Текст книги "На внутреннем фронте Гражданской войны. Сборник документов и воспоминаний"

Что касается того, что называется коммунизацией земли, это явление до сих пор остается аморфным, не выливается ни в какие формы, и совершенно не изучено; оно тоже носит случайный характер. В некоторых отдельных губерниях оно выросло и достигает около 200 отдельных ячеек, в некоторых целых волостях нет ни одной коммуны. Это характерно, п[отому] ч[то] самый коммунизм сельскохозяйственный несомненно имеет психологические и экономические предпосылки; сейчас он несомненно в периоде определенной экономической политики правительства, политики поощрения – подобно тому, как русская промышленность росла под покровительством старого николаевского правительства, так и коммуны. Надо сказать, что крестьяне определенно заявляют, что они создают коммуны там, где получают на руки или сельскохозяйственные орудия, или лошадей, или что-нибудь еще. Там же, где правительство или губернские исполкомы не могут давать, там этого нет. Причем еще хуже того, что там, где большевики председательствовали в земельных отделах и губернских исполкомах, там они крестьянам дают все, что только можно, особенно если организуют эти коммуны тоже большевики; когда же организуют коммуны левые с. – р-ы, там их оставляют на произвол судьбы, и они через некоторое время совершенно распадаются. Надо указать, что поскольку мне приходилось сталкиваться на Поволжье с разными типами коммун, уже наметилось, что существует несколько типов коммун. Есть коммуны, т. е. такого рода хозяйства, в которых действительно существует кооперация производства, совместная запашка, общее пользование орудиями производства остается единоличным. Есть коммуны, в которых некоторые средства производства – как тракторы и др. – имеются в общем пользовании.

Еще есть артели, где все остается так сказать в единоличном пользовании за исключением последней статьи, самого процесса земледельческого, это уборки хлеба, где убирают сообща. Это вид коммуны третий, он наиболее распространен. Это явление больше, чем что-либо указывает на то, что крестьянство будет переходить постепенно к коммунизму, но перехода к нему крестьянство сразу сделать не может и поэтому в задачу нашей партии, помимо изучения этого коммунизма, входит еще и указание определенных переходных форм коммунизма»¹⁹.

Говоря о ситуации, возникшей накануне и вследствие июльских событий, Майоров напоминал делегатам партийного съезда:

«Перед 5[-м] съездом я пробовал наряду с детализированием и практизацией Закона о социализации земли наметить эти переходные формы и провести их, но июльские события повлияли так, что сделать ничего не удалось. Я пытался практически приложить наш Основной закон и мной был набросан проект инструкции социализации земли, который даже был представлен Крестьянской секции 5 съезда Советов, но также был зачитан только в половине, а остальная пропала и эти черновики были изданы в мое отсутствие Устиновым и Колегаевым в форме книжки, издали где-то в Саратове. Здесь во время практического применения Основного закона, который является основой нашей программы, есть целый ряд вопросов довольно спорных. Это, главным образом, вопросы уравнительного распределения земли. Уравнительное распределение земли является если не третьим моментом всей реформы социальной, то во всяком случае одним из звеньев, не менее важным, чем отчуждение, например, частной собственности или отмена наемного труда; не менее важным, потому что здесь торжествует тот этический принцип социализации, именно равенство экономическое и, если подходить с точки зрения справедливости ко всей нашей земельной реформе, то нам нельзя отказаться от уравнительного землепользования, по крайней мере, мы не можем отказаться преждевременно не попытавшись его провести практически»²⁰.

Перейдя к вопросам глобальной политики, докладчик снова был вынужден констатировать:

«С другой стороны, за последнее время жизнь нашей партии, главным образом, сосредоточивается вокруг политики, вопросов внешней и внутренней политики, и мы совершенно почти забросили вопрос о проведении социализации земли, особенно с того времени, когда ушли от центрального аппарата. Этим не преминули воспользоваться наши политические враги в земельной политике – большевики, и они подменивают социализацию земли национализацией».

В заключение он перешел к вводам и рекомендациям:

«Я думаю, что сейчас наша партия должна обратить особенное внимание в область земельной политики, указав крестьянам невыгоды национализации земли путем популярной агитации. Не надо забывать, что крестьяне еще до сих пор не понимали как следует [проводить] социализацию земли, да и многие из нас не совсем ее понимали во всех мелочах; и теперь, когда мы устранены от власти, [когда] у нас взят аппарат, взяты средства, когда нас отгоняют от масс, – мы должны этот коренной пункт нашей программы снова выдвинуть перед крестьянством. Что же касается коммунистического хозяйства земледелия, то я должен сказать, что никакое изменение устава [в центре] не может быть, изменение нашей сельскохозяйственной формы возможно только на месте. Партия в самое ближайшее время в лице своего Ц.К. должна обязательно изучать эти новые формы хозяйственные на местах; для этого необходимо командировать лиц, которые бы познакомились со всеми формами кооперации земледельческой, особенно земледельческой»²¹.

Это был своего рода призыв к новому «хождению в народ» и с целью агитации и пропаганды, и для наглядного изучения новых форм жизни и хазяйствования. 7 октября IV съезд ПЛСР завершил свою работу, и Майоров вернулся в Казань. Дальнейшие события разворачивались следующим образом. К началу ноября 1918 г. Особая следственная комиссия по делу о левоэсеровском «мятеже» (в которую, кстати, первоначально входил видный казанский большевик Я.С. Шейнкман, расстрелянный после взятия Казани сторонниками Комуча 8 августа), по всей видимости, затребовала ареста Майорова и доставки его в Москву. Через некоторое время после возвращения со съезда партии на родину он был задержан казанскими чекистами. Из документов дела, опубликованного А.Л. Литвиным, известен тогдашний адрес Майорова в Казани: Кошачий пер., д. 10, кв. 3.

3 ноября губком РКП (б) постановил «предложить Чрезвычайной Комиссии отправить Майорова в Москву». Но 5 ноября в Казанскую ЧК обратились влиятельные коммунисты В.П. Брауде, А.И. Израйлович и Л.Р. Милх с заявлением следующего содержания:

«Ввиду того, что арестованный вами Илья Майоров (лев[ый] с.-р.) находится в крайне болезненном состоянии и заключение его может ухудшить его физическое состояние (туберкулез), мы обращаемся к Вам, т[ов.] председатель, с убедительной просьбой выдать Майорова нам на поруки за нашей личной ответственностью»²².

Поручители брали обязательство, что «он явится по первому требованию комиссии и в политической жизни во время разбора дела участвовать не будет». Аналогичную расписку в тот же день 5 ноября дал сам Майоров, пообещав не участвовать в политической жизни, «как-то выступать на митингах, собраниях, в газетах и т. д.»²³.

В деле также находится датированное 12 ноября отношение Свияжской уездной ЧК о препровождении в губЧК «со всем собранным материалом дела Майорова»²⁴. Тем временем 27 ноября 1918 г. Революционным трибуналом при ВЦИК в Москве он заочно был приговорен к 3 годам заключения. Вероятно, узнав об этом, Майоров немедленно скрылся и перешел на нелегальное положение. Спустя почти год 19 сентября 1919 г. губЧК постановила приостановить данное дело с объявлением обвиняемого в розыск²⁵.

А путь Майорова в конце 1918 г. снова лежал в Москву, где был созван II Совет ПЛСР. На Совет партии, проходивший в Москве в течение трех дней с 16 по 19 декабря 1918 г., прибыли 105 делегатов, обладавших правом решающего голоса. В отличие от IV съезда ПЛСР его машинописной стенограммы не сохранилось, однако в РГАСПИ имеются черновые рукописные протоколы, которые вели секретари Совета²⁶. Рукопись поддается расшифровке лишь фрагментарно.

Представлявший Казанскую губернию и Поволжский обком Майоров охарактеризовал ситуацию в Среднем и Нижнем Поволжье. Он, в частности, отметил:

«Нижнее Поволжье еще под впечатлением разгрома [от] белогв[ардейцев] и большевиков. В Симбирске нелегальн[ая] орган[изация] – 7 чел[овек]. В Самаре – 15 челов[ек], выступают открыто. В Саратове организация идет слабо».

Перейдя непосредственно к казанским делам, он продолжал:

«После ухода белогвард[ейцев], расстрел[явших] 1700 рабочих, большевики пришли и действовали не хуже белогвардейцев. В Казанской [губернии] мобилизовано все кр[естьянское] население от 17 до 33 лет. В Казани – от 16 до 40 лет. Крестьянские Советы разгоняются там, где появятся Л. С.-Р. крестьяне <…> В Казанском уезде крестьян организационно арестовывали Исполкомы, Чрезвычайки <…> Арская волость организовала 5 Ѕ [тысяч] крестьян. Красная армия переходила на их сторону, г. Арск теперь взят после трехдневного обстрела артиллерии. Советской власти нет. На губернию наложен налог в 2 миллиона, на едока минимум 100 руб. После восстания в Лаишевском уезде, к ним присоединился Спасский уезд. Красная армия подавлять отказывается. <…> Рабочие, эвакуированные из-под Петрограда, настроены против большевиков. Комитеты бедноты везде разогнаны, крестьяне нам сочувствуют, на съездах проводят Л. С.-Р. <…>

Сейчас [в] Казанском, Свияжском, Чистопольском и Спасском уездах имеются организации, растущие не по дням, а по часам. <…> Крестьяне сами организуют артели и коммуны без всяких субсидий (в Свияжском уезде, Клянчинская вол[ость] <…>). В отношении религии и школы [большевики] ведут явно провокаторски. Вытаскивают иконы из церкви и жгут в походных кухнях. Мадьяры и латыши уничтожают библиотеки».

Свою речь он закончил призывом: «Партия должна торопиться захватом руководительства масс. <…> Необходимо послать на Поволжье из центра работников»²⁷.

Как видим, к концу 1918 г. Майоров уже не питал никаких иллюзий в отношении бывших союзников. В дальнейшем он принадлежал к радикально настроенным членам ЦК левых эсеров.

В связи с победами Красной армии, вобравшей в себя левоэсеровские отряды (дружины), и Ноябрьской революцией в Германии преследования левых эсеров ослабли, а осужденная 27 ноября Революционным трибуналом при ВЦИК к году тюремного заключения Мария Спиридонова была амнистирована ВЦИК. Но ввиду не прекращавшихся оппозиционных выступлений лидеров левых эсеров на митингах, начиная с 10 февраля 1919 г. последовали их масштабные аресты в Москве, Петрограде и ряде других городов. При этом находившийся на нелегальном положении Майоров снова уцелел от ареста. Спиридонова же, как публичный политик, опять оказалась за решеткой: 24 февраля 1919 года она была судима Московским Революционным трибуналом и приговорена к изоляции от политической и общественной жизни на один год.

Через месяц 27 марта ЦК левых эсеров вынес официальное постановление на счет организации «побега тов. СПИРИДОНОВОЙ» в виду того, что ее здоровье «подвергается несомненной опасности», а ее жизнь «нужна для партии», и в ночь с 1 на 2 апреля она бежала из заключения в Кремле с помощью чекиста-охранника, члена ПЛСР Н.С. Малахова²⁸. В результате побега Спиридонова скрывалась в Казанской губернии и в Москве под фамилией Онуфриева. Подробней об обстоятельствах её побега читатели прочту в Приложении к статье.

До недавнего времени подробности перехода левой эсерки № 1 на нелегальное положение оставались неизвестными. По материалам архивно-следственного дела, поступившего на постоянное хранение в ГАРФ, мне удалось выяснить ценную деталь. На допросе у оперуполномоченного УНКВД по Московской области 5 февраля 1937 г. известный в прошлом казанский левый эсер Николай Дмитриевич Ефремов, в 1919–1921 гг. один из наиболее ультралевых деятелей ПЛСР, действовавший под именем Владимира Петровича Курбатова, сознался в том, что именно он «организовал вывоз из Москвы часового, который в свою очередь содействовал побегу Марии Спиридоновой из-под ареста», и что позднее под фамилией Курбатов он вместе со Спиридоновой ездил «в г. Казань для инструктирования, проверки деятельности лево-эсеровского подполья»²⁹.

Можно предположить, что в разработке плана побега и укрывательства Спиридоновой не последнюю роль сыграл Майоров, впоследствии сам пытавшийся бежать из Бутырской тюрьмы вместе с В. Курбатовым (Н.Д. Ефремовым). В это время он являлся одним из руководителей левоэсеровского подполья в столице. Бывший секретарь Тверского губкома ПЛСР К.И. Ильин на допросе 15 марта 1938 г. сообщил, что весной 1919 г. его вызвали из Твери в Москву, где лучшая подруга Спиридоновой по каторге А.А. Измайлович и Майоров направили его работать в подпольную типографию, в которой печатались листовки и партийная газета «Солдат революции»³⁰. Тем временем легальным Херсонским комитетом ПЛСР на Украине была выпущена брошюра Майорова «Политика правительства коммунистов (большевиков) в земельном вопросе», в которой он подверг резкой критике подмену предлагавшейся левыми эсерами социализации земли ее национализацией. Таким образом, и в подполье Майоров продолжал оставаться аграрием-теоретиком. Позже в Берлине и Милане увидел свет второй выпуск книги «Теория и практика советского края», выпущенный заграничными представителями ПЛСР, в который был включен принадлежавший Майорову раздел «Социализация земли», датированный: «Москва, август 1919 г.».

В связи с принятием нового закона «О трудовом землепользовании» он горестно сокрушаясь, заключал: «земельное законодательство 1920, 1921 и 1922 гг. означает в данных условиях: 1. полное крушение социалистических и коммунистических устремлений русской революции и реставрацию буржуазно-капиталистических отношений в нашей земледельческой деревне и 2. новый ожесточенный поход на крестьянскую поземельную общину, попытку сломить ее уравнительно-передельный механизм, желание насадить у нас фермерское капиталистическое хозяйство, уничтожив класс трудового крестьянства и расслоив всю земледельческую деревню на кулаков-землевладельцев и с.-х. батраков-пролетариев».

Также И.А. Майоров продолжал руководить левоэсеровским подпольем вплоть до ареста в Москве 12 сентября 1919 г. и помещения в Бутырскую тюрьму. В марте 1920 г. он с группой товарищей по партии пытался бежать, разоружив двоих охранников, когда их вывели за пределы тюрьмы за молоком, но был схвачен.

Комендант Бутырской тюрьмы Захаров докладывал в Президиум ВЧК в телефонограмме № 565:

«Доношу, что 22/III от надзирателей, водивших за кипятком по Банному пер[еулку] заключенных левых эсеров в числе 6 человек, совершили побег: 1) Курбатов Владимир Петрович, 2) Иванов Николай Иванович, 3) Краснов Иван Яковлевич, 4) Быхов Дмитрий Яковлевич. При побеге заключенных Степанов Андрей Степанович убит, а Майоров Илья Андреевич доставлен в тюрьму, о бежавших сообщено в Уголовную Розыскную Милицию телефонограммой за № 564-о розыскная»³¹.

Убитый А. Степанов в недавнем прошлом был рабочим-слесарем и председателем Ревельского комитета ПЛСР. Майорова подвело больное сердце, не позволившее ему быстро скрыться от начавшегося преследования³². В итоге к нему был применен приговор Верховного Революционного трибунала при ВЦИК о трехлетнем заключении, вынесенный в 1918 г. Выйдя на свободу лишь осенью 1922 г., он не без труда устроился на работу в Центральное статистическое управление, проработав здесь до ареста в мае 1923 г.

Представляет интерес его собственноручное заявление в ГПУ от 30 марта 1923 г., отложившееся в копии в фонде организации «Помощь политическим заключенным» под руководством Е.П. Пешковой в ГА РФ:

«Выйдя осенью 1922 г. из тюрьмы, я с большим трудом недавно нашел себе работу (в ЦСУпр[авлении]). Но вчера мне заявили и в этом учреждении, что не могут пользоваться моим трудом, т[ак] к[ак] сопровождающая меня охрана ГПУ входит в помещение ЦСУ. Садятся у телефона или у входа в квартиру Управляющего, часто заходят в комнату, где я занимаюсь и т. д.

Вследствие этого отказа в работе со стороны ЦСУ я лишаюсь единственного и последнего заработка.

Однако я думаю, что лишение меня заработка не входит в интересы ГПУ и для успехов слежки вовсе не требуется, чтобы охрана находилась внутри учреждения и, тем самым, нарушала его работу. Вполне достаточно того, чтобы она стояла у ворот или у внешних дверей учреждения (ЦСУ). Об этом только я и прошу ГПУ распорядиться и, если можно, поскорее.

И. Майоров».

Москва 30-ое марта 1923 г.»³³.

В это время он жил в подмосковной Малаховке, на одной квартире вместе со своими ближайшими единомышленниками – М.А. Спиридоновой и А.А. Измайлович под постоянным наблюдением ОГПУ дома и на службе. Измайлович в свою очередь писала в заявлении в «Помощь политическим заключенным» 5 мая 1923 г.:

«Прошу оказать мне содействие в получении ответа на мое заявление Пом[ощника] Нач[альника] СО ГПУ Дерибасу, поданное ему 3 мая мною лично.

В заявлении этом я прошу: 1) объяснить мне причины чрезвычайной охраны, установленной за мной и живущими со мной М.А. Спиридоновой и И.[А.] Майоровым, охраны, имеющий характер издевательства (поведение лиц, ведущих охрану); 2) объяснить, назначен ли какой-нибудь срок для режима чрезвычайной изоляции М.А. Спиридоновой и меня, арестованных – Спиридонова 2 г. 6 месяцев назад, я – 3 г. 6 месяцев (насколько мне известно, все члены П.Л.С.-Р.И. получают тюремное заключение или ссылку на известный срок, не в пример нам); 3) дать возможность найти нам какой-нибудь кров, т<а>к к<а>к с 15 мая мы должны оставить нашу квартиру, найти какую бы то ни было квартиру в данных условиях с целой свитой провожатых, по пятам следующих за мной и т. Майоровым, нет возможности. <…>»³⁴.

Общая участь сблизила его с Марией Спиридоновой не только в идейном и человеческом плане, но и способствовала началу их личных взаимоотношений. Подробности развития их интимной жизни еще не до конца выяснены, но итог их, закончившийся вступлением в брак, хорошо известен. В дальнейшем Майоров разделил участь своей жены, оказавшейся сначала в двухгодичном заключении в совхозе-колонии НКВД под Москвой, а потом в среднеазиатской ссылке (сначала в Самарканде, затем в Ташкенте). Здесь он работал в Наркомземе Узбекской ССР, откуда ему пришлось уйти из-за несогласия с методами проведения коллективизации. В ссылке он также занимался изучением дехканского землепользования и написал работу о «кайкалах» – кооперативах по пользованию водой. После очередного ареста и новой ссылки вместе с М.А. Спиридоновой в Уфу Майоров вплоть до своего последнего ареста в феврале 1937 г. трудился экономистом-плановиком в лесхозе Башкирии, затем экономистом в Башкирской конторе Консервсбыта.

В Уфе они жили коммуной: он с женой, ее неразлучные подруги известные левые эсерки Александра Измайлович и Ирина Каховская, сын Лев и отец Майорова Андрей Яковлевич. Пожилая Измайлович вела домашнее хозяйство. Имевшая педагогическое образование Каховская, помимо работы экономистом-плановиком, занималась с детьми ссыльных (включая Лёву Майорова) дополнительными предметами. Илья Майоров на досуге занимался обработкой энтомологической коллекции, собранной им в Средней Азии.

Ход следствия по «уфимскому» делу, включая роль И.А. Майорова, был подробно разобран мною в статье «Механизм фабрикации следственных дел [эсеровского] «Всесоюзного центра» в 1937 г.³⁵ В конце концов из Уфы его доставили в Москву, где 8 января 1938 г. Военной коллегией Верховного Суда СССР по обвинению в подготовке «эсеровского заговора» Майоров был осужден на 25 лет тюремного заключения. В дальнейшем он содержался в Орловской тюрьме, там же находились Спиридонова и Измайлович. По прямому указанию из Кремля 8 сентября 1941 г. они в составе группы других известных заключенных (Х.Г. Раковский, один из лидеров правых эсеров Е.М. Тимофеев и т. д.) были заочно одним списком приговорены Военной коллегией ВС СССР к высшей мере наказания и расстреляны 11 сентября. Сейчас на месте их расстрела в Медведевском лесу высится Поклонный Крест.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1.

Постановление ЦК ПЛСР

об освобождении М.А. Спиридоновой

В виду того, что здоровье т. Спиридоновой подвергается несомненной опасности от ничем не гарантированной возможности дальнейшего применения к ней и без того «санатарного» режима, под которым она была от 14-15-го февраля до 9-го марта и ввиду того, что жизнь Спиридоновой нужна для партии и ее революционно-социалистической работы. – Ц.К. Партии Левых Социалистов-Революционеров Интернационалистов постановляет организовать побег тов. СПИРИДОНОВОЙ, о чем и доводит до ее сведения.

Что касается жизни остальных т.т. членов партии левых эсэров заключенных в настоящее время в Бутырках и по тюрьмам всей России и объявленных В.Ч.К. заложниками – то ЦК П. Л. Соц. – Рев. предупреждает В.Ч.К., что она будет всецело ответственна за жизнь каждого заключенного члена Партии Левых Социалистов-Революционеров Интернац[ионалистов]

Ц.К. Партии Левых Соц[иалистов]-

Рев[олюционеров] Интер[националистов]

27-го марта 1919 года.

Бюллетень ЦК ПЛСР. Март 1919 г. № 2. С. 2

Заявление ЦК ПЛСР

об освобождении М.А. Спиридоновой

Постановление Ц.К. Партии Л. С.-Р. И. приведено в исполнение 1–2 апреля.

Точное время выхода т. Спиридоновой из так называемого «Чугунного Коридора», где она содержалась, и время выхода из ворот Кремля по конспиративным условиям не могут быть приведены, как и вся обстановка побега.

Т. Спиридонову вывел в условиях огромного риска один из ее стражи, крестьянин Рязанской губернии, Николай Степанович Малахов 22-х лет. Как и вся стража, охранявшая ее с 9-го марта, он был служащим В.Ч.К., что строго было приказано скрывать от нее. «Чрезвычайника», подкупленного большевистским правительством в общем «чрезвычайном» порядке всевозможными льготами в сравнении с простыми красноармейцами, давно тревожила совесть за его службу, и найдя такой повод, как освобождение т. Спиридоновой, он решил резко порвать свое сытое житье и пошел на смертельный риск и лишения, ради правого дела – освобождения непримиримого борца за революционный социализм – М.А. Спиридоновой.

Он решил всячески гарантировать возможность успеха для выхода из Кремля т. Спиридоновой и в последнюю минуту против всяких уговоров выбрал тот способ, который был уже отвергнут ею ввиду опасности для его жизни, но который обеспечивал победу.

В случае провала т. Малахов твердо решил прикрыть своим телом все же возможность т. Спиридоновой, открыв огонь и задержав этим стражу.

Последнюю пулю он оставлял для себя, чтобы не попадаться живьем в руки чрезвычайских палачей, которых он слишком хорошо знал.

В настоящее время т.т. Спиридонова и Малахов находится вне опасности. Т. Спиридонова, несмотря на свое сильно расшатавшееся после «санатория» здоровье, сразу приступила к партийной работе.

Ц.К. Партии Левых Соц[иалистов]-

Рев[олюционеров] Интернац[ионалистов]

3 апреля 1919 г.

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 139. Л. 5.

Машинописная копия с рукописной правкой.

Листовка ПЛСР о непричастности арестованных

за побег лиц

Центральный Комитет П.Л.С.-Р. И. заявляет, что лица, арестованные по делу о побеге М.А. Спиридоновой, к этому делу абсолютно не причастны, как и к самой Партии.

Бежавшие (как известно Ц.К. по слухам из Кремля) чрезвычайники из той смены, где был т. Малахов, освободивший М.А. Спиридонову, о готовящемся побеге не знали и участия в нем никакого не принимали. Бегство их по обнаружении ими ухода т. Спиридоновой с т. Малаховым, всецело объясняется ужасом перед ответственностью и местью со стороны Правительства большевиков, зачастую в своей панике и бешенстве палачески расправляющегося с невинными, что эти чрезвычайники должны знать по личным наблюдениям.

Хотя во всей страже из В.Ч.К., стерегшей М.А. Спиридонову в побеге, принял всяческое участие только т. Малахов, и бежавшие стражи были верными слугами Правительства, все же Ц.К., принимая во внимание безвыходность положения бежавших в неизвестность и пустоту, смертельную опасность, в которую они этим себя поставили, предлагает им всяческую помощь для спасения их, как невинных в деле с побегом М.А. Спиридоновой людей.

Центральный Комитет

партия левых социалистов-революционеров

(интернационалистов)

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 139. Л. 25

Машинописная копия с рукописной правкой.

ПРИЛОЖЕНИЕ 2.

Листовка Казанского губернского комитета ПЛСР

ПАРТИЯ ЛЕВЫХ СОЦИАЛИСТОВ-РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ

(интернационалистов)

«В борьбе обретешь ты право свое».

Товарищи крестьяне, рабочие и красноармейцы!

Казанский Губернский Комитет партии лев[ых] социал[истов]-революционеров доводит до Вашего сведения, что им был организован из Центральной Губ[ернской] Пересыльн[ой] тюрьмы побег 3 членов партийн[ой] организации, арестованных 5 мая большевистскими жандармами. Здешние коммунисты, бессильные создать громкое дел с Казанскими лево-эсерами на основании того материала, который был найден у арестованных, но шкурнически заинтересованные в увеличении его размеров, прибегли к опыту и практике царской охранки: они сочинили несколько подложных документов, не достававших, по их мнению, для раскрытия очередного левоэсеровского «восстания» и присовокупили их к делу арестованных товарищей.

При допросах, на которых наши товарищи решительно отказывались давать показания, выяснилась вся гнусная подоплека этого «дела», созданного по личному усмотрению мастеров и подмастерьев «красного цеха». Верные до сих пор своей системе сплошного насилия и произвола по отношению к трудящимся России, коммунисты борются с нами, лев[ыми] с.-р., приемами былых сыскных отделений и палачески-жестоко расправляются с наиболее стойкими из нас. Когда выяснилась из сущности «дела» неизбежность кровавой расправы палачей – героев темной ночи с Гоголевской, и с нашими товарищами, Губернский Комитет партии левых с.-р. приступил к организации побега своих арестованных товарищей. Постановление Комитета было приведено в исполнение в пятницу, 23 мая, в два с половиной часа пополудни. Среди бела дня, на виду сплошного людского потока, на глазах обучавшихся здесь и там тов. красноармейцев, местная левоэсеровская боевая дружина при активном содействии членов военной партийной организации и местного гарнизона ворвалась в тюремный двор, в одно мгновение разоружила стражу и вырвала из кровавых лап обезумевших палачей драгоценные жизни своих товарищей.

Теперь жизнь наших освобожденных товарищей вне опасности, а заплечных дел мастера уже вымещают злобу на невинных крестьянах, рабочих и красноармейцах, которыми переполнены большевистские тюрьмы. Освобожденные товарищи просили известить вас, что те сведения о редких расстрелах «бандитов», что проникают в газету, сплошная ложь и лицемерие. Убийства текут рекой. Вас, товарищи красноармейцы, по ночам десятками по приказу кровопийцы Троцкого, как беспомощных щенят, пристреливают только за то, что вы, дети грядущей Великой 3-й Крестьянской Революции, не желаете умирать за сытое житье и пьяный разгул коммунистического начальства. Большевики теперь и везде и во всем прикрываются именем Колчака. Преступлениями этого авантюриста они хотят отвлечь ваше внимание от своих собственных. Знайте, что обе стороны вас до тех пор будут расстреливать по застенкам и гнать на всевозможные фронты, как скот на бойню, пока вы не осознаете своих ближайших революционных задач. Только великим взрывом негодования против своих мучителей вы добьетесь себе права на жизнь и обеспечите мирный труд от жадной своры паразитов, как из «коммун», так и Колчаков[ских] лагерей.

И будьте уверены, что тогда сами собой сгинут и все Колчаки, потому что уже некому будет вызывать их к жизни. Во многих местах обширной России рабочие десятками случаев уже доказали, что они не могут больше питаться хлебом, обильно смоченным крестьянской кровью. Кровь мужиков, запоротых и расстрелянных большев[истскими] комиссарами и карательными отрядами – на этом хлебе, оттого и встает поперек горла этот жалкий паек у каждого честного и сознательного рабочего. В глазах партии л. с.-р. безразлично, кто угнетает трудящихся: «коммунисты» или монархисты, вот почему она в своей борьбе за восстановление и укрепление власти самих трудовых крестьян и рабочих, одинаковый враг для тех и других.

Губ[ернский] Комитет Каз[анской] организации партии лев[ых] с.-р. предупреждает здешнюю ЧК, что она в целом будет ответственна за жизнь каждого члена партии лев[ых] с.-р., попавшего в ее руки. Карающая рука революционера-террориста будет безжалостна к врагам трудового народа.

КАЗ[АНСКИЙ] ГУБ[ЕРНСКИЙ] КОМИТЕТ

ПАРТИИ ЛЕВ[ЫХ] С.-Р. (интернац[ионалистов])

ПАМЯТИ ПАВШЕГО ТОВАРИЩА.

Во время освобождения арестованных товарищей из Пересыльной тюрьмы пал смертью славных наш дорогой незабвенный товарищ Лев Николаевич Шульгин. В самую решительную минуту побега Лев Николаевич отвлек внимание погони всецело на себя, бросившись в сторону от своих товарищем вверх по горе. Отстреливаясь на бегу, он очутился в кольце погони. Выстрелом в голову покончил с собой Лев и своим телом прикрыл освобожденных товарищей. Пусть трудящиеся знают, что в руки палачей левые социалисты революционеры живыми не сдаются. Большевики нам объявили борьбу даже не на жизнь и смерть, а на истребление, – мы приняли вызов, – и гордо умираем за самое дорогое для человеческой личности – Свободу.

На твоей свежей могиле мы клянемся, незабвенный товарищ, бороться за святое дело освобождение родного народа, за которое ты так самоотверженно отдал свою пламенную жизнь.

Прощай, родной.

Казанский Губернский Комитет

партии лев[ых] С.-Р.

ЦСПИ ГПИБ. Коллекция листовок.

– Типографским способом.

Листовка Казанского

Военно-Революционного Штаба ПЛСР

«В борьбе обретешь ты право свое»

ПАРТИЯ ЛЕВЫХ СОЦИАЛИСТОВ-РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ

интернационалистов

Товарищи красноармейцы и матросы!

Что вы защищаете, и кого вас посылают убивать? Вам говорят, что вы защищаете власть Советов, свою рабоче-крестьянскую власть. Не верьте этому. Власти рабочих и крестьян давно нет в России. Есть власть кучки паразитов-комиссаров, сосущих подобно прежним помещикам и капиталистам, кровь народную. Есть власть партии коммунистов-большевиков, которая из-за этой власти идет на все преступления, десятками тысяч расстреливая трудящихся, поднимающих свой протест против этого нового ига. Эти новые властители наши действительно имеют все: и автомобили, и лошади, и теплые удобные квартиры и т. д. Вы же, товарищи красноармейцы, как и весь трудовой народ, получили только новые угнетения, только новые плети и пули.

Командиры из прежних царских офицеров по-прежнему получают тысячное жалование и пьянствуют с проститутками, в то время как вы сотнями заболеваете от голода и холода в грязных казармах.