Текст книги "Полигон непуганных бомжей"

Зек оглянулся на Ладью, который внимательно рассматривал наглецов, и заметил, как лицо его медленно наливалось злостью.

– Але, борзота! – прохрипел голос зека. Глаза его вспыхнули и сузились, и без того узкое лицо стало вытягиваться. Он резко вскочил, демонстративно сунув руки в карманы фуфайки. – Что, захотелось в бакланов поиграть?

Четыре пьяных молодых глаза уставились на зека. Сквозь пьяный блатной кураж в них явно проглядывало по-детски мальчишеское любопытство. Тот, что был с ножом, прошипел:

– Ты чо, дядя, быка врубаешь?! Не хочешь с нами быть в шоколаде?

– Ты, сопляк, еще не вырос, чтоб жути здесь гнать! Молокосос! Я, не в пример тебе, уже третий раз волчий билет получаю… А тебе с твоими подельниками это еще только предстоит…

– Не лечи меня, дядя, нечего тут качалово включать…

Парень не двигался с места, однако нож спрятал и, широко расставив ноги, во все глаза рассматривал зека.

– Обоснуй, что за кипеж затеваешь, – зек ехидно улыбался, зорко следя за каждым движением подростков из-под низко опущенных бровей. Правая рука его, растопырив пальцы, потянулась к молодому и застыла на полпути. Он медленно проговорил: – Чо, научился костопыжиться и свое жало начинаешь двигать? Смотри, чтоб потом о своем здоровье не пожалеть…

– Ты чо, на кочерге? – взъерошился пацан.

– Это ты, шкет, рамсы попутал. Ты чо, не заметил своими гляделками, что мужики спокойно сидят, никого не трогают, о своем толкуют. А ты тут такой весь из себя нарисовался, смандячил жало, чтоб кровь нам свернуть… Мой тебе совет: упади в тряпки и дрыхни до утра, тебе же спокойней будет.

– Дядя, ты чо такой дерзкий?

– А ты что, лохопеда во мне увидел? Я с тобой этапы не делил… Нахватался верхушек и тренируешься в свободном доступе…

– Дядя, мы же подкатили по-пацански…

Растерявший свой блатной гонор парень испуганно вращал зрачками, не зная, как выкрутиться из этой ситуации. Второй только настороженно косился на зека и молчал.

Зек, продолжая криво улыбаться, процедил сквозь зубы:

– Я так понимаю, ты, похоже, не вкурил, что именно вы сюда подкатили и начали базар. Ну так и давай, объясни причину, а то не по понятиям себя ведешь. По мне, так это сильно смахивает на беспредел…

– Ты, дядя, наверно, знаешь, что базарят бабки на базаре, – не показывая виду, что напуган, хрипло выдавил из себя паренек. – А мы по жизни речь толкуем.

Зек рассмеялся ему в лицо:

– Во-первых, не кипишуй, малой! Ты, когда шакала включил, уже нарушил пацанский закон… ты оскорбляешь старших товарищей…

Лицо паренька постепенно приобретало кислое выражение, вместо пьяной спеси на нем расплывалась детская растерянность. Он как-то сразу сник и, словно побитый, исподлобья зыркал на зека.

– Но, дядя, – протянул он, стараясь найти убедительные аргументы, – ты должен меня понять – с чем я приду? Пацанва меня не поймет…

Зек продолжал стоять в той же позе. Поднявшийся ветер раздувал его распахнутую фуфайку, обнажая при свете костра огромный тесак, засунутый за пояс. Изо рта вылетали резкие слова:

– Пацанчик, чо ты тут меня лечишь? Как появился, так и исчезни отсюда. Я понимаю – стремно быть лопушком. Но, как говорится, в тюрьме все на блатной козе ездят…

При этих словах молча переминавшийся рядом с ноги на ногу паренек схватил своего товарища за рукав куртки и потянул за собой.

Не прошло и секунды, как они исчезли в спасительной темноте ночи.

– Ну и ладушки, – облегченно выдохнул зек и глянул на Ладью. – Ну что, выпьем?

– Я не против, – ответил тот и отбросил увесистую палку в сторону. – Но что-то мне подсказывает – быть большой разборке.

Ладья покосился на вконец опьяневших засыпающих возле огня бомжей.

– Давай-ка, Игорь, по-быстрому растолкаем этих придурков, затушим костер и свалим отсюда…

– Нет, я все-таки никак не пойму, а что же ваш благодетель Прокурор на этих болванов не повлияет? – проговорил Игорь, засыпая горящие угли землей.

– Подъем, подъем, мужики! – сердито рычал Ладья, поднимая и встряхивая, как мешки с картошкой, разомлевших бомжей. Он поправил налобный фонарь на голове и уже со злостью прошипел: – Что непонятно?! Быстро по своим норам расползайтесь…

Те непонимающе таращили на Ладью сонные глаза, недовольно ворчали, но послушно поднимались и, спотыкаясь, разбредались по знакомым тропам в полумрак.

– Не поверишь, – взволнованно произнес Ладья, – по прошлому году примерно такой же случай был. Босота эта дождалась, когда компания бомжей напьется, выволокли зачинщика скандала из кучи и сначала избили до полусмерти, а после закопали в мусор. Утром пошел бульдозер и перемолол беднягу с бытовухой…

Ладья набрал полную грудь воздуха и, с хрипом выдыхая его, тихо закончил:

– Так его и не смогли похоронить…

Зек криво усмехнулся, натянул спортивную шапку до бровей и предложил:

– А что, Ладья! Давай пощекочем их гнезда. Если они такие гнилые, пусть на себе почувствуют радость жестокости. Меня с детства учили: когда опускаешь руки и даешь сволочам резвиться на своих костях, тем самым ты их только радуешь…

– Может, оно и так… Но пойми, ты еще молод и полон сил, в тебе огонь бушует. А здесь кому поднимать голову? Народ давно уже спился и ничего не хочет… Так, бродят по свалке как эфемерные призраки и источают тошнотворные запахи… Проще говоря, доживают свой век.

Если говорить про молодых придурков, то от них, конечно, масса проблем. Жестокости среди них много. Бывает, нападут на беззащитного бомжа и тренируются на нем, отрабатывая удары… Заступиться-то за бедолагу некому. А бомжам куда деваться? Вот и уходят в город, порой идут на сделку с ментами, чтобы взять на себя чей-либо висяк… преступление, которого не совершал…

– Зачем? – брови Игоря удивленно поползли вверх. – В тюрьме хлеб с маслом и икрой не дают. И вообще, жизнь там не сахар…

– Согласен, но зато так они уходят от проблем… чтобы не спиться, не замерзнуть на полигоне. Ну и, конечно, чтобы не быть убитыми этими ублюдками. Все же, какая-никакая, а на зоне тоже жизнь есть…

Последние искры костра изредка вспыхивали яркими язычками пламени и затухали.

– Ну что, Ладья, будем продолжать дезинфицировать свои организмы или настраивать оглобли на сон?

– Думаю, пора расходиться по своим лачугам. Вон уже ночь, темно, хоть глаз выколи.

Ладья помолчал, вглядываясь в своего собеседника в неярких отблесках затухающего костра, и негромко произнес:

– Я что сказать хочу… Понравилось мне, как ты подошел к выяснению отношений с этой босотой. Они, хоть и мальцы еще, глупые совсем, а силу чувствуют и уважают.

Зек пожал плечами и без всякой рисовки объяснил:

– Просто западло общаться с теми, кто пытается использовать меня в своих интересах… Не привык прогибаться…

– Ладно, давай, – Ладья протянул Игорю свою широкую ладонь и крепко пожал его руку.

Они медленно разошлись в разные стороны.

Час был поздний. В разных местах полигона один за другим гасли костры, пьяные разборки прекращались. Изредка откуда-то еще доносились недовольные крики нетрезвых женщин и плач маленьких детей…

Полигон постепенно затихал, замирал, укутываясь в сырой холодный туман.

Порывистый ветер поднимал и крутил в воздухе целлофан, бумагу и всякий мусор, швыряя сверху на землянки бомжей…

Низко нависшее над землей небо полностью заволокло тучами, за которыми скрылась бледная луна.

Наступила тишина.

Лишь время от времени в разных концах мусорного Клондайка начинали тоскливо выть собаки, оплакивая чьи-то души…

Глава 6

«И какого черта этот гребаный завгар на меня наехал? Ну да, опоздал… Конец света что ли? И без того сегодня устал как собака… Башку что-то ломит. Вроде для давления рановато еще, а там кто его знает… раньше никогда такого не было… М-да… никто меня не понимает… Ну и хрен с ними! Выгонят так выгонят… Работы кругом полно… только все не по душе… да и копейки платят…»

Погруженный в невеселые раздумья, Роман уже минут тридцать шагал в сторону своего дома. Было по-осеннему темно. Луч миниатюрного фонаря-шекера выхватывал из густой темени небольшие участки дороги, вовремя предупреждая его о ямах. Он резво перепрыгивал их и шел дальше.

Неожиданно справа, со стороны кустов, густо росших вдоль дороги метрах в двадцати, донесся чей-то грубый голос:

– Хорош! Хорош!

Роман вздрогнул и резко повернулся в направлении шума.

Их было трое. Неясные фигуры практически сливались с кустами, позади которых тянулся забор, огораживавший детскую площадку. Чуть дальше возвышался старый двухэтажный дом с наполовину темными окнами.

«Чудики какие-то, нашли себе развлекаловку…» – мелькнуло в голове.

Уже почти миновав копошившуюся в кустах троицу, Роман боковым зрением уловил, что черневшая возле их ног куча вдруг зашевелилась. Он остановился.

– Вставай давай! Чего разлегся! – долетело со стороны компании.

Тот, кто шевелился, рывком поднялся и, покачиваясь на нетвердых ногах, кинулся на стоявшего рядом с ним одного из троих, того, что поменьше ростом.

Три силуэта, словно по команде, дружно заработали руками и ногами.

Дерущиеся сплелись в клубок. Человек, которого били, согнувшись, пытался защититься от нападавших. Но кто-нибудь из троих непременно оказывался сзади, и от подлого удара исподтишка защищавшийся падал, с трудом находя в себе силы подниматься… После очередного нокаута жертва вновь оказалась на земле…

Бандиты на секунду прекратили мордобой и застыли, рассматривая лежащего без движения.

Ситуация была подходящей: в горячке никто не обратил внимания на невесть откуда появившегося Романа.

Тот без раздумий бросился на отморозков, но неожиданно для себя получил несколько мощных ударов по лицу и в живот. Все произошло так быстро и неожиданно, что парень остановился как вкопанный, а в глазах вспыхнули и рассыпались ярким фейерверком тысячи искр. Голова вдруг стала невыносимо тяжелой и пустой, затем в ней что-то зазвенело и все вокруг окутала плотная темнота.

Фонарик выключился и упал следом за своим хозяином.

Роман медленно открыл глаза и понял, что лежит на холодной земле. В памяти всплыли картинки, как он в спортзале неистово отрабатывает боковые и прямые удары, а тугой кожаный мешок с противным скрипом мотается из стороны в сторону, сопротивляясь его натиску…

Сквозь шум и треск в голове прозвучали слова тренера: «Только злость придает силы, но это не значит, что на всех надо бросаться с кулаками… На силу всегда найдется другая сила… Лучше не ввязываться…»

Роман тренировался с пятого класса, благодаря чему уверенно чувствовал себя в любых щекотливых ситуациях. Он вообще никогда не был так называемым ботаником или маменькиным сынком. Его воспитывала улица, которая научила не вставать в позу кенгуру, танцуя в ожидании удара, а действовать быстро и зло, именно зло, и наносить удар первым.

Надо сказать, такая позиция не раз себя оправдывала и избавляла его от многих проблем. Он бил всегда первым и всегда мощным, единственным ударом.

Лежа на спине без движения, он открыл глаза и стал напряженно всматриваться, какое-то время видя перед собой только темноту. Затем в этом мраке вдруг проявилось чье-то толстое щекастое лицо, и Роман четко разглядел наглую улыбку, расплывшуюся на жирной физиономии. Гнусавый голос проговорил:

– Ух ты! У фраера на руке котлы (ручные часы) дорогие! Брать?

Чей-то сухой голос со злостью прикрикнул:

– Ты чо, Жорик! Тебя с ними одним махом срисуют. Если есть – возьми только бабосы (деньги), только их, слышал?

– Да не кипишуй, Хохол, все под контролем…

Слабо пошевелившись, Роман понял, что может двигаться, пошарил вокруг себя правой рукой и наткнулся на лежащий рядом фонарь. Большим пальцем нащупал кнопку на задней части фонаря, медленно перевел ее в другую сторону. Еле слышный щелчок, и фонарь был активирован на шокер.

Крепко сжав стальной корпус в руке, он ощутил под пальцами кнопку и затаил дыхание…

Когда наклонившийся над ним толстяк, отдуваясь и бормоча под нос непонятные слова, попытался снять с его левой руки часы, резким движением руки надавил на кнопку шокера. Прибор издал стрекочущий звук, и разряд электрошокера, искря голубыми молниями, через расстегнутую куртку вонзился во влажную, прилипшую к телу рубашку.

Не отпуская кнопки, Роман с силой вдавливал электроды шокера до тех пор, пока шум разряда не утонул в тучном теле.

Толстяк заорал, обмяк и мешком свалился рядом, едва не придавив его своей тушей.

Роман осторожно поднялся и огляделся по сторонам. Один из парней, с длинными, развевающимися на осеннем ветру волосами, оцепенев от неожиданности, в растерянности смотрел на него умоляющими глазами, даже не пытаясь убежать. Нижняя челюсть у него отвисла и мелко тряслась, смещаясь то вверх, то вниз, руки ходили ходуном.

– Ну что, Хохол, пора принимать пилюлю, – зло бросил Роман и, шагнув к застывшему манекену, одним боковым ударом послал его в нокаут.

Третий, не став дожидаться своей очереди, незаметно испарился сам по себе.

Ни секунды не медля, Роман наклонился над лежащим толстяком и ловко выдернул из его брюк кожаный ремень. С трудом перевернул огромное тело на живот, туго намотал ремень на широких запястьях. Затем подскочил к лежащему на земле худому, стащил с него куртку и спеленал его так, что сам черт не смог бы развязать.

Жирная туша неожиданно зашевелилась и прорычала:

– Але, фраер! А ну быстро развязал! Кому сказано! Быстро!

Роман подошел к нему и, надавив на его поясницу коленом, грубо предупредил:

– Ты, хомяк! Будешь блажить, получишь еще одну порцию снотворного.

И для острастки несколько раз щелкнул около его уха шокером. Толстяк покорно затих.

– Вот и молодец! А пока отдыхай! Еще наговоримся…

Управившись с бандитами, Роман посветил в сторону кустов, где лежал избитый человек. Тот заворочался и попытался подняться, но ничего не вышло.

– Подожди, сейчас помогу, – Роман подошел к пострадавшему.

Незнакомец застонал и снова попробовал встать, но, вскрикнув от боли, упал навзничь.

– Давай руку.

В свете фонарика Роман увидел опухшее лицо парня с узкими щелками вместо глаз. Растрепанные темные волосы, в которых застряли сухие листья и мусор, слиплись от грязи и крови. Бедняга пытался что-то сказать, но из горла вместе со сгустками крови вырывались лишь невнятные клокочущие звуки. Он то и дело судорожно приподнимался и вновь падал.

– Да не торопись ты, сейчас помогу, – Роман осторожно взял его за плечи и, напрягшись, стал медленно поднимать. – И за что тебя так? В карты, что ли, проиграл?

Пострадавший через силу выдавил:

– Где эти твари?

Роман заулыбался:

– Ну, слава богу! Говоришь, значит, жить будешь. Ты не волнуйся, сейчас полицию вызову, а тебя отправлю в больницу…

– Мне надо сесть… что-то мне совсем нехорошо, – парень еле шевелил губами.

Оглядевшись, Роман сгреб в кучу сухие листья.

– Давай, тихонечко приземляйся на них.

Он помог парню устроиться, подоткнул ему под бока шуршащую листву и взялся за телефон.

– Тебя как звать? – прошелестел глухой голос. – Что-то мне твой голос знаком.

– Романом меня зовут, – ответил камазист и, засмеявшись, добавил: – Ну да, вот именно в таком глухом и темном месте всегда можно встретить знакомого…

Избитый парень неуклюже зашевелился, с противным хрустом раздавливая сухую листву, и прохрипел больным голосом:

– Эта сволота меня так запинала… даже сидеть больно…

Направив на него свет фонарика, Роман увидел почерневшее и опухшее лицо. При каждом движении оно искажалось от боли, разбитые губы сжимались, с трудом удерживая рвущийся из горла крик. Парень попытался ощупать свою голову, отдирая от волос засохшие комья грязи, смешанной с кровью.

При взгляде на него Романа всего передернуло от сострадания, он сжал зубы и прошептал:

– Ты уж держись, друг! Потерпи немного, я сейчас ментов и скорую вызову…

– Ментам звони, – с усилием выговорил избитый. – Они быстро приедут, я из полиции…

Его распухшая, как воздушный шарик, голова закачалась в разные стороны.

– Мне надо прилечь… тошнит сильно…

Голова парня запрокинулась, и он повалился лицом в листву. Роман еле успел его подхватить.

– Сейчас, сейчас, – приговаривал он, подсовывая ему под голову капюшон куртки. – Ты, главное, не раскисай, слышишь! Все будет хорошо!

– Удостоверение у меня в куртке, покажешь ментам, – еле слышно прошептал пострадавший.

Роман быстро проверил его карманы – пусто.

– У тебя в куртке ничего нет…

– Значит, эти ублюдки вытащили.

Адреналин ушел, и Роман почувствовал, как его постепенно начинает охватывать озноб. Холодный ветер прокрался под расстегнутую куртку. Он поежился и быстро застегнул ее. Шагнув к толстяку, осветил его фонариком. Луч прошелся по всему тучному телу и остановился на испуганных глазах лежавшего.

Туша заворочалась и неожиданно поспешно затараторила:

– Чо уставился? Я его не шарил, это Хохол…

Худой парень с длинными волосами часто заморгал глазами и закивал головой.

– Там… там, – заикаясь, пробормотал он. – У меня в левом кармане куртки.

Роман схватил его за лацкан куртки и с силой притянул к себе. Пальцы нащупали твердую картонную книжечку, которую он ловко извлек из кармана.

Осветив удостоверение, он присвистнул, не поверив своим глазам. Присев на корточки, медленно прочитал:

– Шариков Григорий Николаевич, оперуполномоченный…

– Ты что, в чем-то сомневаешься? – прошептал пострадавший.

– Знал я одного Шарикова. А ты случайно с Надеждой Синичкиной не сидел за одной партой?

– Ну, сидел, ее все Птичкой дразнили, – еле слышно проговорил тот.

– Ну да! А Романа Кулакова знал?

– А чего его знать, это мой друг, одноклассник… чемпион по Сибири и Дальнему Востоку…

– Был, – внезапно осевшим взволнованным голосом проговорил Роман. – Был когда-то… Вот мы и встретились, дружище, хотя и при таких странных обстоятельствах.

Роман положил обе руки на плечи друга и с тревогой заглянул в его глаза:

– Гриша, ты, главное, держись, я сейчас все сделаю: будет и полиция, и скорая. Не волнуйся, все будет хорошо!

Роман вскочил и, подняв руку с телефоном высоко над головой, торопливо зашагал между кустарниками в поисках соединения.

– Але, парень, развяжи, – фальцетом взвыл толстяк. – Уже все тело затекло, и в туалет хочу…

Направив свет фонарика на толстяка, Роман зло ощерился и, с трудом удержавшись, чтобы не дать ему пинка, гневно выдохнул:

– Может тебе еще за ухом пощекотать, чтоб уснул?

– Ты чо такой упертый? – проскрипела туша. – Бараны и те понятливее… Ты вникни, это были мужские разборки…

– Мне наплевать, – вскипел Роман, – в туалет ты хочешь или домой…

Не договорив, он подошел к толстяку и, подняв ногу, резко поставил ее на толстую спину. Грязь от подошвы ботинка расползлась по светлой болоньевой куртке. Луч фонарика пробежался по всему дрожащему телу тюфяка, и Роман, не разжимая губ, процедил:

– Ты, тварь, избил моего друга… Прав он был или не прав, разговор не об этом… Вас было трое на одного… Ты его покалечил… И за это я тебя просто разорву…

Роман отступил назад и, размахнувшись, с силой врезал ногой в грязном ботинке по мягкой заднице толстяка.

Лежавшая ничком туша от удара ткнулась лицом в листву и завизжала. Второй удар с не меньшей силой был произведен по второй половине задницы. Толстяк, извиваясь червяком, пытался зарыться в ворох листвы…

– Еще раз вякнешь – прибью, – с угрозой в голосе проговорил Роман. – Я тебе не минздрав, больше предупреждать не буду.

Он глубоко вдохнул, задерживая дыхание, чтобы унять бешеный стук крови в висках, и тут увидел, что звонок наконец доступен.

– Дежурный, срочно… ваш сотрудник избит и ограблен…

– Кто говорит… адрес…

Роман сурово оглядел присмиревших гопников, которые боялись пошевелиться, чтоб не разозлить воинственно настроенного парня.

– Что, бродяги, небось, чуда какого-нибудь ждете, – насмешливо произнес он. – Не надейтесь, помощи не будет… будет только срок, это я вам точно обещаю…

Послышался быстро приближающийся звук сирены, который катился волной издалека…

Уже сидя в уазике, Роман подсунул под голову друга свою куртку и ободряюще произнес:

– Все, Гриша, вот теперь все… Терпи, уже поехали…

Он тяжело выдохнул, чувствуя, как сжатая внутри пружина начинает постепенно расслабляться, и отвернулся к окну.

Сбоку мелькнули неясные тени: к машине со всех ног неслись семь темных силуэтов, которые угрожающе размахивали палками и что-то кричали…

Дребезжа и подскакивая на ухабах, уазик, с надсадным ревом наконец преодолел все препятствия и выехал на дорогу. Отставшие преследователи в растерянности остановились, угрюмыми взглядами провожая набирающую скорость полицейскую машину.