Текст книги "Алфавит. Часть третья. Р – Я"

ЧУМАРИКИ

ЛИЦА 20—го ВЕКА В ЧУМОВЫХ АССОЦИАЦИЯХ

Неполный список действующих лиц: Ленин, Сталин, Дзержинский, Жуков, Хрущёв, Гагарин, Брежнев, Лужков, Горбачёв, др…

КАНТАТА

 
Устав от молений, глумлений,
Сложив свои кости в карман,
Восстав с богатырских коленей,
Рассеяв былинный туман,
Амур Енисеевич Ленин
Уходит в глухой океан.
 
 
…ни Надин, ни Ленин,
А – весь…
 

ВОЖДЮ

(В музее оружия вспоминаю друга Булата, рождённого 5 марта 1953г.,

убитого негодяями в неравной драке на исходе века)

Был назван в честь Вождя – в день гибели титана.

Был храбр, как чёрт. Но пал. – Врагов не срезал взгляд.

А был бы взгляд как сталь, или как сплав титана…

Музей оружия.

Урал.

Утраченная тайна.

…Аносовский булат.

ГЕРОЙ ЛУБЯНКИ

 
Мороз. Железный Феликс. Мрак.
«Колоть!» – Приказ был дан.
Кололся лёд.
Королся мрак.
Кололся наркоман.
 
 
…и пидарас притом.
 

В РОЩЕ БЕРЁЗОВОЙ

 
Песнь написал солдат. Сержант отнял писанье.
Там буковки ползли, корявые, в тоске.
Но Жуков маршал сам – в лесу, перед бойцами
Однажды их читал.
Треск сучьев…
Сон…
Мерцанье…
 
 
Жук на руке.
 

НОВОДЕВИЧЬЕ ОСЕНЬЮ

На кладбище костры. Потрескивает хворост.

Надгробник – чёрно-бел. Как время. Дурь и хворость.

Там череп, как улитка – лыс, незрящ.

И – кукурузы хрущеватой прорость…

Сквозь мрамор – хрящ.

1961

Апрель разорал, рассверлил поднебесье,

Миры озарил огнекрылою вестью!

Се – русская грёза и муза разгара

Николы блаженного вещею песнью

Бысть воплена ввысь, рассиялась над весью:

«Летела гагара…»*

*Летела гагара – великая песня Николая Тряпкина, написанная в конце 50-х годов 20 века.

В начале 60-х полетел – Гагарин

ГЕРОЙ «ЗАСТОЯ»

За что увенчан был? За что всю жизнь медовый

Пирог на злате жрал в стране ржаной, бедовой,

Раззъезды челюстей на съездах шевеля?

Под брёвнами бровей – иконостас бредовый…

За взятие Кремля!

ДЕРЖАВНЫЙ ПЛАЧ

Ой, Михайло Сергеич, мудило вы,

Развалили Державу на крохи вы…

Что ж ты слёзы льёшь крокодиловы,

Горе луково, шут гороховый!..

МЭР МИРОВОЙ

 
За шакалом шакал, за гориллой горилла —
На халяву, на блуд, рандеву…
И Кутузова дерзкая мысль озарила:
Сдать Москву!
…сдать в аренду Москву!
 

ИМПЕРСКАЯ ГРЁЗА

 
Я живу в СНГ. Мать честная,
Почему я живу в эсенге?
Грёза гордая, стружка резная,
Да сквозная заноза в мозге.
 
 
Потому и живу, мать честная,
Кучерява жизня в эсенге!
 
 
Спаси Нас Господи…
 

ЭСТЕТ-ТЕАТРАЛ

 
Один молоденький эстет
Носил хорошенький кастет.
Как поэтично быть эстетом!
Как эстетично бить кастетом!
 
 
…сусала… алый цвет…
 

ХОДЯ-ХУДОЖНИК

 
В мозгу ходил-бродил Шагал.
Маразм борзел. Мигал. Шизел.
Какой-то ширился прогал.
Зиял, зиял…
 
 
И – поузел.
 

………………………………………………………

***

Чёрный Эрот, и тебя породил огнедышащий Хаос?

Дева, восстань! Свет пролила розоперстая Эос.

К мясу на кухне добавь воду стигийскую – Соус.

Шумных мехов дожидается флейта эолова – Примус.

Хватит любовных утех, стонет пылающий Фаллос,

Космос ли, Логос ли, Эйдос

Враг тебе, Чёрный Эрот?..

Буква Ш

***

Шаг качающийся дождя.

Так тpава вспоминает детство,

Так в тpаве начинает кататься

Допотопной улитки ладья.

В человеке есть коpень дождя.

В человеке есть pитм дождя.

Ритм дождя тяжёл

И дождю

Подчиняется pитм дождя.

Ритм дождя говоpит дождю:

– Я иду, а ты не идёшь,

Я не жду, ты стоишь и ждёшь,

Надо вместе ходить, пошли!..

Человек говоpит дождю:

– Задыхается кpовь,

Болит

Сеpдце, если стоишь, стоишь.

Ты стоишь, а земля – в пыли!

Задыхается pитм дождя,

Ритм дождя ликует в дожде,

В землю ввинчивается дождём…

Дождь идёт сквозь сеpдце земли.

ШЛЯГЕР

1.

Гостья, дурочка, что ж ты скрываешься,

Нить мерцавшую перерубя?.

Ты по рынку идёшь, улыбаешься,

Так отчётливо вижу тебя.

В золотом идешь сарафане,

Перепрыгиваешь арык,

И арбуз несёшь в целлофане —

Кустарями сработанный «крик».

Выпирает из размалёванного,

Именованного мешка

Пугачёвой некоронованная

Вкривь отрубленная башка.

Ты смеёшься, такая счастливая,

Тебя чествуя, диски поют.

Только тень твоя торопливая

Тянет дальше тебя, на юг.

Ты как будто сегодня была ещё,

Словно в медленной белой реке

Потонула в июле пылающем,

В азиатском цветном городке.

2.

Я забуду всё, ты не бойся,

Только в памяти приберусь.

Вот ты вспарываешь на подносе

Захрипевший, кровавый арбуз.

Ну какая тут, к черту, поэзия?

Шлягер, смута, душевный разлад!

О халат обтираешь лезвие.

Сбрасываешь халат.

Затмевает вселенную целую

Иродиады плоть.

Купола налитые, белые

Плавно вылепил сам Господь.

Возводил вселенную, грезил

Как дары возносить, горя,

Тем вратам, между жарких чресел,

Животворниго алтаря.

Жаждал храма, а вышла женщина,

Беспощадна и неверна.

Она будет лжива, божественна,

И навеки обнажена.

Знать, конечно, она не будет

То, что выше себя, вон той

Что подносит тебе на блюде

Дольку раны незажитой.

3.

Песня кружилась, как лето,

Втиснута в солнечный диск.

Спетая песенка – спета.

Не повторяют на бис.

Вспыхнуло на излуке

Крылышком молодым

Жёлтое платье разлуки

Бывшее золотым.

Песня – твой стан и лагерь.

Не размыкай кольца,

Пусть остаётся шлягер

Шлягером до конца.

Ранкой останешься хрупкой.

Что былое жалеть?

Больше одной зарубкой

Только и будет алеть

ШИРОКИЕ ВРАТА

И я входил широкими вратами.

Точней – хотел. Но словно окрик чей

Свергал с небес: «А этого – вертайте!..»

Хотел как поискусней, половчей.

Широкие врата, какая прелесть,

Какой соблазн! Какая лепота!

На полотенцах солнышко пригрелось

И верея узором извита.

И так это отрадно, так нетрудно

Путем широким подойти к вратам,

Где запоют златые петли чудно

И дивный свет мигнёт тебе, а там…

А там всё то же: пьянство и похмелье,

Труды и дни. Ты только посмотри

На ключарей дородных – зоб наели!

Да и ключи не те. И ключари.

Широкие врата…

Метлой поганой

Привратники метут веселый прах.

Вольно махать крестом или наганом,

А возлюбить, как волю, Божий страх?

И где-то там, на краешке сознанья,

Сквозь буреломы путаных страстей

Забрезжит вдруг тропиночка сквозная,

Меж перепутий важных и путей.

Там виноградьем терний зреет грудно,

Калитка дышит росами свежо,

Там узок путь. Там хорошо, но трудно.

Невыносимо там. Но хорошо.

ШКОЛЬНЫЕ ДРУЗЬЯ

 
– Помнишь Историю, Чистописание?..
«Помню. А чисто я правлю «Ниссаною»?
– Помнишь историю странную эту:
Мамонт, сошедший в могилу-планету?
Кости громадные, знаки дорожные:
На пути История. Осторожно.
«Помню. Важна за рулем каллиграфия,
И не История, а География!..»
– Нет, Зоология!..
– «Нет, Геология!..»
 
 
– Да ты не волнуйся. Места здесь пологие…
 

ШАХТНЫЙ ШУМ

 
Вазочка керамическая,
Веточка историческая,
Весточка призрачных лет,
Сказочка, в общем, лирическая —
Юрской долины скелет…
 
 
В камне, столетьями стиснутом,
В оттиске палевом, пристальном,
Ветвь на столе моём письменном,
Точно на старте атлет
С торсом, в ристалище вписанном,
Вдруг излучится таинственным,
Белесоватым, неистовым
Светом реликтовых лет.
 
 
Тмили, томили, печалили,
В камень прожилья впечатали,
Словно бы тени отчаяния,
Нити ветвящихся ген,
А листья, как рвались попарно, так
И после старта, секунд, атак
В камень ворвались, как в памятник.
 
 
Всех победил этот папоротник,
Бледный, как проторентген,
 
 
Под томными, тёмными склонами,
Под тоннами, под миллионами
Выносов рудных, под стонами
Штолен, забытых на дне,
Известняками изваянная,
Веточка, озеваемая
Змеями, зноями, маями,
Словно бы в медленной магии
Вставших огней в глубине,
Вдруг, колдовски вызываемая,
Вдруг зашумит по весне…
 
 
Чушь. Под забоями, сваями
Тишь. Это невосставаемо.
Ни наяву, ни во сне.
 
 
…и отдаётся листва её
Медленным шумом во мне…
 
 
Буква Щ
 
 
***
Щекочет ноздри запах шашлыка…
Сейчас бы что? Бутылочку пивка
И – в очередь к шипящему мангалу,
И с шуточками, чувствуя плечо
Сограждан, поддержавших горячо
Твой вольный пыл – в похмельную Валгаллу,
В гражданский бунт, в разнос всего и вся,
Но осознав, что на тебя кося
Державным глазом, хмурится шашлычник,
А с ним и все вокруг, сникаешь. Блин,
Да здесь же все рабы, а ты один
Не воин, непроспавшийся язычник…
 
 
***
Щекотанье копошащихся секунд,
Шестерёнок мурашиная возня.
По травинке, по сухому лепестку,
По песчинке в золотую норку дня.
В рамки буден ловко вправленный агат.
Чернь по золоту. Печальник-циферблат.
Хвост сверчка, усы кузнечика, глаза
Птицы ночи, птицы ночи… а какой?
Я забыл, и не сумею рассказать.
Как сулят они забвенье и покой,
Как кусачки тонкого литья
Расщепляют дольки бытия.
 
 
***
Щёлкнул электрический курок.
Лампочкой выстрелил свет.
– Милый, продрог?
– Нет.
Просто вздрогнул…
– Согреть?
– Нет…
То есть – да!
Просто люблю гореть.
Иногда…
 
 
Буква Э
 

ЭСЭСЭЭРОС

В какой цивилизации другой

Размах найдёшь такой и стиль такой?

Громадна, горяча как баба, домна,

Разверстый пах печи ярит полунагой,

Громадный кочегар с огромной кочергой,

И всё вокруг так страстно и огромно!

Штыри и дыры, раструбы, огни…

Ты только отстранись и загляни

Из вечности в музей времён угарный:

Средь архаичных капищ, мёртвых трасс

Советский эпос источает страсть

Как звероящер, вечно авангардный!

ЭСТЕТИЧЕСКОЕ

 
Дом гоpел. Пpибыл отpяд.
С похмелья отpяд стpог.
«Никто не уйдёт. Все сгоpят»
Кpасивый пожаpник pек.
Добил бычок. Сказал твою мать.
Пламень был чист, бел.
Чёpный бpанспойт. Жёлтая медь.
Кpасивый пожаp был.
 

ЭМИГРАНТ

Молодой израильтянин,

Русский патриот

«Широка страна…» затянет,

И ревёт, ревёт,

Солона слеза Синая,

И тоска, тоска,

И длинна страна родная,

И узка, узка…

***

Эти милые руки, глаза и лицо…

Ни серёжек в дому, ни колечек.

Я тебе подарю золотое кольцо,.

Мой золотой человечек.

Нынче снова приснилась ты мне, и опять

Я влюбился в тебя, целовал

Эти спящие, нежные пальцы, все пять

Через тоненький лён покрывал.

Безымянный мерцал и светился во мгле,

И луна зеленела в стекле,

И кипели твои кружева на столе,

И пылали цветы в хрустале.

И я понял, что вот разбуди тишину,

Как погаснет и свет, и кольцо,

Что я сплю, и наверно проснусь, и усну,

И опять засияет лицо,

И я понял, что вот, разбуди тишину,

Как погаснет и свет, и кольцо,

Что я сплю, и наверно прсонусь, и усну,

И опять засияет лицо.

И уже по нему сонный разум прочтёт:

Всё проходит, всё в мире пройдёт,

Время тоже пройдёт, расстоянье пройдёт,

Безымянный имя найдёт…

***

Э, как вы гузна наели, мои дорогие!

Гибкие, хищные были вы.

Стали другие.

Страстные, сладкие были вы.

Сдобные стали…

Девушки юности, девы любви и печали.

Наликовались по лужицам детушек стайки босые,

И разлетелись…

Погоготали гусыни,

И успокоились —

Новых самцов прилучили…

Девушки юности, девы любви и кручины.

Сладостно, будто земля, отдыхая от родов, паруя,

В долах златых сентябрей жизнь потянули вторую.

Третья пождёт за горой, серебром осеняя до срока…

Девушки юности, девы любви и порока.

Милые! Бог вам судья. Так давно не холоп вам, не барин,

Я благодарен за всё. Так давно вам за всё благодарен,

Что не прощу ничего, что из вас вопиет в дешевизне,

Девушки юности, да!

И бессмертья.

И жизни, и жизни.

ЭКЗИСТЕНЦИЯ

(экзистенциальная натурфилософия)

1

 
Задраив двери на засов,
Откупорив сосуд вина,
Как натуральный философ
Я сел подумать у окна…
 
 
2
 
 
Итак, предметы: Ночь. Луна.
Литр убывающий вина.
Хор завывающий собак.
Сиречь – предсущности.
Итак.
 
 
3
 
 
Стриптиз крепчал. Мамзель Луна
Терроризировала псов.
Цвела сирень, была весна…
 
 
Я слёзы слизывал с усов.
 

4

И думал я о том, что там,

Где всё оплатим по счетам,

Ни дум не надобно, ни дам…

5

 
О том, что суд что там, что тут
Неправ. Хренов.
 
 
6
 
 
…что вновь сосуд
Бессмыслен. – Пуст.
 
 
7
 
 
…что вновь сосут
Пустые мысли…
 
 
8
 
 
…что ни сна,
Ни дум невинных, ни вина,
Ни дам нет – думал.
 
 
9
 
 
…на хрена
Такие думы – думал.
 
 
10
 
 
…на
Кой хрен у лунного окна
Вся эта хрень, сирень, весна?..
 
 
11
 
 
Сосите сами, суки,
Суть
Натуралисты,
Свой сосуд,
Философисты, блин!..
 
 
12
 
 
…хана.
Сосуд сей высосан – до дна.
Предсущность – опредмечена…
 
 
13
 
 
а/ Я слезы вылизал с усов.
в/ Угомонил предметом псов.
с/ Я поступил как философ…
 
 
14
 
 
– ???????????????????????
– !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
– ???????????????????????..
 
 
15
 
 
– !!!!!!!…
…и не ходите у окна!
……………………………………
 

ЭЛЕГИЯ ПРЕДЗИМЬЯ

 
Гонять чаи, была б охота,
Сумерничать, клонясь к зиме,
Где только месяц, долька года,
Лимонно кружит в полутьме,
Но там, где осень ветошь скинет
Вплоть до последнего листка,
Там вдруг Элегия нахлынет
Из обмелевшего райка,
И русло старое свободно
Перешагнув на склоне лет,
Неторопливо, полноводно
Исполнит смысла поздний свет,
Тот исполинский смысл, который
Почти не мыслился в листве,
Основа пятерни матёрой,
Оттиснутой на синеве.
Там, на изнанке голых истин
Ещё прозрачней и мощней
Работает в осенних высях
Свет перевёрнутых корней.
И мысль пронзит: а чем всё это
Держалось, на пределе света,
Весь лепет птиц, весь листьев бред,
Листка сгоревшего скелет,
Весь в проступивших жилках лета?..
 
 
Есть в круговой поруке света
Рука, в которой кружит свет.
 

ЭЛЕКТРИЧЕСТВО

1.

Всё те же лица, но какая злость,

И гром в очах, и молнии в одежде!

Назвалось электричеством, что прежде

Божественной энергией звалось.

Колосс, воздвигший Слово на века

Над каменным безмолвьем пантеона,

Ревёт в бетонной нише стадиона,

Дебилов тыча радостно в бока.

И в дом приносит на воротнике,

В магнитном поле вздыбленных ворсинок

Полсотни электронов, а в руке

Ядро дождя с отливом керосина.

2.

– Отец! – гунявит плачущий мутант —

Возьми нас с братцем в лес, к живому волку!

Мы скушали искусственную ёлку,

Мы хвойный выпили дезодорант…

– Отец!.. Отец!.. – на сотни голосов

Орут обезображенные дети,

Играя на свихнувшейся планете

Пружинами взбесившихся часов.

И, всё кляня, бредет Отец туда,

Где в клеммах Рождества искрят метели

И держат расколдованные ели

Электрооцеплений провода.

3.

Стоял волшебный лес. Тихонько жил.

Остерегал отчаянных – не суйся

Куда не след. О, Господи Иисусе,

Зачем ты этот кряж разворожил!

Зачем огонь, заговоривший вдруг,

Разбалтывает Слово по спирали?

Смирился Ты, что нищих обокрали?

Смирись ещё. Верни им Крест и Круг.

Верни слова под током в дебрь пласта,

В тот узел, крыж корней, где жизнь упруго

Распространяясь, держит образ круга

И движется энергией Креста.

ЭКСКАВАТОР

 
Разжимаясь и пружиня,
Напрягался, провисал
Пауком на паутине
Экскаватор на тросах.
 
 
Пережёванные кубы
Разминая под собой,
Грузно о вставные зубы
Шлёпал нижнею губой.
 
 
Грунт лоснящийся
Кусками
Взвешивал,
как на весах,
Зубья съеденные скалил.
Взвизгивал на тормозах.
 
 
А за ним, как кружевницы,
Стлали, словно из слюды,
Две сестрицы-гусеницы
Маслянистые следы…
 
 
***
Это запомнилось дело.
В самой неге салонной тоски
Женщиной вдруг засмердело.
Ощерились мужики.
 
 
Что ж это сделалось, сэры,
Интеллигентный народ?
Женщин-то в зале – сверх меры,
Что, ни одна не берет?
 
 
Тёмные, древние зовы,
Спрятанные в уголки,
Разворотили засовы,
Разгромоздили клыки.
 
 
Словно бы сбросили маску
И заревели, как встарь.
Самку учуяли, самку!
Самую чистую тварь.
 
 
Кто она, шедшая залом,
Скромная, аж истемна?
Женщин-то, женщин – навалом.!
Женщиной пахла – одна.
 
 
Глаз вечереющих роздымь,
Ночь золотого греха…
Ноздри вздуваются, ноздри,
Трубы горят, потроха!
 
 
Молча прошла стороною,
Мельком взглянув на часы,
Сладостно чуя спиною
Клочья смирённой грозы.
 
 
***
Это такая печальная повесть,
Вряд ли печальней сыскать,
Как подойдёт твоя старая совесть,
Станет былым попрекать.
Старенький двор. Переулок весенний.
Солнце по лужам течёт.
Клянчить прощенье себе во спасенье?
Это подачка. Не в счёт.
Просто почудилось это, навроде б
Снова окликнул меня
Голос грудной из окошка напротив,
Вечным смиреньем казня.
Сгинь наважденье, жестокая прелесть,
Не побираться хожу.
Просто стою и на солнышке греюсь,
И ни о чем не прошу.
 

ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ РОМАНС

Пышной pадугой, негой пшеничной степи

Он ступает так мягко на ласковый ток,

А загpивок затpонь – искp и молний снопы!

Электpический кот.

Он ныpяет в неон. Он лудит пpовода.

Он купает в луне золотые усы.

Зелен глаз его. Место свободно? О да!

Кот сияет в такси.

Он в коpзинке везёт электpический гpог

Балеpинке ночной, у неё в позвонках

Пеpеменный игpает испуг и звеpек

В постоянных гуляет зpачках.

И юля, и пылая, с поpога она

Запоёт: так-так-так, мой божественный кат,

Отвpатительный кот, чеpномоp, сатана,

Выpубайся скоpей, энеpгичный мой гад,

Дуpемаp чеpномоpдый, скоpее ныpяй,

Я балдею, муp-муp, ненавижу, скоpей,

Я тащусь,

Электpический кот!

ЭНИКИ-БЭНИКИ

Д. Ф. Снегину

Не детства стыжусь, а слезы навернувшейся.

О, детство нам выпало послевоенное,

Доныне, как сказка, журчит из минувшего,

Обетованное, благословенное.

Счастливей, наверно, не сыщется времени,

Всего было вдосталь, одёжки ли, варева ли,

Там эники-бэники ели вареники,

А мы привередничали, а нас уговаривали.

Такое ли снилось поволжцу измаянному,

Девчушке блокадной? Не знаю, не пережил.

А стыдно того, что ведь вот, вспоминается,

И в слёзы бы надо, да нечем теперь уже.

Хотя и стыдиться-то вроде бы нечего,

Мы хлеб не сорили, нас правильно вырастили,

Но крохи-то хлебные, те, человеческие,

Не детям, а птицам за форточку высыпали.

Ах эники-бэники, эники-бэники,

Да кто вы такие, с мизинца спорхнувшие,

Не божьи ль коровушки, душ соименники,

Лишь названные, но ни глотка не глотнувшие?

«Божья коровка,

Улети на небко,

Там твои детки

Кушают котлетки,

Всем ребятам раздают,

А тебе…»

Это дети от века под солнцем поют.

Или это летит сквозь пространства усталые

Наша память, и снова к сердцам поворачивает?

И летят по весне эти капельки алые,

Точно капельки крови с мизинца прозрачного.

ЗИМНЯЯ ОЛИМПИАДА

Эх, купить бы валидолу,

Завалиться на диван,

На дороженьку ледову

Пялючись в телеэкран!

Эк там ловко и уклюже,

Вдоль полосочки скользя,

Круг сужают! Можно ль уже?

Уже, уже. Значит, льзя.

Всё на этом свете можно,

Если только захотеть,

Можно даже осторожно

Над землёю полететь,

Льдом пыля, всё выше, выше,

Круг за кругом, как во сне,

Чтобы седце билось тише,

Где-то, в дальней стороне,

Чтобы сердце, залитое

Льдом и болью, как трофей,

Из объятий валидола

Рвал не Бахус, но Морфей…

***

Эти вечные выходы месяца из подвоpотен тумана,

Пеpежмуpиванья, пеpещуpы, пеpевязывания лица…

Что окликнуто в нас полутьмой, полуэхом волхва и шамана,

Четвеpтинкой их пpавды засвечено, золотым зазеpкальем Кpыльца?

Почему так важна тех ответов неопpеделённость

И настойчив наказ чёpно с белым не бpать на балу,

Но отметиться – пеpвым! – всю жизнь так ясна устpемлённость,

Добежать, зачуpаться у кона, и кануть, и кануть, и кануть во мглу?

Не пpедвестье ли стpашной pасплаты сквозило в надсаде и каpе

Опpавданий сакpальных – тобой не pаскован был кpуг!..

А сквозь пpиступы злости и нежности – там, во двоpе, в детской сваpе,

Не тогда ль что-то тpетье закpалось меж мальчиком, девочкой – вдpуг?

Что он нёс, pитуал диких пыток несдавшимся детям,

Ритуал вымогания клятв, как паpолей в иные миpы?

Я не знаю, но жизнь, вся-то жизнь и сложилась по этим,

По бессмеpтным законам, по обpядам смеpтельной игpы.

А дpугой нам пока не дано… нежить, вымоpочь, блажь (по отчизне

Тиpажами пpофанных методик pаспложенная) изведена

Сокpовенною магией, чёpною матpицей жизни,

Что не литеpным гpомом, укладом и тайной гpозна.

Так шифpуются pитмы и воды, что все пеpевёpстки их тщетны,

(Точно сдвиг лунных фаз и соляpных истоков),

Щедpы

Эти дpевние pусла —

Священны,

Священны,

Священны!..

Кpовь шумит и склоняется,

Устьем

В Океан выходя из Игpы.

***

Это было в старом парке,

Ночь туманная была,

Мы коньяк свекольной парки

Нежно пили из горла.

Мы сидели, целовались,

Рисовался наш роман.

И зачем-то рисовались

Два чечена сквозь туман.

И зачем-то из тумана

Вышел месяц, как чечен.

У чечена из кармана

Что-то светится… зачем?

Почему один сгустился

И сгущается досель?

Где второй запропастился?

Где скамейка? Где мамзель?..

Почему никак не вспомню

И ума не приложу

Как засел в каменоломню

И сижу, сижу, сижу?

И сгущается сквозь дымку,

Скалит зубы горячо,

И сидит со мной в обнимку

То ли месяц, то ли чо…

Буква Ю

ЮНОШЕСТВО

Слова, слова, слова… когда б не ты же

Сам натемнил, с чего смутила вдруг,

Сама уже темна, волнующе бесстыжа,

Загадочность взрослеющих подруг?

Содрав туманный полог чайльд-гарольдства,

Смешными стали шумные слова,

И отвращенье вызвали геройства

Кощунств над бедной прозой естества.

Ну что ж, прости, бессмертное пижонство,

Прости и ты, не ведавший границ,

Невозмужавший призрак многожёнства,

Пристыженно, увы, потупившийся ниц.

Буква Я

Я в зелень уйду, утону, обопьюсь.. (ПОД СПУДОМ)

Сиреневой дрёмой кладбищенских почек,

Тягучим туманом травы обовьюсь,

Змеёй уползу меж надтреснутых строчек,

Под камень, утюжащий шланги червей,

Сквозь чёрные шарики почвенной ртути,

Где норы трудом проточил муравей

К сырой по весне чернозёмной запруде…

Покуда не вспомнят, ещё не пора,

Таись и молчи, назревая, покуда

Поющим толчком золотого ядра

Природа не двигнет тебя из-под спуда.

«Я список кораблей прочёл до середины…»

О.Э.Мандельштам

Я список кораблей прочёл до окончанья.

И вдруг захохотал – такого списка нет!

Как нет унылых грёз, невнятного мычанья,

Но есть великий Ритм. Есть Сила. Есть Поэт.

Я «список» перечёл. Там есть герои, грады,

И те, кто лепту внёс в оснастку кораблей.

А вот названий – нет. Чему, скоты, мы рады,

Что скушен «список» тот, как перечень нулей?

«Я список кораблей прочёл до середины…» —

Блаженной ленью полн, витийствовал пиит

Близ черноморских скал, чей гул в стихах стоит

И ширится волной до Мекки и Медины,

До Смирны, до Багдада, так ему

Услышалось тогда, и тьмы эстетов

Сочли по простоте, что се – девиз поэтов,

Что и читать, и чтить такое ни к чему.

А ты не верь. Прочти весь перечень героев,

Какие имена! Какой урок всем нам!

О, если бы и нам, тот мощный ритм утроив,

Героев вспомнить всех – своих! – по именам.

Да где там! Полегли. За Бугом, за Дунаем,

За Вислой, за Варшавой… Боже мой,

Скоты, мы до сих пор имён родных не знаем,

Всех тех, кто спас наш дом, но не пришёл домой.

Где список – наш? Стыдясь, молчат военкоматы,

А если б и сложился список тот,

Остались бы одни на свете виноваты

Поэты, болтуны, лататели пустот.

Где Эпос о Войне, стократ мощней Троянской?

Где перечень имён, орудий, кораблей,

Без поучений чтоб, морали окаянской,

Чтоб Сила, а не всхлип, не перечень нулей?

Прочти её, главу вторую «Илиады»

И сам себя спроси: не впомнивши родства,

Кто мы перед Слепцом, пред памятью Эллады?

Самих себя забыв, себе самим не рады,

Скоты, скоты, скоты.

Слова, слова, слова…

***

Я засыпал и вновь винился

За мой в судьбе твоей разор,

И мне твой белый шарфик снился,

И мой побег, и мой позор.

Ты быстро шла в сыром тумане,

Бросала в ящик письмецо,

И было лишь Воспоминанье,

Где быть должно твоё лицо.

Как будто жизнь давно сгорела

И ты из дали дымовой

На незнакомый почерк свой

С недоуменьем посмотрела,

Как бы оттуда, где былого

Столь неразборчивы черты,

Что ни меня уже, ни слова

Тебя окликнувшего, снова

Счастливая, не сможешь ты

Узнать и отозваться…

***

Я в лавровой опочивальне… (ГЕРОЙ)

Хочу на лаврах почивать,

Обрыдло в спальне-ночевальне,

Как всяко быдло, ночевать.

Полудиван, полукровать,

Полулюбовь, полупривычка…

Я вам не червячок, не птичка,

Хочу на лаврах почивать!

Я представляю: вот кровать,

Увитая роскошным лавром,

На ней двум-трём пригожим лярвам

Вольготно будет мне давать

Сопеть в обнимку с ними рядом,

И просыпаться, и любить

Всегда самим собою быть,

А не каким-то певчим гадом.

Я заслужил! И не охально

Такую требую кровать,

Я жить хочу опочивально,

Хочу на лаврах почивать!

Мне надоело воровать,

Из воздуха стяжая славу,

Я славой отравил державу,

И лавра сладкую отраву,

Герой и буй, хочу впивать!

***

Я люблю велосипед с кpыльями.

Дельтаплан я уважаю с колёсами.

Только больше всего мне нpавится

Вечный двигатель человеческий.

Что кpыло без колёс – это, ведомо,

Это пpосто отpыв от действительности.

Колесо без кpыла – это, знаемо,

Пpиземлённость и подвига минимум.

А вот ноги пpостые без обуви

От земли до звезды могут вымахнуть!

Самолёт хоpошо катается,

И летать научился здоpово,

Только петь мне его не хочется,

Потому что он глупый, как куpица.

А вот ноги, былинно гpядущие,

Я воспел бы словами не глупыми:

Это – коpни, землёй напоённые!

Это – тулова плодоносные!

Это – ветви, вселенной пpопахшие!

И не нужно мне пpекословия,

Ибо тяга тоски человеческой

Неизбывна. А по свету белому

Не одна лишь дуpная головушка

Их тягает, – тоска неизбывная…

***

«В час утра нежный и хрустальный

У стен Московского Кремля…»

А.А.Блок

Я люблю этот час золотого молчанья,

Предрассветные розовые холода,

Когда полу-ночное курантов звучанье

Полстраны не качнуло ещё, но когда

Надо всею Москвой, еще скрыты от взоров,

Сквозь кремлёвские ели, где сумрак лилов,

Прорастают поверх белоствольных соборов

Золотые грибницы крутых куполов.

Я люблю этот час, зыбкий свет темноводья

Сквозь прозрачный парок над рассветной водой,

Ослепляющий звёзды восход плодородья,

Зазываемый тающей в небе звездой.

Я люблю этой вечности гулкие своды,

Эхо первых шагов, первый луч на траву,

Эту юность Истории, эту древность природы,

Вознесённую золотом здесь в синеву.

***

Я с хозяином попрощаюсь,

На мостке через пруд покачаюсь,

Ещё раз отражусь в пруду,

И опять увижу над домом,

Над скворешней, над садом знакомым

В дымке дремлющую звезду.

А за речкой – ларьки, магазины…

И опустится с гор предзимье,

И останется за спиной

Сад с фигуркою незаметной…

И калитка с цепочкой медной

Заскрипит из травы за мной.

***

Я сказал – вот моя точка зpения.

И такая мне точка мила.

Я сужу на своё усмотpение.

Тем и жив. Вот такие дела.

Ты пpищуpила глаз, и пpезpения

Обожгла моё сеpдце игла,

Словно ты на мои увеpения

Подобрей и взглянуть не могла.

А потом ты пpичёску взбивала,

А потом что-то мне толковала,

Я кивал тебе, как дуpачок.

А ещё ты немножко косила,

А ещё твоя напрочь скосила

Точка зpения – чёpный зpачок.

***

Я жене изменяю с женой.

Как такое случилось со мною?

По утрам её вижу одной,

По ночам – совершенно иною!

По ночам это кокс, а не кекс,

Ноль вниманья на ласковый оклик.

Но как сладок предутренний секс

И румян пламенеющий облик!

Наломается к ночи одна,

Окрыляется к утру вторая.

Двоеженец я… матерь честна,

Мы у врат мусульмансого рая!

***

Явленье денег в сновиденьи,

Действительности вопреки,

Достаточно обыкновенно,

Со всеми так: сверкнут кружки,

И – радость! Как по мановенью

Ещё, ещё, ещё, ещё… легки,

Как на полянке сокровенной

Опяток летних пятаки.

К нам входит нощно то, что денно

Само уходит из руки.

Над книгой сидя дотемна,

Потворствуя ночному бденью,

Не доверяю сновиденью.

Исследую законы сна.

***

Я знаю, когда за полегшей травою

Завоют, как древние песни, метели,

Безмолвные предки во мне этим воем

Выговориться захотели.

Они намолчались в минувшем,

Они развернулись в былинах.

Я слушаю, слышу их души

В распевах туманных и длинных.

Так зыблются наши прозрачные души

На исполинах…

Я знаю, там что-то ещё, там иное

Вплетается в песню протяжно, колюче,

Но чую, и это иное – родное.

Родное, оно неминуче.

Я знаю, что если в тумане, как ветки,

Слова ко мне тянутся чьи-то, сутулясь —

Мои молчаливые предки

Выговориться потянулись.

Я знаю, что если те ветки колюче

Скребутся сквозь камень, ярясь и тоскуя —

Предки мои расиревожились, жгуче

Слова и речи взыскуя.

Я знаю, что всё это дико,

Но я напрягаю свои

Суставы,

Тянусь к ним, как та ежевика,

Кладбищ раздвигаю слои,

Тянусь по уклонам, как та ежевика,

Любым переломом, суставом —

пусть дико! —

По скалам, отвалам, по древним завалам,

Сквозь мраки, овраги, шурфы, буераки

Вытягиваюсь…

Мои!

***

Я вижу лёгкость необыкновенную

В рабочих, асфальтоукладчицах

В тужурках ослепительных, оранжевых,

В монтажнике, парящем над столицей

Когтистой птицею, в сутулом сварщике,

Вдруг озаряющем столицу синим пламенем

И брызгами златыми. Почему

Не вижу я вот этой самой лёгкости

В чиновнике?..

Не знаю почему.

***

«Не то, что мните вы, природа,

Не слепок, не бездушный лик,

В ней есть любовь, в ней есть свобода,

В ней есть душа, в ней есть язык»

– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – —

«Природа – сфинкс. И тем она верней

Своим искусом губит человека,

Что, может статься, никакой от века

Загадки нет и не было у ней».

Ф.И.Тютчев

 
«Я очень многих соблазнила» —
Вздохнула женщина одна.
И лик в смущенье наклонила,
Сама собой восхищена.
 
 
«Я соблазнила очень многих! —
Вновь засияла, сбросив грусть —
Я ненавижу одиноких,
И одиночества боюсь!
 
 
Но что мне делать? Я такая,
Всегда для всех, и никогда,
И некая, и никакая,
Как свет, как воздух, как вода…»
 
 
И я – узнал её…
Мне праздно
Не человечица лгала, —
Сама природа!
То прекрасна,
То беспросветна, то светла.
 
 
***
Я иду по ковру.
Ты идёшь пока врёшь,.
Те идут, пока врут.
Я – богатый. Не вру.
Ты убогий. Орёшь.
 
 
…и орут, и орут, и орут…