Текст книги "На новые земли. Немецкие колонисты и их судьба в Юго-Восточной Европе, России, Северной и Южной Америке"

Глава 7. Бегство и возвращения колонистов назад

Вопросы и масштабы возвращения немецких колонистов назад из России и других восточно-европейских стран, являвшихся до этого целями их массового переселения в первые годы эмиграции, изучен и освещен в исторической литературе крайне слабо. Имеются лишь фрагментарные исследования этой темы, касающиеся отдельных регионов и исторических отрезков времени, что делает ее изложение непростым делом. И все же попытаемся обозначить масштабы этого явления и основные вопросы с ним связанные. При этом станем опираться на доступные литературные и архивные источники, воспоминания и фамильные исследования потомков переселенцев, а также материалы интернет-сайтов различных этнических групп немецких колонистов.

Эмиграция нередко заканчивалась неудачей, особенно для бедных переселенцев, не имеющих необходимых средств, нужных для основания и развития своего хозяйства на новом месте. Как правило, страны, являющиеся целями эмиграции, наделяли переселенцев землей и оказывали определенную помощь в форме кредитов лишь на начальном этапе. Кроме того, многие переселенцы, прибывая на границу или в места своего переселения, не могли предъявить властям требуемый имущественный минимум, о котором многие из них не были проинформированы вербовщиками, которые путем обмана и недостоверных обещаний наживались на эмигрантах. Такие случаи для многих переселенцев заканчивались плачевно. Так, многие бедные жители верхней Швабии, которые в конце 1688, 1699 и 1712 годов направлялись в Венгрию, были остановлены на австрийской границе на Дунае и отправлены назад, поскольку не могли предъявить наличные деньги и имущество на сумму минимум 200 гульденов, что было тогда условием переселения в страну.

Много несостоявшихся колонистов вернулось из Венгрии назад в связи с неподготовленностью властей и владельцев земли к приему огромной массы переселенцев, число которых значительно превысило их ожидания. Массовая эмиграция швабов в Венгрию уже к июню 1712 года приняла масштабы, вынудившие Венгерское королевство специальным указом от 4 июня 1712 года приостановить выдачу паспортов, разрешающих въезд в Венгрию. К этому времени в Вене собралось порядка 600 швабских переселенцев, которые по распоряжению короля Карла VI были отправлены по Дунаю назад на родину.

Причинами возвращения были многочисленные ограбления, болезни и смерть переселенцев в дороге и в местах поселения в первые годы, когда оставшиеся в живых члены семей были уже не способны самостоятельно обрабатывать землю. Растущее число возвращающихся и окончательно обнищавших, как правило, больных переселенцев заставило власти Швабского имперского округа принять соответствующие меры по их приему. Было принято решение поручить координацию всей работы по приему, лечению и содержанию возвратившихся назад швабов городу Ульм, который имел крупную гавань на Дунае и являлся в то время важным центром Швабского имперского округа. Таким образом, Ульм стал не только основным местом сбора и отправки переселенцев в страны Юго-Восточной Европы, но и спасительной гаванью для многих, вернувшихся по разным причинам назад. Недалеко от Ульма в городе Лейпхейме (Leipheim) был создан лазарет, в который помещались вернувшиеся из Венгрии переселенцы, независимо от того, как они покинули родину, с разрешения или тайно, без разрешения властей. Прием возвращающихся переселенцев был поручен и городу Донауверт (Donauwörth), в котором, несмотря на определенные возражения властей, также проходил карантин и лечение больных переселенцев. Большинство возвратившихся переселенцев страдали заразными болезнями, дизентерией и кровавым поносом, поэтому их предварительное лечение и нахождение в карантине защищало остальные регионы Германии от распространения болезней и эпидемий. Многие неудачливые переселенцы умирали в лазарете и уже никогда не возвращались на покинутую ими родину. Так, из 423 человек, поступивших в лазарет Лейпхейма в октябре 1712 года, 40 умерло, 187 человек продолжали лечение, а 195 человек были отправлены здоровыми домой.

Возвратившиеся домой, разоренные, изможденные долгой дорогой и лишенные гражданства переселенцы редко встречали радостный прием у своих бывших односельчан. Как правило, они становились нищими и жили на подаяние или зарабатывали себе на пропитание в качестве временных наемных работников.

По самым разным причинам переселенцы возвращались и в более позднее время, в конце XVIII и начале XIX веков. К примеру, из 163 человек, выехавших с 1800 по 1803 годы в Венгрию из района Балинга (Баден-Вюртемберг) назад вернулись 47 неудавшихся переселенцев. Добравшись лишь до Ульма, передумали и вернулись назад еще 22 семьи из этой же местности, которые в 1804 и в 1805 годах намеревались переселиться в Россию. Как и в начале XVIII века, многим вернувшимся назад переселенцам отказывали в возможности поселиться на старом месте, что вынуждало их вновь отправляться на чужбину, выбирая уже новое направление эмиграции. К примеру, такая участь постигла 437 вернувшихся жителей Вюртемберга, которые выехали с 1800 по 1803 год и не были приняты назад.

Наряду с широко известными колонизационными проектами начала XVIII века, в ходе которых в острой конкурентной борьбе вербовались подданные немецких земель для переселения и освоения пустующих земель габсбургской Венгрии и в американских колониях Британии, заслуживает внимания менее известный проект колонизации французской Гвианы.

Французы, в ходе Семилетней войны уступившие Великобритании свои колонии в Канаде, направили свои колонизационные усилия на создание европейской колонии во французской части Гвианы. Было принято решение направить в Южную Америку около 15000 колонистов. С целью привлечения необходимого числа людей, готовых переселиться в Южную Америку, французы развернули на территории Священной Римской империи германской нации еще перед окончанием Семилетней войны активную вербовочную компанию. Вербовщики (в основном французские офицеры) распространяли печатные вербовочные листовки, которые тогда назывались «патентами», авторизированными королем Франции Людовиком XV с изложением абсолютно льготных условий переселения в Южную Америку. Обещалось каждому, независимо от возраста, выплачивать по одному талеру на карманные расходы, бесплатная транспортировка через океан на судах, бесплатное питание в дороге. Колонистам гарантировалось предоставление достаточной площади плодородной земли, свобода вероисповедания, бесплатное врачебное обслуживание и обеспечение одеждой и обувью, бесплатное обеспечение семенами, орудиями труда и необходимым рабочим инструментом, бесплатное содержание и питание в колонии в течение первых двух лет. В распространяемом вербовочном «патенте» обещалось даже предоставление каждому колонисту бесплатного ружья с запасами пороха и дроби.

Новым и особенно важным для большинства жителей немецких земель являлось отсутствие требования по предъявлению необходимого имущественного ценза. К тому же в самых красочных тонах описывались многочисленные богатства, которые ожидали переселенцев на новой земле, включая плодородные земли и изобилие золота, серебра, сахара и других источников их будущего благополучия. В сентябре 1763 года эти необычные и заманчивые предложения по переселению во Французскую Гвиану достигли Пфальца, откуда быстро распространились вдоль Рейна и Майна на север и восток и вызвали настоящую эмиграционную горячку в Германии. Наряду с завербованными 10000 жителями острова Мальта к началу 1763 года «ловцы душ» в немецких землях собрали в Страсбурге несколько тысяч человек, которым к октябрю 1763 года были выданы 5000 паспортов. Однако вскоре поступил приказ о прекращении дальнейшей вербовки, но к этому времени, к ноябрю 1763 года, на пути в Рохефорт (Rochefort) находились уже 7974 немецких подданных, а во французских портах ожидали посадки на корабли и пересечения океан еще тысячи немецких переселенцев.

Первые три корабля с переселенцами прибыли во Французскую Гвиану 14 марта 1763 года. Планировалось, что они проведут необходимые подготовительные работы для приема остальных колонистов. Предполагалось, что местные власти окажут прибывающим переселенцам активную помощь и выделят для строительных и иных работ необходимое число рабов. Однако губернатор и его подчиненные отказали колонистам в помощи, оставив их без всякой поддержки. Прибывшие на первых кораблях колонисты вначале пытались самостоятельно вести необходимые подготовительные работы, но затем из-за возникших трудностей прекратили их. В октябре в Гвиану прибыли новые колонны переселенцев. Основная масса прибывших переселенцев не согласилась с навязываемой им феодальной системой землевладения и тоже отказывалась от работы.

Между тем, несмотря на просьбы уже прибывших колонистов прекратить отправку новых переселенцев, корабли с ними продолжали прибывать. На одном из них 16 марта 1764 года вместе с больными переселенцами на Гвиану попали эпидемии дизентерии, желтухи, тифа и малярии. За короткое время, к 15 ноябрю 1764 года, из 10446 прибывших переселенцев, временно размещённых на острове перед материковой частью, получившего название «Чертов остров», в живых осталось лишь 900 человек, на материковой земле умерло 1434 человека. К 20 февраля 1765 года оставалось только 918 жителей, а летом 1766 года назад во Францию смогли вернуться лишь 600–700 оставшихся в живых переселенцев.

Так, трагически и полной катастрофой завершились усилия французских властей по созданию своей колонии в середине XVIII века в Южной Америке. Почти десять тысяч европейских колонистов, поддавшихся на обещания властей и их вербовщиков, вместо обещанных льгот и райской жизни, после многочисленных страданий и болезней нашли на Гвиане свою смерть.

Сегодня невозможно установить точное количество подданных немецких земель, отправившихся на Гвиану, известно лишь, что большая их часть, особенно из южных земель Германии, не успели попасть на отходящие корабли. Часть из них застряла во французских портах, другие были остановлены еще на границе, благодаря чему они смогли счастливо избежать трагедии, постигшей остальных. Нескольким тысячам немецких колонистов пришлось возвращаться назад на родину, на которой, как правило, были сожжены все мосты, продано либо брошено имущество, дома и принадлежащие им ранее клочки земли. Большинство общин отказало вернувшимся назад переселенцам вновь поселиться в своих бывших селениях. Такая возможность предоставлялась лишь сохранившим определенные средства и имущество. Некоторые пытались поселиться у своих родителей или родственников втайне от властей, другие становились бездомными, жили на подаяние и ожидали за пределами своих селений новой возможности для эмиграции в Венгрию, Америку или царскую Россию.

Иным было положение немецких колонистов, прибывших в это же время в Россию. Среди них также было много разочаровавшихся переселенцев, которые, познав реалии ожидавшей их трудной и опасной жизни, совершенно не похожей на обещания вербовщиков, были готовы немедленно пуститься в обратный путь. Однако осуществить такое решение на практике оказалось для них невозможным по ряду причин, основными из которых были:

– огромное расстояние, отделяющее места их поселения на окраинах России от бывшей родины;

– необходимость самостоятельно и за счет собственных средств, которых не было у подавляющего большинства, преодолеть в то время далекий и опасный путь назад, так как на Волгу они прибывали под организационным контролем и управлением российских властей;

– невозможность исполнения условий заключенных договоров и уже взятых на себя обязательств по возврату всех потраченных в пути и полученных на месте кредитов и материальных средств.

По манифесту Екатерины II от 1763 года прибывшие в Россию колонисты имели право свободно покинуть страну и вернуться назад на свою родину после уплаты всех потраченных на них средств и возврата полученных ими ссуд и долгов. Выполнить это условие сразу по прибытии и даже в первые годы пребывания в колониях на Волге было практически не реально. У крайне малого числа колонистов, имевших такие средства, либо не было мотива для немедленного возврата назад, либо они становились легкой добычей разбойничьих банд и теряли по дороге не только остатки своего имущества, но и жизнь.

Такая же участь, как правило, ожидала колонистов, пытавшихся тайно сбежать из колоний на Волге. О том, что такие попытки периодически случались, свидетельствуют сохранившиеся немногочисленные архивные источники того времени. Как известно, основная часть документов по истории становления немецких колоний в первые годы на Волге хранилась в Саратовской конторе опекунства иностранных и была уничтожена в августе 1774 года во время взятия города пугачевскими бандами. Значительная часть архивных документов Саратовской конторы, которая отражала почти сто лет жизни волжских колонистов, была уничтожена либо утеряна уже в более позднее время, включая советский период. В этой связи представляет особую ценность труд сотрудников государственного архива Саратовской области, подготовивших и издавших аннотированную опись сохранившихся дел Саратовской конторы иностранных поселенцев. В двухтомной описи приведены краткие аннотации, а по утерянным документам даются название, дата и объем утраченных дел, позволяющие получить ценнейшую информацию о повседневной жизни колонистов. Среди многих тысяч различных документов находятся и зарегистрированные дела, связанные с легальным выездом колонистов из России, рассмотренных Саратовской конторой в 1811 году («О выезде колонистов из России») и в 1828 году («О порядке отъезда колонистов за границу»).

В описи утраченных дел Саратовской конторы мы находим подтверждение о тайных побегах немецких колонистов из саратовских колоний, факты которых остались в названиях нижеприведенных дел:

– о сбежавшем колонисте Петере Гейнрихе из колонии «Норка» (21.08.1797);

– о сыске колониста Штольца из колонии «Ровная» (23.06.1799);

– о высылке бежавшего колониста Гейнриха Лейзера из колонии «Шауфгаузен» (26.11.1799);

– о побеге колонистов Лука Макмана и других из колонии «Гречиная» (11.10.1800);

– о беглом колонисте Августе Инкене из колонии «Екатериненштадт (02.01.1801);

– о бежавшем колонисте Гейдеме из колонии «Екатериненштадт (08.04.1801);

– о сбежавшем иностранце Христиане Карле из колонии «Баратаевка» (27.03.1802);

– о побеге колониста Клейна из колонии «Россоши» (30.01.1803);

– о сыске бежавшего колониста Петере Лакмане из колонии «Гречиная Лука» (21.08.1803);

– о бежавших колонистах Мосебахе и Брисе из колонии «Норка» (16.04.1806);

– о бежавшем колонисте Дрейце из колонии «Орловская» (26.04.1806);

– о бежавшем колонисте Готфриде Гольмере из колонии «Лесной карамыш» (09.08.1807);

– о розыске колониста колонии «Орловская» Гейнриха Сакса (11.12.1833).

Следует отметить, что после 1807 года, за исключением последнего дела о розыске, рассмотренного в 1833 году, в описи утраченных дел (а последнее относится к 1868 году) отсутствуют упоминания о побегах колонистов. Это может быть связано с утерей определённой части документов, особенно относящихся к начальному периоду становления колоний, а также с уменьшением мотивации к побегу у новых поколений колонистов и постепенным улучшением условий их жизни. О правомерности такой точки зрения говорят дела, которые все чаще встречаются, начиная с 20-ых годов. В них разрешение на строительство новых домов, мельниц, ткацких и кожевенных производств.

Сегодня невозможно выяснить дальнейшую судьбу тайно сбежавших колонистов, которые могли быть пойманы и строго наказаны, могли укрыться и жить в других регионах огромной России, а кому-то, может, и удалось вернуться назад на бывшую родину. Мы располагаем, пожалуй, единственным литературно описанным случаем состоявшегося возвращения назад в Германию, который удался сбежавшему из Саратова колонисту Цуге. В своей книге, которая уже не раз цитировалась выше, он подробно описывает, как после безуспешных попыток заработать и вернуть истраченные на него в дороге, а также полученные им по прибытии в колонию средства, – он принимает решение сбежать. От возвращающихся домой из Турции через Саратов немецких офицеров он получил паспорт их умершего в дороге товарища, который переделал на свое имя и тайно отправился с ним пешком в дальнюю дорогу домой, полную тягот и опасностей разоблачения. Удачные стечения самых разных обстоятельств и благоволившая судьба позволили ему после десяти лет отсутствия вновь добраться до дома и заключить в объятия свою мать, ожидавшую его все эти долгие годы.

По-иному обстояли дела с возможностью выезда из России у колонистов в колонии Сарепта, так же расположенной на Волге в 400 километрах южнее Саратова. Для братьев Евангелического общества, в отличие от других колонистов России, были установлены другие условия возврата ссуд и заемных средств, получателями которых были не отдельные колонисты, а колония в лице ее руководителей. Последнее определяло возможность свободного выезда колонистов Сарепты по указанию либо разрешению руководства колонии или дирекции религиозного общества, которая находилась за границей России.

Для выявления масштабов въезда и выезда за границу колонистов Сарепты приведем в несколько сокращенном виде таблицу 3, размещенную в книге Клауса «Наши колонии».

Таблица 3. Въезд и выезд за границу российской империи немецких переселенцев колонии Сарепта

Как видно из приведенной таблицы, из колонии Сарепта за первые сто лет ее существования свободно за границу выехало 677 человек (или 54 % от всех ранее въехавших в страну колонистов), что убедительно свидетельствует о совершенно других условиях пребывания здесь колонистов, чем во всех остальных регионах России.

Глава 8. Годы расцвета немецких колоний в России

8.1. На Волге

Прошли три десятилетия с момента основания колоний немецких переселенцев на Волге, полные тяжкого труда и непрерывной борьбы за выживание. Остались позади страдания и потери от многочисленных грабежей, разрушений, убийств и угонов в рабство в ходе набегов калмыцких, киргизских орд и пугачевских банд. Однако экономическое положение колоний оставалось сложным. Во многом это было связано с крайне неэффективной системой управления. Созданная для этих целей Саратовская контора Канцелярии опекунства иностранных, не всегда могла оперативно решать многочисленные повседневные административные вопросы и проблемы снабжения колоний инвентарем, орудиями обработки земли, семенами и продуктами питания. К тому же чиновники Конторы часто злоупотребляли своими полномочиями и в целом безразлично относились к текущим запросам колонистов. Не вникнув в истинное положение дел с развитием иностранных колоний, Екатерина II своим указом от 20 апреля 1782 года ликвидировала Канцелярию опекунства иностранных и ее Саратовскую контору и передала управление колониями губернским властям. Время показало, что положение дел с управлением и развитием колоний только ухудшилось, а колонисты сами стали в еще большей степени страдать от произвола и бюрократизма губернаторов и их чиновников на местах. После многочисленных жалоб колонистов на действия местных властей и проведенных правительством проверок, в ходе которых выявилось удручающее состояние дел, был принят ряд важных решений по улучшению системы управления колониями.

Именным указом императора Павла I от 30 июня 1797 года была восстановлена Саратовская контора опекунства иностранных, которая учреждалась в ведомстве Правительствующего сената в Экспедиции государственного хозяйства, опекунства иностранных и сельского домоводства. Этим же указом была утверждена инструкция, в которой определялся перечень, порядок и содержание деятельности Саратовской конторы опекунства. Среди ряда других поручений и указаний, инструкция требовала срочно («ныне же») составить отчет о долгах каждой колонии с разделением их по срокам взыскания с учетом льготных лет и предоставленных отсрочек. В этой связи требовалось скорейшее объяснение от Саратовской казенной палаты: «…объяснение о изнеможении и несостоянии иностранных поселенцев к уплате счисляющагося на них казеннаго долгу, и изыскание средств к удобнейшему их облегчению…».

Восстановление и деятельность Саратовской конторы в целом улучшило хозяйственную жизнь колонистов, хотя они по-прежнему страдали от бюрократизма, злоупотребления властью и казнокрадства чиновников, многие из которых были осуждены либо освобождены от работы. В последующие годы не один раз менялось подчинение Саратовской конторы в структуре управления российской власти. Во время Министерской реформы произошло переподчинение вышестоящей Экспедиции ведомству Министерства иностранных дел и ее переименование в 1811 году в Департамент государственного хозяйства и публичных зданий. Еще через 22 года поменяла свое название уже сама Саратовская контора, которая с 1833 стала называться Саратовской конторой иностранных поселенцев и вела, несмотря на эти изменения, довольно независимую от других губернских учреждений деятельность по управлению хозяйственной, социальной и религиозной жизнью колоний.

Постепенно жизнь колонистов начинала входить в нормальное русло, они привыкали к непривычному для них суровому климату, уходили в прошлое голод и болезни, прекратились разорительные грабежи и набеги, а освоенные ими пустынные степи приносили в благоприятные годы богатые урожаи пшеницы, которая успешно продавалась в других регионах России и за границей. На базе ремесленных промыслов начинала развиваться промышленная переработка сельскохозяйственного сырья и производство ткацких изделий, в развитии которых особая роль принадлежала ремесленникам Сарепты. Основанная, как мы помним, братьями Евангелического общества, к 1800 году колония представляла благоустроенное, уютное и чистое селение с хорошими домами, все залитое цветами и зеленью ранее высаженных лесов. В многочисленных воспоминаниях современников Сарепта описывается оазисом, неожиданно возникающим среди пустынных и выжженных летним зноем степей. В созданном в 1718 году винокуренном заводе производилась водка, различные настойки и наливки. Широкое распространение в России получила сарептская ткань «сарпинка», которая ткалась из льняной и шелковой нити, которые производились из выращиваемого на плантациях льна и выращенных тутовых деревьев с шелкопрядом. Открытый в 1801 году горчично-маслобойный завод из выведенного тут нового сорта выпускал горчицу, известную далеко за пределами Астраханской и Саратовской губерний. Построенные в Сарепте ткацкая и табачная фабрика, несколько мельниц, а также свечной, мыловаренный и винокуренный заводы выпускали продукцию, позволяющую колонистам вести успешную и выгодную рыночную торговлю в городах и селениях Поволжья и других регионах России.

В колонии были открыты две школы, особым доверием и известностью в регионе Поволжья и даже в столице пользовались врачи, аптека и открытый в 1775 году в 8 верстах от поселения родник минеральных вод, который использовался для добычи глауберовой соли и лечения. После успешного водолечения бывшего оренбургского генерал-губернатора Якоби и его жены, число посетителей стало быстро расти и достигло в летнее время 1796 года 300 человек. Порой для всех желающих пройти лечение не хватало квартир. Среди известных людей, прошедших лечение в Сарепте, были князья Орлов, Вяземский, Гагарин, граф Воронцов и многие другие. Однако после 1797 года число посетителей водолечебницы стало уменьшаться, а затем и вовсе прекратилось. Сегодня трудно назвать причину случившегося. Это могли быть изменения в составе воды или конкуренция со стороны получивших известность кавказских минеральных источников, а может быть, и желание братства жить тихо и изолированно от шума и неудобств, которые создавали своим присутствием слишком много чужих людей.

Достигнув наибольшего развития во всех направлениях деятельности, Сарепта к концу XVIII века начинает постепенно утрачивать свою роль в развитии региона. После ухода большой калмыцкой Орды в Азию и потери в этой связи основного потребителя своей продукции, Сарепта попыталась наладить сбыт своих товаров на севере, где столкнулась с острой конкуренцией со стороны саратовских волжских колоний. По сути, Сарепта сама обучила и воспитала себе соперников, которые, вернувшись в свои колонии, создали у себя такие же промысловые и ремесленные производства.

Трудно переоценить положительную роль Сарепты в деле подготовки учителей для остальных немецких колоний, обучения первых мастеров и специалистов по различным промыслам и ремеслам. Постепенно их изделия, произведенные к тому же с использованием английской машинной пряжи, начали вытеснять с рынка продукцию Сарепты, мастера которой, ограниченные религиозным устройством общества, работали в одиночку и не совершенствовали свое производство. В конечном итоге к 1820 году в Сарепте полностью прекратилось суконное и чулочное производство, а изготовление сапринки пришло в упадок. Технологически совершенным и значительным по объему в это время оставалось лишь промышленное производство горчицы.

В это же время в условиях свободы частного предпринимательства и свободной конкуренции в приволжских колониях быстро росли различные промышленные отрасли, включая и ткацкое саприночное, чулочное и иное производство. Особенно успешным было выращивание в колониях табачного листа и изготовление табака на первой в России табачной фабрике, что позволило быстро стать доминирующими на табачном рынке. Колонисты выращивали на своих полях пшеницу, рожь, овес, кукурузу, просо, картофель, лен и коноплю. Уже к середине XIX века немецкие колонии становятся крупнейшими производителями пшеницы с активно развивающейся мукомольной промышленностью. Общая производительность работающих в колониях более чем 600 ветряных, водяных и паровых мельниц составляла около 240000 тонн муки. Волжским колонистам принадлежала ведущая роль в снабжении хлебом русской армии во время Крымской войны 1853–1856 годов. С появлением в 1870 году железнодорожного сообщения с другими регионами России, немецкие колонисты поставляли на рынок до 20 миллионов пудов зерна с годовым оборотом торговли в 50–60 млн рублей.

Огромные паровые мельницы, известные по всей России, перерабатывали перед Первой мировой войной 8,5 миллионов центнеров пшеницы в год, большая часть муки и еще 8 миллионов центнеров отрубей уходили водным путем на многие рынки мира. В колониях на Волге активно развивались производство чугунного литья, жаток, конных молотилок, веялок и многие другие отрасли промышленности. К 1871 году здесь было налажено производство крахмала и патоки, работали 140 кожевенных и шесть салотопенных заводов. Продолжалось активное развитие прядильного и ткацкого производства, изготовление в промышленных объемах сарептовской горчицы, получившей широкую известность во многих регионах России. Успешно развивались чугунолитейное производство и машиностроение.