Текст книги "Первые страницы «Детского сада». Статьи из первого российского дошкольного журнала (1866–1868 гг.)"

Если вы желаете отучить от каприза ребёнка 1,5 или двух, трёх лет, то не употребляйте длинной скамьи, как советуют некоторые немцы. Лучшее средство есть именно то, о котором мы говорили и которое было предложено Руссо. Оно, как мы сказали, состоит в том, что вы не должны обращать ни малейшего внимания на плач капризного ребёнка; если ваш ребёнок ложится на пол, топает ногами, раздирает себе горло, делается хриплым, бежит за вами, кричит, орёт и так далее, не обращайте на него ни малейшего внимания, как будто дело вас не касается. Если вам покажется, что ваш ребёнок не выдержит продолжительного плача, усиливающегося всё более и более, отвлеките его от него таким образом, чтобы он не знал, что вы это делаете для него; введите в комнату какую-нибудь новую игру и играйте с другими присутствующими; если он приблизится к вам и перестанет плакать, примите его в игру и не напоминайте ему о прежней истории, если он после некоторого времени опять заплачет, вы продолжайте свое дело, как будто его нет и плача его не слышите. Как только ребёнок замолчит, удовлетворите его. Если вы будете вести себя так в продолжении некоторого времени (варьирующего, смотря по степени капризности ребёнка) без малейшего слабодушия и с надлежащею выдержкою, то вы можете быть уверены, что ваш ребёнок, поняв бесполезность плача, перестанет ил совершенно пользоваться для достижения своих своевольных целей.

Если ребёнок упал и заплакал от боли, не обращайте на это особенного, слишком большого вниманья; если он ушибся, доставьте ему надлежащую помощь; но если ушиба нет, а просто боль, то не трогайтесь его плачем. Поплачет и перестанет. Если вы начнете унимать ребёнка, будете вертеться вокруг него и выказывать ему постигшее вас горе, или, что хуже всего, предложите ему лакомства, то он научится плакать и тогда, когда ему вовсе не будет больно, но с единственною целью получить от вас лакомства, или приятные ему ласки. Если воспитатель не сумеет выдержать прогрессивно-увеличивающегося плача капризного ребёнка, то он подпадёт власти последнего и будет поощрять, таким образом, развитие в нём деспотизма. Запасайтесь силою, убеждением и выдержкою, если хотите быть воспитателями.

(№ 2, 1866)

Ложь детей

Есть один недостаток в некоторых детях, который не только парализует благотворное влияние разумного воспитателя, но который делает из последнего предмет их забавы и потехи; этот недостаток есть ложь. Прикрывая собою всю внутреннюю жизнь ребёнка, ложь лишает воспитателя единственного условия, необходимого для благотворного влияния на ребёнка. Ребёнок лгун не обращается больше со всеми своими желаниями к воспитателю, он только пользуется им для своих личных своекорыстных выгод, он имеет верх над воспитателем.

Есть люди, которые думают, что ложь и вообще дурные качества присущи ребёнку с самого его рождения, что пороки передаются ему по наследству. Но тот, кто верно наблюдал детей с самого их рождения, следил за развитием в них тех ли других наклонностей, убеждается, что дети рождаются ни хорошими, ни дурными; от влияния на них той или другой среды они получают те или другие привычки, способности, силы, хорошие и дурные качества. Ложь следовательно, развивается в ребёнке, подобно другим пророкам, вследствие влияния на него взрослых.

Проследим здесь, как дети делаются лгунами.

У детей есть два рода лжи: ложь сознательная и ложь бессознательная. Одни дети сознают, что лгут, другие сами не чувствуют и не сознают, что лгут. Попытаемся указать, какие причины обуславливают тот или другой род лжи и какими средствами обладает воспитатель для их искоренения.

Ребёнок видит в открытом шкафу яблоки. Мать запрещает ему брать их из шкафа без позволения. Мать уходит из дому, ребёнок достает яблоки. Мать приходит и наказывает ребёнка за то, что он взял яблоки из шкафа. Ребёнок, почувствовав наказание, обещает больше не брать яблок. Но вот мать опять уходит, в ребёнке возгорается страсть к «запрещённому плоду»… Запрещение матери забывается, оно заглушается желанием есть «запрещённые плоды». Ребёнок берёт яблоки, есть их без малейшей тревоги, он и не думает, что «совершает преступление «и что его ожидает угроза матери.

Приходит мать и спрашивает его: ты ли взял яблоки? – Ребёнок бледнеет, потом краснеет, тут он вспоминает запрещение матери и уже готовиться покаяться в своем преступлении. Но пред ним выступает прошлое наказание и боль его сопровождавшее. Ребёнок молчит, он как бы колеблется сказать да или нет. Грозное лицо матери не позволяет ему признаться, он решительно произносит: «Нет! Я яблоки не трогал!»

Ребёнок соврал в первый раз. Эта первая ложь есть явная реакция против действий взрослых. Взрослый вызывал ребёнка на ложь своим неразумным действием, запретив вещь, доступную ребёнку, неприученному к воздержанию. Чувство, ощущаемое в это время ребёнком, тяжёлое, ребёнок сознает, что он сделал то, от чего отговаривается, что он говорит не так, как говорил до сих пор, но он не считает своего поступка гнусным, а считает нужным скрыть его от взрослых, потому что взрослые сами этого требуют от него своими излишними запрещениями.

Хорошо, если мать поняла ошибку, которую она сделала, вызывая ребёнка на откровенность тогда, когда он наверное рассчитывал на наказание, в этом случае дело ещё можно поправить, но беда, если мать накинется на ребёнка: «ты лгун! Тебя следует высечь и тому подобное!» Тогда смело можно предсказать, что ребёнок этот сделается преднамеренным лгуном. Мать требует от ребёнка невозможного, она желает чтобы он отрёкся от того, к чему он имел неопределимое желание. Воздержанность есть способность взрослых, приобретённая мало помалу путём опыта или убеждений, а ребёнок воздержаться не может, его искушает жизнь со всеми её прельщениями и он не может отказаться от неё, пока не научиться быть воздержанным.

Подобных примеров в семействах очень много, если не открытый шкаф с яблоками, или печениями, то есть сад с ягодами, коробочки с разными лакомствами, чай, сахар и так далее, с которыми случаются подобные сцены.

Нам совершенно нет необходимости проследить дальнейшее развитие в ребёнке; мы показали, что ложь развивается законно, что ребёнка заставляет врать обращение взрослых с ним; нам достаточно только упомянуть о некоторых условиях семейной жизни, поддерживать в ребёнке чувство, порождённое первую ложь.

К отцу ребёнка приходит господин; отцу некогда, или он просто не расположен видеть пришедшего и он дает приказание: «Скажите, что меня нет дома!» И всё это на виду ребёнка. В ребёнке возбуждается новая мысль, что не он один говорит не так, как делается, ещё больше подтверждается в нём мысль о том, что в его лжи нет ничего особенного, что взрослые запрещают ему лгать только потому, что не хотят, чтобы он трогал их яблоки и другие вещи и оттого, что взрослый врал ему. Взрослый и не подмечает, что такой незначительный факт (как неприятие гостей), имеющий (может быть) тысячу мотивов, послужит ребёнку ко вреду. Но дети замечают быстро и верно; всякий шаг взрослого оценивается ими, они верные; хотя не всесторонние судьи. В другой раз гости навещают семейство, в присутствии ребёнка делаются гостям тысячи комплиментов, высказывают друг другу разные приключения о том или другом лице – и всё в самых милых и приятных для гостей выражениях. Но гости уходят, в присутствии ребёнка начинаются новые речи о тех же гостях, но уже не в столько приятных и ярких выражениях.

Взрослый не замечает, что эти минуты – самые многозначущие для ребёнка. В эти отчаянные минуты в мозгу ребёнка складывается целый ряд понятий, конечно, не в пользу действий взрослых, но за то в пользу своих действий. Ребёнок везде чувствует подтверждение своим поступкам, и он не перестаёт говорить не то, что делает.

Представьте себе ещё такой случай: ребёнок наказан и плачет, его заставляют просить прощения, но он не осознает своей вины; он сначала не соглашается просить прощения; но угрозы и требования взрослых принуждают его к этому, он поступает против своей воли, он говорит не то, что думает, внутренне он призирает взрослого и он обязан выразить ему хорошие чувства. И хотя подобный случай не может довести ребёнок до лжи во всех случаях, но стоит ребёнку раз соврать вследствие какого-нибудь случая и тогда уже подобный не значительный для взрослого случай, может поддерживать в ребёнке ложь.

Иногда бывает ещё хуже: взрослый просто заставляет ребёнка благодарить себя за то, что наказывает его, говоря ему, что это для его же пользы, ребёнку в это время уже 6 лет, но он всё-таки видит в наказании – наказание, то есть ему больно; следствий и пользы наказаний он понимать ещё не может. Ребёнку просто начинает казаться, что взрослому приятно его наказывать, его берёт злость, он начинает его презирать, он желает противодействовать взрослому. И это удается ему, он скрывает пред взрослым свои поступки, и наглая ложь ребёнка заставляет не раз взрослого задуматься. Взрослый или воспитатель тогда в руках питомца.

Можно было бы привести бесчисленное множество фактов, доказывающих, что невежественное обращение взрослых с детьми заставляет их сделаться лгунами. «Будешь умён или послушен, получишь то-то и то-то» или «я куплю тебе такую и такую вещь, если будешь…» Ребёнок обещается быть послушным и умным для того, чтобы получить ту или другую вещь, но ребёнок всё-таки не понимает, что значит быть умным и послушным и он по необходимости выходит из пределов обещаний своих. Его заставляет взрослый лгать; ребёнку делают после упрёки, что он не держит своего слова и объясняют ему всю суть лжи, то есть его научают быть лгуном. К тому ещё сами взрослые часто обещают детям разные разности и не исполняют своих обещаний и тем приучают детей обещать и тоже не исполнять.

Вот ложь, развивающаяся в ребёнке оттого, что взрослый чрезмерно его наказывает. Но есть ещё другой род сознательной лжи в ребёнке, развивающийся от излишнего изнеживания детей. Ребёнок бегает и играет пред своею мамашею. Мать, движимая излишнею любовью, прерывает игру ребёнка, берёт его на руки и гладит его по головушке: «Ах какая у тебя головка горячая, какой ты нежный у меня, не хочешь ли варенья!» ребёнок осуждается больным и получает разные лакомства и приятные ему ласки. Дело это повторяется раза два, три, четыре… Конец! Ваш ребёнок уже готовый лгун (в одном направлении). Ему захотелось варенья, он притворяется больным, жалуется на головную боль… и получает требуемое. Если даже мать и пощупает голову у ребёнка и убедясь, что она самой нормальной температуры, скажет ему: «голова твоя совсем, как следует», тогда такой ребёнок не остановится ни на минуту и скажет: «Право, мама, ужас, как болит!»

От ясно сознательной лжи должно отличать ложь бессознательную. Дети, которые наслышались сказок и у которых слишком развита фантазия, говорят иногда вещи небывалые, не сознавая даже того, что этой вещи действительно нет.

Подобные дети редко скажут дело без преувеличений. Им снятся во сне разные приключения, и они их выдают за действительные происшествия. Подобные дети часто преувеличивают свои действия и познания. Они легко делаются хвастунами, но опять таки бессознательно. Стоит только матери (как это часто случается) сказать такому ребёнку: «Какая у тебя фантазия богатая!» или «тебе всего 7 лет, а ты бы мог учить 12-ти летних» и этот ребёнок после скажет вам: «А знаете, я учил 12-летних!» Ему может быть, во сне ещё снилось тоже самое, и он убежден, что не врёт.

Спрашивается, есть ли какие-нибудь меры, дающие воспитателю возможность изменять своих воспитанников, то есть отучать их от лжи. Самое лучшее, разумеется, не возбуждать условий для лжи, не наказывать ребёнка за ломание посуды, совершение им запрещённых ему действий, а следить за ним постоянно до тех пор, пока он поймёт пользу послушания для него… не баловать детей излишними ласками и лакомствами. Если вы им даете что-нибудь, не говорите им: я тебе даю за то-то и то-то. А просто давайте ребёнку всё, что составляет для него потребность, а если вы ему даёте сласти, то не прибавляйте никаких причин, давайте потому, что они у вас есть, и не говорите ребёнку, что у вас целый запас сластей, что он может их получить, когда ему вздумается. Пусть ребёнок думает, что лакомства есть у вас только тогда, когда вы ему их даёте и что обыкновенно их нет у вас.

Но вопрос не в том; очень мало родителей поступают так осторожно с своими детьми, непредвиденные обстоятельства нарушают предусмотрительность родителей и вводят тот или другой элемент для развития лжи в ребёнке. Что тогда делать? – Прежде всего воспитатель доложен верно определить, лжёт ли ребёнок или нет.

И это не очень легко. Для этого воспитатель должен определить год ребёнка и круг его понятий. Например, четырёхлетний ребёнок скажет вам: я сегодня ел яблоки, между тем вы уверены в том, что он сегодня не ел яблоки. Что ж? Ложь это, или нет?

Вы тотчас же должны узнать, понимает ли ваш ребёнок значение слова «сегодня». Время, пространство, наречия, отрицания и утверждения и тому подобное, иногда ещё не ясны четырёхлетнему ребёнку, и он легко ошибается во времени. Он действительно не ел сегодня яблок, но за то он ел их несколько дней тому назад, неделю или месяц тому назад. Такому ребёнку нечего делать упрёки во лжи, его просто следует научать ясно отличать пространство, время, утверждение, отрицание и тому подобное.

Или четырёхлетний ребёнок обещает вам какую-нибудь вещь и не сдерживает слова, – это тоже не ложь. Маленькие дети ещё не сознают своих сил, им иногда кажется, что они сделают известное дело, забывая о том, что у них на это не хватит сил. Тут воспитатель имеет дело не с ложью, а с неясным понятием и он должен помочь последнему.

Когда воспитатель констатировал ложь, ближайшею его задачею должно быть определить характер лжи, сознательная ли она или бессознательная, а если сознательная – то по каким причинам она развалилась, вследствие ли жестоких наказаний, или вследствие избалованности. Если ложь бессознательна – вследствие развития физического элемента в детях, то она не должна вызывать никаких временных мер, остановите такого ребёнка раз, два, три и он в 4-й раз всё-таки соврёт, он иначе не может. Такому ребёнку нужно давать конкретные предметы для занятий, говорить с ним, как можно меньше о предметах, им не виденных, не возбуждать его фантазии. Это единственное радикальное и вместе с тем разумное средство. Работы детского сада составляют в этом отношении прекрасное средство для возбуждения физической деятельности ребёнка и удерживания его от развития фантазии.

Если ложь сознательна, если ребёнок маскирует себя посредством лжи, тогда уже исправление не так легко удается. Ложь вызванная чрезмерными запрещениями взрослых, сама по себе вредна, что за вред (абсолютный), если ребёнок съел несколько малин в саду и скрывает их? Такая ложь вредна только по последствиям, она научает ребёнка лгать постоянно и причинять вред себе и неприятности другим.

По этой причине обнаруживание лжи должно совершаться чрезвычайно осторожно. Если воспитатель знает верно, например, что ребёнок съел запрещённые плоды, или сломал то, что запрещено ему держать, он не должен совершенно предлагать вопросы ребёнку (ты ли это сделал?), а если предлагает вопросы, то они не должны быть строгими и позволять два ответа: да и нет. Он должен мирно и решительно сказать: ты это сделал! И никак не сопровождать вопросы наказаньем или неудовольствием.

Если же воспитатель сам не знает верно, совершил ли ребёнок известное действие или нет, и если он решился непременно допрашивать ребёнка, то он должен предлагать не строгие вопросы и не требующие быстрого ответа. Если требуется быстрый ответ – ребёнок пугается и страх заставляет его солгать, между тем когда ребёнок обдумывает дело, он редко соврёт, разве в особенных случаях, то есть когда с ним слишком строго обращаются.

Если допросы совершаются в школе, то кроме того должно сообразоваться с индивидуальностью ребёнка. Иной ребёнок постыдиться товарищей и не выскажет пред ними своего поступка, если товарищи считают простой акт непослушания не хорошим, или если они дразнят наказанного ребёнка. Иногда ребёнка вредно допрашивать наедине; это придаёт слишком много серьёзности делу, потрясающей глубоко ребёнка. Ему всё кажется, что все знают о совершённом им преступлении и он падает в своих собственных глазах.

Общее правило, дающее возможность обнаруживать и предупреждать ложь, следующее: воспитатель должен удерживаться во всякое время от всяких телесных наказаний, строгих выговоров с высокими фразами, дети никогда не будут бояться воспитателя и постоянно будут ему говорить правду. Другого средства против лжи вследствие наказаний педагогика не имеет.

Легче для воспитателя исправить лгуна, вследствие избалованности. Если воспитателю попадётся мальчик, избалованный кем-нибудь из его семьи и доведенные ею до лжи, то уже одно хорошее обращение воспитателя с ним недостаточно для отучения от лжи; напротив, чем лучше (понимая слово лучше, как его понимают некоторые матери) вы обращаетесь с вашим ребёнком, тем наглее он врёт и делает из вас свою игрушку, то у него рука болит, потому что он не хочет делать известной ручной работы, то у него глаза болят, потому что хочет, чтобы за ним ухаживали и тому подобное. Такому мальчику воспитатель доложен дать почувствовать вред от лжи, но не розгами и не словами, а делом. Сделайте ложь вредною для него самого – вот самое лучшее наказание.

Например, у вас ребёнок приучен к рассеянности и распущенности, редко или никогда не кончает начатую им работу. Вы начинаете вырезывать какую-нибудь фигуру и он просит вас, чтоб вы ему дать порезать. Вы заключаете с ним условие, что он должен непременно кончить свою работу, ребёнок обещается. Вдруг он объявляет вам, что не хочет больше вырезывать, вы увещеваете, что кончить нужно, а он вам прямо говорит: «Рука болит – не могу.» Что делать? – Самое лучшее средство, есть следующее: у тебя рука болит от работы, хорошо, тебе сегодня стало быть отдыхать надо, ты работать не должен, и действительно вы оставляете ребёнка без работы, для того именно, чтобы он видел и знал, что вы действительно делаете, что говорите. Не давайте ему ни читать, ни писать, когда он жалуется на головную или глазную боль, – но не давайте ему также смотреть красивые картины и другие мелкие вещи, приятные ему (разумеется, если вы убеждены, что он врет). Скажите вы просто такому ребёнку, ты врешь; говорите эти слова даже именем Священного Писания и слова эти будут для него фразами, скажите ему, что на том свете его накажут за ложь, – на него это не подействует, о том свете ребёнок не может ещё иметь надлежащего представления, а о том, что ложь вредна, он тоже не ведает, ибо видит в ней явную пользу для себя. Но заставьте его после каждой лжи пострадать от самой лжи, и он перестанет лгать. Наказание вовсе не должно изойти от вас: вы не любите, чтобы он врал и вы его наказываете. Нет, совсем нет. Пусть ложь сама его накажет. Рука болит – не делай ничего приятного рукою, глаза болят, запретите ему видеть красивые вещи, если родители призовут врача, то постарайтесь устроить так, чтобы врач посоветовал ему посидеть в тёмной комнате. Одним словом сама ложь должна преследовать ребёнка и она исчезнет бесследно. Это самое действительное средство.

В заключении мы должны ещё прибавить, что ложь вследствие избалованности исчезает скоро при разумном уходе за ребёнком. Ложь бессознательная может тоже исчезнуть. Ложь же от наказаний – никогда не исчезнет бесследно, она пускает корни во всю жизнь ребёнка. Если воспитатель сумел привязать к себе ребёнка, то последний будет ему доверять и высказывать всю свою внутреннюю жизнь, но с тем лицом, которое прежде наказывало его, ребёнок уже никогда не будет откровенен, потому что он знает, что он прежде страдал от того же лица за свою откровенность.

(№ 3, 1866)

Конфекты

Одна госпожа написала в одной газете статью, в которой она высказывает мысль, что следует детей приучить к конфектам, что если дети с малых лет привыкнуть к конфектам, то последние надоедят им, и не будут привлекать их внимание. Эта мысль до того нелепа, что об ней говорить, кажется, даже не стоить; и ещё на свете не было такого педагога, который бы высказывал подобной мысли. Но высказанная мысль производить влияние на незнающих. Матери могут прельститься новизною мысли. «А, эта мысль гениальная; она ещё никому в голову не приходила из педагогов», – говорят некоторые.

Поэтому следует непременно бороться с нелепостями. Доказывать вред физиологический употребления конфект – мы не станем, отсылаем читателей к любому руководству по физиологии и гигиене.

Педагогический вред объяснён во всех почти руководствах по педагогике. Социальный вред от конфект велик, против него боролся уже Песталоцци. Представим ещё следующие известные нам факты из жизни для тех матерей, которые видят во всякой нелепости гениальную мысль.

У одних родителей был мальчик 6 лет. Родители были богатые и имели порядочный постоянный годовой доход. Жили они богато, и конфект имели много, по крайней мере ежедневно давали ребёнку, сколько ему хотелось. Об остальной обстановке говорить не буду, ибо она к делу не идёт. Мальчик равнодушно проходил мимо лавок, и равнодушно смотрел на коробки и банки с конфектами; он знал, что дома у него есть всякие, лучшие вещи. Результат был счастливый, по-видимому.

Но вот что случилось. Неожиданно родители потеряли свой постоянный годовой доход, и они должны были ограничиться своими другими средствами. Они ограничили также свой образ жизни. Конфект, конечно, покупали поменьше. Но в мальчике уже была страсть к конфектам; без них он уже не мог жить. И он стал потихоньку от родителей брать по копейке, по две, по три и покупал себе на них конфекты в лавочке. Незамеченный в мелочах, мальчик втянулся в воровство, и стал воровать старые серебрянные и золотые монеты, спрятанные родителями далеко как редкость. Услужливые лавочники помогали мальчику сбывать монеты. Родители спохватились, когда уже было поздно. Не стану я тебе, читатель рассказывать, какой произошёл разлад между ребёнком и родителями, и в какое отчаяние впали первый и последние. История длинна!.. А влияние это чьё?..

Была бедная вдова; у неё был сын; она жила трудами своих рук: шила, вязала, переписывала бумаги и тому подобное. Сын воспитывался на казённый счёт в гимназии. Денег не хватало на прожитие матери и сына. Были добрые люди, богачи, которые помогали вдове; они ей давали месячное жалованье. За этим жалованьем ходил часто сын – гимназист. Когда ни приходил к богачам, ему давали лакомства и конфекты. Вдова ослепла. Сын знал, по какому случаю дают деньги вдове. Богачи уехали за границу и деньги вдовы выдавал их управляющий. Конфект мальчик больше не получал; но за то он говорил матери, возвратясь с деньгами от управляющего: «Мама, я сегодня потерял рубль, из этих денег!» – Но как ты потерял? Какой ты неосторожный! – «Положил сюда в карман и не заметил, как он выпал!»

Сегодня мальчик потерял рубль, а через месяц какой-то шалун отнял у него все деньги на улице, говорил он.

– Да где? – спросила мать.

– Он убежал, и я не видел куда! – был ответ.

Но когда вдова догадалась, в чём дело, и перестала его посылать за деньгами, мальчик придумал самую простую вещь, он останавливал прохожих на улице, просил у них милостыню для больной матери. Многие давали ему и эти деньги он тотчас носил к лавочнику и получал за них конфекты.

Что стало с этим мальчиком? – Впрочем, этого довольно!

Я бы мог ещё привести не один факт из жизни, доказывающий, что конфекты – это яд для детей в социальном отношении, но думаю, что этих двух достаточно.

(№ 9–10, 1868)