Текст книги "Социальные проблемы современного спорта и олимпийского движения (гуманистический и диалектический анализ)"

В разработанной Кубертеном концепции современного олимпизма много внимания уделяется формулированию и обоснованию олимпийских идеалов и культурных образцов, которые призваны не только повысить ориентацию субъектов олимпийского движения на решение воспитательных задач, но и конкретизировать эти задачи.

К числу таких спортивно-ориентированных идеалов он относил прежде всего сами Олимпийские игры.

Кубертен неоднократно подчеркивал, что «Олимпийские игры – это не просто международные соревнования» [Кубертен, 2011: 59]. В своей вступительной речи на Олимпийском конгрессе в Праге в 1925 году он сказал: «Возрожденный олимпизм» может стать наиболее эффективным пропагандистом усилий по реализации олимпийских ценностей «при условии, что мы перестанем пытаться ассимилировать Олимпийские игры в чемпионаты мира» [цит. по: Mzali, 1979: 62]. По его мнению, различие между «Олимпийскими играми и обычными международными чемпионатами» состоит в том, что они призваны содействовать реализации «олимпийской идеи» [Кубертен, 2011: 56]. Суть этой идеи выражена в словах Кубертена: «Олимпийские игры по существу есть великий урок философии, подпитывающий спортивный патриотизм; философии, провозглашающей единство тела и духа» [Кубертен, 2011: 133].

На реализацию олимпийской идеи и придание специфики Олимпийским играм ориентирован и придуманный Кубертеном олимпийский церемониал (зажжение олимпийского огня, олимпийский флаг, олимпийский гимн, олимпийская клятва и т. д.).

«Церемониальная часть, – писал он в 1910 г., – является одной из важнейших, и мы должны урегулировать ее в первую очередь», поскольку Олимпийские игры могут выделиться на фоне «обычной серии мировых чемпионатов» и превратиться во всеохватное «философское и историческое учение» лишь «благодаря блеску… мощной символики» [цит. по: Франке, 2006: 71].

В списке обетов, данных первым конгрессом 1894 года, фигурировал призыв к МОК «ввести в его регламент положение, дающее ему право отстранять от участия в соревнованиях любое лицо, которое своими прежними делами могло бы бросить тень на добрую репутацию начинания». Как отмечает Кубертен, хотя эта «формулировка была какой-то неясной», «все же ее включили в регламент, чтобы сохранить возможность своего рода моральной защиты, понемногу приучая современное олимпийское движение к идее чистоты состязания, составлявшей одну из основ античных Олимпиад» [Кубертен 2011: 62].

Значит, по мнению Кубертена, Олимпийские игры с точки зрения своей педагогической направленности, ориентации, гуманной атмосферы и даже состава участников должны служить образцом для других спортивных соревнований. Тем самым они должны помочь решить задачу возрождения и усиления духовно-нравственных начал, воспитательной роли спорта, сделать его «чище и благороднее», повысить роль спорта в совершенствовании человека и социальных отношений [Coubertin, 1986b].

Существенную роль в педагогической ориентации Олимпийских игр и олимпийского движения, по мысли Кубертена, играют их участники. Олимпийцы должны быть идеальным образцом развития личности. Олимпиец, homo olympicus, – это атлет, который демонстрирует не только спортивное мастерство, но также полноценное и пропорциональное развитие физических, психических и духовных (нравственно-эстетических) качеств, т. е. гармоничное развитие личности.

Для характеристики такой личности олимпийского атлета Кубертен использовал придуманный им и конкретизирующий его идею «эвритмии» девиз: «Mens fervida in corpore lacertoso!» («Возвышенный дух в развитом теле!»). Этот девиз, на который Кубертен впервые указал в 1911 г. [Coubertin, 1911], призван был заменить известное выражение Ювенала «Orandum est ut sit mens sana in corpore sano» (как правило, ему дается не совсем точный перевод: «В здоровом теле – здоровый дух»)[8]8
  Как отмечает Г. Ленк, у Ювенала сказано: «Желательно, чтобы в здоровом теле был здоровый дух» [Ленк, 1982: 2]. Дается и такой перевод этой фразы с оригинала: «Надо молить, чтобы ум был здравым в теле здоровом» [Ювенал, 1994].


[Закрыть]. По мнению Кубертена, «этот идеал, этот идеал, сугубо гигиенический, был слишком медицинским, чтобы соответствовать честолюбию молодых людей» [Кубертен, 2011: 84].

Идеал личности, отвечающий девизу «Возвышенный дух в развитом теле!», Кубертен мечтал привить всему человечеству в качестве его raison d’être (смысла существования). Согласно этому идеалу, олимпийскому атлету должны быть присущи совершенные физические качества, здоровье, красота физически развитого тела и движений, а вместе с тем сила духа, интеллект, эстетический вкус, художественный талант, культура речи и общения, честность, великодушие, бескорыстность и др.

Олимпийские игры, как и другие спортивные соревнования, предполагают стремление каждого из участников к победе. Ориентация на победу в соперничестве наиболее отчетливо сформировалась в условиях древнегреческой культуры и расцвета агонистики – достаточно вспомнить гомеровский девиз «всегда быть лучше и превосходить других», «всегда быть на голову выше всех остальных».

Абсолютизация такой ориентации приводит к позиции, которую наиболее четко сформулировал футбольный тренер из США В. Ломбарди. Ему приписывают слова: «Победа – не самое главное, победа – единственное, ради чего стоит бороться» [Макинтош, 1998]. В соответствии с таким подходом идеалом для воспитания в спортивной деятельности становится спортсмен высочайшего класса, рекордсмен, который в соперничестве с другими стремится только к победе и добивается ее любыми средствами.

Позиция Кубертена по данному вопросу иная и включает в себя два основных пункта.

1. Олимпийские атлеты должны стремиться к максимально высокому результату. Кубертен категорически возражал против «чрезмерного сдерживания» спортивных результатов, видя в их постоянном росте «притягательность» спорта и его «право на существование» [цит. по: Daume, 1981: 67]. Мысль покончить с этим он считал утопией, взлелеянной неспортсменами [Coubertin, 1909а]. Критикуя тех, кто призывал к «умеренности», к отказу от спортивных рекордов, Кубертен писал: «Спортивный рекорд является неизбежной вершиной всей спортивной системы, его неустранимость сродни неустранимости «вечной аксиомы» (так назвал закон Ньютона французский писатель Тэн). Вы не можете надеяться устранить ее, не разрушив все остальное. Поэтому, сторонники утопии умеренности, признайте свое поражение. Умеренность противоречит самой природе. Наблюдайте, как мы продолжаем воплощать в жизнь девиз Отца Дидона, который он имел привычку повторять своим ученикам и который стал девизом олимпизма: Быстрее, выше, сильнее!» [Кубертен, 1997: 176]. «Рекорд – это сгусток мышечного совершенства. Торжество воли. В спорте без рекорда – высшего достижения – обойтись нельзя. Выставьте его за дверь – он войдет в окно… В облике рекорда присутствует какая-то торжественность, которая поднимает авторитет спорта, увеличивает его притягательную силу» [цит. по: Лоу, 1984].

Такая позиция Кубертена определялась стремлением использовать спорт в качестве средства воспитания характера, воли и других качеств личности.

2. Как бы ни была желанна олимпийскому спортсмену победа, он не должен стремиться к ней любой ценой.

В этом отношении позиция Кубертена принципиально отличается от упомянутой позиции В. Ломбарди. Идеалом для него является спортсмен, для которого на первом плане находится не успех, не победа в спортивном соперничестве, а поведение, адекватное нравственным нормам.

Спортсмен должен отдавать предпочтение честному, благородному, рыцарскому поведению в спортивных поединках, ибо только в этом случае спорт, будет выполнять свою воспитательную функцию. Только нравственные ценности способны придать спорту подлинно человеческую, гуманистическую направленность. С таким представлением Кубертена об идеале поведения участников спортивных соревнований связаны и слова в его «Оде спорта»: «Трижды сладостна победа, одержанная в благородной, честной борьбе» [Кубертен, 1987].

По мнению Кубертена, следуя нравственным принципам, олимпийский атлет прежде всего должен стремиться к победе не над соперником, а над самим собой. Этот призыв подчеркнут в названии его статьи: «Победи самого себя!» [Coubertin, 1915]. А на медали для участников Африканских игр по предложению Кубертена было начертано: «Athletae Proprium Est Se Ipsum Noscere, Ducere et Vincere», что означало: «Обязанность и сущность атлета – познать самого себя, владеть собой, побороть себя» [Кубертен, 2011: 131].

Отношение Кубертена к победе на Олимпийских играх часто выражают неточно, ошибочно приписывая ему фразу: «Главное в Олимпийских играх не победа, а участие» (или: «На Олимпийских играх важно не столько побеждать, сколько участвовать») [Макинтош, 1998: 63].

На самом деле эту фразу использовал архиепископ Пенсильванский Э. Тальбот 17 июля 1908 г. в своей речи в соборе Святого Павла в Лондоне, обращенной к участникам IV Олимпийских игр. Кубертен, выступая 24 июля 1908 г. на торжественном обеде, который английское правительство дало в связи с Играми, оценил речь епископа как «высоко философскую», но скорректировал использованное им выражение и подчеркнул воспитательное значение спорта. «Запомните, господа, эти прекрасные слова: главное в жизни не триумф, а битва; важнее храбро сражаться, чем победить (выделено мной – В.С.). Распространять эти заветы – значит, воспитывать более мужественное, более сильное во всех отношениях, более добросовестное и более великодушное человечество» [Coubertin, 1908: 19. Цит. по: Дьюри, 1974: 126].

Кубертену принадлежат и такие слова: «Бесчестие не в том, что ты будешь побежден, а в том, что ты отказываешься от борьбы» («Le déshonneur ne consisterait pas ici à être battu: il consisterait à ne pas se batter») [Coubertin, 1986а: 372].

Значит, в отличие от архиепископа Кубертен на первый план выдвигает не участие в соревновании и борьбе, а отношение к соревнованию и борьбе. По его мнению, главное – не победа над соперником, а отвага, мужество, проявляемые в ходе борьбы за эту победу, сам дух борьбы, побуждающий человека к совершенству, к преодолению самого себя, своих слабостей и недостатков. Необходимо бороться «храбро» – «well», на основе принципов, воспитывающих «более мужественное, более сильное во всех отношениях, более добросовестное и более великодушное человечество».

Это существенное отличие в позициях архиепископа и Кубертена не всегда осознается.

Так, например, А.В. Кыласов приводит указанные слова архиепископа, обращенные к участникам Игр IV-й Олимпиады, и пишет: «Интересно, что на сайте МОК в краткой справке о той Олимпиаде содержится разъяснение, что «подлинный смысл этой фразы раскрыл Кубертен». И в этом проявилась его проницательность и чутье. Странно. Вроде бы и так все было понятно» [Кыласов, 2010а: 91].

Значит, позицию Кубертена в обсуждаемом вопросе кратко можно сформулировать следующим образом: олимпийское поведение в соперничестве предусматривает не просто участие, а проявление мужества, воли, настойчивости, стремление к достижениям, максимально возможному результату, победе, но при этом отказ от желания победить любой ценой, за счет своего здоровья или причинения ущерба здоровью соперникам, посредством обмана, насилия, нечестного судейства и других антигуманных действий. Олимпиец должен отдавать предпочтение честному, благородному поведению в спортивных поединках.

Что касается идеала социальных отношений, то Кубертен, опираясь на идеи либерального гуманизма XIX века, включал в олимпийский идеал такие социальные принципы и ценности, как демократизм, интернационализм, равноправие всех людей и народов, просвещение в духе истинного патриотизма в сочетании с взаимоуважением наций, несмотря на расовые, религиозные и политические различия, а также гуманистические ценности мира, дружбы и взаимопонимания. Некоторые из этих принципов и ценностей отражают соответствующие фундаментальные ценности либерального мировоззрения (в первую очередь принцип индивидуальной свободы), которое сформулировано европейским Просвещением (Локк, Монтескье, Вольтер и др.) [Гельперин, 1977; Егоров, 1991б; Parry, 1995].

В соответствии с указанными ценностями важной задачей олимпийского движения Кубертен считал утверждение мирных отношений между народами и государствами. По его мнению, спорт, развитый не только в национальном, но и в международном масштабе:

• станет важнейшим универсальным социальным фактором, средством коммуникации между культурами;

• вдохнет в человечество «дух свободы, мирного соревнования и физического совершенства»;

• будет способствовать утверждению мирных отношений между государствами, укреплению дружбы и взаимопонимания между народами, их культурному сотрудничеству, «прекращению споров, разногласий и недоразумений», преодолению националистических предрассудков, улучшению политических отношений между народами, принадлежащими к разным культурам.

Кубертен считал, что «вместе со спортом растет новая и мощная опора делу мира» [цит. по: Нидерман, 1986: 29]. «Олимпийские игры… соберут представителей народов мира, и мы вправе считать, что эти соревнования… станут наилучшим проявлением интернационализма» [цит. по: Лотц, 1983: 17]. «Истинная демократия, а также мудрый и миролюбивый интернационализм придут на обновленный стадион, чтобы поддерживать на нем культ чести и бескорыстия, который позволит атлетизму осуществить духовное совершенствование и социальный мир одновременно с телесным развитием». Поэтому «нужно, чтобы каждые четыре года возрожденные Олимпийские игры давали возможность молодежи всего мира встречаться в счастливой и братской атмосфере, когда понемногу стирается взаимная неприязнь и непонимание между народами, которая приводит к ненависти, недопониманию, а иногда и к варварской, беспощадной борьбе» [Coubertin, 1986а: 370]. «Давайте гонке вооружений, – призывал Кубертен, – противопоставим гонку гребцов… И пусть это будет острая и бескомпромиссная борьба, но борьба мирная» [Цит. по: Петушкова, 1988: 169].

Свою идею использовать спортивные соревнования в борьбе за мир и с милитаризмом Кубертен высказал еще в 1896 г.: «Атлетизм будет возвеличен и облагорожен, и международная молодежь будет черпать в нем любовь к миру и уважение к жизни» [Цит. по: Петров, 1980: 18].

Предпосылкой международного взаимопонимания, дружбы и уважения является знакомство народов разных стран друг с другом. Поэтому миротворческую роль спорта Кубертен связывал с воспитанием чувства уважения на основе создания возможности для людей лучше узнать друг о друге: «Требовать от народов, чтобы они любили друг друга, является одним из видов ребячества. Требовать от них уважения друг к другу не является ни в коем случае утопией: но чтобы уважать друг друга, необходимо сначала познакомиться друг с другом» [цит. по: Ленк, 1981: 21].

А для того, чтобы разные народы и нации могли познакомиться друг с другом, они должны встречаться между собой и учиться видеть хотя бы частично культурные своеобразия партнера, различия в манере держать себя и т. д. Только таким образом возможно избежать преувеличенного этноцентризма, когда на все и на всех смотрят через однотонные очки собственной культуры, родины. И в этом плане потенциал спорта огромен, поскольку он может значительно содействовать организации такого рода встреч, выступает как институт встречи.

«Представители различных наций должны встречаться между собой и учиться видеть хотя бы частично культурные своеобразия партнера, различия в манере держать себя, сравнивая, и с пониманием толковать непривычное и распространять полученную таким образом картину о другом народе, представителе другой культуры в собственном народе. Только подобным образом для него оказывается возможным избежать преувеличенного этноцентризма, который пытается видеть все через однотонные очки собственной культуры, родины, окружения, в котором вырос. Кто ни разу не столкнулся с чужой культурой, тот не знает и своей собственной» [Ленк, 1981: 21].

Положение о миротворческом потенциале спорта занимает важное место в кубертеновской концепции принципов мира и создания международной организации государств [Арская, 1996].

Важное значение Кубертен придавал развертыванию в олимпийском движении спортивного воспитания, ориентированного на гуманистические идеалы олимпизма.

В «Олимпийских письмах», которые были опубликованы в «Ла Газет де Лозан» 26 октября 1918 г., Кубертен писал: «Олимпийское движение… предполагает всеобщее спортивное воспитание, которое доступно всем, отличается мужественностью и рыцарским духом и в совокупности с эстетическими и литературными занятиями является движителем национальной жизни и очагом гражданственности. Вот идеальная программа» [цит. по: Дьюри, 1974: 125].

Член МОК, премьер-министр Туниса М. Мзали, отмечая стремление Кубертена «превратить спорт в средство воспитания нового человека, здорового телом и духом, общительного и свободного», ссылается на его высказывание о том, что «спортивное воспитание, как оно было задумано Томасом Арнольдом, может быть лучшим и самым эффективным методом, который педагоги всего мира могли бы использовать для формирования юношей, здоровых телом и духом» [Mzali, 1979: 64].[9]9
  Подробнее о спортивном и спортивно-гуманистическом воспитании, о различных подходах к пониманию его содержания, форм и методов см. Столяров, 1988е, ж, 1989в, 2000в, 2013и, к.


[Закрыть]

Важным средством «облагораживания спорта» и духовно-нравственного воспитания олимпийцев Кубертен считал возрождение «религии спорта», religio athleticae, которая наиболее ярко выражена в олимпийском спорте Античности. По его мнению, новое олимпийское движение должно стать «религией со своей церковью, догматикой, культом» [Coubertin, 1966а: 107].

Кубертен неоднократно обращал внимание на связь своего понимания спорта с религией: «Моя концепция спорта всегда сильно отличалась от концепции большинства спортсменов. Что до меня, спорт был религией, догмой, культом» [Кубертен, 2011: 75]. Что сближает современное олимпийское движение с олимпизмом Античности, писал он, «так это религиозный дух, тот дух, который когда-то заново расцвел в юном атлете Средневековья. Religio athletae[10]10
  Здесь: религия атлетизма (лат.).


[Закрыть]: древние смутно ощущали смысл этих слов; современные люди пока еще его не постигли. Полагаю, что они к этому склоняются» [Кубертен, 2011: 148].

А вот другие его мысли по этому поводу:

• «Первой сущностной характеристикой как античного, так и современного олимпизма, является его религиозная природа… Поэтому я думаю, что был прав, пытаясь с самого начала воссоздать вокруг возобновленных Олимпийских игр религиозное чувство… В этом – происхождение всех обрядов, которыми сопровождаются церемонии современных Игр… Идея религии спорта, religio athleticae, очень медленно проникала в сознание участников состязаний» [Coubertin, 1976: 129–130].

• В своем послании молодежи после открытия Олимпийских игр в Олимпии 16 апреля 1927 г. Кубертен так охарактеризовал цели возрождения Олимпийских игр и института спорта: «…мы хотели, чтобы вы могли снова стать адептами религии спорта, в том виде, какой ее создали наши великие предки» [Кубертен, 2011: 144].

Для формирования религии спорта, religio athleticae, Кубертен считал необходимым создание соответствующей символики и ритуалов. Так, в 1910 г. он указал на то, что «церемониальная часть является одной из важнейших, и мы должны урегулировать ее в первую очередь», поскольку Олимпийские игры могут выделиться на фоне «обычной серии мировых чемпионатов» и превратиться во всеохватное «философское и историческое учение» лишь «благодаря блеску… мощной символики» [цит. по: Франке, 2006: 71].

Хотя пропагандируемая Кубертеном «религия спорта» не является религией в строгом смысле слова, но она обладает рядом признаков религиозного культа, предметом которого становится спортивная деятельность и те, кто достигает в ней совершенства.

• «Религия спорта» – это «этическая система, не основанная на сверхъестественной санкции и тем самым не являющаяся религией в собственном смысле слова, но обладающая всеми признаками религиозного культа, предметом которого являлась энергичная и неутилитарная физическая деятельность» [Гельперин, 1977: 5].

• «Спорт – пример социоцентрической псевдорелигии, которая не исходит из наличия трансцендентного бога, но предполагает сакрализацию (фетишизация) объекта поклонения, возникшего внутри общества, наделяет этот объект сверхъестественными качествами» [Никишин, 2005: 17].

Зажжение олимпийского огня, шествие, клятва, торжественные речи на современных Олимпийских играх – все эти олимпийские ритуалы восходят к религиозному ритуалу античности. Но «все эти обряды не просто скопированы с процессий и жертвоприношений древней Олимпии. Культ божества преобразован в них в культ человека как носителя определенных ценностей. Зевс превратился в идею единства человеческого рода, стал логическим синтезом всего пострационализма, всего европейского научного мышления XIX века» [Кахигал, 1983б: 21].

Идея Кубертена о необходимости «религии спорта» дает повод некоторым исследователям, опираясь на введенное М. Вебером понятие харизматической власти (т. е. власти, которая существует за пределами мира рациональных правил и древних традиций, восходит к духовным началам и вращается вокруг сверхъестественного лидера, управляющего преданностью и уважением его последователей), говорить о харизматическом характере олимпизма. «Квазирелигиозные ритуалы и символы, окружавшие Олимпиаду, регулярный четырехлетний цикл, девиз «Сitius, altius, fortius» («Быстрее, выше, сильнее»), пять колец и факел, а также церемонии торжественного открытия и закрытия – все являются частью этой практически духовной веры в пророка Кубертена и его последователей в Международном олимпийском комитете, мифическим образом связанного с миром античной Греции и спортивными фестивалями, восходящими к 770 г. до н. э.» [Novak, 2008: 48].

Вопрос о взаимоотношении современного спорта и религии, а также о том, может ли олимпийский спорт развиться в самостоятельную «гражданскую религию», основу концепции которой заложил Роберт Н. Белла в работе «Гражданская религия в Америке» (1967), является дискуссионным [Кыласов, 2009, 2010а, б; Никишин, 2005; Пегов, 1998; Передельский, 2014; Посьелло, 2006; DaCosta, 2002, 2006; Franke, 2006; MacAloon, 1978, 1981; Moltman, 1980; Novak, 2008; Rösch, 1979; Weis К., 1997 и др.].

Так, например, если Эвери Брендедж, президент МОК с 1952 по 1972 г., заявил в 1964 г., что «олимпийское движение является религией 20 века» [цит. по: DaCosta, 2006: 160] то Дж. Молтман оценил такое мнение как «идолопоклонство»: «Олимпизм как религия является идолопоклонством. Можно даже считать религиозный олимпизм как классический пример искусственно организованного современного идолопоклонства… Не Олимпийские игры созданы в честь религии, а религия создана в честь Олимпийских игр» [Moltman 1980: 83].