Текст книги "Не мужик – огонь!"

– Работайте, офицер Уолтер!

Тот, что старше, направился ко мне, и я внутренне подобралась.

– Мэм… – офицер Гарнер смотрел на меня с тем выражением лица, которое делает директриса у нас в музее, собираясь вежливо, но максимально доступно, с унизительной оттяжкой, объяснить подчиненному, что он круглый идиот, и что выполненную работу нужно полностью переделать.

В нашем случае – поменять показания.

– Нет.

Я сама только что сомневалась в своих показаниях, да. Но малейшего сходства с директриссой Фостер хватило, чтобы я решила жестко отстаивать свое мнение.

– Простите? – удивился он. – Я всего лишь хотел спросить: сильно ли вонял труп?

Теперь настала моя очередь удивляться.

– Горелый белок, – пояснил офицер, видя мою растерянность. – Он сильно вонял? Это не первый пожар, на который я выезжаю, я знаю, о чем говорю. Вы наклонялись к трупу?

Я озадаченно перебирала события: вот я увидела человека, вот поняла, что он скорее всего мертв, вот зацепилась взглядом за браслет и нагнулась, чтобы рассмотреть поближе…

Я действительно наклонялась к трупу.

И да – даже сгоревшая курица разит так, что дом потом приходится проветривать по полдня.

А труп – не пах.

Гул подъезжающей тяжелой машины избавил меня от необходимости отвечать немедленно, добавив времени на раздумья.

Хлопнули дверцы, из пожарного автомобиля соскочил на землю человек и пошел в нашу сторону.

Полицейский оглянулся, отвлекся на него. Я тоже отвлеклась, и вместо того, чтобы обдумывать свой ответ, рассматривала мужскую роскошную фигуру, эффектную даже в скудном освещении – и вот на ней даже зимняя защитная форма не создавала ощущения грузности или лишнего веса, а лишь добавляла массивности и эффектности силуэту.

– Капитан Миллер, расчет тридцать один. Мы прибыли для тушения, – он четко и привычно озвучил обязательную формулировку.

Офицер Гарнер представлялся в ответ, офицер Уолтер спешил к нам, а на заднем плане пожарный расчёт готовился к работе, и деловито суетились бравые парни в огнеупорной броне.

Лицо, кстати, у капитана Миллера тоже не подкачало, под стать фигуре: волевой подбородок, резкие, правильные черты, умные глаза…

Овуляция у меня, что ли? Что-то сквозняком из окна фертильности потянуло.

Скорая приехала почти одновременно с пожарной службой, но ненавязчиво, без фанфар.

Просто из-за поворота вырулил стандартный фургон-амбулатория, из него чуть ли не на ходу выскочил парамедик и целеустремленно порысил к полицейским и капитану Миллеру. Еще не дойдя, с полпути бодро крикнул:

– Пострадавшие есть?

Офицер Гарнер, который до того делился вводными данными с пожарной службой, тут же откликнулся:

– Есть! Окажите помощь свидетельнице!

И бросив взгляд на меня, добавил:

– Мисс Сандерс, мы понимаем, вы переволновались…

«Ну, всё, – подумала я с легкой грустью. – Теперь красавчик-капитан точно не попросит телефончик!»

– Плед захвати, медицина! – рявкнул капитан Миллер, – Девушка замерзла!

– Поучи меня еще, без сопливых скользко! – Беззлобно огрызнулся парамедик.

– Вашу ручку, мисс… – он уверенно перехватил мое запястье теплыми пальцами и проникновенно сообщил: – Никаких сил нет с павлинами. Как увидят симпатичную девицу, да еще в беде, так давай хвосты веером распускать!

Капитан Миллер в ответ на это заявление подмигнул мне с хулиганской улыбкой и стремительным легким шагом ушел к своим парням. А мне на плечи опустился тяжелый плед, и дама-парамедик легонько погладила меня по спине мимолетным жестом сочувствия и поддержки.

– Ну что, дыхание и сердцебиение в пределах нормы, давление сейчас измерим… – мягко говорил доктор, растягивая мне веки и светя в глаза маленьким, но яростным фонариком. – Глазки… глазки хорошие. Ротик открыва-а-аем… Слизистая в норме. Укольчик мы вам, мисс, на всякий случай все же сделаем, но особых причин для волнения я не вижу.

А затем развернулся к полицейским и деловито объявил:

– Еще пострадавшие есть? Нет? Тогда сейчас Бет возьмет у мисс данные, и мы поехали. Ваша свидетельница, в целом, в норме, но я бы рекомендовал быть с ней побережнее – сами сказали, девушка перенервничала.

Когда машина скорой помощи исчезла за поворотом, мигнув на прощание огнями стоп-сигналов, я только головой покачала: ну и человек! Примчался, всех куснул, меня утешил, кольнул и сгинул. Ураган какой-то.

У меня над головой кто-то угукнул, и только тогда я поняла сразу несколько вещей. Первое: последнюю реплику я, видимо, сказала вслух. Второе: офицеры Гарнер и Уолтер снова собирались взять меня в оборот, но мое мнение о стремительном докторе разделяли и поддерживали. И третье: я сижу на заднем сиденье полицейского автомобиля, высунув ноги наружу, и, хоть убейте, не помню, когда доктор меня сюда усадил.

– Мисс Сандерс, вы готовы продолжить дачу показаний, или лучше отложить это на завтра? – проявил участие офицер Гарнер, которому медицина вот только что официально велела быть со мной бережнее.

– Нет, благодарю, – вежливо отказалась я от такого варианта бережения. – У меня нет желания растягивать это удовольствие еще и на завтра. Давайте заканчивать. И, офицер Гарнер… Наверное, вы правы, и мне показалось.

Желание отстоять свою правоту, в которой я и сама уже сомневалась, позорно уступило во мне другому желанию: не выглядеть истеричкой и дурой еще и при командире пожарного расчета, который как раз шел в нашу сторону.

В конце концов, боже мой, почему мне должно быть больше всех надо?

Копы, стараясь не радоваться моей покладистости слишком явно, переглянулись.

– Отлично! Тогда быстренько оформим протокольчик… – старший коп потянул из-за отворота куртки планшет для бумаг.

– Так, вы свидетельницу еще не отпустили? – Подошедший к нам (то есть, получается, что лично ко мне, а не к нам) капитан увидел меня и просиял ярче, чем форменная бляха на пожарной робе, но его перехватил офицер Уолтер.

– Сейчас, Марк закончит работать с мисс Сандерс – и она полностью в вашем распоряжении. Ну что, какие есть мысли по поводу пожара?

– Свои мысли я изложу в рапорте. Подавайте запрос, – буркнул капитан. – Все равно пока не разберем завал и не установим очаг возгорания, я точно ничего сказать не смогу.

Уолтер и не подумал отступать:

– Да бросьте, капитан! Рапорт будет в лучшем случае дня через четыре – а нам надо с чем-то работать уже сейчас. Хрен с ней, с точностью, чтобы понять, куда копать, хватит и предположений. Простите, мисс Сандерс! Вырвалось.

Капитан бросил взгляд в нашу сторону, и офицер Гарнер, почувствовав это, отвлекся от заполнения протокола:

– Еще минут пятнадцать, не меньше… – в его голосе слышались нотки вымогательства и намек на то, что он и дольше умеет. – Миллер, ну серьезно. Одно дело ведь делаем!

– Ну, ладно. Вот вам предположение: судя по форме очагового конуса, характерной деформации металлических конструкций и еще кое-каким признакам, пожар протекал стремительно.

Не буду скрывать, я испытала что-то вроде легкого, но очень приятного злорадства. Офицер Уолтер бросил на меня косой взгляд, более опытный офицер Гарнер сделал вид, что ничего не было.

Капитан продолжил:

– С вероятностью процентов восемьдесят, это поджог – законопослушные возгорания так себе не ведут. Еще двадцать процентов оставляю на то, что, возможно, собственник хранил у себя в подвале пару баррелей жидкости для розжига – ну, знаете, чисто ради барбекю.

– Это вряд ли, – подала я голос, читая заполненный протокол и чувствуя, как меня постепенно разматывает успокоительным. – Когда я покупала свой дом, риэлтор предлагал мне взглянуть заодно и на этот. Мол, дом продается уже давно и поэтому его можно купить с хорошей скидкой… И за то время, что я здесь живу, а это около полугода, я ни разу не видела, чтобы соседи сюда приезжали.

Капитан Миллер воссиял улыбкой в мою сторону:

– Благодарю вас, мисс Сандерс! Вы – бесценный источник информации!

…а может, и позвонит еще, а?

И, обернувшись к полицейским, заключил:

– Не удивлюсь, если пожар устроил сам собственник ради страховки. Или потому что отчаялся продать обременительное имущество. Здесь не так давно уже был пожар, правда, ездила туда не наша бригада, и там был чистый несчастный случай. Так парни рассказывали, там владелец чуть не до облаков от счастья прыгал: дома здесь через один имеют признанную историческую ценность, содержать их дорого, чтобы сделать капитальный ремонт, нужно собрать чертову уйму разрешений – извините за грубость, мисс Сандерс! – а потом еще соблюсти кучу требований и сдать это все в итоге нескольким комиссиям. А пожару печати с подписями не нужны. Главное, чтобы основательно выгорело – и пожалуйста, у тебя земельный участок без обременительного внимания со стороны бюрократов…

Гарнер с Уолтером многозначительно переглянулись, и пожарный, воспользовавшись тем, что они отвлеклись, обратился ко мне:

– Мисс Сандерс, мне бы пару минут вашего внимания, чисто бумаги оформить! Вы как, в состоянии? Или, может, перенесем? Скажем, на завтра. Не хотелось бы затягивать с этим, но…

Честное слово, присутствие полицейских, которые только недавно задали мне тот же самый вопрос, ничуть не помешало бы мне включить умирающего лебедя и дать противоположный ответ, но…

Чертова гражданская сознательность!

– Нет, капитан, я в порядке. Вполне смогу ответить на все ваши вопросы.

– Нет-нет, нужно только ваши данные и ручку. Приложить!

Слава богу. А то сконцентрироваться удается с трудом и спать так хочется, что даже на легкий флирт капитана Миллера ответить никаких сил нет, только улыбку из себя вымучить!

– Так, бравая полиция Эверджейла, у вас всё? Вопросов к мисс Сандерс больше нет?

Офицер Гарнер вытащил у меня из рук планшет для бумаг, где я как раз вывела в протоколе «С моих слов записано верно» и оставила подпись, и подтвердил:

– Нет, у полиции вопросов больше нет. Мисс Сандерс, благодарим за сотрудничество и неоценимую помощь следствию!

– Катитесь уже, дуболомы. Не видите, девочке не до ваших идиотских реверансов. Протокол одолжите, я данные свидетельницы перепишу… Вот так, мисс Сандерс, проверяйте. Проверили? Всё верно? Тогда вот здесь – вашу подпись, пожалуйста. Отлично… И давайте-ка я вас до дома провожу, а то как бы вы не уснули по дороге…

Глава 3. Ночной жрец

Марша

Ветер вздымал песок. Казалось, земная твердь вздыбилась и смешалась с небом. Песчинки забивали глаза, ноздри, легкие, опаляя и иссушая, лишая возможности дышать и двигаться. Колесницы врага осыпали воинов стрелами, пробиваясь сквозь их ряды. Войско Та-Кемета дрогнуло под смертоносным дождём. Чернокожий военачальник в золоченых доспехах что-то кричал, но за воплями раненых, ржанием лошадей и воем ветра невозможно было что-либо расслышать. К тому же его крики всё равно ничего не решали: воинов Долины Нила теснили, ещё чуть-чуть – и враги хлынут в образовавшуюся брешь. Но вместо того чтобы скомандовать отступление, золотой воин встал в полный рост и расправил плечи. На воздетых вверх руках блеснули наплечные браслеты. Он поднял лицо к солнцу и что-то крикнул. В последний раз, потому что теперь все лучники противника сосредоточились на нём.

А дальше случилось то, что может быть только во сне: казалось, сам воздух вокруг безумного воина Та-Кемета уплотнился и засиял. Почуяв угрозу, возничие пытались развернуть коней. Но куда там!

Да и было поздно.

Воин вспыхнул, и ужасное пламя охватило вся вокруг, выжигая своих и чужих, живых и мёртвых, обугливая и распыляя пепел…

Я вывалилась из сна и ещё какое-то время не могла сообразить, где нахожусь. Сердце безумно стучало, дыхание было тяжелым, словно после секса. Вот это жаль, что «словно», над этим следовало поработать, но перед глазами стоял безумный карающий огонь. Вот это меня накрыло!

Я скинула тяжелое одеяло и села, погрузив стопы в ворс прикроватного половичка. Из окна слепило фонарём. Почему я его не выключила с вечера? Медленно и неохотно в голове всплыл ответ: потому что рядом был пожар, и на пепелище мне причудился труп. Потом красавчик-капитан проводил меня до дверей, а что было после, я вообще не помню. Хороший укольчик мне вкололи, молодец ураган-парамедик, жаль что быстро выветрился, не иначе как самумом из сна. В груди всё еще грохотало, как молотом по наковальне, и тело будто вибрировало от этих ударов мелкой дрожью. Я поднялась, сделала пару шагов до тумбочки, выдавила из блистера таблетку успокоительного и запила остатками воды в кружке.

Воды оказалось мало. Слишком мало, чтобы утолить жажду. Скорее всего, это побочка от укола. У всего всегда есть рациональное объяснение, если хорошо поискать. Странный сон – причудливая смесь из бабушкиной идеи фикс о происхождении рода от величайшей женщины-фараона Хатшепсут, пожара и галлюцинации с браслетом. Похоже, кому-то нужно взять отпуск, подцепить в какой-нибудь забегаловке мужика и переключиться с истории Древнего Египта на что-нибудь более… осязаемое. Возможно, я простыла, пока ждала на улице, и у меня температура. Это бы объяснило и жажду, и жар во сне, и озноб. Нужно спуститься на кухню, там аптечка с градусником и кран с водой. Я закуталась в стёганый халат – первый этаж практически не отапливался, так, чуть-чуть, чтобы не околеть. Натянула на ноги домашние пушистые сапожки и почапала в кухню.

Окна спальни выходили на подъездную дорогу, а на противоположную сторону, обращённую к лесу, свет фонаря не попадал. Закрыв дверь в спальню, я сразу оказалась в кромешной тьме. Молодой месяц размытым бледным пятном не столько светил, сколько робко намекал о себе, не в силах пробиться через снеговые тучи. Нащупав перила, осторожно двинулась по лестнице. На первый этаж ведут двадцать четыре ступеньки, потом узкий глухой холл прихожей, похожий на футляр, а в столовой от фонаря будет почти как днём, только ночью. Потом, на обратном пути, я его выключу и спокойно досплю.

Хотя на счёт «спокойно» – это не точно. Странный, слишком реалистичный сон не отпускал. Это же как загажен, неизлечимо инфицирован мозг, что даже во сне у меня египтяне осознаются «воинами Та-Кемета»? Та-Кемет, «Чёрная Земля», – так в древности жители Египта называли свое государство. Египтолог во мне отметил, что воображение нарисовало весьма реалистичную картину боя, оружия и доспехов. Самовоспламенение – вот это никак в историческую реальность не укладывалось. Как причудливо подсознание вплело в сновидение символы священной птицы Бенну с браслета! Учитывая, что браслет мне тоже причудился. Он же правда причудился? Ну куда бы он делся вместе с трупом, если бы был? Нет-нет, срочно в отпуск, размягчать кору больших полушарий в мыльных операх и удовлетворять голодное либидо. Вот если красавчик-пожарный позвонит, я сразу ему скажу «да». Прямо вместо «добрый день»!

Примерно как «нет» – офицеру Гарнеру. Только «да».

Внизу было ощутимо холодней, чем в спальне. Или всё же знобит? Я обняла себя руками за плечи и, слегка подрагивая, ускорила шаг. Тем более что из столовой, спасибо открытой настежь двери, падало достаточно света, чтобы я не боялась обо что-нибудь споткнуться. Ну да, я такая хозяйка, что осторожность в темноте не помешает. И что? Зато когда светло, у меня можно ходить совершенно спокойно!

Но когда я ступила в столовую, у меня возникли серьёзные основания полагать, что на счёт «совершенно спокойно» я погорячилась. Из кухни слышались звуки биологического происхождения. Бесшумно вернувшись в мягких домашних сапожках обратно в холл, я прихватила со стойки под клюшки для гольфа самую тяжёлую. Она и её приятельницы вместе с подставкой достались мне в наследство от прежних хозяев дома. Теперь, вооруженная, я чувствовала себя спокойнее. Впрочем, страха я и не испытывала. Настороженность, готовность, разумная осторожность и желание выгадать для себя наиболее выигрышную позицию в драке.

Страх… страх размывался. Размазывался о мою уверенность в том, что я способна справиться с абсолютно любым угрожающим мне человеком. Если, конечно, речь идет о прямом физическом столкновении.

Кухне, которая располагалась в самом углу дома, света доставалось меньше, чем столовой. Но должно было хватить, чтобы рассмотреть, кто же там чавкает, как последняя свинья. Я бы посчитала, что через подвальное окно в дом забралась бездомная собака. Но где бы она нашла, чем почавкать, у меня в кухне, вот вопрос? Поудобнее перехватив рельефную рукоятку клюшки в ладони, я толкнула дверь.

…И клюшка с оглушающим грохотом шмякнулась на пол.

Матерь божья! Я автоматически отметила про себя, что делаю успехи – не чертыхаюсь, папа может мною гордиться!

Возле распахнутого холодильника, ссутулившись, стоял голый мужчина. Он был совсем-совсем без ничего, даже без кожи. То есть кожа у него всё же была, но… такая себе кожа, очень условная. В свете холодильника казалось, что её нет вовсе, только розовые мышцы. Словно накипные лишайники, уродливыми заплатками по поверхности тела были разбросаны черные шершавые пятна, очень похожие на обугленные покровы. Розовато-белёсые тяжи свежих рубцов тоже не добавляли привлекательности этому ходячему анатомическому атласу.

На стук клюшки он резко обернулся. Мужик, ну зачем ты это сделал?

Он был реально страшный. Фредди Крюгер заплакал бы сейчас от зависти. Я даже попыталась ущипнуть себя за руку – говорят, что это помогает понять, спишь ты или нет. Не знаю, мне не помогло. Мужик поднял на меня мутный взгляд, отчаянно стискивая в руках курицу гриль, которую до этого рвал зубами, жадно вгрызался, давясь и, кажется, не жуя. И курица, которую я только вчера купила, выпала из его рук.

Так-то я его понимала. Но это была моя курица! Мало того что он её почти всю сожрал, так ещё повалять решил, то немногое, что осталось! Разумеется, я не собиралась доедать, но сам принцип! К тому же мне за ним убирать. Ладно, ты припёрся в чужой дом в чём мать родила. И даже чуть меньше. Ладно, украл мою еду. Но какого… какого резона ты валяешь её по полу? Я, между прочим, за неё деньги заплатила!

– Отошёл, – спокойно (очень спокойно!) скомандовала я, медленно приседая, чтобы поднять клюшку.

Ощущение было, как будто передо мной дикий зверь. Ну… во всяком случае, не слишком-то разумное существо.

Также плавно выпрямившись, я клюшкой указала «гостю», куда именно он должен отойти.

Он послушно попятился, не отводя от меня взгляда. Так, будто… не знал, чего от меня ждать? Опасался? И это усиливало сходство с забредшим на чужую территорию хищником (хотя бы потому, что травоядные не жрут чужих кур). Несмотря на то, что человеческую речь изуродованный мужик явно понимал: он отступил, когда я потребовала.

Хотя росточком-то был высок. И плечами широк. И мышцы были о-го-го! Как у него обстояли дела с другими частями тела, представляющими интерес для женщины, рассмотреть было невозможно из-за стоявшего между нами стола. Может, не стоило просить его отходить? Или попросить, чтобы он отошёл вместе со столом?

«Гость» бросил на курицу полный тоски взгляд, переступил неуверенно на месте, чуть сменив положение корпуса… И тут я увидела наконец то, что не заметила сразу: на его плече был браслет.

Прости, папа, но на мой взгляд, в данной ситуации я имею право это сказать: ах вы ж чертовы засранцы при форме и полицейских значках! И ведь вы почти убедили меня, что это у меня глюки и непорядок с нервишками!

Да чтоб вам…

Чтоб вам икалось, придуркам ленивым.

Чтоб вам выйти ночью на кухню попить водички – и встретить голого мужика в браслете на босу руку!

Чтобы вам, обоим, по выговору вкатили, лишили премии, отгулов – а потом еще и неполное служебное соответствие объявили!

Потому что за мужика я ручаться не взялась бы, но широкий золотой браслет с орнаментом у него на плече был тот самый. Который мне якобы «причудился».

Так причудился или нет?

Был труп или не было?

Храни боже парамедика, который вколол мне успокоительное: сейчас эти вопросы волновали меня куда меньше, чем вопрос прикрытия естества моего ночного посетителя. Причём меня не столько смущала перспектива видеть гениталии а-ля натурель, сколько последующее соприкосновение пятой точки грязного гостя с моим табуретом. А вопросы о браслете, пожаре и методе проникновения в мой дом я задам чуть позже.

– Прикройся. – Я сняла с крючка передник и швырнула мужику.

Разумеется, я недокинула. Но он сумел поймать. Сделал пару шагов вперёд и поймал. Ну что я могу сказать. Пожалуй, это было единственная часть его тела, на которую можно было смотреть без слёз. Но я никому не расскажу об этой своей мысли, потому что Фрейд из неё бы вывел пару диссертаций.

Уродец, к счастью для себя, мысли мои не читал, а послушно обернул чресла полотнищем.

– Отойди!

Я предупреждающе качнула клюшкой, хотя реальной необходимости в этом не было. Мужик приказов слушался. Вот и теперь он послушно отступил назад, в небольшую прихожую с лестницей в погреб. Может, я забыла закрыть там дверь? В доме, проект которого был датирован тысяча девятьсот восемнадцатым годом, было целых три крыльца. Главное – от подъездной дороги, заднее, которое выходило на открытую веранду, и боковое, которое вело в кухню и когда-то предназначалось для слуг. Я редко пользовалась боковым входом. Практически никогда. Вполне возможно, она не заперта уже пару месяцев, а я бы и не подозревала, если бы не этот несчастный.

Я приблизилась, держа клюшку на весу. Скажем честно: вряд ли он считал, что моё оружие для него представляет опасность. С разницей между им и мной в росте и весе, он мог рассчитывать легко его отобрать. Правда, в этом случае у него были все шансы познакомиться и с причинами, по которым я не сомневалась, что один на один справлюсь с любым человеком, и с клюшкой – причем настолько близко с ней обычно знакомятся не гольфисты, а мяч.

Когда меня уносило в режим берсерка, рассудок отключался, а когда возвращался, узнавал обо мне много нового. Такого, о чём бы предпочёл и далее находиться в неведении. То ли уродец это чувствовал, то ли в самом деле не представлял опасности, а, напротив, сам находился в беде. Почему-то от него не веяло угрозой. Но, возможно, это отупляющий результат седативов.

Осторожно, стараясь по дуге обходить незнакомца (незачем сокращать дистанцию между нами на удобную для броска), я подошла туда, где до этого стоял «гость», и аккуратно толкнула ногой дверцу холодильника. Мог бы и сам закрыть, между прочим! «Не моё – не жалко!»?

Подтянув к себе курицу клюшкой, я подняла её. Думала, он жрал её прямо так, холодной. Но нет, тушка (вернее, то, что от неё осталось, и это была не большая часть) была тёплой. Я планировала обдать её кипятком. Но голодный взгляд говорил, что обожженный бедолага может не дождаться, пока чайник вскипит: или тут же окочурится, или найдёт другую пищу. Не хотелось думать о том, что может ею стать. Поэтому я просто помыла курицу под краном, положила на тарелку и поставила на стол.

– Садись и ешь! – снова скомандовала я.

Обожженец вновь послушался, устроился за столом и вцепился в куру двумя руками и всеми зубами. Всё же сидя он казался менее опасным. Хотя бы из-за роста. Ну и нападать из положения «сидя за столом» сложнее, чем из положения «стоя». Понаблюдав немного за нездоровым аппетитом непрошенного гостя – похоже, в последний раз он ел в прошлой жизни, – я решила, что можно перейти ко второй части: допросу.

– Ты вообще живой или зомби?

– Хрям-ням-чвак-чвак. – Мужик пожал плечом и почесал его жирной (фу!) рукой, сдирая коросту, под которой обнаружилась розовая кожица.

– На сырое мясо не тянет?

– Чвак-ням-хрум-хрум! – Он помотал головой и показал пальцем на курицу, от которой оставалось всё меньше курицы и всё больше скелета.

– А говорить ты умеешь?

– Мням! – Он кивнул.

– А почему не говоришь?

– Мням-чвак?! – Он поднял ошеломлённый взгляд.

Я набрала полные лёгкие и медленно выдохнула. Это я после укола и таблетки! Налила себе воды из чайника. Вообще-то именно за нею я и шла.

– М-м-м! – Мычание вышло очень жалобным. Уродец показал пальцем на меня, не переставая молотить челюстями. Теперь он перешёл к косточкам, с которых сначала обгладывал хрящи, а потом обгрызал пористые концы. И почесал щеку, сцарапывая ногтями подсохшие струпья.

Я налила воды в другую чашку и шмякнула её рядом с тарелкой. А следом плюхнула коробку с вытяжными салфетками. Ты мужик или свинья, ну правда! Салфетки он словно не заметил, а чашку осушил одним глотком и протянул её, как нищий прилипала за милостыней. Я налила снова, и чашка опять опустошилась в мгновение ока.

Курица закончилась, но явно не голод. Незнакомец перешёл на тоненькие куриные ребрышки. Достаточно ли во мне гуманизма, чтобы накормить голодного, голого, обгорелого мужика, который неизвестно как появился в моём доме посреди ночи? На улице, между прочим, не лето. Уже почти зима, судя по крупным хлопьям, падающим за окном. Не знаю, как что там думал гуманизм, а здравый смысл подсказывал: если я не дам ему еды, он возьмёт её сам. Приблизилась к холодильнику, распахнула. Не густо. Достала из морозилки рыбные палочки с рисом, включила микроволновку и поставила на стол молоко с батоном. Уродец закивал головой и присосался к горлышку тетрапака. Что же с ним такое произошло? Сердце сжималось от жалости, как при виде бездомной собаки.

– Пока ты ешь, можно посмотреть браслет? – осмелилась спросить я. С такого расстояния было сложно разглядеть детали чеканки, а руки чесались подержать его в руках. При первом знакомстве мне почему-то показалось, что вещь старинная, несмотря на блеск свежеотполированного золота.

Хотя потом и усомнилась, отнесла к новоделам.

Уродец помотал головой. Странно было бы ожидать чего-то другого. Но всё же я надеялась на какую-то благодарность.

– Не снимается, – коротко пояснил мужик. Просипел, точнее.

– А откуда он у тебя?

Уродец пожал плечами.

– Давно?

Снова пожатие плеч.

– Не помню.

– Кто ты?

Снова пожатие плеч и мотание головой.

– Не помню.

– Даже как тебя зовут?

Незнакомец на какое-то время перестал жевать.

– Кажется, Зак, – проговорил он с набитым ртом и допил остатки молока. – Но не уверен.

Звякнула микроволновка. Я достала упаковку с готовым ужином и поставила её перед бедолагой вместе с ложкой. Обезображенное лицо на секунду осветилось счастьем. Я всё же вскипятила чай. В кухне всё ещё было холодно, хотя адреналиновая встряска меня немного согрела. Но кружка горячего чая грела лучше. Я и гостю налила.

– Слушай, тебе же холодно! – До меня вдруг дошло, что я-то в тёплых сапожках и халате, а этот-то вообще без ничего.

– М-м! – «Кажется Зак» помотал головой и поднял взгляд от тарелки. – Я очень страшный, да?

Оу, мозг обожженца, получив дозу глюкозы, стал выдавать осмысленные предложения! И предположения.

– Ты не видел себя в зеркале?

Он помотал головой. Он продолжал есть, но уже без той звериной жадности, которая была в самом начале.

– И не смотри, – посоветовала я от чистого сердца. – Совсем ничего не помнишь?

Он задумался, глядя в тарелку. Там оставалось несколько рисинок. Он старательно сгрёб их ложкой в кучку, собрал и отправил в рот. Прожевал. И наконец ответил:

– Не знаю.

– Есть ещё хочешь?

– Нет, спасибо. Только пить. – Он взял в руки кружку. – Я заплачу́.

– Как? – не сдержала я сарказма.

Он пожал плечами. На руке блеснул браслет. Интересно, все же подделка или нет? Зак почесал лысый затылок, и изуродованное рубцами и струпьями лицо исказилось.

– Больно? – Сердце отчего-то сжалось.

Обожженец привычно помотал головой. Видимо, речь давалась ему тяжело. Голос звучал хрипло и надсадно:

– Чешется. Сильно. Везде.

Подмывало спросить, когда он в последний раз мылся. Но если Зак не был уверен в своём имени, вряд ли сможет вспомнить, когда принимал душ.

Он зевнул и потёр глаза, лишённые ресниц. Как-то ненавязчиво в голове всплыл вопрос: ну накормила, молодец. А дальше что?