Текст книги "Исповедь одинокого мужчины"

Как-то лет через семь после армии я со своим аспирантским другом Женей Чипаковым стоял на балконе общаги в Питере. Мы пили пиво и вспоминали армейскую жизнь. Женька сам прошел армию примерно в те же годы, что и я. Кроме этого, Женя был по духу мне родным человеком. Мы к тому времени уже знали хорошо друг друга по жизни в общаге и разговаривали с ним на одной волне. У Чипакова был схожий с моим менталитет, и я взгляды друга, конечно же, уважал. В тот день Женя на балконе крыл матом пацанов, которые уклонялись от армии. Такое мнение было распространенным среди всех ребят, кто прошел армию. Тем более в то время шла первая чеченская война, которую Россия бездарно проигрывала. Однако я возразил другу, сказав, что не считаю тех, кто уклоняется от армии в наши дни, подонками, так как уверен, что армия должна быть контрактной.

– Слава, армия – это же школа жизни. Там из сосунков мужчин делают, – пытался убедить меня друг.

– Джон, я согласен, что армия – это школа жизни, но про тюрьму тоже так говорят. Те, кто сидел, утверждают, что это лучшая школа жизни и она намного круче, чем армия. Говорят, что только в тюрьме понимаешь, что такое люди, и только там ты понимаешь, из какого теста сделан, и становишься настоящим мужиком, – возразил я.

– Ну, ты сравнил армию и тюрьму.

– А в них много общего. Армия – эта та же зона, где ты спишь в камере не на 5 человек, а на 50, и тебе можно гулять не по территории одной комнаты, а по территории воинской части площадью в один квадратный километр. И там, и там ты раб, так как не имеешь возможности заниматься тем, чем хочешь, а должен либо беспрекословно исполнять задания начальства, либо в свободное время выбирать из минимума доступных занятий: играть в карты, трепаться о чем-нибудь с мужиками или курить. Хорошо, если есть возможность читать книги, но она есть не везде и выбор книг ограничен. И самое пагубное для личности и творчества – это безделье. Хуже некуда, когда ты торопишь свою жизнь из-за того, что тебе скучно, нечем заняться, нет средств и возможностей. Душить в себе желание творчества и деятельности – это самое трудное занятие в условиях ограниченной свободы.

– Но в армии и контингент другой, и в увольнения отпускают, и в самоволки можно ходить, – не унимался Женя.

– Конечно, я утрирую Женя, и в армии легче намного дышать, чем в тюрьме. Мне хотелось только сказать, что армия намного ближе по своим условиям существования и морали к тюрьме, нежели к гражданской жизни. Да, в армии должна быть дисциплина и ее нужно добиться. Но необходимо в то же время дать солдату больше свободы, больше прав, искоренить унижение и дедовщину. И ведь этого можно добиться. В армии должны заниматься только обучением военному делу. Там должны служить только профессионалы – офицеры из военных училищ, готовые посвятить всю свою жизнь армии, и контрактники – люди, не нашедшие себе применения на гражданке, которые будут получать за свою службу зарплату на уровне гражданской и будут иметь условия службы почти такие же, как офицеры. Таким образом, у контрактников будет не только время для обучения военному мастерству, но и должно быть время для отдыха с условиями почти такими же, как на гражданке. И необходимо контрактнику дать главное право – уволиться по своему желанию в любое время из армии, если нет войны. Для всех остальных мужчин страны можно организовать краткосрочные курсы на 3–5 месяцев недалеко от дома. За 3–5 месяцев даже барана можно научить стрелять из автомата и выполнять элементарные строевые движения – это не высшая математика. Думаю, что пацаны на такие курсы сами с удовольствием пошли бы, ведь это даже интересно и захватывающе – научиться владеть оружием, покататься на танках, пострелять из пушек. И, конечно же, нельзя использовать солдат как бесплатную рабочую силу для личных нужд военачальников. Согласен с тобой, Женя, что армия – это школа жизни, но, вспоминая себя до армии, могу точно сказать, что я был чище, лучше, энергичнее, наивнее и для общества в целом был более полезен. В любом случае я для себя решил, что если у меня будет сын и условия в армии не изменятся, то я его постараюсь всеми силами от такой службы отмазать.

– А если война, как сейчас в Чечне? – спросил друг.

– На такую войну я тоже постарался бы сына не пускать. Так же, как когда-то в Афганистан, сейчас в Чечню посылают необученных юнцов под пули. И они там сотнями гибнут, даже не успев пороха понюхать. При этом ни тогда Афганистан, ни сейчас Чечня мне и многим русским людям, думаю, не нужны. Я бы только политическими и экономическими методами добивался, чтобы в кавказских республиках была лояльная власть к нашему государству, дабы не было войны, и хай себе живут там отдельно, если хотят. Из всех союзных бывших республик одно государство, на мой взгляд, у России может быть только с Украиной и Белоруссией, так как, по сути, мы один народ с одной культурой и почти всегда жили дружно. А вот если, не дай бог, наступит серьезная война, такая как Великая Отечественная, когда на нашу территорию наступают, убивают людей, сжигают дома, насилуют наших женщин, тогда бы и я бросил все и вместе со своим сыном пошел бы добровольцем. Это святое – Родину защищать. А пока мы живем в мирное время, то пусть каждый занимается тем, к чему душа лежит: художник рисует, поэт пишет, музыкант играет, спортсмен тренируется, бизнесмен организует дело, а контрактник и офицер – воюют, раз им так нравится и у них такое призвание.

Мнение мое было выстрадано и сформировалось не сразу и не по книжкам или газетам. Как мне показалось, я Джона убедил в том споре. По крайней мере тогда мы еще долго с другом молча стояли на балконе пятого этажа, пили пиво, курили и смотрели вниз, на шумный проспект Испытателей.

Глава 3
Студенчество

Какой же красивый у нас город! Радуют глаз белые шапки снега и льда на вершинах хребта Заилийского Алатау, извивающиеся и зеленоватые от вековых пятидесятиметровых елей ущелья, светлые змейки рек, начинающих свой путь от горных ледников и уходящих вниз далеко за горизонт уже по равнине.

«Первый раз вижу Алма-Ату сверху из окна самолета», – думал я, восхищенно смотря через иллюминатор Ил-86, без посадки пролетевшего из Хабаровска в Алма-Ату. Весь салон самолета был заполнен уволенными в запас солдатами с красными и черными погонами и фуражками. Некоторые из них, включая и меня, были со значками отличия за боевую подготовку, лычками сержантов и старших сержантов. И все были счастливыми, чувствовалась радостная аура, были слышны смех и хихиканье.

В Алма-Ату прилетели не только жители нашего города, но и казахи с Северного и Южного Казахстана, узбеки, таджики, туркмены, киргизы, которым дальше нужно было добираться домой поездом или автобусом. У меня дома на несколько дней остановились однополчане – друзья-казахи из Чимкента и Кустаная, и мы неделю с ними бродили по майским улицам Алма-Аты, наслаждаясь свободой, распустившимися листьями деревьев, запахом каштанов, цветением сирени и прохладой горных ветров – фенов. Или просто садились в автобус и проезжали весь его маршрут, глазея на жизнь суматошного миллионного города.

Это были, наверное, самые счастливые дни в моей жизни. Жизнь – она сама по себе прекрасна, если ты здоров, у тебя есть крыша над головой, ты имеешь хоть какие-то деньги на пропитание, одежду, развлечения и, самое главное, если ты свободен. Люди просто часто теряют ощущение этого чувства, обычного человеческого счастья в своих повседневных заботах, проблемах, стремлениях, амбициях, конфликтах. Не замечают красоты растений, осеннего переливания красок листьев клена или появления шишек на елках, не замечают пения птиц, журчания воды в ручье, отблеска солнца на закате или пронзающих лучей на восходе. Только побывав долгие дни в неволе, в стеснении, ты, как правило, начинаешь переоценивать ценности и понимать обычные мирские радости человеческого бытия.

К тому же сразу после армии к моему воодушевленному созерцанию мира добавлялась отличная перспектива деятельности. Хотелось много учиться, овладеть профессией тренера и педагога, разбираться в анатомии, психологии, биохимии, методике тренировок. Кроме этого, хотелось познать самый интересный для себя мир – мир женщины, мир любви, мир интимных и сексуальных взаимоотношений.

Организм, энергия которого не могла в полной мере проявиться в тюремных условиях армии, требовал ежеминутной активности. В связи с этим я не захотел сидеть дома до осени и ждать начала учебы на втором курсе института, а устроился работать пионервожатым в лагерь.

* * *

Перед самым отъездом в пионерский лагерь мне позвонила моя первая любовь, Тая, и пригласила приехать к ней в гости. Она уже жила отдельно от своих родителей в центре Алма-Аты с маленьким ребенком. Ее муж, тот самый Паша, по программе обмена студентов с братскими социалистическими странами уехал учиться на два года в столицу Германской Демократической Республики – Берлин и к тому моменту отсутствовал в Алма-Ате более полугода.

По возвращению из армии я уже был совершенно равнодушен к Тае, а, если точнее выразиться, то из всех моих чувств к ней осталось только одно – злость. Я согласился поехать к ней в гости, надеясь только на секс, который для вернувшегося из длительного заточения солдата был самым сильным аргументом для встречи. Мы попили чай с конфетами и пирожками на кухне у Таи. Первая моя любовь все так же была хороша собою и сексапильна. Возбуждающе смотрелись короткая шерстяная юбка и длинные полосатые гольфы, а также румянец от смущения на ее лице. В самом начале чаепития мы обменялись рассказами о том, как жилось каждому в эти два года. Но мне не хотелось почему-то ничего рассказывать Тае о своих переживаниях и чувствах в армии, потому что доверять этому человеку я уже не мог. Тот, кто однажды тебя предал, предаст и второй раз. Так зачем ему открывать то, что у тебя на душе. Поэтому в своих рассказах я был холоден и краток. Видно было, что Тая от такого течения беседы расстроилась. Наверное, она думала, что любовь с моей стороны еще не совсем погасла, и ожидала более теплой встречи и более откровенного разговора. Тем более полагаю, что Тая огорчилась моей замкнутости еще из-за того, что я внешне за два года разлуки изменился в лучшую сторону. Ведь перед ней сейчас уже сидел не семнадцатилетний худенький мальчик, а атлетичный мужчина в расцвете лет, счастливый, уверенный в себе, с твердым голосом и мужественным взглядом. Никакого сравнения с тем воздушным наивным мальчиком, который был с ней до армии. Ведь Пашу она предпочла мне, думаю, в основном из-за возраста. Тае, наверное, нужен был тогда более опытный мужчина, а не 17-летний юноша. И теперь такой мужчина, который был когда-то от нее без ума, сидел напротив нее и расстраивал ее своей немногословностью и холодностью.

Уже за окном стемнело, шел двенадцатый час ночи, а мы все разговаривали на кухне о разном, но так и не дошли до самого главного вопроса: «Как же нам дальше-то быть?». Я постоянно себя спрашивал, что же делать. Любви у меня к этому человеку уже не было, и я знал, что из-за предательства она уже не возвратится никогда. В сложившейся ситуации можно было лишь поиграть старыми чувствами и одиночеством Таи и переспать с ней несколько раз, а потом бросить, успокоив, таким образом, свою плоть и отомстив за предательство. Мой разум склонялся к тому, что надо так и сделать.

Неожиданно сменив тему разговора, Тая немного покраснела, смущенно улыбнулась, посмотрела мне томно в глаза и сказала: «Слава, я хочу опять любви, опять таких же отношений. Я понимаю, что после стольких лет разлуки все это вернуть сложно, но давай хотя бы начнем с дружбы, а там и любовь придет, я в этом уверена».

Она замолчала. Ответный и главный ход был за мной.

«Сказать ей все, что я сейчас думаю? Или сыграть роль человека, который любит, продолжал любить ее все эти годы и прощает ей мимолетное заблуждение? С кем не бывает, все мы люди. Я же писал ей в поэме перед армией, что если она вернется, то я все прощу. Вот она и вернулась. Если сейчас сыграю свою роль хорошо, то, скорее всего, в эту же ночь я останусь у нее и сутки буду ее жарить в постели до безумства и изнеможения. Что тебе еще надо, Слава? Если не знаешь, что сейчас сказать, то просто встань, подойди к ней молча, обними и поцелуй. И все пойдет дальше без слов, как по маслу».

Но я молчал и не двигался с места, смотря ей прямо в глаза и видя там тревожный взгляд. В голову лезли следующие рассуждения: «Нет. Не буду я даже таким образом предавать свою первую в жизни любовь. Пусть она останется там, в наивном семнадцатилетнем возрасте. Мне очень хочется сейчас влюбиться, но не в тебя, Тая. Мне очень хочется сейчас секса, но не с тобой, Тая. Для секса я себе баб еще найду. А ты, несмотря на то что меня предала, все-таки не баба. Ты девушка, которую я любил. Любил раньше, но сейчас уже не люблю. И в то же время мне не хочется потом сделать тебе больно, бросив через несколько недель, как старую тряпку, насытившись твоим телом в различных постельных позах. Даже дружбу, к сожалению, тебе обещать не смогу. Не бывает дружбы после предательства любви. Дружба основана на уважении. А я не могу уважать тебя, дорогая, за измену».

Однако я не стал говорить вслух, какие мне лезли мысли в голову, а молча поднялся из-за стола и сказал: «Извини, Тая. Я заглушил свою любовь к тебе еще в первый год армейской службы. И сейчас не только тебя, но и вообще никого любить не могу. Дружба же после любви меня не интересует. Да и не верю я в дружбу между мужчиной и женщиной. Прощай. Между нами не может быть никаких отношений».

Я увидел, как ее плечи опустились и она сникла. Искорки в ее глазах моментально потухли, а веки стали тяжелыми. Но поддерживать ее душевное состояние какими-нибудь ласковыми словами я не стал, потому что совсем не хотелось врать. К тому же почувствовал, что как раз сейчас я могу с лихвой отомстить Тае за ту боль, что она мне принесла. Необходимо было лишь молча уйти. Нет более сильного унижения для женщины, чем быть отвергнутой мужчиной в тот момент, когда она предлагает интимную близость.

В наших отношениях с Таей наконец-то можно было поставить жирную точку. Что и было мной сделано. В дальнейшем я об этом человеке по жизни ничего не слышал, да и никогда не было желания им интересоваться.

* * *

Пионерский лагерь, куда я устроился работать сразу после армии, находился в горах, в живописном ущелье Алма-Арасан. Ущелье было узкое, не более полукилометра шириной. С одной стороны ущелья был крутой склон из скал с растущими в расщелинах кустарниками и величественными елями, а с другой стороны – пологий холмистый склон с яблоневыми садами. По дну ущелья бежала горная река с ледяной водой – настолько холодной, что голыми ногами в этой воде можно простоять не более минуты, а потом ноги начинало сводить судорогой. Раньше, когда не было плотин в верховьях горных рек, некоторые районы Верного, а позже Алма-Аты часто сносило селевым потоком – смесью воды, грязи, песка, глины и камней. Вся эта каша образовывалась высоко в горах в котловинах и после землетрясений или продолжительных ливней смывала естественные заграждения и с большой скоростью, сметая мосты, деревья и дома, сползала на равнину. По пути в ущелье сель оставлял различного размера камни, в том числе очень громадные – до 5 метров в диаметре. Вода, пробегая по камням, по этим естественным маленьким и большим водопадам, издавала своеобразный, ни на что не похожий гул. Я очень любил сидеть у реки и слушать этот шум. Под него хорошо думать и отдыхать. Не случайно среди алмаатинцев очень популярный вид отдыха – это выезжать в выходные в ущелье и останавливаться рядом с горной шумной рекой, жарить под шумок течения шашлык или просто поваляться на траве рядом с водой. Селевых потоков в наше время можно было уже жителям города не бояться, так как в верховьях всех горных рек, протекающих через Алма-Ату, построили большие плотины, шириной на все ущелье и высотой с 20–30-этажные дома. Поэтому опасаться можно было только сильного землетрясения. Но ведь мы не знаем, где найдем, а где потеряем в этой жизни. Когда я учился в третьем классе, из Алма-Аты уехали наши соседи по улице: семья украинцев с двумя детьми. Эти соседи боялись землетрясений и селевых потоков. А уехали они в Украинскую ССР, как раз куда-то под Чернобыль, в котором рванула атомная станция через десяток лет. От судьбы, говорят, не убежишь. Считаю, что надо быть фаталистами в этом контексте, хотя и не забывать мудрой восточной поговорки: «На Аллаха надейся, а верблюда привязывай».

В пионерском лагере мне достался 10-й отряд, самые маленькие детки, учащиеся вторых-третьих классов школы. Однако через двадцать дней по итогам первой смены этот отряд был признан самым лучшим, так как слаженнее всех кричал речевки, лучше всех маршировал, всегда приходил первым на площадку построения и быстрее всех ел в столовой. Бедные дети, их доверили сержанту, только что пришедшему из армии. У нас была военная, железная дисциплина. Наверняка я ребятишек своими солдатскими выходками и громогласными грозными приказами пугал, но дети всегда быстро ко всему привыкают и легко адаптируются в таком возрасте. А успехи, поощрения и награды отряда стали общим достоянием, поэтому при расставании некоторые ребятишки даже плакали, потому что сильно ко мне привыкли и не хотели уезжать.

Во вторую смену мне уже поручили самый взрослый отряд, где были даже старшеклассницы пятнадцатилетнего возраста со вторым размером бюстгальтера и крашеными ресницами. Обращаться с дамами по-солдафонски мне не позволяло воспитание, поэтому я быстро обучил одного ответственного парня, комсомольца с большой буквы этого слова, правилам командования и часто уже был наблюдателем, встревая в процесс воспитания только при подготовке конкурсов самодеятельности. К тому же у нас среди пионервожатых сложился дружный коллектив и мы ночи напролет сидели у костра, пели под гитару, смотрели на усыпанное звездами небо, обнимались и целовались, накрывшись шерстяными одеялами.

С взрослым отрядом мне разрешали выходить в турпоходы, и мы сделали несколько вылазок в горы. Взяв с собой сухпаек на целый день, мы обычно стартовали в 6 утра, еще на холодном рассвете, и по обильной росе высокой травы уходили в горы, а возвращались, когда уже в ущелье начинало темнеть. За день мы отмахивали с рюкзаками в горах по 15–20 километров, поэтому две-три ночи после таких походов весь отряд спал как убитый и не занимался всякой ерундой, к примеру, такой, как намазать соседей по комнате зубной пастой или покурить сигаретку за углом барака. К тому же для провинившихся ребят и девчонок я придумал страшное наказание – не брать их в турпоход по горам, а оставлять в лагере дежурными и наводить порядок. Все боялись пропустить очередную горную вылазку и были послушными. Я обожал горы, знал большинство местных живописных ущелий еще со школьного возраста и водил отряд каждый раз новыми тропами. В моем пионерском отряде были ребята и девчонки не только из Алма-Аты, а из всех областей Казахстана. Некоторые школьники впервые в жизни были в горах и с раскрытыми ртами смотрели на горные красоты, например, на такой природный шедевр, как Большое Алма-Атинское озеро, которое раскинулось на высоте около 3000 метров над уровнем моря и находилось в десяти километрах от нашего лагеря. Идешь и идешь так часа три по широкому ущелью вдоль реки, верх и вверх, вперед и вперед, и думаешь: «Куда нас черт несет?» А потом выходишь на берег изумрудного озера, огромного для горных мест, километров пять в длину и километра три в ширину. Над головой синее небо без единого облака. Слева крутой склон с темно-зелеными высокими елями, а справа скалы и очень близко пик Туриста высотой 4300 метров над уровнем моря с белой ледяной шапкой на верхушке. Через пару лет после этого турпохода, находясь на тренировочных сборах на Космостанции, которая была чуть выше Большого Алма-Атинского озера, мы с другом Иваном и еще с тремя легкоатлетами покорили этот пик. Забирались на самую верхушку четыре часа, а назад спустились за 40 минут, мчались, лежа на спине, на скользких болоньевых костюмах между скалами по твердой корке ледника со скоростью 20–30 км в час.

Но покорение горы было позже, а тогда с группой старшеклассников, улыбаясь от восхищения, я только смотрел на этот пик и мечтал на нем когда-нибудь побывать.

Через неделю после похода с пионеротрядом на Большое Алма-Атинское озеро я показал ребятам одно из самых очаровательных ущелий близ Алма-Аты – Медвежье. В простонародье оно еще называется ущелье Водопадов. Длина всего этого ущелья составляет километров семь. При этом ущелье очень красивое, необычное, из тех, которые запоминаются на всю жизнь. Сначала оно очень широкое – километра полтора от края до края, с пологими склонами, в середине ущелья почти во всю его ширину растет только трава да торчат из земли верхушками кое-где огромные валуны, как айсберги в океане. Идешь километра два вверх по этому ущелью и видишь, как оно постепенно сужается, а по краям появляются одинокие тянь-шаньские ели. Первый водопад как раз где-то и встречается через пару километров пути и представляет собой не очень интересное зрелище. Высота этого водопада составляет примерно 2 метра, и около него не стоит долго задерживаться. Если пойти дальше, то через полтора километра ущелье сужается еще плотнее, и ширина между склонами составляет уже примерно метров двести. Склоны при этом постепенно становятся крутыми и покрываются густым еловым лесом. Высота склонов очень большая, ущелье глубокое, поэтому солнца днем там бывает мало, но все равно достаточно светло, чтобы видеть всю окружающую величественную обстановку и любоваться живописным пейзажем. Через два-три километра от первого водопада встречается второй, уже достаточно большой водопад, с высотой около 7 метров. Этим водопадом можно долго любоваться и слушать его брызжущий водяной напев. Но если турист решит следовать по ущелью дальше вверх, то его ждут еще более незабываемые впечатления.

Далее ущелье постепенно все сильнее ссужается и ссужается, а лесистые склоны по бокам становятся все круче и круче. У основания склонов через некоторое время появляется узкая полоска скал, сначала в два метра высотой, потом в 4, 5, 6 метров, и только выше этой скалистой области растут ели, которые круто уходят справа и слева по холмам еще далеко вверх на перевал. Наконец в самом конце ущелья каменные стены по бокам достигают высоты пятиэтажного дома. И где-то там, выше скал, на их верхушке начинается хвойный лес и уходит по сторонам холмов до хребта перевала. И самое интересное – это то, что внизу, на дне ущелья, река за тысячелетия выбила себе проход в скальной каменистой породе намного шире, чем расстояние между скалами на самом верху, там, где начинается еловый лес. Получается, что внизу расстояние между скалами метров тридцать в ширину, а вверху, на высоте пятиэтажного дома расстояние между скалами всего метров десять. Даже днем там сумрачно, мрачновато и страшно, потому что солнечный свет попадает в эту узкую каменистую и глубокую расщелину только тогда, когда солнце находится в зените. Особенно жутковато тем туристам, кто заходит в это ущелье первый раз. Ведь в случае опасности никуда не деться. Даже скалолазы не могут без специального снаряжения забраться на стены, которые нависают над тобой в наклоне, как башня в Пизе. Но тем, кто не испугается и дойдет до конца ущелья, природа дает настоящий подарок – свою неповторимую красоту, мощь и неповторимость. В самом конце ущелья турист заходит в тупик, как будто попадает в каменный мешок. С трех сторон его окружают тридцати– и пятидесятиметровые каменные стены, а с двадцатипятиметровой высоты одной из стен на тебя низвергается водопад. Потрясающее зрелище. Как изумительна и прекрасна природа. Так и хочется там крикнуть громогласное трехкратное «ур-р-ра» от избытка чувств. И только ради таких моментов стоит жить на этой грешной Земле.

* * *

Пришла осень, и я был зачислен в институт. Мы с моим другом немцем Иваном оказались в одной группе, хотя на первом курсе до армии были в разных. У Ивана «чисто немецким» было не только имя, но и внешний вид. Как будто Иван, как в народных сказках, только что слез с русской печки. Такой смышленый парень в лаптях, рыжий, с веснушками, с большими серыми добрыми глазами и с открытой душой. В общем, Иван сохранил от своих предков немцев только одно – лишь свою фамилию, а в остальном он был самый настоящий русак. Группа у нас в институте попалась сильная. Две трети студентов были действующими спортсменами и поэтому много времени проводили на тренировочных сборах и соревнованиях. Но от этого семинары становились даже более конструктивными, так как на них присутствовала, как правило, только половина состава группы и отвечать по домашнему заданию приходилось почти на каждом занятии. Я с удовольствием изучал анатомию, психологию, педагогику, биохимию, метрологию, методику спортивной тренировки и дисциплины популярных олимпийских видов спорта. В физкультурном вузе на протяжении четырех лет каждый семестр студент обязан изучать теорию и практику популярных олимпийских видов спорта, а в конце семестра сдавать по нему не только теоретический зачет или экзамен, но также выполнять требуемые нормативы. Так как спортом я увлекался с третьего класса, то с удовольствием посещал занятия по спортивной гимнастике, беговым лыжам, конькобежному спорту, тяжелой атлетике, футболу, баскетболу и многим другим. А сдача нормативов в конце учебы позволила мне выполнить нормативы на взрослые разряды по двенадцати олимпийским видам спорта. Особенно я любил занятия по плаванию. И не только из-за того, что хорошо плавал, имел третий взрослый разряд по брассу еще с пятого класса и этим выделялся среди всего потока, а еще и потому, что на занятиях можно было полюбоваться художественными гимнастками, которые были на нашем потоке. Какие красивые девочки – пальчики оближешь, причем не только свои, но и гимнасток. Насколько же приятно было видеть женственность в этих представительницах прекрасной половины человечества, их прямую осанку, длинные ножки, стройную фигуру, тонкую талию и изящную походку, похожую на походку балерины. Даже походка модели на подиуме от бедра не так сексуально выглядит, на мой взгляд, как походка балерины или художественной гимнастки.

Художественницами восхищались все парни группы, но девчонки были невозмутимы и ни с кем близко не общались, надменно и свысока смотря на всех. Наверное, с одной стороны, такое их поведение обусловлено тем, что на занятиях их с детства приучают любоваться собою и постоянно вбивают мысль, что краше их никого на свете нет. Видимо, такая установка помогает добиваться лучших результатов в этом виде спорта, потому что у самолюбивой и самоуверенной спортсменки все движения получаются царственными, а поэтому и восхитительными. С другой стороны, у этих девчонок были кавалеры постарше нас и посолиднее, так как у таких красивых куколок, без сомнения, почти каждый день случались встречи на улице города с обеспеченными мужчинами, желающими познакомиться с лучшими представительницами женской части общества.

Перед занятиями в бассейне по правилам все студенты должны были принять душ, а потом выйти к бассейну и сидеть на скамейках, ожидая всеобщего построения и переклички. Мы с Иваном специально очень быстро принимали душ и бежали занять самые лучшие места на скамейке у бассейна в ожидании чуда – девочек из группы художественной гимнастики. Многие студенты, наоборот, старались побыть в душевой как можно дольше, чтобы не замерзнуть, сидя мокрым на скамейке в прохладном помещении и ожидая сбор всей группы. Однако мы с Иваном готовы были померзнуть до появления гусиной кожи, но не пропустить того момента, когда в двух шагах от нас в сексуальных купальниках будут проходить такие классные девчонки.

Когда в бассейне были занятия по изучению техники плавания баттерфляем, или, другими словами на сленге пловцов – технике плавания дельфином, то дисциплинированность и точность в движениях художественниц доходила до смешного. Представьте три дорожки в бассейне. На каждой плавают студенты какой-нибудь одной специализации, к примеру, на первой дорожке – легкоатлеты, на второй – борцы, а на третьей – художественные гимнастки. У легкоатлетов получается осваивать технику плавания баттерфляем лучше всех, потому что конституция тела для данного вида наиболее подходящая, из-за чего отлично получаются сложные технические движения этого способа плавания. В то же время на дорожке борцов царит самый настоящий хаос. Брызг много, но правильной техники движений нет. В силу своей специализации борцы, как правило, это сильные, маленького роста, коротконогие парни, с большими, атлетическими плечами и торсом. Силы много, а координации и гибкости не хватает. Ноги у борцов практически не работают, но зато ребята часто машут руками, загребая воду, да так часто, что брызги летят во все стороны и даже не видно, кто плывет. Один спортсмен наскакивает на дорожке на другого, парни толкают друг друга, обрызгивают и даже пытаются бороться – ну, натура у них такая, постоянно нужно кого-то схватить, скрутить, потопить.

Зато на третьей дорожке, там, где плавают художественные гимнастки, – идиллия. С одинаковым расстоянием между собой, вплоть до сантиметра, медленно, без брызг и кряхтения плывут девочки в разноцветных шапочках. У всех плывущих длинная стройная шея и на лицах застывшая, натренированная полуулыбка. Спортсменки контролируют каждое свое движение. Силы рук у них не хватает, чтобы двумя руками загребнуть под собой воду, вынести руки над поверхностью и перенести их по воздуху одновременно через стороны вперед для нового гребка, как положено по технике баттерфляя. Поэтому девчонки переносят руки вперед через стороны не по воздуху, а по воде. И так как движения у гимнасток всегда должны быть красивыми, гимнастки, перенося руки по воде, стараются работать локтями и кистью очень элегантно. Балет, он и в воде должен быть балетом, а не баттерфляем. Создается впечатление, что они плывут не стилем «дельфин», а стилем «лебедь», и его обязательно нужно включить в олимпийскую программу, но оценивать на соревнованиях не время преодоления дистанции, а изящество движений на дорожке. Я бы лично постоянно ходил смотреть соревнования по этому виду спорта.