Текст книги "На внутреннем фронте Гражданской войны. Сборник документов и воспоминаний"

«Анархисты, у них миллионные суммы, несомненно на средства белогвардейцев» и пр[очее]. Какая грязная ложь!

Анархисты умеют сами брать, если это понадобится. Средства, на которые мы здесь работаем, отняты – экспроприированы нами в так наз[ываемом] Народном Банке на Большой Дмитровке. Помните, вероятно, немало было наделано шуму и жертв чрезвычайников, стрелявших куда попало. Объяснений достаточно, откуда средства. Провокация не удалась.

Труженики земли, каторжники фабрик и заводов, красноармейцы орудие власти! Разжигайте пожары Бунта, Революции! За независимость! За Анархию!

Вперед, за топоры!!

Товарищи; гоните тюремщиков Воли и Революции! Бейте коммунистов-провокаторов! Берите на учет комиссаров-чрезвычайников!

Рабочие! Выходите из партии политического жулья, не принимайте участия в партийной неделе – запугивания и насилия!

Готовьтесь к празднику!

За партизанство! За Революцию освободителей от рабства! За Вольницу!

За Конфедерацию труда!

ТОЛЬКО НАЧАЛО

Взрыв в Леонтьевском переулке – это очевидное начало новой фазы борьбы революционного элемента с красными политическими авантюристами.

То, что случилось, следовало ожидать. Наглость комиссаро-самодержавия – причина случившемуся.

Нельзя не приветствовать этот акт. Слишком уж обнахабились „коммунисты“-комиссары. Издевательством над всем честным и революционным, а также садистическими расстрелами подготовлена основательная почва для террора слева.

Нет никакого сомнения, что вслед за актом в Леонтьевском последуют другие акты. Они неизбежны. Слишком развратили лидеры партию коммунистов, чтобы она могла понять задачи момента и воскреснуть от политического дурмана.

То идейное разложение партии коммунистов, которое наблюдается во всех действиях власти, превзошло все предположения, и это разложение уже способно заразить среду, его окружающую.

Поэтому задачей дня является ликвидация партии „коммунистов“ с политической арены и абсолютное уничтожение ее всякого влияния даже на те немногие группы населения, которые так или иначе, в силу своего политического привилегированного положения, заинтересованы в существовании партии «коммунистов».

Группы эти немногочисленны. Они составляются из промотавшихся торгашей спекулянтов разных рангов, профессионалов государственных чиновников, а также из части оторвавшихся от массы рабочих, исполняющих служебную роль у комиссаров – точно так же, как в свое время они выполняли эту роль у жандармов царя.

Ясно, что эти группы никогда не были застрельщиками революции. Это та политическая саранча, которая может опуститься на любое политическое поле, лишь бы было на нём много еды. Но эта политическая саранча все же представляет из себя политическую силу. Массовая борьба с нею порой безуспешна, ибо рабочий класс, отощавший от голода, потерял революционную волю.

Для экономии революционной энергии в настоящее время возможна лишь борьба с динамитом. Политическая саранча разлетится от взрывов, массовое же пролетарское движение впоследствии завершит начатое дело.

Поэтому очередным вопросом подполья является организация динамитной борьбы с режимом Совнаркома и чрезвычайками и организация массового движения там, где это возможно, для создания новых форм общественно-экономических организаций по принципу безвластия.

Комиссары и генералы снова загнали нас в подполье. Анархическое движение лишено свободы слова.

А коли так, так мы с комиссарами и генералами отныне начнем разговаривать на языке динамита.

Посмотрим: кто кого переспорит!

Рабочие Запада уходят в подполье

«La legalite nons tue!»

(«Законность нас убивает!»)

О. Барро

События последних месяцев определенно указывают на усиленный рост подпольного движения угнетенных масс во всех частях света. Такие факты, как заговоры анархистов в Италии (в Риме, Турине и в Сестри Потенто), террористические акты в Милане, взрыв резиденций и покушение на судей и членов конгресса в Америке (Нью-Йорк, Питтсбург и Филадельфия), покушение на Вильсона и Клемансо, принятие в Глазго конгрессом английских рабочих тактики прямого действия, усилившееся недовольство рабочих Европы и Америки своими вождями, отказ индусов Южной Африки от подчинения законам (ибо законы защищают только права белой расы) – все эти факты говорят сами за себя и открывают перед нами картину нового периода в развитии революционного движения угнетенных всех стран.

Если, с другой стороны, мы перечислим сообщения такого рода, как, напр[имер], захват партизанами Габриэля д’Аннунцио (Италия) города Фиуме, образование «Зеленой армии» в России и партизанских отрядов в Сибири и на Украине, формирование Маннергеймом партизанских отрядов в Финляндии и фон Гольцем – в Германии, – то мы можем с полной уверенностью утверждать, что все эти факты говорят за близость крушения всей вообще государственной системы всех стран мира.

Для нас не столь существенно то обстоятельство, что многие руководители этих партизанских отрядов реакционны – важна принципиальная сторона данного вопроса, а именно – подрывается или не авторитет власти и правительства в народных массах фактом существования партизанских отрядов или же фактом избрания угнетенными незаконных методов борьбы за свою независимость.

Даже английские рабочие, привыкшие до сего времени вести легальную (законную) борьбу с правительством (ибо Англия не в пример прочим конституционным странам была страной демократических свобод и легальных возможностей), даже он, привыкший уважать законность и твердо веривший в парламент и своих депутатов – ныне встал на путь прямого действия, на путь революционный (а следовательно, не дозволенный законами) борьбы. Конгресс профессиональных союзов в Глазго большинством 2/3 (2.500.000 против 1.100.000) принял метод прямого действия, т[о] е[сть] применение стачек и других революционных мер для достижения своих целей, вплоть до свержения правительства Ллойд-Джорджа.

„Законность нас убивает!“ – сказал некогда Одиллон Барро. Эта привычка к законным (легальным) способам борьбы была единственной помехой революционному движению в Англии, она-то и удерживала до сего времени рабочие массы Англии от революционных выступлений даже тогда, когда можно было рассчитывать на бесспорный успех.

Но власть неумолима, она упорно толкает трудящиеся массы на путь беспощадной борьбы с ней, она выбивает идею законности, идею легальной борьбы из самых упрямых голов и толкает угнетенных в подполье. Так было в России при Николае Кровавом, при Александре IV Керенском, а теперь Владимире III Чрезвычайном, то же самое мы наблюдаем в Германии, Франции, Австрии, Америке, а теперь и Англии.

Опыты всех революций показали, что лишь подпольная борьба революционизирует угнетенные массы и что лишь она обеспечивает успех революции. Вставши на путь незаконной (подпольной) борьбы с правительством Керенского, трудовая Россия тем скорее добилась победы революции в октябре. После октября 1917 года угнетенные массы России поверили в законную возможность завоевания хлеба, воли и мира, на которые они имели право, завоеванное ими в октябре, но вера в закон, вера не в себя, а в советскую власть дала новые ужасы и голод, войну и чрезвычайку.

Исход из создавшегося положения один, на который уже вступили угнетенные всех стран – немедленное вступление рабочих, крестьян, трудовой интеллигенции и красноармейцев России на путь прямой незаконной борьбы с существующей властью. И лишь только этот путь – борьба против законного издевательства всеми незаконными средствами (стачки, террор, восстания) вплоть до подготовки новой Третьей Революции за высшую свободу, за независимые союзы трудовых масс, за Всероссийскую Конфедерацию вольных объединений – лишь только он обеспечит нам Мир, Хлеб и Волю.

И только лишь тогда можно будет рассчитывать на поддержку угнетенных Запада, когда мы действительно обретем свободную Россию, когда пролетариат Запада определенно будет знать, что он поддерживает не режим Чрезвычайки, а режим Свободы.

Время не ждет. «Добьемся мы освобожденья своею собственной рукой!» Все угнетенные России – в подполье! Организуйтесь в союзы для борьбы с властью и режимом чрезвычаек, формируйте отряды партизан для борьбы с белым и красным империализмом! Не ждите от хлебной монополии – хлеба, от переговоров советских империалистов с Эстляндией и другими – мира, от всероссийской чрезвычайки – свободы, от Деникина – братства и равенства!

Русские рабочие, крестьяне, трудовая интеллигенция и красноармейцы! Угнетенные Запада ждут твоего освобождения, дабы протянуть вам руку братской помощи! Довольно спать и ждать, когда потоки крови зальют вас и похоронят в своих берегах.

Рабочие Запада уходят в подполье. Очередь за тобой, рабочая Россия!

Поднимайся на новое восстание, на Третью Революцию за Всероссийскую Конфедерацию угнетенных трудовых масс!

Рабочие, крестьяне и красноармейцы!

Организуйте революционные партизанские отряды для борьбы с красной и белой реакцией.

МЫ ОТМЕЖЕВЫВАЕМСЯ

Маленькое введение.

На одном собеседовании, возражая предыдущему оратору меньшевику, докладчик большевик говорил приблизительно следующее:

– Вы, меньшевики, хороши лишь, пока критикуете других. Посмотрите, что делается там, где в ваши руки попадает руководство над обществом. Вот теперь в Германии правительство Эберта-Шейдемана. Это же настоящая меньшевистская власть! И что же? Наемный труд, основное зло капитализма, сохранен. Фабрики не переданы в руки рабочих, земля не передана в руки крестьян. Голод, безработица, войны – все это еще хуже, чем прежде. Под предлогом необходимости потерпеть, пока не оправится страна, сохранена армия и бюрократия, ограничена свобода стачек, собраний, слова и печати. Под тем предлогом, что все это делается для осуществления социализма в будущем, вы расстреливаете тех, кто восстает, чтобы его осуществлять сейчас же. Вы скажете, что все же рабочему классу лучше, потому что он стал у власти, к которой его не допускала буржуазия, но это неверно. Шейдемановская власть правит именем рабочих, но им от этого не лучше. К власти же пришел не рабочий класс, а отдельные рабочие, которые при этом оторвались от рабочего класса. А то, что бывшие рабочие стоят у власти, это лишь перемена лиц, но система капитализма остается та же. Это все равно, как если бы несколько бывших рабочих стали капиталистами: рабочий класс должен против них так же бороться, как и против другого предпринимателя.

И так как меньшевик развил своеобразную теорию, что социализм так выгоден для всех слоев общества, не только для рабочих, что можно убедить буржуазию также стать социалистами, так как, несмотря на отказ от капиталов, им все же в новом обществе будет житься лучше; чем теперь, то большевик продолжал:

– Да, верно, что при переустройстве общества на трудовых началах производительность так повысится, что все будут пользоваться большим благосостоянием, чем теперь буржуа, так что им было бы выгодно примкнуть к социализму. Но они этого никогда не сделают вследствие своей косной классовой идеологии. И мы не можем ждать, пока они согласятся сами, а должны силой их экспроприировать…

Тогда, как анархист, я ответил:

– Пока вы спорите с меньшевиками, вы правы, потому что они стоят на точке зрения постепеновщины, а вы на точке зрения социального максимализма, немедленного общественного переустройства. Но власть вас делает теми же постепеновцами, хуже меньшевиков. Вы у власти в России, но что же изменилось? Фабрики и земля не в руках трудящихся, а в руках предпринимателя – государства. Наемный труд, основное зло буржуазного строя, существует, поэтому неизбежны голод и холод, и недостаток рабочих рук при одновременной безработице. Ради «необходимости потерпеть» для лучшего будущего, ради «защиты уже достигнутого» сохранена армия, бюрократический аппарат, отменено право стачек, слова, собраний, печати. Вы создаете красный шовинизм-милитаризм, но что же защищать рабочему? Вы скажете: зато буржуазия отстранена, а рабочий класс у власти, но я скажу то же, что вы про меньшевиков: у власти лишь отдельные рабочие. Они теперь лишь бывшие рабочие, оторванные от своего класса. Угнетенные, по существу, не могут быть у власти: если же власть называет себя «пролетарской», то это даже худший обман. Вы будете возражать, что вы тоже хотите анархии, но нужно сначала сломить врага, а потом власть сама по себе упразднится. Но это тот же меньшевизм! Я верю, что у вас лично, субъективно, могут быть хорошие намерения, но объективно, по существу, вы представители класса чиновничьей бюрократии, непроизводительной группы интеллигенции. Даже вам анархический строй даст большее благосостояние, чем теперь, но из-за своей наглой, классовой чиновничьегосударственной идеологии люди, стоящие у власти, никогда от нее не откажутся; поэтому как нельзя ждать примирения буржуазии с социальной революцией, а нужно применить силу, так нельзя ждать примирения властителей с анархией, а нужно сейчас же силой разрушить власть.

А ссылка на фронт – любимый прием постепеновцев. Так Керенский, сохранив в России капитализм, звал рабочих вместе с Корниловым идти на фронт защищать «свободы»: так и вы, создав «бескомитетную», с царским офицерством милитаристическую красную армию, зовете не бунтовать против нового гнета, а идти на фронт защищать «уже достигнутое».

Мы смотрим не на красную вывеску, а на факты; и мы видим, что ваша политика, как и в свое время и союз Керенского с Корниловым, ведет к неизбежной реакции внутри. Ничего еще не достигнуто и нам нечего защищать.

Мы зовем к немедленному восстанию за хлеб и за волю, а потом будем защищать свободу оружием свободы, а не рабства!

Только такою, мне кажется, и может быть позиция анархиста по отношению к «революционной власти». Ведь в том-то и состоит отличие анархиста от социалиста, что он считает, что ничего не изменилось, пока существует власть. Большевики прекрасно понимают это. Так, в брошюре «Анархизм и коммунизм» Е. Преображенский пишет, что лишь те анархисты, которые столь же непримиримо относятся к Советской власти, как и ко всякой другой, сохранили верность своему учению, хотя, конечно, Преображенский считает это учение «книжным» и «контрреволюционным».

Со времени того собеседования прошло полгода. Большевики пошли дальше по наклонной дорожке – твердой власти («революционной»). Мы же, последовательные анархисты, видя, что под красной вывеской социализма скрывается лишь самодержавие чрезвычайки, ушли в подполье, чтобы иметь возможность продолжать всякую борьбу за свободу. В наших подпольных листах мы зовем угнетенных на борьбу против контрреволюции всех цветов, на восстание за хлеб и за волю. Нетерпимые ко всему неподвластному им, большевики тем временем предпочли сдать Украину белым, лишь бы задушить анархистское повстанчество. Восстановив столыпинские военно-полевые суды (чрезвычайный и революционный трибунал), они расстреляли наших братьев – борцов за свободу. И с новым самодержавием мы повели ту же борьбу, что и со старым, мы ответили смертью за смерть! В течение двух лет революция шла на убыль, но по мере контрреволюционирования верхов, как это всегда бывает, массы вновь революционизируются, и как поворотный пункт, как начало нового нарастания революционной волны является борьба 25 сентября.

И начиная борьбу за новую революцию с новым самодержавным государством-капиталистом, мы ожидали, что, как в свое время при царском строе, будет запрещена не только деятельность, но и сочувствие анархистам; что, как при царизме, будут изъяты все анархические книги; что не только не допустят никакой анархистской легальной организации, но и что называться анархистом будет столь же опасно, как и до февральской революции; что вся казенная печать начнет идейную борьбу с анархизмом, в то время как для практической борьбы с ним будет введено военное положение и состояние чрезвычайной охраны; мы сознательно шли на все это потому, что мы должны быть с загнанной в подполье революцией, чего бы это ни стоило.

Но честность – плохая политика для угнетения, в особенности для власти «революционной», которая более всякой другой держится на обмане. Для практической борьбы с нами власть прибегла к испытанным приемам охранки; но в области идейной она придумала нечто новое. Прекрасно сознавая, что именно мы поступаем как анархисты (плох или хорош анархизм, это другой вопрос, но мы от него не отступили), власть предпочла умолчать это перед массами. Большевики повторяли провокацию апрельских дней. Они дали патент на идейность тем соглашателям, которых они по праву презирают как отплывших от берега анархии и не приплывших к берегу государства; нас же всячески стараются изобразить не то как бандитов, не то как белогвардейцев, не то вовсе о нас умолчать.

Большевики не могут написать в своих газетах, что вот, мол, выступили анархисты подполья, которые считают, что у нас теперь в «советской» России самодержавно-капиталистический строй и, собственно, с этим ведут борьбу, а большевики, мол, считают, что у нас в России свобода и анархистам бороться не за что, потому что если бы они изложили открыто их и нашу позицию, то народ бы сразу разобрался в истине. Это умолчание – логический вывод из идеологии нового самодержавия, тем оно и отличается от царизма, что пытается уверить пролетариат, будто действует для его блага. С большевиками мы ведем борьбу, они наши враги, и мы не можем заставить врага применить честные способы борьбы.

Пусть себе пишут, что никакие анархисты не участвуют в «Анархии», пусть себе уверяют, что это белые взрывают предателей революции, пусть доказывают, что это буржуазия борется против великого сохранения капиталистического строя, – у нас есть своя бесцензурная печать, и мы сможем бороться с нелепым обманом.

Но в этом вопросе есть еще одна сторона, и для того чтоб покончить с ней раз навсегда, я принужден был так подробно определить нашу позицию.

Эта сторона – позорная роль легальных так называемых анархистов, от анархо-большевиков до «склонных к подполью, но только не теперь», их престыдное пособничество казенному обману. Именно они виноваты в том, что в течение двух лет новые самодержцы могли безнаказанно морочить массы, указывая, что «все анархисты идут в красную армию и в советские учреждения, даже анархисты признают, что Советская власть защищает интересы трудящихся», именно они дали большевикам возможность писать, что «никакая анархистская группа не причастна к листовке «Где выход?», что «никакая анархическая группа не ведет террора против властителей».

Именно эти анархисты около двух лет мешают нам вести анархическую борьбу против власти, пугая, что в ответ на подпольную деятельность большевики расправятся со всеми им известными (значит, легальными) анархистами; когда же мы указывали, что существование кучки отступников не может заставить нас отказаться от анархистского образа действия, когда мы им предлагали, если они не могут работать подпольно, то пусть они просто очистят политическую арену, то они отвечали: «Пусть нас расстреляют, но мы не уйдем в подполье».

Приравнивая большевиков к самодержавию, заняв сами всегдашнюю непримиримую позицию анархистов, к кому мы можем приравнивать тех, кто занимает посты на службе у власти, кто идет в бессильную перед миром правителей «Государственную думу» (ВЦИК) для «пропаганды анархизма»?

Мы их можем приравнять разве только к кадетам или октябристам!

И так же мало, как считались бы безмотивники 1905 года с «товарищем», который полез бы для информации и некоторых заявлений в Государственную думу, так же мало можем мы считаться с новыми «октябристами» (не от 19, а от 25 октября), лезущими в ВЦИК.

Самодержавие не потерпело бы, чтоб кто-либо назывался анархистом, но оно могло терпеть октябриста; большевистское правительство может терпеть существование, литературу и даже деятельность нового октябриста (легального «анархиста»), но не может терпеть даже названия анархиста, а тем более анархиста подполья!

Начиная нашу великую борьбу, мы не ждем от власти честных приемов борьбы, но от «анархистов», хотя бы в кавычках, мы потребуем, чтобы они не помогали обману власти, предоставляя к ее услугам свое «анархическое» имя.

Наступает полное размежевание власти и анархизма: власть не может больше терпеть анархизма, грозящего самому ее существованию; поэтому мы предупредили легальных «анархистов», чтоб дать им возможность приготовиться к контратакам власти.

А они, не желая понять, что анархизм – гигантская вековая борьба, где нужно ставить на карту не только спокойное прозябание, но и жизнь, хотят во что бы то ни стало продолжать интеллигентскую игру бирюлью группой, голосований резолюций!

Синдикалисты клеймят «безумную попытку» и зовут чрезвычайку к беспощадной мести; остальные же отмежевываются от воплощения слов в дело и думают, что так и впредь им удастся избежать барской немилости.

Григорий Петров (сидит справа) и Людмила Мокиевская-Зубок (стоит слева в черкеске, подаренной Петровым) (1918 г.)

Афиша о митинге левых эсеров (1918 г.)

Илья Майоров

В первом ряду Мария Спиридонова и Александра Измайлович на каторге

Спиридонова, Майоров, Измайлович и Каховская в ссылке в Самарканде (1930 г.)

Мария Спиридонова (открытка немецких анархо-синдикалистов)

Евгений Мальм (1920 г.)

Похороны погибших в Палатовке

Обложка дела «Свинец» (1920 г.)

Развалины дачи в Красково, где помещалась подпольная типография анархистов

Фанни Каплан (фото из следственного дела, 1918 г.)

Следственный эксперимент на месте покушения Каплан на Ленина (в шляпе Яков Юровский, 1918 г.)

Дмитрий Донской

Военный врач Донской

Доктор Донской с пациентом

Донесение Н. Ежова о Н. Гладкове

Взрыв в здании МК РКП(б) в Леонтьевском переулке

Взрыв в здании МК РКП(б) Леонтьевском переулке

Внутренний вид здания МК РКП(б) в Леонтьевском переулке

Последствия взрыва в здании МК РКП(б) в Леонтьевском переулке

Мертвые Казимир Ковалевич и Петр Соболев

Василий Манцев и Наталья Рославец, осуществлявшие допросы «анархистов подполья» и эсеров-максималистов

Перед лицом угнетенных всего мира мы отмежевываемся в последний раз от пособников нового самодержавия и говорим: мы не виноваты, что часть ваших угнетателей и обманщиков, так или иначе стоящих около власти, назвали себя «анархистами» – не к этому анархизму мы вас зовем; анархисты те, что всегда с угнетенными и которые будут загнаны властью в подполье, пока власть не уничтожит нас или мы не уничтожим власть.

«Анархистам» же в кавычках мы в последний раз напоминаем, что анархизм и безопасность несовместимы и что в гигантской борьбе между вновь возрожденным царизмом и угнетенными им придется стать на ту или другую сторону. Пока мы ей не мешали, власть нас терпела; но скоро, очень скоро белая или красная власть, все равно которой удастся восторжествовать, как во время реакции 1906–1908 годов, не потерпит черного знамени даже над простоквашными лавочками, не потерпит слова «анархист» даже в кавычках.

Если они неспособны бороться, то пусть уйдут от политики к частной жизни. В этом мы им всячески поможем. Но болтаться в ногах борющихся – это не допустят ни власть, ни анархисты!

Если же они хотят идти с нашими врагами, то пусть знают, что участь власти – будет их участь. Но партийные комитеты (хотя бы они и назывались «анархо-синдикалистскими коммунистскими»), которые солидаризуются с комитетом большевиков, призывая к мести и предлагая усмирить чрезвычайке в целях раскрытия нашей организации, пусть остерегутся, чтобы их не постигла та же участь, что и тех, кому они «соболезнуют».

Чтоб отмежеваться от нас перед властью, «анархисты» в кавычках собрали подписи полдюжины групп, все существование которых выражается в штампе и печати; чтоб отмежеваться перед лицом угнетенных от позорных союзников угнетения, нам достаточно одной подписи:

Мы, анархисты подполья.

ЧТО ТАКОЕ КОНФЕДЕРАЦИЯ ТРУДА?

Прошедшей революционной борьбой доказано, что Советы волею политических партий превращаются в парламенты с большинством голосов, затем с большинством какой-либо партии, а впоследствии подменяются диктующей партией и чрезвычайками.

Словом, эволюция с советами от царского самодержавия приводит к диктатуре чрезвычаек и затем к царствованию Троцких или Лениных.

Такова трагедия и комедия с Советами.

Для того, чтобы избежать этой политической метаморфозы, анархизм всегда рекомендовал угнетенным перелагать центр тяжести борьбы за хлеб и волю из области политической в экономическую.

В настоящее время, когда угнетенные уже имеют возможность проверить справедливость заявлений анархистов, анархисты подполья выступили с декларацией, в которой предлагают угнетенным организоваться в Конфедерацию труда.

При том колоссальном развале производства, какое наблюдается сейчас, переход к организации общества на принципе безвластия и децентрализации неизбежен.

Конфедерация труда – это не есть искания формы общества.

Мы отрицаем существование Совнаркома не потому, что там сидят противные персоны; мы отрицаем его за ненадобностью и притом гибельностью для революции.

«Совнарком», это бывший Совет Министров. Словом, это старая форма буржуазного порядка, построенная по принципу централизации и «сильной власти». Для сохранения всех атрибутов власти необходим и прежний арсенал чрезвычайных средств: появляются чрезвычайки. И существование «Совнаркома» без чрезвычаек немыслимо, и наоборот.

Но так как «Совнаркомская» система вырастает из существования политических советов, то мы и отрицаем и советы, как политическую форму общества.

Против общественно-экономических советов мы не возражаем.

Вот почему взамен советско-совнаркомской системы мы предлагаем федерации и конфедерацию труда.

Труд федерируется по производствам.

Скажем, транспортники федерируются (объединяются) в свою организацию транспортников на принципе самоуправления и автономии в отдельных организациях, к ним примыкают и те предприятия, 60 процентов труда которых идет на транспорт.

Таким образом создается интегральное хозяйственное объединение транспортников, вытесняющее Комиссариат Путей Сообщения и управляющееся снизу вверх созданными Самоуправляющимися организациями.

Точно таким образом создается федерация хлебопашцев, горного и поливного промысла и др[угих].

Каждая из таких федераций имеет свой фонд: федерация хлебопашцев – хлеб; федерация транспортников – транспорт, топливники – топливо; текстильщики – возможность производить материи и т[ак] д[алее].

Этим фондом федерации обмениваются между собою и произвольно устанавливают у себя как оплату за труд, так и все остальные потребности. Уничтожая государственные вмешивания как на личность, так и на все блага.

Все эти федерации объединяются в Конфедерацию, объединяющий орган которой никакой властью не пользуется.

Комиссариат внутренних дел совершенно упраздняется за ненадобностью.

Полиция, как институт насилия – уничтожается. Охрану же организуют – домовые комитеты и объединения.

Обязательная воинская повинность уничтожается. Организуется для революционной борьбы партизанское повстанчество с выборностью руководителей и организаторов. Каждая из федераций выделяет организованное и тесно с ней связанное революционное повстанчество и снабжает его. Обязательность устанавливается между всеми объединениями на договорных началах.

Вот приблизительно те краткие штрихи, на основании которых мы рекомендуем угнетенным строить свое общество.

Это не Анархия. Анархическое общество вырастет непосредственно из этого общества.

И если мы, анархисты подполья, развиваем свою революционную борьбу, то это не значит, что мы стремимся к власти; мы лишь одного желаем: это чтобы угнетенные перестали быть толпой, а мы ее лакеями. Мы желаем своей и свободы других.

Под знаменем черным гигантской борьбы

Жми – дави!

(К голодовке в Бутырской тюрьме)

Вот лозунг казенного большевизма по отношению к анархизму и анархистам в России.

В столицах, там, где старые генералы от анархизма, словно бычки на веревочке идут сзади большевиков, ничего не делают и пляшут под их дудочку – там они процветают благополучно. Не то мы видим в провинции, где анархистские организации громятся, товарищи арестовываются и расстреливаются.

Революционеров-анархистов со всех концов России свозят в Москву, в Бутырки, где они сидят без суда и следствия – даже без предъявления какого бы то ни было обвинения – по 6 и по 9 месяцев и где их расстреливают. Так, например, 15-го сентября с[его] г[ода] в Бутырской тюрьме закончилась семидневная голодовка наших товарищей, требовавших своего освобождения.

Результатом голодовки явилось освобождение т.т. Маркова, Уранского, Смирнова, Барона (из группы молодежи), Епифанова и Найкруга.

Дела остальных – Ходеса, Петрова, Шелопаева, Огурцова, Правды, Соколова и Жебенева – остались в том же положении, как и раньше. Оставшиеся в тюрьме товарищи в настоящее время находятся на излечении при тюремной больнице.

ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА

с единственного фронта, который мы признаем —

с фронта анархической социальной революции.

В течение последних двух недель производились обыски и аресты у известных чрезвычайке (т[о] е[сть] легальных) московских анархистов. Не имея возможности отомстить анархистам-революционерам за их подпольную деятельность, большевики обрушились на легальных анархистов, стараясь отыскать (хотя бы в окурках, в пепельницах) следы связи с нами. Насколько нам известно, были арестованы и такие экс-анархисты, как Оргеиани и Гордин, и анархо-большевики вроде Максимова, и всячески отмежевавшиеся от нас Набатовцы и анархо-коммунисты советского толка. Также были обыски и аресты у ряда отошедших ныне от движения, бывших членов федерации молодежи. В ряде квартир товарищей, а также у Павлова (в клубе «Набат», Чернышевский, 18), у Карелина (секретариат В.Ф.А.-К.) были поставлены засады.

Наших товарищей мы вновь предостерегаем от хождения в провокационные западни легальных анархистов: они или попадут в засаду, или поведут за собой шпиков, и советуем раз навсегда запомнить, что заявлять нынешней власти о своем анархизме также глупо, как и в свое время царизму.

Любителей же твердой власти – Ленина, Деникина и Чрезвычайку мы извещаем, что ни один из анархистов подполья не обыскан и не арестован. А их действия по отношению к «анархистам» в кавычках помогут, надеемся, хоть некоторым из них отрезвиться и отбросить «кавычки» своей легальности.

Одоев, Тульской губ[ернии]

Арестована группа анархической молодежи, члены – Петров, Огурцов и Шелопаев заключены в Бутырскую тюрьму; обвинение не предъявлено вот уже 8-й месяц.