Текст книги "1962. Хрущев. Кеннеди. Кастро. Как мир чуть не погиб"

– Да, но как это произошло и ценой каких усилий? – поинтересовался советский премьер. – Если бы Советский Союз и США объединили свои усилия, колониальное влияние можно было бы очень быстро ликвидировать.

– Нас сильно обеспокоило ваше выступление в январе, в котором вы проводите параллели между тремя видами войн и, в частности, говорите о своей поддержке национально-освободительных войн, как вы их называете. Это, повторяю, встревожило нас, и мы стали с опаской ожидать конкретного проявления этой вашей политики.

Хрущев неторопливо объяснил:

– Мы рассматриваем дело следующим образом. ООН приняла решение о предоставлении независимости колониальным народам, но Португалия не хочет выполнять это решение. До каких пор она будет противиться решениям международной Организации? Что же нам ждать, пока Португалия соизволит даровать свободу своим колониям, а она, может быть, вообще никогда не согласится это сделать. Так что же остается народу делать, как не восставать, и он восстает против гнета.

Или возьмите, к примеру, Алжир. Де Голль – умный человек, и сам, может быть, и больше сделал бы, чем делает, для прекращения войны в Алжире, но там некоторые его генералы выступают против урегулирования алжирского вопроса. Впрочем, это внутренний вопрос. Главное заключается в том, что алжирский народ – а это по национальности арабы – хочет независимости. Что же ему делать – сидеть и ждать сложа руки? И народ поднимается на борьбу, на священную войну за свою свободу. Такие войны будут происходить и впредь, и мы будем оказывать борющимся народам свою поддержку. Да иначе и не может быть, потому что, если встать на путь отрицания справедливости такой борьбы, это, по существу, равносильно тому, чтобы сказать угнетенным народам – ждите, пока не получите свободу из рук своих угнетателей.

Ваши отношения с КНР сейчас достигли состояния крайнего обострения, и такое положение будет продолжаться, пока вы не прекратите оккупацию Тайваня. Самое разумное, что могли бы сделать США, это признать КНР и обеспечить предоставление народному Китаю места в ООН. В самом деле, какая это Организация Объединенных Наций, если в ней не представлен Китай?»

Кеннеди отбивался, как мог:

– Во-первых, о достижении африканскими странами национальной независимости. Африка, по нашему мнению, уже сделала огромный шаг вперед на этом пути, причем Соединенные Штаты неизменно выступали на стороне этого движения. Может быть, мы могли бы и больше сделать, но в этом вопросе мы сталкиваемся с некоторыми трудностями в плане наших отношений с Англией и Францией. Что касается меня лично, то еще в 1956 году я выступал в Сенате за предоставление африканским народам права на самоопределение.

Во-вторых, несколько слов о Китае. Я, конечно, отдаю отчет в том, что Китай – это могущественная страна, население которого составляет одну четверть населения земного шара, что мощь Китая растет из года в год и что плохие отношения между США и Китаем неизбежно отражаются на положении во всем мире. Однако если мы уйдем с Тайваня, это нанесет ущерб стратегическим интересам и безопасности США и приведет к усилению угрозы распространения влияния Китая на соседние страны Азии.

– Интересная у вас концепция, господин президент. Мы, конечно, с этим никак не можем согласиться. Я теперь, кажется, начинаю понимать ваше отношение к политике нейтралитета. Вы, стало быть, признаете в качестве нейтральной страны лишь ту, которая следует в фарватере вашей политики, а если какая-либо страна проводит иную политику, вы, видимо, такого нейтралитета не признаете.

– Мы верим в возможность существования стран с разными социальными системами при условии, что они проводят независимую политику. Доказательством этого может служить тот факт, что США оказывает помощь Югославии, Индии (которой и вы оказываете помощь), Бирме и другим. У нас вызывает тревогу лишь то, что в случае победы в той или иной стране ваших идей, эта страна крепко привязывает себя к вашей политике, что не может не затрагивать нашей безопасности. Вы в неменьшей степени были бы обеспокоены, если, к примеру, такая страна, как Польша, вдруг стала проводить политику, чуждую Советскому Союзу.

– Советский Союз проводит политику полного невмешательства во внутренние дела других стран и уважает нейтралитет любой страны, независимо от пути ее развития, – уверял Хрущев. – Недавно я вел переговоры с премьер-министром Республики Сомали. Кто этот человек? Он воспитан в Италии, но приехал к нам, в Советский Союз, просить экономической помощи, говоря при этом, что хочет, чтобы его страна развивалась по социалистическому пути. Но что такое на деле социалистический путь развития в понимании целого ряда стран Азии и Африки? Ведь о том, что они хотят развивать свои страны по социалистическому пути развития, говорили и Насер, и Неру, и Нкрума, и Сукарно, и ряд других лидеров стран Азии и Африки. Но какой же может быть социализм в ОАР, если Насер всех коммунистов посадил в тюрьму? В Индии компартия также не пользуется поддержкой со стороны Неру, тем не менее мы оказываем Индии помощь. Это и есть политика невмешательства на практике.

Очень странно поэтому было слышать ваш аргумент, что, если США уйдут с Тайваня, это нанесет урон их стратегическим интересам. Но ведь такая политика может привести лишь к дальнейшим обострениям, а в конечном счете к войне. Вы создали целую сеть баз вокруг нашей страны. Но это неразумно, так как приводит лишь к дальнейшему обострению международной обстановки и обнищанию тех народов, на территории которых находятся эти базы. Самый разумный путь – это держать вооруженные силы на своей территории. Мы сторонники такого пути. Если сегодня вы еще не понимаете, что это наиболее разумный путь, то завтра поймете, да, кажется, уже начали понимать, судя по вашему недавнему заявлению о том, что вы пересматриваете вопрос об американских военных базах за границей. Что касается Тайваня, то если вы добровольно не отдадите его Китаю, китайцам придется силой освобождать Тайвань, что может привести к печальным последствиям, и мы будем сожалеть об этом.

– Вы здесь говорили о странах, правительства которых мы поддерживаем, хотя, по вашим словам, эти правительства и не пользуются поддержкой народа. Что ж, может быть, это и так, – согласился Кеннеди. – Однако я думаю, что если бы народ Польши получил право сделать свободный выбор, то нынешнее правительство, возможно, не было бы избрано. Однако нынешнее правительство в Польше находится у власти, и это факт, с которым мы считаемся, хотя, мне кажется, что оно не пользуется поддержкой большинства народа.

– Я хотел бы ответить вам, господин президент, относительно Польши. Вы заблуждаетесь в своем суждении и, кроме того, проявляете неуважение к правительству, с которым ваша страна поддерживает нормальные дипломатические отношения. Не следовало бы говорить о правительстве Польской Народной Республики, что оно якобы не избрано народом. Ведь в ответ на такое высказывание с вашей стороны Польша с неменьшим правом может то же самое говорить и о вашей стране. Если так мы будем стоить свои отношения, мы не только не добьемся их улучшения, но, наоборот, приведем их в состояние еще большей напряженности. А что касается Польши, то проверьте, правы вы или не правы в вашем суждении. В этой стране были выборы, причем проходили они на основе избирательной системы, которая более демократична, чем избирательная система США.

Кеннеди не мог не перебить собеседника:

– Вы говорите, что в Польше демократичнее избирательная система, чем в США?

– Конечно, между ними даже нет никакого сравнения, – уверил Хрущев.

– Но ведь там на выборах выступает лишь одна партия, – не сдавался Кеннеди.

Попытка Кеннеди доказать преимущество двухпартийной системы США над однопартийной системой Польши с треском провалилась.

– Ну а в США хоть и две партии, но, по существу, никакой разницы между ними нет, – заметил Хрущев. – Это не что иное, как обман народа. Кстати, давайте проведем публичный диспут на тему о том, какая система более демократична. Вы выступаете у нас, а мы у вас. Мы такого диспута не боимся. Давайте проверим прочность социального строя в европейских странах. Давайте выведем из всех стран Европы наши войска: мы выведем свои войска из Польши, Венгрии и Германии, а вы выведете ваши войска из тех стран Европы, где они находятся, чтобы народы этих стран не испытывали на себе постороннего давления, и тогда вы убедитесь в том, что заблуждались в своих оценках. Вы не правы в своей концепции, что если США выведут свои войска с Тайваня, то от этого пострадает стратегическое положение США. Если это так, то как же должен Китай относиться к оккупации Тайваня? В таком случае мы поддержим усилия Китая, направленные на освобождение Тайваня. Другого выхода нет. Ведь эдак Соединенные Штаты, чего доброго, захотят Крым захватить, чтобы улучшить свои стратегические позиции. Это действительно в значительной степени усилило бы ваши позиции. Но как на это должна была бы посмотреть другая сторона?[583]583
  Президиум ЦК КПСС. 1954–1964… Т. 3. М., 2015. С. 177–191.


[Закрыть]

Еще одно пророческое замечание Хрущева – про Крым.

На часах было уже 18.45, Кеннеди предложил прерваться и обсудить следующий пункт повестки дня – запрет ядерных испытаний – за ужином с австрийским президентом, чтобы большую часть следующего дня посвятить Берлину.

При упоминании Берлина Хрущев, не обращая внимания, что Кеннеди выразительно смотрит на часы, заявил, что согласится обсуждать ядерные испытания только в контексте проблем всеобщего разоружения. Кеннеди это не устраивало по той простой причине, что на обсуждение проблем всеобщего и полного разоружения могли уйти годы[584]584
  Кемп Ф. Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле. М., 2013. С. 259–260.


[Закрыть].

– Что касается Германии, – сказал Хрущев, – то необходимо наконец заключить мирный договор. Хотел бы надеяться на ваше понимание в этом вопросе с тем, чтобы вместе заключить такой договор. Это привело бы к улучшению отношений между нашими странами. Если же вы не проявите готовности пойти на это, мы сами в одностороннем порядке заключим мирный договор с Германией и не остановимся в этом ни перед чем. Итак, давайте продолжим наши беседы завтра утром.

– Господин председатель, с вами, кажется, труднее договориться, чем с генералом де Голлем.

– Де Голль умный человек, и я с удовольствием вспоминаю свои беседы с ним в прошлом году[585]585
  Президиум ЦК КПСС. 1954–1964… Т. 3. М., 2015. С. 192.


[Закрыть].

К концу второго заседания Кеннеди совершенно выбился из сил: ему редко приходилось держаться так долго без отдыха и лекарств[586]586
  Бринкли А. Джон Фицджеральд Кеннеди. М., 2013. С. 154–155.


[Закрыть]. Нитце запомнил, что «лицо президента было бледным и напряженным, когда он вместе с советским лидером появился после первой встречи»[587]587
  Nitze P. From Hiroshima to Glasnost… N.Y., 1989. С. 186.


[Закрыть].

Хрущев, напротив, пребывал в хорошем настроении. Трояновский свидетельствовал: «Я хорошо помню тот день, когда Хрущев вернулся в свою резиденцию после первой встречи с Кеннеди, которая состоялась в доме посла США в Австрии… Как только наш шеф вышел из машины, мы окружили его с вопросами, какое впечатление произвел на него новый президент. Его ответ был однозначным:

– Ну что вам сказать. Это очень неопытный, может быть, даже незрелый человек. По сравнению с ним Эйзенхауэр – это глубоко мыслящий деятель, с широкими взглядами на действительность.

И далее в том же духе»[588]588
  Трояновский О. А. Через годы и расстояния. История одной семьи. М., 2017. С. 214.


[Закрыть].

Переводивший беседу Суходрев приводил еще более уничижительную характеристику, данную Кеннеди.

– Если сейчас у американцев такой президент, то мне жаль американский народ[589]589
  Суходрев В. М. Язык мой – друг мой. М., 1999. С. 139.


[Закрыть].

Но следует заметить, что Хрущев в своих воспоминаниях фактически опровергал Трояновского и Суходрева. Советский лидер явно отдавал Кеннеди должное: «Наши беседы проходили в виде диспута. Не помню, чтобы Кеннеди обращался с каким-либо вопросом к Раску или чтобы Раск подавал реплики. Этого не было. Поэтому у меня создалось впечатление, что Кеннеди сам очень хорошо разбирался в международных вопросах и был подготовлен к переговорам. Все, о чем нужно было обменяться мнениями, он изучил заранее и совершенно свободно владел материалами. Это было абсолютно не похоже на то, что я наблюдал, встречаясь с Эйзенхауэром. Это, конечно, говорило в пользу Кеннеди, и он вырастал в моих глазах. Тут был партнер, к которому я относился с огромным уважением, хотя мы стояли на разных позициях и были как бы противниками. Я ценил его качества. Если президент сам разбирается в деталях политики, значит, он и определяет ее. А так как президент заявил, что с пониманием относится к мирному сосуществованию, следовательно, зарождалась какая-то уверенность в том, что он не станет опрометчиво принимать решения, которые привели бы к военному конфликту. С каждой встречей он вырастал в моих глазах»[590]590
  Хрущев Н. С. Воспоминания. Время. Люди. Власть. Кн. 2. М., 2016. С. 640–641.


[Закрыть].

Вечер 3 июня прошел за ужином в Шеннбрунском дворце, за которым последовало посещение оперного театра. Жаклин Кеннеди пришла к выводу, что миссис Хрущева – «крепкий орешек» и что хотя и говорят, что Аджубей имеет на своего тестя большое влияние, Хрущеву тот «по-настоящему не нравится»[591]591
  Таубман У. Хрущев. М., 2008. С. 541.


[Закрыть].

Хрущев тоже составил впечатление о миссис Кеннеди: «Супруга же его Жаклин – молодая женщина, о которой я много читал в газетах. Журналисты всегда выставляли ее красавицей, завораживающей своей красотою мужчин, но на меня она не произвела подобного впечатления. Да, молодая, энергичная, приятная, но без особого блеска… Видимо, она бойка на язык, как украинцы говорят – языкастая; и в разговоре находчива. С ней не связывайся – обрежет! Встретился я с ней в театре, во время перерыва пошли в буфет. Какие там могли у нас быть разговоры? Перебрасывались обычными фразами. Однако и тут она показала остроту своего языка»[592]592
  Хрущев Н. С. Воспоминания. Время. Люди. Власть. Кн. 2. М., 2016. С. 640.


[Закрыть].

Вена. День второй

Переговоры 4 июня начались в 10.30 утра уже в советском посольстве. Состав переговорщиков не изменился.

На сей раз Хрущев решил начать не со светской беседы, а с рассказа о промышленном развитии Советского Союза. Об огромных запасах железной руды, недавно обнаруженных в районе Курска, которые в шесть раз превосходит все запасы железной руды, разведанной в Соединенных Штатах. Затем перешли к региональным конфликтам.

– Сейчас, мне кажется, главное – обеспечить подлинное прекращение огня, а затем добиться создания правительства Лаоса, которое проводило бы политику действительного нейтралитета. Мы с вами вчера согласились, что Бирма и Камбоджа являются образцами нейтральных стран и что было бы желательно, чтобы и Лаос стал подобным государством.

– Именно в Лаосе я и хочу добиться изменения американской политики с тем, чтобы обеспечить для этой страны подлинный нейтралитет, – согласился Кеннеди.

– Мы действительно не связаны никакими обязательствами с Лаосом и не собираемся давать каких бы то ни было обязательств по отношению и к этой стране, – произнес Хрущев. – Если мы оказывали помощь Лаосу, то лишь по просьбе правительства Суванна Фумы, которое является единственно законным правительством страны. Вы извините меня за прямоту, господин президент, но что это – от мании величия Соединенные Штаты присвоили себе право вмешательства в чужие дела? Неужели Соединенные Штаты считают себя настолько богатой и сильной страной, что они могут не признавать никаких прав за другими народами, что они могут претендовать на какую-то исключительность для себя?

Если вы действительно хотите нормализации обстановки в мире и того, чтобы наши интересы нигде не сталкивались, то не занимайте такую позу, что мы, мол, Соединенные Штаты, в таком-то месте находимся и поэтому никто, кроме нас, не имеет права туда совать свой нос. Мы никогда не согласимся с таким положением и в ответ на это будем совать свой нос, будем помогать народам, чьи интересы вы ущемляете. Это, конечно, приведет к обострению отношений, чего мы не хотим. Но для того, чтобы избежать такого обострения, нужно лишь одно – уважать права других народов. У Советского Союза нет никаких обязательств ни перед кем, кроме социалистических стран, а Соединенные Штаты, фигурально говоря, разбросали свои «интересы» по всему земному шару. Но сейчас другое время, господин президент, и силы теперь уравнены, как вы сами вчера признали.

Я верю, что США не ищут материальных выгод в Лаосе. Что касается ваших стратегических интересов, то, напомню, по этому вопросу вы вчера таким образом высказывались, что можно ожидать, что вы и Крым хотели бы захватить, объявив, что это соответствует вашим стратегическим интересам.

– Это было бы трудно осуществить, – пока американское руководство так далеко не замахивалось.

– Вот это верно, господин президент. Вот это вы правильно понимаете. С чего же мы начнем? Может быть, сначала обсудим вопрос о прекращении ядерных испытаний и разоружении или начнем с германского вопроса?

– Давайте, может быть, начнем с вопроса о ядерных испытаниях и разоружении, а в 12 часов приступим к обмену мнениями по германскому вопросу.

Хрущев согласился и приступил к делу:

– Сейчас в переговорах о прекращении ядерных испытаний в основном имеются два вопроса, являющиеся как бы камнями преткновения. Во-первых, количество инспекций, необходимых для проверки соблюдения сторонами соглашения о прекращении ядерных испытаний, и во‐вторых, организация контроля и структуры контрольного органа. Тот контроль, который нам предлагают западные державы, мы не примем. Жизнь обучила нас уму-разуму. До событий в Конго мы, быть может, и подписали договор на таких условиях, но события в Конго нас насторожили, ибо они показали, что ООН может злоупотреблять данными ей полномочиями и проводить политику в ущерб интересам тех или иных государств. Действительно, правительство Конго пригласило в свою страну войска ООН, а они были использованы затем против самого же правительства. Так же может получиться и при создании контрольного органа во главе с единоличным председателем, который один будет осуществлять проверку соблюдения соглашения. Ясно, что при такой структуре наша сторона всегда будет в меньшинстве, поскольку вы же никогда не согласитесь на то, чтобы председатель контрольного органа был коммунистом, представителем Советского Союза. Ну, а мы точно так же не согласимся на кандидатуру представителя западных держав или представителя нейтральной страны. Хаммаршельд тоже из нейтральной страны, но он проводит политику в угоду западным державам.

Конечно, господин президент, если вы хотите, чтобы меня прогнали с моего поста, тогда продолжайте настаивать на вашем предложении. Но я надеюсь, что вы этого не хотите.

Кеннеди энергично жестами показал, что он против такого развития событий.

– В контрольном органе должны быть равные условия для всех участников соглашения, – продолжил Хрущев. – Мы не хотим для себя господства в этой контрольной комиссии, но и не позволим, чтобы над нами кто-то господствовал. Поэтому мы и выдвигаем свое предложение о тройке. Осуществление нашего предложения не наносит ущерба ни одному из участников соглашения. Этот принцип тройственности следовало бы осуществить и в других международных организациях и органах.

Что касается инспекций, то мы считаем, что трех инспекций ежегодно в каждой стране вполне достаточно для проверки соблюдения государствами соглашения о прекращении ядерных испытаний. Если инспекций будет больше трех, то, по нашему мнению, это уже будет означать не контроль, а разведку, а на это мы не пойдем… Главное в нашей позиции заключается в том, что, если вы примете наши предложения о разоружении, мы готовы будем принять любые ваши предложения о контроле. И в этом случае мы бы сняли свое условие о создании контрольного органа по наблюдению за прекращением ядерных испытаний из трех представителей с обязательным согласованием всех решений между всеми тремя. Тогда вы сможете свободно зайти в любые двери, которые широко распахнуты, на любой завод, или фабрику, или в институт в нашей стране, а мы – в вашей. Так что давайте увяжем вопрос разоружения с прекращением испытаний ядерного оружия. Давайте совместно разработаем общее соглашение о прекращении испытаний и полном и всеобщем разоружении при самом полном и глубоком контроле с тем, чтобы не допустить тайного вооружения той или иной страны.

У Кеннеди возникли вопросы:

– Правильно ли считать, господин председатель, что, по вашему мнению, совершенно невозможно найти абсолютно нейтрального человека?

– Да, невозможно, – заверил Хрущев на основе своего богатого жизненного опыта.

– Второй мой вопрос касается вывода, который вытекает из вашего предложения. Ведь если вы, к примеру, находитесь в этой комнате, а я в соседней, и если каждый из нас может войти в комнату друг друга лишь с разрешения другого, то это не даст гарантий, что в одной из комнат не происходит что-то подозрительного. При таких условиях трудно будет создавать доверие друг к другу. Ведь я должен буду направить договор о прекращении ядерных испытаний в Сенат для ратификации и при этом я должен буду заверить Сенат, что имеются конкретные гарантии соблюдения этого договора. Если же я не смогу представить таких гарантий, то я просто не представляю себе, как Сенат США сможет принять такой договор. Даже если мы с вами согласимся на такой основе, то как же можно будет убедить американский народ в том, что соглашение действительно соблюдается? Конечно, в нашей стране легче будет осуществлять контроль, поскольку у нас все происходит публично и обо всем сообщается в печати. Но ведь ясно, что если, предположим, Советский Союз будет тайно проводить испытания, то он не пустит контрольную комиссию в тот район, где эти испытания проводятся.

– Господин президент, американцы очень хорошо умеют скрывать то, что они не хотят делать достоянием гласности.

Хрущев знал, о чем говорил.

– Нет. У нас все публикуется в газетах, – слукавил Кеннеди.

– Тогда что же делает Аллен Даллес? – поинтересовался Хрущев.

– Это не секрет. То, что он делает, тоже публикуется в печати.

– Тогда зачем же вы ему деньги платите? – откровенно смеялся Хрущев над делавшим вид, что верит в собственную пропаганду, Кеннеди.

– Мы хотели бы, чтобы то, что он делает, оставалось тайной, но это не получается.

– Вот это откровенно, господин президент. Мне это нравится. Кстати, мы ведь в своих предложениях исходим из того, что три инспекции в год могут проводиться в каждой стране в любых районах, где только показания научных приборов бесспорно указывают на необходимость исследовать положение на месте.

– Я согласен с вами, господин председатель, в том, что соглашение о прекращении испытаний само по себе не сократит количества ядерного оружия, имеющегося в распоряжении Советского Союза или США, и не обеспечит прекращения производства этого оружия. Однако заключение такого соглашения уменьшит возможности для распространения этого оружия на другие страны вследствие давления на них общественного мнения.

Однако если не будет достигнуто соглашение о прекращении ядерных испытаний, то через 5–10 лет появится 10, а то и 15 стран, которые создадут у себя производство атомного оружия и, следовательно, будут сами иметь возможность взорвать земной шар. Таким образом, в случае подписания соглашения о прекращении ядерных испытаний возможности атомной войны в мире намного уменьшатся.

– В ваших рассуждениях есть, безусловно, логика, – согласился Хрущев. – Но возьмите, к примеру, Францию. Сейчас три державы, обладающие атомным оружием, ведут переговоры в Женеве, а Франция плюет на эти переговоры и испытывает атомное оружие. Мы исходим из этого, что запрещение испытаний ядерного оружия является лишь одним шагом на пути к достижению соглашения о разоружении. Надо поэтому начать с главного, а прекращение испытаний явится тогда частью общего решения.

– Теперь о разоружении, – заговорил Кеннеди. – Вы имеете в виду, говоря о всеобщем и полном разоружении, поэтапное разоружение с контролем за осуществлением каждого этапа или просто принятие декларации о таком разоружении, как общем в политике наших стран, к которой все желающие страны смогут присоединиться?

Хрущев даже обиделся.

– Я в претензии на вас, господин президент. Вы, видимо, плохо читали наши предложения о всеобщем и полном разоружении. Мы предлагаем поэтапное разоружение при обязательном контроле за осуществлением каждого этапа.

– А если предположить, что мы договоримся о всеобщем и полном разоружении и при этом в качестве первого шага договоримся о сокращении обычного вооружения или о ликвидации ракет. Вы в этом случае согласитесь с тем, чтобы в Советский Союз приехала международная комиссия для проверки выполнения этого шага?

– Я, господин президент, сейчас как раз и убеждаю вас начать с другого, ибо, как я уже говорил, прекращение испытаний – не главный вопрос.

– С чего же вы предлагаете начать?

– С чего хотите, – Хрущев был щедр. – Можно было бы начать, к примеру, с сокращения обычных вооружений, с запрещения атомного оружия, запрещения его производства, ликвидации военных и ракетных баз и т. п. В наших предложениях все это излагается, причем каждый этап находится в логической связи со следующим и осуществление каждого этапа должно происходить при полном и эффективном контроле. Мы считаем, что можно было бы договориться о таком порядке проведения мероприятий по разоружению, который не наносил бы ущерба интересам всех участников соглашения.

– Мы, кажется, вернулись к тому, с чего начали, – Кеннеди явно был недоволен. – США обеспокоены тем, что вот уже три года, пока идет Женевское совещание, существует мораторий на испытания без всякой инспекции. Перспектива продления этого моратория, без какого бы то ни было контроля, вызывает беспокойство в моей стране. Если мы за столь долгий срок не смогли договориться о прекращении испытаний, то, очевидно, договоренность по разоружению потребует еще более длительного времени. Поэтому мы и не склонны согласиться на соединение вопроса о прекращении испытаний с проблемой разоружения.

– Мы согласны продолжать переговоры, но никогда не согласимся на контроль, который, по существу, будет означать шпионаж, – повторил Хрущев. – Мы против предлагаемого вами контроля при условии сохранения у государств вооружений. Ибо это ведь означало бы согласиться на то, чего уже давно добивается Пентагон. Еще в 1955 году президент Эйзенхауэр выдвинул свой так называемый план «открытого неба». А теперь вы предлагаете вместо облетов, то есть воздушной разведки, заниматься наземной разведкой. Мы шли на переговоры с целью достигнуть договоренности и добиться решения главного вопроса о разоружении.

Кеннеди надоело говорить о разоружении.

– Перейдем к германскому вопросу? – поинтересовался президент.

Так только к полудню второго дня переговоров подошли к вопросу, который обе стороны считали главным. Хрущев начал обстоятельно:

– Со времени окончания войны прошло уже 16 с лишним лет. Советский Союз в этой войне понес огромные потери: мы потеряли не менее 20 миллионов человек, большие районы нашей страны были разрушены. И вот сейчас немцы, которые дважды в истории человечества развязывали мировые войны, вновь набирают силу, генералы бундесвера, которые раньше командовали гитлеровскими войсками, занимают ныне все больше и больше руководящих постов в НАТО. Это грозит третьей мировой войной с еще большими ужасами, с еще большими разрушениями.

Хочу, чтобы вы правильно поняли меня, господин президент. Мы хотим заключить мирный договор вместе с вами. Однако если вы не поймете нашу позицию и откажетесь подписать мирный договор, мы сами подпишем его. Если Западная Германия согласится, то мы подпишем договор с двумя германскими государствами. Если же нет, тогда мы подпишем договор с Германской Демократической Республикой. В этом случае мы будем считать, что состояние войны прекратилось на всей территории Германской Демократической Республики и все соглашения, все институты, появившиеся в результате капитуляции Германии, потеряют силу.

Следовательно, прекратится и оккупационный режим в Западном Берлине, и соглашение о доступе к Западному Берлину по утвержденным в свое время воздушным и наземным коридорам также станет недействительным. В результате такого мероприятия никто ничего не потеряет, и мы ничего не приобретем. Западный Берлин будет объявлен вольным городом, причем мы отнюдь не собираемся объявлять какой-то блокады или вмешиваться в его внутренние дела. При этом мы готовы, в случае вашего согласия, совместно обеспечить полное невмешательство в дела Западного Берлина и гарантировать его связь с внешним миром. Если вы предпочтете, чтобы статус Берлина обеспечивали войска нейтральных стран, мы готовы будем и на такой шаг. Если вы сочтете необходимым, чтобы гарантии для Западного Берлина были закреплены юридически Организацией Объединенных Наций, мы согласимся и на это.

Кеннеди сразу предупредил:

– Мы в данном случае говорим не о Лаосе, а о вопросе, который намного важнее и который непосредственно касается Соединенных Штатов. Мы находимся в Берлине не в результате каких-то выборов. Мы завоевали право находиться там, хотя, конечно, и не понесли таких огромных потерь, как вы. Мы находимся в Берлине на основе международного соглашения, а не с согласия восточных немцев. Это наше право не может быть отменено в одностороннем порядке. Из года в год на протяжении уже длительного времени каждый американский президент вновь подтверждал решимость США соблюдать взятые на себя обязательства. Если теперь мы вдруг согласимся на отмену этих обязательств в Германии, то никто больше не будет верить Соединенным Штатам, а это создаст угрозу для нашей безопасности. Ведь если нас вытеснят из Западного Берлина, все те гарантии, которые мы дали Западной Европе, потеряют свой вес, и народы перестанут верить нашей стране. Следовательно, данный вопрос затрагивает интересы не одних только США, а интересы всей Западной Европы.

Кеннеди еще раз подчеркнул, что США никогда не согласятся отказаться от «завоеванных» прав. Лицо Хрущева медленно багровело. Он прервал президента, заявив, что понял его слова, означающие нежелание подписывать мирный договор. И язвительно заметил, что американцы весьма расширенно толкуют понятие национальной безопасности.

– Так вы, может быть, и в Москву хотите прийти? – поинтересовался Хрущев. – Ведь это очень способствовало бы интересам США.

– Но в Берлине мы уже находимся, – парировал Кеннеди. – Я же не предлагаю, чтобы вы пришли в Вашингтон или мы в Москву. Это вы предлагаете изменить уже существующее положение. Советский Союз добился огромных успехов, вы послали своего человека в космос, ваше влияние в мире сильно возросло. А теперь вы предлагаете в дополнение к тем проблемам, с которыми мы сталкиваемся в нашем районе земного шара, поставить нас, США, в положение полной изоляции во всем мире. Как могут США согласиться на то, чтобы Восточная Германия запретила нам доступ, который мы завоевали? Если мы примем это условие, это, повторяю, приведет к полной политической изоляции США, а я не для того стал президентом США, чтобы председательствовать при подобном процессе изоляции моей страны так же, как я уверен, и вы никогда не согласились бы на это в отношении вашей страны.