Текст книги "«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том VI. «Мари-луизочки», или «Если понадобится, я вооружу и женщин!»"

Испытав в пути множество трудностей, Эжени прибыла в Вильно, где и нашла мужа. Раненный маршал несколько недель наслаждался мирной жизнью, вместе с очаровательной женой каждый день совершая конные прогулки, исследуя окрестности. Супруги оставались вместе всего три недели. Затем маршал снова уехал в армию (принял от, ставшего маршалом, Сен-Сира свой корпус обратно) и о нем долго не было никаких известий. Пока юной маршальше не сообщили о новом ранении ее благоверного – на этот раз при защите мостов через Березину во время переправы бежавших остатков «Великой армии».

Дело в том, что пока маршал лечился от ранения, Великая армия уже прошла «Голгофу» Бородинского сражения, оставила полусгоревшую и разграбленную древнюю столицу московитов и стремительно теряя оружие, людей, престиж и… боевой дух, медленно поползла-«стремительно» покатилась назад в Просвященную и благоустроенную Европу.

Получив донесения о начавшейся ретираде плавно перешедшей в бегство, Удино срочно выдвинул свой 14-тысячный (впрочем, есть и другие данные о его численности) II-й корпус к Березине. Ему следовало захватить Борисов с его спасительными мостами через реку. Но, несмотря на то, что герцог Реджио вышел немедленно и двигался ускоренным маршем, он опоздал. Польский генерал на службе у французского императора Генрик Домбровский, находившийся в Борисове и защищавший исключительно нужную переправу, был выбит русскими из города с большими потерями. Если бы он продержался еще один день, Удино смог бы прибыть ему на помощь. Когда Домбровский соединился с Удино, маршал пришел в ярость, узнав, что Борисов был теперь в руках русских.

Понимая, что город и мост были жизненно важны для Наполеона, герцог Реджио немедленно отрядил полк прекрасно экипированных кирасиров Думерка на рекогносцировку, а сам ускорил свое продвижение, намереваясь отбросить русского «сухопутного» адмирала (так случилось по царской прихоти: правда, это совершенно особый случай в истории России) Павла Васильевича Чичагова на противоположный берег и захватить мост. Кавалеристы, направленные на разведку, 23 ноября неожиданно столкнулись с авангардом Павла Васильевича Чичагова под командованием знаменитого кавалерийского генерала Павла Петровича Палена 2-го и опрокинули его. Правда, мост спасти не удалось, так как русские пехотинцы, увидев наступающего противника, подожгли его. Все неоднократные попытки наполеоновских кирасир вновь захватить переправу не увенчались успехом. А когда подошла пехота Удино, чтобы поддержать усилия своей кавалерии, мост уже был объят пламенем.

Несмотря на захват Борисова, драгоценная переправа была уничтожена. Узнав от герцога Реджио, что борисовский мост для него потерян, Наполеон приказал искать место для скорейшей постройки нового моста.

Остаткам некогда «Великой армии» повезло: легкая бригада Корбино нашла брод у Студянки. Поговаривали, что кавалеристы наткнулся на него совершенно случайно: просто заметили как несколько крестьян, переходят реку в том месте, где ее глубина была небольшой. Кавалерия немедленно проверила пригодность переправы на практике, переплыв реку на лошадях. Корбино сообщил об этом Удино, и тот немедленно информировал Наполеона о существовании брода. Студянка находилась всего в нескольких милях выше по течению от Борисова, и Наполеон вроде бы сказал маршалу что-то типа: «Ну вот, герцог! Вы должны стать моим слесарем, ваша задача – открыть для меня переправу!»

Ловко отвлекая внимание Чичагова от истинного места переправы, Наполеон приказал срочно сооружать мосты. После постройки первого моста войска герцога Реджио переправились через реку, чтобы прикрыть от русских войск переправу.

У Березины войска Удино отменно проявили себя в деле спасения остатков «Великой армии».

26 ноября перейдя реку первыми, солдаты II-го корпуса отбросили от переправы войска генерала Ефима Игнатьевича Чаплица. Тем самым, они позволили всему тому, что совсем недавно величаво называлось Великой армии (двунадесяти языков), начать более или менее спокойный переход на противоположный берег.

Вскоре после начала переправы, Чичагов понял свою ошибку, доверившись обманным маневрам Наполеона, и бросился со своими войсками (данные об их численности сильно разнятся: от 25 до 33—35 тыс.) к Студянке. Противопоставить им Удино на тот момент мог не более 8 тыс., т.е. соотношение сил было явно не в его пользу.

Рассказывали, что в критический момент Удино вспомнил свою гренадерскую молодость и, подхватив из рук смертельно раненного бойца мушкет, бросился в штыковую контратаку, остановившую наседавшего врага. Не обошлось и без очередного «дежурного» ранения маршала: пулей в бок Удино был выбит из седла и только благодаря проворности одного из членов его штаба, поймавшего лошадь за уздечку, спасся от того, чтобы она не протащила его волоком по земле. Пуля снизу вверх вошла в туловище Удино под углом в 45 градусов, и те, кто видел его падающим, решили, что он смертельно ранен. Когда его уносили, он был еще в сознании.

Маршал Ней немедленно стал на его место…

Таким образом, своими смелыми и решительными действиями в ходе этого сражения доблестный маршал-гренадер Удино, по существу, спас остатки «наполеоновского воинства» от полного уничтожения, за что Наполеон назвал его «Спасителем армии».

Сразу после ранения маршала доставили на почтовую станцию, которая использовалась как пункт оказания первой помощи. Хирург, осмотревший рану, установил, что рана Удино была опасной, и только его поразительное здоровье и выносливость уберегли маршала от смерти. Маршалу дали салфетку, чтобы он мог вцепиться в нее зубами, пока хирург пытался извлечь глубоко засевшую пулю. Когда выяснилось, что эскулап бессилен ее достать, рану старого вояки наскоро зашили и в карете отправили в Вильно.

Символично, что именно эту русскую пулю Удино носил в себе всю оставшуюся жизнь.

По дороге в Вильно маленький маршальский кортеж (не более 30 человек, в том числе старший сын маршала от первого брака – 19-летний Никола-Шарль-Виктор Удино) остановился в деревушке Плещеницы. Здесь на них напал летучий конный отряд генерала Ланского в 300 человек. Казалось, раненного маршала Франции ждет… верная смерть!

Осажденные в простой крестьянской избе французы защищались до последнего. Несмотря на незажившую рану, мужественный Удино, в котором, несомненно, было что-то от абсолютно неустрашимых средневековых викингов-берсерков, встал у окна, чтобы помочь своим адъютантам и слугам отстреливаться. Маршал не только потребовал для себя пистолеты, но и прикрепил все свои ордена Почетного Легиона себе на грудь, чтобы враги в случае его смерти знали – с кем имели дело! Произошла ожесточенная перестрелка, причем у русских имелась даже легкая пушка. Один из ее выстрелов отколол в избе большую деревянную щепу, которая вновь ранила маршала, отстреливающегося из пистолета. И хотя к тому моменту раны Удино уже исчислялись десятками, но и на этот раз все обошлось.

Спасение к Удино и его людям пришло абсолютно неожиданно, в виде двух батальонов «Великой армии», путь отступления которых случайно пролегал через эту деревню. Всего лишь с 15 сослуживцами раненый герой Березины смог отбиться от врага и в 18-ти-градусный мороз добраться до Вильно.

Вскоре разбитый император пронесся через Вильно в столицу Франции: «Мне срочно нужно в Париж… по делам!»…

Вот и Удино, несмотря на незажившую рану, решил отправиться из «негостеприимной» Святой Руси на запад: в рискованное путешествие через заснеженные равнины к Варшаве и дальше. Маршальская чета скакала из «страны чудес, не пуганных медведей и всепобеждающего мата» в санях на запад в сопровождении маршальского кучера, метрдотеля, трех раненых офицеров и маршальского эскорта в 20 кирасир.

Рассказывали, что их путь от Вильно до Кенигсберга был небезопасен и, порой, им приходилось немногим лучше, чем жалким остаткам солдат «Великой армии», среди разгоревшейся эпидемии тифа, недоедания и смертей от холода. Кавалерия Витгенштейна и казаки Платова уже наседали им на хвост. Только исключительно крепкое здоровье маршала позволило ему проделать долгое путешествие через Европу в разгар зимы. Кирасирский эскорт, несмотря на то, что каждый из всадников имел свежую лошадь, очень скоро не выдержал скачки и потихоньку один за другим рассеялся. Ни один из них не добрался до первого бивака.

Несмотря на исчезновение кирасир и страшный холод, раненный маршал со своей юной маршальшей спаслись и добрались до относительно безопасного Ковно, а 11 декабря и до Гумбиннена. Здесь наконец-то нашлась настоящая горячая еда, им подали суп, бифштексы и картофель. «Какой это был банкет, дети мои!» – восклицает мадам Удино в своих мемуарах.

…Кстати, юная мадам-маршальша проявила достойное высокого звания ее мужа мужество во время ретирады из страны «чудес и… сами знаете чего» на запад. Более того, оно никак не сказалась на ее женском здоровье и спустя годы Мари-Шарлота-Эжени-Жюльена смогла подарить своему супругу еще… четверых детей: Луизу-Марию (1816—1909), Каролину-Филиппину (1817—1896), Шарля (1819—1858), Виктор-Анжелик-Анри (1822—1891). Почти все они отличались отменным – в отца – здоровьем, а их старшая дочь Луиза-Мария и вовсе унаследовала отцовское долголетие. Она дожила до 93 (!) лет и умерла уже в двадцатом веке – незадолго до начала Второй Мировой войны – в 1909 году…

Рана Удино, несмотря на свою тяжесть, продолжала заживать. Но из примерно 37 тыс. (есть и другие данные о его численности) человек, которыми располагал II-й корпус Удино в самом начале войны, в январе 1813 г. в нем насчитывалось лишь около 4.5 тыс. солдат и офицеров.

Не оправившись ещё от ран, 24 апреля 1813 г. Удино возвратился в армию и участвует в Баутценском сражении. XII-й корпус, которым командовал маршал, сражался против левого крыла союзной армии. Его действия были весьма удачны и главное командование союзников вынуждено было сосредоточить против Удино внушительные силы, чтобы остановить продвижение противника. Начало второго дня сражения было очень трудным для французских войск, осуществлявших «сковывающие» атаки. Особенно несладко пришлось Удино на его крайнем правом фланге. Испытывая сильнейшее давление, герцог Реджио обратился к императору за помощью. Первую просьбу просто проигнорировали; на вторую был получен по-армейски суровый ободряющий ответ: «Скажите вашему маршалу, что сражение будет выиграно в 3 часа дня, а до этого времени пусть обходится, как знает». Неудивительно, что XII-й корпус Удино начал понемногу отступать, но это вполне устраивало Наполеона, так как противник выходил при этом из своих укрепленных позиций.

Во второй половине дня Наполеон предпринял наступление в центре и на левом фланге. Однако союзники упорно сопротивлялись и только около 16 часов постепенно начали сдавать свои позиции и отходить.

Тем временем Наполеон пытался наилучшим образом использовать победу при Баутцене и выставил Удино против прусского корпуса Бюлова. Наш гренадер отразил пруссаков, но не смог достаточно быстро организовать преследование и в результате сам потерпел неудачу при Лукау 4 июня 1813 г., а затем еще и при Хагельберге.

Когда начались предложенные при посредничестве австрийского императора-тестя Наполеона переговоры о мире, Удино был одним из тех, кто умолял последнего принять весьма умеренные условия мира, которые предлагали ему союзники. Когда же герцог Реджио услышал от незнавшего меры в своих геополитических амбициях «генерала Бонапарта», что эти предложения неприемлемы, то он ответил так, как это мог бы сделать лишь покойный сноровисто-«безбашенный» Жан Ланн: «Итак, мы продолжаем войну? Скверное дело!» Наполеон, ожидавший от Николя-Шарля готовности согласиться, присущей скорее маршалу Виктору, был настолько раздражен замечанием герцога Реджио, что приказал ему удалиться. Удино как ни в чем не бывало подчинился, а через час его друзья нашли маршала играющим с детьми. «Вы очень повредили себе в глазах императора!» – глубокомысленно заметил кто-то из них. «Глупости, – расхохотался „опальный“ маршал. – Я нужен ему, и назавтра он меня простит». Маршал оказался прав. Жертвовать старыми друзьями было просто нельзя. Слишком много новых «друзей», пробормотав извинения, начинали покидать императора. Не говоря уж о его лихом зяте, прославленном кавалеристе Мюрата, бывшем с ним с памятной ночи подавления вандемьерского мятежа в 1795 г.

Мирные переговоры ни к чему не привели и война возобновилась. Наполеон решил вести наступательные действия. Инстинкт игрока снова убеждал его нанести удар по силам союзников, пока те не попытались объединиться (к России и Пруссии собиралась присоединиться Австрия). Успех, в его понимании, зависел от мобильности и умении перехватить инициативу.

Удино было поручено наступать на Берлин, а сам Наполеон с основными силами двинулся против Блюхера. Взяв Берлин, герцог Реджио должен был войти во взаимодействие с войсками Даву и общими усилиями действовать против Северной армии Бернадотта. Если бы Удино выиграл, основная армия Наполеона могла бы вторгнуться в Австрию и за короткий срок вывести эту «страну-подстилку/прокладку» «сильных мира сего» из игры.

Однако этого не произошло…

Задача по захвату прусской столицы Удино оказалась не по плечу!

К 20 августа Удино уже приближался к своей цели. Кроме собственных войск, он вел с собой корпуса Бертрана и Рейнье. Всего у него в подчинении могло находиться от 60 до 70 тыс. чел. – силы по тем временам отнюдь немалые. Местность, по которой он передвигался, изобиловала болотами, реками и лесами, так что сосредоточить войска оказалось трудно. Бернадотт поджидал его с соединенными силами шведов, русских и пруссаков, численность которых оценивалась по некоторым данным примерно в 90 тыс. чел.

Начало было обнадеживающим для французов.

Двигаясь вперед тремя колоннами, они теснили противника, но вскоре у Гросс-Беерна нерешительного Бертрана остановил Тауэнцин, а слишком азартного Рейнье подловил на контратаке Бюлов. К вечеру обстановка настолько ухудшилась, что Удино, узнав в Ванцкофе о поражении Рейнье, отдал приказ отходить всем войскам к Виттенбергу. Непогода помешала погоне и герцог Реджио мог считать, что ему еще повезло, раз он отделался небольшими потерями.

Однако главным было то, что попытка взять Берлин провалилась. И что еще хуже, боевой дух союзников получил мощную подпитку как раз в тот момент, когда они нуждались в стимулирующем волю успехе.

Узнав о поражении Удино, Наполеон остался недоволен действиями маршала и в раздражении заявил: «Действительно, трудно найти меньшие умственные способности, чем у герцога Реджио».

…Впрочем, какому – как не ему было знать, что маршал по сути дела так и остался всего лишь сорвиголовой-гренадером и особым полководческим дарованием никогда не обладал!?.

Удино был отстранен от командования войсками и заменен маршалом Неем – еще одним знатоком тактики на уровне мальчишки-барабанщика: по оценке самого «генерала Бонапарта»!

И тут оказалось, что «хрен редьки не слаще»: под Денневицем Ней был разгромлен войсками Бюлова.

В знаменитой «Битве народов» под Лейпцигом (октябрь 1813 г.) Удино командовал двумя дивизиями Молодой гвардии (Jeune garde) и сражался против союзников в центре, как всегда был стоек и храбр, но на ход битвы никак не повлиял.

26 октября Удино подхватил сыпной тиф и через четыре дня, почувствовав себя очень плохо, был отправлен на лечение. Когда он прибыл домой, то был так слаб, что жена уже вызвала священника, приготовившись к отпеванию умирающего. В течение нескольких дней Удино находился между жизнью и смертью. И все же, крепкое здоровье маршала и на этот раз справилось с болезнью.

Возвратившись в армию в 1814 г., Удино возглавил VII-й корпус и сражался уже на территории родной Франции – под Бриенном (ранение), Ла-Ротьером, Морманом, Бар-сюр-Об и Арси-сюр-Об.

Повернуть вспять ход истории он, как, впрочем, и другие немногочисленные (последние из оставшихся под рукой у «генерала Бонапарта») маршалы, уже не самого разнообразного дарования (Ланн давно погиб, Массена был «вне игры», Даву «окопался» в Гамбурге, а Сульт с Сюше «завязли» за Пиренеями), он, естественно, не мог. Тем более, что действия Удино в большинстве сражений этой кампании были не совсем удачными (и это еще литературно выражаясь). Исключение составляет лишь сражение при Арси-сюр-Об, где он довольно искусно прикрыл отступление главных сил императора.

После падения Парижа (31 марта 1814 г.) во время знаменитой «беседы сугубо по-мужски» императора французов с еще остававшейся с ним горсткой маршалов в тот памятный день в Фонтенбло, Удино был за одно со своими другими «братьями по оружию» -«коллегами по ремеслу». Более того, вместе с Неем он выступил во главе этого так называемого «бунта маршалов», потребовав от Бонапарта немедленного прекращения всякой борьбы и отречения от престола. Вечером в разговоре с императором Удино так объяснил свое нежелание продолжать борьбу: «Я сражался в течение двадцати двух лет; свыше 30 шрамов позволяют мне говорить о том, что я не берег себя в сражениях. Я не намереваюсь более нести свой меч для поощрения гражданской войны». Когда же Наполеон предложил перенести войну за Луару, Удино отказался, заявив: «Это означало бы, что мы перестанем быть солдатами и превратимся в партизан!»

6 апреля Наполеон отрекся от престола.

Несколько дней спустя Удино присягнул на верность Бурбонам. Он считал, что в данной ситуации это было лучшим шагом в интересах Франции, уставшей от войн и желавшей мира. За переход на службу к Бурбонам он был осыпан «кучей» милостей.

Узнав о бегстве Наполеона с о-ва Эльба и его высадке во Франции в марте 1815 г., Удино решил остаться верным присяге Людовику XVIII. Он собрал своих подчиненных (офицеров гарнизона крепости Мец, восставшего было против короля), чтобы обсудить с ними вопрос о защите Бурбонов. Но даже личная популярность Удино не могла конкурировать с магией имени «генерала Бонапарта». Во время совета маршал обрисовал собравшимся офицерам свой план марша против императора. В ответ на это один из офицеров вышел вперед и заявил, что, когда на завтрашнем предпоходным параде маршал воскликнете: «Да здравствует король!», ему достойно ответят: «Да здравствует император!»

Это, в сущности, был «почетный ультиматум», и маршал его принял. Он отпустил офицеров и сдал командование. У него было свое собственное мнение, но убеждать других он не собирался. Он отправился в свое имение Жандер и в течение «Ста дней» вообще не вел никакой деятельности. Даву, единственный маршал, который мог явиться к Наполеону с незапятнанной совестью, написал Удино крайне уважительное письмо, призывая того взяться за оружие и встать на сторону вернувшегося императора. Но герцог Реджио, единственный верный друг Даву из всех маршалов, не дал себя переубедить. Он ответил Даву, по-армейски доходчиво объяснив причины своего отказа. Маршалы поняли друг друга, но дружеские отношения между ними прекратились. Как оказалось, такое бывает, даже между верными «братьями по оружию»…

Тогда Наполеон приказал назначенному им военному министру Даву все-таки вызвать Удино ко двору. Герцог Реджио прибыл на аудиенцию к императору. Наполеон встретил его вопросом: «Хорошо, герцог Реджио, что же Бурбоны сделали такое для вас, нежели я сделал, что вы пытались прервать мое возвращение?» На это маршал ответил, что клятва, данная Бурбонам, тому вина. Император предложил ему нарушить ее и перейти на его сторону. На это Удино ответил отказом. Он не принял никаких должностей, а Наполеон особо и не настаивал. Через военного министра император лишь высказал пожелание, чтобы герцог Реджио «удалился в свои лотарингские поместья и там ожидал новых распоряжений». Но таковых в период «Ста дней» правления Наполеона так и не последовало. Никакого назначения от императора маршал Удино не получил и все это бурное время провел в сельской глуши, находясь не у дел в своем великолепном именье. Ни о чем другом желающий выиграть время маршал явно и не мечтал.

Лишь однажды покой полуопального маршала был нарушен, когда из Парижа прибыл гонец, вручивший Удино приказ – 1 июня быть в Париже на Марсовом поле, где состоится парад воссозданной императорской армии и Национальной гвардии. В том знаменитом параде приняла участие большая часть наполеоновских маршалов. Тогда, 1 июня 1815 г., они в последний раз собрались все вместе. Там присутствовали 11 маршалов. Кроме того, еще трое не успели прибыть вовремя в Париж.

После Второй реставрации Бурбонов Удино стал любимцем Людовика XVIII. Его сделали пэром Франции, кавалером ордена св. Людовика, командующим Национальной гвардией. Когда наследник престола, герцог Беррийский, женился на неаполитанской принцессе, мадам Удино назначили ее фрейлиной. В 1823 г. 56-летний маршал снова в действующей армии и принимает участие в войне против Испании. В числе первых старый гренадер вошел в Мадрид, где пробыл некоторое время в качестве генерал-губернатора. После низложения династии Бурбонов в 1830 г., новый король Луи-Филипп распустил королевскую гвардию и уволил в отставку Удино.

С 11 августа 1830 г. он оставался без служебного назначения до 1839 г. и почти безвылазно жил в своем имении Жандер. 17 мая 1839 г. постаревший маршал удостоился от короля Луи-Филиппа должности Великого канцлера Почетного Легиона, а еще через три года (21 октября 1842 г.) – губернатора Дома Инвалидов, став преемником уже ушедших в свой Последний Солдатский Переход – Серюрье, Журдана и Монсея. Эту очень почетную во Франции должность маршал Удино занимал до конца своих дней.

Пять лет спустя, 13 сентября 1847 г., обожаемый своей супругой, всеобщий любимец, маршал Удино скончался. Кавалеру множества европейских наград разных стран (в частности, российского Ордена Святого Владимира 1-го класса – 25 февраля 1824 г.), в том числе, трех орд. Почетного легиона (Легионер – 11 декабря 1803 г., Великий офицер – 14 июня 1804 г. и Знак Большого Орла – 6 марта 1805 г.) и стольких же орд. Св. Людовика (Орден – 2 июня 1814 г., Командор – 24 сентября 1814 г. и Большой крест – 3 мая 1816 г.) было 80 лет, 46 из них он отдал армии, дослужившись до маршала за 23 (?) года. Его смерть была большим горем для всех, особенно для его солдат-ветеранов, когда-то прозвавших Удино – «маршал 34/35 раны»!

По своей последней должности он удостоился погребения в Доме Инвалидов. Память о маршале Удино французы увековечили в названии одной из улиц своей столицы – Парижа.

Как и большинство наполеоновских маршалов, Удино обладал ярким военным талантом, но его воинские дарования, как правило, не выходили за рамки тактического масштаба, отдельно взятого боя, когда требовалось решение лишь конкретной тактической задачи.

Полководцем в полном смысле этого слова, способным к самостоятельному командованию крупными армейскими объединениями, Удино не был. Попытка Наполеона использовать его в этой роли летом 1813 г. закончилась неудачей.

Скорее, он был незаменимым дивизионным генералом, четко и неукоснительно, без излишних сомнений и раздумий исполнявшим приказы и распоряжения своего командующего на поле боя, например, под Ваграмом. Образно говоря, Удино – образцовый «боец первой линии», идеальный исполнитель в могучих руках Наполеона.

Характерными чертами Удино как военачальника являлись его непоколебимое мужество, решительность и настойчивость при решении боевых задач, необыкновенное хладнокровие и бесстрашие в самых критических ситуациях. Человек легендарной личной храбрости, даже будучи далеко немолодым генералом, Удино неоднократно, как и во времена своей офицерской молодости, наравне с рядовыми гренадерами принимал самое непосредственное участие в боевых схватках, лично водил своих солдат в атаки. Расплатой за такую лихость являлись его бесчисленные ранения. Ни у кого из наполеоновских маршалов и генералов не было такого количества ранений на теле!

С 1792 по 1814 гг. он был ранен: саблей в голову 20 сентября 1793 г. при Биче; пулей в голову 27 ноября 1793 г. при Хагено;11 августа 1794 г. сломал ногу при атаке на врага у Трира; пятью сабельными ударами и пулей 18 октября 1795 г. при Неккерау; четырьмя сабельными ударами и пулей в бедро 14 сентября 1796 г. на мосту Ингольштадта; пулей в грудь 4 июня 1799 г. в Розенберге близ Цюриха; пулей в лопатку 14 августа 1799 г. при Швице; пулей в грудь 26 сентября 1799 г. при Цюрихе; пулей в бедро 16 ноября 1805 г. в сражении при Голлабруне; 12 декабря 1807 г. сломал ногу при падении с лошади возле Форта Вассер; сабельным ударом в руку 22 мая 1809 г. в сражении при Эсслинге; пулей в ухо 6 июля 1809 г. в сражении при Ваграме; пулей в плечо 17 августа 1812 г. при Полоцке; пулей в бок 28 ноября 1812 г. при Березине; щепой 30 ноября 1812 г. при Плещеницах; ядром по ногам 29 января 1814 г. в сражении при Бриенне; получил тяжёлую пулевую контузию в грудь 20 марта 1814 г. в сражении при Арси-сюр-Об…

Так или иначе, но обожавшие его солдаты (повторимся!) прозвали Удино «маршал 34/35 ран»! А сам Бонапарт и вовсе величал его «Байярдом французской армии» в честь легендарного французского рыцаря эпохи Средневековья воина Пьера дю Байярда (1473—1524), чье имя издревле стало во Франции синонимом слова рыцарь, «рыцарь без страха и упрека». Тогда как современники прозвали его «Новым Баярдом».

Как человек Удино отличался благородством характера, справедливостью, исключительной честностью, щепетильной приверженностью законности и бескорыстием (факт поразительный на фоне большинства современных ему военачальников). Он был лишен чувства зависти к чужой славе и успехам, к сожалению, столь распространенного среди наполеоновских маршалов и генералов.

Удино был очень приветлив и обходителен с подчиненными, что создало ему большой авторитет в войсках. Солдаты любили его. Примечателен такой пример. В 1808 г. во время Эрфуртского свидания Наполеона с российским императором Александром I Удино исполнял обязанности коменданта города. Однажды на смотру императорской гвардии, проходя позади шеренги наполеоновских гвардейцев, русский великий князь Константин Павлович (брат царя) приподнял ранец у одного из солдат (или одного из гренадеров Удино? сведения разнятся), вероятно, чтобы прикинуть его вес. Ветеран многих походов пришел в ярость от такой вольности титулованного иностранца. «Кто меня тронул?» – едва сдерживая гнев, прорычал гренадер. «Я!» – не растерялся шедший вместе с наследником русского престола Удино. Услышав голос Отца Родного (Удино пользовался очень большим доверием и уважением среди своих гренадер!) солдат уже вполне миролюбиво пробурчал: «Ну, это к счастью»…

Худощавый и гибкий, выносливый и упорный, волевой и энергичный, улыбчивый и ласковый светлокожий шатен в роскошных усах и бакенбардах, большой знаток женского пола и, естественно – «ходок», Николя-Шарль Удино – добрый, пылкий, но чрезвычайно вспыльчивый, с малых лет отличался беспримерной смелостью, о которой (повторимся) потом слагались невероятные легенды.

Удино, конечно, не был такой яркой индивидуальностью, как, например, Мюрат или Ней, чьи имена на слуху даже у неискушенного читателя. Однако это ни в коей мере не принизило его достоинств. Он не мог равняться по своему стратегическому и тактическому таланту с Массена, Ланном, Даву, Сультом и Сюше (пятеркой лучших маршалов «генерала Бонапарта»), однако не только не уступал в храбрости и умении владеть душами солдат, но в некоторых моментах даже превосходил таких безусловных сорвиголов наполеоновской армии, как Мюрат, Ней и Ланн. Его моральные принципы были столь же высоки, как у Монсея и твердыми, как у Даву. Солдаты любили его так же, как любили Нея и Ланна. Он соответствовал их представлению о том, каким должен быть командир. В своем поведении он был более последователен, чем те же Ней или Ланн либо Мюрат.

У маршала Удино была весьма удачная военная карьера. Напомним, что он один из немногих, кто не испортил свой «рентген» неудачами Испанской авантюры 1808—1813 гг. – он там просто не… воевал! Более того, нашему герою посчастливилось действовать под личным наблюдением Наполеона. Этот храбрый, решительный, напористый генерал, действительно нуждался в постоянной опеке Наполеона и допускал грубые ошибки, когда был предоставлен самому себе. Его пылкий и порывистый характер был непригоден для самостоятельного командования, несмотря на то, что на любой должности, будь то командование войсками или штабная работа, он проявлял безукоризненную исполнительность, большую работоспособность, энергию и талант. В общем, Удино прославился, прежде всего, как командир отборной гренадерской дивизии, прозванной современниками «адской колонной».

Так получилось, что Удино оказался третьим (наряду с Мармоном и Макдональдом) счастливчиком, получившим заветный маршальский жезл после тяжелейшей победы Наполеона в исключительно важной для него битве при Ваграме. Несмотря ни на что, а он всю жизнь лез на рожон, Удино сумел дожить до этого славного мига. По этому поводу среди солдат французской армии ходила шутка – весьма доходчивая и остроумная: «Мармона выбрала… дружба, Макдональда – Франция, а Удино – армия!» Два последних заслужили их в разной мере своей многолетней безупречной военной службой, истинно солдатской смелостью и популярностью в войсках.

И этим все сказано…

Он был своего рода средневековым рыцарем, всегда готовым защитить не только свою честь, но и честь армии, честь Отчизны. Один из героев Фридланда, один из спасителей остатков Великой армии во время переправы через Березину и т. п. и т. д. он до конца жизни был любим и уважаем. Он никогда не был жадным и корыстолюбивым, тщеславным и жестоким, а к концу жизни и вовсе стал набожным католиком и построил школу для сирот.

Повторимся, что по количеству ранений Удино поставил два своеобразных рекорда: больше чем у него не было ни у кого из наполеоновских маршалов и надо было иметь богатырское здоровье, чтобы после всего этого умереть в своей постели на 81 году жизни! Лишь единицы из его славных то ли «братьев по оружию», то и все же «коллег по смертельно-кровавому ремеслу» пережили отважного гренадера, солдатского любимца, маршала Франции Удино.

Таков жизненный итог «Байярда французской армии»: «дорога у всех одна, вот только пути у всех разные»!