Текст книги "Книга, в которой исчез мир"

– Я знаю, что вы скоро должны вернуться в Нюрнберг, – заговорил ди Тасси. – Я задержу вас всего лишь на пару слов.

8

– Угощайтесь, – сказал ди Тасси, когда Николай вслед за ним вошел в библиотеку. На столе были аппетитно разложены хлеб, ветчина и сыр. – Нам надо кое-что обсудить.

Николай не заставил себя уговаривать и откусил изрядный кусок ветчины.

Следующая фраза ди Тасси поразила его, как удар кинжалом.

– Лиценциат, вы не хотите поработать со мной?

Кусок застрял у Николая в горле.

– С вами… поработать, – растерянно промямлил он. – Какая честь… я хочу сказать… подхожу ли я для этого?

Ди Тасси не дал ему закончить.

– Лиценциат Рёшлауб, у меня нет времени для пустых словопрений. Вы сами видите, что здесь творятся страшные вещи. Вы – умный человек, а мне нужны способные люди. То, что вы увидели здесь за последние два дня, – лишь часть проблемы. Я охотно обрисовал бы вам всю панораму, чтобы услышать ваше мнение, хотя это и обяжет вас к полному молчанию. Естественно, я не вправе принуждать вас к сотрудничеству с нами, но если вы согласитесь, то не потерпите никакого ущерба, в этом я могу вас уверить.

– Я прошу прощения, – возразил Николай, – но я даже не знаю, на кого вы работаете.

– Я работаю ради безопасности Германской империи в Высшем имперском суде в Ветцларе, – ответил советник. – Есть силы зла, которые с радостью уничтожили бы установившийся порядок. Эти силы располагают многочисленными возможностями и средствами достижения своей цели. Но всем им присуща одна черта – они творят свои дела в темноте и в тайне. Следовательно, надо работать в такой же тайне, чтобы выведывать планы заговоров этих опаснейших врагов империи. Я буду вынужден раскрыть вам некоторые вещи, которые составляют высшую государственную тайну, поэтому я должен быть уверен в вашем молчании. Надеюсь, мы понимаем друг друга?

Николай наконец с большим трудом проглотил кусок ветчины и кивнул.

Ди Тасси протянул ему какой-то документ.

– Прочтите это. Я скоро вернусь. Если вы не подпишете эту бумагу, то наш разговор на этом закончится, вы уедете в Нюрнберг, и я более не стану пользоваться вашими услугами.

С этими словами он поднялся и вышел из библиотеки. Манера разговора ди Тасси окончательно испортила Николаю аппетит. Однако когда он начал читать документ, его, кроме того, охватил настоящий страх. Во что он может впутаться? Украшенный завитками текст, составленный на канцелярском немецком языке, представлял собой не что иное, как клятву хранить тайну и не выдавать ее под страхом смерти. Подписавший эту бумагу беспрекословно отдавал себя во власть Высшего военного имперского суда и отказывался от права на гражданскую защиту в случае судебного процесса. При этом подписавший соглашение мог рассчитывать на защиту Высшего имперского суда в случае, если будут иметь место столкновения и конфликты с судебными властями отдельных немецких земель.

Николаю потребовалось некоторое время, чтобы вникнуть в важность документа. Как только он подпишет эту бумагу, он сразу попадет под юрисдикцию Высшего имперского суда. Ни городской суд, ни магистрат не смогут привлечь его к ответственности, если его деяние будет связано с расследованием дела Альдорфа. Но одновременно Николай понимал, что отдает себя в руки инстанции, от которой невозможно скрыться.

Не грезит ли он? Одним росчерком пера этот документ может превратить его в привилегированное должностное лицо.

Врач поднял голову, и взгляд его скользнул по стенам библиотеки. Почему ди Тасси сделал ему такое предложение? Мысли Николая снова вернулись к девушке. Его влекла к ней неудержимая сила. Он непременно должен снова ее увидеть. Он должен вылечить ее, вывести из состояния паралича и помочь ей вспомнить события, свидетельницей которых она стала в лесу.

Он еще раз пробежал глазами документ. На этот раз договор показался ему менее угрожающим. Естественно, надо позаботиться о том, чтобы посвященный в тайну человек держал язык за зубами. Так делают в любом государстве. И разве не будет для него неслыханной выгодой таким способом отделаться впредь от произвола и злобы мелких германских князьков? Он станет врачом особой комиссии Высшего имперского суда! Разве можно представить себе большую удачу?

Он положил на стол бумагу и еще раз оглядел пустые места на книжных полках. Взгляд его упал на картину, которая раньше украшала вестибюль, а теперь стояла на полу, прислоненная к стене. Это был отнюдь не пейзаж. Плохое освещение помешало Николаю в тот раз разглядеть самую важную деталь картины. Он подошел к полотну и принялся внимательно его рассматривать. Два ангела охраняли сделанные из прутьев и древесных стволов ворота. Перед воротами толпились измученные люди, которые рвали на себе волосы, били себя в грудь и разрывали свои одежды. Ангелы не обращали на это ни малейшего внимания. В руках их сияли огненные мечи, которыми они грозили уничтожить всякого, кто попытается проникнуть в раскинувшийся за воротами сад. Но было что-то необычное в этих мечах.

Николай присмотрелся более внимательно. На пылающем клинке была видна надпись. То был смертный приговор Зеллинга. In te ipsum redi.

Он вернулся к столу. Быть может, Зеллинг слишком близко подошел к такому ангелу мести и был поэтому насильственно лишен зрения? Да, здесь происходит нечто ужасное. И он, Николай, должен помочь раскрыть это злодеяние. Он взял перо и подписал лежавший на столе документ.

– В том, что граф стал банкротом в результате мошенничества, нет ничего необычного, – сказал советник, аккуратно складывая документ. – Но взгляните на этот список.

Он протянул врачу несколько листов бумаги. Николай пробежал глазами список имен и, не веря своим глазам, прочитал цифры, обозначенные против каждого имени. Денежная сумма, известная по слухам доктору Мюллеру, была проставлена под списком в виде итога. Почти два миллиона талеров! Астрономическая сумма! На такие деньги можно содержать целую армию.

– И ни один человек не знает, куда делись деньги, – продолжал ди Тасси. – Мы опросили всех банкиров Нюрнберга. Проверили всех менял, залогодержателей и евреев. За исключением заимодавцев, которых вынуждали одалживать деньги Альдорфу, никто не имел с ним никаких дел. Деньги находились здесь, но они таинственным образом исчезли, не оставив никаких следов.

– Может быть, они были тайно вывезены? – предположил Николай.

– Это невозможно. Как вы представляете себе такой вывоз?

– Ну, всю осень в замке видели множество посетителей и гостей. Чужих людей. Они могли по частям вынести отсюда всю сумму.

Ди Тасси покачал головой.

– Такую сумму? В золоте, в серебре? Нет, это невозможно. Для этого нужно много повозок. Нет, деньги были размещены в виде векселя вне графства. Вероятно, этот вексель хранится в каком-то иностранном банке. Но такое перемещение векселя мог осуществить только находившийся здесь человек. В конечном итоге вексель должен вывести нас на какого-то конкретного человека.

– Или деньги по-прежнему находятся здесь, – возразил Николай, – спрятанные в каком-то надежном месте.

Ди Тасси промолчал. Видимо, его уже занимали другие мысли, но едва заметное движение головы показало Николаю, что советник не верит в такую идею, чем бы Николай ее ни обосновал. Ди Тасси выдержал паузу, потом заложил руки за спину, словно они мешали ему думать, и снова заговорил:

– За последние годы в наши руки попали многочисленные письма, свидетельствующие о невидимых тайных организациях, которые по всей империи вербуют себе сторонников. Осиные гнезда этих возмутителей спокойствия – ложи вольных каменщиков. Мы сумели ввести верных людей в эти ложи и поэтому знаем об их кознях и интригах. Но за спиной лож действует еще какая-то группа, о которой нам попросту ничего не известно. Абсолютно ничего. Но группа эта, без сомнения, существует и что-то замышляет. Ввиду этого германские государства создали в Ветцларе особое ведомство, которое занимается розыском этой группы. Я осуществляю надзор за письмами, и именно поэтому я здесь.

– Надзор за письмами, – повторил Николай. – Чьими письмами?

– Мы следим за всеми письмами, – ответил ди Тасси. – У нас есть доступ во все без исключения почтовые станции империи. Везде есть наши люди, которые немедленно сообщают нам о подозрительной корреспонденции, когда таковая появляется на почте. Однако в последнее время происходят события, которые мы не в состоянии увязать в единую цепь. Мы знаем, что что-то готовится, но не можем понять, что именно. У нас есть только смутные предположения, обрывки сведений, необъяснимые происшествия, которые мы пытаемся сложить вместе и связать воедино. Огромная сумма денег, неизвестно куда исчезнувших, явно связанная с загадочными смертями, быть может, вызванными каким-то ядом, а теперь еще и жестокое убийство – все это указывает нам направление, направление, откуда исходит темная угроза, маячащая на горизонте и постепенно надвигающаяся на всех нас. Но мы не можем понять суть этой угрозы, в этом и состоит наша дилемма. Мы вынуждены хвататься за каждый след, но не знаем, за кем или за чем мы охотимся. Вы понимаете меня?

Нет, Николай понял далеко не все. Но внезапно его осенило. Ди Тасси! Бог мой, перед ним стоит прямой потомок прославленной ломбардской фамилии, которой удалось в течение пары столетий создать почтовую монополию Габсбургов, систему сбора почтового налога.

– Я хочу показать вам еще кое-что. Только тогда вы окончательно поймете, с чем нам приходится иметь дело.

Ди Тасси повернулся, придвинул к себе один из стоявших на столе деревянных ящиков, ловко открыл железный замок, порылся в ящике, извлек оттуда темно-коричневый пакет и положил его перед Николаем. Это были какие-то документы, завернутые в клеенчатую материю. Когда ди Тасси снял клеенку, Николай увидел перед собой письма. Должно быть, в пакете их было не меньше нескольких сотен. Все письма были одинакового размера, но ни на одном из них не было адреса. Письма были аккуратно сложены и запечатаны красным сургучом. Издалека Николай не смог рассмотреть приложенную к сургучу печать. Ди Тасси брал в руки одно письмо за другим и поднимал их на свет, словно так ему было легче отличать письма друг от друга. Наконец советник остановился на одном из писем, положил его на стол перед Николаем и неожиданно достал из кармана тонкую нить. Теперь Николай мог лучше рассмотреть печать. Выглядела она довольно примечательно:

– Лучшие из моих людей обрабатывают до дюжины таких писем в час, – с гордостью сообщил ди Тасси. – Я не обладаю их сноровкой, но думаю, что тоже кое-чему научился.

С этими словами он осторожно продел нить между печатью и сгибом листа бумаги и аккуратно обернул нить вокруг ножки печати, а потом быстрым, но весьма осторожным движением потянул полученную петлю. Словно по мановению волшебной палочки печать неслышно отделилась от бумаги.

– Что это за нить? – изумленно спросил Николай.

– Это фортепьянная струна, – ответил ди Тасси. – Я очень прошу вас аккуратно обращаться с текстом, потому что завтра письмо будет отправлено дальше.

– Отправлено дальше? Как это понимать?

– Мы снимаем копию письма, снова запечатываем его и отправляем послание к месту назначения.

– И получатель не догадывается, что письмо уже прочитано?

Ди Тасси отрицательно покачал головой.

– Ни под каким видом.

– И вы совершенно точно знаете, кому было направлено то или иное письмо?

– Да, конечно. Вот, например, это – уведомительные таблицы, отправленные по почте. Их сотни, и они составляют нашу основную работу по вскрытию писем. Да вы и сами сейчас все увидите.

– Уведомительные таблицы, – беспомощно повторил Николай. Это словосочетание было лишено для него всякого смысла. Но ди Тасси знаком велел ему прочитать лежащий перед ним документ.

– Я мог бы все объяснить вам, но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Читайте.

Николай бросил взгляд на текст. В заголовок было вынесено слово «Таблица». Ниже было написано: «Составленная Аяксом, в последний месяц 1779 года касательно Даная». Написанный в поперечном формате текст был разделен на семнадцать столбцов. Над первым столбцом стояло: «Имя, возраст, место рождения, местопребывание, сан». Следующий столбец был озаглавлен: «Внешний вид и приметы». Затем следовали «Нрав, Характер, Вероисповедание и Добросовестность». Николай читал со всевозраставшим удивлением. Что за странный документ? Некий Аякс дал подробную справку обо всех жизненных обстоятельствах некоего человека, названного в письме Данаем. При этом была описана во всех подробностях не только личность самого этого человека. В тексте приводились сведения о друзьях, членах семьи, отношении собственности, политических убеждениях, любимых книгах, целях предпринятых поездок, пищевых предпочтениях и всякие иные мыслимые сведения. Здесь же были приведены такие же, но укороченные таблицы, касавшиеся родителей, сестер и братьев, теток, дядей, покровителей, работодателей и тому подобных.

Словно зачарованный читал Николай описание внешнего вида Даная.

«Его рост равен приблизительно пяти футам; его сложение, худощавое вследствие склонности к беспорядочному образу жизни, склоняет его к меланхолическому темпераменту; кожа на широком и высоком лбу по большей части собрана в морщины. Его тусклые светло-серые глаза, а также бледность кожи не свидетельствуют о крепком здоровье, и действительно – этот человек весьма часто бывает болен. Нос длинный, с горбинкой, такие носы называют орлиными. Волосы светло-каштановые. Непригоден для больших дел, но среди друзей известен своей нетерпимостью: жесты его скупы, походка быстрая, при ходьбе смотрит себе под ноги. Следит за своим здоровьем, что, видимо, можно объяснить слабым сложением, каковое он хорошо сознает. На лице две бородавки – по углам рта».

В четвертой колонке было записано то, что делало этого кандидата интересным для тайного общества. Колонка была озаглавлена «Способности, которые можно использовать».

«Более всего склонен к философии, хотя неплохо знает и юриспруденцию. Свободно говорит по-итальянски и по-французски и в настоящее время стремится к тайной переписке. Обладает мастерской способностью к притворству и перевоплощению. Этот человек пригоден к принятию в орден, так как стремится к признанию со стороны окружающих».

– Вы не обратили внимание, что упомянуто в колонке номер четырнадцать? – спросил ди Тасси. Николай изумленно покачал головой. Нет, он не обратил внимания, так как был потрясен этим исчерпывающим описанием человека. Он начал читать четырнадцатую колонку. «Прислано». Видимо, это касалось вклада члена общества.

«19 июля 1779 года. 5 флоринов в голландских дукатах. 6 января 1780 года – две книги по химии».

– Очевидно, Данай сведущ не только в философии и юриспруденции, – удивленно проговорил Николай.

– Весьма очевидно, – согласился ди Тасси. – Книги по химии. Зачем тайному обществу такого рода литература?

Это действительно было странно. В целом создавалось впечатление чего-то угрожающего и опасного. Создавалось впечатление, что эти люди знали и видели все. «Водит знакомство с Г. Гейзером и Г. Брамате, с коими проживает в одном доме, а также с господами Бергером, Алоисом Зауэром, Конрадом Зауэром и состоит в переписке с г-ном Гильбертом Михлем, духовником ордена из монастыря Штейнгаден». Но кто собирает все эти сведения и для чего?

– Если вы знаете, кто получает эти сообщения, то почему не арестуете этих людей и не допросите их?

– Нет никакого смысла отрубать от тела второстепенные члены, если мы не знаем, где находится голова.

Врачу стало не по себе от метафор ди Тасси. Советник взял письмо и аккуратно сложил его. Потом ди Тасси извлек из кармана небольшой футляр, похожий на баночку с румянами, и отвинтил крышку. На внутренней поверхности крышки была укреплена губка. Ди Тасси провел ею по сургучу и снова запечатал письмо. Это выглядело как волшебство. Никто бы никогда не догадался, что письмо вскрывали.

Николай еще раз всмотрелся в загадочную надпись.

– Это написано по-арабски?

– Нет, к сожалению, нет.

– И что это означает?

– Этого мы тоже пока не знаем. Это знаки шифра, который нами пока не раскрыт.

– И сколько таких уведомительных таблиц вы уже обнаружили? – поинтересовался Николай после непродолжительного молчания.

– Несколько сотен, – ответил советник. – И их будет еще больше. Но и это еще не все. Есть еще одна загадка.

– А именно?

– Сожженные почтовые кареты, – ответил ди Тасси. – Уже в течение нескольких недель ко мне стекаются сообщения о странных нападениях на почтовые кареты. Никто ничего не похищает. Но некие лица нападают на кареты и сжигают их.

Странно, кто может быть заинтересован в том, чтобы сжигать почтовые кареты?

– Вы уже изучили рисунок преступления? – непроизвольно спросил Николай.

– Рисунок? Какой рисунок?

– Ну, быть может, шайка работает по какому-то плану. Где происходят эти нападения?

Какое-то время ди Тасси колебался, но затем поднял с пола кожаную сумку, сунул туда руку и достал пакет донесений.

– Вот, – сказал он и протянул пакет врачу. – Это случаи, о которых мне сообщили.

Николай взял пакет.

– Но мне нужна еще одна вещь, – добавил он, – карта. Мне нужна карта местности.

Ди Тасси еще больше насторожился. Однако после недолгого раздумья он достал из сумки карту и исполнил желание Николая.

– И что? – спросил советник.

Николай развернул карту. Сердце его сильно забилось. Какая точная географическая карта! На ней как на ладони был виден весь франконский округ. Однако Николай почувствовал, что ди Тасси проявляет некоторое беспокойство. Такие карты государственные служащие берегут особенно тщательно. Во время войны такие карты могут решить исход сражений. Эти карты нельзя показывать всем и каждому. И он должен немедленно доказать, что может использовать карту для других целей.

Николай быстро раскрыл донесение и начал точками отмечать на карте места нападений на почтовые кареты. Вскоре на карте образовался рисунок – тонкая линия, протянувшаяся от замка Альдорф в западном направлении. Ди Тасси изумленно следил за действиями Николая.

– Я не могу вам ничего обещать, – сказал Николай, поставив последнюю точку, – но меня не удивит, если следующее нападение произойдет в этом месте.

При этом Николай обвел район нападений, соединив между собой нанесенные на карту точки.

Ди Тасси потерял дар речи. Николай поднялся.

– Куда вы хотите ехать? – спросил советник юстиции.

– В Нюрнберг, к моей больной. С вашего, естественно, позволения.

Он поклонился и вышел из библиотеки.

9

Вернувшись домой, он обнаружил на столе две короткие записки от Мюллера. Одна была оставлена в предыдущий день – это было напоминание о вызове к больному в Верд. Вторая записка была оставлена сегодня утром и содержала сердитый вопрос – почему не был выполнен вызов? Николай был слишком утомлен событиями последних двадцати четырех часов, чтобы занимать себя мыслями по поводу своего неоправданного отсутствия. Кстати, ему вдруг пришло в голову, что он не оговорил с ди Тасси сумму, которую будет получать за свое сотрудничество. Кроме того, они не договорились с городским врачом Мюллером о том, чтобы он отпустил Николая.

В желудке урчало, но не только голод мучил его в этот неприветливый холодный декабрьский вечер. Как и всегда в это время года, Нюрнберг был полон приезжих, стекавшихся в город на рождественские рынки, и из-за этого в кабачках было практически невозможно найти свободное место. Но Николай знал, где можно получить тарелку вкусного супа и посидеть в теплом и уютном помещении, и при этом ему не будут докучать ни табачный дым, ни хохот и крики подвыпивших посетителей, которые превратили бы пребывание в кабачке в сущее мучение.

Смотритель кухни больницы Святой Елизаветы, плотный рыжеволосый франконец, указал ему место в небольшом помещении рядом с кухней, где, кроме него, столовались еще четырнадцать сиделок. Сейчас там были только две из них. Они приветствовали Николая короткими кивками, когда он сел на одну из скамей. Он принялся молча есть. Через несколько минут обе сиделки вышли из столовой. Смотритель кухни присел рядом с Николаем, чтобы посудачить о событиях прошедшего дня.

Николай почувствовал нечто вроде облегчения от того, что нюрнбергские сплетни отвлекли его от собственных тяжелых мыслей. Потом, как обычно, разговор переключился на домашние лечебные средства, о действенности которых смотритель спрашивал Николая каждый раз, когда выпадала такая возможность.

Помогает ли магнит от зубной боли? Правда ли, что из двух новобрачных первым умрет тот, кто первым ляжет в супружескую постель? Как лечить лихорадку зимой, когда нет речных раков?

– Какое отношение имеют к лихорадке раки? – не скрывая изумления, спросил Николай.

– Имеют, – ответил смотритель. – Вам должно быть хорошо известно, что для того, чтобы избавиться от лихорадки, надо состричь с пальца ноготь, завернуть его в бумагу и привязать к хвосту речного рака.

Николай на мгновение застыл с ложкой в руке – уж не сварен ли и этот суп по какому-нибудь подобному рецепту?

– Наверное, дело касается раков, больных лихорадкой, – беспомощно произнес Николай. Откуда только берутся такие странные лечебные средства?

– Мой дядя всегда так лечился от лихорадки, – убежденно сказал смотритель кухни.

– Как же он выходит из положения зимой?

– Никак, и именно потому я вас об этом спрашиваю.

Николай пожал плечами.

– Я что-нибудь почитаю об этом.

– Да, вот еще о чем я давно хотел вас спросить – можно ли вывести родинку кусочком свинины?

– Свинины? – переспросил Николай. – При чем тут свинина?

– Моя бабушка говорит, что родинка исчезнет, если ее потереть кусочком говядины, а потом засунуть этот кусочек в ранку, проделанную под мышкой человека, умершего от чахотки. Как только его тело полностью сгниет, так сойдет и родинка. Так вот я хочу спросить, может быть, свинина тоже подействует.

Николай отодвинул в сторону тарелку с недоеденным супом и откинулся на спинку скамьи.

– Собственно говоря, почему нет? – спокойно ответил он и добавил: – Вы не будете так любезны принести мне пива?

Смотритель дружески взглянул на врача, но, очевидно, сначала он хотел услышать ответ на свой вопрос.

– Знаете, есть намного более действенное средство, – сказал после недолгого молчания Николай. – Господин Леконт, парижский врач, прославившийся лечением ран, недавно опытным путем нашел, что пропущенные сквозь зажигательное стекло лучи, направленные на опухоли и плотные мозоли, уничтожают их несравненно лучше, нежели все иные известные средства.

Глаза смотрителя радостно заблестели.

– Да, конечно, это так. Ведь родинки и возникают из-за тепла.

– Что-что?

– Я говорю: из-за тепла. Говорят, что если беременной женщине во время готовки в лицо брызнет жир, то ей нельзя прикасаться к больному месту, иначе у нее будет ребенок с родинкой.

– Ага, – проговорил Николай. – Вот и договорились.

Удовлетворенный ответом смотритель встал и отправился за двумя кружками пива.

– Что вообще здесь делается? – спросил Николай, когда франконец вернулся.

– Вышло касторовое масло. Не поступает и сибирская снежная роза. Сейчас в Петербурге за нее просят по девять рублей за фунт, но даже по такой цене она расходится мгновенно. Многое теряется из-за разбоев. Сегодня заходил господин Мюллер и жаловался, что совсем нечем стало лечить больных.

Касторка не проблема, подумал Николай, можно ставить клистиры с табаком. Но порошок снежной розы заменить нечем. Это противоподагрическое средство считалось редким и очень дорого стоило. А в последнее время оно вообще куда-то исчезло.

– А что это за разбои, о которых вы только что сказали?

– Разве вы ничего о них не слыхали? Какие-то негодяи жгут почтовые кареты. Об этом только и говорят по всей округе.

– Вероятно, это раздосадованные клиенты имперской почты, – проговорил Николай и сделал большой глоток. Мозг его напряженно работал.

– Ха, ха, можно подумать. Болтают, что это французы. Так утверждают свидетели.

– Французы? Почему именно французы?

– Эти люди похожи на французов. По правде сказать, от них можно всего ожидать.

Николай ничего не ответил. Пусть человек говорит – может, он натолкнет на новое объяснение этих происшествий.

– Правда, мой брат говорит, что за этим делом стоят северонемецкие книготорговцы.

Николай от изумления даже поставил кружку на стол.

– Книготорговцы?

– Да, Рейх и его лейпцигская шайка. Так, во всяком случае, говорит мой брат, а он работает у Эндтера.

Эндтер был крупным нюрнбергским торговцем книгами и бумагой, это было известно Николаю. Но он никогда раньше не слышал о Рейхе и тем более о его шайке.

– Этого я не понимаю, – сказал наконец Николай. – Зачем книготорговцам сжигать кареты?

Франконец в ответ только пожал плечами:

– Во всяком случае, я слышал, что так говорят.

Спустя некоторое время Николай уже стоял у постели своей больной. Она неподвижно лежала на подушке, уставив взор в потолок. От этого взгляда Николай ощутил сладкий укол. Он был вынужден признаться себе, что с момента отправки девушки из Альдорфа сегодня утром ни на одну минуту не переставал думать о ней. Но теперь, когда он стоял рядом с ее ложем, она казалась ему еще прекраснее и еще желаннее, чем в воспоминаниях. Сиделки вымыли девушку, причесали ей волосы и надели на нее серую, но чисто выстиранную больничную рубашку. Когда Николай заговорил с ней, девушка на короткое время остановила на нем взгляд, но у врача создалось впечатление, что она не узнала его и не вполне поняла. Он наклонился к больной и пощупал ей пульс, потом приложил руку к ее лбу. Лихорадки не было.

– Как тебя зовут? – тихо спросил он.

Она даже не повернула головы, продолжая неподвижно смотреть в потолок.

– Я уверен, что ты меня слышишь.

В лице девушки не дрогнул ни один мускул. Она лишь прикрыла глаза, но в остальном осталась недвижимой.

– Я вернусь завтра утром, и тогда, возможно, мы лучше поймем друг друга, – сказал он, но еще некоторое время посидел рядом с ней, тщетно рассчитывая уловить хоть какую-то реакцию. Прошло целых пять минут, но девушка так и не произнесла ни одного слова.

Николай отправился домой. У него не было опыта в лечении таких случаев, и здесь, в Нюрнберге, не было никого, кто мог бы помочь ему.

Писчебумажный и книжный магазин Эндтера был еще открыт, когда Николай проходил мимо него. Он вошел в магазин и осмотрелся.

Центральный проход и стены были уставлены высокими полками, на которых лежали пакеты, пачки и кипы бумаги. У самого входа находился прилавок, от которого начиналась лестница, ведущая наверх, в помещение, где находились остальные товары. Между двумя еще не развязанными кипами книг громоздилась третья. Дальше высились стопы неперевязанных и неразрезанных книг. Рядом стоял пресс и круглый бочонок размером метр на полтора, до краев наполненный новыми поступлениями.

Николай часто захаживал сюда, чтобы полюбоваться на сокровища, которые он никогда не смог бы приобрести. Но сегодня его интересовало нечто иное. Ему не пришлось долго ждать. Молодой человек с огненно-рыжими волосами, стоявший возле бочонка с несколькими томами в руках, выпрямился и обернулся к Николаю.

– Что вам угодно, милостивый государь? – спросил он.

Николай подошел и представился.

– Я лиценциат Рёшлауб, помощник городского врача Мюллера.

Человек отложил в сторону книги.

– Я всецело к вашим услугам.

Николай не сразу сообразил, с чего начать разговор.

– Я смотрю, у вас много хлопот с посетителями? – спросил он после недолгой паузы.

Продавец покачал головой:

– Нет, во всяком случае, не больше, чем обычно.

Николай не мог сразу задать прямой вопрос, но как направить разговор в нужное русло и что-нибудь разузнать о нападениях?

– Я ищу одну книгу… медицинскую книгу… врача Галлера. У вас есть медицинские книги?

– Есть, хотя и немного, – ответил продавец, – но мы принимаем заказы на любые книги. Как называется та, что нужна вам?

– «De partibus corporis humani sensibilis et irritabilibus».[2]2
  «О чувствительных и возбудимых частях человеческого тела» (лат.).


[Закрыть]

Этого издания здесь, естественно, не было и быть не могло. Как и следовало ожидать, молодой человек с сомнением покачал головой и взял в руки каталог книжных ярмарок.

– У нас этой книги нет, могу сказать это с уверенностью, – произнес он и принялся листать каталог. Палец его быстро скользил по столбцам оглавления. – Вот она, – воскликнул он. – Геттинген.

Николай всем своим существом ощутил, как продавец окинул его оценивающим взглядом. В тот же момент он понял значение этого взгляда.

– Книга стоит два талера, – сказал продавец.

Николай и сам знал, что выглядит не как человек, способный выложить два талера за книгу. Он, конечно, заботился о чистоте своей одежды, но опрятная бедность – это все равно бедность.

– Это для врача Мюллера, – быстро солгал он. – Я спрошу у него, будет ли он заказывать книгу. Кстати, как долго придется ждать получения?

Лицо продавца на мгновение посветлело – либо оттого, что он знал Мюллера, либо оттого, что намечалась выгодная продажа. Правда, глаза молодого человека сразу же потускнели.

– Книги мы получаем после заказа, – произнес продавец. – Обычно через три или четыре недели. Но сейчас для этого может потребоваться и все восемь недель.

– Вот как? – спросил Николай с наигранным удивлением. – И почему книги идут так долго?

– Из-за нападений, – ответил молодой человек. – По этой причине нам приходится возить заказы другим путем, а это занимает больше времени.

– Ах да, я тоже что-то об этом слышал. Ужасно, эти разбойники с большой дороги…

– Разбойники с большой дороги? – возмутился молодой человек и шумно выдохнул. – За этими разбоями стоят лейпцигские книготорговцы, будь они прокляты. У них вообще ничего нельзя покупать.

Николай несколько мгновений помолчал, а потом спросил, разыгрывая полнейшее неведение:

– У кого нельзя покупать?

– У Рейха, Вейганда, Ванденхука и как их там еще зовут.

– Гм… и отчего же?

– Они хотят поставить нас, южных немцев, на колени своим преступным монополизмом. Наши переиздания лишают их дохода. Чтобы сохранить его, они наняли пару мерзавцев, которые препятствуют доставке наших переизданий.

– Эти самые книготорговцы?

– Ну да, все эти спекулянты, Рейх и Вейганд, Дитрих и Ванденхук, торгующие в Геттингене. Это же очевидно. Надо только посмотреть, на какие почтовые кареты и на каких дорогах нападают разбойники, и все станет ясно. Это не может быть простой случайностью.

– Что не может быть случайностью? – спросил Николай, продолжая разыгрывать простодушие.

– Что нападения происходят именно на этих дорогах. Это тот же маршрут, по которому весной повторные издания доставлялись на книжную ярмарку в Ханау. Эти негодяи хотят нагнать на нас страха.