Текст книги "Я сучка, столичная штучка"

Глава 14

– Ну, что там, невеста?

Домработница приперлась на кухню, шагая за мной прямо по пятам. А я… Я на автомате захлопнула перед почтальоном дверь, как только увидела печать отправителя на письме. «Московский онкологический центр». В полном ступоре я пришла на кухню, уже до боли знакомую и почти родную мне, подошла к окну, которое начиналось сразу под потолком и заканчивалось у моих ног, продолжая тупо рассматривать короткую надпись.

Ошибки быть не могло. Овчинникову Григорию Александровичу, ниже адрес. Тот, по которому доставлено это письмо счастья. Тонкий конверт.

– А, – тетка возникла рядом с моим плечом. Она с любопытством уставилась туда же, куда и я. На конверт. Если задуматься – странная картина. Голая невеста и приличная леди в годах. Все-таки я права. Моя болезнь меня изменила. Настолько, что сама себя не узнаю, что уж чужим людям удивляться? Что самое поразительное, когда я была скромной и, на мой взгляд, достойной, от других людей получала значительно меньше уважения и понимания. Теперь все наоборот. Я как будто скинула с себя все маски и в награду за это получила открытость других людей. – Подтвердилось. Ну, я Грише говорила, что это онкология. У моего Петеньки, земля ему пухом, точно такие же симптомы были.

Я с ужасом перевала взгляд на говорившую, а женщина не замечала моей реакции, она смотрела куда-то перед собой и думала о чем-то своем, одновременно продолжала говорить.

– Гриша давно на желудок жалуется и продолжает пить. Где он теперь? Опять скорая увезла?

– Угу, – подтвердила окаменевшая в своей абсурдно-горделивой наготе я.

– Ну, так ему давно говорила, что этим все кончится. А он все… Упрямый мужик. С упрямым характером. Ты сама подумай. Тебя, кстати, как зовут?

– Полина.

– Полина… Ну, если ты невеста, и позаботилась бы о нем. Давно ты невеста?

– Пару дней, – мой ступор перерос в необъяснимый транс, эта женщина и эта новость, которая вышибла мне весь больной мозг, заставили меня в него впасть.

Как это? Как это… У Овчинникова рак? Вселенная перевернулась с ног на голову. По идее, в этой комедии, по плану в скором должной перетечь в трагедию, главная героиня я. Овчинников – наглый, самодовольный тип, с которым никогда и ничто не может случиться. Он будет пить и тратить деньги налево и направо до скончания веков. Но не умирать от рака!!! И только не тогда, когда он мне так нужен!!!

– Пару дней. Для Гриши целая вечность. Ты рекордсменка, дорогая. Еще скажи, что ночевала здесь?

– Ночевала, – подтвердила моя голова.

Разговор продолжал происходить где-то вне меня. В параллельной вселенной, а в той, в которой я была на самом деле, был совсем иной разговор. В ней я рвала на себе волосы, била посуду и орала в голос, проклиная хитрожопую судьбу. Как это так? Вместо того, чтобы заниматься исполнением своей последней воли, я теперь должна жалеть своего шефа?! А ведь я…

Я уже жалею!!!

Вашу же мать!!!

– Ночевала? Ого! Так ты особенная, Полина. Есть шанс, что действительно невеста. Хотя, чего я удивляюсь? Раз уж Гриша узнал диагноз, знать, заволновался. Давно пора, даже для такого упрямца, как он. Знаешь, я у него уже десять лет работаю, убираю за его вечеринками. Чего он только не вытворял. Вот, к примеру, на днях. Ты представить себе не можешь! Ладно бы бутылки вагонами и ящиками, друзья его пьяные по диванам, все это ерунда. На днях пирог нашла на столике. С тараканами! Фу, мерзость какая! До чего дошел, обалдуй. Было, конечно, пару лет назад, из Африки змею живую привез. Вот дрянь, так дрянь. Целовался тут с ней на диване. Да не смотри ты на меня так! Змею не в переносном, нормальную змею, живую ползучую тварь приволок. Так я ему ультиматум поставила – либо это…, господи прости, либо я. Поворчал Александрович, поворчал и отдал живность в зоопарк. Время прошло, тихо было, а теперь снова началось. Сначала тараканы, потом ты, и еще болезнь на его больную голову. Говорила я ему, спортом надо заниматься. И ведь занялся, вроде. Еще бы пить бросил, а он все за свое!

– Вас как зовут? – перебила я поток ненужной для себя информации. Женщина чуточку оторопело остановилась, словно не ожидала подобной дерзости, что ее перебьют, но быстро оправилась и представилась по всей форме:

– Аделаида Родионовна.

– Аделаида Родионовна, я хочу попросить вас об одолжении.

Тетка уставилась на меня, презрительно окинув взглядом голую девку на кухне своего хозяина. Однако я не смутилась, продолжила свою мысль, положив конверт на край столешницы острова на кухне.

– Не бесплатно, разумеется. Я сейчас оденусь и расплачусь с вами, но попрошу Григорию Александровичу ничего не говорить про то, что я была здесь, когда принесли это письмо. Я не хочу, чтобы он знал, что знаю я. Вам понятно?

Аделаида Родионовна помолчала, помолчала и выдала резко, почти выплюнула, лениво разомкнув сморщенные губы:

– Пять тысяч.

– Договорились.

– На карту перекинь, не люблю наличные.

Уезжая от Овчинникова, в одежде, разумеется, продолжала мысленно материться. Что же это, твою мать, такое? Я не собираюсь его жалеть! И задавлю в себе это, ведь не знаю, сколько мне самой отведено. Если начать его жалеть… Все быстро превратится в исполнение его желаний – а это мне совсем не на руку. Это чушь! План рушится. Остается надеяться, что шеф не захочет, чтобы все узнали о его недуге, будет молчать и терпеть, строить из себя…

Да все то же, что строю из себя я! Железного мужика. Как и я, железная женщина, у которой осталась лишь одна цель – отомстить. И я это сделаю, черт возьми! Я исполню свой план во чтобы то ни стало, а Овчинников просто не посмеет сдохнуть до того! Потому что этот гад мне нужен, вот и все. Вот и все!!!

Итак, план на ближайшее время. Я приеду домой, сделаю вид, что ничего не знаю и буду тихо надеяться, что мой гордый обычно начальник быстро выпишется и мы продолжим. Буду держать кулачки. А еще… да, хрен с ним! Заеду сейчас в храм и поставлю свечу за его здоровье. Нет! Десяток свеч. Овчинников, сволочь, делай что хочешь и как хочешь, но ты мне нужен живой!!! Пожалуй, ни один человек во всем космосе не желает тебе здоровья так сильно, как одна падшая женщина по фамилии Громова.

– Сука!!! Ты должен жить, твою мать!!! – прошипела сквозь слезы со злостью, заставив в испуге дернуться водителя такси.

– Вы что-то мне сказали? – мужик зыркнул на пассажирку в зеркало заднего вида, отхватил мой гневный взгляд и змеиное шипение:

– Нет, успокойтесь, езжайте, куда вам велено.

– Я только хотел…

– Рулите своей баранкой!!!

Глава 15

– Жуй, жуй, моя маленькая, – подмигнула я своему таракану, – нам еще с тобой столько дел предстоит…

Просунула домашнему питомцу кусок сыра в застекленный террариум и еще какое-то время наблюдала за тем, так Поля парилась, чтобы утащить его в свою берлогу, которую сама же сконструировала из сухой травы. Вот не жизнь, а малина. О чем ей думать? Поела и спать пошла, никаких тебе интриг с мужиками. Не то, что у меня.

Что мне, дуре, теперь делать? С кухни тянет горячей едой, Антошка старается. Телефон обрывает Овчинников. Я не разговариваю ни с одним, ни с другим. Все пошло не по плану. Совсем, блин, не по плану! Руки трясутся, голова разболелась. Как на зло. Я уже выпила две таблетки. Похоже, мало. И что теперь делать? Черт! Задолбалась уже задавать себе один и тот же вопрос. Что делать? Что делать?!! А если я не успею? Раньше как-то не задумывалась об этом, ринулась в авантюру с головой, думая только о себе. Мне казалось, что умираю только я, а все остальные люди на планете будут жить. Чистой воды не только эгоизм, но и излишняя мнительность. Вот, что бывает, Полина, когда думаешь не головой, а другим местом.

– Поля, я приготовил! Иди обедать! – крикнул Горошин с кухни.

– Что делать? – спросила я шепотом тараканиху.

Все, конечно, удивились, но она так и не ответила мне. Жрала свой сыр и радовалась жизни. В отличие от меня. Аппетита совсем нет. Есть желание сбежать куда-нибудь на Кудыкину гору.

– Полина, ну ты где?

Мой гражданский сожитель возник в двери, на его здоровом молодом теле красовались короткие шорты и передник. Вот, кто должен был заболеть! В конце концов, Овчинников не врет. Он просто трахается со всеми и ничего ни от кого не скрывает.

– Все готово, – расплылся в белозубой улыбке молодой самец. Зуб даю, ночь он провел под сиськой у любовницы. Оттого сияет так! А сейчас еще и обед мне этими же руками готовил. – Голубцы, как ты и просила! – гордо сообщил он и сверкнул левым глазом, мать его.

За спиной. На тумбочке возле таракана завибрировал мой телефон. Если до этого момента я с успехом его игнорировала, то сейчас метнулась к нему, как к последнему шансу на существование. От Антона меня вдруг замутило. Очень сильно замутило, до такой степени, что могло с успехом вывернуть наизнанку прямо здесь и сейчас. В этом то ли сыграли его руки, то ли моя больная голова. Черт его знает, так или иначе, из огня Полина понеслась в полымя, да еще и теряя тапки на ходу. В телефоне была сотня пропущенных звонков и последнее сообщение от Овчинникова. Шеф сообщал, что он сидит в машине под дверью моего подъезда и не намерен долго ждать. Если не спущусь в ближайшие три минуты – он поднимется ко мне. И тогда это уже будут мои проблемы.

– Прости, мне надо срочно уехать!

– Что?! – Антошка выпучил на меня глаза. – А, я понял! Это Галя! Подождет, за шмотками вы с ней еще успеете съездить!

Сделав было шаг в сторону спальни, где я уже давно не ночую, остановилась. Ого, Антон настолько уверен в своей сногсшибательности и моей верности, что в его голове нет места мыслям о моей возможной измене. Знал бы он…

Злорадные мысли закружили мою голову. А что, если задержаться минут на пять? Месть бы уже свершилась… Я же уже успела немало повеселиться. Секс в кабинете с Овчинниковым, пирог, прыжок голышом, секс в бане с водкой и поющим медведем. Утро у Овчинникова. А может быть самое время закончить это? И бояться будет нечего. Сейчас сесть на диванчик, положить эдак ногу на ногу и подождать, пока вломится наш общий шеф и устроит разнос. Антон узнает…

И все кончится.

– Прости, мне очень надо! – сболтнул мой язык, а ноги утащили хозяйку в соседнюю с гостиной комнату.

– Эй, эй, подожди! – Горошин, вопреки моим ожиданиям, помчался за мной. – Эй, Полина! Ты что, реально сейчас собираешься смыться из дома? Воскресенье же!

Зря он это сделал. Схватил меня за плечо и развернул к себе. Тошнота, подступавшая к горлу, слетела с катушек и меня все-таки вывернуло. Прямиком на его чистенький фартучек.

– Твою ма-а-ать, – Антошка застыл, уставившись на натюрморт на своем безупречном теле.

– Прости, прости, – забормотала я, – это все болезнь. Я читала, такое может быть.

Не помогая ему, обошла сожителя и скрылась в ванной комнате. Думала только о том, что через минуту мне нужно быть свежей и красивой. А что там Антон… Мысли о нем меня совсем не заботили. Их попросту не было. И никаких эмоций. Встав перед зеркалом, посмотрела себе в глаза. Надо же, полегчало. И ни малейшего стыда. На неделю бы раньше, этот инцидент сожрал бы меня муками совести. А теперь… Это все плохое влияние дол…ба Овчинникова. А кого же еще? Вот, я уже и говорю как он.

Где-то за дверью ванной комнаты негромко матерился Антошка. Он явно пытался избавиться от следов моего вчерашнего ужина на своих шортах. Бедолага. Меня же совесть не мучала ни в одном глазу. Я схватила зубную щетку и принялась за работу. Вот оно что, шеф даже смертельно больной сумел выбить из меня все страхи. Одним лишь присутствием под моим подъездом. Явился, словно черный развращенный и с похмелья ангел. С помятыми крыльями, с сигаретой в зубах и к тому же, ручаюсь, небритый. К нему-то я и выскочила уже минут через десять. Хлопнула дверью подъезда и выпорхнула в коротеньком платье и на длиннющих каблуках. Антошка меня не останавливал, я проскользнула мимо кухни, пока он там так старательно отмывался. Подозреваю, теперь минимум до вечера он меня видеть не захочет.

Практически влетев в шикарный Роллс Ройс у своего подъезда, и увидев за его рулем «умирающего», но как всегда сияющего бабками и дерзостью шефа, поняла, почему так неслась сюда. Там, наверху, остался Антон и скучное существование рядом с ним. Мой избранник молод, красив и в меру хитер. Хватило же ему хитрости завернуть эту авантюру с квартирой, в которую я с таким успехом поверила и с не меньшим успехом повелась бы, если бы не случай. Он бредит и молится на нашего шефа в то время, как я…

– Привет, – кивнула начальнику мрачно, запрыгнула на высокое кожаное сиденье, поставив ножку на подсвеченную синим светом подножку. Не пристегнулась, выхватила у него из руки пачку сигарет, вытащила одну, вставила меж своих зубов. Овчинников меланхолично щелкнул зажигалкой, и я прикурила. С наслаждением откинула голову на сиденье и выпустила дым в воздух.

– Поехали, – велела шефу, в конец оборзев. А он и послушался!

Глава 16

– Куда мы едем?

Не то, чтобы мне было на самом деле интересно. Сегодня я была готова отправиться хоть куда, лишь бы подальше от своего дома.

– Едем в лес.

– Зачем?

– Будем пробовать единение с природой, – пробурчал неоднозначное мой шеф и меланхолично продолжил крутить баранкой баснословно дорогой тачки.

Я не очень поняла его замысел и спокойно продолжила думать о своем. Разговаривать не хотелось. Дорога стелилась гладко, дождик только начал накрапывать, темнота легла на город еще до того, как мы из него выехали и прямым ходом направились по многополосному шоссе, пока оно плавно не перетекло в двухполосную дорогу. Не заметила, как сама вместе с дорогой «перетекла» в глубокие воспоминания о своих родителях, о нашей с Антоном первой встрече и о первой ночи. Настолько не заметила, что несказанно удивилась, когда босс, находившийся в таком же задумчивом состоянии, не свернул в лес.

– А… что здесь? Мы опять едем в баню? – спросила его без особого интереса.

– Почти. Я ж сказал, будем искать единения с природой.

Ахнуть не успела, как он припарковался и вышел из тачки, приказав мне следовать за собой. Пришлось вывалиться прямо под накрапывающий дождь. Прямо в лес. Хорошо, Овчинников хотя бы фары не потушил, хоть, как вскоре выяснилось, толку от этого было не слишком много. Мой немного свихнувшийся босс, направился к багажнику. Открыл его, что-то поискал, что-то подвинул и, в конце концов, вынул оттуда небольшую лопату.

– А это… хм… зачем?

Овчинников проигнорировал мой вопрос, собственно, так же, как и меня саму. Он прошел мимо с лопатой наперевес, бормоча лишь одно слово «единение». Чтобы это могло значить? А дальше начался театр одного актера. Прямо здесь, в лесу, на полянке, освещаемой фарами его тачки, король бизнес-импровизаций начал копать. Копал он, должна заметить, поначалу не слишком уверенно, но с каждым следующим взмахом лопатой его движения становились более профессиональными. Я решила временно не задавать вопросов. Уселась на ближайшем пеньке спиной к фарам и лицом к шефу, положила ногу на ногу, подперла рукой подбородок и принялась считать взмахи лопатой. После пятидесятого взмаха сбилась и уже просто перешла в медитацию. Как говорят, хочешь уснуть – считай баранов. Я почти уснула. Наконец, он остановился. Посмотрел на вырытую в сырой земле яму, бросил лопату и как был, в прекрасном костюме, о котором Антошка может лишь во снах грезить, спрыгнул вниз и уселся на свой зад и прямо на землю. Подтянув колени к груди, этот здоровый, по сути, мужик, обнял их и уставившись в одну точку остался так сидеть. Капли дождя оседали на его начинающей редеть шевелюре, фары Роллс Ройса освещали эту картину, словно драматическую сцену в театре.

– Ну, как? – спросила я, не вставая со своего пенька.

– Чё?

– Как единение? Не мокровато будет?

Овчинников вытер грязной рукой нос, провел по щеке, теперь уже испачкавшись в полной мере и уставился на меня, будто бы впервые увидел, будто бы только что начал осознавать, где, собственно, находится.

– Чё?

Вопрос повторился. Да уж. А вроде бы взрослый мужик. Я, конечно, понимаю, что это у него от «радостных» новостей. Решил могилку примерить, прикинуть что да как. Нет, я не могу сказать, что сама нахожусь в адекватном состоянии и не могу в ненормальности винить его. Каждый из нас по-своему реагирует на такое. Я уверена, нет ни одного человека на планете, кто бы мог похвастаться невозмутимым спокойствием, получив почти точную дату собственной смерти. Весьма скорой смерти. Столько всего сразу в голове. И страх перед неизвестностью, и ужас от осознания того, сколько всего еще не успел узнать и почувствовать в жизни. Я все могу понять. Однако дата смерти – это еще не повод сидеть в сырой яме под дождем.

Резво поднявшись со своего пенька, подошла к краю неглубокой могилки (копатель из большого босса так себе), спрыгнула туда и уселась по-турецки прямо напротив него, чтобы его потерявшийся взгляд уперся непосредственно в мои глаза.

– И че ты тут сидишь? – перехватив его манеру речи, задала вопрос. – Ждешь, пока вода прибудет?

– Не мешай мне, – пристыженно пробурчал Овчинников, отведя карие глаза в сторону, подобно маленькому ребенку. – Не видишь…

– Как ты совершаешь единение с природой? Может быть, лучше совершать единение со мной? Там, – махнула головой, – в машине?

– Ничего ты не понимаешь, – прокуренный хриплый голос действительно зазвучал тоньше, как будто шеф на самом деле хотел показаться маленьким мальчиком. Но как бы он ни старался это сделать, у него бы это не получилось. Огромный накаченный дядька в костюме за тысячи долларов и часами, равными стоимости квартиры в Подмосковье – при всем желании не сможет быть похожим на десятилетнего пацана.

– А что я должна понимать?

– Жизнь не вечна. Скоро мы все попадем в земельку. Холодно здесь.

– Так в чем проблема? Закажи себе гроб с подогревом. С телеком и личной проституткой! У тебя же куча денег. Их ты, конечно, с собой не унесешь, но комфортную смерть вполне можешь устроить.

– Ты не понимаешь, – в трансе повторил этот великовозрастный дебил.

Я не сдержалась. Уж простите. И саму все достало. Сколько можно?! Надув от возмущения ноздри, размахнулась и влепила шефу звонкую оплеуху по небритому лицу.

– Овчинников, блядь! А ну собрался!!! Вылез из могилки и повез меня отогреваться! У тебя пять секунд или я уеду без тебя! Единение, епта, с природой. Подбери сопли, повелитель Московских небес, твою же мать!!!

По идее это не должно было сработать. Мой крик. Но внезапно сработал. Мужик моргнул глазом, потом вторым, медленно поднялся на ноги и… подал мне руку. Спустя несколько минут мы уже снова неслись по шоссе. Белый кожаный салон был убит лесной грязью, которую мы оба даже не подумали стряхнуть со своей одежды. Однако единение было оставлено позади и мое истерзанное болью и душевными страданиями тельце снова было окутано дорогим теплом. Мы не пристегивались. Оба. Какой в этом смысл? По шоссе несется тачка с двумя смертничками. Правда, о том, что мы оба одним шагом в той могилке, знаю только я, но, в общем и целом, этот факт не меняет смысла происходящего.

– Кофе хочу, – буркнула вслух, без надежды на ответ со стороны прощавшегося с этой жизнью шефа. Мы неслись так, словно были готовы влететь в первое попавшееся дерево. Я как бы и не возражала. В голове все взрывалась фейерверками. Мало мне было собственных печалей, а тут еще и сдавшийся начальник. Ладно я. Но он то? Сильный, вечный. Увидеть его в выкопанной могилке было испытанием для меня. И я бы даже не стала его останавливать, наплевав на план. Так или иначе, влети мы сейчас в столб или в дерево, Антон узнает, что это я была с шефом и плюс-минус, план был бы выполнен. Уже не говоря о том, как дико я устала ото всего этого. И от боли в том числе.

Я бы не возражала против отмены антракта в наших судьбах и перехода к эпилогу, если бы не капризный женский организм, который решил вдруг возжелать дозу кофеина. А мужик рядом со мной, по какой-то причине, решил этому потворствовать и резко нажать на педаль тормоза, почти влетев на повороте к ближайшей заправке. Мы подъехали к одноэтажному вытянутому зданию. Овчинников не стал заморачиваться парковкой, затормозил мордой прямо к окну, фарами осветив все то, что происходило в здании заправочной станции.

А происходило там интересное. Прямо в этот момент, когда мы, два идиота, измазанных и испачканных землей, сидели и смотрели на них, четверо молодых придурков в масках грабили эту заправку.

– У одного есть пистолет, – тихо прокомментировала происходящее вслух.

Там действительно было трое парней. Один с дубиной, другой с кастетом и третий, самый главный, похоже, с пистолетом. О, а вот и четвертый снова выскочил. Что-то искал за стендом со снеками. Проголодался, видать.

– Похоже, пора линять, – в тон мне и тоже задумчиво глядя на очередную театральную сцену за этот вечер, разыгравшуюся у нас на глазах, предложил мой босс. Я даже не сразу поняла, что он это серьезно. Особенно, когда кассир, молодая достаточно женщина, повернулась к нам боком и уперлась огромным животом в кассу. Да она беременная! И рядом с ней, девушка-азиатка была настолько напугана, что, могло показаться, прямо сейчас упадет в обморок. Забавно, что все действующие лица в упор не замечали нас. Из чего сделано это стекло? Или видели, но настолько не верили в то, что кто-то осмелится вмешаться?

– Она беременна.

– Нам-то что? Все мы под богом ходим.

– У тебя бита в машине есть? – я все еще не спускала глаз с действующих лиц разыгрывающейся драмы.

– Есть, – боковым зрением увидела ленивый кивок шефа.

Козел с пистолетом размахивал заряженной железякой прямо перед носом у девчонок.

– Как думаешь, он заряжен?

Овчинников перегнулся через меня и внимательно осмотрел пустую парковку перед заправкой. Кроме нас, здесь стоял замученный разноцветный жигуль, старая машинка была собрана из разных запчастей других автомобилей той же марки. Оставалось удивляться не только тому, как они добрались сюда на этой развалюхе, но и более того, как собираются отсюда удирать.

– Ну… Если я не ошибаюсь, – Григорий Александрович прищурился, – а я в таких случаях не ошибаюсь, у него стартовый пистик. Пукалка.

– В смысле?

– В смысле, стреляет холостыми, издает громкие звуки и больше ничего.

– А у тебя?

– Чего?

– У тебя пистолет есть?

Шеф кивнул в сторону бардачка.

– Там. Но я бы не стрелял. Если резко сдать назад и развернуться, уедем почти незамеченными. Фонтанчик разгоняется до сотни за шесть секунд. Улетим с бала по-английски. Оставив следы от шин им на память.

Хотела сказать, что оставим мы им не следы от шин на память, а кое-что пострашнее, потому что вон та девчонка с огромным животом явно даже не подозревает, что пистолет у нападающих придурков игрушечный. Как раз в этот момент урод перегнулся через прилавок и уткнул дуло пистолета ей в живот. Ну, все. Довольно с меня этих трусов! Стукнула рукой по крышке бардачка, та вальяжно открылась, предоставив мне доступ к пистолету шефа. Он был золотой! Золотой, вашу мать!!! С резными узорами по металлу, все к удовольствию трусливого барина. Вот эта вот хреновина точно не была пукалкой. Схватила его и уронила, не выпуская из руки, себе на колени. Вес у игрушки оказался весьма приличный, все не так просто на деле, как это кажется во время просмотра боевиков.

– Зря ты это… И… затворную раму передерни.

– Да пошел ты!

Роллс Ройс послушно выпустил меня на волю, а я уже была в тумане и сделав всего несколько шагов от машины до двери, ворвалась в помещение. Вопреки общим ожиданиям, я вспомнила значение, показавшегося поначалу бессмысленным, напутствия шефа о том, что надо было передергивать. Ни один пистолет не станет стрелять без… Движение получилось само по себе, сказались вечера за просмотром того, что интересно Антону. Опять вспомнила про него. Подумала о трусе Овчинникове и открыла с пинка дверь внутрь. С воплем: «Всем стоять, вы арестованы», выстрелила несколько раз в потолок. А вот здесь я просчиталась. Сразу по нескольким пунктам. Во-первых, сила отдачи пистолета и моя слабая ручка – я удержала оружие, но стреляла хаотично и прямо над своей головой. За что тут же получила отвалившейся панелью по ней же и рухнула на пол без боя, лишь, судя по всему, повеселив нападавших. Я рухнула попой на пол и спиной на стойку с журналами и газетами, завершив тем самым свое легендарное в будущем выступление. Мне померещилось или один из нападавших недорослей хохотнул, глядя на это? Единственное, чего мне удалось достичь – мудаки отвлеклись от своих жертв и всей шайкой направились разглядывать поверженное чудо-юдо.

И мне бы был конец. Тем паче, что я все еще сжимала в руке золотой, мать его, пистолет. Был бы конец. Если бы не неожиданное продолжение банкета. В тот самый миг, как толпа уродов окружила меня, дверь в помещение отворилась повторно и повторно с ноги. Его внушительный силуэт в испачканном костюме и с той самой (мать и ее, золотой битой!!!) возник в дверном проеме.

– Ты кто, папаша? – хрюкнул самый толстый из уголовничков.

Теперь все внимание было на новом госте, на которого не смотреть было просто невозможно.

– Ну, что, с-суки?! – элегантная прокуренная хрипотца в голосе моего озверевшего шефа поздоровалась с хулиганами. – Потанцуем с дядей Гришей?! Еб вашу мать!!!

Раскрутив над головой волшебную, сияющую при свете дневных ламп биту, Овчинников издал еще несколько странных гортанных звуков, похожих на вопли пропитого насквозь взрослого Маугли и налетел на рослых хулиганов.

За тем, как от его ударов разлетались по углам отвратительные недоросли, я наблюдала одним глазом из-под приземлившегося на мои волосы раскрытого журнала о светской жизни знаменитостей. В руке мирно покоился пистолет. Чья-то тушка пролетела мимо меня и врезалась в холодильник с пивом. Что-то со звоном разбилось, что-то полилось. Овчинникова окружили. Моя рука приподняла было уже золотую железяку, но опять не судьба – второй красавец упал прямо к моим ногам. Остались двое. Я стянула с головы журнал, мельком заметила, что на обложке красовался мой шеф. Не такой бешенный, каким был сейчас и гораздо чище, чем сейчас.

Но и не такой, что б его, сексуальный, как сейчас…

Мои тараканы явно подружились с опухолью и начали с ней вместе пить, потому что перед моим глазами заиграли ну уж совсем нереальные картинки. Григорий Александрович как самурай, как ниндзя, как Джеки Чан, ловко передвигался по помещению. Буквально парил над полом, скользил, как Джексон Майкл в молодости и отвешивал удар за ударом деревенским увальням, решившим грабануть одинокую заправочную станцию. Удар в живот, в плечо, еще удар и он выбил у опешившего парня «пукалку», черная дешевая игрушка упала на пол и Овчинников ловко подтолкнул ее ногой в мою сторону. Еще несколько секунд и последние враги легли перед ним. Все были живы, но без сознания – золотая бита сделала свое дело.

А он… В свете фар Роллс Ройса, он стоял над нами, лежавшими на полу, его рубашка вылезла из брюк и ее полы развевались от дуновения работавшего вентилятора. Карие глаза нашего спасителя горели олимпийским огнем, бицепсы на мощных руках исполняли зумбу…

Мне… мне показалось, или что-то затрепетало у меня в животе? Не возьмусь утверждать, что это был голод, потому что у него нет привычки щекотать живот изнутри маленькими нежными крыльями. Неужели, бабочки? Неужели… меня угораздило влюбиться перед самой смертушкой?

Прекрасный принц в рваной рубашке, заляпанной землей и чужой кровью, подал даме в журналах руку. Я приняла его предложение, и Григорий Александрович с легкостью поставил меня на ноги. С такой легкостью, что я каким-то чудом оказалась рядом с ним, повисла у спасителя на шее и подарила ему пламенный поцелуй. Это был первый искренний поцелуй с моей стороны. Самый первый и самый искренний. Я повисла на его шее с огромным удовольствием. По всей видимости, приятно было не только мне, потому что босс выронил из рук биту и обнял спину спасенной принцессы. В голове журчал адреналин, однако, это журчание было быстро прервано стоном и шевелением возле наших ног одного из злодеев. Нам пришлось остановиться и завершить спасение несчастных. Овчинников пнул руку негодяя, пытавшегося дотянуться до пистолетов. Он поднял свой, вытащил из него обойму и спрятал игрушку в карман. Затем он поднял второй, посмотрел на него и безалаберно заявил:

– Я же говорил, пукалка!

Босс направил дуло в голову негодяя, подержал его так с секунду и, то ли до смерти испуганный взгляд последнего (прошептавшего к тому же: «Не надо, дядя»), то ли внутренняя чуйка перед тем, как выстрелить, Григорий Александрович отвел руку в сторону.

Стекло в витрине разлетелось вдребезги. С жутким звоном, заложившим уши присутствующих. Хотя звон по шкале оглушительности не был так велик, как последовавший за ним визг пробитой дорогущей шины Роллс Ройса.

– Н-не пукалка, – икнув, изрек шеф, опустив взгляд на хреновину, перемотанную изолентой, которую держал в руке.