Текст книги "Миланский вокзал"

Вскоре после этого в двери, которая оставалась приоткрытой, появился мужчина. В свои пятьдесят с небольшим лет, в аккуратном твидовом костюме, придававшем ему вид английского провинциального джентльмена, с исхудалым лицом, обрамленным бородой и седыми волосами, он производил впечатление серьезного, сурового и авторитетного человека. Пока группа студенток толпилась вокруг него, позади них Меццанотте пытался привлечь его внимание отчаянной жестикуляцией. Несмотря на то, что он был одет в штатское, профессор сразу понял, кто это, потому что воскликнул:

– Прошу вас, инспектор, входите.

Рикардо бесцеремонно пробился сквозь группу возбужденных выпускниц и последовал за ним в кабинет.

Когда они сели друг напротив друга, Дель Фарра оперся локтями на столешницу, переплетя руки перед собой. Его пронзительные глаза смотрели на инспектора из-под густых нахмуренных бровей. Меццанотте без труда мог представить себе, насколько завораживающим может быть этот магнетический взгляд, – он и сам выдерживал его с определенным усилием. Рикардо начинал понимать, что это за тип, и это не вызывало у него большой симпатии. Аскетическая худоба, неухоженная элегантность, харизматическое обаяние – от такого профессора студентки теряют голову. И судя по сцене, свидетелем которой инспектор стал некоторое время назад, он не стесняется использовать все это в своих интересах. Действительно, у Рикардо сложилось впечатление, что выпускница, выбежавшая из его кабинета, плакала не по чисто академическим причинам.

– Итак, инспектор Меццанотте, рассказывайте, я вас слушаю.

Рикардо до мельчайших подробностей рассказал ему обо всем, что собрал по делу о мертвых животных, вплоть до результатов лабораторного анализа, позволившего предположить, что чудовищный ритуал, которому подверглась собака, имеет какое-то отношение к Африке. Дель Фарра внимательно слушал его, практически не перебивая. Наконец, взяв несколько минут на размышление, он произнес:

– Воду.

– Что?

– Воду, водун или, как самый распространенный вариант – благодаря некоторым плохим голливудским фильмам, действие которых связано с Гаити, – вуду.

– Неужели вы говорите о зомби, куклах, утыканных булавками, и всем таком прочем?

Дель Фарра уставился на него так, словно тот только что сморозил несусветную глупость.

– Нет, нет, ничего подобного. Это банальный бред из фильмов ужасов. Воду – полноценная религия, широко распространенная с самого начала цивилизации в Западной Африке. Миллионы людей до сих пор практикуют ее в таких странах, как Того, Гана, Нигерия и Бенин. Именно оттуда, следуя маршрутами невольничьих кораблей, оно попало в Америку, где, соединившись с элементами христианства, породило гаитянское вуду, а также кубинскую сантерию, бразильское кандомбле и так далее.

– Получается, те, кто убивает животных на вокзале, следуют какому-то магическому обряду сродни тем, что практикуют в Африке? – уточнил Меццанотте, пытаясь ухватить суть.

– Нет, – Дель Фарра покачал головой. – Конечно, воду включает в себя некоторые аспекты, которые можно сравнить с магией. Но оно не сводится к этому, его ритуальные практики имеют гораздо более сложный и глубокий смысл. – Он сделал паузу, после чего добавил: – Послушайте, я сильно сомневаюсь, что вы сможете что-то понять, если я сначала не объясню вам некоторые основные понятия.

– Если вы считаете это необходимым, – вздохнул Меццанотте, сдерживая свое нетерпение. Похоже, все это займет куда больше времени, чем он предполагал.

– Итак, первое, что нужно иметь в виду, это что воду – довольно сложный и даже, я бы сказал, неуловимый объект изучения. По сути своей, это эзотерическая религия, глубокое понимание которой доступно лишь немногим посвященным. Само значение этого термина, хотя его этимология неясна, содержит в себе идею тайны, которую невозможно объяснить, чего-то непознаваемого. Слово «воду» также используется для обозначения различных вещей: воду – это сама религия, а также отдельные сверхъестественные сущности, которые являются объектом почитания; воду – это фетиши, специальные предметы, сделанные жрецами для того, чтобы в них вселились вышеупомянутые сущности, сами по себе невидимые и нематериальные; воду – это некоторые люди, когда в ходе особых церемоний боги овладевают их телами, чтобы явить себя миру. Но… разве вы не ведете записи?

«Ну и что с того? Вы что, устроите мне экзамен и проаттестуете?» – устало подумал Меццанотте. Но он очень нуждался в помощи, поэтому достал блокнот и поспешил ответить:

– Да, разумеется.

– Итак, на чем я остановился?.. Ах, да. Воду уходит своими корнями в традиционный африканский анимизм. В нем нет места никакому дуализму между материальным и духовным измерениями Вселенной, которые неразрывно переплетены между собой. Материя – это застывшая форма космического духа, который наполняет собой все сущее. Однако воду не чужда концепция единого бога. Действительно, его можно назвать онтологическим монотеизмом, встроенным в литургический политеизм…

– Что-что? – перебил его Рикардо, который к этому времени совсем растерялся.

Дель Фарра бросил на него недовольный взгляд, раздосадованный тем, что его прервали. Затем выражение его лица смягчилось.

– Вы правы, я почти забыл, что нахожусь не в аудитории… Извините, впредь я постараюсь избегать слишком сложных терминов. Воду признает существование верховного существа, создавшего вселенную, – Маву. Но он далек и недоступен, совершенно безразличен к судьбе своего творения – настолько, что создал второстепенные божества, воду, в качестве посредников, которым он делегирует задачу управления миром и заботы о людях, поклоняющимся на самом деле только последним, а не непосредственно Маву. Это больше, чем настоящие боги; в определенном смысле их можно приравнять к нашим христианским ангелам… просто чтобы вы понимали. Но это ангелы, которые часто неотличимы от дьяволов. Воду – это чрезвычайно широкий и наглядный пантеон. Богов насчитывается более шестисот, хотя некоторые из них являются вариациями одного и того же персонажа, образа, а другие встречаются только у определенных этнических групп. Каждый воду управляет определенным сектором мира и человеческой жизни. Наиболее важными являются персонификации природных явлений и сил. Например, Огун, эмоциональный и горячий бог железа, повелитель войны и технологий, защитник всех, кто использует металлы, к которому многие африканцы обращаются за помощью охотнее, чем к механику, чтобы завести сломавшийся автомобиль; или огненный бог молнии Шанго, каратель лжецов, воров и злодеев… Пока что все понятно?

– Да, более или менее… Простите за вопрос, но не слишком ли далеко вы заходите?

– Боюсь, что если вы действительно хотите понять, с чем имеете дело, вам придется выслушать мою небольшую лекцию до конца, – предупредил его Дель Фарра, а затем невозмутимо продолжил: – Люди обращаются к воду за здоровьем и процветанием, а также для того, чтобы отгонять несчастья. Но отношения с этими страшными и таинственными духовными силами, способными оказать решающее влияние на человеческую жизнь, далеко не безобидны. Это божества с многообразной и неоднозначной природой, воплощающие как добро, так и зло, во многом похожие на людей. Они часто капризны и вспыльчивы, и умеют иногда быть очень жестокими и мстительными. Поэтому присутствие воду не всегда является гарантией мира. Они могут быть благосклонны к тем, кто в них верит и поклоняется им, могут защищать их от злых духов и отвечать на молитвы, если им по нраву дары и жертвоприношения, – но могут и жестоко истязать и мучить людей, если те их прогневали. Поэтому, чтобы умилостивить и сохранить благосклонность воду, отношения с ними должны быть постоянными. Им нужно не только поклоняться, но и ухаживать за ними, служить им, слушать их и проявлять к ним уважение. Это вносит определенный дисбаланс и нестабильность в жизнь последователей этих божеств, заставляя их постоянно изобретать все новые ритуалы, обновлять церемонии, поддерживая и укрепляя этим связи между человеческой, земной и божественной сферами, – баланс, между нами говоря, труднодостижимый.

Слушая эту импровизированную лекцию, сопровождаемую вдохновенной жестикуляцией и весьма напоминающую моноспектакль или выступление на конференции, Меццанотте пришел к выводу о том, что Дель Фарра – тот еще эксцентричный тип и выпендрежник. Но дело свое он знал хорошо, в этом сомнений не было – и в этой области ему явно не было равных.

– Поскольку человек не может напрямую общаться с духовными, потусторонними сущностями, – продолжал профессор, – ему нужен носитель, в котором они могут материализоваться. Именно здесь и появляются фетиши – предметы, одновременно магические и священные, через которые человек вступает в общение с божеством. Фетишами могут быть статуи или другие артефакты, размещаемые внутри святилищ, а также, с защитной функцией, у ворот деревни или снаружи домов. В них поселяются божества, наделяя их сверхъестественной силой, но для этого артефакты должны быть активированы жрецом, который помещает внутрь них смесь ингредиентов, различающихся в зависимости от того, какому божеству они посвящены: в основном это травы, а также корни, костяная пыль, раковины и многое другое. Поскольку все, что принадлежит к животному, растительному или минеральному царству, содержит дух, жизненное дыхание, энергия, получаемая из суммы всех этих жизненных дыханий, накапливается в фетишах, которые затем должны периодически «подзаряжаться» с помощью специальных ритуалов. Именно эта энергия позволяет им действовать как мост между измерениями видимого и невидимого. Когда им что-то нужно, жрецы кладут еду, питье и другие подношения к ногам фетишей, и через них божества выполняют их просьбы… Вы все еще слушаете меня, инспектор? Не слишком ли я утомил вас?

Меццанотте покачал головой, прикусив губу, чтобы не возразить. То, что Дель Фарра относился к нему как к полудурку, уже начинало изрядно действовать ему на нервы.

– Воду также могут проявляться и в лицах мужского пола от первого лица. Это происходит в кульминационный момент специальных церемоний обращения к богам, во время которых мужчины и женщины танцуют под ритм барабанов, до тех пор пока некоторые посвященные не достигнут состояния транса. Именно тогда божество овладевает их телами, временно изгоняя их сознание, их душу. Одержимый становится богом во всех отношениях, ведет себя как он, ходит среди последователей, разговаривает с ними и дает им советы. В центре каждой церемонии – и здесь слушайте внимательно, потому что это очень важно – всегда находится обряд жертвоприношения, необходимый для установления любого диалога со сверхъестественным миром. В основе всего этого лежит момент, когда кровь, вытекающая из свежезарезанного животного, льется на фетиш, заряжая его энергией, необходимой для посредничества при переходе. Действительно, кровь, будучи жидкостью, наиболее богатой жизненным дыханием, является своего рода священным топливом, подпитывающим божества. Чем больше крови будет предложено воду, тем лучше – от степени его удовлетворения зависит, сколько благ получат его последователи.

Дель Фарра прервал рассказ, и Меццанотте не преминул воспользоваться случаем, чтобы наконец перейти к сути дела.

– Хорошо, мне кажется, я все понял. Животных убивали во время церемоний в честь одного из этих воду. Вы уже догадались, о каком из них может идти речь?

– Конечно. Это, несомненно, Коку, древнее воинское божество. Желтый – это его цвет. Во время церемоний посвящаемые носят соломенные юбки и намазывают свое тело той же мазью, которая была на собачьей шерсти.

– А что вы можете мне сказать о веществах в его желудке?

– Это может показаться жестоким в глазах западных людей, но семена калабарской фасоли иногда используются в ритуалах воду в Нигерии, поскольку жертвоприношения считаются более эффективными, если жертва остается в сознании до последнего. Что же касается частиц золота, то они предназначены для того, чтобы сделать подношение более привлекательным для бога.

– Если я правильно понимаю, у каждого божества есть своя специализация. Что есть у Коку, что можно получить от него?

– Коку – свирепый и кровожадный воду, олицетворение архетипа воина: наделенный сверхчеловеческой силой, презирающий опасность, неумолимый и безжалостный истребитель врагов. В древние времена люди обращались к нему перед битвами, чтобы получить защиту и неуязвимость в бою. Тот, кто пользуется его благосклонностью, не боится, не устает, не чувствует боли, если его ранят. Его фетиш – большая тыква; в нее воткнуты четырнадцать священных ножей, к рукояткам которых привязаны пучки трав и фрагменты костей, обагренные кровью жертв. Церемонии, посвященные ему, настолько жестоки и кровавы, насколько это можно себе представить. Те, кого бог выбрал для своего проявления, после головокружительных танцев под бешеные звуки барабанов покрывают свои руки и грудь шрамами от ножей и осколков стекла, глотают острые предметы или горящие угли, многократно и до крови бьются головой о стену. И все это без каких-либо признаков страдания.

– Господи Иисусе, но зачем же они это делают? – воскликнул Меццанотте, по позвоночнику которого от рассказов профессора пробежала дрожь.

– Ну, чтобы продемонстрировать силу своей веры… Вернее, поскольку в эти моменты они являются лишь вместилищем божественного, сам Коку через них демонстрирует силу своих даров, утоляя при этом свою жажду крови. В конце транса, который может быть очень долгим, одержимый падает без сил, и его за руки тащат в святилище. Когда такие люди вновь приходят в себя, они ничего не помнят, а их раны уже заживают.

– Да и сами жертвоприношения тоже отличаются особой жестокостью, – заметил Меццанотте.

– Ну да. Лапы ампутируют, а сердце вырывают, чтобы показать силу и мужество жертвы. Я не удивлюсь, если в ритуал также входило выпивание крови и поедание кусочка сердца.

– Но, по вашему мнению, почему тогда они оставляют животных то тут, то там по всему вокзалу?

– Смысл этого кажется мне очевидным: запугать врага, показав ему, что против них выступил сам Коку.

– Теперь вся картина для меня совершенно ясна. Осталось лишь выяснить, кто и зачем проводит ритуалы воду здесь, в Милане…

– Боюсь, что это вам придется выяснить самостоятельно, инспектор. Это не по моей части. Но одно я могу вам сказать точно: у истоков всего этого стоит опытный священник.

– Священник? Так вы не думаете, что это могут быть просто подражатели, люди, которые, возможно, прочитали об этих церемониях в какой-то книге и были ими болезненно очарованы?

– Нет, это исключено. Ритуалы, о которых мы говорим, предполагают слишком глубокий уровень знаний воду.

– Понятно… У меня остался последний вопрос, профессор, из-за которого я и начал расследовать это дело. Как вы думаете, есть ли риск, что в какой-то момент животных им станет недостаточно и они перейдут к принесению в жертву людей?

Дель Фарра ненадолго задумался, разглаживая бороду. Затем произнес:

– Если б это был культ Коку, укоренившийся на его родине, я бы склонялся к отрицательному ответу. Хотя в древних легендах упоминается об этом, воду в Африке уже давно не допускает человеческих жертвоприношений, и это запрет, в котором я не обнаружил никаких нарушений – по крайней мере, в рамках официальной религии. Но…

– Но?.. – настойчиво повторил Меццанотте, видя, что тот колеблется.

– Видите ли, инспектор, тот факт, что не существует ни священных текстов, которых нужно придерживаться, ни центральной церковной власти, делает воду очень динамичной и постоянно меняющейся религией. Место, где она практикуется, а также личность отдельного священника могут сильно влиять на ее формы и содержание. И версия, с которой мы имеем дело, как мне кажется, превозносит некоторые из ее темных и более жестоких сторон. В частности, в настойчивом повторении жертвоприношений, а также в использовании все более крупных животных я чувствую что-то навязчивое и, я бы сказал, почти детское, что кажется мне довольно тревожным.

Меццанотте кивнул. Это была одна из тех вещей, которые с самого начала настораживали его.

– Есть и другой аспект, который необходимо учитывать: кровь человека богаче жизненным дыханием, чем кровь любого другого живого существа. Если отбросить запреты, то, в принципе, это должно быть самым желанным подношением богам. И если есть во всем пантеоне воду кто-то, кто особенно ценит это, так это убийца Коку. Он хорошо знает ее вкус, на каждой церемонии смакует то, что проливают последователи, которые ранят себя в его честь.

– Подведем итоги…

– В заключение хочу сказать, что я не стал бы излагать это в письменном виде или заявлять об этом на конференции… но, между нами говоря, в данном конкретном случае, признаюсь, я бы не очень удивился, если б это произошло.

– Большое человеческое вам спасибо, профессор; вы мне очень помогли.

Меццанотте встал и протянул ему руку через стол. Но Дель Фарра не пожал ее. Вместо этого он остался сидеть и пристально смотреть на него.

– Подождите, – сказал он наконец. – Я сказал вам, что риск, на мой взгляд, существует, но не думаю, что это самая тревожная сторона данного дела.

– Что вы имеете в виду?

– Если воспринимать смысл жертвоприношений Коку буквально – а все говорит о том, что это так, – то назревает война. На вашем месте я в первую очередь беспокоился бы об этом.

* * *

Оказавшись перед довольно красивым старинным зданием, окруженным невысокой каменной оградой, в котором располагалась штаб-квартира ИСЕИ, на тихой и спокойной улице в нескольких шагах от Арки Мира, Лаура почувствовала волнение. За этими воротами можно было найти ответ на вопросы, которые мучили ее в течение нескольких дней. Она не знала, как отреагирует, если узнает, что этих двух детей никогда не существовало, но это было лучше, чем неопределенность, пожиравшая ее, поэтому Лаура набралась смелости и нажала кнопку домофона.

Ее приветствовал невысокий мужчина возрастом от пятидесяти до шестидесяти лет, чьи круглые очки с толстыми линзами придавали ему забавный совиный вид. Он представился как Бениамино Куриель, научный сотрудник и архивариус Института. С самого начала он показал себя чрезвычайно любезным – проводя ее по лестницам и коридорам, подробно объяснил ей, что представляет собой ИСЕИ, в котором, как он с гордостью отметил, хранится самая большая коллекция документов по антисемитизму в Италии, и рассказал ей немного об истории здания, принадлежащего миланской еврейской общине с конца 1920-х годов. В период фашизма здесь располагались еврейские школы, созданные на собственные средства, чтобы гарантировать образование всем еврейским детям и молодежи, изгнанным из итальянских учебных заведений после принятия расовых законов.

Архивариус провел ее в комнату, стены которой были сплошь заняты книжными полками, заставленными томами, папками и файлами. В центре возвышалось несколько внушительных деревянных картотечных шкафов.

– Здесь хранится архив жертв Холокоста, с которым вы хотели ознакомиться, синьорина, – сказал Куриэль. – Это плод долгой и трудной работы, которая все еще продолжается. С момента своего основания восстановление списка всех преследуемых евреев в Италии было одной из главных целей Института. Исследование началось с первоначального машинописного списка, составленного сразу после войны Комитетом по исследованию депортированных евреев. В течение десятилетий мы продолжали дополнять его новыми именами и данными, полученными в результате изучения всевозможных документов, архивов и реестров того времени, а также благодаря сообщениям друзей и родственников. На каждое имя жертвы составлялась карточка со всей имеющейся информацией, которая тщательно проверялась. На сегодняшний день мы выявили в общей сложности около семи тысяч жертв преследований в нашей стране, из которых выжили лишь немногим более восьмисот. Но, как я уже говорил, этот список пока нельзя считать окончательным.

Оценив размеры файлов и цифры, которые приводил Куриэль, Лаура на мгновение впала в уныние при мысли об огромной работе, которая ей предстояла. Найти имена двух детей в таком море данных было бы все равно что найти иголку в стоге сена. Куриэль, должно быть, прочитал ее мысли, поскольку сразу же указал на компьютер, стоящий на маленьком столике в углу.

– Вот уже несколько лет как архив полностью оцифрован, – сказал он с улыбкой, – что значительно облегчает нашу работу, а также работу тех, кому приходится проводить в нем исследования.

Он включил компьютер и вкратце объяснил ей, как работает программа.

– Сейчас я дам вам возможность поработать. Если понадоблюсь вам, я в последней комнате слева в конце коридора.

– Можно вам задать один вопрос, доктор Куриэль? – сказала Лаура. – Известно ли вам о каких-либо случаях, имевших место на Центральном вокзале в те годы? Я имею в виду любой конкретный инцидент, связанный с преследованием евреев.

– На Центральном вокзале? Конечно. Об этом мало кто знает, но оттуда ушло несколько поездов с депортированными. У нас есть сведения о том, что в период с сорок третьего по сорок пятый год с вокзала в лагеря уничтожения отправилось не менее пятнадцати конвоев. Свидетельства, которые мы собрали в этой связи, леденят душу. Погрузка проходила вдали от посторонних глаз – мы не знаем, где именно; выжившие описывают это как темное и таинственное место. Депортированных загоняли в вагоны для скота под дулами автоматов, в атмосфере террора и насилия. Только подумайте, что еще несколько лет назад на вокзале не было даже мемориальной доски, напоминающей о случившемся… Но разве до табличек кому-то вообще есть дело? Их практически никто не замечает. Вместе с другими ассоциациями мы уже некоторое время работаем над проектом открытия мемориала внутри вокзала в память о тех трагических событиях, но до сих пор отсутствие сотрудничества со стороны учреждений и недостаток средств не позволили нам реализовать его. Жаль, что этот город насильственно лишили памяти, – заключил мужчина, покачав головой.

Пока он рассказывал обо всех этих событиях, Лаура почувствовала головокружение. На мгновение ей показалось, что она вновь переживает в себе те томительные эмоции, которые испытывала, когда перед ней появлялись те дети.

– Вы хорошо себя чувствуете, синьорина? Хотите, я принесу вам стакан воды? Вы как-то побледнели…

– Нет-нет, ничего страшного, не волнуйтесь; идите.

Оставшись одна, Лаура села перед экраном. Ее руки немного дрожали, когда она взяла мышь и начала перелистывать случайные карточки, чтобы ознакомиться с базой данных. В отношении каждой жертвы указывалось, пережила ли она Холокост или нет, некоторые биографические данные и имеющиеся сведения об обстоятельствах ее депортации. В некоторых формах все или почти все поля были заполнены должным образом, другие были в той или иной степени неполными. На некоторых из них также были фотографии. Поиск в архиве можно осуществлять, просто вводя имя или слово, или задавая различные ключевые слова.

Лаура провела первичный поиск евреев, депортированных из Милана. Система выдала восемьсот с лишним имен. Многовато… Затем она добавила еще один фильтр, ограничив выборку теми, кто родился после 1931 года и, следовательно, на момент депортации был в возрасте четырнадцати лет и младше. На этот раз Лаура получила около восьмидесяти результатов. Она внимательно читала карточки одну за другой, записывая в блокнот имена тех из них, которые могли соответствовать личностям двух детей. После часа терпеливого чтения вычеркнула все имена, кроме двух – Амоса и Лии Фелнер. Снова открыла их карточки.

АМОС ФЕЛНЕР

(Не пережил Холокост)

БИОГРАФИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ

дата рождения: 17/5/1932

место рождения: Милан

дата смерти:?

место смерти:?

отец: Самуил Фелнер

сестра: Лия Фелнер

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ

место ареста: Милан

дата ареста: 24/5/1944

место заключения: Милан, тюрьма

судьба: пропал без вести

дата отправления конвоя: 9/6/1944

дата прибытия конвоя: 15/6/1944

целевой лагерь: Освенцим

регистрационный номер:?

ЛИЯ ФЕЛНЕР

(Не пережила Холокост)

БИОГРАФИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ

дата рождения: 28/3/1936

место рождения: Милан

дата смерти:?

место смерти:?

отец: Самуил Фелнер

брат: Амос Фелнер

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ

место ареста: Милан

дата ареста: 24/5/1944

место заключения: Милан, тюрьма

судьба: пропала без вести

дата отправления конвоя: 9/6/1944

дата прибытия конвоя: 15/6/1944

целевой лагерь: Освенцим

регистрационный номер:?

«Неужели я их нашла? Это действительно они?» – задавалась вопросом Лаура с колотящимся в груди сердцем. Они были братом и сестрой, и на момент депортации им было двенадцать и восемь лет – примерно столько же, сколько, по ее представлениям, было тем детям, которых она видела. К их карточкам прилагалась одна и та же фотография, на которой они были изображены в полный рост – опрятно одетые, стояли рядом, застенчиво и серьезно глядя в объектив. Однако изображение было маленьким, помятым и слегка расфокусированным. Определенное сходство вроде имелось, но точно сказать, действительно ли это именно те дети, было невозможно.

Лаура задалась вопросом, что именно подразумевается под словами «пропал». Амос и Лия были арестованы в тот же день, что и их отец, с досье которого она также ознакомилась. Все трое были заключены в тюрьму в Милане, а затем были отправлены одним поездом в Освенцим. Разница заключалась в том, что если в личном деле Самуэля Фелнера была зафиксирована его смерть в Освенциме через несколько недель после интернирования, а также регистрационный номер, присвоенный ему в лагере, то место и дата смерти его детей были неизвестны, и регистрационный номер им присвоен не был. Как будто они на самом деле никогда не добирались до лагеря…

Лаура встала, вышла из комнаты и направилась по коридору в кабинет Бениамино Куриэля.

– Простите, – спросила она его, стоя перед дверью, – мне кое-что непонятно; может быть, вы поможете мне разобраться…

Она показала архивариусу досье на брата и сестру Фелнер, которые переписала в блокнот, и высказала ему свои сомнения.

– Они могли просто не пережить путешествие, – объяснил ей Куриэль. – Вы же знаете, путь был долог, а условия – нечеловеческими. Нередко кто-то не добирался до места, особенно если это были больные, пожилые люди или дети.

– У вас случайно нет других бумаг или документов, которые могли бы помочь мне выяснить, что с ними случилось? Может быть, есть фотографии…

– Нет, прошу прощения. Все, что мы знаем о них, находится в этих файлах.

Удрученная, Лаура уже собиралась уходить, когда ей в голову пришла мысль, от которой волоски на ее шее встали дыбом. Она снова повернулась к Куриэлю.

– И последнее. Что, если они так и не сели в этот поезд? Что, если они умерли раньше, может быть прямо на территории вокзала? Как вы думаете, это возможно?

Куриэль размышлял над этим несколько мгновений.

– Хм… на самом деле это не исключено. Во время погрузки могло случиться так, что кто-то пытался сбежать, и в этих случаях эсэсовцы без колебаний стреляли, даже в детей.

Вернувшись к терминалу, Лаура открыла на экране фотографию брата и сестры Фелнер. Но ничего нельзя было поделать – даже если б она стояла и смотрела на нее часами, то никогда не смогла бы получить нужный ей ответ.

Страх, печаль и боль, которые Лаура испытывала на вокзале, могли бы быть теми эмоциями, которые за шестьдесят лет до этого испытывали сотни евреев, насильно заталкиваемых в поезда, направлявшиеся в концентрационные лагеря. Эти двое детей могли быть Амосом Фелнером и его младшей сестрой Лией, и тот факт, что они были единственными, кто появился перед ней, возможно, связан с особыми обстоятельствами их смерти. Однако это оставалось лишь предположением, которое, помимо всего прочего, не учитывало один момент: до этого «дар» никогда не заставлял ее видеть и чувствовать эмоции давно умершего человека. Лишь убедительное подтверждение того, что эти дети действительно существовали, могло развеять все ее сомнения. Но как еще она могла его получить? То, что она застряла в шаге от цели, ужасно расстраивало ее. Ей очень хотелось закричать и разбить что-нибудь.

Лаура закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Затем, следуя идее, которая только что пришла ей в голову, запустила еще один поиск в базе данных, на этот раз по людям, выжившим в годы Холокоста, которые жили в Милане и были одного возраста с Амосом или Лией. Система выдала только одну карточку. Она была оформлена на имя Эстер Лиментани, родившейся в тот же год, что и Амос Фелнер, и также депортированной 9 июня 1944 года. Вполне возможно, что они знали друг друга, возможно, вместе посещали еврейскую школу, о которой упоминал архивариус. Возможно также, что она знала, почему брат и сестра Фелнеры никогда не приезжали в Освенцим. Совершенно необходимо было разыскать ее и поговорить с ней, что было легче сказать, чем сделать. Если предположить, что Эстер еще жива, возможно, она больше не носит девичью фамилию или переехала на другой конец света. И отнюдь не было уверенности в том, что она согласится встретиться с Лаурой, как и в том, что вспомнит что-нибудь полезное спустя столько времени. Но это был единственный шанс, который у нее оставался.

* * *

Они шли, пригнувшись под ливнем, по платформе между путями, направляясь к выходу со станции. Они вышли из-под огромных навесов всего несколько минут назад и уже успели вымокнуть до нитки. Дождь лил несколько часов подряд. Он начался в сумерках, после того как весь полдень по небу курсировали черные тучи, и, похоже, еще нисколько не исчерпал своего заряда. Этот дождь промочил обувь и брюки их униформы, пробрался внутрь их непромокаемых курток, залил их лица, заставляя каждую минуту проводить рукой по глазам, чтобы хоть что-то увидеть.

Их было пятеро – инспектор Рикардо Меццанотте и четверо офицеров; они направлялись к путям, ведущим к убежищу на левой стороне обширной набережной, в районе между двумя ветхими будками управления мостом, которые не использовались уже около двадцати лет и стояли посреди путей словно обломки корабля, выброшенные на берег.

– Вот именно сегодня вечером нам надо было проводить этот чертов рейд, – жаловался Филиппо Колелла, ковыляя рядом с Меццанотте; его белокурые кудри прилипли ко лбу под капюшоном.

– Эта операция давно была спланирована, ты знаешь об этом лучше меня. Мы должны делать это раз в месяц.

Задачей полицейских было очистить припаркованные на ночь поезда, в которые регулярно проскальзывали десятки бездомных в поисках места для ночлега. Самые ловкие сначала выхватывали из шкафчиков спальных вагонов простыни, которыми они баррикадировались внутри купе, привязывая их к дверным ручкам. Ночью в этих поездах случалось все, что угодно – кражи, изнасилования, поножовщина, – а утром уборщики находили вагоны в состоянии хуже мусорной свалки. Не то чтобы периодические рейды «Полфера» представляли собой эффективную форму борьбы с этим явлением, но, по крайней мере, они оказывали минимальный сдерживающий эффект и демонстрировали, что правоохранительные органы в курсе существования этой проблемы.