Текст книги "PR-дизайн и PR-продвижение"

Художественная литература

Прочитайте роман Р. П. Уоррена «Вся королевская рать».

Кинофильмы, рекомендуемые для учебного просмотра

Посмотрите художественный фильм, снятый по этому роману американским режиссером Стивеном Заилляном в 2006 году. Следует иметь ввиду, что кроме этой экранизации существуют еще американский фильм 1949 года (премия «Оскар» за 1950 год) и советский (!) 1971 года, так что вы можете выбирать и даже при желании сравнивать.

Глава 5
PR-дизайн и отечественная история

Но надлежит народную молву Исследовать прилежно и бесстрастно…

А. С. Пушкин. «Борис Годунов»

Любое правительство, равно как и любая партия, нуждается в поддержке со стороны народа, потому что именно из рук народа и с его одобрения они получают власть. Это очень хороню понимал и А. С. Пушкин, когда в своей бессмертной трагедии «Борис Годунов» написал о том, что Самозванец «силен не оружием, не польскою помогай, а мнением народным»; это понимали и вожди Великой французской революции, и отцы-основатели США, и наши российские большевики.

Понятные простому народу лозунги, броские, и запоминающиеся эмблемы, песни и знамена – все это хорошо известные нам сегодня средства воздействия PR на общество.

Сегодня каждая уважающая себя партия, точно так же, как и раньше любой рыцарь, имеет собственную эмблему (герб) и лаконичный девиз, и точно так же всевозможными запоминающимися символами окружает себя государство. Обыкновенный кусок цветной либо вышитой ткани почитается святыней, а при звуках мелодии государственного гимна так и вовсе нужно вставать, пусть даже каждый встающий понимает, что патриотизм этим отнюдь не измеряется! Но так принято, так все делают, и, следовательно, так надлежит делать и впредь, пусть отдельным критически мыслящим индивидам вся эта помпезность и мишура кажутся анахронизмом.

Таким образом, для какой бы общественности вы, как пиармен, не трудились, вам никуда не уйти от необходимости эту самую общественность изучать самым доскональным образом, причем изучать постоянно, поскольку все на свете изменяется.

Но опыт показывает, что даже самые изощренные приемы социологических исследований оказываются малодейственными, если у нас отсутствует основа для последних. А таковая основа в данном случае – это знания о нашем обществе в целом. Вспомните доктора Брауна из кинофильма «Назад в будущее», который постоянно задавался вопросом: «Откуда мы пришли, где мы находимся в настоящем и куда пойдем в будущем?». Но чтобы представлять себе, куда все-таки нам надо идти, вначале необходимо узнать, откуда мы вышли.

Конечно, обо всем этом рассказывается в учебниках по отечественной истории. Но… одно дело изучать ее просто так, и совсем другое – рассматривать историю с точки зрения теории и практики связей с общественностью. Начнем с нашего современного положения. Здесь на вопрос «Где мы находимся?» ответить легче всего: сегодня Россия существует в информационном или постиндустриальном обществе. И это обстоятельство должно особенно радовать специалистов по PR и рекламе. Почему? Да потому, что роль таких специалистов все время растет по мере постепенного перехода от тоталитарного общества и тотального огосударствления всего и вся к гражданскому обществу, учитывающему интересы отдельных граждан. Но тут нам наше извечное огосударствление всего и вся очень мешает, потому что свободе от него у нас просто не было времени научиться, не говоря уже о том, что у многих из нас ее нет до сих пор.

Речь прежде всего идет о финансовой, экономической независимости, поскольку бедняк, не имеющий возможности уехать туда, где лучше, – это всегда раб. А теперь посмотрим на имеющийся у нас средний уровень пенсионного обеспечения по отдельным профессиям по данным на 2017 год (в тысячах рублей): учителя – 9,5; врачи – около 13,3 (с учетом выплатам младшему медицинскому персоналу); шахтеры в сред ем по стране – 12; полицейские – 15; судьи – 130–140; летчики-испытатели – около 85,7; госслужащие – 80. А вот на западе Германии средняя пенсия у мужчин составляет 1052 евро, на востоке – 1006 евро. То есть нам опять-таки есть к чему стремиться и куда идти, не так ли? И как бы мы жили сейчас, имей наши пенсионеры такую вот немецкую пенсию?

А вот теперь вспомним, что вся история России связана с противостоянием государства и общества, причем государство постоянно пыталось (и не без успеха) взять над ним верх. Сегодня происходит все то же самое, но… позитивные перемены все-таки есть. Прежде всего это наличествующее право граждан владеть какой угодно собственностью, лишь бы они исправно платили налоги.

В условиях подлинной демократии пусть каждый говорит все, что хочет, так как сколько людей, столько и мнений. Ведь информационное общество потому и информационное, что каждый его член имеет полное право и на получение информации, и на ее распространение!

Нужно также понимать, что очень многое из того, что случилось у нас в прошлом, есть не что иное, как следствие хорошо продуманных и соответствующим образом организованных PR-мероприятий, о чем говорит хорошо известный пример с крещением Руси. Известно ведь, что до принятия христианства князь Владимир и человеческие жертвы языческим богам приносил, и девиц, как утверждают источники, обесчестил без счета, однако после всего этого задумался о выгодах единобожия и организовал своего рода «выбор вер», о чем довольно подробно рассказывается в летописи.

Здесь вряд ли имеет смысл приводить из нее все описание названных событий, но отрывок о том, как князь «полюбил» веру греческую, процитировать просто необходимо:

«И пришли мы в греческую землю, и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали – на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказывать об этом, – знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми, служба их лучше, чем в других странах. Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького; так и мы не можем уже здесь пребывать в язычестве», – сообщает нам «Повесть временных лет».

Там же описан приход к князю Владимиру булгар-мусульман, предлагавших ему веру мусульманскую:

«…приходили болгары магометанской веры, они говорили: „Ты, князь, мудр и смышлен, а закона не знаешь, уверуй в наш закон и поклонись Магомету"».

И когда Владимир спросил когда их: «Какова же ваша вера?», был дан ответ:

«Веруем богу, и учит нас Магомет так: совершать обрезание, не есть свинины, не пить вино, зато по смерти, говорит, можно творить блуд с женами. Дает Магомет каждому по семидесяти красивых жен, и избирает одну из них красивейшею, и возложит на нее красоту всех; та и будет ему женой…

Владимир выслушал все это, так как сам любил жен и всякий блуд, но вот не понравилось ему обрезание, воздержание от свиного мяса и от питья. Он сказал:

«Руси есть веселие пить, не можем без этого быть».

То есть все дело, оказывается, в том, что и сам князь, и его окружение, не говоря уже о его народе, любили пьянство куда больше блуда, а кроме того, видимо, князь просто-напросто побоялся обрезания. В любом случае это место в «Повести…» весьма показательно, а главное, крайне важно для любого пиармена, что «Руси есть веселие пить, не можем без этого быть», и, следовательно, для большинства наших граждан бесплатная раздача спиртного либо банальный фуршет были, есть и будут самым лучшим пиаром в реально обозримом будущем, и изменения этому состоянию, длящемуся уже больше тысячи лет, на мой взгляд, пока не предвидится.

Что же касается греков, то с их стороны демонстрация «лепоты» их веры было не что иное, как самый настоящий пиар, в результате которого переход всей земли Русской в одну веру с Византией как раз и совершился. Понятно, что Византия никогда бы не позарилась на славянские лесные просторы, а степи так и так принадлежали кочевникам. Сами византийцы предпочитали их подкупать, но не воевать с ними, натравливали их на российские рубежи, но напрямую с Русью никогда не воевали.

Так что Запад и Восток, представляющие в то время уже две огромные силы, оказались на время «отодвинутыми» от Руси, когда Византия как третья сила была для Руси практически не опасна. Наш князь поступил точно так же, как и герой романа Грэма Грина «Тихий американец», избравший для своих целей некую «третью силу» в своей политической игре на Востоке. Другое дело, что он оказался не в силах просчитать все отдаленные последствия этого решения в исторической перспективе.

Между тем если бы Владимир думал не только о себе, своей собственной власти и власти своих потомков, но и о своем народе в целом, то он, разумеется, должен был выбрать для него религию какой-нибудь сильной стороны.

В случае, если бы князь избрал мусульманство, Русь до самых своих западных границ превратилась бы в окраину мусульманского мира, а окраины всегда обустраивают и укрепляют. К нам пришла бы вся мудрость арабского востока, у нас бы строились мечети, по красоте своей подобные тем, что стоят сейчас в Бухаре и Самарканде, каменные мосты и удобные караван-сараи. Арабская письменность, арабская поэзия и литература – все это было бы нашим очень скоро, и теперь можно лишь только гадать, какие бы все это принесло плоды на богатой талантами русской земле. В случае военных конфликтов нас бы поддерживали мусульмане всего мира, а значит, в войнах с христианами у нас всегда был бы крепкий тыл.

Если бы у нас был принят католицизм, то ситуация повернулась бы в другую сторону с точностью до наоборот. Теперь не Польша и Литва, а именно Русь стала бы форпостом западной цивилизации на Востоке. К нам потянулось бы все рыцарство западной Европы, и у нас очень скоро начали строить каменные замки и монастыри вместо деревянных. Крестовые походы ради сокращения численности безземельных рыцарей в этом случае совершались бы отнюдь не в Палестину, а ради крещения мордвы и буртасов, а позднее – «за камень» – за Уральские горы. Причем целью этих походов были бы и распространение веры, и добыча ценных мехов, так как из-за сильного похолодания европейцы в Средние века в течение достаточно продолжительного периода времени реально замерзали без соответствующей верхней одежды, а мехов из собственных собственных для ее пошива им уже не хватало.

Но и в этом случае мы были бы границей. Только какой? Такой как, например, была Испания, получавшая для защиты Европы от мавров помощь из самых разных европейских стран. Или как Польша, где съехавшиеся со всей Европы рыцари в 1241 году проиграли монголам битву при Легнице.

У нас был бы западный менталитет и так же, как на Западе, рано или поздно началась бы Реформация и развивалась бы рыночная экономика. И было бы не так, как в XVII веке, когда до трети россиян, услужая Богу, просили милостыню у двух третей всего остального населения, кормившего этих тунеядцев вместо того, чтобы применить к ним «кровавые законы», как это было сделано в Англии. Культурно-политический пояс западной цивилизации охватил бы тогда все северное полушарие, замкнувшись на территории США. И это была бы цивилизация примерно одного уровня развития, одной религии и единой ментальности. На этом обширном пространстве развивалась бы очень сильная экономика. Мы имели бы классический биполярный мир: развитый Север и полуотсталый Юг, безо всяких сегодняшних трудноопределимых в него вкраплений в виде России.

А так из-за ошибки князя Владимира мы сегодня представляем собой ни то, ни се. По вере в союзниках у нас греки вкупе с рядом иных балканских национальных меньшинств… Ну какая нам от этого союзничества польза? Сказано ведь: если у тебя сильный враг – сделай его другом, и у тебя будет сильный друг. А вот слабый друг – это всегда наполовину враг, причем, как правило, именно тогда, когда ты этого меньше всего ожидаешь. И, кстати, ведь именно с Украиной сегодня так и получилось!

Вышло, что мы и не Запад, и не Восток, а, говоря словами Михаила Шолохова, «болтаемся как навоз в проруби – и плавать не плаваем, и тонуть не тонем»[1]1
  М. Шолохов сказал так о герое своего романа «Тихий Дон» Григории Мелехове, который «от белых ушел, и красным не прибился».


[Закрыть].

Другой отличный шанс мы имели с царем Алексеем Михайловичем. Медленно, но вполне последовательно «врастала» в эту пору наша Россия в единое европейское экономическое пространство, но… родился «непоседа» Петр I, все ему захотелось сразу, в большом количестве и как «у них», и… началось. Здесь вряд ли стоит много писать об этой эпохе, но вот на что хотелось бы обратить внимание.

Историки ставят Петру в заслугу модернизацию армии и ликвидацию ненавистных ему стрельцов. Однако о чем сии реформы в том виде, в котором они были проведены, говорят? Да только лишь о том, что Петр Алексеевич был отнюдь не гением военного дела, а рабом различных фобий и страстей и человеком, в общем-то, весьма недалеким!

Ну как можно было заводить у нас в армии мундиры по фасону и из сукна «не хуже аглицкого», не имея для этого ни соответствующего производства, ни настроения в умах? Покупать перья за границей для офицерских шляп! Ну не полный ли это идиотизм, хотя, по-человечески, очень понятный?

Нет, напротив, если бы наш Петр и в самом деле был бы гением, да еще и с неограниченной властью в руках, то, понимая движения человеческой души, он должен был сохранить новым, реорганизованным полкам их старую стрелецкую униформу

Ведь постепенно к ней же и вернулись! Длиннополый кафтан – это же не что иное, как шинель. Высокие сапоги из козловой кожи, удобная кожаная амуниция… Опять же бороды именно в армии нужно было в обязательном порядке оставить только одного имиджа ради! Ах, у французских солдат кафтаны врастопырочку, короткие штаны, чулки и башмаки с пряжками! Ну нет – никаких париков, глупых шляп, не защищающих ни от дождя, ни от ветра, никаких чулок (это для нашего-то русского чернозема – чулки и башмаки, экономии ради пошитые все на одну ногу!), а все абсолютно от противного: сапоги, шапки с мехом, длиннополые шинели и пугающие иностранцев своим длинным видом типично русские физиономии, по самые глаза заросшие бородами. Ну и, конечно, самое совершенное вооружение и тактика, что как раз и делает армию армией. Да с такими солдатами Петр мог бы не только шведов, но и всю вымощенную камнем Европу пройти насквозь, а неприятельские солдаты приходили бы в смятение от одного только непривычного для них вида русских солдат. Кстати, в таком обмундировании они могли бы воевать даже зимой, а не уходить «на зимние квартиры» по обычаю, перенятому у западноевропейцев, привязанных к своему полупарадному мундиру.

Петру надо отдать должное лишь в том, что он придумал на новых мундирах европейского образца нашивать поперечные лычки из тесьмы на рукавах, чтобы солдаты не вытирали сопли обшлагами. Но это же самое «нововведение» вполне можно было бы использовать и на шинелях стрелецкого покроя. А поверх шапок с ушами с меховой оторочкой носить бытовавшую в стрелецких полках «шапку железную» – предшественницу современной солдатской каски.

Но нет: от всего хорошего отказались вместе с плохим, хотя было понятно, что регулярность армии заключается отнюдь не в клапанах на кафтанах и не в шляпах с перьями, а в организации построения войск, системе их комплектации и современном вооружении.

Петр же в данном случае обо всем этом просто не подумал и упустил прямо-таки отличный шанс получить в свое распоряжение дешевую армию и возможность придать ей в глазах неприятеля жуткий имидж азиатской орды.

Ну а дальше все пошло так, как оно пошло. Стараниями Петра разорилось 80 % российского купечества, ради которого вроде все эти реформы и затевались, масса народа была уничтожена на строительстве Петербурга и в ходе Северной войны 1700–1721 годов. Зато Россия сумела, пусть и далеко не до конца, превратиться в европейскую державу, вернее, в империю, которая тем не менее все-таки развалилась в 1991 году, приблизившись в своих размерах все к той же допетровской Руси XVII века!

Интересно, что даже сегодня развал нашей страны многие воспринимают как личное оскорбление. Как будто бы они в чем-то перед ней виноваты. Или же это страна была виновата перед ними? Настоящий пиармен, однако, должен постоянно помнить: опыт истории показывает, что распадаются страны, целые народы исчезают с лица Земли, а человечество как жило, так и живет.

Было на Древнем Востоке такое государство Ассирия – «логовище львов», одна из древнейших и могучих империй, нечто вроде нашего СССР. И что же? Несмотря на всю ее пышность, на всю ее военную мощь, она была уничтожена соседями – от нее одни археологические памятники остались, да мало кому известный народ, живущий в складках гор между Турцией и Ираком. Но ведь их достижения не пропали, их опыт человечеством был воспринят…

Где гарантия, что и нас не ждет подобная судьба, как бы это не было для нас печально? Однако стоит ли предаваться унынию? Уходят народы – живет человечество! Величайшую державу мира создал Александр Македонский. А сколько лет она просуществовала? Где гордость античного мира – Римская империя? А чем лучше мы?

Между прочим, именно историческая наука дает нам ответ на вопрос, когда и почему мы так сильно отстали от стран Запада. Да, изначально и каменная Западная Европа и деревянная Русь были рождены самой природой и ей же были обречены на то, чтобы одна из них обогнала другую. Каменные замки и стены городов лучше защищали от вражеских нашествий, лучше охраняли достижения культуры, способствовали их накоплению и передаче последующим поколениям.

Несомненно, что именно природно-географические факторы привели и к господству среди большинства населения России не атлантического, а континентального типа культуры. «Умри – а с родной земли не сходи!» – вот заповедь наших предков, и звучит она, в общем-то, неплохо, но, как и всякое суждение, имеет две стороны[2]2
  Японская пословица, например, говорит, что даже лист бумаги имеет две стороны.


[Закрыть]. С одной – это любовь к родной земле (или воде, сегодня точно не скажешь, что правильнее!), упорство в достижении поставленной цели, вера в традиции. С другой – полное отсутствие толерантности, привязанность к месту и, как следствие, повышенная ксенофобичность. Даже самое плохое у себя ругать можем только мы, а большинство людей и по сей день верят в какую-то особую российскую избранность. А все это потому, что испокон веков предки наши жили в лесах и на полянах и каждого пришлого инородца рассматривали прежде всего как врага.

Не так было у народов, живших по берегам морей и океанов. Там не было никакого резона держаться за «свою землю», потому что в их распоряжении всегда была палуба корабля. Но зато они с куда большим уважением относились к людям других племен и языков, веками учились приспосабливаться к чужим верованиям, обычаям и обрядам. Герой романа польского писателя-классика Болеслава Пруса «Фараон» – финикийский князь Хирам – говорит:

«В чужих землях я видел много храмов, а в храмах я видел идолов, богов же не видел никогда!».

Наше отечественное высказывание, причем отнюдь не романического характера, на эту тему звучит так:

«Москва – Третий Рим, два Рима пали, четвертому не быти!».

И о какой толерантности тут вообще может идти речь? Даже в 1900 году в издании «Живописная Россия» мы можем встретить, например, заявления о том, что наши крестьяне всерьез считают: «мордовка готовит по-поганому», и они никогда у мордвы есть не будут, хотя просвещенные авторы этого издания, напротив, отмечают высокую пищевую культуру мордвы и их значительно более богатый стол, чем у того же русского крестьянина, который из брезгливости не ел ни «зайчины», ни «петушатины»!

Впрочем, не только история, но и генетика может во многом объяснить противоречивый характер наших сограждан, равно как и то, почему у нас так медленно обновляется общество.

А дело все в том, что вот уже какое столетие в России идет своеобразный генетический эксперимент, в ходе которого выбиваются самые инициативные и предприимчивые, а самые послушные, раболепные и тупые выживают. Монголо-татары пожгли города с мастеровыми людьми и забрали их в полон, а лапотные мужики-крестьяне попрятались по лесам и болотам. В годы крепостничества, понимавшие толк в собаководстве дворяне стали сводить по тому же принципу и людей: покладистых и послушных берегли, а непокорных, строптивых и бойких сдавали в солдаты, отчего, кстати, русская армия с эпохи Петра славилась столь высокими боевыми качествами.

Между тем рабы, даже если их освободить, могут воспитать только рабов (вспомним, что ребенок за свои первые пять лет узнает о жизни больше, чем за всю свою оставшуюся жизнь). И что же могли дать своим детям те, кто получил свободу в 1861 году?

О том, насколько сильное влияние на судьбы народов оказывают такого рода генетические эксперименты, свидетельствует и такой факт: король Пруссии Фридрих Великий, правивший в XVIII веке, хотел иметь в армии людей высокого роста и издал закон, по которому все наследство отца переходило не к старшему сыну, а к самому низкорослому.

Армия Фридриха непрерывно воевала, убыль в людях была огромной, но коротышки могли спать спокойно: на войну их не брали, а рослых солдат предпочитали нанимать за границей. Кончилось тем, что современная Германия занимает первое место в Европе по низкорослости среди мужчин, а ведь прошло уже столько лет! Примеру Фридриха последовал Наполеон, набирая для гвардии «шестифутовых» великанов, и Франция сегодня на втором месте по мужской низкорослое™.

Что же касается нас, то две мировые войны, революция, коллективизация и сталинские лагеря унесли жизни стольких сознательных и по-настоящему умных людей, что только те выжили, кто уже совсем ни на что не годился, кроме тяжелого физического труда. Оттого-то, кстати, и роботизация у нас запоздала…

Остается только удивляться природной силе и талантливости нашего народа, который даже в таких условиях, да еще и поголовно спаиваемый столько лет, окончательно не деградировал и еще что-то может.

Англичане подсчитали, что у всякого талантливого народа ежегодно рождается один настоящий ученый-исследователь на один миллион человек, а ведь сколько миллионов у нас вообще не родилось, и сколько людей было просто-напросто забито. Причем та же «забитость» входит в плоть и кровь, говорит нам генетика, так что недаром разгромить ордынские рати на Куликовом поле мы сумели только тогда, когда выросли два поколения людей, не битых татарами!

Последствия другого генетического эксперимента стали достоянием гласности лишь недавно, однако они, пожалуй, впечатляют еще больше. Оказывается, немецкие ученые, состоявшие в годы Второй мировой войны на службе у нацистов, по заданию Гиммлера работали также и над проектом повышения у немцев рождаемости. Они стремились выяснить необходимые условия для того, чтобы у немок рождалось бы по двойне, и ставили для этого соответствующие эксперименты. Были взяты достаточно большие контингенты преданных Рейху молодых эсесовцев женского и мужского пола, задачей которых являлось только лишь одно – размножение в особо благоприятных условиях. Казалось бы, все благоприятствовало тому, что малыши будут крепкими и во всех отношениях здоровыми, однако к удивлению американцев (а именно им в первую очередь удалось воспользоваться результатами этого эксперимента), среди детей, «рожденных по заказу», число неполноценных оказалось чуть ли на целый порядок больше, чем это бывает среди детишек, которых родители зачали по любви! Какой тут фактор сыграл свою роль, специалисты спорят и по сей день, но очевидно, что без любви никуда.

Между тем мы все очень даже хорошо знаем, как часто наши измученные материальными проблемами родители заводили детей только для того, чтобы получить от государства увеличенную жилплощадь, чтобы молодого отца в армию не забрали и по другим весьма далеким от любви соображениям. Теперь за детей выплачивается материнский капитал, и будет очень интересно, если впоследствии кому-нибудь удастся выяснить, насколько у нас от подобной заботы о благе народа увеличилось число детей с отклонениями.

Отсюда, кстати говоря, вполне может происходить и тот значительный объем нашей глупости и непрофессионализма, хотя последний нередко имеет еще и чисто социальную подоплеку.

Здесь необходимо особо отметить, что именно психологическая война (которую можно считать особым видом PR) дает нам много примеров того, как важно умело пользоваться менталитетом той или другой нации.

Так, опубликованные в германских газетах и листовках фото английских принцесс, катающихся на пони в Гайд-парке, но не достигали пропагандистской цели посеять в умах немецких граждан ненависть к Англии, поскольку немцы видели, что, несмотря на войну, британцы живут все так же беззаботно и красиво, как раньше.

А вот средний англичанин, на голову которого сбрасывались листовки такого же содержания, не видел в жизни высших классов своего общества никакой несправедливости по отношению к самому себе, более того, благополучие аристократии было для него залогом устойчивого положения страны.

Геббельс тогда тоже решил публиковать фотографии из частной жизни руководителей Рейха, но результат получился обратный: народ видел в них своих слуг и негодовал, что «слуги» живут лучше «господ».

Но то же самое мы видим и у нас, и, следовательно, наши политики не должны забывать, что россияне по большей части все еще бедны, а потому – завистливы и совершенно не переносят, когда выбранные ими «слуги народа» начинают жить не по российским, а по западным стандартам.

Почему-то наши политики плохо себе представляют, что сердца людей завоевывают не словами, а делами. Те же фашисты, когда рвались к власти в Германии, в каждом большом доме имели своего функционера, который обходил малоимущих и нуждающихся и записывал, что и кому из них нужно. Потом по этим спискам проводились массовые акции помощи нуждающимся: «Весенняя помощь», «Зимняя помощь», «День помощи ветеранам», а за все это они собирали себе голоса. Выдавали теплую одежду и обувь, лекарства и шоколадки детям… А где брали? Да у промышленников и банкиров, пугая: «Не дадите – будет то же, что в Советской России. А дадите нам, мы сумеем навести порядок!». И ведь давали, понимая, что лучше потерять часть капитала, чем лишиться всего.

Нас много и долго запугивали тем, что, мол, нельзя землю продавать в частные руки, а то частник вместо того, чтобы пахать, возьмет, да и постоит на этой земле отель, и будет голод.

Но, опять же, есть данные, что 80 % нашей территории располагается в зоне неустойчивого земледелия. Однако производство зерна в последние годы растет непрерывно! В тоже время, может быть, и не стоит нам навязывать природе наши желания, и требовать от нее, чтобы росло там, где не растет? Поручили бы себя кормить индусам и корейцам (японцы, например, так и поступили), а сами развивали бы высокоточные технологии и на природу ездили бы просто отдыхать.

Другие спорят о том, как лучше всего заставить работать фермера, опасаясь, что он соберет себе сколько надо, а горожанам не хватит. Но есть же отличный способ: принять двойное налогообложение – прямо пропорциональный налог с земли и обратно пропорциональный – с урожая. Суть в том, что если земли у тебя мало, то и налог невелик. А вот если много, но хозяин ты плохой и урожай получил маленький, то налог тебя задавит – учись работать и хозяйничать на земле! Зато при большом урожае, который тебе приходится сдавать государству очень дешево, так как вокруг все стремятся вырастить побольше, налог невелик, что стимулирует фермера на максимально возможный объем производства. В итоге именно США принадлежит абсолютный мировой рекорд душевого производство зерна – свыше 1600 кг/чел. в год (кстати, Россия в 2016 году собрала 119,1 млн. т зерна) при внутреннем потреблении 800 кг/чел. в год, включая корма. В пересчете на «индийское» потребление (200 кг/чел. в год) этого достаточно, чтобы прокормить 1,7 млрд, человек – т. е. трети населения планеты Земля. Конечно, очень многое зависит от климата. Но и от налогообложения тоже!

У нас сейчас масса проблем с интенсификацией производства. Но через это прошли все экономически развитые страны. США начали роботизацию промышленности в 1961 году, и продолжалась она в разных отраслях от 15 до 19 лет. Япония последовала их примеру в 1967 году и справилась скорее – за 12–15 лет. У нас этот процесс по-настоящему, хотя и медленно, пошел только с 1991 года – трудно ожидать, чтобы мы справились быстрее, тем более что у нас происходит замена всей парадигмы общественного сознания, а не одних только лишь станков на заводах и фабриках!

Но все-таки самый главный недуг, поразивший все наше общество вследствие выбора князем Владимиром некого срединного пути в мировое сообщество, – это наша российская ментальность.

Вот взятое из книги Евгения Пермяка «Горбатый медведь» описание некого слепка с нашего не такого уж и далекого прошлого – дело происходит в 1912 году:

«В деревне Омутихе двадцать один дом и одна улица. Дома крыты соломой и только два или три – тесом. Все омутихинцы ходят в лаптях. И только те, что посправнее, по праздникам надевают сапоги.

Непреловы, судя по всему, относились к справным. Изба у них под тесовой крышей. Три лошади. Три коровы. Десятка полтора овец. Свиньи. Куры. Две пасеки. На одной держат пчел, а другая – просто лес. И не маленький. Заблудиться нельзя, но не просвечивает с одного края на другой. А ходят в лаптях. Старший брат Герасима Петровича Федор говорит про лапти:

– А в них привычнее и сподручнее.

Может быть, скупы? Да нет. Не более чем другие.

Пашут деревянной сохой с железным лемехом, Мильва рядом. И Мильва делает хорошие недорогие плуги. Немногим дороже сохи. Суждение то же:

– Сохой-то сподручнее и привычнее.

Жена Федора Петровича ткет холсты, прядет нитки. Это требует много труда. И покупная ткань обходится дешевле. И это знают все. Но снова те же слова:

– Свой-то холст привычнее и сподручнее.

И все ходят в своем сподручном холсте, в домотканой портянине.

Дед, бабка, старший сын с женой, трое взрослых детей живут в одной комнате избы. Она же и кухня, и столовая, и спальня, а иногда и помещение для телят и ягнят.

Почему бы не пристроить еще хотя бы одну комнату? Лес рядом. Летом после сева и до покоса выдается свободное время. Свободного времени достаточно зимой. Что же мешает? У Федора Петровича сильные руки. Наконец, в своей деревне есть свои дешевые плотники.

Н-нет! Деды так жили, и мы проживем.

Может быть, им мешает жить лучше недостаток знаний, как говорит Всеволод Владимирович? Может быть, они не знают, как можно жить лучше? Но ведь Федор Петрович грамотен; он бывает очень часто в Мильве и знает, что при двойных рамах теплее и меньше идет дров. Он видит, что на отдельных тарелках есть приятнее, чем, мешая друг другу, хлебать из общей чашки. Но их расставили на длинной полке, тянущейся вдоль стены, „для погляду‟. И только Маврику подают особую тарелку, и он, конечно, не ест из нее. Зачем же позволять выделять себя.

От тараканов есть много средств, но тараканов полно. И если какой-то из них попал в щи, его преспокойно вынимают ложкой и выплескивают, продолжая есть щи с тем же аппетитом; Маврик небрезглив, но все же… Он никогда не будет относиться с уважением к тому, что его отчим называет „простотой деревенской жизни‟. Какая же это простота? Не мыть руки перед едой – простота? Равнодушно смотреть на ползущую по рубахе вошь – простота, и утверждать, что вошь тоже нужна, потому что она из человека дурную кровь пьет… Это простота?

Извините, это не простота, а что-то другое. А что, Маврик не знает и сам. Но знает, что он не может и не будет уважать за это жизнь в непреловской избе.

Однако же в Омутихе много прелестей. Рожь. Лес. Речки. Рыба. Но и тут можно бы многое изменить. Через непреловский огород течет прелестная речонка. Балагурка, приток Омутихи. Кто мешает перегородить ее хотя бы самой простенькой плотиной, выкопать совсем небольшой прудик и пустить икряных карасей, линей? Ведь это же верная даровая рыба. Этого нет и не будет.

Кто мешает по опушкам пасек насадить смородиновых кустов, садовой малины, ежевики?.. Ведь никто же из деревенских ребят не будет рвать ягоды, как не рвут чужого гороха, растущего в поле. Этого тоже нет и не будет.

А вот прошлогоднюю дряблую редьку будут есть, чтобы она не пропадала, как и заплесневевшие грузди, совсем не думая, что попусту преющий навоз может дать ранние овощи. И без стекла. Не устраивая парников, как это делают в Мильве, а просто паровые гряды с глубокими лунками, куда не забираются утренние заморозки, которые не пускает горячо преющий навоз под грядой.

Маврик помогал Краснобаевым делать такую гряду, а у Федора Петровича столько навозного богатства, но огурцы еще и не думали цвести. А как скажешь об этом бабушке Ирине или деду Федору? Ведь нельзя же быть умнее их в двенадцать лет. А он умнее. Не во всем, а в том, что знает, что видел, что испробовал сам».

Такой предстает перед нами наша российская деревня начала минувшего века, и совершенно очевидно, что она буквально-таки изнемогала под тяжким грузом патриархальных пережитков.