Текст книги "Борис Бойков"

Там, в Белуджистане

Конечно, у ветерана Афганской войны, генерала Миллза, были привычки не всегда понятные новичкам. Так, он наотрез отказывался размещать свой штаб в каменных строениях, а его палатка внешне ничем не отличалась от палаток рядового состава. Больше того, на новом месте штабная палатка могла оказаться во втором или в третьем ряду, но никогда в центре лагеря. Может быть этим объяснялись неудачи покушений на генерала змеесмертников, как называли в отряде специально обученных моджахедов, умевших по пластунски проползти мимо постов.

Сегодня в палатке генерала совещание. У походного стола собрались командиры подразделений спецотряда. Этот отряд был, кажется, последней надеждой командования. Никому до сих пор не удавалось не только захватить, но даже и получить портрет командира белуджистанских повстанцев, а он контролировал всю северо-восточную часть провинции. Захваченные в плен моджахеды не давали показаний, хотя у командования экспедиционного корпуса по части допросов были крупные специалисты.

– Итак, господа интернационалисты, – генерал усмехнулся своей шутке: Когда-то так называли оккупировавшие Афганистан советские войска, но сегодня это слово приобрело прямой смысл, так как отряд состоял из подразделений, выделенных несколькими государствами, в том числе и Россией. – Мы – отряд мирного сотрудничества. Наша задача помочь населению Белуджистана. Мы создаем госпиталь, строим ветровые электростанции, водопроводные станции и водоводы, чтобы обеспечить население чистой водой. Мы не планируем вести никакие военные действия, кроме охраны медицинского и технического персонала. Нам выделено некоторое количество переводчиков, знающих местные языки и обычаи. Все общение с местным населением и властями только через них. Старайтесь сами тоже изучать местные обычаи, чтобы ненароком никого здесь не обидеть, в первую очередь муллу и учителя. Добьемся доверия – они сами к нам придут: война им тоже осточертела.

Капитан Волков закрыл папку с сопроводительными документами только что прибывшего в его распоряжение лейтенанта Бойкова: «Ну что ж, будем служить вместе. Место для службы, прямо скажем не самое комфортное. Твоего предшественника, старшего лейтенанта Смирнова, змеесмертники прямо в его палатке зарезали. Нет, ты не думай, караульная служба здесь хорошо поставлена, а вот поди ж ты! Это я к тому, чтоб тебе служба медом не казалась, и чтобы галок ртом не ловил. Ладно, не сердись, – заметив как нахмурился Бойков, – это я, чтоб ты проникся. Слушай, а ты, того, на спиртное не очень налегаешь? А может наркотиками балуешься?

– С чего это вы взяли?

– Да вот смотрю, оценки у тебя что в школе, что в училище. Вот даже на преподавательскую работу оставляли и вдруг в наши палестины.

– А это я одному старшему офицеру объяснил, кто он такой есть.

– Хорошо, при случае расскажешь. Пока устраивайся. Сергунин!

Никогда на месте не бывает!

– Обижаете, гражданин начальник! – Глаза вестового смеялись, – всё время здесь.

Здесь, видно, всё по простому, жизнь фронтовая.

– Помоги товарищу лейтенанту. Завтра примите взвод Смирнова. А сегодня осматривайтесь, обустраивайтесь, – перешел в присутствии вестового на ВЫ. Обед в четырнадцать ноль ноль по местному времени. Часы переведите.

– Слушаюсь, товарищ капитан, – честь отдал очень четко, подчеркивая свое подчиненное положение.

– Не серчай, лейтенант, всё образуется.

Два месяца спустя

– Душа у меня за тебя не болит, Борис. Взводом командуешь нормально. Вот только формальности надо бы поменьше: Все мы тут под богом ходим.

– Учту, Алексей Иванович.

– Можно просто Алексей. Теперь вот что. – Смотри сюда, – Волков развернул крупномасштабную карту местности. – Вот здесь мы, а здесь, – он показал точку в пяти километрах по прямой от базы отряда, – стоит небольшое деревце, что-то вроде японской карликовой сосны, разлапистое такое. Примерно в двадцати шагах к югу от него здоровый валун. Надо мессидж взять. Вопросы есть?

– Местность там пересеченная, горы сами знаете какие…

– Какие-то проблемы?

– Прикрытие требуется.

– Будет прикрытие. Ну, ни пуха, ни пера!

– К черту!

Вернувшись в расположении взвода Бойков вызвал старшего сержанта Гаврилова: «Семен Григорьевич, перед нами поставлена задача…»

– Борис Петрович, а по радио нельзя было?

– Командование боится перехвата. Отбери десять человек понадежнее и повыносливее. Дорога – сплошное скалолазание.

– Ничего, не впервой. Покойный Александр Николаевич мастером спорта был по этой части, и нас кое-чему научил. А снаряжение у англичан одолжим. Они все время тренируются.

В мессидже, доставленном Бойковым, оговаривался план совместной операции одного из отрядов моджахедов с корпусом Миллса по ликвидации базы смертников. Политика опоры на местное население дала свои плоды.

Два года спустя в Дагестане

– Ну что капитан, мыши кошку изловили, в мышеловку посадили? Так что ли?

– Похоже, Алексей Иванович.

– Воды у нас при самом скудном рационировании от силы на два дня хватит…

– А потом они нас без выстрела возьмут.

– Именно. Что предлагаешь?

– Чертовы горы передачи экранируют.

– Правильно мыслишь, Борис Петрович. Значит?

– Нужно вынести передатчик с плейером наверх.

– Решение будет такое. Мы начинаем атаку вдоль дороги. А ты… Скалолазанье не забыл?

– Инструмент всегда при мне.

– Отлично, выходит не зря мы с тобой в Белуджистане тренировались. В общем, хоть как, хоть посмертно, а сигнал должен подать…

– Семен Григорьевич, видищь на том утесе куст?

– Вижу, Борис Петрович.

– Я туда с передатчиком.

– А я прикрываю, так?

Два часа спустя над ущельем как назойливые стрекозы повисли вертолеты. Еще через час к лежавшему без сознания Бойкову пробились спасатели.

В госпитале

Хирург сняла марлевую косынку: «Ну всё, теперь что бог даст. Ему, конечно, повезло. Там в горах холодно, так что получилась естественная гиперемия, а то бы с такой потерей крови…».

На следующий день Борис пришел в себя: «Хм, а чего это мы тут делаем?» – обратился он к соседу по палате.

– Отдыхаем. Ты бы, милый, проверил, всё ли у тебя на месте, а то наша врачиха баба решительная – что угодно отхватить может, не постесняется.

Борис, насколько позволяли повязки, ощупал себя: «Вроде бы все на месте.»

– Ну и слава богу. А то за ними глаз да глаз нужен.

– Козырев, я тебе в другой раз язык отхвачу, чтобы зря не трепался! – В палату даже не вошла, а скорее промаршировала решительным шагом хирург, Аглая Караваева. Она присела на кровать Козырева, откинула одеяло: Шов не болит? Завтра в палату для выздоравливающих. Надо начинать гулять, чтобы спаек не было. А вы как, Бойков?

– А он беспокоится, всё ли у него цело. Боится, не отхватили ли вы чего существенного?

После ухода доктора Козырев подошел к кровати Бойкова: «Доктор сказала, что ты в горах мерз. Ты не из отряда Волкова?».

– Оттуда, а что?

– Парни из выздоравливающих говорят, что ты почитай по отвесу чуть не полкилометра вверх прополз. Вроде даже рекорд.

Борис, который к этому времени уже почти что почувствовал себя в форме, а может обезболивающий наркотик давал себя знать, усмехнулся: «Картинку я видел. Две вороны смотрят на реактивный самолет. У него, значит, дым из сопла. Вот одна другой и говорит «Смотри, как быстро летит!», а та отвечает «Вот если бы тебе тоже хвост подожгли, ты бы еще скорее полетела.»

– Понятненько. Значит, прилично вас поджимало. А я по дурости залетел. Короткий шнур оставил, когда мост подрывал. Ну меня и пронесло метров двадцать, наверное, а потом обо что-то шмякнуло. Аглая чуть не последними словами ругалась, дескать мы там дурака валяем, а ей отдуваться.

– Слушай, мне показалось, что тебя ночью кто-то навещал.

– А-а, это… Так у них тут такая процедура, проверяют поправился ты или нет. Ну видно, сомнения насчет моего здоровья были. Меня сестры три ночи подряд проверяли, и все разные. Я уж было жаловаться хотел. А сегодня Аглая, ты сам слышал, сказала, что меня переводят в выздоравливающие. Значит, сестрички, наконец-то положительное заключение о моем здравии сделали.

На следующее утро в палату влетел Фирсов: «Борька, ты?! Мне Козырев в курилке про тебя рассказал. Ну я думал, вряд ли. Тебя ведь в училище оставляли. Но все-таки решил проверить. Ну ты как? Долго еще валяться будешь? Знаешь, у сестричек местных есть способ проверки: приоткроют одеяло – ежели твое мужское достоинство стоит как положено, значит, пошел на поправку. Они тебя еще не проверяли?».

– Идите вы к черту со своими проверками! – рассмеялся Борис, – Мне Козырев про это дело все уши прожужжал. Ты скажи, как ты сюда залетел?

– А это, когда козыревский заряд рвануло, мне тоже досталось. Меня меньше тряхнуло, я подальше стоял, Козыря прикрывал.

Два дня спустя, поздно ночью на край кровати присела медсестра Тонечка: «Боря, вы не спите? Я спросить хочу, правда ли, что гибриды самые способные?».

– Точно не скажу. Но вот у Ленина в крови черт-те что было намешано-русские, калмыки, евреи и, кажется, еще немцы. А у Пушкина – эфиопы, шведы, русские. А тебе на что?

– Понимаете, Боря… Ой, что-то здесь у вас холодно!

– Лезь под одеяло, согрейся.

– Спасибо, – обняла обеими руками Бориса за шею и прижалась всем телом.

Борис почувствовал, что под халатом у Тони ничего нет. На всякий случай провел легкую разведку руками от талии и ниже, за что и удостоился горячего поцелуя.

– Боренька, подожди, я серьезно. Замуж мне, видно, уже не выйти: и возраст, мне уже тридцать первый год, и сама не бог весть какая красотка, да и вообще… Нет, ты меня не перебивай, А ребенка очень хочется. Ну и, конечно, хорошего.

– А почему именно я? – рассмеялся Борис.

– Боренька, ты ведь еврей? А они все умные и непьющие. Сделай мне, пожалуйста. Ты не думай, у меня к тебе претензий не будет.

– А вот это ты зря. Я своих байстрюков на произвол судьбы бросать не буду. А уж проверять, мой ли, стану обязательно. – Борис повернул Тоню на спину, а она раздвинула ноги и открылась навстречу Борису.

С тех пор, пока Бориса не перевели в палату для выздоравливающих, они все ночи проводили вместе.

Фирсов, регулярно навещавший Бойкова, зашел попрощаться: «Всё, покидаю сию обитель! Получил путевку в санаторий. Вот мои координаты в Москве. Всегда буду рад. Да, вот еще что. Меня, наверное, комиссуют. Тебя тоже. Что дальше делать намерен?».

– Меня, пока еще не комиссовали, но скорее всего ты прав, да и срок у меня подходит. А насчет будущего… Я высшее образование получать пойду. Тем более, что мне с армии кое-что причитается. Не очень жирно, но продержусь.

– Во, и я тоже самое. Выпишешься, приезжай в Москву. Там всё и обсудим. Только без дураков! Я буду ждать!

Через несколько дней появился Волков, запыхавшийся, пропахший потом, ремнями и прочими солдатскими запахами: «Уф, наконец-то я тебя нашел! Такая везде неразбериха! Никто ничего не знает. Ну как ты, герой? Что врачи говорят?».

– У меня всё нормально. Доктор обещала перевести в палату для выздоравливающих. А как там Гаврилов?

– Гаврилова тоже ранило, но легко. Он, когда мы узнали где ты, хотел со мной поехать. Ну, у нас пока еще не мирное время. Не получилось. А отряд тебе привет передает. Интересуются, вернется ли капитан.

– Говорил вчера с Аглаей, это наш хирург, комиссуют меня.

– Ну и правильно. Не та война, чтобы на нее рваться. Да, кстати, английская королева нас с тобой орденом наградила за Гималаи. А здесь решение вышло – не награждать за войну на Кавказе. На Антона Ивановича Деникина ссылаются. Он своих солдат и офицеров не награждал, говорил, что когда свои своих бьют, то гордиться нечем. В общем, ты того, не исчезай. Пока на нашу часть пиши, что у тебя там в Москве получится. А я, когда координаты изменятся, тебе сообщу.

Мирное время

Борис и Евгений

Фирсов-старший, к своим шестидесяти начавший грузнеть, несмотря на ежедневные занятия утренней гимнастикой и попытки соблюдать диету, слегка покряхтывая поднялся с бокалом в руках и обратился к свей неразлучной спутнице на трудных житейских путях: «Вот, мать, полюбуйся на дело рук своих. Вырастили, понимаешь, детину. Тридцать второй годик Женьке нашему пошел, перестарок можно сказать. В его годы у нормальных людей уже по пятеро своих отпрысков, а он еще даже не женат!»

– Ну, отец, я точно, конечно, не знаю, но, наверное, какие-то отпрыски у меня есть.

– Нет, мать, ты погляди на этого сукиного…

– Ты чего ж это меня ругаешь, старый ты хрыч! – Слова были сказаны сердито, но глаза Арины Семновны смеялись.

– Ах да, извини, действительно, навел меня сынок наш на грех. Я, конечно, не об этом хотел сказать. В-первых, надо вас с Борисом поздравить. Дипломы с отличием – это очень хорошо, но главное – темы дипломных работ. Я читал ваши работы с карандашом в руках. Зрело, разумно. Все-таки не зря я вас каждое лето по нефтепромыслам гонял. Вот за это и выпьем. За инженеров!

В комнате воцарилось молчание, все принялись за трапезу.

Потом снова взял слово Николай Евгеньевич: «А вообще-то, интересно у вас получается: вместе военное училище, вместе Техуниверситет. Прямо попугаи неразлучники. Впрочем, может это и к лучшему. Мы с Ариной последнее время вас даже различать перестали.

– Ну вот, разговорился! – Арина Семеновна нахмурилась. – Боренька, отодвинь от него бутылку, а то он еще чего скажет.

– А чего это я не так сказал?

– Так, конечно, так, но говорить то об этом зачем, только Бореньку смущать.

– Его смутишь, как же! Вон как на защите с профессорами спорил. А что это вы ребятки притихли?

– Да вот, думаем, – отозвался Евгений, – куда теперь подаваться.

Шесть лет назад «битый, раненый, контуженный, но здоровый и живой» (Твардовский) Женя после комиссования заявился домой. «Здорово, предки! – начал весьма браво защитник Отечества, а потом не выдержал, – Мамочка, это я! Не узнаешь?!»

Это восклицание вывело из ступора онемевшую от неожиданного появления сына Арину Семеновну. Она плача бросилась на шею Евгению.

– Ну, мамочка, ты не очень, я еще не совсем поправился.

Две недели спустя Евгений почти что силой притащил, несмотря на его отчаянные протесты, также комиссованного по ранениям Бориса:

«Знакомьтесь, предки. Это Борис Бойков, мой…»

Но Арина Семеновна перебила его: «А мы с ним давно знакомы. Еще с вашего училища. Ты нам в каждом письме не о себе, а о Борисе писал. Мы даже с отцом немного обижались. Боря, вы куда?».

– Мне в институтском общежитии койку обещали. Надо пойти занять, пока они там не раздумали.

– Еще чего! – вступил в разговор Фирсов старший. – Вон, во дворе флигель свободный. Сейчас же ремонт произведем, и через неделю въезжайте… оба. А пока в доме что-нибудь найдем. И нечего тут… это все для дела. А расходы? Начнешь зарабатывать, расплатишься. Извини на Ты перешел.

– Да нет, пожалуйста. Только чтоб вам не в тягость.

Лагерь предпризывной подготовки

– Борька, что делать будем? Денег-то всего два чемодана осталось.

Друзья задумались. Денег, полученных при демобилизации, только только хватало на оплату учебы в институте, а остальное добывали подработками, но и их становилось все меньше.

– Слушай, Женюра, а что с твоим репетиторством стряслось? Там вроде неплохой кусок был.

– Мамаша очень ласковой стала, а папочке это почему-то не понравилось.

– Что, никак в кроватке застукал?

– Почти что. Чем мои похождения обсуждать, ты бы какую-нибудь плодотворную идею сгенерировал.

– К родителю за кредитом обратиться не хочешь? Ну и правильно: все-таки уже взрослые дети.

– Борька, ты не философствуй, ты думай!

– А чего тут думать? Что у нас тобой за душой?

– Ни шиша!

– А вот тут-то, батенька, мы вас и поправим, – с характерным псевдо-ленинским выговором заявил Борис. – У нас с тобой за плечами громадный опыт.

– Стой!

– Стою, – развалившись в кресле сказал Борис.

– Есть идея! Понимаешь, призыв в армию еще никто не отменял…

– Ага, а родители этой самой армии, как черт ладана, боятся.

– Да ведь не без основания.

– Это уж что говорить, только расстраиваться.

– Вот именно! А что если два опытных офицера создадут курсы по физико-психологической подготовке допризывников?

– Ага, и привлечем к этому делу офицеров из тех частей, куда эти несмышленыши потом попадут.

– А откуда нам знать, куда они попадут?

– А дяди из военкомата на что?

И вместе пропели куплет из давно забытой пьесы:

 
Ты вчера повестку получил
Говорят, ты нужен военкому.
Ласков будь, приказ его учти.
До зари ты выходи из дому.
 

– Борис, пиши объявление, да позабористее. А я его в газетах и на сайтах помещу.

– А пенензы где возьмешь?

– А вот на это можно у моего родителя кредит взять под божеский процент. Это не вспомоществование, а чистой воды бизнес.

Полгода спустя

– Борис, я эмигрировать хочу.

– Далеко?

– К черту на рога! Вытащили мы с тбой джина из бутылки…

– Это уж точно. Родители призывников просто с ума посходили: Просто с ножом к горлу. Бери моего несмышленыша и все тут!

– А половину этих «несмышленышей» не худо бы через колонию пропустить. Сколько их на сегодня?

– Вчера было двести тридцать, сегодня двести десять. Двадцать пришлось отчислить к трепаной матери.

– Что так строго?

– А ты бы не отлыниывал от дела, тогда знал бы. Эти паскудники и здесь пытались дедовщину организовать.

– Ну что ж, доведем этот год и баста.

– Не знаю Женя, не знаю. Оказалось, дело нужное. А потом коллектив из отставников, физкультурников и психологов образовался, живой, так сказать, организм, сам себя поддерживать может.

– Ну так чего нам огорчаться? Оставим за собой шефство, ну и оргвопросы, конечно.

– И будем стричь купоны?

– А ты, Борис, заелся. Вчера не знал на что пообедать, а сегодня к деньгам с презрением. А разворачиваться нам после института на какие шиши?

– Насчет купонов, это я зря. Признаю. Все, что мне набежит, отдам под твое управление.

– Что так?

– У тебя есть идеи насчет среднего и мелкого бизнеса. А я пока у Николая Евгеньевича по нефти хочу еще поработать. А там жизнь покажет.

– А если я прогорю?

– Заранее отпущения грехов требуешь? Пошли обедать.

Армия

На выпускном занятии в лагере для допризывников выступил Евгений Фирсов. Особенно запомнился Арику конец его речи: «Парни, мы сделали для вас всё, что могли. Всё, что положено знать и уметь солдату, вы умеете и знаете. Мы научили вас искусству самообороны. За время учебы в нашем лагере вы накачали мускулы и так далее. Теперь, единственное, что от вас требуется для благополучного прохождения солдатской службы – это не быть идиотами. Непонятно? Прежде всего, не выделяться своими успехами. Например, не подтягиваться на турнике больше, чем средний солдат, не бегать дальше всех и быстрее всех. Одеваться по команде в пределах нормативного срока. Не выпендриваться, не пытаться подавлять окружающих своими знаниями. В то же время нельзя давать садиться себе на шею. Нужно спокойно, без излишней агрессивности, ставить на место тех, кто попытается вас унизить или захочет вами помыкать. Ни при каких обстоятельствах не теряйте хладнокровия, или, как говорят американцы, не выскакивайте из рубашки. И последнее, держитесь друг за друга. Конечно, в трудную минуту при исключительных обстоятельствах кто-то придет к вам на помощь, но лучше, чтобы этого не было.

– Не нравятся мне эти новенькие, – начал, мусоля сигаретку, «дед» Василий.

– А что, они ничего, – пожал плечами «дед» Семен.

– Вот, помяни мое слово, они скоро всеми командовать начнут, и нас с тобой ни в грош ставить будут.

– А вообще-то ты прав. Они все какие-то холеные, что ли.

– Во-во, надо их пригладить, пока не поздно. Пусть увидят, кто здесь хозяин.

Вечером в казарме Арика окликнули: «Эй, салага, подь сюды!»

– Это ты меня?

– Тебя, тебя. Видишь, мои носки пропотели. – Семен помахал носками перед носом Арика. – Постирать надо.

– Постирай.

– Это ты их постираешь!

– Обойдешься.

– Ты что, разговаривать?! Да я тебя!

– Не советую.

– А то что?

– Увидишь.

Арик перехватил в запястьи руку замахнувшегося на него Семена. Все попытки вырваться из стальной хватки Арика Семену не удались.

– Наших бьют!!!

На крик Семена сбежались «деды». Однако, прийти на помощь Семену оказалось непросто: На пути стали четыре товарища Арика по лагерю. Они стояли спокойно, скрестив руки на груди.

– Ладно, ладно, пошутковали и будет, – нашелся Василий. – А ты, паря, отпусти руку.

– Ты, как, успокоился? – спросил Арик, освобождая руку Семена.

Вместо ответа Семен выхватил нож и полоснул Арика по предплечью. Реакция Арика оказалась мгновенной. Он сумел уклониться, так что порез оказался поверхностным, а против второго замаха применил захват скрещенными руками. Семен взвыл и стал няньчить руку.

– Осторожнее с рукой, – предостерег Арик, – это перелом. Пошли в санчасть.

В санчасти Арику сделали первязку, а Семену наложили шину и отправили в госпиталь на рентген.

При опросе Семен сказал, что сломал руку сам. Ему, конечно, не поверили, но лишний скандал никому не нужен. А взводный только и спросил у Арика: «У вас там все такие?».

Дальнейшее прохождение службы обошлось без новых приключений.