Текст книги "«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том VI. «Мари-луизочки», или «Если понадобится, я вооружу и женщин!»"

С наступлением темноты битва закончилась.

Союзники сражались очень храбро: на следующий день после битвы погребальная команда французов нашла на поле боя совсем юного прусского солдатика в обнимку с флагом, который он защищал до последнего. По личному распоряжению Наполеона храбрец был похоронен со всеми воинскими почестями вместе с флагом. Всего русские и пруссаки по некоторым данным потеряли от 11 до 12 тыс. чел. убитыми и ранеными. Среди последних оказался и старый соратник Блюхера, один из лучших прусских генералов новой формации Герхард Иоганн фон Шарнхорст (1755—1813), от гангрены (из-за ранения ядром в ногу) он скончался через пару месяцев. После гибели Шарнхорста начальником штаба у Блюхера стал другой талантливый генерал Август фон Гнейзенау (1760 – 1831), правда, совсем другой по складу характера.

А вот для французских «мари-луизочек» победа оказалась «пирровой»: их потери были значительно больше русско-прусских – от 15 до 20 тыс. чел., в основном бесстрашные мальчишки Нея. О которых, он – «Храбрейший их храбрых №2» восхищенно (повторимся!) воскликнул: «Эти юноши – герои! С ними я мог бы сделать все, что угодно!»

…Между прочим, обе стороны объявили о своей победе. Витгенштейн даже получил в награду орд. Св. Андрея Первозванного, а Блюхер – ор. Св. Георгия 2-го класса: очень высокие награды. Так бывает или, jedem das seine, тем более, что оба были… германских кровей, весьма и весьма близких Александру Павловичу Гольштейн-Готторпу («Романову»)…

Поздно вечером Витгенштейн, не взявший на себя смелость принятия решений, собрал военный совет, где большинство высказалось за отступление, хотя были и мнения продолжить сражение на следующий день. Союзники не предполагали, что у Наполеона будет столь внушительное численное преимущество, кроме того, стало известно о сдаче Лейпцига. Противник мог перерезать путь отступления союзников на р. Эльстер. Витгенштейн доложил мнение генералов Александру I и, получив согласие, ночью начал отвод войск за Эльстер двумя колоннами, двигавшимися на Дрезден и Мейсен под прикрытием арьергарда Милорадовича, который откровенно высказывал все, что он думает о полководческом даровании Петра Христиановича, бывшего, к тому же, младше его в старшинстве по чину.

Недостаток конницы – всего 7,5 тыс. кавалеристов против 25 тыс. у союзников – (недаром Бонапарт любил повторять: «Без кавалерии битвы не приносят результатов!»), а также утомление измученных долгими маршами по весенней распутице юных невыносливых новобранцев, лишили Наполеона возможности эффективно преследовать отступавших. В пору было Бонапарту хвататься за голову и, патетически воздевая руки к небу, восклицать что-то типа: «Полцарства за… коней!!!» Он ведь даже долго не мог узнать, куда враги отходят, поскольку ретирада проходила под плотной завесой многочисленных казачьих полков.

…Кстати, катастрофическую не хватку кавалерии Бонапарт очень рассчитывал исправить за счет подхода кавалерийских полков из Испании, откуда его медленно, но верно вытесняли англичане методично-острожного Веллингтона…

Витгенштейн потерпел поражение и союзные монархи были вынуждены отступить назад за Эльбу. (Вспомним, кутузовское предвидение: «Самое легкое дело – идти теперь за Эльбу, но как воротимся? С рылом в крови!») Мало кто в их ближайшем окружении надеялся на остановку перед Одером, а и наиболее «горячие головы» и вовсе собирались откатываться аж до самой Вислы!

И, все же, ожесточенность сражения произвела впечатление даже на Наполеона. Уже поздно ночью, когда ему доложили о потерях, он мрачно бросил своей ликующей свите: «А эти животные, кажется, кое-чему научились…». Русские войска лишний раз проявили свою хорошо известную в Европе стойкость, а пруссаки доказали, что их армию уже нельзя сравнивать с временами Йены и Ауэрштедта. В общем, союзники сражались с грозным императором уже почти на равных.

Битва при Лютцене стала первой крупной победой Наполеона в кампании 1813 г.

В абсолютно невыгодной для французов по началу ситуации Наполеон еще раз показал всем свой исключительный полководческий талант: умение мгновенно использовать малейшую ошибку неприятеля, и конечно, блестящий образец маневрирования артиллерийским огнем, и для отражения массированных атак неприятеля, и для рассеивания скапливающихся перед атакой вражеских масс, и для проламывания в его плотных оборонительных порядках зияющих брешей, и просто для создания заградительного огневого вала на время перегруппировки своих сил. Как уже говорилось, Бонапарт лично скакал с фланга на фланг, руководя всеми операциями. Правда, к концу боя он все же заметно устал (вспомним, его же изречение, что «… для войны есть свой возраст»! ), но среди его визави так и не нашлось никого, кто смог бы бросить ему достойный вызов.

Поражение союзников во многом объясняется отсутствием у них единоначалия, быстроты и согласованности действий. Каждое распоряжение главнокомандующего Витгенштейна обязательно согласовывалось с… российским императором и прусским королем. Естественно, что при строжайшем соблюдении такой субординации все приказы доходили до войск слишком поздно, чем блестяще пользовался, поймавший кураж, Последний Демон Войны.

Лютценская победа подняла боевой дух французской армии, чье ратное мастерство уже было не столь превосходным как ранее (в 1805—1807 гг.), и позволила ей вновь овладеть значительной частью Германии. И Наполеону удалось на время оставить мелкие германские государства своими союзниками, восстановив прежнее влияние на государства Рейнской конфедерации, в частности, Саксония вновь вступила в военный альянс с французами. Более того, французы поддержали свой упавший после 1812 г. военный престиж. Кроме того, в Германии затормозилось развертывание антифранцузского движения. Но полной победы французский император добиться не смог и не решенными оказались и стоявшие перед ним основные задачи.

…Между прочим, Бонапарт невероятно гордился этой своей первой большой победой после той катастрофы, что случилась с ним в прошлом году в России, откуда он вернулся с жалкими остатками некогда действительно Великой армии, конечно, не столь сбалансированной, что была у него под рукой в кампаниях 1805, 1806 и 1807 гг., но все же «великой», хотя бы по размерам. В пропагандистских целях он ставил эту победу даже выше… аустерлицкой, йенской, фридляндской и москворецкой – так во Франции называли битву при Бородино, которую не без оснований считали своей «тактической» победой…

В тоже время Лютцен – первая нерешающая победа Бонапарта в череде бесполезных побед Последнего Демона Войны в его отчаянной кампании 1813 г., а по сути дела «пиррова победа», которая, как известно, ведет к однозначным последствиям…

Глава 6. Ну, очень короткая передышка

После победы при Лютцене, отлично зарекомендовавшего себя в тяжелейшей кампании 1812 г., своего экс-пасынка, Эжена де Богарнэ, Наполеон решил срочно перевести в Северную Италию для организации ее защиты от угрозы со стороны австрийских войск. Там ему надлежало присматривать за все еще нейтральным, но уже давно «точившим ножи» и явно ждавшим удобного момента, чтобы переметнуться под крыло русского царя, его «дражайшим» тестем – австрийским императором Францем, охотно снабдившим его в свое время белым телом своей дочурки-«девственницы» – весьма и весьма детородной. Впрочем, «процесс уже пошел» и надежды избежать удара в спину почти не оставалось, но французский император в это очень долго не хотел верить.

…Между прочим, получив 8 мая в Лейпциге приказ императора немедленно отправиться в Северную Италию и сформировать там новую Итальянскую (т.е. по месту дислокации и действия) армию, уже 16/18 (данные разнятся) мая Богарне был в Милане, а через два с половиной месяца распоряжение Наполеона было выполнено. Вновь сформированная армия насчитывала ок. 53 тыс. чел. и 130 оруд. Она состояла из 3 пехотных корпусов, кавалерийской дивизии (1,8 тыс. сабель) и королевской гвардии (2,5 тыс. чел.). Большую часть личного состава так называемой Итальянской армии составляли французские войска (так, из 7 пехотных дивизий 5 были французские). Большим недостатком вновь сформированной армии являлось то, что она в основном была укомплектована молодыми и плохо обученными новобранцами, не имеющими никакого боевого опыта. Так сложилось, что военная кампания 1813—14 гг. в Сев. Италии одного из самых надежных и преданнейших военачальников Наполеона Эжена де Богарне у нас малоизвестна. Во много это случилось по причине, несомненно, более грозных событий той поры в центре Германии и во Франции, где «корсиканский выскочка» из последних сил сражался за свой трон. В Русском походе 1812 г. итальянские части из IV корпуса де Богарнэ понесли очень тяжелые потери: по некоторым данным (!) из 27 тыс. вернулось лишь… 223 чел., а ведь в его состав входили такие знаменитые полки, как 9-й линейный, отличившийся при Ваграме, 84-й линейный, отметившийся при Бородино! Когда Наполеон потребовал от неаполитанского короля Мюрата подкреплений в размере 7 тыс. чел., то получил от своего зятя только 3 тыс., да и то лишь… уголовников, специально выпущенных ради «дорого» тестя из «мест не столь отдаленных». Бонапарт «рвал и метал», но муж его корыстной сестрички уже наглядно думал о том, как жить после… того, как его тесть потеряет свою императорскую корону. И очевидно, удалой гасконец был-таки по-своему прав: вновь сформированный IV корпус, уже под началом генерала Бертрана потеряет в начавшейся Саксонской кампании 1813 г. из 28 тыс. – 25 тыс. чел.! Комментарии излишни…

Старая монархическая «шлюшка» Австрия уже пообещала союзникам вступить в войну, если Наполеон не пойдет на заключение мира. Австрийцы предложили 3 (15) мая созвать общий конгресс в Праге, но сам французский император предпочел договариваться с Александром I, для чего отправил к нему своего шталмейстера Армана де Коленкура, в бытность свою послом в Северной Пальмире, много лет «душевно» с ним общавшегося. Правда, французского посланца даже не пропустили через аванпосты, а «непрозрачный» российский император (совсем недавно так привечавший его и подолгу любезничавший с ним в свое рабочем кабинете!) не принял его. «Фальшивый византиец» Александр I, очень хорошо считавший всевозможные «варианты» в европейской политике, посчитал, что устраивающий его «расклад-разблюдовка» в Европе возможна лишь при свержении «корсиканского выскочки» и решил идти до победного конца в… Париже. Он объявил через К. В. Нессельроде, что согласен вступить в переговоры только при посредничестве Австрии: знал «наилукавейший» «бабушкин внучек Сашенька», как – когда надо – «оказаться вне зоны доступа».

Но попытки мирных переговоров не стали помехой для военных действий.

Бонапарт перегруппировывает свои силы и движется за союзниками в надежде окончательно разбить их и вести переговоры исключительно с позиции силы. Но нехватка кавалерии, особенно легкой, приводит к тому, что из-за отсутствия точных разведданных он тратит слишком много времени на поиск далеко отхлынувшего врага, чем дает тому шанс прийти в себя и приготовиться сражаться снова. Шесть дней арьергард Милорадовича столь успешно прикрывал отступление союзников, что его командир получил графский титул, а Наполеон не смог извлечь больших выгод от преследования войск Витгенштейна.

Он надеялся, что пруссаки отделятся от русских для защиты своей столицы. Поэтому под началом Нея три корпуса (40 – 50 тыс. чел.; данные заметно разнятся) были отправлены для создания угрозы прусской столице, которую защищал слабый прусский корпус генерала Ф. В. Бюлова, одновременно совершая глубокий обходной маневр против правого фланга главной армии союзников.

С оставшимися корпусами Наполеон пошел вслед за Витгенштейном и 26 апреля (8 мая) занял Дрезден. Здесь он провел реорганизацию двух армий в одну (свыше 200 тыс. чел.) под единым началом: его экс-пасынок уже отбыл с особой миссией в Италию.

Переправившись (ретировавшись) через Эльбу (с «рылом в крови» по дальновидному афоризму «премудрого пескаря» Кутузова), союзники остановились на заранее избранной и укрепленной позиции позади г. Баутцена (Бауцена). Их венценосное командование предпочло оставаться вблизи австрийской границы (к ней фактически примыкал левый фланг их позиции), и постоянно маневрировать, тем самым, как бы оказывая давление на вечно уклончивую Австрию, с целью ее присоединения к союзу России и Пруссии. Кроме того, отсюда легко прикрывалась дорога на Бреслау, важная тем, что она соединяла их с герцогством Варшавским, где находились русские тылы и резервы. Если бы Наполеон с основными силами пошел на Берлин, то войска союзников могли нанести удар по его правому флангу. И наконец, в случае наступления противника прямо на них решено было дать ему оборонительное сражение. Тем более, что у Баутцена оказались собраны свежие войска, не участвовавшие в проигранном Лютценском сражении – Клейста, Барклая де Толли и, отчасти, Милорадовича.

В целом союзным государям было необходимо выиграть время для продолжавшегося формирования прусских частей, а также показать Европе, что их армия отнюдь не потеряла способности к активной борьбе.

Вскоре очень активно действовавшая кавалерийская русско-русская разведка сообщила своим монархам о появлении на их правом фланге больших неприятельских колонн.

Желая упредить врага, 7 (19) мая войска Барклая (подкрепленные гренадерским корпусом Раевского), совершившие ночной марш из лагеря под Баутценом, атаковали под Кенигсвартою беспечно стоявшую итальянскую 8,5-тысячную дивизию генерала Л. Пейри, высланную вперед для прикрытия маневра корпусов Нея. В результате неожиданной атаки итальянцы потерпели полный разгром: только убитыми и ранеными они лишились более 2 тыс. чел., а еще 750 солдат и 4 генерала, включая командира дивизии, попали в плен. За эту удачу Барклай (вернувшийся в армию после некоторой паузы с осени 1812 г.) был награжден высшим российским орденом – ор. Св. Андрея Первозванного, а прусский король Фридрих Вильгельм III пожаловал ему орд. Черного Орла.

Менее успешно действовал прусский корпус генерала Г. Йорка, получивший аналогичное задание. Встреченный у Вейссинга корпусом генерала Лористона, он вынужден был отступить, потеряв ок. 2 тыс. чел.

После этих двух сугубо «разминочных» боев, таких разных по результатам, общая численность войск Витгенштейна перед сражением определялась в 93 – 96 тыс. чел. (данные разнятся). Считается, что у Бонапарта было внушительное численное превосходство. В его распоряжении могло находиться 140 – 150 тыс. чел. (сведения сильно отличаются), но всего лишь 350 орудий. Правда, у союзников все еще имелся значительный перевес в кавалерии – почти в два раза и такое же превосходство в артиллерии – 636 пушек. Впрочем, и тем и другим еще надо было умело воспользоваться.

Уступавшие численно союзники решили удлинить (предельно растянуть) свой правый фланг под началом недавно отличившегося Барклая. Центр позиции – Креквицкие высоты – взяли на себя войска Блюхера и Йорка, левый фланг под общим командованием Милорадовича занимал корпус суворовского племянника, генерала, князя Андр. И. Горчакова 2-го. Большие силы находились в резерве: русская и прусская гвардия, гренадерский корпус, две кирасирские и легкая гвардейская дивизии. Впереди главных укреплений шла передовая позиция по болотистому берегу р. Шпреи, чтобы заблаговременно открыть силы и направления неприятельских корпусов при переправе через эту водную преграду.

Правда, имелся и целый ряд серьезных недостатков в прекрасно укрепленной, но растянутой позиции союзников. Во-первых, из-за наличия перед ней реки она была хороша для обороны, но абсолютно непригодна для наступления. Во-вторых, отступать можно было лишь по двум дорогам до Рейхенбаха, а далее до Герлица – и вовсе лишь по одной. Именно в этом моменте союзное командование шло на большой риск. И наконец, характер местности не позволял обороняющимся корпусам взаимодействовать между собой.

Под командованием Витгенштейна состояли способнейшие военачальники: в частности, русские генералы – хладнокровно-методичный Барклай-де-Толли и порывисто-бесстрашный Милорадович, прусские – «стойкий оловянный солдатик» Йорк и рассудительно-вдумчивый Гнейзенау. Правда, последний, будучи исключительным прагматиком, категорически протестовал против немедленного нового сражения с Бонапартом после недавней крупной неудачи под Лютценом, но к нему не прислушались и «блин снова выйдет комом».

…Между прочим, сражение под Баутценом еще раз покажет, сколь велика роль главнокомандующего. Превосходство полководческого дарования Наполеона окажется неоспоримо, несмотря на поразительную стойкость русских и прусских солдат…

На правом фланге у Наполеона действовал один из героев Ваграма – Удино, слева – прошедший немало кампаний, генерал Бертран, а в центре стояли еще два маршала «ваграмовского производства» – Мармон и Макдональд. В резерве под началом прибывшего из Испании Сульта – одного из главных героев ставшей уже легендарной, 8-летней давности, контратаки французов на Праценские высоты под Аустерлицем – находилась несгибаемая пешая гвардия: Старая и Молодая – показавшая всем под Лютценом, что несмотря на все перипетии тяжелейшей ретирады из Москвы (и ее «оживлением свежей кровью» из маршевых батальонов с Пиренейского п-ва и старослужащими из тех войск, что не воевал в России) «клыки ее еще крепки, а зубы – остры». Ее поддерживали три дивизии гвардейской кавалерии Латур-Мобура (сменившего погибшего Бессьера) – вояки отменного, но не столь харизматичного и 80 пушек гвардейской артиллерии Друо – безупречно поливавшего огнем австрийцев под Варгамом, а пару недель назад русских и пруссаков под Лютценом, кстати, не зря прозванного за Саксонскую кампанию врагами «наполеоновским фейерверкмейстером». На подходе были корпуса Нея и генерала Лористона.

…Между прочим, того самого Лористона, что более полугода назад, так и не привез Бонапарту мир из Тарутино. Впрочем, это не умаляет его боевых заслуг перед Францией и ее императором, в частности, на пару с Друо под Ваграмом. Тем более, что свою военную специальность – артиллерийское ремесло – он знал очень крепко! Недаром ведь он с 1784 г. обучался в Артиллерийской школе Парижа (Ecole d, Artillerie de Paris), где сдружился с молодым… Наполеоне ди Буонапарте. Так вот, последний, прекрасно зная многогранность его дарований (не только военных, но и административных с дипломатическими), порой, поручал ему очень важные (нередко, секретные) дипмиссии!..

После предварительной рекогносцировки местности Бонапарт решил сковать противника фронтальными ударами и, имитируя напор против центра и левого фланга, главный удар нанести силами Нея в обход правого фланга союзников, чтобы отбросить их от пути возможного отступления и прижать к австрийской границе. Более невыгодное место для бегущей армии было бы придумать трудно.

Поскольку Австрия в данный момент не могла и не хотела поддерживать союзников открыто, то Наполеон рассчитывал навязать союзникам после их очередного поражения мир на своих условиях.

Выяснилось, что войска Нея еще не успевают выйти на исходные позиции и могут быть готовы к действиям только к следующему утру, французский император уже 8 (20) мая отдал приказ об атаке против центра и левого фланга союзников, чтобы облегчить выполнение главной задачи на следующий день.

Глава 7. Под Баутценом «генерал Бонапарт» вновь «на коне»!

Сражение началось 8 мая достаточно поздно – только после полудня – с фронтальных атак «всей ваграмовской троицы» – маршалов Мармона, Макдональда и Удино. Они взяли передовую позицию союзников (переправились через Шпрее), а затем корпуса Удино и Макдональда «ложно» -активно надавили на левый фланг союзников. Целью было заставить их переместить туда свои главные резервы. (Интересно, что даже французские командиры не знали об отвлекающем характере этой атаки!) «Демонстративный» напор французов был таков, что уже к 6 часам вечера французы ворвались в Баутцен.

Пришлось союзникам срочно перебрасывать на этот участок фронта часть своих резервов – гренадерскую бригаду и лейб-гвар. Павловский и лейб—Гренадерский полки. Только с их помощью русские части смогли значительно потеснить и к ночи сбить французов с занимаемых высот.

Наступившая темнота вынудила Бонапарта отложить завершение битвы, как и планировалось, на следующий день, уповая на то, что подойдет Ней и его удар в обход правого фланга союзников довершит так удачно начатое 8 мая сражение.

…Между прочим, некоторые русские генералы (например, Барклай) предлагали после окончания сражения в сложившихся обстоятельствах начать отход к Герлицу. Но этому активно воспротивились пруссаки (особенно Кнезебек), поскольку оставление этих территорий и отступление могло ослабить боевой дух прусской армии. Поддержал их и Александр I, которому принадлежало последнее слово при принятии ключевых решений…

Ранним утром 9 (21) мая Наполеон решил возобновить атаки Удино и Макдональда на левое крыло союзников, а войска Нея должны были опрокинуть их правый фланг и занять возможные пути отступления, и только потом атаковать ослабленный центр. Правда, выяснилось, что Ней сможет подойти лишь к 11 часам. А Лористон и вовсе вряд ли появится на поле боя.

Когда в 6 часов утра французы повели атаки на оба фланга, Витгенштейн, предполагая демонстрационный и отвлекающий характер действий против левого фланга, заявил Александру I: «Ручаюсь головою, что эта атака ложная, Наполеон хочет обойти нас с правого фланга и оттеснить к Богемии». Поскольку все решения визировались лишь государем, то Витгенштейна не послушали, и резервы (основные силы Гренадерского корпуса) выделили на левый фланг, что позволило Милорадовичу оказать такое давление на Удино, что тому пришлось уже вскоре после возобновления сражения отойти назад, открыв фланг Мармона. В результате Бонапарт вынужден был раньше времени вводить в бой резервы Сульта. Положение стабилизировалось, но и продвинуться вперед у французов не получилось.

Пришлось ждать подхода Нея – так рано вводить в дело свою «палочку-выручалочку» – Старую Гвардию, Наполеон явно не собирался, оставляя свой главный козырь про запас.

Появившийся Ней, не завершив запланированного глубокого обхода, как истинный «храбрейший из храбрых», стремительно кинулся в атаку на чрезмерно растянутое правое крыло союзников. Немногочисленные правофланговые войска Барклая, которому было приказано держаться до последнего, имея против себя численно превосходящего противника, стали отступать. Восемь батальонов Гренадерского корпуса, запоздало переброшенные на помощь Барклаю с левого на правый фланг, выправить ситуацию уже не успевали и лишь позволили сохранить контроль дороги, по которой можно было совершить отход.

Другое дело, что Ней в силу ограниченности (однобокости) своего дарования (разумевший, по словам самого Бонапарта, тактику на уровне полкового мальчишки-барабанщика), не поняв всей сути замысла Наполеона, вместо энергичного давления на Барклая, «отвлекся» вправо, стремясь нанести удар на оголенному с фланга центру позиции и даже пытался атаковать Креквицкие высоты, т.е. так и не вышел в тыл к союзникам. Тем самым, он не выполнил поставленную ему ключевую для исхода сражения, задачу!

А ведь это случалось с ним не впервые за последние кампании Бонапарта! Например, очень похоже он «отвлекся» и при Бородино!

Тем самым, дав русским тогда выкрутиться из крайне неприятной ситуации еще в самом начале битвы. Речь идет о его, незапланированном Наполеоном, «маневре» вправо – к Багратионовым флешам! Их ведь должен был взять по диспозиции маршал Даву, но дело у того (по ряду объективных причин – в первую очередь, явный недостаток сил и плохая рекогносцировка географии «местного театра военных действий»! ) застопорилось. В него (в бой) вмешался «храбрейший их храбрых №2» – вместо того чтобы, как ему было приказано по наполеоновской диспозиции, стремительно рвануться со всем своим ударным (призванным решить исход сражения прорывом обороны противника в его самом слабом месте, зорко подмеченным «генералом Бонапартом») корпусом в «брешь» между Курганной высотой и д. Семеновское! Там у русских на тот момент было очень мало сил, либо они даже отсутствовали!? Этим своим «экспромтом» Ней существенно поломал своему императору стратегию Бородинской битвы!?

Впрочем, вернемся на поле боя при Баутцене, где часть его сил была ранее отправлена по приказу Наполеона на Берлин, он не успевал во время их собрать в единый кулак и не мог действовать под Баутценом в полную силу.

Союзники продолжали контролировать обе дороги на Райхенбах (Рейхенбах).

После полудня французы повели наступление на центр, который стойко обороняли пруссаки Блюхера и Йорка вместе с русской гвардейской кавалерией и артиллерией генерала Ермолова. И все же, несмотря на всю их отвагу, давление французов в центре стало столь сильным, что по согласованию с Александром I они стали медленно отходить со своих центральных позиций.

Почувствовав важность момента – повсеместное ослабление сопротивления неприятеля – Наполеон тут же бросил в бой свою козырную карту – гвардию. Ветераны многих кампаний с таким ревом и с такой силой обрушились на войска Блюхера, что даже этот «старый стрелянный воробей» ничего не смог поделать, чтобы остановить своих «стойких оловянных солдатиков» -«сукиных сынков» -«сученят» (эпитеты разные, но суть – одна!), пятившихся под штыками «старых ворчунов» «маленького капрала».

Их отступление стало сигналом для всеобщего отхода союзных войск.

Убедившись в превосходстве сил противника и уже не имея резервов, чтобы переломить ход сражения в центре и на правом фланге, союзники после 15 часов по предложению все того же Кнезебека «прервали сражение» и начали поэтапное организованное отступление по двум дорогам на Райхенбах. Оттеснить правый фланг союзников к центру и понудить их отступать на юг – в австрийскую Чехию не удалось, они отходили на восток.

«Закруглить» войну победой в стиле а-ля Аустерлиц не вышло.

…Между прочим, рассказывали, что за ходом сражения при Баутцене внимательно наблюдал англичанин, которому в скором будущем предстоит сыграть зловещую роль в судьбе французского императора! Затерявшись среди отступающих пруссаков, он пристально смотрел за всеми перемещениями вдоль фронта маленькой плотной фигурки, осанисто сидящей на белой лошади, в простой серой кавалерийской шинели гвардейских егерей и нахлобученной по самые брови знаменитой на весь мир треуголке, плотно окруженной пестрой свитой, гарцующей на породистых скакунах! Он впервые видит живыми Наполеона и его маршалов с генералами! Придет время и весь мир не только узнает его имя, но и запомнит навсегда! Именно ему поручат надзор за сосланным на о-в Св. Елены повергнутым «корсиканским чудовищем»! Его зовут Гудсон Лоу! Запомните это имя и вы, хотя это уже совсем другая история, по-разному трактуемая историками-наполеоноведами (и тем более, рьяными «бонапартистами») и никак не вписывающаяся в узкие рамки нашего «краткого», но ёмко-доходчивого повествования…

…Кстати сказать, Хадсон Лоу, более известный как Гудсон Лоу (28 июля 1769, Голуэй, Ирландия – 10 января 1844, Лондон) – английский генерал, вошедший в историю как «тюремщик» Наполеона на о-ве Св. Елены. Любопытно, победитель Наполеона при Ватерлоо, герцог Веллингтон, под чьим началом Лоу служил, называл его… кретином. А ведь Веллингтон, в силу специфики своего характера, очень хорошо разбирался в людях!? Тем более, в тех, кто когда-то воевал под его началом. В 1815 г. именно ему было поручено наблюдать за Наполеоном на о-ве Св. Елены. У них с самого начала не сложились отношения, причем, Наполеона в этом поддерживал, к примеру российский комиссар граф де Бальмен. В историографии сложилось устойчивое мнение, что Лоу был тупым и ограниченным служакой, боявшимся всего на свете, а больше всего страхом, что Наполеон снова сбежит. Лоу стремился выжить с острова людей, преданных бывшему императору, в частности, Лас-Каза и О’Миру – врача, лечившего Наполеона. В свите Наполеона остались среди ближайших людей только генералы Бертран и Гурго, Монтолон и ещё несколько человек. Став после смерти Наполеона губернатором Бермудских о-вов, он спустя годы в печати попытался всячески оправдаться, даже издал брошюру. Скончался одногодок своего легендарного пленника много позже чем тот – в 74 года…

Интересно, что русский государь оба дня сражения наблюдал за ним издалека, куда лишь изредка долетали вражеские ядра. Первый день он провел на высоте при деревне Каине, а во второй – с высокого кургана, причем, не покидал его пока не началось отступление союзных армий.