Текст книги "Ёсь, или История о том, как не было, но могло бы быть"

Элеватор

Войдя в элеватор, Троцкин сразу почувствовал неладное. А пройдя вглубь, понял, что предчувствие его не обмануло. Стены были забрызганы кровью, а бандиты лежали навзничь друг на друге, не подавая признаков жизни. Стален исчез. Троцкин тростью небрежно раскидал тела убиенных в надежде найти под ними Сталена, но было тщетно. Его там тоже не было. И только еле уловимый скрип цепи у свода элеватора, заставил его взглянуть вверх. Вглядываясь в темный свод элеватора, Троцкин не мог заметить, что Стален висит на цепи, схватившись обеими руками за кольцо вбитое в свод. Но Стален отчетливо видел прищуренный взгляд хитрющего Льва. Он буравил своим взглядом пространство под сводом, но ничего не мог разглядеть. Троцкин опустил трость, снял шляпу, достал из нагрудного кармана пенсне, примерил его к глазу и снова вскинул голову вверх. Эффекта телескопа пенсне, конечно же, не произвело, но очертания Сталена Лев смог заметить.

– Ёсь, а Ёсь, что ты там прячешься, я тебя вычислил и предупреждаю: у меня есть парабеллум[17]17
  Пистолет Люгера (Люгер, Парабеллум) – пистолет, разработанный в 1900 году австрийцем Георгом Люгером на основе конструкции пистолета Хуго Борхардта.


[Закрыть] и я буду стрелять. Спускайся, – Троцкин достал из кармана штанов пистолет и символично потер его о рукав пиджака. Стален сжал зубы и стальной хваткой прижался к прохладному своду. Цепь скрипнула снова. Троцкин деловито взял шляпу, вскинул ее вверх и произвел выстрел в темноту. Раздался оглушительный раскатистый шум, эхом разлетевшийся по элеватору. Вспышка света от пистолета осветила свод. На секунду Троцкин заметил под сводом, съежившегося Ёсифа и летящую шляпу. Но, судя по тому, что ни шляпа, ни Стален сверху не упали, он понял, что пуля не достигла своей цели. Он перезарядил парабеллум.

– СлЮшай, Троцкин, – раздался голос Ёсифа сверху. – А ты надеешься попасть в меня. ТИ же никогда не отличался меткостью, да и стрельба в тЭмноту бЭссмысленна. У тебя закончатся патроны, и я наброшусь на тебя неистово. Лев, ты будешь сражен. Давай стрЭляй, скотЫна, я не боюсь тебя.

Троцкин выстрелил. Но снова ничего не произошло. Он выстрелил еще раз и еще раз.

– Эй, Троцкин, тИ что, нЭ понял, что стрелок из тебя никудышный, – саркастически крикнул Стален.

– Я тебя, сцука красная, все равно застрелю, – со злостью прорычал Лев.

– Не застрелишь, я это точно знаю, у меня видение было, – парировал Стален.

– Ха, видение, да это я – твое видение, самое что ни наесть, я бы сказал, что я твое привидение, – процедил сквозь зубы Троцкин. – Я все равно тебя убью, Стален.

– Еще не родился тот убийца, который меня убьет. Хаха-ха-ха! – рассмеялся Стален. Смех раскатами грома пролетел по стенам элеватора.

– Смейся, шут, паяц несчастный, жалок твой писклявый визг. Для тебя я стал ужасным, Я – дамоклов меч, держись, – цитатой из романа Тонкого прокричал в темноту Лев.

– Ты стихами мне перечишь, жалкий угреносный прыщ, за свои слова ответишь, отвечаю тебе, хлыщ, – поддержал рифму Стален.

– Абсурд какой-то, ты чё там вякаешь, Ёся, совсем страх потерял? – он снова выстрелил вверх.

– Ха-ха-ха. Опять не попал – мазила. Кидай мне свой парабеллум, я с первого раза в тебя попаду, хоть ты и маленький. Тщедушный, Лев! – громко прокричал Стален.

Троцкин произвел еще выстрел, потом еще, потом еще и… И пистолет с последующим нажатием на спусковой крючок произвел пустой лязг затвора и умолк.

– Ну что, Лев, косой ты. Я тебя предупреждал, вот и настал мой звездный час, – злорадно со славянским акцентом вскрикнул Стален.

Цепь заскрипела, затрещали ролики лебедки. В миг Ёсиф оказался возле стоящего в растерянности Льва. Держась одной рукой за цепь, Стален другой успел схватить Льва за «гриву». И в ту же секунду прижал его к земле. Богатая курчавая шевелюра Троцкина натянулась в руке Сталена, и Лев застонал от боли.

– Все-таки ты глупец, не послушал меня, а был бы поумнее, был бы сейчас на коне, как говорят грузины! – жестоко прокричал Стален.

Он отпустил руку, которой держал, и цепь, словно растянутая пружина, устремилась вверх. Набрав приличную скорость, она со всей железной мощью врезалась концом в крюк, на котором была закреплена и повисла болтаясь. Крюк затрещал, и по всему своду побежали тысячи трещинок. По элеватору разлетелся железный скрежет, напоминающий открывание старых заржавелых дверей. Инстинктивно он поднял голову вверх. С самой крайней точки свода посыпалась штукатурка и полетела вниз, а вслед за ней устремился и крюк, вырванный ударом цепи, со скоростью свободного падения. Стален успел заметить его падение и, оставив Льва на земле, успел отскочить в сторону. Крюк пронзил тщедушное тело Троцкина с такой силой, что шляпа, которая лежала рядом со Львом, подскочила вверх, сделала оборот вокруг своей оси и водрузилась на кольцо крюка. Обмякшее тело Льва издало пронзительный крик и свернулось спиралью у основания. И только сейчас Стален заметил сходство этой ужасной смерти тщедушного Льва с исполинским изваянием у отеля «Ледоруб».

– Вот дерьмо, – выругался Ёсиф и сплюнул в сторону Троцкина. – И тут он оставил знаки. Да, не зря мне все это казалось знакомым и странным, возможно, я это уже где-то видел. Ну да ладно, черт с вами, козлы.

Он еще раз плюнул наземь и направился к выходу. Идя по незнакомым переулкам Мехико, Стален шел в «Ледоруб». Как туда идти он не знал, но какая-то неведомая сила подсказывала ему путь. Он шел долго и упорно, размышляя о том, что на первом же рейсе «Титаника» ему придется возвращаться в столицу и что надо что-то отвечать Наде. Почему он провалил задание, и кто теперь будет примирять враждующие стороны. Тысячи вопросов роились в его голове. А смерть Троцкина только их добавила. Он не заметил, как добрался до отеля, и только исполинское изваяние вернуло его к действительности. Стален оглядел его повнимательней и со злости плюнул в него. «Вот, дерьмо», – подумал Ёсиф и растворился в холле. Поднявшись в номер, Стален только сейчас ощутил, как устал. Он достал из секретера свою трубку, подсыпал в нее душистого табачку и привычным движением прикурил. Набрав много дыма в легкие, он со свистом выпустил его наружу. Так он проделал несколько раз, пока стены и предметы, находящиеся в кабинете, не исчезли, и кабинет превратился в один сплошной туман. Он положил трубку на стол, закрыл глаза и откинулся в кресле. Приятная нега разлилась по всему телу. Он вытянулся, закинув ноги на стол, и уснул. Сон его был чуток и краток. Очнувшись ото сна, Стален встал, собрал вещи, аккуратно уложил их в саквояж и, сняв трубку телефона, покрутил рычаг.

– Слушаю вас, – произнес нежный женский голосок.

– ДЭвушка, скажи мне, «Титаник» сегодня плывет в Страну Советов? – вальяжно спросил Стален.

– Минуточку, сеньор.

Она отключилась. Минута ожидания затянулась, и Стален стал расхаживать с трубкой в руках по кабинету. Через минуты три раздался щелчок, и девушка вежливо ответила:

– Ола. Сеньор, вы еще ожидаете? – услышав утвердительное бурчание, продолжила: – Спешу вас огорчить, сеньор, но «Титаник» сегодня следует по курсу «Олимпии» в Тифлис.

– Что за чушь, «Титаник» по курсу «Олимпии», а что тогда по курсу «Титаника»? – спросил Ёсиф.

– Сегодня ничего, а вот завтра «Олимпия» по курсу «Титаника» отправляется в столицу Страны Советов, – ответила девушка.

– Однако. И никак не наоборот, – съязвил Стален.

– Никак, – коротко ответила девушка. Повисла пауза.

– Ола, сеньор. Вы здесь? – нарушая паузу, осведомилась девушка.

– Здесь, здесь. Я думаю. А во сколько «Олимпия» отправляется? – спросил Ёсиф.

– Минуточку, в час пополудни, – моментально ответила она.

– Это уже лучше, мне нужен один билет, первый класс.

– Ваша фамилия сеньор, я забронирую в кассе.

– Стален, Ёсиф Стален моя фамилия, – раздраженно ответил Стален.

– Хорошо, сеньор, не волнуйтесь, я перезвоню вам в номер и сообщу код брони, ожидайте, – она положила трубку.

– Тьфу, сцуко, «не волнуйтесь, я вам перезвоню, ожидайте», – перекривлял ее Ёсиф. – Что за страна, что за люди, тьфу, противно, то ли дело у нас. И он вспомнил далекую Страну Советов, с ее партией Большевиковой и ее лидерами в кожаных юбках, и куртках, и сапогах до коленок. Он снова закурил и вдохнул дым. Зазвонил телефон, и девушка сообщила Сталену код брони. Стален выдохнул дым, положил еще тлеющую трубку на стол и покрутил снова коммутатор.

– Соедините меня с Пупской НадЭждой. На другом конце трубки раздался голос Надежды.

– Наденька, здравствуй, – дрожащим голосом начал Стален.

– Ёсиф, как ты, милый, давненько я тебя не слышала, что-то случилось, что ты мне позвонил, да еще таким проницательным голосом вещаешь? – почувствовав неладное, осведомилась Пупская.

– Знаешь, Наденька, произошел несчастный случай, и Троцкин погиб, – продолжая выдерживать необходимую тональность в голосе, произнес Стален.

– Что-о-о-о-о?! – от неожиданности вскрикнула Пупская. – Ты что, Ёсиф, все дело провалил, да ты… ты… у меня просто нет слов, мы на тебя возлагали надежды и на Троцкина, кстати, тоже.

– Но я нЭ спЫцально, Надя, он меня убить хотЭл, я защЫщался, – переходя на узнаваемый грузинский акцент, оправдался Стален.

– Я не спЫцально, – передразнила его Надя, – у тебя всегда так: «Не хотел, не специально, не виноват», а иначе бывает? Ты сам-то понимаешь, что мы должны предпринять в дальнейшем, или как?

– Я так думаю, нам надо консолидировать всю партию на борьбу с несогласными и задавить гидру контрреволюции на корню, – по-славянски выпалил Ёсиф.

– Ёсиф, не надо высокопарных речей, я это и без тебя знаю. Маркс Энгельс в своем фолианте прописал данную теорию. Я сейчас о другом, о декрете. Как сделать так, чтобы внедрить его в массы без явных кровопролитий и братоубийств. А, не знаешь?! Но я знаю. Ты, Ёсиф, поедешь прямиком из Мексики в Ё-бург, там уже твой соратник по партии, Джежинский, и вы с ним попытаетесь наладить переговорный процесс с царем, а то Филя неделю уже там, а все никак дело с мертвой точки не сдвинет. – Надежда на секунду замолчала и продолжила: – И смотри мне. Без глупостей, иначе я для тебя исчезну навсегда, и будешь ты свой век коротать бобылем.

– Но я, Наденька, уже билет заказал до столицы на завтра, я тебя повидать хочу, я ж соскучился, – сказал Ёсиф.

– Ни чё с тобой не случится, ежели не повидаешь, еще злее будешь, и дело ладно пойдет, мы с Арманд назавтра в Тифлис подадимся, повидать родственников, хотя моих там не много, а вот Арманд надо, она давненько там не бывала. Ностальгия, понимаешь ли, к земле родной тянет. Так вот, как прибудешь в столицу – сразу на вокзал и в Ё-бург, к другу своему на подмогу, – отрезала Надя. – Осознал?

– Осознал, – пробурчал Стален.

– Ну, тогда чао и до встречи.

– До свидания, Надя, – грустно прошипел он и повесил трубку.

«Сцука, – подумал он, – я к ней со всей душой, а она, сухарь, все только о деле и своей революции. Училка, так и есть училка. А вот раньше это была девушка, аристократка, голубых кровей. Ну, ладно, поеду съезжу в Ё-бург, Филю повидаю, да и девчата там хороши, не то что эти мексиканки низкожопые, за всю командировку ни одной приличной дамы, все горничные табуретки и уличные торговки попадались, хорошо, что кактус был, а то со скуки в этой Мексике сойти да и только», – подытожил Стален и раскурил трубку. Дым застил комнату.

Цветы

Надя отворила дверь. На пороге стоял посыльный, держа в руке букет цветов.

– Это ж отколь столь лестный подарок прибыл, мил человек? – спросила Надежда.

Посыльный выпалил все, что было им заучено, не интересуясь именем хозяйки, вручил букет и был таков. Надя посмотрела на цветы и нашла маленькую записочку, вложенную в бутон одного цветка. Аккуратно изъяв ее и столь же прилежно развернув, она наткнулась на текст:

«Если вы сейчас читаете мое послание, значит, вы уже счастливый человек, и я соответственно тоже, но чтобы осчастливить других, вам необходимо переписать это письмо тридцать три раза и разослать подобным образом своим друзьям. И вы сделаете счастливыми еще тридцать три человека, а они, в свою очередь, каждый по тридцать три, и так до всеобщего счастья».

Поначалу Надежда собиралась выбросить послание, но, подумав, свернула и положила в нагрудный карман фартука. Она в одночасье поняла, как можно предупредить всех о готовящейся революции и даже о дне ее начала, не вызвав подозрения у сыска. Она, воодушевленная открытием, с букетом цветов впорхнула в комнату. Глаза ее искрились от счастья. Однако суровый взгляд грузина остановил полет Надиной души. Грузин стоял с ножом в руке и острым взглядом. Надежда мгновенно оценила ситуацию.

– Вот, Ёся, тете цветы принесли, передав на словах от какого-то юнкера, как он, юнкер, безгранично в нее влюблен и желает ее расположения. А ты чего такой хмурый стоишь? – парировала Надя.

– Я чЭго? – края губ слегка побелели. – Кто цвЭтИ передал, кто эта сцука, я убью еВо.

– Окстись, малахольный, я ж тебе объяснила: Цв-е-т-ы пр-и-н-е-сл-и тё-те! – по буквам произнесла она. – И не стой на пути, дай мне их поставить в вазон.

– Ой, НадЭжда, с огнем играешь, я не потерплю никого рядом с тобой, запомнЫ.

Он положил на стол нож и присел на табурет. Надежда достала из серванта вазу, набрала воды и вставила в нее цветы, водрузив её в центре стола, который Ёсиф успел починить. Он снова взглянул искоса на вазон и покорно опустил голову.

– Ёсиф, дорогой, я же тебе говорила, что в моей голове есть место только революции и цветам, и тебе там отведен свой уголок. Тем более что ты мне не даришь их, да и ни к чему все эти телячьи нежности, я уже давно с тобой определилась, ты мне мил, и я тебя люблю.

Она впервые произнесла эти слова, и Ёсиф их не пропустил. Он встал, подошел к Надежде, взял своими огромными ладошками ее лицо и приблизил к своему. Минуту они смотрели, не моргая, друг другу в глаза, а после, словно по мановению волшебной палочки, слились в страстном поцелуе. Ёсиф неистово начал целовать Надино лицо, попутно разрывая на ней все, что было надето. Надежда не сопротивлялась, наоборот, она с привычной ловкостью сняла рубаху Ёси, оголив широкую натуру. Через мгновенье Надя была раздета, и Ёсиф, недолго думая, уложил любимую на стол и продолжил целовать ее тело. Жаркое дыхание и горячие губы покрывали каждую частичку Нади, груди девушки налились и округлились. Она уже не владела собственным телом. Эрос овладел им. И Надя притянула грузина к себе. Их тела замкнулись в едином экстазе. Чувство огромной вселенной внутри каждого тела породила любовь, и одновременно что-то необъяснимое, яркое вспыхнуло в сознании любовников. Надя сжала губы от удовольствия. Ёсиф закрыл глаза и отдался наслаждению. Вся его энергия любви вошла в хрупкую и страстную женщину. Она обхватила его широкую спину обеими руками и закрыла глаза. Душа Нади оторвалась от земного притяжения и понеслась по просторам Вселенной. Душа Ёси устремилась за ней. Они танцевали вселенский танец любви, а звезды мерцали в такт движения тел. И, достигнув своего апогея, души устремились обратно наземь и, войдя в тела своих хозяев, позволили им на секунду почувствовать себя богами. Но только на секунду. И уже через эту самую секунду живительная струя бытия влилась в привычное русло жизни. И влюбленные разомкнули объятия. Тело Надежды еще продолжало подергиваться в сладострастных конвульсиях, когда Ёсиф окончательно пришел в себя и стал замечать на потолке маленькую мушку с повернутой в их сторону такой же маленькой головкой. «Странно, – подумал Ёсиф, – что она на нас так уставилась, а может, эти маленькие гады понимают все, и наблюдают за нами, и, возможно, обучаются некоторым нашим премудростям, обучая последующее поколение мушек, а они, соответственно, других мушек, и так до бесконечности. Эволюция, – заключил Стален, – не в изменении вида, а в изменении его сознания».

– Ёсиф, – нежно прошептала Надя, – довольно мух ловить, помоги мне, мне в уборную надо.

– Наденька, как ты точно подметила про мух, – подставляя руку и помогая спрыгнуть со стола, сказал Ёсиф, – я как раз о них и думал.

– Вот ты балда, Ёся, это выражение такое про мух, старославянское, учиться тебе надо. И я тебе в этом помогу.

– Я согласен учиться, но сначала я признаюсь тебе. То, что было сегодня – просто чудо, раньше я с тобой такого не испытывал. У меня в голове картинки разные вертелись, даже не картинки, а цветы. Точно, цветы. Хм-м. Может, ты и права насчет своей цветной революции. Может, в этом и есть ее сила. Если это так, то я согласен без террора и пороха! – воскликнул Ёсиф.

– Так, так, дорогой. Ладненько, пошла в уборную, скоро наши революционеры придут, и у меня есть один разговор, я позже всем все расскажу, – она чмокнула Ёсю в носик и удалилась в уборную.

Стален сидел на столе, свесив ножки, и болтая ими, размышлял:

«Нет, я точно помазанник Ленина, и женщина у меня самая умная и красивая, да к тому же лидер нашей партии, и любит она меня. Вон, сама сегодня мне в этом призналась. И стоим мы с ней у истоков новой истории. Да чего уж там лукавить, мы эту историю делаем, и не без помощи Лениного провидения. И явился он мне, а не Джежинскому. И дар у меня особенный, летаю я. Кто еще может этим похвастаться. Вон оно что. Никто. Так что я точно особенный. И учиться мне надо, правильно Надя говорит, верю я ей. А то так неучем и помру».

Размышления Ёси прервал звонок. Надежда из уборной приказала Ёсе отворить дверь, и он послушно, спрыгнув со стола, пошел открывать.

На пороге стояли Джежинский. Троцкин и Арманд с букетом цветов. Ёсиф вежливо предложил войти.

– Ой, Ёсиф, ты что ль белены объелся, откуда эта учтивость? – спросила Инесс.

– А от туда, – он покрутил пальцем у головы. – Уважаемая коллега, учиться теперь буду и начну с самых азов.

– Ого, однако, вы тут время не теряли, поупражнялись, так сказать, в совершенствовании ученья, – она указала на сбитую скатерть на столе и Надины трусики там же. Ёсиф быстро сообразил, в чем дело, и со скоростью кобры схватил одной рукой трусики, засунул их в карман штанов, второй поправил скатерть.

– Ловкач вы, Ёсиф Виссарионыч, – съехидничал Троцкин.

– А я Инессе сделал предложение, – не вникая в происходящее, выпалил Джежинский. Ёсиф, от природы обладая особым чувством сообразительности, моментально перевел разговор в нужное ему русло.

– Надо же, как все быстро. А ты знаешь, Филя, я тебе так скажу, нечего церемониться, коли баба нравится, бахбах – и в дамки.

– Я бы вас попросила, Ёсиф, соблюдать субординацию. Вы ж, как там, с азов начали. Так-с, и не хамите, парниша, – остудила его Инесс.

– Извините, дамочка, я-то думал, с другом разговариваю. Но судя по вашей реакции – уже с женихом, – ответил Ёсиф.

– А что, жених, да еще какой. Высокий, статный и неглуп, – выходя из уборной и заворачиваясь в огромное полотенце, поддержала разговор Надя.

– Ой, Надежда Константиновна, вы прямо Афродита, вышедшая из пены морской, – изумился Лев.

– Из уборной простой. Спасибо за комплимент, Лев, от вас всегда приятно слышать подобное, – добавила Надя. – Ну что, соколики, погуляли, а мы тут кое над чем поразмышляли, и могу вам изложить нашу с Ёсей позицию по цветной революции, – подмигнув Ёсифу глазом, она грациозно прошла в комнату и села за стол.

– Ага, вот так теперь революции делаются, – улыбнулась Инесс. – Ну что ж, интересно будет послушать, – и тоже присела рядом.

– Ёсиф, достань свою трубку, раскурим ее и побеседуем, – приказала Надя.

– А чё курить-то, махорки нет, – ответил Ёсиф.

– А ты вот, бери семена эти, забей, у нас их все в Голландии курят, – Инесс развязала кисет и высыпала на стол крошечные семена овальной формы.

– Это чё за хрень? – удивленно спросил Стален.

– Ёсиф, соблюдайте толерантность, – осекла его Арманд. – Помните про азы.

– Да, да. Конечно, уважаемая дамочка, – сказал Стален.

– И не называйте меня «дамочка», я еще достаточно молода, – обиделась Арманд.

– Не ссорьтесь, коллеги, Ёся, забей, не спорь с дамой, – разрядила обстановку Надежда. Ёсиф улыбнулся Наде и послушно набил трубку семенами. Достал карманные спички и, чиркнув о полоску серы на коробке, смачно раскурил трубку. Аромат семян заполнил все пространство комнаты. Кисловатый привкус запаха напомнил Ёсифу далекий лагерь в Шушенке. Там хвоя перемешивалась с болотными испарениями и придавала воздуху кисловатый привкус, иногда даже ощущаемый на языке. Ёсиф еще раз затянулся трубкой. От жадного глотка дыма, вошедшего в легкие, он покраснел, поперхнулся и стал немного задыхаться, ну а после непроизвольно вытолкнул дым наружу, сопровождая характерным звуком, наподобие рыка льва. Сотоварищи напряглись. Рык был настолько сильным, что оглушил рядом стоящую Инесс. Она отмахнулась от Ёсифа обеими руками, сказав что-то невнятное себе под нос. Джежинский от неожиданности рассмеялся. Вслед за ним рассмеялся Троцкин.

– Дай сюда, – выхватывая трубку у Ёсифа, прокричала Надя. – Ты что, дурья башка, белены объелся, точнее семян обкурился. Кто ж это, не зная броду, лезет в воду. Для начала надо было раскурить и передать остальным, – она ударила его ладошкой по спине. Ёсиф завис.

– Ой, посмотрите-ка, он еще и обиделся, давай выдыхай уже, – добавила она грубо.

Ёсиф выдохнул остатки дыма, потом вдохнул много воздуха и снова выдохнул. Эту процедуру он повторил. Лицо приняло прежний вид, и Ёсиф повеселел. Улыбка растянулась от левого уха к правому, придавая ему совсем придурковатый вид. Джежинский еще больше расхохотался.

– Ты чё ржешь, как лошадь. Остановись, полоумный, – вскрикнула Инесс, явно испытывающая проблемы со слухом.

– Я не могу, это надо видеть, он сначала покраснел, потом позеленел, а сейчас белый, как кролик, и улыбка до ушей, – оправдался Филя.

– Я тЭбЭ щАз пАкАжу, кто кролЫк, – Ёсиф помахал кулаком в сторону Джежинского. Джежинский мгновенно замолчал. Троцкин тоже перестал хихикать. Надежда потушила трубку, налив в нее воды из стоящего на столе стакана.

– Все, баста, хватит ржать и курить, я сейчас вам всю революцию на картошке покажу, – произнесла Надя. – Троцкин, достань из мешка картошки, – обратилась она ко Льву. Троцкин послушно достал несколько корнеплодов и положил на стол.

– Давай еще, не жалей, – подстегнула его Пупская. Он высыпал весь мешок клубней.

– Это другое дело, давайте, коллеги, ближе, сейчас, самое главное, надо, чтобы вы меня поняли.

Все придвинулись ближе к ней и склонились над столом.

– Итак. Сейчас это куча картошки, мы с вами тоже неорганизованная куча. Мы друг друга видим, слышим и даже трогаем, но мы все равно куча, бесформенная масса, картофельное пюре, если так можно сказать. Но мы не хотим быть пюре, верно?

Все дружно ответили: «Верно». Ёсиф промолчал.

– Значит, если одна картошка не хочет быть пюре, – она отодвинула картофелину в сторону от остальных. – Как ей, картошке, объяснить другим картошкам, что нужно что-то делать, чтобы, не стать пюре. А, не знаете?! А я знаю. Надо этой картошке, – она схватила картофелину и стукнула ее о стол, – взять и рассказать другой картошке, что она не пюре, – Надя придвинула вторую картофелину к первой. – Вот видите, их уже две картошки, но остальные-то, не знают о том, что те две картошки уже не хотят быть пюре.

– А пусть эта вторая картошка, тоже скажет другой картошке про пюре, – вставил Джежинский.

– И тут ты прав и не прав одновременно, Филя. Если следовать твоей логике, то каждая картошка должна объяснить каждой другой картошке о своем решении, но этот путь верен, однако долог. И решение, как всегда, кроется в самом простом. Представьте себе, если одна картошка сообщит сразу десяти картошкам, а те, в свою очередь, каждая по десяти, то все картошки очень быстро поймут, что они все не хотят быть пюре, – и она ловким движением руки придвинула, оставшиеся картофелины к двум первым. – Теперь вам ясно? – осведомилась она.

«Ясно», – ответили трое. Ёсиф промолчал. Надя повернулась в его сторону и спросила:

– Ёсиф. А ты чего стоишь и молчишь, будто воды в рот набрал. Тебе ясно?

– Ясно-то, ясно, только я не пойму, чем первая куча, отличается от второй.

– Однако, Ёсиф Виссарионыч, вы и тугодум. Первая куча должна была стать пюре, т. е. желто-серой массой, коей мы сейчас и являемся. А вторая уже не станет. Это новая куча, новая картошка. Это мы – новые. Это наше новое будущее, – громогласно провозгласила Надя.

– Новое пюре. Хах, – добавил Стален.

– Хватит язвить, грузин, обижусь, – предупредила Надя.

– Я не язвлю. Как определить, что та картошка, – Ёсиф указал на одну картофелину из кучи, – уже приняла для себя решение не быть пюре, а другая еще нет, если они все, как одна, выглядят. Как решить, кто революционер, а кто – нет.

– А ты не так-то глуп, как кажешься. Вот тут-то и нужны будут нам цветы, которые мы засеем на полях Кубани, а товарищ Джежинский нам в этом поможет. Поедешь, Филя, возрождать Кубань? – она обратилась к Филу.

– Поеду, Надежда Константиновна. Только свадьбу сыграю с Инессой и сразу поеду.

– Вот и умница, а ты, Лев Давидович, организуй-ка нам еще деньжат, потряси своих банкиров, пускай раскошелятся, иначе мы их после революции трясти начнем, и уж тогда никакие цветы им не помогут, мы их розгами из роз сечь будем. За контрреволюцию, – добавила Надежда.

– О, эврика, я поняла! – воскликнула Инесс. – До сего момента я до конца не понимала, как с помощью цветов делать революцию, хотя читала Маркса Энгельса, а сейчас меня осенило. Если у каждого на окне его дома будет стоять ваза из роз, значит, он нашего поля ягода, а коль не будет… Значит, он контра и подлежит ударам розг из этих же роз до той поры, пока не станет нашим. Я правильно уяснила?

– Примерно, – ответила Надя. – Сечь, конечно, мы не будем, но в веру свою посвятим. И цветы нам только в помощь. А какие они будут, розы или тюльпаны, не важно. И Фил нам поможет.

– Я готов, всегда готов, – согласился Джежинский.

– И я готов, – добавил Троцкин.

– И я, – сказал Ёсиф.

– Значит, один за всех, и все за одного, – проскандировала Надя. – Да, картошка за картошку, – добавила Инесс и засмеялась.

– При чем здесь картошка? – возмутился Ёсиф.

– Это Инесс шутит, – сказала Надя. – Ёсиф, включай бестолковку. И давайте посерьезней. Ребята, нам революцию делать.