Текст книги "Спартианская социально-педагогическая технология оздоровления, рекреации и целостного развития личности"

Как справедливо замечает Х.М. Кахигал, «все эти обряды не просто скопированы с процессий и жертвоприношений древней Олимпии. Культ божества преобразован в них в культ человека как носителя определенных ценностей. Зевс превратился в идею единства человеческого рода, стал логическим синтезом всего пострационализма, всего европейского научного мышления XIX века» [Кахигал, 1983а, С. 21].

Таким образом, разработанная Кубертеном концепция современного олимпизма исходит из признания огромной воспитательной ценности спорта и ставит своей задачей создать в рамках олимпийского движения условия для практического использования этой его ценности. Само олимпийское движение выступает для него прежде всего как движение, ориентированное на воспитательные цели и задачи.

В современных условиях, возможно, устарели отдельные детали, аспекты данной концепции, некоторые используемые в ней аргументы. Но ее основная идея не только не устарела, но, на наш взгляд, приобрела еще большую актуальность. Развитие спорта в последние десятилетия особенно наглядно показало, что в определенных условиях спортивные соревнования могут негативно влиять на человека, на отношения между людьми, могут использоваться в антигуманных целях. Причем, выявилась тревожная тенденция развития спорта именно в этом направлении. Наконец, все более осознается, что единственный выход из той кризисной ситуации, в которой очутилось человечество в конце XX столетия, состоит в гуманизации всех сфер общественной жизни, и сфера спорта не может быть исключением в этом плане.

В этой ситуации на передний план перед олимпийским движением все более выдвигается та задача, которая перед ним всегда стояла, но в настоящее время становится особенно актуальной: добиваться максимально полной и эффективной реализации в спорте и средствами спорта определенных общечеловеческих гуманистических ценностей, его использования в целях гуманистического воспитания человека [См.: Столяров, 1989в, 1996б, 1998б].

Аналогичные по своей сути взгляды на эту проблему высказывает и Б.А.Суник. Он обращает внимание на то, что само зарождение современного олимпийского движения и современных Олимпийских игр в первую очередь было обусловлено наличием «сложных болезненных проблем морально-этического плана, которые разъедали спорт в конце XIX века», и по замыслу Кубертена, неоолимпизм призван был спасти спорт от вырождения. Однако, в спорте XX в., к сожалению, не удалось решить нравственные, морально-этические проблемы. Причем, если во времена Кубертена эти проблемы «были исключительно важны, то для судеб спорта на пороге грядущего столетия, в XXI веке, они обретают судьбоносное значение. Если мировое сообщество, национальные и интернациональные институты, курирующие спорт, не осознают это и не сделают соответствующих практических выводов, спорт

XXI века ждут не лучшие времена. Кризисные, болезненные симптомы, которые уже не одно десятилетие раздирают спорт XX века, будут разрастаться и углубляться в XXI веке, могут нанести спорту непоправимый удар» [Суник, 1996, С. 142–143].

Мы столь подробно остановились на характеристике идей Кубертена, чтобы показать близость разработанной им концепции олимпийского движения и идей спартианского движения.

Как было показано выше, в основе разработанной Кубертеном концепции олимпизма лежат идеи гуманизма, которые составляют фундаментальное основание и спартианского движения.

Еще один аспект, сближающий концепцию спартианского движения с идеями Кубертена, – их ярко выраженная социально-педагогическая направленность гуманистической ориентации.

Отметим также идеи Кубертена о важной социокультурной ценности спорта, спортивных соревнований и целенаправленной подготовки к ним для человека и человечества, о необходимости честного, благородного поведения в спортивных поединках, соблюдения принципов Фэйр Плэй (Честной игры), гармоничного развития личности олимпийца и в связи с этим – укрепления союза спорта и искусства.

Эти и некоторые другие гуманистические идеи Кубертена восприняты концепцией спартианского движения.

Ошибочно, однако, полностью отождествлять концепцию спартианского движения с концепцией современного олимпизма Кубертена, а тем более с идеологией современного олимпийского движения, как это иногда делается. Так, например, проф. А.Г. Егоров, характеризуя в своей интересной и содержательной статье взаимоотношение олимпизма (олимпийской философии) и «спартианства» (спартианской идеологии), а также олимпийского и спартианского движений, высказывает мнение о том, что идеология «спартианства» «является всего лишь выражением и развитием гуманистического начала олимпизма», «”спартианство” и есть олимпийская философия», «спартианская идеология – это безо всякого преувеличения олимпийская идеология, а спартианское движение – романтическая репрезентация движения олимпийского» [Егоров, 2005, С. 130, 144].

Это не совсем правильно даже применительно к взаимоотношению спартианской концепции и концепции современного олимпизма, разработанной Кубертеном. Несмотря на существенную близость имеется ряд принципиальных отличий этих двух концепций:

• в них по-разному понимается гуманистический идеал целостного развития личности;

• с этим связано различие олимпийской и спартианской культуры как двух форм гуманистической культуры личности, а также олимпийского атлета и спартианца как двух моделей гармонично развитой личности и культурных образцов гуманистической системы воспитания [см. Столяров, 1998и];

• это, в свою очередь, определяет не только единство, тесную связь, но и существенное отличие друг от друга олимпийского и спартианского воспитания [подробнее см.: Столяров, 1998в, ж];

• Олимпийские игры, лежащие в основе концепции олимпийского движения Кубертена, и Спартианские игры, предусмотренные концепцией «спартианства», – это, как отмечено выше, две принципиально различные формы (модели) игрового соперничества;

• сравнение олимпийских принципов Фэйр Плэй (Честной игры) и спартианских принципов культуры игрового соперничества (Спартианского кодекса чести) также выявляет не только их близость, но и отличие.

Особенно существенными являются различия между олимпийской и спартианской идеологиями, между олимпийским и спартианским движениями, если иметь в виду период развития олимпизма и олимпийского движения после Кубертена.

В этот период наряду с гуманистической трактовкой все более широкое распространение получает иной – прагматический – подход к пониманию идеалов и ценностей олимпизма, целей, задач социальной сущности самого олимпийского движения. Сторонники такого подхода полагают, что основная цель этого движения – всемерное развитие спорта, спортивных контактов и связей, управление спортом, поощрение и пропаганда высоких спортивных достижений, рекордов, побед, особенно на Олимпийских играх. Эти высокие достижения, рекорды, победы рассматриваются как основная ценность олимпийского движения, а идеалом считается спортсмен высокого класса, рекордсмен, победитель Олимпийских игр, чемпион[53]53
  Такую трансформацию в идеологии современного олимпийского движения отмечают и многие другие ученые [Визитей, 1993, 1998; Виноградов, 1998, 1999; Гостев, Гуськов, 2001; Исаев, 1996, 1999, 2002; Ратнер, 1990, 1998, 2003; Родиченко, 1998, 1999, 2004; Сараф, 1998; Суник, 1994, 2001; Тарпищев, 2002 и др.].


[Закрыть].

Элементы прагматического подхода к пониманию социальной сущности олимпийского движения, его идеалов и ценностей возникли еще при жизни Кубертена. Уже в начале своей деятельности по развитию этого движения он столкнулся с непониманием своих идей.

Спустя много лет Кубертен напишет в «Олимпийских мемуарах», что внося свое предложение о возрождении Олимпийских игр он пытался предвидеть различные реакции – возражения, протеста, иронии или даже безразличия, но в действительности произошло нечто иное. Данное предложение одобрили, пожелали больших успехов, но фактически мало что поняли. Это было лишь начало полному непониманию, которое длилось в течение долгого времени. Его идею восприняли как предложение провести еще одно шоу на тему Олимпийских игр, тогда как Кубертен предлагал возродить в международном масштабе не форму, а благородный дух Олимпийских игр Древней Греции. «Доброжелательные, но предубежденные, они не могли осознать мою идею – отделить сущность олимпизма от его древних форм» [Кубертен, 1997, С. 11]. На Олимпийском конгрессе в Гавре (1897 г.) Кубертен критически оценил Олимпийские игры в Афинах на том основании, что здесь «все усилия были сконцентрированы на организации спортивной стороны предприятия в его историческом контексте; не было ни конгресса, ни конференции, ни признаков моральной или воспитательной цели». Критически он оценивал и Игры II Олимпиады (Париж, 1900). Он писал о том, что после этих Олимпийских игр, которые были включены в программу Всемирной выставки, проходившей в Париже, «мы поняли, что никогда больше Олимпийские игры не должны быть в зависимости или в подчинении ярмарки (выставки), ибо тогда их философское наполнение исчезает, а воспитательное значение оказывается равно нулю» [Кубертен, 1997, С. 56].

Не случайно, начиная с 1925 г., Кубертен по доброй воле начинает отходить от активного участия в олимпийском движении. В 1925 г. на Конгрессе в Праге он добровольно ушел с поста президента МОК. И дело вовсе не в состоянии его здоровья, как нередко полагают. Главная причина состояла в том, что хотя Олимпийские игры за 30 лет с момента их возрождения приобрели важное значение, но осталась нереализованной главная идея Кубертена, связанная с их возрождением: эти Игры и олимпийское движение в целом, по его замыслу, должны были служить инструментом нравственного совершенствования человечества, формирования гармонии духа и тела. Не помогали в ее реализации и олимпийские конгрессы.

«Для Кубертена, – отмечает Н. Мюллер, – олимпийский конгресс был орудием, при помощи которого он намеревался заложить духовные основы своего предприятия. Но после парижского конгресса 1894 г. он понял, что конгресс будет лишь органом для принятия технических решений. Причина этого была в том, что, во-первых, почти никто не видел за Олимпийскими играми универсальных педагогических целей Кубертена, а, во-вторых, практически никто не был заинтересован в оказании помощи его делу» [Цит. по: Кахигал, 1983б, С. 24].

В продолжительной речи, произнесенной 29 мая 1925 г. в городской ратуше в Праге на торжественном открытии Олимпийского конгресса Кубертен заявляет: «…современная педагогика по собственному упрямству завела целое поколение в непроходимые дебри узкой специализации»; «…пришел час возвести новое педагогическое здание, чья архитектура будет максимально соответствовать требованиям современности» [Coubertin, 1925, P. 409]. На решении этой задачи Кубертен, которому в это время было 62 года, и решил сосредоточить свои усилия: «С этого момента я хочу обратить свои усилия на службу народному образованию, ибо я убежден, что современное общество не сможет само воскреснуть из останков, накопившихся в результате амбиций и зла этого общества. Грядет становление нового социального строя. В распространении культурных ценностей я вижу единственную гарантию всеобщего прогресса» [см.: Vialar, 1962b, Р. 86]; «… главным образом я хочу посвятить остающееся мне время одной из срочных задач – разработке той области педагогики, которая порождает ясность ума и критическое спокойствие» [см: Дьюри, 1974, С. 125].

Исходя из этих соображений, в последующие годы Кубертен, хотя и продолжал проявлять интерес к вопросам олимпизма (так в своем знаменитом обращении по радио в 1935 г. он сказал, что намерен свести в пучок «философские основы», которые станут базой его творения), но все же основное внимание уделяет реализации своего основного замысла – реформе образования. Важное значение в этой реформе он придавал новому своему детищу – «Международному Бюро спортивной педагогики» (Bureau international de Pédagogie sportive), которое он создал в Лозанне в 1925 г. Бюро подготовило целую серию докладов по вопросам спортивной педагогики. Много сил Кубертен отдавал и работе Всемирного педагогического союза («Union Pédagogique Universelle»), президентом которого он был избран.

Но наиболее широкое распространение, прагматический подход получил после смерти Кубертена и особенно в последние десятилетия. Во многом это связано с тем, что стремление к извлечению как прибыли от спортивных соревнований оттесняет на задний план или даже полностью исключает те гуманистически ориентированные цели олимпийского движения, о которых писал Кубертен и которые сформулированы в Олимпийской хартии. Наблюдается либо полный отказ от провозглашенных Кубертеном идеалов и ценностей, либо перевод их из разряда реальных ценностей, на которые люди ориентируются в своем поведении, в разряд декларативных ценностей, которые лишь провозглашаются, декларируются.

Как отмечает О. Группе (Германия), идеалы, на которые призывал ориентироваться Кубертен, «можно свести к следующим пяти моментам: концепция гармоничного развития личности; возможность самосовершенствования на пути к высшим спортивным достижениям; принцип любительства как проявление самодисциплины и отказ от материальной выгоды; этический кодекс спорта; формирование спортивной элиты». Практически эти идеалы, считает немецкий ученый, все реже реализуются в олимпийском спорте: самосовершенствование уже не расценивается выше победы на Олимпийских играх; редко встречается ориентация на гармоничное развитие: «много ли найдется в современном спорте приверженцев принципа единства физического, интеллектуального и духовного развития личности» [Групе, 1986, С. 17].

Ф. Ландри (Канада) так высказывался по данной проблеме: «Мы не можем сказать, что олимпийское движение в его современном состоянии развития, во всех отношениях, является моделью "баланса", "простоты", "относительного равенства, короче говоря, "подлинно эвритмического целого", движением, которое содействует «спокойствию, практике философии, улучшению здоровья, наслаждению красотой", о чем мечтал Кубертен применительно к современной цивилизации» [Landry, 1989, Р. 50].

По мнению Т. Ольшански (Польша) «существует противоречие между благородным культурным наследием олимпизма и бездуховной рекордоманией, которой подвержены современные Олимпийские игры…В последние годы Олимпийские игры перестали быть источником создания культурных ценностей» [Ольшански, 1986, С. 29, 31].

Дон Энтони (Великобритания) – член Совета Международного комитета имени Кубертена – считает, что «современные Олимпийские игры превратились в грандиозный телевизионный спектакль, не имеющий ничего общего с их сущностью, с такими органическими элементами олимпизма, которые предусматривались при его основании, как воспитание, здоровье, развитие, искусство, мир» [Anthony, 2001, Р. 18].

Свен Гюльденпфенниг и Кай Фишер в предисловии к книге «Существует ли собственная этика олимпийского спорта?», анализируя ситуация в современном олимпийском движении и науке о нем, указывают на то, что «олимпийское движение не может найти выход из своего серьезного системного кризиса», связанного с нормами этики [Fischer at al., 2001, р. 7].

Такие оценки гуманистического значения олимпийского движения имеют под собой серьезные основания. Вот некоторые из них.

Из новой редакции Олимпийской хартии (1996 г.) исключено важное положение гуманистической ориентации, находившееся в предыдущем варианте Хартии (1979): «Олимпийские игры были возрождены бароном де Кубертеном не только для того, чтобы участники могли бороться за медали, побивать рекорды и развлекать публику, и не для того, чтобы обеспечивать участникам трамплин в профессиональной спортивной карьере или продемонстрировать преимущество одной политической системы над другой» [Leiper, 1980, Р. 28].

Как отмечалось выше, по предложению Кубертена в программу Олимпийских игр были введены художественные конкурсы, которые, по его мнению, должны были содействовать реализации идеи гармонии физического и духовного развития личности как цели олимпийского движения. Однако с 1952 г. по решению МОК эти конкурсы были заменены культурной программой (художественными представлениями, концертами, выставками и другими подобными акциями) на Олимпийских играх.

В течение ряда лет в рамках олимпийского движения существовал Токийский кубок. Он присуждался спортсмену, «чье поведение во время Олимпийских игр признавалось в качестве образца спортивного духа, независимо от исхода спортивных соревнований». Этот кубок успели получить только три спортсмена, после чего еще в 1974 г. он был отменен сессией МОК. С тех пор ничего подобного этому Кубку, подаренному МОК городом-хозяином Игр 1964 года, не вручается.

Вносились многочисленные предложения, в том числе автором данного пособия [см., например: Столяров, 1984, 1985, 1988ж, 1990в], по такой коррекции Олимпийских игр и олимпийского движения в целом, чтобы сделать их более гуманными и адекватными идеям Пьера де Кубертена.

Так например, Роберт Юнгк – директор Института по вопросам футурологии в Вене предлагал перейти от традиционных «жестких Олимпийских Игр» к непривычным, но желательным «мягким Играм». Эти Игры, указывал он, предусматривают прежде всего отказ от того характерного для «жестких» Олимпийских игр «жесткого соперничества, которое – несмотря на олимпийскую клятву – доходит так часто до вражды». Для этого он предлагал создание «смешанных команд», в которых участники различных стран и рас могли бы научиться сотрудничать друг с другом. Важно также, по его мнению, чтобы победители могли передавать свои знания и умения побежденным, что позволило бы исключить характерное для «жестких Игр» «секретничание», так часто наблюдаемое на тренировках. Для поощрения такого поведения Юнгк предлагал выдавать «премии за примерное сотрудничество», причем, награждать ими не только спортсменов, но также инструкторов, тренеров, врачей, ученых, психологов и т. д. Определенные изменения Юнгк предлагал внести и в критерии оценок выступления спортсменов. На первый план, по его мнению, следует выдвинуть «ярко выраженное чувство человеческого Я, его самовыражение». В связи с этим он предлагал при оценке выступления спортсменов прежде всего учитывать их «умение владеть своим телом», а также красоту одежды спортсменов. В результате всего этого, полагал Юнгк, на «мягких Олимпийских играх» «центром внимания стало бы не соперничество, а стала бы встреча отдельных людей, никогда еще не видевших друг друга. Каждые четыре года человечеству демонстрировалась бы его общность. Не медали и победы рассматривались бы как наивысшее достижение, а увеличение личных контактов, которые были бы устойчивы к политическим разногласиям и напряженности в мире и в годы между Олимпийскими играми». Тем самым Олимпийские игры, указывает он, не увеличивали бы, а уменьшали «кризисность нашей жизни» [см., Юнгк, 1981]. Юнгк считал необходимым также отказаться от «любого подчеркивания национальных символов»: «Олимпийские игры без национальных гимнов, без развевания флагов… – на сегодняшний день это еще кажется утопией, но… было бы немаловажным экспериментом, который мог бы показать: можно и так!»

Аналогичные предложения связанные отменой подъема национальных флагов и исполнения национальных гимнов на Олимпийских играх, выдвигали многие другие ученые и общественные деятели. Впервые с этим предложением выступил вице-президент МОК (в период с 1970 по 1974 гг.) Жан де Бомон [см.: Предложения…, 1980, С. 8]. Отмену национальных флагов и гимнов, а также подсчета медалей и очков на Олимпийских играх неоднократно предлагал президент МОК в период с 1952 по 1972 гг. Э. Брендедж [см. Проблемы национализма, 1984, С. 10]. Президент МОК в период с 1972 по 1980 гг. М. Килланин так высказывался по данному вопросу: «Я против гимнов и флагов, ибо они стимулируют националистические эмоции. Олимпиады должны быть соперничеством отдельных спортсменов, а не государств» [цит. по: «Пшеглёнд спортовы»…, 1981, С. 10]. На Олимпийском конгрессе в Варне (Болгария) ряд спортивных деятелей и журналистов также отстаивали положение о том, что подчеркивание национальной принадлежности участников Игр при помощи флагов, гимнов, гербов, надписей и т. п. возбуждает националистические страсти и предлагали отказаться от такой практики.

Многие ученые и общественные деятели [Столяров, 1984, 1990в; Heinilä, 1973; Shaddad, 1995, 1997 и др.] обращали внимание на то, что олимпийский девиз «Citius. Altius. Fortius», являющийся важным ориентиром для спортсменов, тренеров, руководителей спортивных организаций и т. д., не содействует гуманистической ориентации олимпийского движения. Отмечалась опасность того, что сформулированная в девизе цель – «быстрее, выше, сильнее» может превратить спорт «из демонстрации совершенства в зрелище, в котором победа станет единственной моральной ценностью и, следовательно, будет отсутствовать какая бы то ни было мораль» [Роуз, 1989, С. 26]. Профессор физического воспитания из Франции И. Хайнрих указывал на то, что данный девиз может быть интерпретирован двояко: во-первых, в смысле такого равновесия в состоянии человека, которое предполагает гармонию, эвритмию и личный идеал в социальной интеграции; во-вторых, в смысле такой сверхзадачи, когда все подчинено цели добиться успеха любой ценой в любой сфере деятельности, будь то спорт, политика, социальная сфера или экономическая область [Heinrich, 1980, Р. 207]. Исходя из такого рода соображений и для усиления ориентации субъектов олимпийского движения на гуманистические ценности вносились различные предложения по изменению олимпийского девиза.

Известный американский скульптор Р. Тэйт Маккензи еще в начале XX в. так формулировал олимпийский девиз: «Celeritas, Agilitas, Fortitugo, Aegutas» («Скорость, легкость, отвага, справедливая игра»). Хосе Мария Кахигал, президент Международной ассоциации школ физического воспитания, предлагал принять в качестве олимпийского девиза «Лучше, прекраснее, человечнее!» [Кахигал, 1983а], олимпийская чемпионка Е. Петушкова – к словам «быстрее, выше, сильнее» добавить слово «красивее», а Г. Ленк – слова «эстетичнее» и «гуманистичнее». Ангел Солаков (НОК Болгарии) предлагал сделать девизом олимпийского движения девиз X Олимпийского конгресса 1973 г. в Варне «Спорт на службе мира», а Ка-маль Шаддад из Судана на 35-й сессии МОА – девиз «Движение, игра, удовольствие и универсальность» [Shaddad, 1995, Р. 2]. Венгерский философ Ф. Такач [Takacz, 1988] призывал вернуться к варианту олимпийского девиза, который сформулировал П. де Кубертен: «Mens fervida in corpore lacertoso!» («В развитом теле – возвышенный дух!»), а Ж.Ф. Бриссон – к девизу Тьерри Молнье "Te ipsum vincere!” (Победи самого себя!) [см. Goffard, 1975]. Председатель Международного комитета честной игры Жан Боротра в своем выступлении на заседании Комитета в марте 1983 г. предложил на каждых Олимпийских играх избирать из числа их участников спортсмена или спортсменку, в наибольшей степени воплощающих олимпийский идеал, и по окончании Игр на особой церемонии вручать им специальную медаль с надписью: «Гуманизм через посредство спорта». Выдвигая это предложение, он исходил из такой трактовки целей и задач олимпийского движения, согласно которой олимпизм – это «пропаганда гуманизма через посредство спорта, спортивная деятельность, основанная на началах честной игры и связанная с культурными устремлениями, примером которой служат Олимпийские игры» [цит. по: Певцевич, 1983, С. 27].

До сих пор в рамках олимпийского движения отсутствуют какие-либо награды и поощрения для тех лиц, связанных с олимпийским движением, которые своей деятельностью внесли существенный вклад в укрепление мира и международного взаимопонимание, хотя такие предложения неоднократно вносились. Отсутствуют какие-либо поощрения и для тех спортсменов-олимпийцев, которые в соответствии с олимпийским идеалом Кубертена демонстрируют высокую эстетическую культуру, а также гармоничное развитие личности, хотя такие предложения также высказывались в литературе, в том числе автором данной работы.

Вносились и другие предложения по «гуманизации» Олимпийских игр и олимпийского движения. Но ни одно из них не было принято.

По мнению ряда специалистов, причину кризиса идеалов Олимпийских игр нужно искать в двух основных обстоятельствах, которые возникли в начале 80-х годов. «Первое – это решение предоставить право определять, какие спортсмены примут участие в Олимпиаде, отдельным международным спортивным федерациям. Хотя МОК однажды постановил, что в Олимпиадах должны принимать участие только спортсмены-любители, федерации начали разрешать участвовать в олимпийских состязаниях профессионалам, А профессиональные спортсмены привнесли профессиональный подход. Просто «честная игра» не приносит долларов, и главной целью состязаний стала победа. Поэтому неудивительно, что спортсмены стали употреблять допинги. Второе обстоятельство возникло в 1983 году, когда МОК решил использовать в коммерческих целях, по словам своего маркетингового эксперта, "самую выгодную неразработанную символику в мире" – олимпийские кольца. Это создало атмосферу необузданной коммерциализации, которая стала отличительным знаком Олимпиад [Олимпийские игры…, 2000, С. 7][54]54
  На наш взгляд, к числу важных причин кризиса идеалов Олимпийских игр следует отнести и их ориентацию на указанную выше модель организации игрового соперничества.


[Закрыть]

Эти два обстоятельства привели к тому, что Олимпийские игры по сути дела утратили ту педагогическую, воспитательную направленность, ради которой они были возрождены Кубертеном, и превратились в простое шоу, красивое зрелище, которое приносит огромные доходы организаторам и спортсменам. Джейсон Зенгерле сказал по этому поводу: «Несмотря на все разговоры о мире и объединении людей… Олимпиады на самом дел ничем не отличаются от… любого другого, рассчитанного на публику, спортивного шоу» [Цит. по: Олимпийские игры…, 2000, С. 8].

В настоящее время в Олимпийских играх задействованы огромные деньги. Прежде всего это связано в прибылью олимпийских телевизионных репортажей. В 1988 г. девять транснациональных компаний заплатили МОК за право проведения своей маркетинговой деятельности на международном уровне 100 миллионов долларов. В 1996 г. летние игры в Атланте собрали (без учета телевизионных прав) в общей сложности 400 миллионов долларов за предоставление тех же прав. Американская телевизионная сеть заплатила более 3,5 миллиарда за право трансляции Олимпийских игр в период с 2000 по 2008 год, и, по сообщениям, в течение четырех лет каждый из 11 спонсоров со всего мира должен будет заплатить 84 миллиона долларов.

В связи с коммерциализацией прагматический подход в современном спорте и олимпийском движении приобрел новый оттенок. В качестве основной ценности начинает рассматриваться коммерческая выгода, прибыль от спорта.

Как отмечается в печати, существует мнение, что, «хотя когда-то Олимпийские игры были воплощением стремления человека к совершенству, сегодня они ассоциируются главным образом с возможностью делать деньги и стали воплощением человеческой жадности» [Олимпийские игры…, 2000, С. 6].

Х. Зейферт еще по поводу итогов Олимпийских игр в Лос-Анджелесе писал: «Спорт, который обычно имел педагогическую и моральную ценность, в настоящее время становится измерением бизнеса» [Seifart, 1984, P. 314]. В статье «Самый сильный человек в спорте», помещенной в американском журнале «Спортс иллюстрейтед» и посвященной бывшему президенту МОК Х.А. Самаранчу, без обиняков заявлялось, что он руководит МОК как бизнесом.

В.В. Ким, М.М. Латыпов, Н.А. Линькова, Г.С. Хам оценивают МОК как «гигантскую монополию спорта, цель которой – получение прибыли путем производственной эксплуатации спортсменов, особенно из слаборазвитых и развивающихся стран». По их мнению, МОК ведет скрытую двойную игру, с одной стороны, рекламируя высшие идеалы Олимпийских игр, возбуждая национальные интересы стран блеском золотых медалей, а с другой – нарушая Олимпийскую Хартию, превратил любительский спорт в отрасль производства, где главный источник прибыли и основная профессия – спортсмен, с его высочайшими рекордами и результатами» [Ким и др., 2001, С.17]. По мнению польского социолога С. Волошина, «высококвалифицированный, профессиональный спорт, облагороженный идеями олимпизма, вначале следовал за олимпийским спортом. Однако в настоящее время можно констатировать тот факт, что роли изменились. Олимпийский спорт следует за профессиональным, вбирая в себя его наиболее негативные особенности» [Woloszyn, 1994, Р. 64].

Иллюстрацией негативной роли коммерциализации спорта в рамках олимпийского движения может служить воздействие этого процесса на спортивных журналистов [см. Dolgopolov, 1999]. Вот мнение по данному вопросу спортивного журналиста из Франции Жака Маршана: «На журналистах лежит часть ответственности за рост насилия в спорте. Следует, однако, проводить различие между прессой и журналистами. Будем реалистами: пресса – это не филантропическая организация. Средства массовой коммуникации, как письменной, так и аудио – визуальной, занимаются, в конечном счете, коммерческой деятельностью, сбытом товара. Поэтому они подчинены всем правилам рыночной конкуренции. Даже если радио и телевидение подчинены государственным органам, они все же не свободны от законов рынка, потому что вынуждены конкурировать в борьбе за аудиторию. А когда речь идет о сбыте товара, мы обязаны удовлетворять клиента, оберегать его, обязаны потакать читателям, слушателям, зрителям. Именно поэтому пресса стимулирует местный, региональный и, конечно, национальный шовинизм, тем самым автоматически способствуя насилию. Пресса потакает публике, укрывая факты, маскируя техническую слабость проигравшей команды, возлагая вину за поражение на судью или на грубость противника. Она изображает тех, кого мы любим, героями, когда они побеждают, и жертвами, когда они проигрывают. Такой подход, на котором строятся ежедневные газетные и телевизионные мелодрамы, слишком соответствует человеческой природе. А отсюда автоматически следует, что “мы” никогда не виновны в поражении: виноват всегда противник или судья. Журналист оказывается в ловушке: он считает себя обязанным защищать ту команду, от которой зависит тираж его газеты, число зрителей и слушателей. Никто, конечно, не обязывает журналиста так поступать; но когда он поступает иначе, у него начинаются неприятности. Во-первых, неприятности со спортсменами, которые не желают иметь с ним дела, со спортивными деятелями, которые осыпают его упреками, а то и захлопывают перед ним дверь, отрезая его от источников информации. Во-вторых, неприятности с болельщиками, которые протестуют, а иногда и оскорбляют журналиста, который думает и видит ситуацию не так, как они» [цит. по: Певцевич, 1983, С. 23].

Одно из ярких проявлений негативной роли коммерциализации олимпийского движения[55]55
  Вопрос о негативном влиянии коммерциализации на реализацию идеалов и ценностей олимпизма специально обсуждался на 36-й сессии МОА [см. Commercialization…, 1993].


[Закрыть] – кризис, который разразился в МОК в конце 1998 – начале 1999 гг. в связи с так называемым делом о коррупции [См. Исаев, 1999б; Козловский, 1999; Павлов и др., 1999; Пресса…, 1999; Расследование…, 2000.].