Текст книги "Россия на перепутье. Историко-публицистическая трилогия"

Глава 11
Хозяин страны и истины в последней инстанции

Планирование – стратегическое преимущество коммунизма. Благодаря ему социалистическая экономика развивается без кризисов и поступательно. Это если план разрабатывается на научной основе, ориентируя производство на потребности населения. Тогда ошибки будут незначительными. А если же выдвигать постоянно «сверхзадачи», продиктованные сиюминутными политическими приоритетами, то общество будет постоянно сталкиваться с кризисами.

Уже итоги первой пятилетки пришлось фальсифицировать. Заодно тогда из общественно-экономической и партийной литературы изгнали термин «кризис» применительно к социализму. И постепенно планирование стало «насиловать» экономику. Такое «издевательство» над планом имело место в Стране Советов по объективным причинам. Ибо нам, справедливости ради, приходится соглашаться с таким утверждением: объективный ход истории, хотя и выражается, проявляется в действиях вождей, но всегда имеет свою логику. Причем только такая логика и диктует действия вождей. Вожди всегда поступали не так, как им хотелось бы поступать, а принуждались к тем или иным действиям обстоятельствами.

Сталину с каких-то пор, как никому другому, удавалось выглядеть человеком, единолично формирующим политику партии и государства. Хотя это было совсем не так. К примеру: вопрос о необходимости коллективизации решен был задолго до того, как он был категорически озвучен Сталиным. Но коллективизацию приписали только ему. Да и само назначение Сталина Генеральным секретарем партии в 1922 году произошло неосознанно вначале, но потом приобрело для него невозвратный характер: он трижды после смерти Ленина отказывался от этого поста, но ему каждый раз отвечали: «Работай!» Никто – ни Рыков, ни Бухарин, ни коммунист-барин Каменев – не пожелал вкалывать и нести колоссальную ответственность, они решили ни за что не отвечать, а льготы и привилегии и так у них были. Власть называлась «Советской», но в чистом виде этой власти нигде не было, так как немедленно после взятия власти большевики были вынуждены установить над чиновничьим аппаратом России (к которому немедленно примазались всякие проходимцы) контроль. Сначала при помощи представителей коммунистического правительства – комиссаров. Но это была полумера, поскольку комиссары действовали в одиночку и им не на кого было опереться. И вот тогда большевики вынуждены были пойти на единственно возможную меру: они реорганизовали свою партию во всеобъемлющую организацию контроля над властью. Этим нарушалась основа любой власти – единоначалие. Только при единоначалии у власти есть ответственные. При двух начальниках над одним делом – официальном и контролере над ним – называй их хоть тысячу раз ответственными, ответственность за дело исчезает.

Контроль – это наиболее яркий признак бюрократизации системы управления. Ни Троцкому, ни Ленину, ни самому Сталину в 1922 году не приходило в голову, что если партия берется контролировать госаппарат, то в этом случае не технический руководитель госаппарата – глава страны, а технический руководитель партии становится главой страны. Таким образом, на Сталина свалился груз ответственности за все, что будет происходить в стране, равно как и «вина» за все издержки еще не проверенного дела: и за нарушение принципа плановости, единоначалия и т. п. С ним сыграл также злую шутку и умышленно доведенный до абсурда культ личности.

Следует отметить, что Сталин не прилагал усилий к созданию культа своей личности. Он поступил более хитро или, если угодно, мудро, формируя культ Ленина, а себя называя его скромным учеником. Но уже его 50-летний юбилей в 1929 году прошел с необычайной помпой. Много было восторженных резолюций, приветствий, десятки статей в «Правде», в которых многие авторы объявляли себя учениками Сталина. И здесь было больше преклонения перед авторитетом, чем раболепия.

Причины появления «вождизма» в советском обществе объяснимы. Победив в Гражданской войне, русский народ, а конкретнее – рабочий класс, превратился в заложника своей победы. Вступив на не изведанный в истории путь развития, ему пришлось опираться на веру в авторитеты и вождей. Такова стратегия в неопределенности. Для общества данного типа и на данном этапе его развития культ личности был объективно необходим.

За первую «сталинскую» пятилетку, пусть даже недовыполненную, страна сделала мощный рывок вперед, и ее достижения стали очевидны и для ее трудящихся, и для многочисленных приезжих – предпринимателей, журналистов, писателей, делегаций. И все это – на контрастном фоне экономического кризиса, обрушившегося на развитые индустриальные державы! И чем ощутимей и неопровержимей становились успехи СССР на этом пути, тем выше поднимался авторитет Сталина.

Характерно, что в последние годы жизни Сталина, когда он окружением фактически был отстранен от управления страной (а некоторое время его уже и не было в живых), грандиознейший спектакль с культом личности «вождя всех времен и народов» достиг своего апогея. Интересно то, что именно во время этой вакханалии вождь был не у дел. Как только не рассматривали Сталина историки! Как политика. Как стратега. Как идеолога. Как партийного деятеля. Как воплощение абсолютного немотивированного зла. Но, бесспорно, он – величайшая фигура ХХ века, еще не понятая, не разгаданная. И трагическая.

К спорам о роли Сталина в истории, по-видимому, прежде всего, следует подходить в соответствии с его прозвищем в кремлевских кругах – Хозяин. Хозяин, которому досталась страна в полном развале и которой никто не собирался давать кредиты. Сталин на вопрос «где взять средства?» знал ответ – только внутри самой страны. Деньги можно было взять двумя способами.

Во-первых, найти накопления и изъять их.

Во-вторых, свести к минимуму всякие издержки. Первым источником накоплений стала ленинская большевистская гвардия, которая, дорвавшись до власти, тут же реквизировала сокровища царской России. И хотя она основную массу их перебросила за рубеж, кое-что у нее осталось. Сталин направил на эту гвардию мародеров каток репрессий, пытками вырывая у них номера банковских счетов, адреса тайников и имущих родственников, после чего ленинцев он уничтожил физически, как отработанный материал, который впредь ничего, кроме неприятностей, не сулил.

Некоторые авторы (их, правда, немного) утверждают, что в жестокие годы репрессий Сталин истреблял и самых крупных воров, коррупционеров. Там оказались и чекисты, замаранные неблаговидными делами. Этот мусор уничтожался по надуманным самим Сталиным обвинениям, так как он болезненно не хотел обвального крушения коммунистических идеалов. Было просто опасно говорить народу правду, рассказывать об истинных мотивах преступлений репрессированных. И арестовывали их часто под предлогами, ничего общего не имевшими с действительными преступлениями.

Выжатых из ленинцев денег оказалось слишком мало. И тогда Сталин провел жесткую коллективизацию в деревне, преследуя конкретные цели и убив одним махом трех зайцев: добыл деньги для проведения индустриализации, получил дешевую рабочую силу для подъема промышленности и наладил сельское хозяйство таким образом, чтобы оно устойчиво могло снабжать продуктами город. Это был долгий, трудный, голодный путь. Но другого пути у Сталина не было. К счастью, в дальнейшем новая советская индустрия обеспечила некоторое возрождение русской деревни, хотя коллективизация шла очень болезненно.

Недоброжелатели предрекали обреченность колхозов, некоторые считали, что будущее русской деревни в том, чтобы стать сельскохозяйственными предприятиями, подобно городским фабрикам и заводам. Говорили, что колхозников должны заменить сельскохозяйственные рабочие, а мелкие деревушки – большие поселки городского типа. Создание таких агрогородов требовало колоссальных средств, которых в стране не было. Хотя они уже существовали в виде больших совхозов.

Были такие, которые считали, что одним из путей улучшения жизни крестьян (и, как следствие, городских жителей) является создание вокруг городов сети фермерских хозяйств, снабжающих городские рынки и магазины сельскохозяйственными продуктами без всяких посредников. Этот путь не годился для отдаленных от городов деревень, а для окологородских районов он таил скрытые опасности в виде усиления преступности и взвинчивания цен на рынках. Экономическая выгодность этого пути выглядела иллюзорной. На этом пути высокая производительность, как известно, достигается за счет каторжного труда на маленьких личных участках. На участках большого размера это уже невозможно. К тому же молодежь стремилась избавиться именно от такого образа жизни.

Русский народ к этому времени уже избрал свой «исторический» путь. И никакими силами его нельзя было заставить вернуться в прошлое. Каким бы жестоким и трагическим ни был путь сталинской коллективизации, с социологической точки зрения он гораздо больше соответствовал уже сложившейся исторической тенденции эволюции народа, чем всякие попытки удерживать его в положении трудолюбивого производителя дешевой картошки и капусты для города.

Сталин нашел еще один источник первоначального накопления – природные ресурсы. Пока не было техники и современного оборудования, Сталин бросил на их добычу целые армии зэков, бывших крестьян и рабочих. Лагерники обеспечивали добычу важнейших полезных ископаемых, столь востребованных мировым рынком, – золота, платины, серебра, редких металлов. Все это приходилось вырывать из вечной мерзлоты, вкалывая в условиях марсианских холодов. Заключенные добывали то, что в последующем продавалось за рубеж и давало стране валюту, возвращавшуюся современными заводами, новыми электростанциями, линиями электропередачи. С огромным трудом и жертвами добывалось золото на Чукотке и Колыме. Сталину удалось не только восстановить размеры царского золотого запаса, разграбленного белогвардейцами, ленинцами и Западом, но и превзойти его.

Труд политзаключенных в концлагерях играл значительную роль и на крупных стройках, таких как Хибиногорск, Магнитогорск, Беломорско-Балтийский канал. Но даже лагеря с двухмиллионным «населением» еще не давали снижения издержек до нужного уровня. Поэтому применялась еще одна система: те, кто работал на свободе, регулярно отдавали часть зарплаты, покупая облигации сталинских займов. Кстати, все облигации были погашены государством.

Сталин по максимуму использовал возможности сотрудничества с Америкой. Инвестиций от нее он не ждал. Это было невозможно, особенно в условиях мирового кризиса, который длился почти все 1930-е годы. Сталин на деньги, вырученные за счет запредельно жестких методов хозяйствования, покупал технику, технологии и услуги американских специалистов. Специалисты продавались не так уж дорого, так как выбирать им было не из чего – во всех странах царил спад производства, и только в России производство росло.

Американцы чувствовали себя у нас неплохо. План первой пятилетки в Советском Союзе разрабатывался с их помощью. При помощи США мы построили почти все крупнейшие производства первых пятилеток. Сталин не брезговал и промышленным шпионажем. В дело шли все способы для добывания экономических и технологических секретов. Доходило до совершенно детективных историй с фиктивными фирмами, подставными лицами и фиктивными «туристами». А те нерадивые советские специалисты, которые, будучи им командированными за рубеж за техническими новшествами, там немного расслаблялись и недобросовестно его задания выполняли, по возвращении на родину научно-технический прогресс вперед вынуждены были двигать уже в «шарашках».

Коммунизм предполагает наличие коллегиальности. Но случилось так, что Сталин сосредоточил всю власть в своих руках. Иное казалось (ему и другим) просто немыслимым. Нетрудно обнаружить, что бюрократизм в Стране Советов набирал обороты уже при Сталине. Он в конце концов погубил правое дело. Приложил к этому руки Сталин тем, что все текущее руководство замкнул на себя.

Известно, что лучше тот руководитель, который работу больше организует и меньше руководит. Но в нашем конкретном случае к этому привели обстоятельства. И Сталин большинство вопросов решал сам – его мнение стало истиной в последней инстанции. Сталин, естественно, должен был подбирать нужных хозяйственников. Имея тяжелейший опыт борьбы с врагами всех мастей, он возле себя оставлял таких, кто не способен был не только составить ему конкуренцию, но и на самом верху изменить курс. Хотя утверждать с полной уверенностью, что такие планы не вынашивались, не стану, равно как и утверждать, что человек, знающий себе цену, слишком «гордый» или умный, оказаться вблизи вождя не мог. Много примеров, говорящих об обратном.

Мудрость и коварство Сталина, увы, состояли в том, что, если он видел, что кто-то исчерпывал свой потенциальный ресурс, выдыхался или, наоборот, «зажирался», он (часто – несразу) избавлялся от такого человека. Характерным примером, когда попал в опалу чуть ли не самый приближенный к Сталину человек, не справившийся с возросшими требованиями времени, является случай с Климом Ворошиловым. К описанию этого случая мы еще вернемся. Настало время, когда вторым лицом в государстве стал Молотов. Человек, по характеристике У. Черчилля, выдающихся способностей и хладнокровно беспощадный. Вопрос о преемнике Сталина всегда подспудно обсуждался среди членов партии и в народе. И каковы бы ни были различия и оттенки в мнениях, абсолютно все сходились на том, что в руководящем ядре партии есть один преемник Сталина, подготовленный всем предшествующим ходом развития революции и внутрипартийной борьбы, – это Молотов. После Х съезда партии, когда платформа Троцкого и его группа потерпели поражение, был создан новый Секретариат ЦК, и в его состав избрали Молотова. Он стал не только секретарем ЦК, но и кандидатом в члены Политбюро.

Вячеслав Михайлович Молотов (Скрябин) родился в слободе Кухарка Вятской губернии в обеспеченной семье. Свое «политическое крещение» Вячеслав принял в 16 лет, когда, обучаясь в Казанском реальном училище, вступил в местную большевистскую группу. За свою революционную деятельность Молотов многократно арестовывался. Свои «университеты» прошел не только в училище и Петербургском политехническом институте, но и в многочисленных тюрьмах, в вологодской и сибирской ссылках. Молотов был делегатом большинства съездов партии, одним из создателей газеты «Правда» и секретарем ее редакции. Он никогда не отличался выдающимся ораторским талантом, но с самого начала своей политической карьеры показал себя исполнительным и корректным партийным работником. Дисциплинированность Молотова доходила до абсолюта, до фетиша! Всякое решение, указание ЦК, даже порой телефонный звонок отвественного работника ЦК, были для Молотова святыней. Все подлежало точному и безукоризненному исполнению в назначенный срок и любой ценой.

В оргработе Сталин когда-то сам сильно поднаторел и благодаря этому поднялся до невообразимых высот и в Молотове это очень ценил. Ленина крайне раздражали люди, питавшие страсть к рутинной бюрократии. Но Сталин был совершенно иного мнения на этот счет: он не мог не отметить старательного молодого партийца, который не претендовал на первые роли и выказывал по отношению к нему полную и безусловную лояльность. Молотов был человеком невзрачным и маленького роста. Это тоже являлось большим плюсом. Лучше иметь рядом такого скромнягу, чем крупного, высокого и красивого. Такие люди всегда (и это естественно) вызывали неприязнь низкорослого и рябого вождя, который на глазах у всех из-за низкопоклонства превращался в диктатора.

В 1920-е годы и позже Молотов почти всегда находился рядом со Сталиным, был ему верным помощником. Как Сталин всегда старался угодить Ленину, так и Молотов старался изо всех сил угодить Сталину. Молотов принимал активное участие сначала в кампании против троцкистской, а затем и зиновьевской «объединенной» оппозиции. В 1928–1929 годах он, уже будучи полноправным членом Политбюро, без колебаний поддержал генсека в борьбе с так называемым «правым уклоном».

За 130 дней пребывания на посту первого секретаря МГК Молотов разрубил «тугой узел» столичной парторганизации и «сплотил» коммунистов столицы вокруг вождя. Из шести заведующих отделами МГК четверо были освобождены, из шести секретарей райкомов столицы продолжали исполнять свои обязанности лишь двое. Из членов МГК выбыли Бухарин и Рыков, а стали членами Каганович и другие сторонники Сталина. Сухой, деловитый, как бы лишенный эмоций, Молотов беспрекословно выполнял любые указания и директивы своего начальника. И тот ценил эту преданность. После отставки Рыкова с поста Председателя Совнаркома Молотов занял его место. В 1930–1931 годах он выезжал в отдельные районы страны в качестве уполномоченного по хлебозаготовкам, наделенного неограниченными правами. И не брезговал применением «особых мер». В результате такой «аграрной политики» и по другим причинам (крестьяне резали скот) случился страшный голод, унесший миллионы жизней. Потом судьба сыграла с ним злую шутку.

В 1936 году, когда в Москве началась подготовка первого открытого судебного процесса над группой Зиновьева – Каменева, над Вячеславом Михайловичем нависла, возможно мнимая, опасность. Сталин любил испытывать своих ближайших помощников на лояльность и в этот раз решил испытать Молотова. Это была немного садистская шутка: как человек поведет себя в щекотливой ситуации? Сталин собственноручно вычеркнул фамилию Молотова из протокола показаний некоего Рейнгольда, в котором лидеры оппозиции обвинялись в подготовке покушения на Сталина, Молотова, Ворошилова, Кагановича, Кирова и других вождей. Поскольку в этом «ликвидационном» списке Молотова не оказалось, НКВД тут же включил его в другой список – ликвидации. Сталин держал Молотова в таком невеселом напряжении шесть недель, хотя, скорее всего, и не думал с ним поступать жестоко – он его готовил на место Литвинова.

С «англофилом» Литвиновым ни Гитлер, ни Риббентроп не желали иметь дело. 23 августа 1939 года Риббентроп прибыл в Москву. Переговоры вели лично Сталин и Молотов. Позже человека «номер два» дискредитировали арестом его жены, старой коммунистки Полины Жемчужиной, обвиненной в причастности к идее создания еврейского государства в Крыму. О том, как и почему, несмотря на все заслуги Молотова перед государством, в конце концов Сталин на известном Пленуме выразил ему политическое недоверие, обвинив его во всех смертных грехах, и предложил не вводить Молотова в состав Бюро Президиума ЦК, будет сказано ниже. Здесь только отмечу, что такую оценку заслуг Молотов принял без единого слова протеста.

А когда Хрущев начал свою необузданную, доведенную до крайностей, лишенную всякого учета общепартийных и государственных интересов СССР дискредитацию мертвого Сталина, Молотов ни на секунду не поддался чувству личной обиды и ранее допущенной в отношении него глубокой несправедливости со стороны Сталина. Казалось бы, никакая сверхчеловеческая воля при аналогичных обстоятельствах не смогла бы предотвратить самую острую критику Сталина. Но Молотов обладал именно такой сверхчеловеческой выдержкой. Он решительно возражал против односторонней оценки и критики Сталина, которая причиняла вред Коммунистической партии, Советской стране, мировому рабочему и коммунистическому движению. И совершенно не заботился о том, чтобы в благоприятный для него момент повысить свои собственные политические акции.

Иллюстрацией того, как Сталин использовал своих соратников, является и история жизни «железного» сталинского наркома Лазаря Моисеевича Кагановича, не менее интересная, чем судьба героя, на жизни которого мы кратко остановились выше. Когда-то Каганович обладал огромной властью и столь же великой популярностью. Он всегда отличался отменным здоровьем. Как и Молотов, Каганович – долгожитель; он прожил полных 97 лет, несколько месяцев не дотянув до своего 98-летия. Молодость Кагановича была овеяна революционной романтикой. Он влился в большевистские ряды в 1911 году. На решение молодого сапожника повлиял пример старшего брата, который вступил в партию в 1905 году. С самого начала Лазарь проявил свою активность: создавал нелегальные большевистские кружки и профсоюзы кожевников и сапожников в Киеве, Мелитополе, Екатеринославле и других городах. Весной 1917 года, призванный в армию, он находился в саратовском пехотном полку, где выказал неплохие способности агитатора и оратора и вследствие этого занял заметное место в саратовской большевистской организации. За участие во Всероссийской конференции большевистских военных парторганизаций он был арестован, но бежал из-под стражи и нелегально перебрался в Гомель, в прифронтовую полосу. Вскоре Лазарь стал председателем Полесского комитета большевиков. В декабре 1917 года он был избран делегатом III Всероссийского съезда Советов. В Петрограде был избран во ВЦИК РСФСР. Стремительный и закономерный взлет. И конечно, талантливый молодой партиец был замечен наркомом по делам национальностей Сталиным и направлен на работу в Среднюю Азию.

После избрания Генеральным секретарем ЦК РКП (б) Сталин отозвал Кагановича из Туркестана и поставил его во главе организационно-инструкторского отдела. Через этот отдел шли все назначения на ответственные посты в РСФСР и позже – в СССР. Это определяет степень доверия Сталина к своему выдвиженцу-еврею. Оба они отличались схожими волевыми и властными характерами. Но Лазарь умел проявить лояльность и никогда не вступал в пререкания со своим шефом.

Сталин, который вначале своей политической карьеры был буквально «задавлен» сопротивлением своему курсу и вынужден был участвовать в глупых, с его точки зрения, дискуссиях, эти качества своего ближайшего помощника оценил очень высоко. И Каганович стал одним из наиболее доверенных людей своеобразного «теневого кабинета», существовавшего до тех пор, пока Сталин не добился полной власти в партии и советском правительстве.

В 1925 году по рекомендации Сталина Каганович был избран Генеральным секретарем ЦК КП (б) Украины. В республике национальная обстановка была очень сложной, особенно на западных территориях. Каганович проводил политику, направленную на уничтожение «украинизации» и «буржуазного и мелкобуржуазного национализма». Он так преуспел в своей деятельности, что довел ЦК КПЗУ до раскола и добился ареста некоторых руководителей. В этот период у него часто возникали конфликты с председателем Совнаркома Украины В. Я. Чубарем и наркомом просвещения республики А. Я. Шумским. Последний добился в 1926 году приема у Сталина и настаивал на отзыве Кагановича из Украины, а Чубарь, выступая на объединенном заседании Политбюро ЦК и Президиума ЦКК КП (б)У, охарактеризовал обстановку, созданную Кагановичем в партийном руководстве республики, как нарушившую взаимное доверие и контроль.

Сталину надоели постоянные жалобы украинских деятелей на Кагановича, и, чтобы не обострять обстановку, он отозвал Лазаря обратно в Москву. Тогда Сталин поступал еще так. А поскольку Каганович вполне устраивал своего высокого покровителя, он вскоре стал секретарем ЦК ВКП (б) и был избран членом Президиума ВЦСПС. А в начале 1930 года он становится первым секретарем Московского областного, а позже и городского комитета партии, а также полноправным членом Политбюро ЦК ВКП (б).

В годы коллективизации в те районы, где возникали наибольшие трудности, направлялся именно Каганович. Когда Сталин уезжал в отпуск к Черному морю, именно он оставался в столице в качестве временного главы партийного руководства. К 1935 году, после того как Каганович принял самое активное участие в реконструкции Москвы, строительстве Московского метрополитена (названного его именем), он взобрался уже на такую вершину своей популярности, с которой, по негласным законам того времени, должно было неизбежно начаться медленное или стремительное падение. На этом примере подтверждается предположение, что Сталин не терпел помощников, которые могли затмить его личную славу. В последний день зимы 1935 года произошла частичная «рокировка» должностей: нарком путей сообщения А.А. Андреев стал секретарем ЦК ВКП (б), а Каганович был поставлен на его место. Руководство Московской городской и областной партийной организацией Сталин передал Н. С. Хрущеву. И вовремя: в глазах народа Каганович тогда уже стал «ближайшим соратником» и «лучшим учеником» вождя. На первый взгляд назначение Кагановича на один из сложнейших хозяйственных участков, каким является железнодорожный транспорт в огромной стране, не выглядело как опала. Да и оно было преподнесено едва ли не как повышение: всюду подчеркивалось, что железнодорожникам оказана большая честь; на вокзалах были вывешены портреты нового наркомпути и без конца повторялось: «Под руководством тов. Л. М. Кагановича выведем транспорт на широкую дорогу побед».

В действительности новая должность никак не могла способствовать росту политической карьеры Кагановича. И уже не за горами было то время, когда он, оставаясь наркомом путей сообщения, навсегда уйдет во «вторую шеренгу». Как ни усердствовал Каганович в восхвалении вождя и в репрессиях, дистанция между ним и Сталиным все больше и больше увеличивалась. Сталин лично вникал во все вопросы и дела, в чем переплюнул даже Петра I и Екатерину II. Нет ни одной области производства, техники, науки и искусства, куда бы не дотянулась его железная рука. Это имело свои минусы. Положительное явление централизации власти и жесткой дисциплины в своем развитии перешло грань разумного и стало приобретать отрицательные черты. Судите сами. Важнейшие хозяйственные вопросы решались на заседаниях Оргбюро Центрального Комитета партии. С формальной точки зрения Оргбюро было так же важно, как и Политбюро. Первое должно было заниматься вопросами управления, а второе – политики. В Оргбюро входили пять секретарей ЦК, секретарь ЦК профсоюзов и секретарь ЦК комсомола. Присутствовал и представитель Красной Армии. К заседаниям «докладчики» готовились месяцами, так как очень боялись опростоволоситься перед вождем.

Его рабочий кабинет в Кремле – это просторная светлая комната, стены которой обшиты мореным дубом. Самая существенная часть здесь – длинный, покрытый зеленым сукном стол. В глубине у закрытого окна – рабочий стол самого Сталина. Но хозяин, обычно покуривая, прохаживается по кабинету медленно, широким шагом, чуть вразвалку. Когда трубка прогорала до конца, он направлялся к своему столу у зарытого окна. Медленно брал коробку папирос «Герцоговина флор», медленно разрывал несколько и, так же не спеша, набивал трубку табаком.

Сталин обладал нюхом на слабые места в докладе или в документе. Слабость тут же обнаруживал и тогда сердито выговаривал за нечеткость, за не проверенность до конца. Обладал редкой памятью. И никогда не упускал случая резко отчитать за забытое. Иногда неожиданно подходил вдруг к докладчику или собеседнику. Остановится и уставится глаза в глаза. Взгляд острый, желтый, пронизывающий. Многие не выдерживали. Но он обычно долго не смущал этим желтоватым взглядом. Секунд пять-шесть, – и этого было достаточно. И вот уже дальше спокойно идет по кабинету. Зачем он это делал – никому было неясно. Так как этот взгляд не влек никаких последствий за собой. Пронзил человека, прожег снизу доверху – и все.

Докладчику председательствующий давал всего несколько минут, другим ораторам отводилось по две-три минуты, а некоторые, кто усиленно готовился и хотел что-то сказать неординарное, мог вообще не получить права выступить. На заседания в Кремле люди приглашались заранее и находились все вместе в большом зале. Приглашенные на разное время ждали своей очереди часами. Приглашались, как правило, причастные к рассматриваемому вопросу и крупные деятели советского и партийного аппарата, руководители наркоматов. Поскольку большое начальство часами дожидалось своей очереди, а подчиненные знали, что они поехали к Сталину, заинтересованные учреждения простаивали в ожидании решения. Высокие чиновники, ожидая, обменивались правительственными сплетнями и слухами, ели бутерброды с ветчиной и сыром, пили чай и курили бесчисленные папиросы (сигарет тогда не было). Тех, кого в конце концов приглашали в зал заседаний Политбюро, уже трудно было чем-нибудь удивить – так они изматывались долгим ожиданием.

За столом обычно сидели Ворошилов, Молотов и другие члены высшего руководства партии. Сталин, с неизменной трубкой во рту, сцепив руки за спиной, прохаживался взад и вперед у окна. Он редко председательствовал на этих заседаниях, предпочитая оставлять это Калинину, Кагановичу или Молотову.

Сталин и его коллеги с трудом вникали в суть рассматриваемых вопросов, так как для понимания сугубо технических дел даже специалистам, чтобы разобраться, понадобилось бы несколько дней. Но вопрос каждый раз окончательно и бесповоротно решался. Иногда было достаточно одной реплики, чтобы принять то или иное решение. Особенно это было пагубным, когда касалось сроков исполнения. Каждый хотел выслужиться перед товарищем Сталиным, поэтому обещанное ему выполнялось любой ценой.

Внешне создавалась видимость коллективной работы, дискуссии. Сталин не командует, а предлагает. Решение подписывалось всеми членами Политбюро.

Но все знали, что есть только один Хозяин. Формулировки отражали обычную партийную фразеологию; за ними стояло слово Сталина, которое являлось законом.

Социалистическая экономика стала неповоротливой и почти неуправляемой. Страх попасть в немилость выработал привычку избегать ответственности.

Каждый на своем уровне ждал указаний свыше. И поскольку тысячи важных и даже совсем неважных решений должны были обязательно пройти через Сталина, наверху всегда наблюдался затор. Недели уходили на ожидание: наркомы ждали в приемной Сталина, директора заводов – в приемных наркомов и т. д.

В результате такой глупой сверхцентрализации управления на решение любого вопроса уходила уйма времени. Такая система не могла не приводить к авралам, срывам, просчетам и катастрофам, местным и самых больших масштабов.

И тогда находили виновных, судили их, а некоторых, наиболее незаурядных, легко обвинив в преднамеренности, лишали жизни.

Те, кто ничего не делал, обычно выходили сухими из воды, а страдали самые самоотверженные и честные. А приспособившийся привилегированный советский обыватель преобразился, стал наглым, ненасытным, зажрался. Заимел кухарок.