Текст книги "Полигон непуганных бомжей"

Глава 10

Роман набрал легко запоминающийся номер мобильника. Долгая спокойная музыка несколько раз повторялась, завершая проигрыш и возвращаясь к началу.

Так и не дождавшись ответа, он уже хотел нажать кнопку отключения, как вдруг в трубке что-то щелкнуло и хриплый голос тихо произнес:

– Слушаю…

***

Время было позднее. Чувствуя, как усталость давит на веки, Олег Николаевич сонно закрыл глаза. Мысли в голове смешались, и где-то там, на темной стороне сознания, дико хохоча, заплясали и забегали волки.

Внутри все сжалось и затрепетало, страх вонзился в мозг острым копьем, вызывая ощущение растущей паники.

Он непроизвольно содрогнулся, словно от конвульсии, и, широко раскрыв глаза, бессмысленно уставился в маленькое темное окно вагончика.

– Черт, что со мной… – хрипло вырвалось у него. – Нервишки, что ли, шалят…

Коньяк сделал свое дело: по телу разлилось приятное тепло, мышцы расслабились, а вкус горького шоколада начисто унес его тревоги…

– Ну, что теперь… жду… жду с нетерпением… – не замечая, что говорит вслух, машинально произнес он и тяжело опустился в заскрипевшее под ним удобное кресло. – Когда все это закончится…

Мысли о камазисте, который попал в аварию и все еще находился в тяжелом положении, не давали ему покоя…

«Это пока он в тяжелом состоянии, – крутилось у него в голове, – а когда оклемается, соображать начнет… естественно, к нему припрутся менты… а он кладезь информации. Этот придурок и так уже засветился… обозначился со своей недвижимостью… Сколько раз говорил: деньги любят тишину… Так нет, сладкой жизни захотелось… напоказ… А теперь разгребай… Нет, должен же быть какой-то выход… И, как ни крути, путь один – камазист должен исчезнуть. А с ним и все концы в воду…»

Мысленно он все время возвращался к ситуации с этим идиотом, из-за которого под угрозой оказалось все, что он выстраивал долгие годы. Тревога и с годами выработавшееся чутье, предвещавшее беду, не отпускали его. При одной только мысли о том, что может произойти в самом крайнем случае, он бледнел, пальцы начинали мелко трястись…

Усилием воли взяв себя в руки, Олег Николаевич погрузился в размышления. Сколько он себя помнил, с тех пор как оказался на свалке, мечтал только об одном: как можно скорее исчезнуть с этого полигона, умчаться на райские золотые пески и навсегда вычеркнуть этот период из своей жизни. Стереть из памяти, забыть как страшный сон…

Он прикладывал для этого огромные усилия… из кожи вон лез, не жалея себя, чувствовал: вот-вот… еще немного – и он достигнет успеха. И тогда раздаст всем сестрам по серьгам…

А пока… Пока приходилось мириться с окружающим его нервным, по большей части тупым и грубым криминалом. Ему было на руку, что представители этого мира живут иллюзиями, обманывают сами себя, не замечая, что их искаженные понятия находятся в постоянном столкновении с действительностью и часто противоречат истинному положению вещей… Всех их объединяло сознание того, что так, как сейчас, будет не всегда… Что вот еще немного – и все изменится, они будут богаты… Ох, как же они заблуждались! Никто из этих опустившихся личностей не желал проснуться, открыть глаза и увидеть реальность своего положения… Впрочем, это чертовски соответствовало его интересам…

На каждой встрече в уютном кафе «Сандаловое дерево» он умело внушал им, что любая поставленная задача должна выполняться беспрекословно. От них требовались послушание и уважение к его авторитету. Грамотно, со знанием дела он направлял все это жулье в нужное ему русло, твердо считая, что каждый без колебаний и раздумий обязан делать то, за что получал деньги. «Я говорю – вы делаете», – заявлял он в конце, пресекая любые попытки усомниться в правильности своего решения.

Олег Николаевич всегда думал… нет, не думал, а был железно убежден в том, что хочет как можно скорее покончить со всей той мерзостью, которой ему приходилось заниматься. Но как же мало порой мы знаем сами себя! Ведь при этом он даже не подозревал, что подсознание его требовало жажды наживы. Власть денег давно уже превратила его в своего раба, сделала одиноким волком в стае.

Основным принципом его существования стало простое правило – не доверять никому, ни одной живой душе. В каждом своем собеседнике он видел прежде всего предателя, врага, с которым надо держаться настороже. И это постоянное ощущение одиночества и враждебности окружающего мира вызывало нестерпимую боль в его душе…

Это было вполне объяснимо.

Когда-то давно, еще до назначения на должность прокурора, он был совсем другим. Человеком широких взглядов, не без амбиций, конечно, но с крепким стержнем внутри. Попав в номенклатурную обойму, ощутил вкус власти и понял – вот они, возможности, свобода от всяких условностей и финансовая независимость.

Удержаться на орбите было непросто, пришлось как-то приспособиться, стать своим, нужным системе. Не сразу, год за годом, постепенно менялись его жизненные взгляды и ценности. Со временем он превратился в безотказный винтик огромной бюрократической махины, исправно делающий то, что от него требовалось. Система воспользовалась им, выжала из него все, а после равнодушно выплюнула и отвернулась в поисках новой жертвы…

Уроки, усвоенные за годы работы в чиновничьей среде, не прошли бесследно – выплеснутый когда-то на него ушат негатива заставил служить другим богам…

Все лучшее, что когда-то было в нем, ушло под хвост бешеной лошади, топчущей каменными копытами все: мораль, честь, семью, работу…

Теперь он, словно темной шалью, был полностью накрыт непроницаемым панцирем злодейства. И, прикрываясь благими намерениями, под видом заботы об окружающих людях вершил свои темные дела….

Незримая нить подтягивала нужные элементы криминала, которые не знали, что такое честь и совесть… которых не трогали чужие горе и слезы…

Жажда денег, больших денег, а вместе с ними свободы и власти, гипнотизировала его, манила и заставляла спускаться все ниже, на самое дно подлых преступлений.

Только при взгляде на Софью в душе его просыпались давно забытые чувства сострадания и симпатии. Наивная и чувствительная к своему положению девушка вызывала у него искреннее желание помочь и защитить от жестокой реальности. Его отношение к ней было трогательно заботливым. Он на самом деле желал ей добра и собирался часть заработанных денег пустить на приобретение жилья для нее. Ну а пока она была ему нужна… для поддержания в глазах окружающих образа добродетельного человека, радеющего за их судьбы. Отеческая забота о девушке, участие в ее жизни служили весьма приличным фоном для всей его деятельности. Слишком много было вокруг недоброжелательных глаз и слухов…

***

– Олег Николаевич, извините, что поздно, это я, Роман.

– Я это понял, – голос что-то невнятно пробурчал и уже четко добавил: – То, что поздно, ничего, я все равно не спал… Что для себя решил?

– Я согласен…

– Ну и хорошо. Завтра у тебя как день складывается?

– Взял выходной.

– Так… так, – голос что-то бормотал, прикидывал, после заявил: – Значит, так: завтра приходи в кафе «Сандаловое дерево» к шестнадцати часам, столик справа у окна. Там с тобой переговорят…

***

Было уже начало пятого. «Что-то тот, кто должен прийти, задерживается», – подумал Роман, с любопытством разглядывая обстановку в кафе. На фоне белого пола из керамогранита яркими пятнами выделялись красного цвета скатерти на столах. Мягкие сиденья и спинки стульев тоже были обтянуты чем-то ядовито-красным.

– Фу ты, – пробормотал он, – аж глаза режет… и кровью отдает…

На входе в кафе послышался странный грохот, будто что-то огромное толкнули – и оно бухнулось на пол.

Он резко повернулся и увидел огромного мужика, который стоял в дверях, ничуть не заботясь о том, что загораживает проход, и медленно обводил помещение взглядом. Поражал рост этого гиганта: чтобы пройти в дверь, ему пришлось слегка наклонить голову на толстой бычьей шее. Глубоко посаженные, будто вдавленные глаза смотрели исподлобья. Роман сразу признал в мужике боксера, правда, может, бывшего: сплюснутый и повернутый немного влево нос явно свидетельствовал о бойцовском характере своего обладателя. Его огромные пальцы почесывали выступающий вперед массивный квадратный подбородок, который постоянно стремился вниз – складывалось впечатление, что он так и норовил отвалиться и упасть на пол. Губы великана при этом размыкались, обнажая полусгнившие желтые зубы.

Его блуждающий взгляд наконец остановился на столике, за которым сидел Роман. Боксер уставился на Романа и принялся его разглядывать, что-то прикидывая и соображая. Огромная пятерня поднялась до уровня глаз, костяшкой указательного пальца он потер висок и медленно опустил ладонь на свою круглую, напоминающую глобус голову, придавив короткий седеющий ежик.

При виде верзилы у Романа появилось подспудное желание смыться с возможного места столкновения. Он подавил его усилием воли и заставил себя открыто посмотреть на застывшего у входа посетителя.

Верзила, похоже, почувствовал в холодном взгляде оппонента скрытую угрозу и готовность к стычке и не стал громить все кругом сразу. В ожидании дальнейшего развития событий он переминался с ноги на ногу и не сводил с Романа равнодушного немигающего взгляда.

– Я так понимаю, – решился тот первым нарушить затянувшееся молчание, прищурив глаза и всем своим видом демонстрируя безразличие, – вы хотите мне что-то сказать?

Большой человек, медленно соображая, по-прежнему разглядывал камазиста и, видимо, подыскивал нужные слова.

– Ну, я… – голос его шел откуда-то изнутри огромного тела, – побазарить пришел…

Неуклюже развернув стоявший недалеко стул, он оседлал его, торжественно водрузив пятую точку на мягкое сиденье. Деревяшка под ним жалобно запищала, но груз выдержала.

– Гм… Я – Тур.

Роман глянул на него и, подняв брови, расширил глаза.

– Это мне ни о чем не говорит.

– Значит, так, – здоровяк сфокусировал на Романе пристальный взгляд и медленно пробасил: – Так как ты теперь в нашей команде… от тебя требуется точное соблюдение всех инструкций…

Роман с интересом разглядывал издававшую звуки огромную тушу, которая при разговоре шевелилась. Стул под ней по-собачьи скулил, но еще держался.

– Ты будь спокоен… В городе тебя никто не тронет. Твой комбайн может ездить везде свободно. Но одно условие: ты должен вовремя появляться в том месте, какое тебе будет указано…

Добродушно улыбнувшись, Роман поинтересовался у здоровяка:

– Стесняюсь спросить, а в чем будет заключаться моя работа?

Тот пропустил вопрос мимо ушей, колыхнулся всей тушей и проурчал:

– Телефон твой знаем… ну а все остальное по ходу…

Роман посмотрел на его огромную говорящую голову, встал и, улыбаясь одними глазами, проговорил:

– Ну что, Тур, ты меня ничем не удивил. Будем следовать инструкциям, если так надо…

Здоровяк глубоко вздохнул, вновь окинул водителя пристальным взглядом, словно что-то вспоминая, и грубо буркнул:

– Я не собирался удивлять. Я сказал то, что должен был сказать…

Сузившиеся глаза боксера не сулили ничего хорошего.

– Чего вскочил? – он вытащил из внутреннего кармана куртки сложенный вдвое листок бумаги и протянул собеседнику. – Вот, заполни и подпиши. Ну, типа договор… на оказание услуг.

Роман развернул желтый листок бумаги и пробежал глазами. Это было стандартное отпечатанное на компьютере соглашение, где требовалось ответить на вопросы и подписать свое согласие на выполнение услуг по требованию.

Вроде никакого подвоха. Он заполнил нужные строки и поставил подпись в конце.

– А где второй экземпляр?

Громила придержал свою челюсть и гулко протрубил:

– Перебьешься!

Затем накрыл листок громадной рукой, и тот мгновенно исчез, будто растворился.

Угрюмо глянув на Романа напоследок, великан грузно развернулся, заслоняя собой окно кафе, и зашагал к выходу. Какое-то время Роман наблюдал через стекло, как он с трудом в несколько приемов устраивал свое необъятное тело в джипе, осевшем под его весом.

И только когда машина с бандитом отъехала, встал и вышел из кафе.

Третья часть
Заключение

Глава 11

– Эй! – голос справа прозвучал совсем близко. – Але, водила! Как звать-то?

Связанные руки Романа затекли так, что он их уже не чувствовал. Лицо нестерпимо щипало и чесалось, из обожженных глаз не переставая текли слезы. Перед ним стояла белая пелена с размазанными, как на картине, черными полосами. Он с трудом сглотнул слюну и, едва ворочая пересохшим языком, прохрипел:

– Ты… придурок, дай хоть глаза промыть… не вижу ничего…

В ответ последовал увесистый удар твердым предметом по правой ноге. Роман глухо охнул и, корчась, присел на правое колено.

– Это тебе за придурка, – мстительно захихикал гнусавый голос над ухом. Его поддержал раздавшийся рядом одобрительный смех пацанов.

В голове Романа что-то щелкнуло, и перед глазами, словно кадры немого кино, завертелись картинки. Да-а-а, лихо они его выманили из кабины КАМАЗа на полигоне!

Это был его последний рейс. Темнело. Он торопился разгрузиться, чтобы поскорее добраться до дома и, наконец, выспаться…

Голова трещала от капризов изменчивой погоды. Боль усиливал ввинчивающийся в уши свист гидравлики, когда тяжелая выталкивающая плита КАМАЗа, скрипя и ухая, выдавливала наружу мусор, освобождая задний бункер.

Разгрузка закончилась.

Поморщившись, Роман осторожно откинул голову на край спинки сиденья и прикрыл глаза. «Пять минут посижу – и в гараж…»

Негромкая спокойная музыка убаюкивала, в висках перестало ломить, вроде стало легче.

Незаметно задремал.

Из полусна его вырвали детский крик и стук кулаков по дверям кабины:

– Дядя! Дядя! У тебя колесо пробито!

Роман резко открыл глаза. В груди что-то неприятно екнуло, поползли тоскливые мысли. С такой проблемой да еще в темное время быстро не управишься… Несколько часов уйдет точно. Значит, с завгаром без ссоры опять не обойтись. Сколько выговоров он от него уже получил – можно всю стенку в квартире оклеить. Выгонит, как пить дать выгонит, неслось в голове.

Он схватил куртку и, распахнув дверцу машины, спрыгнул на землю. Направив луч фонарика на заднее колесо, присел, пытаясь разглядеть повреждение. В ту же секунду перед глазами что-то сверкнуло. Он с изумлением уставился на чью-то вытянутую руку с маленьким баллончиком и какое-то мгновение следил за дергающимся указательным пальцем…

Очнулся, когда струя перцового аэрозоля, описав круг, залила ему лицо и глаза. Роман зажал ладонями обожженные глаза и присел, отчаянно мотая головой из стороны в сторону. Два мощных удара по затылку отключили его…

Когда пришел в сознание, все в нем кричало от боли. Глаза жгло огнем, во рту стоял отвратительный привкус крови. Попытался пошевелиться и понял, что туго спеленат веревкой. Жуткая резь в глазах и текущие слезы не давали увидеть тех, кто так радостно над ним потешался.

– Ты не ответил, – монотонно прогнусавил все тот же голос. – Спрашиваю еще раз: твое имя?

– Роман, – еле слышно выговорил камазист, тяжело поднимаясь на ноги. Он чувствовал, что ноги его совсем не слушаются и тело все время уносит куда-то в сторону. Казалось, стоит только дунуть ветерку – и он вновь свалится на землю.

– Так вот, – продолжал голос, – ты уже, наверно, понял, почему оказался здесь?

– Я тебе что, бабка-отгадка, – пробурчал водитель.

– Не догадываешься, значит? Ну так я тебе объясню: ты, шкура, моих ребят в ментовку сдал, – зарычал гнусавый. – А перед этим еще нехило их избил…

Гнусавый обвел взглядом стоящих рядом беспризорников и обратился к кому-то:

– Слышь, Сыч! Так это было?

– Марат, я что, по-твоему, двойную жилу кусаю? – голос пацана дрогнул. – Я как его у нас на полигоне увидел, так сразу признал. Ты же помнишь, когда я прибежал к тебе за помощью, он уже избил наших и вызвал полицию. Мы тогда только хвост машины и увидели…

Часто моргая, Роман тщетно пытался сквозь выступающие слезы разглядеть человека, которого называли Маратом.

– Значит, ты и есть Марат, – с болезненным хрипом выдавил он из себя, и распухшие окровавленные губы чуть искривились в улыбке. – Давно хотел тебя увидеть.

– Надо же! И что так? – ехидно удивился гнусавый голос.

– Должок за тобой имеется, – с трудом выговаривая слова, прошипел Роман. – Твои уроды моего друга ограбили и чуть не убили…

– Ну, на то воля божья… – захихикал в нос зек. – Каждый зарабатывает, как умеет…

– Тебе, видать, трех твоих судимостей мало…

– Але, водила, не борзей, – зарычал гнусавый. – Ты вообще пока живой по случайности. Если бы не Прокурор, давно бы в мусор закопали…

С шумом выпустив воздух через сломанный нос, зек помолчал и злорадно добавил:

– А так только позабавимся…

– Дай хоть глаза промыть…

Роман не надеялся, что его просьба будет выполнена. Просто хотел хотя бы на время оттянуть те странные забавы, которыми грозил гнусавый.

Кругом все стихло. Но через минуту послышался какой-то шум, смех и на его голову неожиданно полилась холодная вода. Сильно ударивший в лицо поток принес облегчение. Жжение и резь в глазах исчезли, и он наконец смог разглядеть перед собой большой костер и толпившихся возле него пацанов разного возраста. Глядя на связанного, они смеялись и тыкали пальцами, как будто перед ними было незнакомое дикое животное.

Роман, и правда, ощущал себя затравленным зверем. Он напряженно ждал, понимая, что охотникам такое развлечение скоро надоест и они перейдут к своим, судя по всему, более жестоким и страшным играм. В любом случае смерть жертвы будет неизбежной.

Ночь, непроглядно темная, без звезд, опускалась быстро. Во многих местах полигона зажигались костры.

Стоя недалеко от костра, Роман всем своим нутром чувствовал, что с ним никто не собирается шутить.

– Марат, развяжи, – голос его был глухим и тихим. – Руки совсем затекли…

В глубине души Роман надеялся, что бандит его услышит и пойдет на компромисс. Да и чего им его опасаться – эти молодые воинственно настроенные волчата могли разорвать любого. А если удастся потянуть время, обязательно подвернется возможность или способ вырваться на свободу. Должен же быть какой-то выход…

– Ага, щас! Я что, на идиота похож? – прогнусавил зек и, тараща на него глаза, заулыбался. – Мне ребята рассказывали, как круто ты моего бомбардира уложил.

– Я так понимаю, ты собираешься игнорировать приказ Прокурора… – сдержанно начал Роман, пытаясь нащупать почву для дальнейшего разговора.

– Ты мне здесь лабуду не чеши, – нос зека завибрировал, издавая короткие гудки, нервный тик пробежал по худому, с выступающими скулами лицу. – Было сказано тебя не убивать, а на остальное указаний не было, – он шмыгнул носом и отвернулся к костру. – Но у тебя есть шанс, – после долгой паузы неожиданно прозвучал его голос.

Гул ребятни мгновенно прекратился, наступила тишина.

– Да, у тебя есть шанс отсюда уйти…

Зек неторопливо подошел к огню и бросил в него насколько веток. От затрещавших веток повалил темный дым, затем вспыхнуло пламя и устремилось вверх…

Желтый свет костра выхватил из темноты лицо гнусавого. Роман увидел, как тонкие губы его рта нервно шевелились, то сжимаясь, то разжимаясь, и это производило отталкивающее впечатление. Было непонятно, улыбается он или корчит рожи.

Прихрамывая, Марат осторожно приблизился к камазисту и замер, не сводя с него холодного взгляда. Расстояние между ними было не более трех метров. Какое-то время зек подозрительно рассматривал водителя сузившимися глазами, в глубине которых таилась угроза. Затем пальцы его правой руки нервным движением, как по роялю, пробежались по пуговицам. Короткое темное пальто распахнулось, и светлая рубашка замелькала в темноте белым пятном.

– Всего-то и надо, – вкрадчиво начал он, и острый нос его при этом странно задвигался, – поговорить с ментами, чтоб пацанов отпустили…

– Я не следак, – разбитые в кровь губы Романа еле шевелились. Не обращая внимания на боль, он старался говорить как можно более внятно, чтобы блатной его понял. – По правде говоря, в законах вообще не разбираюсь…

– Кому ты чешешь! Не разбирается он… Так я тебе и поверил… – окрысился зек и, язвительно усмехнувшись, добавил: – Посадку, однако, ты им быстро организовал.

– Я серьезно говорю, обратись лучше к адвокатам, – Роман понимал, что таким ответом наживет себе сейчас еще больше проблем.

Крепко связанный веревками, он ощущал себя мухой, оказавшейся в паутине у паука, готового расправиться с ней в любую секунду. Сколько ни бейся, только сильнее запутаешься.

Но всегда есть надежда на чудо, вот на него Роман и рассчитывал.

– Курить дай, – тяжело дыша, прошептал камазист. – Уши пухнут.

Больше всего на свете ему сейчас хотелось затянуться крепким дымом. Надеялся, что это немного уменьшит боль и поможет избавиться от чудовищного напряжения во всем теле.

Он тянул время. Ведь для чуда нужно всего лишь время. Ну и желание, чтобы оно исполнилось.

– Сыч! – грубо прогнусавил зек. – Дай водиле курить.

Роман увидел перед собой белобрысого пацана лет шестнадцати, может, чуть старше, который поднес ко рту связанного прикуренную сигарету. Грязные пальцы его ходили ходуном, в широко раскрытых темных впалых глазах затаился страх, а тонкие губы, скошенные вправо, шевелились.

Белобрысый был в черной фуфайке на несколько размеров больше необходимого, от которой несло протухшей рыбой.

Роман глубоко затянулся и, придерживая зубами фильтр сигареты, выдохнул струю дыма пареньку в лицо. От неожиданности белобрысый сначала опешил, затем отшатнулся и резко отступил назад.

– Вот ты какой, Сыч! – чуть слышно произнес Роман голосом, в котором таилась угроза.

Сыч растерянно огляделся по сторонам, будто ища кого-то в темноте, после сделал еще два шага назад и, словно рядом никого не было, развернулся и уставился на костер.

Заметив странное поведение паренька, зек подошел к нему и хлопнул по правому плечу.

– Ну, колись, Сыч, че засуетился? Будешь менжеваться, весь кайф пацанам сорвешь…

– Что-то тошнит меня, – неохотно пробурчал Сыч, отворачиваясь.

Он хорошо помнил тот вечер, когда они пошли на разбой. Этот водила, спутанный сейчас веревками, тогда быстро оклемался от удара толстяка… Дальше – больше… Не рванул куда подальше… кинулся выручать того, другого. Не то дерзкий в натуре, не то без башни начисто, кто его разберет… Еще двух наших вырубил… Хорошо, что он сам тогда смог ноги унести. И сейчас здесь, на своей территории, он, если честно, боялся этого бешеного камазиста. Казалось, тот в любую минуту готов разорвать веревки и задать всем трепку.

– Ты, Сыч, не делай здесь клоуна, – донесся до него голос Марата. – Цирк таких, как ты, не ждет…

Белобрысый оглянулся на Романа. В свете костра он заметил, как опухшие, разбитые в кровь губы водилы приоткрылись, обнажив плотно сжатые блестевшие зубы, которые, как ему показалось, явственно скрипели от злости.

Вздутые веки Марата потемнели, глаза превратились в узкие щелки. Он зашипел, как загнанная в угол змея, которой не удалось вонзить жало и излить свой яд, однако она не смирилась и еще на что-то надеялась.

– Марат, – тихо прошептал Сыч, – ты же видишь, ему и так наркоз сполна дали… вон вся тыква заплыла…

– Ну-ну, поговори у меня, щенок, – грозно сверкая глазами, процедил зек, – вали давай отсюда, наслаждайся сном…

Прихрамывая, Марат неторопливо подошел к Роману. Прищурив свои маленькие глазки, с любопытством оглядел его и выдавил через нос:

– Интересно, водила, чем это ты так Сыча напугал?

Спеленатый веревками, Роман едва удерживал равновесие, качаясь из стороны в сторону. Жжение и резь в глазах не прекращались, отчего по лицу постоянно текли слезы. Словно сквозь призму, он видел расплывшийся силуэт говорящего и толпу малолетник придурков вокруг костра, которые по-вороньи галдели, боясь остаться без любопытного зрелища.

– Мне плевать, – растягивая слова, еле слышно проговорил Роман, – чего там боится твой шестерка.

Он провел языком по разбитым губам, ощутив засохшую кровь, и добавил с кривой усмешкой:

– А вот ты-то чего боишься? Развяжи… вас же тут много…

– Успеется, – хмыкнул зек и неторопливо продолжил: – Ну, значит, расклад такой… Если ты не можешь или не хочешь договариваться с ментами… – он замолчал, как будто обдумывая следующую фразу, и прохрипел: – На кой ты нам тогда вообще нужен?

Роман невидяще уставился на человека, очертания которого дрожали и расплывались в пелене слез. Пытаясь вернуть зрению четкость, зажмурился и резко откинул голову в сторону. Накопившиеся слезы хлынули из глаз. Он почувствовал неожиданное облегчение и отчетливо увидел перед собой говорящего – худого, ехидно улыбающегося мужика.

Костер вспыхнул жарким пламенем, треща от подброшенных в него веток, и за спиной гнусавого предводителя Роман явственно различил человек пятнадцать пацанов. Каждый из них держал в руках увесистую палку.

В голове молнией пронеслось, что эта свора любого может затоптать и разорвать на кусочки.

– Але, водила, ты меня слышишь?

Роман тяжело уронил голову на грудь, изображая кивок.

– Поможешь вытащить моих пацанов от следака… будешь иметь уважуху…

– Я же тебе сказал, – процедил Роман, – я не адвокат.

– Ладно! Значит, готов страдать за свои деяния? – заулыбался Марат. – Видишь, какие я слова знаю…

Повернув голову в сторону костра, он кивнул толпе малолеток и снова уставился на опухшее лицо Романа.

– Да мне достаточно только пальцем щелкнуть – и они тебя растерзают…

– Ну, это с любым можно сделать, – едва шевеля разбитыми губами, согласился Роман. Он чувствовал, что тело совсем затекло и стало сильно чесаться. – Особенно, если он связан.

Марат засмеялся, подхватил толстую ветку и пошел к костру, но, не пройдя и трех шагов, обернулся:

– Ты погодь малость, еще не все вопросы заданы…

Чуть наклонившись в правую сторону, кинул ветку в сторону костра. Описав в воздухе дугу, та упала, не долетев до огня.

– Вот видишь, водила, и здесь мне не повезло, – пожав плечами, недовольно прогнусавил зек. – Но вот что я тебе скажу. Жалко мне тебя. Ты ведь тем, кто решил тебя нанять, до фени… Ну, а что до Прокурора, так он таких, как ты, с десяток найдет…

Роман почти физически ощутил, как от этих слов зека повеяло могильным холодом. Что ж, он прав. Вокруг поднимались огромные кучи зловонного мусора. Кто знает, сколько душ покоится на этом полигоне?

По телу пробежала дрожь, где-то глубоко внутри зашевелился страх, что вот так, просто и бессмысленно, по воле какого-то идиота можно уйти в мир иной. Нет, надо что-то придумать, все равно что, лишь бы выбраться отсюда. Может, пообещать им, что он найдет адвоката, пусть защищает тех тварей, которые покалечили его друга…

Он с затаенной тревогой всматривался в кучу грязных детей с лихорадочно блестевшими глазами, которые жаждали крови и зрелища. Его крови. Иначе зачем они здесь? А Соня, где она сейчас? Уже несколько дней он не мог до нее дозвониться. С этой новой работой все так запуталось… Нет, в тот день там, у себя дома, он был с ней честен до конца. Девушка запала в его сердце, и он действительно готов на все, чтобы сделать ее счастливой… Но… жизнь часто складывается совсем не так, как мы себе это представляем. Все непредсказуемо…

Роман понимал, что расправа затягивается и напряжение толпы растет.

Кто-то из собравшихся нервно выкрикнул:

– Марат, поздно уже! Чего ждем?

Недовольный гул пронесся над головами требующих развлечения подростков.

– Действительно, – раздался тонкий голосок откуда-то с края толпы, – его отпусти, так он нас всех в ментовку сдаст…

***

Роман не знал, сколько времени прошло. Надеялся, что еще не слишком поздно. С детства он интуитивно боялся ночи. Нет, он не верил в приведения, духов и прочую мерзость. Но еще маленьким запомнил, как бабушка, укладывая его спать, постоянно твердила: «Не жди ночи, милый, всегда засыпай раньше. Тогда не будешь знать ночных ужасов и не увидишь появления ошалелой нечистой силы…»

Он послушно зарывался в подушку, натягивал на голову одеяло и затихал, только губы тихонько шептали: «Зачем, зачем ты, баба, меня пугаешь…» А та монотонно твердила: «Закрывай глазки, милый, засыпай. Ночью мы себе не принадлежим, в темное время суток наступает час ведьм…».

***

– Конечно, сдаст, – гнусаво прорычал Марат. – Я и без тебя это знаю.

Зек был весь как на шарнирах. Он нервно подергивался, срывался с места и, ни на секунду не останавливаясь, расхаживал взад-вперед.

Несмотря на жгучую боль, Романа эта картинка рассмешила, и его разбитые губы растянулись в улыбке.

– Ну ты, вошь! – заметив эту улыбку, взревел Марат и, набычившись, подскочил к связанному. – Ты, видать, не врубаешься, что я за своих пацанов из тебя душу вытряхну!

Он повернулся к возбужденной ораве и замер, гипнотизируя ее своим взглядом. Злобные сощуренные глазки пробежались по каждому из пацанов, освещенных высоким пламенем костра. Пытливо всматриваясь в лица малолеток, он словно хотел заручиться, что они готовы за него хоть в огонь…

Затем зек уставился на пленника. Тонкие губы его искривились, откуда-то из носа понеслись злобные слова:

– Так вот, мразь. Они с тобой не в догонялки играть собрались, им хочется крови. И, чтобы позабавиться, они получат ее любой ценой…

Зек отошел от Романа и, подобрав палку, с силой швырнул в костер. Желто-синий огонь резко наклонился к земле, будто пытаясь увернуться от палки и сбежать со своего нагретого места.

Подростки загалдели и, натыкаясь друг на друга, поспешно отступили от обжигающего пламени.

Но костер яростно затрещал, выпрямился и начал с шумом выплевывать снопы искр в небо. Ветерок в ту же секунду подхватывал их и уносил ввысь, превращая на мгновение в звезды.

Смрадный воздух всколыхнулся от внезапно вспыхнувшей перебранки, наполнился криками и ругательствами.

При неровном свете костра Роман пытался разглядеть лица пацанов, занятых непонятными разборками между собой и не обращавших на него никакого внимания. Где-то глубоко внутри вновь поднял голову и начал расползаться по всему телу липкий страх. Он понимал: никто не собирается его отсюда отпускать. Все просто: нет свидетеля – нет проблем.

Усилием воли Роман подавил его, стараясь не поддаваться панике. Разум балансировал на грани между реальностью и сном, отказываясь принимать происходящее. Чтобы удержать ускользающее сознание, он крепко зажмурил глаза. Лицо исказилось от боли. Голову пронизали мириады несущихся огней, которые разрывали засохшие раны и выбрасывали горячую пульсирующую кровь.

«Нет… мне не кажется… – бешено вертелись мысли. – Помешательство или глюки тоже отпадают».

На какой-то миг он впал в отчаяние от собственной беспомощности, в висках застучало: «Это конец…»