Текст книги "Алфавит. Часть третья. Р – Я"

СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕТЕР

«Ночевала тучка золотая

На груди утёса-великана…»

М. Ю. Лермонтов

«А ветер,

Он вытер

Рыданье утёса…»

В. В. Хлебников

Что он старому камню ответил,

Что смахнул со слезящихся век,

Этот юный, серебряный ветер,

Если стал, одинок и бессмертен,

Если плачет седой человек?

Чем из тёмных глубин совершенства

Напоило, как из реки,

Что-то вызнавшие по-женски,

Просветлевшие, в стоне блаженства

Страшно ширящиеся зрачки?

Что сигналят огнями друг другу

По условиям тёмной игры

И подмигивают друг другу

Совещающиеся миры?

Никакие на свете утёсы

Не забудут своих золотых.

Никакие на свете вопросы

Не заменят ответов простых.

***

Сказка чужая, весенней порою

Быть надо проще, и всё будет просто,

Кто-то осыплет прутья махрою,

Кто-то склюёт первой зелени просо.

Кто? Тот, кто попросту радостен в марте,

Кто коготками щекочет по крыше…

Вздёрнув юбчонку, ты водишь по карте,

Встала на цыпочки, стала чуть выше.

Вот, покурила, а белый передничек

Выдал тебя рыжеватой подпалинкой.

Только не кукситься, не привередничать,

Ты ж ученица, ты же не маленькая!

Осень тебя обучала печальному,

Ты проходила науки невольничьи,

Ты у зимы проходила отчаянье,

А у весны поцелуи разбойничьи.

В карту котёнком беспомощным тычешься,

Молишь безмолвно – ну кто бы с подсказкою?

Школьница, дурочка, это отыщется.

Ты б отыскалась! Хотя бы и сказкою…

СЛЕДЫ

 
Ты уйдёшь лукоморьем,
Ты канешь морскою дорогой,
Полый след на песке
Замурует зелёной волной.
Отстоится вода,
И откроется в лунке пологой
Звёздный мир со старинной,
Разбитой в дороге луной.
 
 
Ты русалкою станешь,
Из бездны, быть может, помашешь.
Свет высок, а песок,
Будто память, тяжёл, ноздреват.
Мы не жили, а ссорились,
Но почему так щемяще
Всякий раз мне назначено
Древней тоской назревать?
 
 
Отстоялась вода.
В ней твоя отразилась косынка,
Изваянья зелёные глаз и раскосых комет.
Ты, наверно, царица теперь,
А следы твои – вешки косые
Неслучившихся жизней
И долгих, несбывшихся лет.
 
 
Ты уйдёшь, намудрив
Отражённых светил гороскопом,
Я склонюсь и ладонью сведу
Задрожавший мираж.
Над следами иду,
Как над знаковым древним раскопом.
Вот и знак – в направленье к шоссе
Вдруг следы твои дали вираж…
 

СУБСТАНЦИЯ

(отрывок)

…как это, Я – и нет? Я что, бином

В игре двойной, объект чужого ржанья?

Субстанция не та? Мысль об и н о м

Поёт в тебе, спелёнутая днём,

А ночью тихой жутью разъезжанья

Как на лыжне себя с самим собой,

Визжит в душе и, небрежа судьбой,

Вдруг распряжёт мозги, как и стяжанья

Жил, неги, жали, жадности…

Отбой.

Пространство распускается трубой,

Сквозящей в душу ледяным намёком

На область, расходящуюся с Богом,

Где царски безучастно торжество

Пространств, освобождённых от Него.

Там – ничего. Там полный абсолют

Отсутствия. И всё. И пустотища

Такая, что и жуть, достигнув днища

Бледнеет к утру. Вот уже где лют

Озноб трезвенья, вот где чистота

И ясность осознанья: неземными

Каналами в тебе спрягали Имя,

Которое вольна лишь пустота

Вместить, не ты! Ты со своими

Спряженьями – субстанция не та.

Стяжал? Дичился ужаса в крови?

Пустынных областей? Ну и живи…

СВИДАНИЕ У ПАМЯТНИКА

 
Слова размолвок старые,
Под стать плохим речам.
Покорные, карие
Глаза молчат.
 
 
Глаза стареют медленно,
Как стёкла у зеркал.
Колечко медное.
Облака.
 
 
И что-то сбоку чёрное,
И гадость на уме.
Слетались вороны
На монумент.
 
 
Посовещавшись, каркали,
Порой всеръёз.
Тебя тогда старили
Глаза без слёз.
 
 
От слов морщинки резче,
И тени голубей.
А в зеркале – трещина…
А в судьбе…
…………………………………….
Был этот сквер, я помню, эти ёлки.
Тяжёлый монумент. И фонари
Под шляпками. Какие-то осколки
Зачем-то задержавшейся зари…
 

СОВЕТСКИЕ ЛЮДИШКИ

Мне памятны люди, теплы и не камены.

Не воры, воришки. Ну так, фраера.

Весы на базаре, и те приснопамятны:

Два клювика. Вёрткие, как флюгера…

***

Солнце – одно.

А достань-ка старинную схему,

Там два солнца, как яйца, взбухали над миром горою.

А теперь в одиночку солнце бедное жарит систему.

Где второе?

Где, суки, зарыли второе?

СКАЗКА О ПЛАЩЕ

«Забудь скорей!..» – тонка, ты встала у дверей.

– Забыть, мой друг? Но как? Хоть подскажи. Скорей!

Скажи, но чур, не плачь, и сердце не увечь,

Скажи легко, и в плащ не кутай жалких плеч.

Мой друг, мы столько лет, похоже, световых

Делили кров, и хлеб, и просьбы глаз живых,

Что не сложить всё то, что было днём, в ночах,

И не распутать. Что, что там стряслось, в очах

Твоих несчастных? Жду. Смутна вина моя.

Зазочешь? Я уйду. Решишь? Восстану я.

Решишь, и возвращён, я встану у дверей.

Не замкнута плащом, – «Иди сюда, скорей!..» —

Ты крикнешь, и пойму, ты поняла в себе:

Вольней мне – одному, но ветреней – тебе…

***

Сомкнулись годы. Сплавились в кольцо.

Прошла людей по жизни вереница.

Всё ничего. Да только стало сниться

Одно за всех, припухлое, лицо.

…

…он и тяжёл, и невесом,

Медведь косматый, пухлый сон.

Да я и сам, как во хмелю,

Всё сплю, а кажется, не сплю,

Кольцо висит в ноздре.

Пришёл медведь, Большой Увал,

По морде лапой надавал.

По делу. На заре.

…

Всё в мире этом учтено.

Всё беспробудно. Всё равно.

Всё в мире учтено.

Прозвякнет изредка кольцо,

Проснётся пухлое лицо,

А дремлет всё равно…

…

Все спят, а я смотрю зарю,

И вижу чудный сон,

Мой сон весом и невесом,

Коловращаем колесом,

Все спят, а я смотрю.

……………………………………..

А я смотрю, смотрю в зарю,

Все спят, а я смотрю, смотрю,

Смотрю, смотрю в зарю…

……………………………………..

***

Спал чёрный кот в обнимку с телефоном.

Был чёрен телефон, черны звонки,

Кот охранял меня от их тоски,

На чёрном чёрный, был он лучшим фоном.

Как минус перемноженный на минус

Даёт в итоге плюс, мой чёрный зверь

Всё вычислил – ты в ночь сорвалась, дверь,

Захлопнувшись, сама как бы навынос

Отправила тебя ко всем чертям.

А может, кот был сам из их бригады?

Он трубку охранял. Мол, брать не надо.

Вернётся – разберётесь. А уж там…

***

Сходились на Пугасовом мосту.

Сходились крепко. Город и Заречье.

На стенку стенка. Для чего? Тут речи

И назиданья – это в пустоту.

Зареченские ждали первый выпад.

Казаки семиреченские люты.

Но и казахи городские были круты,

Стояли, сгрудясь, ждали первый вызов.

И вот мальчонка, – я, быть может, статься

(Или дружок с противной стороны)

Вдруг выбегал, и бил ногой под яйца

Амбалу, получая щелбаны.

«А-а, малых бьют!» – толпа орала наша,

Шли в ход свинчатки, финки и кастеты,

Ремни и цепи (но не пистолеты!),

Кровавая заваривалась каша

На страшном том мосту. Вдруг, кто-то главный

Из тамошних кричал: «За Лупой, быстро!..»

И приводил меньшой такого монстра,

Что брёл, не семеня, походкой плавной,

Весь синий от наколок, тощий, нищий,

Трусы да сапоги – шёл тощий самый,

Но расступались орды, он тесак свой

Выхватывая из-за голенища

И поправляя лупы слепошаро

(Порастерял всё зрение на зоне),

Крутнувшись вкруг себя в полунаклоне,

Вдруг тесаком по камню шоркал яро.

И так сверкал огнём тот круг железный,

Магический тот круг, что в диком страхе

Вмиг разлетались орды, словно птахи,

Почуя мощь, откуда дышит бездной.

А Лупа, поплевав за мост Пугасов,

Вновь брёл в сарай к себе, дооттягаться.

«Вот суки, не дают и здесь проспаться!..»

Он тощий был, слепой – чего пугаться?

А вот – пугались все. Тут нет резона.

Ну, вор в законе, карцеры да нары…

А что такое – нары? Не амбары.

А зона – что? А что такое зона

В стране, где мощью грома и озона

Всё душат. Вот где сила отвязона!..

СКАЗКА О ДОМЕ. Три части.

(Дополнение к рукописи «Русский Детектив»)

Первая глава

1

 
…и рассеялся свет…
 
 
И в мирах, в блестках искр на туманных орбитах,
Звёздной тягой закрученный Путь наклонился к земле…
Меж заторов планет,
Меж бесформенных сгустков, разбитых
Белым семенем – жизнью – излился в пылающей мгле.
 
 
Вечный Путь!..
 
 
Это жизнь,
Оторвавшись от тёмных волчков – бесноватых,
Внутрь себя завитых, завывающих протовремён,
Осознать рубежи,
Отдохнуть от пространств диковатых,
Вновь на землю сошла – в тихий дом, в голубеющий сон.
 

2

 
Так бывало не раз…
Только что нам известно об этом? Быть может,
Мириады планет озаряемы были, и что ж?
Только песенный сказ,
Только детская сказка тревожит,
Только в ней и воспомнишь себя, и поймёшь.
 
 
…в колыбели тепло,
Омываема тихими водами, млеком,
Жизнь покоилась нежно, спелёнута маревом звёзд…
А когда рассвело,
И загрезил рассвет Человеком,
Вышел Род-Световид – и оформил, и выровнял Рост.
 

3

Он в себе заключил

Все превратности света, все метаморфозы.

Он в четыре лица озирал пробуждавшийся мир…

Он в росе омочил

Диких скал пламеневшие розы…

И все младшие боги восстали за ним —

За кумиром кумир:

Переплут и Сварог,

Хорс и Макошь, Стрибог и Ярило, и Велес —

Упырей, рожаниц, берегинь потеснили во мрак.

И взойдя на порог новой жизни,

Со временем спелись

И вплелись в его замкнутый круг…

И всё было доподлинно так.

4

Так и было, ты верь!

Просто куколка-жизнь тёплым коконом вдруг распушилась,

А из кокона лёгкая бабочка выпорхнула,

И расцвела

Вся земля: гад и зверь,

Травка малая – всё разрешилось

От коснеющих ужасом снов…

И отпрянула долгая мгла.

5

 
По долам, по лесам,
В тёплых водах земных и скалистых пещерах,
Ещё слабо оформлен, ревя и ютясь среди диких зверей,
Жадно льнул к небесам —
Не учтён ещё в расах и верах —
Тот же зверь…
Только вихрем материи высвечен злей и острей.
 
 
В нём оформили Страх,
Грусть и Нежность затеплили в нём упыри, берегини,
Отделив от ревущих, звериных обличий и первоначал…
И на голых ветрах
Он не мог уже вместе с другими
Выть и прыгать по веткам, как прежде…
 
 
Себя он теперь отличал.
 

6

Он в пещеру ушёл.

Он сложил в ней очаг. Он затеплил в нём первое пламя.

Первый сочный кусок он зажарил… и женщине отдал своей.

И такое зажёг

В её сердце заботой, делами,

Что она нарожала ему большеглазых, как он, сыновей.

Его племя росло,

Его семя кустилось, впиваясь сквозь щели корнями

В тяжкий грунт подземелья,

И мал уже им становился в раздвинутой мгле

Дом, где даже уют, (даже свет!) добывался огнями

Очага, а не солнца. —

Первый Дом человека на этой земле.

7

Он пошёл по земле…

Открывал он опять для себя неоглядные дали…

Он заглядывал в норы глухие. Гукал в полые дыры пещер.

В каждом стройном стволе

Видел то, что другие ещё не видали.

В каждой ветке провидел осмысленный ритм и размер.

Молодой Океан,

Где когда-то он плыл в озарённом планктоне,

Тонкой кромкою пены, шумя, от него отделялся и мерк…

Сквозь весенний туман

Он увидел огонь и поднял на ладони,

Словно солнце. – Зерно.

И в дымучую землю поверг.

8

И вздохнуло зерно,

Растолкало, ворочаясь, чёрные, жаркие комья,

И раскрывшийся колос десятками солнц засверкал.

Разве солнце одно

Разливает огонь в звёздном доме?

Разве в доме земном не горят

Мириады небесных зеркал?

Поле света, огня

Разлилось по земле, в колосках зашумело,

И вздохнул Человек, и увидел – земля принимает его.

Вот и лес, наклоня

Своё тёплое, тёмное тело,

Что-то шепчет ему… предлагает себя самого!..

9

И когда среди звезд

Не звезда, а падучая капля сверкнула,

А за нею ещё и ещё (остужая глаза и чело),

Он шалаш во весь рост —

Чтоб дождём не студило, не гнуло —

Сплёл из гибких ветвей…

И в нём стало душисто, тепло.

Это был новый Дом.

Новый дом на пригорке сухом, среди сосен.

И всё лето служил человеку уютный навес…

А когда холодком,

Огоньками в листве засигналила осень,

Свою женщину за руку взяв,

Он повёл её в сумрачный лес…

СКАЗКА о ДОМЕ

Вторая Глава

1

И привёл человек свою женщину к стройной, могучей,

Золотистой сосне. И вперил в неё взор свой дремучий,

И перстом узловатым в неё

Ткнул и молвил: «Вот – дом!..»

И заплакала женщина: «Спятил…

Даже если ты выдолбишь эту колоду, как дятел,

Разве это жильё?

Ствол, конечно, большой. Но и ты ведь большой, Человече!

Даже встанешь внутри,

Даже я тебе встану на плечи,

Дети встанут один за другим —

Разве все мы поместимся там, в домовине стоячей?

Плохо там, человек, без уюта, без пищи горячей…

Ты не будешь таким?..»

2

Долго плакала глупая и проклинала свой выдел.

Но большой Человек не ударил её, не обидел.

Нежно хрупкие плечи обнял…

Он давненько приметил – хоть сила и ум в его власти,

Но из этого в жизни ещё не составить всё счастье…

И безумному внял:

Он увидел, что мягкое, косное в мире едва ли

Не важнее сухого и строгого…

Ночи такие бывали,

Где лишь слабость, и слёзы, и стон

Иссекали блаженства и светы из мути кромешной,

И любил свою женщину слабою, глупою, нежной

И туманной, как сон…

3

Так для искр нужен трут —

Искры в камушке влажном таились —

Чтобы, ярко блеснув, долго жили в миру и змеились.

Для корчаг из крутых корневищ

Нужен угол прохладный, сухой (рядом с кадкой дубовой). —

Зачерпнёшь в летний зной мягкой влаги кусок родниковый,

Жар в груди утолишь…

Он давненько приметил что влажное, косное много

Благодатней и лучше, чем то, что разумно и строго,

Расположено к приумноженью себя,

Чутким сердцем он внял – блеск сухого, как мысль, совершенства

Одинок в этом мире,

И жить без разлитий блаженства

Можно лишь не любя…

4

Он любил свою нежную, глупую женщину.

Жалость

Пела в сердце,

И женщина, слыша ту песнь, распложалась,

Растекалась поющею кровью…

И здесь,

Здесь она и пропела былинную глупость про дятла,

И тогда человек не ударил, не вздёрнул за патлы,

Но расплылся, осклабился весь.

Он погладил пушистые патлы… и за руку взял…

И повёл он

Ко другой золотистой сосне,

И, терпения полон,

Перст воздевши в притихшей глуби,

Вновь задумчиво молвил: «Вот – Дом…»

И когда терпеливо

Сотню сосен пометил, она поняла,

И счастливо

Засмеялась: «Руби!» —

Засмеялась, заластилась к мужу, смотря на него восхищённо…

Но качал человек головою. Думал медленно и отрешённо.

И надумал. И твёрдо сказал: «Не пора.

Дом ещё не готов. Дом сырой.

Бродят в доме древесные соки…

Приударит мороз – станет звонким, сухим —

Грянут сроки

Для кремня-топора!..»

5

И настала зима…

И увёл он обратно к пещере

Своё племя.

Огонь в очаге разьярил и ощерил,

И кремнёвый топор заострил…

И свалил золотую сосну…

И сучки обрубил…

И умело

Сняв кору, обтесал кремешком её ладное тело…

И пазы отворил…

6

Что ни утро теперь, шел тропой к заповедному бору,

За сосною сосну – чтобы плотно ложились, чтоб впору

Были чашки-пазы – расстилал.

И ложились венцы в основание, вязаны ровно,

Обло рублены – кряжем могучим.

А верхние брёвна,

Те – поменее клал…

И всходил добрый сруб,

И светился на ясной поляне

Как увиденный свыше…

И верно. – В сиянном тумане

Было как-то виденье ему:

Дом стоял в небесах – вот как есть – от подножья до крыши!..

Ибо нечто создать на земле, не сиявшее свыше,

Не дано никому…

7

Но вначале он видел корчевье, прапращура поле…

Дом над полем парил…

А под ним что-то резко, до боли,

Мёртвой точкой чернело внутри.

И увидел он – Череп…

И вспомнил родные могилы…

Дом не будет стоять без отеческой, кряжевой силы,

Как уж тут ни мудри.

И его осенило. Ведь Дом – Человек!

Деревянный, трёхчастный.

А внутри его – люди. Живут потихонечку,

Жизнью согласной

С жизнью леса, земли и небес:

Ноги – в почву уходят корнями.

А тулово – воздухом дышит.

Голова – в небесах…

Много видит он,

Многое слышит

С возвышенья окрест…

8

Прах отца потревожить?

Никак!..

А вот краеугольный

Камень должен залечь в основание, в угол подпольный.

А вот череп коня подложить

Под него – будет правильно. Конь был опорой, надёжей,

Другом пращура, прадеда, рода…

И ныне поможет!

А иначе как жить?

И зарыл он под камень, под угол заветный в подполье

Белый череп коня.

Дом отцовскою силой пополнил…

Всё одно – пустовато в дому…

От трудов и раздумий устав, он прилёг в недостроенном срубе.

Млечный Путь расстилался над ним…

И сквозь дрёмные глуби

Просияло ему…

9

 
Он услышал из дальней дали, из родных изначалий
Как тепло в тишине колыбельные песни журчали,
Как струилось в него молоко…
 
 
И очнулся, и вспомнил о Матери…
 
 
В доме её не хватало!
Встал, и Матицу вырубил. Сруб перекрыл…
В доме стало
И тепло, и легко.
В доме печь задышала. Стряпной бабий кут хлопотливо
Запыхтел, заиграл…
Ребятишки смотрели счастливо
На румяную мать, на отца…
И пристроил он сени к избе. Клеть холодную (к лету).
И сараи, и стайки для птицы – за летнею клетью.
И ограду от зверя – с торца…
 

10

А ещё оставалась конюшня и хлев для коровы…

А ещё и колодец!..

В низинке, средь лога сырого,

Он ударил пешнёй, и вода

Полилась на свободу – блеща, орошая угодья…

Камнем ключ обложил. Вывел крышу над ним…

Ниоткуда, навроде,

Не сквозила беда…

11

Но, примерившись к Дому, петляло и смутно блуждало

Время – в круг не оформясь ещё.

И ещё досаждало

Племя навье – шиши, упыри.

И кручины, и навьи… – бандитские вылазки на дом

Учиняли в обиде: зачем обходить их укладом?

Гнать зачем от двери?

Не они ль в человеке оформили Страхом тот выдел —

Быть отдельным от мира?..

И он их обиду увидел.

И решил: надо здесь по людски,

По хорошему надо с «братишками» здесь разобраться…

И на пир пригласил. Кликнул в чаще:

– «Айда ко мне, братцы,

Распрям всем вопреки!..»

12

…что за сброд, что за сборище выло в дому!..

Раскаряки

Приползли бородавчатой нечистью,

Лапы-обрубки, коряги

Клали прямо на стол в терему,

Мокры бороды в блюда макали, хвостами водили

По белым половицам…

И, хлюпая, так наследили —

Непостижно уму!

И хозяйка, давясь отвращеньем, осклабясь в улыбке,

(Ибо так наказал Человек), им несла то грибочка, то рыбки,

То мясца, то блинца…

И восторженно гукала нечисть и, чавкая, глухо шумела…

Но ни путной беседы, ни речи какой завести не умела,

Ни какого словца…

13

 
Ни о сферах влиянья (он понял) тут не доболтаться,
Ни о чём поумнее. И встал над застолием:
– «Братцы! —
К ним воззвал, – досточтимый содом!
Путь-дороженька, вишь, разошлась у нас…
Значитца, нужно
Без обиды решать как нам жить – и раздельно, и дружно.
Всяк своим чередом.
Вон за печкой, в закуте – сухарик и глечик с водичкой
Оставлять буду к ночи. А в баньке – канун рожаничный.
Кой-какие корзинки в овин
Подносить стану в праздник… и вам необидно, навроде,
Ненакладно и нам. Мы – в древесном тепле,
Вы – в болоте.
До незнамых новин…»
 
 
14
 
 
Посопели, пофыркали серые,
Порасползлись восвояси…
Улестил их,
Отвадил…
 
 
Да их и не шибко боялся —
Неважнецкие твари, мокреть!
Много больше, грозней волновало иное:
Сварога
Обоять бы, да Велеса,
Гнев отвести от порога,
Зачураться бы впредь!..
 
 
15
 
 
И смекнул человек:
– «А возьму, изукрашу хоромы
Оберегами хитрыми так, чтобы молнии-громы
Стороной обходили…
 
 
Лобан
Поднабью на избу…
И коруною осьмиконечной
(Солнца знак!) от грозы, от напасти увечной
Будет мне талисман…
Окна, устье печное, карнизы изрежу. —
Инако
Дом в узорах-причелинах будет смотреться…
Однако,
И на кровлю огниву-доску
(От пожара да огненна зора какого)
Прилажу,
Да резных полотенцев навешу – Стрибога уважу.
Верею насеку…
 
 
16
 

…а на поле, в дожинки, в последних снопах колосистых

Завивать стану бороду Велесу. – В доме, в полях золотистых

Завсегда будет чтим, знаменит.

С верным Псом-Переплутом посевы и всходы на пашне

Стережет неустанно? Воздай! —

Он и скот твой домашний,

Он и хлеб твой хранит.

А на самую крышу конька посажу…

Запрягу его Домом.

И воссяду – ну чем не возок тебе? —

Править хоромом:

Кнут в руке, на портах поясок.

Есть полозья, окошечки…

В окна – выглядывать детям.

Бабе – печь пироги…

Ну а мне?

А мне править всем этим!

Чем тебе не возок?..

17

Далеко-далеко, сквозь три мира я еду…

И все их

Своим домом связал…

Первый мир – тот на ящерах-змеях,

Жар клубя, громоздится внизу.

А второй – на земле. С человечками, с птицею-зверем.

Ну а третий – уж тот в небесах…

И куда я свой терем

Сквозь три мира везу?..

Тот ответ не за мной. Мое дело не встренуть ухаба…

И живет во подполье моём золотая царь-жаба.

Древо-царь восстаёт средь двора:

В недрах корни кипят…

В птицах, в звёздах купается крона…

Округ тулова – пчёлы, детишки кружатся…

И ровно

Вьётся время —

Пора…»

18

Приналадилось Время.

Пошло завитыми кругами

Опоясывать Дом, словно древо, —

Годами, веками

Оплело человека, стесня

Удаль дикую в жилах, змеиный огонь безначалья…

И сам Род-Световид заключил в себе смерть и печали,

Ход времён осеня…

СКАЗКА о ДОМЕ

Третья глава

1

…и раздвинулось племя людское…

И надвинулось время такое,

Когда новые боги пришли.

И припомнили новые боги

О небесной, о старой дороге,

И позвали в дорогу с земли.

Они прокляли серых, наивных

Их богов, небесам супротивных,

И сказали, что хватит во зле

Копошиться землистою вошью,

И сказали, что Царствие Божье

Вообще не на этой земле,

Что тоскует по ним мирозданье,

Что пора выходить на заданье,

Отгуляли, мол, отпуск – пора,

Отдохнули маленько, и будет…

И поверили многие люди

Что не будет здесь больше добра…

2

 
Только глупый дурак с побирушкой,
Со своей неизбывной подружкой,
Не поверили новым богам…
Стал дурак среди гама людского
И сказал своё дивное слово,
Поперешное слово сквозь гам:
Почесал свою лысину, ветошь
Перетряс в тёмном черепе…
 
 
– «Нет уж!
Пусть домишко мой мал, низкоросл,
Пусть землёй пропитался домишко, —
Я и сам-то как следует, вишь-ко,
Из земельки ещё не пророс.
Пусть подвальное брёвнышко мохом
Оплыло… пусть и сам я меж охом
Да меж ахом, как будто, живу,
Только нам и не надо другова.
Ишь, земля!..
Ну и что тут такого?
Кому надо – вали в синеву.
Облети там хоть целу вселенну…
Мы полушку свою неразменну
Не дозволим разбить никому.
Будем в целости жить. В осиянной
Диво-дури своей окаянной.
Дольше всех – в деревянном дому…»
 

3

 
Вот такие слова выкликал он.
И подружка ему потакала,
В лад кивала головкой чудной…
А другие, те ждать не решились:
«В деревянном дому поприжились,
Спору нет, но пора и в иной…»
И окинули глазом урочным
Домик свой…
И таким он непрочным
Показался им вдруг,
И таким
Неказистеньким – с дранкою, с гарью,
С несусветной, лопочущей тварью —
Дармоеды, однако, жуки!
Ублажай их, лелей их, а толку?
Шебуршат по углам, втихомолку
Древеса прогрызают… жульё!
Нет уж, надо подальше от леса,
От шишиги и прочего беса…
 
 
Надо в камне крепить бытиё!
 

4

Да уж, камень… тяжёлая штука…

Тут тебе не простая наука,

Камень это не просто тебе

Гнёт земли без тоски и укора, —

Крепь земная! Хребет Святогора!

Поруби, потаскай на горбе,

Натеши-ка железами бруса…

Камень тяжек не токмо от груза

Земляного. В нём тайна времён

Запечатана. Времени в камне —

Тьмы!..

Скрежещут, томясь под замками,

Зубья музыки, зовы племён.

Это – врёшь! – не прозрачное древо…

Да людишки наплюнули – эво!

Что гадать? Надо брать прямиком,

Как уж есть…

В мире всё первозданно!..

(Только глупая женщина тайно

Над старинным всплакнула дружком,

Над бесправным, скрипящим коряво, —

Слёзы, думы ему поверяла…

Только как возразишь?

Искорят.

Ну, да что ж, человеку виднее…

Встретим в камне рассвет…

Мудренее

Утро вечера.

Так говорят.)

5

И – отпраздновали новоселье!..

Засверкал камень окнами всеми,

В ночь засовами загрохотал,

Закурился квадратной трубою…

Камень вымостил площадь собою.

Землю стиснул. Траву притоптал.

И, тяжёлый, по градам и весям

Подтолкнул (будто выдавил весом)

От земли человека…

Гляди —

На ступень его к небу продвинул,

На другую…

И сам, будто идол,

Пораздался в себе, стал расти…

6

 
Вот на первый второй примостился,
Вот и третий этаж взгромоздился,
Вот уж пятый, шестой в небеса
Искарабкаться были готовы…
 
 
Потаённые, тёмные зовы
Взвыли в камне, взошли голоса:
Камень крякнул.
Взроптал.
Матюгнулся.
И – умолк…
 
 
Наклонился, пригнулся
До землицы…
По плечи в неё
Поушел, опустился обратно…
 
 
– «Эва, робя!.. Тут чтой-то неладно! —
Зачесало в башке мужичье. —
Камень плотный. И шибко чижолый…
А землица того… не впряжённый
Конь-битюг, не потянет возок.
Да и мяконька больно…
Тут надоть
Чтоб полегче – смекнули – чтоб падать,
Кочевряжиться чтоб не резон…»
 

7

И – дробили плоть каменну…

Жали,

Со дресвою, с водою мешали…

Глядь – и вышел кирпичек спроста.

И сноровисто, споро теперь уж

В небеса побежали…

Поверишь? —

Десять, сто этажей… до двуста

Напластали! Попробуй, исчисли…

Огляделись – ан сами повисли

На воздусех:

Меж небом самим

И землею…

И старые боги

Сокрушились в тоске и тревоге:

– «Как он жить станет, скукой томим?

Как тут жить-то, в пустотах блукая?

Что за тварь – сокрушались – такая?

Чуть поползает в доле, в пыли,

Прыг наверх! – словно пчёлочка в улей,

И сидит себе скорченной дулей,

Не касаясь навовсе земли.

Чем же он свою силушку кормит,

Ежли ноги – былинные корни —

Живу-сок от земли не берут?

Может, в мыслях вся силушка?..

Тесно

Там, в башке…

Да и нам нету места,

Уходить надо в землю сыру…»

8

 
Так решили старинные боги.
И ушли…
 
 
А на пыльной дороге
Только люди да звери одни
В одиночестве рыская, ныли,
Ибо новые боги – иные,
Не от этого мира они.
Ну а коль не от этого мира,
Очень даже земля их томила.
– «Пропадай-ка он пропадом, весь
Этот смрад… вы и землю сгубили
Потому, что чужими здесь были,
Потому и зовет Благовесть…
Вы уж там побыстрей разбирайтесь
Со своими делишками, кайтесь,
Отпускайте друг дружке грешки,
Да и к нам поспешайте, ей богу,
Отдохнули? Пора и в дорогу.
Собирайте свои узелки…»
 
 
В мысли, в голову тоже не больно
Эти боги рвались. Неспокойно,
Аварийно там было, в умах —
Трески, молнии, мраки!..
(Как будто
Лыбясь черепом, щёлкала будка
Вся в чадящей проводке, в дымах…)
 

9

Ну, да боги не фраеры. Ладно.

Не прельстились мозгами, не надо.

Залюбили людишки зверей…

Их, конешно, маленько побили,

Это так. Но потом залюбили.

Посадили на цепь у дверей.

Зверю стал человек вроде Бога.

Кто стал Богом ему?..

Одиноко

Богом быть, растерявши богов.

Обратили свой взор друг ко другу,

И – айда растекаться по кругу,

И – вперёд, разводить мозгляков!..

Наплодили, настряпали деток…

10

Ух и взмыли дома напоследок!

Точно соты, горели в ночах

Башни слышущи, многоочиты,

Где кассетами камня зачитан,

Человек источался и чах. —

И с землёй не оформил развода,

И пчелою не стал…

Да и мёда

Нёс всё меньше в ячейку теперь —

Травы выжаты, в душах проруха…

В испарениях смрадных (как муха)

Вянул тихо – ни ангел, ни зверь…

11

Скушно стало… за серый свой будень

Наломавшись (пустой, будто трутень),

Залетал в свой квадратный бетон

И ложился всё с тою же, бедной,

Грустной женщиной, до смерти бледной,

Исторгающей жалобный стон.

Он терзал её плоть в душной клетке

На подвешенной к небу кушетке,

Бледных отпрысков заготовлял…

И все чаще бессонною ночью

Стены в мыслях раздвинув, воочью

Сам себя на весу представлял,

И опять, и опять ужасался:

Как он в этом бреду оказался,

В гиблом воздухе – средь фонарей,

Проводов, воронья, вовсе зряшных

Всяких штук, им же сляпанных, страшных?..

И стояла зима у дверей.

12

…приближалась Пора.

Подступало

Время спячки…

Пчела облекала

В тёплый кокон себя…

Человек —

Не пчела,

Не задремлешь медово…

Срок прощаться с тяжёлой водою.

Срок прощаться…

И строить Ковчег…

13

И Ковчег он построил! —

На шаге

Световом, на космической тяге,

Чуткий парус лучом проструил…

И, последней печалью ведомый,

Поклонился земле – просто Дому,

Где невзгоды и годы роил.

Здесь он детство провёл. Здесь, как странник,

Отдохнул от просторов бескрайних,

Возмужал…

И теперь во весь рост

Развернул свои крылья – незримо…

И всех чад на земле, пилигримов

Вновь собрал в себе, целен и прост.

Он распутал, снял плотный свой кокон,

Стал прозрачным, как полдень, что соткан

Из бессолнечных бледных огней…

И лишь конус высокого света

Очертанья его силуэта

Выделял из белесых теней…

14

Он опять уходил в изначальный,

Вечный Путь. И созвездья встречали,

Пел, выстукивал азбучный Ключ:

«Он идёт, он идёт, Заплутавший,

Всех заблудших собою сверставший

В световую субстанцию, в луч!..»

15

Луч сужался в пространстве…

Но конус

Ещё долго обшаривал космос,

Где, затерянный в дебрях миров,

Слабый шарик никак не гасила

Неучтённая некая сила

Меж пылающих звёздных костров…

Это было воистину странно:

Малый шарик, он поздно иль рано

Должен был бы погаснуть – не гас!

Синей каплей сверкал сквозь затоны,

Точно все мировые законы

Для него вообще не указ!..

16

 
И тогда все свои светосилы
Луч спружинил, и вышел на синий,
Не тонувший в мирах островок. —
Резал хорды, круги…
Всю планету
Просквозил по периметру…
 
 
Свету
Отыскать основанья не мог.
 
 
Шарик спал, все огни обесточив.
Океан, берега разворочав,
Фосфор пены едва излучал…
Лес горбатый в оглоблях развилин
Тихо глохнул…
И слепнущий филин
Свои фары уже не включал…
 
 
17
 
 
Но ведь шёл он,
И шел неуклонно,
Свет таинственный!..
 
 
Определенно
Шёл из самого центра земли…
 
 
Луч напряг все свои мегаватты! —
 
 
Ничего,
Кроме старенькой хаты,
Не нашёл в придорожной пыли:
В землю вросший вдоль тракта, у речки,
Дом был пуст…
 
 
18
 
 
Но на старом крылечке
Что-то странно светилось…
 
 
А вдруг?..
 
 
И, вспылав до последних фасеток,
Луч их высветил – стареньких деток…
 
 
Они пели, с подружкою друг.
 
 
На крылечке сидели в печали
И, как старые травы, качали
Головами, прикрывши глаза…
Они пели и плакали…
 
 
Это,
Это было источником света!
 
 
Звёздный свет излучала Слеза.
 
 
19
 
 
…неизбывный дурак с побирушкой,
Лишь они не расстались с избушкой,
С древним домом, почти что уже
Домовиной – землёй…
 
 
Как бывали
Не от мира сего,
Так и стали.
 
 
Но уже на ином рубеже.
 
 
Вышло так, что земля им отныне
Стала миром иным
(Коль в иные
Люди вдруг удалились миры),
Поменялись все векторы, знаки…
Лишь они, поперешники, бяки,
Оказались опять вне игры.
Вне игры и вне времени…
Туго
В них входила земная наука.
И в линейное время никак
Не умели вписаться – кружили
По наивным кругам…
Кругло жили.
Оставались всегда в дураках…
 
 
20
 
 
Но, меняясь во внешности, сути
Не меняли в угоду минуте,
Век от веку всё те же, одни —
Он дурак, а она побродяжка…
 
 
Как бы ни было горестно, тяжко,
Всё любили друг дружку они.
Ибо – целостны были!
(Полушки
Неразменной
На все побрякушки
Мировые
Не дали разбить!..)
 
 
Век от веку томясь новым сроком,
Не упрёком – безмолвным уроком
Умным людям назначены быть…
 

21

 
Кем он только здесь не был! —
Шаманом,
И волхвом…
Скоморохом…
Туманным
Духом сна…
 
 
Но, в сказаньях извит,
Он всегда проступал в нём, извечный,
Самый пристальный и человеченый
Бог земли, древний Род-Световид.
 
 
А она?
Уж она покружила!
Мать-земля, или Дивия-Жива,
Паленица ли девка, сама
Мать-заступница, матушка-Макошь,
А всегда – без копеечки…
 
 
Так уж
Пресветла у святого сума…
 
 
22
 

Но, поскрёбыши мира, – всё знали,

Всё о людях они понимали,

Да вот только сказать не могли…

Просто плакали, видя как споро

Люди в небо полезли, как скоро

Отвернулись от тёмной земли.

Они ведали: коль уже в камень

Человек просочился, и канул

В тайны мира, забыв про леса,

Про единственный здесь, осиянный

Дольней силою Дом – деревянный! —

Срок исчерпан. Пора в небеса…

23

 
– «Ничего для людей мы не значим…
Ничего, мы их просто оплачем —
Так сказал он подружке – не плачь!
Вот подкопим заплачки и клики,
Вот отчалят – устроим Великий
На Земле Остающихся Плач!..
А потом – просиял он блаженно
Своим личиком сморщенным —
Жено,
А потом мы уж так погудим
На земле,
(Отдохнувшей немного
От разора, от хищи двуногой),
Знаешь что мы с тобой учудим?..
 

24

 
Он погладил вихры и веснушки
На щеке у любимой подружки,
Распустившей златую косу.
 
 
И опять изумился – да ужли
Мог не видеть такого досужлив
Глаз? Не видеть такую красу?
А не видел. Высматривал, кругл,
Завидущ, пышно крашеных кукол,
Долгоудых, лядащих лахудр.
На неброскую – малый росточек,
Златовласка-зелёные-очи —
Не глядели. Один он был мудр.
Мудр и зорок. И в махонькой, ладной
Побродяжке такие услады
Зазнавал – не приснится во сне!
Им и возраста не было вовсе…
Чем смиренней да рыжеволосей,
Тем разымчивей в самом огне!
 

25

– «Знаешь, чем мы с тобою займёмся?