Текст книги "1962. Хрущев. Кеннеди. Кастро. Как мир чуть не погиб"

– Значит, вы не хотите подписать мирный договор? – решил удостовериться Хрущев.

– Учитывая напряженное положение в мире, сейчас просто не время менять положение в Берлине, – чуть не умолял Кеннеди. – Я не требую от вас изменения вашей позиции, а лишь призываю вас к тому, чтобы не менять нынешнего равновесия сил. Нас беспокоит в ваших предложениях не подписание какого-то документа с Восточногерманской Республикой. Зловещей нам кажется другая часть вашего предложения, а именно та, где вы говорите о прекращении доступа и отмене наших прав в Западном Берлине.

Если до этого момента Хрущев еще как-то сдерживался, то теперь замахал руками и заговорил на повышенных тонах со скоростью пулемета.

– Вы не хотите подписать мирный договор и тем самым нормализовать положение в этой исключительно опасной точке Европы, да и всего мира. Мы хотим ликвидировать эту занозу, эту язву на теле Европы, и сделать это так, чтобы не нанести ущерба ни одному из заинтересованных государств. Мы хотим решить этот вопрос ко всеобщему удовлетворению не путем каких-то интриг, а путем подписания мирного договора со странами-участницами антигитлеровской коалиции. А вы говорите, что это противоречит интересам США. Мы же не предлагаем пересмотреть границы.

Мирный договор будет сдерживать реваншистов, которые сейчас выступают с призывами изменить границы. В свое время Гитлер говорил, что ему необходимо «жизненное пространство» чуть ли не до Урала. А сейчас те генералы, которые командовали гитлеровскими войсками, завладели чуть ли не всеми командными высотами в НАТО. Но нет силы, которая могла бы удержать нас от подписания мирного договора с Германией.

В самом деле, на сколько же еще лет вы хотите отложить решение этого вопроса – еще на 16 или на 30? Вы говорите о своих правах и о том, что вы их завоевали. Конечно, человеку одинаково жаль пролитой им капли крови и пролитого литра крови. Вы во время войны потеряли тысячи людей, а мы миллионы. Матерям погибших американцев так же больно, как и матерям русских солдат. У нас в стране нет ни одной семьи, которая не потеряла бы кого-либо из близких во время войны. Я сам потерял сына на фронте. Микоян потерял на войне сына. У присутствующего здесь Громыко погибли оба брата. А вы хотите продолжать это положение, пока немецкие милитаристы не накопят новых сил для следующего скачка. Так что мы подпишем мирный договор, и суверенитет Германской Демократической Республики будет соблюдаться. А если кто-либо нарушит этот суверенитет, мы будем рассматривать это как акт агрессии со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– Означают ли ваши слова, что в случае подписания мирного договора наш доступ в Западный Берлин будет прегражден.

– Вы правильно поняли, господин президент, – жестко ответил Хрущев.

Кеннеди уверил, что он против наращивания Западной Германией своей военной мощи до таких размеров, чтобы это создало угрозу для Советского Союза. Но был резок:

– Вы предлагаете сейчас одним росчерком пера резко изменить нынешнее равновесие сил не в нашу пользу, отменив в Западном Берлине все те права, которыми мы пользовались вместе с нашими союзниками. Приехав сюда с надеждой достигнуть улучшения отношений между нашими странами, я не хотел бы уезжать с мыслью о том, что вы собираетесь подписать этот договор и произвольно отменить все наши права в отношении Западного Берлина.

– Мы лишь хотим закрепить то положение, которое сложилось после Второй мировой войны, – настаивал Хрущев. – Западная Германия оказалась в составе союза западных держав, и это факт. Восточная Германия входит в союз социалистических стран, и вы должны это признать как совершившийся факт. Мы предлагаем юридически закрепить нынешние границы между Западной и Восточной Германиями, подтвердить границы Польши, Чехословакии и закрепить суверенитет ГДР. А для этого необходимо ликвидировать оккупационный режим в Западном Берлине. Поймите нас, господин президент, как же мы можем подписать мирный договор, сохранив при этом ваши оккупационные права в Западном Берлине. Да на каких основаниях? Вы говорите, что вы кровь проливали, но мы ведь тоже проливали свою кровь.

Кеннеди перебил Хрущева:

– На основании соглашений, подписанных и Советским Союзом.

– Мы придерживаемся этих соглашений до заключения мирного договора, но после его подписания прекратится состояние войны, и все договоры, вытекающие из состояния войны, прекратят свое действие.

– Но Западный Берлин не находится на территории Восточной Германской Республики, – возмутился Кеннеди.

– Вся территория Восточной Германии, включая Западный Берлин, составляет территорию ГДР, – просветил его Хрущев.

– Такова ваша точка зрения, – возразил президент. – Но мы считаем, что мы получили определенные права в Западном Берлине по согласованию с вами. А теперь вы хотите передать эти права Восточной Германии. В одностороннем порядке вы не можете передать, кому бы то ни было наших прав.

– Я знаком с этой аргументацией, – продемонстрировал знание вопроса Хрущев. – Она лишена юридических оснований. Война давно кончилась, а все войска должны быть выведены из Германии. В свое время президент США Рузвельт говорил, что через два-три года после окончания войны все войска должны быть выведены из Германии. Так давайте выведем свои войска. Это будет самым разумным решением.

Но зачем вам нужен Западный Берлин, почему вы считаете его столь важной точкой? Может быть, вы хотите использовать его в качестве опорного пункта для нападения на нас? Но, господин президент, вы бывший морской офицер, я тоже немало времени провел в армии и думаю, что вы прекрасно понимаете, что с военной точки зрения Западный Берлин не имеет никакого значения.

Кеннеди согласился.

– Вы, видимо, намекаете на возможность возникновения войны из-за Западного Берлина, – сообразил Хрущев. – Но учтите, что мы войну не начнем. Мы будем защищать мир, и пусть история рассудит, кто из нас прав. Если вы развяжете войну из-за Берлина, то уже лучше пусть сейчас будет война, чем потом, когда появятся еще более страшные виды оружия. Но я все же думаю, что мир восторжествует. В Пентагоне, правда, есть люди, которые хотят войны, но я думаю, вы прекрасно понимаете, что из себя будет представлять современная война. Аденауэр прекрасно знает, что будет означать для Западной Германии война. Макмиллан тоже знает, что такое война. Ни один здравомыслящий человек не хочет войны, а если есть на свете сумасшедшие, то на них надо одеть смирительную рубаху.

Кеннеди стоял на своем:

– Вы создаете кризис в Берлине, а не Соединенные Штаты. Соединенные Штаты давно уже, еще до моего прихода на пост президента, связали себя обязательствами по отношению к Берлину, а вы теперь хотите в одностороннем порядке в конце этого года подписать мирный договор и лишить нас нашего права доступа к Берлину. Вы считаете, что это путь к миру?

– Так что же делать? Ваши притязания не свидетельствуют о ваших добрых намерениях. Вы хотите сохранить состояние войны в Западном Берлине, а мы не согласны на это. Вы же в одностороннем порядке аннулировали в Западной Германии все то, что было в наших интересах: вы лишили нас репараций и вооружили Германию. Вы в одностороннем порядке подписали мирный договор с Японией, в результате чего у нас сейчас нет мирного договора с этой страной. Вы считаете, что эти действия с вашей стороны оправданны, а наши намерения аморальны.

Кеннеди возразил: Хрущев публично заявлял, что подписал бы Сан-Францисский договор с Японией, если бы в то время был у власти.

– Мы уверены, что наше присутствие в Берлине пользуется поддержкой населения Западного Берлина, по отношению к которому мы приняли на себя определенные обязательства, – продолжал президент. – Вы говорите, что мы хотим сохранить состояние войны в Берлине, но там нет никакой войны, а Берлин, как вы сами сказали, не имеет важного значения с военной точки зрения. Я считаю, что было бы хорошо, если бы Западная Германия и Восточная Германия могли бы найти пути для нормализации своих отношений и если бы СССР и США могли бы развивать свои отношения в положительном направлении.

– Тогда давайте подпишем временное соглашение по Германии. При этом вы, конечно, понимаете, что никакого воссоединения сейчас не может быть. Поэтому я рассматриваю это наше предложение, если говорить откровенно, как чисто формальный момент, рассчитанный на то, чтобы создать впечатление, что великие державы перекладывают ответственность на самих немцев.

– У нас нет никаких притязаний. Мы защищаем те права, которые нам принадлежат.

У Хрущева в папке нашелся рояль в кустах:

– Мы можем дать вам памятную записку с изложением нашей позиции по германскому вопросу, чтобы вы могли лучше изучить наши взгляды в случае, если мы вернемся к обсуждению этого вопроса[593]593
  Президиум ЦК КПСС. 1954–1964… Т. 3. М., 2015. С. 193–212.


[Закрыть].

Когда Хрущев и Кеннеди сделали наконец перерыв на обед, их жены гуляли в центре Вены.

А за обеденным столом двое лидеров вели разговор о гонке вооружений. Хрущев сказал, что внимательно изучил майское обращение президента к Конгрессу с предложением резко увеличить расходы на вооружение. Понятно, сказал Хрущев, что США не могут разоружаться, поскольку все решают монополисты. Но если США будут наращивать вооружения, то это вынудит его делать то же самое.

Впрочем, Хрущев слегка поменял тему, заявив, что обдумает возможность совместного лунного проекта и выразил сожаление, что такое сотрудничество невозможно, пока не решен вопрос разоружения.

Кеннеди, видя, что переговоры пока ни к чему не приводили, попросил Хрущева о еще одной встрече один на один. Тот согласился. На протяжении всей жизни Кеннеди преодолевал препятствия за счет своего обаяния. Однако это был не тот случай[594]594
  Кемп Ф. Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле. М., 2013. С. 275–278.


[Закрыть].

– Приходится признать, господин председатель, что по вопросу о Берлине мы придерживаемся разных мнений, – констатировал Кеннеди. – Однако этот вопрос имеет столь большое значение для нас обоих, что я надеюсь, что в интересах улучшения отношений между нашими странами вы не будете предпринимать таких действий, в результате которых окажетесь глубоко вовлеченным в происходящие события, и наши страны окажутся перед лицом непосредственного столкновения друг с другом.

– Я ценю вашу откровенность, господин президент, но в свою очередь заявляю, что если вы будете настаивать на праве доступа в Берлин после подписания мирного договора, то даже прямое столкновение между нами не решит этого вопроса в вашу пользу, – продолжал настаивать Хрущев. – Мы будем защищаться против агрессии в случае, если ваши войска перейдут границы ГДР. Я был бы рад, если бы вы согласились принять нашу промежуточную позицию и подписали бы временное соглашение по Германии и Западному Берлину с тем, чтобы впоследствии подписать мирный договор без ущерба для нашего престижа.

– Это временное соглашение предусматривает присутствие в Берлине наших войск?

– Да, на период действия этого соглашения.

– А потом доступ к этому городу будет закрыт?

– Да. Но для сохранения вашего престижа мы готовы на то, чтобы ваши войска вместе с контингентами войск Англии, Франции и, конечно, Советского Союза продолжали оставаться в Западном Берлине на основании соглашения, зафиксированного в ООН.

– Господин председатель, – предупредил Кеннеди. – Либо вы не верите, что мы серьезно настроены и готовы выполнить свои юридические обязательства в данном вопросе, либо вы чувствуете, что, несмотря на огромные успехи вашей страны в экономической и других областях, в области завоевания космического пространства, положения вашей страны столь неудовлетворительно, что вы готовы пойти на риск открытого столкновения между США и СССР ради изменения положения в Западном Берлине, которое просуществовало уже 16 лет. Во всяком случае, я не думаю, что кто-либо в вашей стране был бы действительно заинтересован в акциях, которые через 6 месяцев могли бы привести к пагубным для человечества последствиям.

– Мы хотим мира, – сделал наивное лицо Хрущев.

– Если бы я не хотел мира, я бы не приехал сюда. Легко развязать войну, господин председатель, но трудно обеспечить мир.

– Я пережил три войны, господин президент, и знаю, какие последствия несут они народу. И не я, а вы угрожаете войной. Я лишь принимаю ваш вызов, ибо, если вы начнете войну, мы вынуждены будем ответить.

– Так это вы хотите изменить существующее положение.

– Я хочу мира и мирного договора с Германией. Если бы я хотел изменить границы или завоевать другие народы, тогда вы действительно обязаны были бы защищаться. А мы хотим только мира. Угрозы с вашей стороны не остановят нас. Мы войны не хотим, но если вы ее навяжете, то она будет. Так можете и сказать Макмиллану, де Голлю и Аденауэру. Так что имейте в виду, господин президент, – это наше неотступное решение, и мы подпишем мирный договор в декабре этого года.

– Да, кажется, холодная будет зима в этом году[595]595
  Президиум ЦК КПСС. 1954–1964… Т. 3. М., 2015. С. 213–214.


[Закрыть], – сделал прощальное предсказание Кеннеди.

Корреспонденты со всего мира ждали у порога посольства. Хрущев, широко улыбаясь, попрощался с хмурым Кеннеди. На следующий день в газетах появились фотографии, отражавшие настроение обоих лидеров – один радостно улыбался, другой выглядел мрачным и усталым. Хрущев был уверен, что одержал победу.

Когда черный лимузин Кеннеди с американским флагом и личным флагом президента на капоте отъехал от советского посольства, Кеннеди с силой ударил кулаком по дверце машины. Особенно, свидетельствовал ехавший с ним в машине Раск, он был потрясен тем, что Хрущев использовал слово «война» во время резкого обмена мнениями, слово, которое избегали до того времени использовать, заменяя менее тревожными синонимами[596]596
  Кемп Ф. Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле. М., 2013. С. 281–282.


[Закрыть].

«Последняя наша встреча с Кеннеди произошла на приеме или в театре, – вспоминал Хрущев. – Кеннеди был очень мрачен. Не только озабочен, но и мрачен. Когда я смотрел на его лицо, он у меня вызывал сочувствие, сожаление. Я хотел, чтобы мы расстались с другим настроением, но помочь ему ничем не мог… А сочувствовал ему, потому что не создавалось предпосылок к лучшему, и мы опять отбрасывались назад, возможно, к еще большему обострению, к продолжению “холодной войны”. За это мы должны были платить, потому что опять начиналась гонка вооружений»[597]597
  Хрущев Н. С. Воспоминания. Время. Люди. Власть. Кн. 2. М., 2016. С. 642.


[Закрыть].

И все же большого удовлетворения встреча Хрущеву не доставила. «Кеннеди занимал те же позиции, что и Эйзенхауэр, – писал он. – Политика, которую проводил представитель республиканской партии Эйзенхауэр, и политика Кеннеди, представлявшего демократическую партию, одна и та же. Лишь персонально она несколько изменилась. Видоизменился и способ ее проведения. Но суть, на которой она основывалась, та же: в первую очередь соблюдаются интересы крупного капитала, сохраняются и агрессивные устремления США. В этом – главное: непризнание ими никого; делаю то, что моя, дяди Сэма, левая нога захочет… Но время работало в нашу пользу. С каждым годом росла наша экономическая мощь, усиливалось наше вооружение. Мы все больше и больше продвигались в освоении космоса, наращивали и совершенствовали ракетно-ядерное оружие. Его ассортимент стал более широким, от тактических до стратегических ракет. Это придавало нам другой вес и звучность голоса, хотя мы и сдерживали себя. Наш партнер не должен был заметить, что мы тоже начинаем говорить с ним с позиции силы»[598]598
  Хрущев Н. С. Воспоминания. Время. Люди. Власть. Кн. 2. М., 2016. С. 636.


[Закрыть].

Добрынин считал: «Хрущев уехал с этой встречи, все еще недооценивая решимость Кеннеди защищать свои позиции. Кеннеди же, пожалуй, несколько переоценивал готовность Хрущева к решительным действиям вокруг Берлина, начав сам подготовку к возможной пробе сил. У меня же осталось впечатление от их встречи в Вене, что у Хрущева был неплохой шанс установить там более конструктивные личные отношения с новым президентом, но он упустил этот шанс и реальную возможность улучшения принципиального взаимопонимания с Кеннеди»[599]599
  Добрынин А. Ф. Сугубо доверительно… М., 2016. С. 38.


[Закрыть].

Результаты переговоров рассматривали 17 июня на Президиуме ЦК. Постановление выглядело так: «Беседы позволили изложить позицию Советского правительства непосредственно президенту США и в то же время лучше выяснить позиции нынешнего правительства США по обсуждавшимся вопросам. Встреча показала, что не должно быть иллюзий относительно позиции нынешнего президента США и американского правительства в целом в отношении возможностей согласованного решения спорных международных проблем и серьезного улучшения советско-американских отношений в ближайшее время…

Считать целесообразным: передать полную запись бесед тов. Хрущева Н. С. с президентом США Д. Кеннеди первым секретарям ЦК коммунистических и рабочих партий социалистических стран, а также Фиделю Кастро»[600]600
  Президиум ЦК КПСС. 1954–1964… Т. 3. М., 2015. С. 170.


[Закрыть].

Среди восемнадцати стран, куда послали стенограммы, были и такие, как Египет, Ирак, Индия, Бразилия, Камбоджа и Мексика. Проинформировали и югославского лидера Тито. «Хрущев действовал как победитель, желая вместе со всеми еще раз пережить чемпионский матч, – замечал Кемп. – Хрущев продолжил дома взятый в Вене жесткий курс, но еще решительнее и жестче»[601]601
  Кемп Ф. Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле. М., 2013. С. 293–294.


[Закрыть].

Кеннеди покидал переговоры в еще худшем настроении. Алан Бринкли писал, что Кеннеди тяжело переживал свой, как ему казалось, полный провал на переговорах с Хрущевым. «У меня в жизни не было ничего хуже этого»[602]602
  Бринкли А. Джон Фицджеральд Кеннеди. М., 2013. С. 157.


[Закрыть].

Во время полета из Вены в Лондон в самолете Кеннеди царила столь мрачная атмосфера, что его адъютант, генерал ВВС Годфри Макхью, сравнил это с «полетом бейсбольной команды, проигравшей в финале Мировой серии. Все в основном молчали»». Желая немного отвести душу, Кеннеди пригласил в свой салон О’Доннелла.

– Все войны начинаются с глупости, – произнес президент. – Бог свидетель, я не изоляционист, но кажется чрезвычайной глупостью рисковать жизнью миллионов американцев из-за спора о правах доступа по автобану или из-за того, что немцы хотят объединения Германии. Должны быть гораздо более крупные и важные причины, чем эти, если мне придется грозить России ядерной войной. Ставкой должна быть свобода всей Западной Европы, прежде чем я припру Хрущева к стенке и подвергну его окончательному испытанию.

Кеннеди излил свою злобу на Аденауэра и западных немцев, которые непрерывно жаловались на то, что он недостаточно жестко вел себя по отношению к СССР. Президент не хотел ввязываться в войну из-за Берлина.

– Не мы явились причиной отсутствия единства Германии, – сказал он О’Доннеллу. – На самом деле мы не несем ответственности за оккупацию Берлина четырьмя державами. А теперь западные немцы хотят, чтобы мы выгнали русских из Восточной Германии. Мы тратим огромные средства на обеспечение защиты Западной Европы и в особенности Западной Германии, в то время как Западная Германия стремительно приближается к тому, чтобы стать одной из наиболее развитых в промышленном отношении стран в мире. Что ж, если они думают, что мы ввяжемся в войну за Берлин, считая, что это последний отчаянный шаг для спасения НАТО, то они ошибаются![603]603
  Кемп Ф. Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле. М., 2013. С. 285–287.


[Закрыть]

В Лондоне президента встречал премьер-министр Макмиллан, которому Кеннеди жаловался, что «впервые в жизни встретил человека, который не попал под его обаяние». Британский премьер отметил, что президент был «совершенно подавлен грубостью и безжалостностью» Хрущева. Кеннеди, по мнению Макмиллана, производил впечатление человека, «впервые встретившегося с Наполеоном в расцвете его могущества и славы», или «Невилла Чемберлена, пытающегося вести переговоры с господином Гитлером»[604]604
  MacMillan H. Pointing the Way, 1959–1961. N.Y., 1972. Р. 356–357.


[Закрыть].

– Самое тяжелое испытание в моей жизни, – рассказывал Кеннеди по возвращении в США корреспонденту «Нью-Йорк таймс» Джеймсу Рестону. – Думаю, он так себя вел из-за нашей неудачи на Кубе. Видимо, решил, что с человеком, ухитрившимся ввязаться в такую историю, легко будет справиться. Решил, что я молод, неопытен и слаб духом. Он меня просто отколошматил… У нас серьезнейшая проблема. Если он считает, что я неопытен и слаб – я обязан его в этом разубедить, иначе мы так никуда и не двинемся. Так что мы должны действовать[605]605
  Beschloss M. The Crisis Years: Kennedy and Khrushchev, 1960–1963. N.Y., 1991. Р. 224–225.


[Закрыть].

Дэйвид Хальберстам полагал, что исход саммита «вместо того, чтобы снизить напряженность, усилил ее. Президент расстался с Хрущевым в Вене с ощущением, что ему врали. Он был еще более, чем раньше, настроен решительно показать Хрущеву, что, несмотря на молодость и Залив Свиней, он тот человек, с которым надо считаться»[606]606
  Halberstam D. The Best and the Brightest. N.Y., 1993. Р. 72.


[Закрыть].

Берлинская стена и гибкое реагирование

Если бы не затмивший его Карибский кризис, на звание самого острого международного конфликта послевоенного периода мог претендовать кризис Берлинский. Но обо всем по порядку.

После Вены какое-то время продолжался период обмена внешними любезностями. В середине июня в Вашингтон прибыл советник МИДа Смирнов с письмом и подарком Кеннеди от Хрущева. Президент был вроде как болен и официально никого не принимал. Пришлось задействовать канал связи Большакова с Робертом Кеннеди, и 20 июня президент принял Смирнова. Подарком для Жаклин был щенок Пушинка, потомок одной из побывавших в космосе лаек[607]607
  Корниенко Г. Холодная война. Свидетельство ее участника. М., 2001. С. 104.


[Закрыть].

Вскоре – 26 июня – в американскую столицу прибыли председатель Гостелерадио Харламов и Аджубей, главред «Известий» и зять Хрущева. И вновь не без содействия Большакова и брата президента им удалось получить аудиенцию у Кеннеди в Белом доме[608]608
  Лота В. И. Армагеддон отменяется. Карибский кризис: люди, события, документы. М., 2014. С. 133.


[Закрыть].

А Хрущев только продолжал играть на обострение, о чем с удовольствием писал в мемуарах: «После этой встречи через печать, в беседах, на приемах и прочими средствами мы нарочно стали рекламировать, что вот-вот намереваемся осуществить наши предложения и подписать мирный договор с ГДР»[609]609
  Хрущев Н. С. Воспоминания. Время. Люди. Власть. Кн. 2. М., 2016. С. 643.


[Закрыть].

Однако американская сторона продолжала просто жестко отвергать все более настойчивые требования Хрущева. Он не продвинулся ни на сантиметр. Для Хрущева ситуация оборачивалась серьезной потерей лица.

Он готовился сделать еще один решительный шаг, обреченный на то, чтобы вызвать резко негативную реакцию в Соединенных Штатах и не только там. Он решил возобновить ядерные испытания, которые не проводились ни в 1959-м, ни в 1960-м, ни в первой половине 1961 года.

Утром 10 июля он собрал ключевых участников советского ядерного проекта в Овальном зале Кремля на «Встречу руководителей партии и правительства с учеными-атомщиками». Среди приглашенных был и академик Андрей Дмитриевич Сахаров, который вспоминал: «Хрущев сразу объявил нам о своем решении – в связи с изменением международной обстановки и в связи с тем, что общее число испытаний, проведенных СССР, существенно меньше, чем проведенных США (тем более вместе с Великобританией), – осенью 1961 года возобновить ядерные испытания, добиться в их ходе существенного увеличения нашей ядерной мощи и продемонстрировать империалистам, на что мы способны… Обсуждать решение, конечно, не предлагалось. После выступления Хрущева должны были с краткими сообщениями, на 10–15 минут… выступить ведущие работники и доложить об основных направлениях работ. Я выступил в середине этого “парада-алле”, очень бегло рассказал о работах по разработке оружия и заявил, что, по моему мнению, мы находимся в такой фазе, когда возобновление испытаний мало что даст нам в принципиальном отношении».

После выступления Сахаров отправил Хрущеву записку: «Я убежден, что возобновление испытаний сейчас нецелесообразно с точки зрения сравнительного усиления СССР и США. Сейчас, после наших спутников, они могут воспользоваться испытаниями для того, чтобы их изделия соответствовали бы более высоким требованиям… Не считаете ли Вы, что возобновление испытаний нанесет трудно исправимый ущерб переговорам о прекращении испытаний, всему делу разоружения и обеспечения мира во всем мире?»

Реакция Хрущева не заставила себя ждать. «Через час мы все вошли в зал, где был накрыт большой парадный стол человек на 60 – с вином, минеральной водой, салатами и икрой (зеленоватой, т. е. очень свежей). Члены Президиума вошли в зал последними, после того как ученые расселись по указанным им местам. Хрущев, на садясь, выждал, когда все затихли, и взял в руки бокал с вином, как бы собираясь произвести тост. Но он тут же поставил бокал и стал говорить о моей записке – сначала спокойно, но потом все более и более возбуждаясь: лицо его покраснело, и он временами переходил почти на крик…

– Предоставьте нам, волей-неволей специалистам в этом деле, делать политику, а вы делайте и испытывайте свои бомбы, тут мы вам мешать не будем и даже поможем. Мы должны вести политику с позиции силы. Мы не говорим это вслух – но это так! Другой политики не может быть, другого языка наши противники не понимают… Сахаров, не пытайтесь диктовать нам, политикам, что нам делать, как себя держать. Я был бы последний слюнтяй, а не Председатель Совета Министров, если бы слушался таких, как Сахаров!»[610]610
  Сахаров А. Д. Воспоминания. Полное издание в одном томе. М., 2019. С. 218–220.


[Закрыть]

А в эти же летние дни в Вашингтоне обсуждали еще более зловещие планы: что конкретно делать с СССР в случае обострения ситуации в Берлине.

Президент Кеннеди отдыхал – в Хайаннис-Порте, в родном ему Массачусетсе. 8 июля ему доложили: Хрущев в речи перед выпускниками военных академий под бурные аплодисменты объявил, что отменит решение сократить Вооруженные Силы на 1,2 млн. человек и увеличит на треть оборонные расходы в ответ на решение Кеннеди нарастить американский военный бюджет на 3,5 млрд долл. Мировая война из-за Берлина едва ли возможна, сказал Хрущев, но готовиться следует к худшему.

Кеннеди был раздражен: по главному, как ему представлялось, вопросу мировой политики – берлинскому – Госдепартамент так и не представил свою позицию, так и не подготовил ответ на переданное Хрущевым в Вене письмо, хотя со времени встречи прошло уже больше месяца.

Было только предложение Дина Ачесона, теперь – консультанта Кеннеди по военно-стратегическим вопросам. Он советовал значительно увеличить военный бюджет, объявить в США чрезвычайное положение, привести в состояние полной боевой готовности ВМФ и Стратегическое командование ВВС, а чтобы американцы и Конгресс прониклись тревожностью момента, расширить программу строительства бомбоубежищ. Если все это не произведет впечатления на Москву, то нужно дополнительно ужесточить проверку на контрольно-пропускных пунктах в Берлине, увеличить туда поток транспорта с территории Западной Германии, включая переброску военной техники, что «будет указывать на возможное использование тактического, а затем и стратегического ядерного оружия».

Раск объяснял задержку с ответом Хрущеву необходимостью согласовать текст с союзниками. Кеннеди возмутился:

– Не союзники, а американский президент несет бремя ответственности за Берлин.

Кеннеди поручил госсекретарю и Пентагону в течение десяти дней представить переговорную позицию по германскому вопросу и план, «который допускал бы неядерное сопротивление в масштабах, достаточных как для того, чтобы продемонстрировать нашу решимость, так и для того, чтобы дать коммунистам время вторично подумать и вступить в переговоры прежде, чем все выльется в ядерную войну».

На совещании Совета национальной безопасности 19 июля Ачесон настаивал на введении чрезвычайного положения не позднее сентября и объявлении призыва резервистов. С ним не соглашался Макнамара, считая, что Кеннеди сможет объявить чрезвычайное положение, «когда потребует ситуация», и обойтись в этом случае мобилизацией резервов сухопутных войск. Ачесон стоял на своем, пока не понял, что Кеннеди не готов пока зайти так далеко. Позиция Макнамары восторжествовала.

Во многом именно ее президент озвучил в транслировавшемся по телевидению обращении к Конгрессу 25 июля. Он не объявил чрезвычайное положение, а обратился к законодателям с запросом о выделении дополнительных 3,45 млрд долл. на вооружения, призыве резервистов и доведении численности сухопутных сил с 875 до 1 млн. человек, а также введении экономических санкций против стран – участниц Варшавского договора в случае объявления блокады Берлина. Кеннеди заявил о готовности США в кратчайший срок перебросить в Европу дополнительно шесть дивизий и привести в боевую готовность авиационные соединения, необходимые для их поддержки[611]611
  Кемп Ф. Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле. М., 2013. С. 302, 331–333, 337–338.


[Закрыть].

– Непосредственная угроза свободе людей – в Западном Берлине. Угроза всемирная, и теперь, как никогда прежде, Западный Берлин превратился в испытательный полигон, где проверяются мужество и воля Запада, в место, где столкнутся наши обязательства, взятые в 1945 году, и честолюбивые амбиции Советов. Мы дали слово, что нападение на этот город будет рассматриваться нами как начало военных действий против всех нас[612]612
  Бринкли А. Джон Фицджеральд Кеннеди. М., 2013. С.158.


[Закрыть].

Кеннеди также просил от Конгресса дополнительно 207 млн. долларов на нужды «гражданской обороны» и призвал развернуть строительство атомных бомбоубежищ с запасом продуктов, воды и медикаментов[613]613
  Documents of on American Foreign Relations, 1962. Ed. by R, Stebbins. New York, 1963. Р. 95–105.


[Закрыть]. Последняя часть выступления Кеннеди произвела на американцев впечатление разорвавшейся бомбы, до сих пор никто не призывал их зарываться в землю. Выступление Кеннеди, писал его биограф Хью Сиди, было воспринято американцами как «речь, от которой веяло войной»[614]614
  Sidey H. John F. Kennedy. Portrait of a President. N.Y., 1964. Р. 231.


[Закрыть].

В стране, и без того запуганной антисоветской и антикоммунистической риторикой, разразилась настоящая военная паника. Конгресс США в спешном порядке удовлетворил все запросы Белого дома.

На обложке журнала «Тайм» был изображен начальник управления гражданской обороны Вирджил Кауч на фоне заголовка его статьи: «Бомбоубежища: как скоро? Насколько большие? Как обеспечат безопасность?» В статье Кауч буднично объяснял читателям, что готовиться к ядерному удару так же естественно, как делать прививки.

Состоятельные люди бросились покупать и строить индивидуальные бомбоубежища, заказы на которые стремительно росли. Американцы изучали пособия и многочисленные статьи с ответами о том, как уцелеть при ядерном взрыве[615]615
  Громыко А. А., Кокошин А. А. Братья Кеннеди. М., 1985. С. 183–184.


[Закрыть].

Хрущев по достоинству воспринял это послание президента, в чем убедился Джон Дж. Макклой, многоопытный дипломат, в прошлом заместитель госсекретаря, а теперь – основной американский переговорщик по вопросам контроля над вооружениями. Он был с женой и дочерью в Москве, когда их внезапно вызвали в Пицунду, где отдыхал Хрущев. Узнав, что 25 июля Кеннеди произносит речь, советский лидер хотел иметь возможность дать на нее немедленный ответ доверенному лицу президента. Ожидая выступления Кеннеди, Хрущев был в прекрасном расположении духа: предложил Макклою поплавать, одолжив ему плавки, фотографировался с ним в обнимку, играл в бадминтон, шутливо сравнивал дипломатию с перекидыванием волана туда-сюда.

На следующее утро, прочитав речь Кеннеди, Хрущев просто «взбесился» и «начал выражаться воинственно и грубо». Назвав речь, «по сути, объявлением войны», поскольку в ней ставился ультиматум, Хрущев вновь разразился угрозами: он подпишет мирный договор, несмотря ни на что: он перережет западные коммуникации с Западным Берлином, если Запад применит силу, война будет термоядерной. Соединенные Штаты и СССР, возможно, выживут, но европейские союзники США будут уничтожены полностью. Макклой был шокирован[616]616
  Таубман У. Хрущев. М., 2008. С. 545.


[Закрыть].