Текст книги "Ёсь, или История о том, как не было, но могло бы быть"

Вячеслав Ворон
Ёсь, или История о том, как не было, но могло бы быть

Пролог

После Великой Октябрьской революции Надежда Константиновна Пупская, родовая дворянка из рода Пупских, дочь губернатора Тифлиса, становится единственным лидером вновь созданной республики – Страны Советов. Ближайшие соратники по борьбе за светлое будущее Ёсиф Стален и Фил Джежинский, представляющие высшее руководство партии, проводят среди контрреволюционеров просветительную политику, направленную на укрепление завоеваний революции. Но не все идет гладко, и постепенно страна скатывается в вооруженное противостояние новых и старых. Новые не хотят жить по-старому, а старые не хотят по-новому. Понимая всю серьезность сложившегося конфликта, после бесполезных попыток примирить враждующее население и закончить тем самым братоубийственную войну, а также используя свое положение в партии, Надежда Константиновна издает Декрет о Мире во всем Мире. Суть которого сводилась к тезису о немедленном прекращении боевых действий по всем фронтам, сложении оружия, всеобщем примирении и воссоединении братских и дружественных Стране Советов народов. В одночасье перед партией и ее высшим руководством встал вопрос о способах продвижения в народные массы светлого будущего. Для этого из партии было выделено два основных миротворца: Ёсиф Стален, министр иностранных дел, близкий друг и соратник Надежды Константиновны, ярый противник мирных революций, идеолог и основоположник террористического движения, и Фил Джежинский, министр экономики, член партии с самого ее основания, отец пятерых детей, видный общественный деятель, сподвижник марксизма-энгельсизма, председатель литературного сообщества «Лубянка-Андеграунд».

Во исполнение Декрета Ёсиф Стален был делегирован в Мексику для неформальной встречи с Львом Троцкиным, на тот момент проживавшим в изгнании. В его основную миссию входило: переманить Льва в прайд революционеров с целью привлечения последнего к борьбе с контрреволюцией. Используя ораторский талант Троцкина, партия надеялась убедить разрозненные массы Страны Советов сложить оружие и подчиниться Декрету пролетариата.

В Ё-бург, с дружественным визитом и правительственной петицией к царской семье, был отправлен Фил Джежинский. Надежда лично поручила Джежинскому провести агитационную политику среди детей Николая и через них заручиться поддержкой царя, дабы урезонить бандитов, подчиняющихся только его указам.

Делегаты разъехались.

Стален в Мексике

Переплыв Атлантический океан на построенном на верфях Англии «Титанике»[1]1
  «Титаник»… Корабль-престиж, корабль-мечта, корабль-легенда… Символ эпохи – великолепный, роскошный трансатлантический лайнер, так и не завершивший свой первый и единственный переход через Атлантику.


[Закрыть], Ёсиф Стален разместился в гостинице с названием, несвойственным для жарких стран, «Ледоруб». Ничего особенного для местных жителей эта гостиница не представляла, разве что при входе стояло двадцатиметровое изваяние в виде спиралевидного бура, вгрызавшегося своим концом в невыразительную массу не то льда, не то кучу дерьма. А на самом верху сией исполинской штуковины была водружена шляпа, кои в то время носило немало народу. Ёсиф подошел к окну и взглянул на улицу, взор его упал прямиком на шляпу: окно номера отеля, в котором остановился Стален, смотрело строго на изваяние. «М-да, – подумал он, – что-то мне это напоминает, что-то такое близкое и родное, что-то из Страны Советов». Он почесал затылок и в свойственной ему величавой манере стал расхаживать по роскошному номеру, вымеряя шагами метры двухкомнатного сьюта. Ровно в половине третьего пополудни зазвонил телефон.

– Здравствуй Ёсиф! – прозвучал нежный женский голос на том конце трубки. Ёсиф обладал абсолютным музыкальным слухом и без труда узнал свою собеседницу, это была Пупская.

– Здравствуй, мАя Надежда! – со свойственным ему южным акцентом ответил Стален.

– Как обстоят дела с моим поручением, все ли ты запомнил, что будешь говорить Льву? – спросила Надя.

– КанечнА, я скажу ему, что мы, ты и я, решили пАжениться и хАтим растить детей на благо революции и Мира во всем Мире, – ответил Ёсиф.

– Балда, при чем здесь пАжениться, как ты говоришь, и растить детей, еще и на благо революции. Для этого у нас есть Джежинский со своей пятерней. А твоя задача сейчас служить делу революции. И только ты можешь призвать Льва вернуться в Страну. Я знаю, что ты обладаешь гипнотическим действием и можешь производить неизгладимое впечатление на собеседника. Ёся, я тебя только об одном прошу, когда ты используешь свои чары, не отвлекайся на посторонние действия, а то получится, как в девятьсот пятом.

– А что в девяТсот пятом? – парировал Ёсиф.

– А в девятьсот пятом ты, дорогой мой Стален, засмотрелся на горного орла в горах Тифлиса в тот момент, когда царские казначеи практически добровольно пожертвовали большую часть сопровождаемой ими казны на нужды революции. И что из этого вышло, мне пересказывать тебе не надо.

– Да, но Арел птица свАбодная и красивая, а я тоже Арел. Вот я и загляделся на брата. Да и деньги мы же все равно получили, хАтя и пришлось немного погАрячиться. Так сказать, распушить усы, – пробурчал в трубку Ёсиф.

– Усы он распушил. Ишь ты, важный какой, тараканище прям. Слава Ленину, что все тогда обошлось мирно, вовремя тебя в чувство привели соратники наши, выстрелив тебе в ногу, иначе не сидел бы ты сейчас в теплой Мексике, а хлебал бы баланду в царских «палатах» с видом на тайгу и окошком в клеточку.

– Ой, Надюха, не напоминай, я как вспомню, до сих пор нога ноет. Я как пулю-то получил в ногу, сразу сААбразил что-то со мной не так. Помню: больно было, но видя перед собой стройные ножки Фаннички, я бежал быстрее пули, забыв о боли, – выдохнул в трубку Ёсиф.

– Однако ты, Ёся, и кобель, у тебя пуля была в ноге, а ты за ножками Каплан устремился. Я, конечно, не ханжа, но смотри там, в Мексике, чтоб никакие ножки тебя не отвлекали от поставленной мною задачи. Троцкин должен быть наш и баста. Все, хватит попросту шелестеть, я все же по межгороду звоню, и на коммутаторе, уже, наверное, давно уши греют империалистические шпионы. Там в правом кармане гавайки[2]2
  Гавайка – мужская рубашка навыпуск с пестрым, ярким рисунком.


[Закрыть] лежит пошаговая инструкция ведения переговоров со Львом. Будь осторожен, Ёся, если хочешь жениться. Все. Чао! – по-учительски отчеканила Пупская и повесила трубку.

Ёсиф в недоумении покрутил пипикающую трубку перед глазами и резким движением водрузил ее на место. «Сцука, – подумал он, – я к ней со всей душой, а она, сухарь, все только о деле и своей революции. Училка, так и есть училка».

Знакомство с Пупской

Они познакомились в девятисотом в ссылке в Шушенке. Он отбывал наказание за украденный отрез шелка в китайском магазине Тифлиса, что находился на улице Бегларова, в старом доме № 18. Так, ничего особенного, проходил мимо, увидел в витрине яркий отрез ткани, зашел, помахал заточкой перед лицом китайской национальности, в те времена много торговцев из Китая открывали лавки и торговые ряды, и лицо китайской национальности без промедления решило отдать отрез. А в этот момент по улице проезжал кортеж с губернатором и его дочкой, и Ёся, будучи молодым и пылким, одним движением вскочил на подножку кареты и вручил дочери генерала только что украденный отрез. Это уже потом охранка скрутила его и отправила сначала в участок, потом в суд, ну а после – в ссылку с формулировкой о посягательстве на жизнь и достоинство дочери генералгубернатора Тифлиса. И приговорили молодого и отчаянного Ёсифа Джугашмили к двенадцати годкам. Так он и стал ссыльным каторжником в таежной деревушке Шушенк. Шли годы, и ничего в ссылке не менялось, Ёсиф взрослел, набирался криминального опыта от старших и, когда ему исполнилось двадцать четыре годка, снискал себе воровское уважение и авторитет отъявленного головореза, прирезав парочку таких же ссыльных, как сам, сбросив их в реку Шушь. Так сказать, сделал дело, и концы в воду. Жизнь у ссыльных была достаточно вольная. Кто хотел, работал, строил дома для жандармов и их семей, кто рыбу ловил в реке, а кто и просто валял дурака и бил баклуши. Ёсиф целыми днями слонялся по Шушенку и высматривал, где бы чего притырить. Так, блуждая по ссылке без дела, он зашел в местный клуб, где был организован приход, и увидел ее – губернаторскую дочь. Он даже не сразу понял, кто перед ним. А перед ним была Надя, которую он видел в карете, в которую он был все это время влюблен. Это была та же девочка, что и шесть лет назад, дочь генерал-губернатора Тифлиса. Он смотрел на нее и не верил глазам своим. Те же глаза, только больше, те губы, только больше, те же груди, только больше, те же ноги и та же… только выше. Надя приехала в Шушенк после окончания Института благородных девиц учительствовать. Ей, молодой и красивой, надоела родительская опека и постоянный контроль генерала-папы. И после окончания института Надя взяла первую попавшуюся под руку газету, увидела в ней объявление о наборе учительского состава для осваиваемых земель Центральной Сибири и, ничего не сказав родителям, купила билет и рванула на первом же паровозе в неизвестность. Так Надежда Пупская оказалась в ссыльной деревушке Шушенк. По приезде она получила комнату в доме для молодых специалистов и работу учительницы русской словесности. Днем она учительствовала, вечерами читала или вышивала, а по воскресеньям ходила на службу, где пела в хоре и послушно молилась, будучи набожной и благочестивой девушкой. Батюшка здешний, Володимир, был добр и учтив ко всем. И никогда не осведомлялся о происхождении своих прихожан. За что прихожане, а это были жители Шушенка и ссыльные, любили его и охотно шли на службу. Здесь Ёсиф и встретил Надю, зайдя к батюшке на исповедь. Здесь он признался ей в своей верности и преданности. Здесь он вместе с Надей замыслил побег.

Побег из Шушенка

Встретив Надю, Ёсиф стал все свободное время в ссылке проводить рядом с ней. А Надя старалась особо не нагружать себя учительскими обязанностями и тоже находила время почаще быть со своим Ёсей.

Шли дни, недели, месяцы, и любовники понимали, что им все больше и больше времени необходимо быть друг с другом. Так как Надя имела склонность к системному мышлению, она первая предложила Ёсифу то, что он давно не решался ей сообщить. В один из вечеров Надя, в очередной раз одернув зависшего Ёсю, временами столбеневшего при виде женского тела или лодыжки, сказала:

– Послушай, милый, так не может продолжаться вечно, я в конце концов хочу иметь нормальную семью, воспитывать детей, а не тебя, и жить в столице.

– КАнеШно, дАрАгая, я сАгласен, я тоже хАчу! – промямлил он.

– Надо что-то придумать, ну, например, побег из этого Шушенка, – подмигнув, она приподнялась на цыпочки, так, чтобы Ёсиф мог отчетливо разглядеть ее формы.

Глаза грузина, а Ёсиф был грузином, моментально налились багровыми реками, нижняя губа задвигалась в непроизвольной судороге, и на руках появилось статическое электричество, да такого потенциала, что волосы приняли вертикальное положение в пространстве.

– Я люблУ тебя, Надя, я, как Арел, гАтов на все, что ты хочешь. Да я взорву весь этот ссылкА, и мы пАскачем на конях в стАлицу, – выпалил он.

– АхА-х! Да ты что, спятил, выбрось это из головы, у тебя и взрывчатки-то нет, и кони твои через тайгу не пройдут, и до стАлицы осьмь тыщ верст, стАличный ты мой, – передразнила его Надя. – Здесь, недалеко от Шушенка, есть город Стален. Там железнодорожная станция Стален-Узловая. Ты, Ёсиф, в воскресенье, когда охранка на обеде и бдительность притуплена, возьмешь коня и прискачешь туда, благо кони у нас быстрые, да и Стален недалеко, верст так десять через тайгу. А я с утречка пойду к батюшке Володимиру, помолиться Ленину, попросить у него благословения на дело наше верное.

– Вах, вах, вах, умный ты у меня, Надюха! – воскликнул Ёсиф.

– Умная, – поправила его Надежда. – И запомни, никому ни слова, что б ни одна живая душа не знала. Я после батюшки сяду на повозку, идущую в город, на привоз, там и встретимся. Одежу для тебя я сховала в денниках старой конюшни. Там и конь ретивый стоит. Все, иди и ничего не перепутай. Одежа и конь – в конюшне, а не у охранки. А то, я знаю тебя, зависнешь и начнешь тырить коней у жандармерии, а они тебя пострелять могут, и как тогда мне быть. Ты ж мне мил, Ёсик, – с нежностью добавила она.

Взгляд грузина притупился, и он остолбенел. Поняв это, Надежда пощелкала двумя пальцами перед глазами возлюбленного. Возлюбленный развис.

Настало воскресенье, и жандармы подняли весь лагерь спозаранку. Время, по закону подлости, еле двигалось вперед, и Ёсиф от скуки стал также медленно передвигаться по Шушенку. Сначала он пошел вдоль берега реки Шушь. Одинокие фигуры ссыльных восседали на пригорках, время от времени приподнимаясь и сгибаясь над рекой и дергая воткнутые в крутые берега удилища. Кому-то удавалось вытащить рыбу, и, когда это происходило, весь берег оглушал радостный вопль. Обогнув очередной пригорок, Ёсиф вышел на окраину Шушенка. Здесь еще полвека назад был выстроен не то терем, не то изба, но только очень больших размеров, которую после придания Шушенку статуса ссылки превратили в казармы для несемейных жандармов. У входа стоял служивый. Одеяние его больше походило на цирковое, нежели военное. Шаровары явно на два размера превосходили положенное предназначение, были заправлены в сапоги. Последние, в свою очередь, забыли, когда были чищены и оттого походили на клоунские ботинки с приподнятыми носами. Грязь налипла аж до самого колена и имела наглость включать в себя часть навоза, прилипшего, видимо, в конюшне пару месяцев назад. Портки были подпоясаны бечевкой для подвязывания ведра от колодца, в них нелепо и со свойственным солдатским пренебрежением была заправлена рубаха неизвестной цветовой гаммы, издалека напоминающая зеленый, в довершение на голове у служивого была водружена фуражка, прошедшая все стадии трансформации от абсолютно круглой до причудливо квадратной. В руках была винтовка со штыком, в коей только штык и был настоящим, а остальная часть ружья была умело выстругана из сосны ссыльными и раскрашена под настоящую. На вид это был молодой рекрут, с опечаленным взглядом, говорящим, что служить ему еще лет так двадцать, двадцать два.

Ёсиф подошел к солдатику и спросил, что-то о времени.

– Не положено, – басом ответил молодой жандарм.

– Что не положено? – переспросил грузин.

– Не положено с ссыльными разговаривать, а посему проходите на задерживайтесь.

– А ты кАгда отвечаешь «не положено», ты со мной рАзгАвариваеШ, или это не ты? – вопросительно произнес Ёсиф.

– Не положено, – басил солдат.

– Вот ты клоун, заладил свое не положено, кто там знает, что положено, а что не положено, – он пальцем указал на терем.

В это время в окошке терема показалась рыжая копна волос, и следом появилось пухлое женское личико с огромными, как у коровы, глазами. Она игриво улыбнулась, и ее пухлые губки послали Ёсе поцелуй. Ёся машинально выхватил у солдатика винтовку и в два приема поразил его штыком в грудь. Жандарм пошатнулся, присел на одно колено и упал замертво. Рыжеволосая заорала. Да так, что все макушки елей зазвенели эхом, разлетаясь по округе. Ее крик был настолько громким, что бить в набат означало бы хлопать по плечу товарища. Моментально, как по команде, на улицу стали выбегать офицеры и солдаты разных званий, по ходу действия подпоясываясь портупеями, за ними выскакивали с криками полусонные девки. Это порождало еще больше суеты и сумятицы. Ёся завис и стоял в полном недоумении, и эти минуты длились вечность. И лишь когда он услышал выстрелы и свистящие у уха пули, развис и понял, что в очередной раз попал впросак. Времени на раздумье не оставалось, и Ёсиф стремглав рванул в густую чащу тайги. Прорезая, как секач, собой просеку, он бежал что было силы, вгрызаясь вглубь неизвестной ему тайги. Бежал, расцарапывая кожу на щеках, бежал, разрывая в лохмотья робу. Бежал, бежал, не оглядываясь и не сворачивая с верного пути. Сколько он бежал, он и сам не знал. Остановился, только когда выдохся совсем и когда тело стали пронзать тысячи мелких иголочек, заставляющих его дрожать в судорожном издыхании. Отдышавшись и оглядевшись вокруг, он вдруг ясно стал осознавать, что убежал так далеко вглубь тайги, что не то что жандармы, а даже волки серые не заходят столь далеко. И он завыл, завыл, как воют волки на луну, протяжно и стройно, слух у него был абсолютным, и это только помогало ему. Вдобавок он стал мотать головой, вверх, вниз, влево, вправо. Это походило на ритуал, подвластный пониманию только воспаленному мозгу беглого ссыльного. Темп постепенно нарастал, и Ёся не заметил, как его глаза, упершись в одну точку, вдруг стали различать на пеньке, сначала размыто, а потом все отчетливее и отчетливее, силуэт. Он остановился, перестал выть и закрыл глаза. Открыв их, Ёсиф четко разглядел на пеньке силуэт, сидящий в позе роденовского мыслителя. Он упал на колени и вознес руки к нему.

– Слава тебе, Слава. Слава Ленину, Слава. Не зря моя Надюха пошла к батюшке Володимиру, услышал увещевания, и явился ты мне. Прости меня, Ленин, прости. Грешен я, грешен. Живу с Надюхой не в браке, солдатика вот давеча убил, – он вдруг поймал себя на мысли, что говорит без акцента, на чистом славянском языке. – О, чудо. Я верю. Верю, ты есть, – залепетал Ёсиф. – Скажи мне, Ленин, а смогу ли я выбраться из тайги непроходимой. Смогу ли я снова обнимать мою Надюху, смогу ли я закурить махорочки? Прости меня грешного, еже ли чЁ не так.

– Не ропчи, не суетись, – привставая, громогласно произнес Ленин. – Знаю я все твои грехи, знаю я всю твою никчемную жизнь. Ты, Ёсиф, еще молод и многое не понимаешь, Что, Где и Как?

Он и в самом деле ничего не понял из последнего. Однако сделал вид, что понял. Ленин продолжал:

– Так вот, сын мой, дам я тебе один шанс, потому как рано тебе еще. Великие дела тебя ждут с Надеждой. Великие свершения. И ты будешь во главе этих дел. Ты будешь править сам своей судьбой. Но помни, когда я второй раз явлюсь тебе, шанс этот я у тебя отберу, и тогда, волки таежные начнут грызть тебя, рвать на части и растаскивать на куски по всей тайге. Если в тайге будет суждено свидеться снова.

Ленин выпрямился во весь свой могучий рост. И Ёсиф увидел мощь и величие фигуры его. Это был исполин, Титан, гигант, высотой не меньше шести саженей ввысь и двух – в плечах. В одной руке он сжимал вещь, напоминающую Ёсе отрез, украденный им у лица китайской национальности, вторая же находилась в кармане пальто.

– Скажи мне, отец мой, Что мне делать, Как мне быть и Где мне найти тропу, чтобы выйти из дремучего леса. Кто мне поможет? – еще несколько мгновений назад Ёсифу казалось, что он не понимает сказанные слова Ленина, а сейчас он сам глаголил ими.

Ленин посмотрел сверху вниз на молодую шевелюру парубка, по-отечески погладил его свободной рукой по голове и молча, этой же рукой, указал направление, выбросив ее перед собой. Так он и застыл, в молчаливом изваянии в одной руке сжимая отрез, а другой указывая путь заблудшему путнику. Ёсиф постоял в оцепенении еще какое-то время, и только стук дятла привел в сознание грузина. Он гордо вскинул взгляд на руку Ленина и побрел в направлении указующего перста. Не пройдя и версты, Ёсиф вышел на неизвестную ему дорогу, которая изгибаясь продолжала проложенный Лениным путь. Время шло к полудню, солнце стояло практически в зените. Жутко хотелось испить воды и искупаться в Шуше. Он шел, не чувствуя ног под собой. Земля плыла перед глазами повесы. Изнемогая, Ёсиф присел на обочине и посмотрел на солнце.

– О, Ленин, скажи мне, что дальше… – не договорив начатой фразы, он вдруг заметил на горизонте подводу с людьми. – Спасибо, спаситель! – поблагодарил Ленина Ёся и побежал навстречу повозке, открыв в себе второе дыхание. Уже в ближайшем приближении он увидел на подводе Надю и парочку знакомых лиц из Шушенка. От радости Ёсиф стал размахивать руками и топать ногами. Он радовался, как ребенок – новой коняшке, выструганной из соснового обрубка ссыльным и отданной за крынку свежего молока его молодой мамке-доярке.

– Ёсиф! – закричала Надежда, подъезжая к нему все ближе. – Ты что там натворил, весь Шушенк подняли по тревоге, тебя ищут. Всю тайгу выворачивают наизнанку. Как ты здесь оказался, это же невозможно, это совсем другая сторона, эдак верст пять от тайги, – развела руками Надежда.

– И невозможное возможно, – на чисто славянском ответил он. – Я тебе по дороге такое расскажу, ты не поверишь.

Ёсиф заправски запрыгнул на подводу, подмигнул вознице и присвистнув крикнул:

– А ну пошла, кляча старая, вези нас в светлое будущее с моей Надей. Но-о-о!

Надя в недоумении посмотрела на славяноговорящего грузина и, тоже присвистнув, прокричала: «Но-о-о».