилось, госбезопасность теперь отдельный наркомат. Хотя на местах у многих еще корочки старые, ГУГБ (главка при НКВД), но у этого была именно милицейская, не гэбэшная, отличить легко по красной диагональной полосе на правой странице. Лазарева предъявляет удостоверение ЦК, – а ведь уркаган, похоже, удивился, в глазах что-то промелькнуло. Странно, если это бандеры, то не знали, на кого охотятся? Но быстро совладал…

– Встаем, проходим, вы временно задержаны до выяснения, – и уже мне, взглядом лишь по моим смершевским корочкам скользнув: – А это уже не ко мне, а к товарищам из комендатуры, – и кивнул в сторону троих, подходящих от двери.

И тут мне стало все ясно. С вероятностью так процентов на восемьдесят. Поскольку за два года здесь не только на фронте воевал, но и в тылу крутиться пришлось достаточно.

Какая контора в сталинском СССР была самой крутой? Не ГБ, как ни странно – прокуратура! Плюньте в лицо писателю Войновичу, у которого в «Чонкине» капитан НКВД, выезжая на арест, сержанта посылает: «Зайди к прокурору, пусть ордер выпишет». Нет, в тридцать седьмом всякое бывало – но после было обычным делом, что прокуратура опротестовывает действия «кровавой гэбни», усмотрев нарушения законности, и чекисты лишь исполняют и под козырек берут. А уж арестовать прокурора равного уровня гэбешник не мог по определению – даже если, к примеру, районный начальник НКВД жутко ненавидел районного же прокурора и жаждал его сгноить, он имел право лишь написать рапорт своему областному начальству, которое выходило с просьбой уже на областного прокурора – после рассмотрения обвинения, отнюдь не формального, и если обнаруживался поклеп, участь гэбешника была совсем незавидной, палка оказывалась о двух концах. Прокуратура занималась наиболее серьезными делами – помните, в «Месте встречи», как Жеглов говорит Маньке Облигации: «Попала ты, дура – мы всего лишь убойный отдел, а подрасстрельное – это уже в прокуратуру». При этом своих оперов прокурорские не имели, только следователей, черную первичную работу по их поручению делала милиция или опера угро – но не ГБ. И в случае, когда менты шли по прокурорской ориентировке, не действовала презумпция невиновности, наоборот – опера ни за что не отвечали, уже настропаленные, что идут брать того, кого надо. И еще одна особенность именно этого времени: здесь действительно было меньше коррупции, но зато был культ «при исполнении» – если ты исполняешь свои обязанности, то неважно, кто перед тобой. И кстати, еще вопрос, это хуже или лучше того, что стало позже – поскольку очень часто рождало принцип «без бумажки ты букашка», а также сугубо формальное, абсолютно безжалостное выполнение закона. В сухом же остатке – если году в 2012-м менты в провинции и голос не смели бы повысить, например, на представителя Администрации Президента в сопровождении столичного же майора ФСБ, то здесь им глубоко фиолетово все, если получили ориентировку на конкретных лиц. «Пройдемте, разберемся!»

И кто же это все запустил, и зачем? А роман Бушкова вспомнился – где начальник службы безопасности какой-то фирмы разбирается, новый киоск у проходной – это слежка чужой Конторы, или конкурентов, или в самом деле торгаши. И посылает своих гоблинов самого бандитского вида наехать на продавца – «меня интересует лишь его реакция, что он скажет и кем будет прикрываться». И если здесь кто-то решил узнать, кто же такая Лазарева и ее будто бы случайно встреченные «фронтовые друзья»? Бандеры или первый? Вот что-то мне кажется – невыгодно Кириченко открыто ссориться с Москвой, если даже и он по дури послал, то раздувать не будет и от всего отопрется. А вот Кук – тот вполне мог иметь своего человека и в прокуратуре!

То есть это все же могут быть и переодетые бандеры. А значит, никуда нам идти, ехать, а тем более разоружаться – нельзя! Паранойя иногда очень способствует выживанию. Валить, что ли, придурков, хоть они, возможно, свои? А комендантские подходят от двери с ленцой, не спеша. Привлеченные лишь затем, что, по закону, военные, то есть мы, не в компетенции ментов, ну если только с поличным на месте преступления не застали. Вот только если я прав, то прокурорские задачу ставили ментам, а уж те привлекли комендачей, объяснив им ситуацию лишь в общих чертах. Потому комендачи рвением и не блещут: мы для них более «свои», чем милиция. На чем и сыграем.

– Ты сначала гавриков своих убери, – говорю я, – и пусть за стволы не хватаются, не поможет!

И достаю из-под салфетки… Миг – и у пуза урки, или старшего мента, моя левая рука, сжимающая гранату Ф-1. А выдернутое кольцо у меня в правой, бросаю на стол. Краем глаза замечаю, что комендачи так же неспешно, не показывая страха, оттягиваются назад к дверям. Понимаю ход их мыслей: «Этого сумасшедшего после под трибунал, ну а нам в чужом пиру похмелье – нехай милиция сама разбирается».

– Ты это не дури, майор, – говорит урка, на вид не испугавшись, – люди тут. Если что хочешь сказать – давай поговорим.

Комендантские исчезают за дверью. Может, они и вернутся с подмогой – но несколько минут у нас точно есть. У Лазаревой глаза плошками, на меня смотрит, как на психа. А вот Валька, кажется, понял. Лючия нет, но она убеждена, что если я так делаю, то это надо. И за соседними столиками движение – людей в ресторане не слишком много, но под осколки попадать никому не хочется, народ за войну всякое успел повидать, и что такое «фенька» знает.

– Поговорим, – соглашаюсь, – товарищ Ольховская (тьфу, чуть не ляпнул «Лазарева» не при своих), у вас есть что ему сказать?

– Есть, – отвечает Аня, – уж простите, товарищ как вас там, фамилии вашей не разглядела, поскольку вы свое удостоверение мне вверх ногами показали…

Вообще-то мент ксиву показал правильно. Но по психологии полезно – хоть чуть его внимание на себя переключить. Ну, и опустить малость и вежливо – ты для меня лишь третье безымянное лицо.

– Через час с четвертью мне надлежит быть у первого секретаря ЦК КПУ товарища Кириченко, – продолжает Аня, – в комнате администратора я видела телефон, номер секретариата ЦК известен. Позвоните и спросите. А затем я сама попрошу подойти к аппарату товарища Кириченко, который ждет меня по очень важному делу и наверняка захочет получить объяснения и от вас, и от вашего начальства. Он видел мои полномочия и может подтвердить мою личность. Надеюсь, вы не будете подозревать первого секретаря?

– И этих убери, чего им головы класть, если что, – добавляю я, – или пусть у дверей снаружи постоят, покараулят, пока беседовать будем. Ну что, опер, договорились мы, или война?

И разгибаю один из пальцев на руке с гранатой.

– Ты что, контуженый, майор? – шипит опер. – О людях подумай! Кончилась уже война.

– А это как товарищ из Москвы скажет, – киваю на Аню, – мне Звезду за четыреста лично убиенных мной фрицев дали, ты стольких жмуров в жизни не видел, опер.

И разгибаю второй палец. Держа руку так, чтобы Ане не видно, зачем в ее положении излишне нервничать, тут и так стресс. Зато менту видно очень хорошо.

– Черт с тобой, пошли, – отвечает он, – но когда разрулим, после ты мне лично за все ответишь!

Это зря он сказал. И взгляд его мне не понравился – так что, встав, взял я своей правой рукой за его левую и провернулся, как в танце. Сложно этот прием с одной руки делать, не уверен, что, например, у Вальки бы получилось. Зато в итоге – у мента локоть в потолок, ладонь вперед, а сам он на цыпочках семенит и лишь кряхтит, даже зыркнуть на меня зло не может, и это при том, что я его кисть лишь двумя пальцами держу. Милицейское самбо этих лет – «раз-два, и руки за спину» – больше на заломах основывалось, на принципе рычага, а это техника айкидо, где болевые в основе, чуть сильнее довернешь – и перелом. Ввалились мы такой толпой в комнату администратора, тут уже Валентину пришлось смершевские корочки показывать – вот вбито за войну уважение к этой конторе, которая тогда могла любого без суда… и не сообразил никто, что в мирное время СМЕРШ гражданских права не имеет тронуть. Телефонный справочник нашелся – и номер, конечно не того телефона, что на столе у первого, но в его приемной у секретаря. Лазарева менту показала, сама набрала, представилась и попросила переключить на Кириченко. А затем с ядом в голосе сказала, что не может быть у него в назначенное время, «так как ваша прокуратура сейчас пытается арестовать меня и моих друзей по совершенно непонятному обвинению и без всяких разъяснений». И поинтересовалась, не по его ли, товарища Кириченко, приказу это происходит – и если так, то разговаривайте с Москвой сами, там будут в курсе в самые ближайшие часы.

– Ах, не вы? Ну, тогда убедительная просьба – разберитесь как можно скорее, что за дела творятся в вашем хозяйстве у вас под носом. Мы пока в «Национале» ждем. Номер тут какой? Ну, так вы, – это Лазарева к младшему из ментов, – выйдите, администратора спросите. Минуту, товарищ Кириченко. Диктую… ждем!